Защита вместо борьбы

Я давно мечтал сказать какую–то настоящую правду о защите растений. И вот мечта сбылась: анализ результативной защиты выявил целый свод правд! Привожу те, что необходимы и достаточны для осознания смысла и самого понятия защиты. Все цитаты беру из Коваленкова.

О препаратах и графиках обработок

Не вдаваясь в стратегические умствования, наши защитники обычно решают одну проблему: когда и чем обрабатывать? Вопрос очень важный! Есть три пути решения. 1. Ждать распоряжения главного агронома. 2. Работать по утверждённой программе, технологической карте или графику. 3. Полагаться на свой опыт и наблюдения.

Верный способ — третий. Но он крайне не популярен ввиду наказуемости инициативы. Главный обычно занят и ему не до защиты. Посему все уповают на программы учёных.

Учёные выдают кучу программ. Но они работают так же, как симптоматические лекарства: сегодня легче — завтра в гроб. Почему? Из–за катастрофической неполноты данных. Для точной работы надо заранее знать ситуацию здесь и сейчас: численность вредителей, численность хищников, скорость развития тех и других, сегодняшнее качество ваших препаратов и устойчивость к ним вредителей.

1. БИТЬ ИЛИ НЕ БИТЬ — ВОТ В ЧЁМ ВОПРОС.

А надо ли химичить? Вам нужна а) численность самого вредителя, б) соотношение вредитель/хищник. Эффективные соотношения для большинства насекомых давно известны.

Если хищники пришли вовремя и их достаточно, вредитель вспыхнуть уже не сможет. Цени такую помощь! Часть химии необходимо заменить биопрепаратами. Грохнешь хищников — получишь рост вредителя.

Если вредителя необычно мало или хищника необычно много, и соотношение явно в пользу хищника — тем более, биопрепаратов будет достаточно. Такое соотношение — удача! Встрянешь с жёстким ядом — резко усилишь новое поколение вредителя, и в следующем году получишь вспышку по полной программе. Ну, и всю привычную суету, дотации, откаты…

Если вредитель уже года два в стабильном провале, жёсткая контактная химия только навредит: кроме хищников, удерживать популяцию в минимуме могут только биопрепараты. Только бактерии и гормоны уродуют яйца и личинок будущего поколения, не трогая хищных насекомых.

И только в начале работы, когда хищников мало, а вредителя слишком много, нужна точная выравнивающая химия. Но с одной целью: обеспечить работу биопрепаратов.

Кстати, о дотациях и откатах. Надёжный метод защиты от грамотной защиты! Обрабатываются все руководящие личности. Кроме общего вреда — ничего, и устойчивость почему–то не возникает. Наоборот, возникает зависимость. Видимо, дозы хорошо рассчитаны!

2. ЧЕМ БИТЬ? Вовсе не факт, что препарат, купленный в этом году, качественный. И не факт, что вредитель от него послушно вымрет! Как уже упоминалось, в нашей практике из двадцати работают один–два. Посему нужен быстренький анализ эффекта ваших препаратов против основных вредителей — немного, всего сотни две лабораторных опытов.

Опыт делается просто: ловишь кучку вредителя всех возрастов, рассаживаешь его по плошкам и прыскаешь разными концентрациями яда. Где сдохло минимум 95%, там и есть нужный раствор. Это — смертельная концентрация, СК 95. Чтобы получить раствор для работы по растениям, эту СК надо утроить. Поле ведь не плошка: ветер, солнце, кроны, листья, форсунки забитые — всё мешает.

И не удивляйтесь, если доза, рекомендуемая по инструкции, в десятки, сотни раз меньше вашей СК. Вредитель уже устойчив, или раствор уже не токсичен — одно и то же.

Выпуская новый яд, фирма гарантирует эффект: рекомендует дозу, которая в десятки раз выше СК. Мы радуемся, начинаем наслаивать препарат, и уже через 3–5 лет рекомендуемая доза становится в десятки раз меньше СК!

Отсюда правда первая: реальный эффект препарата зависит от места и времени, и может меняться в десятки раз. Его можно выяснить только на опыте.

Что делать, если все купленные препараты уже потеряли эффект? Есть неплохой выход: резко повысить концентрацию с помощью малообъёмных опрыскивателей. Одно дело — развести 2 кг препарата в тонне воды, и совсем другое — в 50 литрах. Норма на гектар та же, а эффект двадцатикратный! Многие ослабевшие препараты идут в дело.

И, конечно, все препараты работаю почти вдвое лучше, если наносятся ночью, с 22.00 до 6.00: ветра нет, смачивание лучше, а испарение очень медленное — системники успевают хорошо впитаться, а контктники побольше зацепить.

Вдуматься — это ведь так просто: собрал, побрызгал — и всё видишь. Но никто этого не делает! Нет, положительно дело не в урожае, братцы.

3. КОГДА БИТЬ? По какому возрасту лучше работать, чтобы накрыть максимум? В какой пресветлый день наступит этот возраст? Следи за погодой, наблюдай развитие вредителя. Насколько падает эффект с каждым днём опоздания?

Обычно всё решает пара дней.

Все вредители тем уязвимее, чем моложе. Юная личинка очень чувствительна и к ядам, и ко всем прочим стрессам: холоду, жаре, бескормице, хищникам и болезням. Средние личинки уже вчетверо устойчивее. Старшие — на порядок. Фактически, их надёжно бьют только хищники. Гусеницы остаются юными 3–5 дней, а личинки тлей и щитовок — дня два. После этого эффект ядов начинает уменьшаться в разы, а слабые яды вообще не срабатывают.

Чем старше личинка, тем медленнее она гибнет. И чем слабее препарат, тем медленнее. Бывает, больше трети плодов повреждено дохлыми гусеницами. Почему же раньше не сработали?.. На яд понадеялись!

Тепло и влага ускоряют развитие личинок и созревание самок. Холод и сушь — задерживают. Погода может сдвинуть и кладку, и выход из яиц на неделю, а то и на две.

Как и растения, насекомые меняют стадии, накопив свою сумму активного тепла. Например, у плодожорки: 145ºС — кладка, 270ºС — вылупление. А тепло зависит не только от температуры, но и от влажности воздуха… В общем, есть один способ точно узнать срок: минимум через день наблюдать за развитием яиц.

«Чего-о?.. Яиц?! Да их же вообще не видно!» Видно, ещё как. Растут они, темнеют, цвет меняют. И не всегда дело в яйцах. Многим вредителям нельзя дать отложиться! Значит, надо знать момент массового вылета. А та же вишнёвая муха зимует в почве: вырой, отсей, найди! Этих лучше наблюдать у себя, устроив для них лабораторную зимовку. В общем, следить — это работа.

В целом, для большинства насекомых, лучший день химической обработки — пик массового вылупления личинок. Брызганёшь вчера — впустую: половина ещё не вылупилась. Прысканёшь завтра — на многих уже не попадёшь: расползлись, попрятались, вгрызлись. А дальше эффект обработок падает чуть не вдвое каждый день.

Отсюда — правда вторая: любая технологическая карта, любая заранее составленная программа обработок — ложь. Лить яды по утверждённому графику — то же, что каждые три дня пить горсть таблеток, даже не пытаясь поставить диагноз.

Агроценоз постоянно меняется, и чхать он хотел на наши программы. Его стабильность — продукт точного реагирования. Реальная защита — зеркально точное отражение конкретного места и времени. В каждом квадрате хозяйства свои очаги, скачки, состав и развитие патогенов — и препараты нужны строго по ситуации. «Универсальных схем в защите быть не может. Чтобы работать в пользу растений, надо сканировать ситуацию на всех бригадах каждую неделю».

Осталось добавить ещё несколько важных моментов.

Работать по каждому патогену — значит распылять кучу лишних ядов, горючки, времени и труда. Действительно умно — снимать одним проходом двух или нескольких патогенов. Но это нереально, если точно не знаешь эффект яда по всем предполагаемым целям.

Можно заметно усиливать эффект обработки, смешивая в одном баке препараты разных групп и классов. Что это за смеси? Этого нет в инструкциях, и надо всё выяснять на опыте. Некоторые подробности об этом — ниже.

Наконец, многие препараты, особенно РР и био, работают намного эффективнее, если повторить обработку через определённое время. Соответственно, важно точно знать, как работает препарат во времени. Если повторять, то когда? Опять следи за развитием противника — устанавливай новые сроки!

Но вот обработки сделаны, и вредитель подох весьма неплохо. Снята изрядная часть очередного поколения. Но спроси себя о главном: уменьшилась ли популяция?

О реальных показателях эффекта

Доказано: только при участии всех ландшафтных сил защита может быть настолько эффективной, чтобы вообще иметь смысл. Это позволяет нам выстроить приоритеты целей.

Стратегическая цель: минимально навредить ценозу и его хищникам. А ещё лучше — помочь.

Тактическая цель: в течение года уменьшить общую численность популяции патогена. А лучше — нескольких. И удерживать их в минимуме долго и счастливо.

Техническое средство для достижения этих целей: если надо, эффективно сбить конкретное поколение вредителя. И желательно не одного, а сразу нескольких.

Наконец, материальное средство: нашёл хороший препарат — береги его!

Обратим внимание: эффективная обработка — только средство защиты. Но в идеологии химзащиты это — единственная цель.

Отсюда и пляшем. Ну что можно делать, если «главная цель» — убить то, что сидит и грызёт? Наслаивать одно и то же, как дятел. Популяция при этом закаляется и растёт — потому что никто и не думал её снижать. Препарат теряется — потому что никто не пытался его сохранять.

И вот так, принимая средства за цели, мы и путаемся, предполагая одно, а получая совсем другое! 80% гусениц сдохло: ура! Но почему, бога ради, к осени их ещё больше?..

А можно ли точно определить, насколько верно вы сработали? Да, можно. Есть чёткий показатель эффекта защиты: последействие.

Правда третья: если следующее поколение противника не упало в численности — значит, сработал впустую. Напортачил, запорол, прощёлкал клювом!

Последействие снимает всякую путаницу. Оно исключает безответственность: не даёт закрывать глаза на свой реальный результат. Цель работы — деградация популяции. Значит, только следующее поколение точно показывает, что ты делаешь!

О «нехорошей» химии и «хорошей» биологии

«Звонят из тепличного комбината: «Помогите, тонем — белокрылка!!!» Едем, глянули — белым–бело! Собираем образцы. «Вы чего делаете?! Скажите, чем опрыскивать!» Так мы ещё не знаем! Давайте все ваши яды — будем проверять. Вытаращивают глаза, дают. Смотрим: из двадцати препаратов — один талстар. И даже аплауд, ингибитор хитина, про который японцы клялись, что устойчивость невозможна — и тот почти никак! Оставляем талстар, даём комплексную программу: не потеряйте препарат наслоениями — других нету! Но куда там: уже через год — ноль эффекта. Зачем наслаивали?! «Дык работал же хорошо…»

«Эффективный препарат для агронома — религия, панацея, наркотик. Хоть наизнанку вывернись — будут наслаивать. Хоть пару лет, хоть год подышать спокойно — а потом трава не расти!»

Приезжая в новое хозяйство, Коваленковы уже примерно знают, что там найдут: пару дееспособных препаратов из двадцати — и ошарашенных сим известием специалистов. Столько новых ядов каждый год, и вроде их меняют, ротацию соблюдают — а ситуация всё безнадёжнее! В чём дело?.. В том, что метод ротации работает только на бумаге, а особенно эффективно — на банковских счетах торговых фирм.

Список разрешённых препаратов пухнет на глазах — но вовсе не от новых препаратов, а от торговых аналогов старых (стр. ….). Чтобы ротация работала, нужно менять не названия, и даже не действующее вещество, а химическую группу. Чтобы её выяснить, надо лезть в справочники, и не во всяком найдёшь механизм действия… В общем, морока. Прибавьте сюда безотказный метод откатов, да дешёвые подделки «от Руслана»… Мы не просто наслаиваем — мы усердно закрываем на это глаза.

В итоге устойчивость к ядам не просто растёт, а прёт лавиной. Сначала яды слабеют на треть за сезон, а года через три — вдвое за сезон. В среднем, через 10–15 поколений популяция становится полностью устойчивой. Сегодня около семи десятков популярных препаратов — фос и пиретроидов — работают максимум три–четыре дня с эффектом в 30%. Неустойчивых вредителей уже нет. Многие устойчивы к нескольким химическим группам.

А что было бы, если бы мы использовали химию так, как надо: точно, умно и по делу, в сильных агроценозах, на фоне биозащиты? А была бы она отличным методом экстренной санитарной помощи, достаточно безопасным и очень эффективным. И польза была бы, и устойчивых насекомых не было бы. Только знать и кумекать в такой работе нужно ничуть не меньше, чем в биологической защите!

Правда четвёртая: мы сами убили химический метод, сделав из него религию и тупо наслаивая обработки. Мы сами сделали из химии бомбу. Думали, тут думать не надо! Чёрта с два: надо думать, да ещё как. Причём своей головой, а не чужими инструкциями!

Извечный вопрос: что же всё–таки правильно — химия или био?!

Это всё равно, что спросить у хорошей хозяйки: что же правильно в пироге — мука или начинка?.. Реальная защита — это единое хим–био–агро–эко. На части это делится только у нас в голове!

Вот цель правильной защиты: урожай цел, ценоз становится устойчивым, а патогены остаются неустойчивыми. Ни один метод в отдельности её не достигает. И химия тут особенно беспомощна. Вот уж кому нужна биозащита, так это ей! Без биопрепаратов — ноль перспективы: защиты не даёт, противников закаляет, ценозы убивает. Препараты на глазах сходят на нет, продолжая только травить людей и сосать деньги.

«Сохранить химию без биометода невозможно». Вот, оказывается, в чём проблема! И «химики» начинают это понимать. «Сингента» уже продвигает комплексную защиту, поддержав разработанные в Минводах схемы «взаимопомощи» химических и биологических препаратов.

«Биометод — не разовая мера, а идеология. И главная ошибка — замкнуть его на себе. Сейчас он эффективен не в отрыве от химии, а во взаимодействии».

«Главное в биологической защите — понимать и видеть, как работает химия». Во! А главное в химии — понимать, как работает биология. Чтобы помогать биологии с помощью химии, а химии — с помощью биологии. Добавим сюда ещё агрономию и экологию — и картина станет полной.

У каждого метода своя, строго определённая роль в системе защиты. Химия может эффективно снять вспышку. Но смысл защиты — удерживать противника в минимуме. Тут химия бессильна — зато сильна биология. Только она не нарушает равновесия и не вызывает новых вспышек. Уйти от массового вреда, обмануть патогена, подсунуть ему смесь устойчивых сортов — дело агрометода. Общая устойчивость, запас полезных микробов и насекомых — это может только ландшафт. Ну что тут можно делить?..

Правда пятая: реальная защита не делится на методы. Ни один метод сам по себе не защищает!

Сейчас защитники играют в игру, которая, как «Джуманджи», играет ими самими. Наслоил химию — патоген идёт к цели, а ты назад. Чередуешь химические группы — патоген стоит, и ты стоишь. Освоил взаимопомощь био и химии — вырвался вперёд. А победит только тот, кто оставит противника далеко позади — сведёт его к минимуму.

Вот теперь мы в состоянии представить себе, для чего по всем полям должны скакать зрячие и мобильные спецы по мониторингу. Теперь ясно, какого колоссального уровня осведомлённости требует такая работа. Для нас — невообразимый вал информации. А для грамотного защитника — необходимые данные, без которых он и не возьмётся защищать.

Вот лишь несколько примеров того, что знают и учитывают Коваленковы в своей работе.

Реальная защита на деле

1. ХРОНИКА ГРОЗДЕВОЙ ЛИСТОВЁРТКИ:

ДЕТАЛИ И ТОНКОСТИ ДЛЯ СПЕЦИАЛИСТОВ

ООО «ВИНА ПРИКУМЬЯ» — 450 га виноградников. Стандартная защита по технологическим таблицам — наслоения химобработок.

2002 год и раньше: восемь химобработок от гроздевой листовёртки. В итоге к 10 сентября заселено 60% гроздей, по 6–8 гусениц на гроздь. Десяток обработок от болезней не помогли спастись от массовой серой гнили. Урожай шёл на вино.

К сведению: сейчас в редких винодельческих хозяйствах урожай выглядит лучше. Листовёртка оккупировала почти весь юг. Поэтому танкеры с аргентинским и бразильским виноматериалом курсируют к нам с завидной регулярностью. По этой же причине у нас до сих пор нет закона о вине, и натуральные сортовые вина даже среднего качества — редкость, почти немыслимая для магазинных полок.

Анализ динамики показал: наслоения химии не просто не спасают — они даже не снижают запас листовёртки. Анализ устойчивости к ядам показал: из 19–ти стандартных работает только один (пиринекс), но и его эффективность падает в 3–10 раз за каждый сезон. Сумасшедшие деньги, отданные за яды, реально тратятся на содержание вредителя, потери урожая, травлю рабочих и усиление безработицы.

Подобрали эффективные яды: акарин, пиринекс; ингибиторы развития: инсегар, матч и димилин; бактериальные препараты: БТБ, лепидоцид, псевдобактерин. Ввели строгую ротацию разных групп препаратов. Укрепили технику, стали работать ночью, доставлять растворы на поля. Добились: всю площадь, в каждой бригаде по–своему, обрабатывали за двое суток. В 2004 впервые сделали полноценную чеканку — и эффект обработок вырос ещё больше.

Результат: ежегодно популяция листовёртки уменьшалась. Особенно тщательно снимали третье поколение — снижали зимний запас. За четыре года проблема была снята. Благодаря снятию химического пресса размножились хищники — они взяли на себя по меньшей мере треть популяции.

КАК СНИЖАЛИ ЧИСЛЕННОСТЬ ЛИСТОВЁРТКИ. Снизить общую годовую численность — и есть главная цель защиты. Хорошо видно, что главный инструмент для этого — биогенные и бактериальные препараты. Они выделены жирно.

2002: Би‑58, Би‑58+фьюри, инсегар, фастак+БИ‑58, инсегар, талстар, клипер. Три пика лёта: 16 мая, 1 июля и 25 августа — 500, 520 и 300 самцов на ловушку.

2003: талстар+данадим, моспилан (системник), инсегар,лепидоцид,лепидоцид. Пики: май — 180, июль — 200, август — 80 самцов.

2004: лепидоцид, пиринекс, БТБ, инсегар, лепидоцид. Пики: май — 120, июль — 80, август — 40 самцов. Повреждения не принесли убытков: 1 гусеница на 20–30 гроздей. Такого не было 20 лет!

2005: работали строго выборочно, по анализу численности. Первое поколение только на Агадаи и Дойне — дважды лепидоцид. Тут пик дал 50–80 самцов. Всё остальное — хватило одного лепидоцида: пики не больше 20–30 самцов. Второе поколение: инсегар, матч, БТБ. Третье — трижды лепидоцид, и только на Агадаи вместе с инсегаром или пиринексом: окончательно добить зимующих.

ДИНАМИКА РОСТА БИОМЕТОДА: 2002 г. — 10%, 2003 – 40%, 2004 – 60%, 2005 – 75%, 2006 – 92%.

ДИНАМИКА ВАЛОВОГО СБОРА: 2002 г. — 1000 тонн, 2003 г. — 3600 т, 2004 – 5140 т (это 114 ц/га!). В 2006, после морозов — 56 ц/га на неморозостойких сортах, в то время, как у соседей, с морозостойкими — 20–40 ц/га.

КАК РАБОТАЮТ БИОГЕННЫЕ ИНСЕКТИЦИДЫ. Именно в «Винах Прикумья» это было подробно исследовано.

Ростовые регуляторы (стр. …..). Можно работать и по началу массовой кладки, и по младшим гусеницам. Почти не убивают хищников.

Инсегар или димилин, 300–600 г/га: сразу гибнет 15–20%, через 5 дней усохла треть яиц и половина младших гусениц; через три недели — 100% гибель всех. Доза в 600 г/га повышает быструю гибель на 10–15%. Вывод: если лёт растянут (холодно, сухо) — умнее дать дважды по 300 г. А если лёт дружный — сразу 600 г.

Матч, 1 кг/га: через 5 дней усохло 40% яиц и сдохло 60% гусеничек; через 10–14 дней — 100% гибель всех стадий.

Биопрепараты. Отличаются большой универсальностью. Работают так же не сразу, и так же действуют на новое поколение. Не убивают хищников совершенно.

Битоксибациллин (БТБ), 4 кг/га: через 5 дней гибнет 30–40%. Но через две недели — до 70%, плюс две трети клещей. Из остатков четверть кукол не выводится, плюс треть бабочек — хромые. Общий эффект — 84%. Если повторить через 10 дней, эффект растёт до 95%

Лепидоцид, 4 л/га: через 3 дня — 20%, через 15 дней — 60%. Повтор обработки через 10 дней даёт 88% гибели. Новое поколение также на треть проваливается.

Смесь инсегара (300 г/га) с лепидоцидом уничтожила всю медяницу, и на следующий год она вообще не проявилась.

РР — чудесные препараты, которые надо пуще глаза беречь от частых и неточных применений — то есть от неминуемой потери. Их главный и уникальный эффект: провал нового поколения. То, ради чего и работаем! Биопрепараты так же работают на перспективу. Но агрономы реагируют в основном одинаково: «За такие деньги — и ещё полмесяца ждать?! Пока подохнут, всё сгрызут!»

Ну, во–первых: дал бы грамотную биозащиту в прошлом году — сегодня уже грызть было бы некому. Очевидное — невероятное! Во–вторых, медленно дохнут только старшие гусеницы. А зачем ждать, пока они вырастут?! Работай вовремя. И в третьих: если поколение сильно растянуто, а время упущено, можно сначала выровнять популяцию грамотной химией. Одна точная обработка — и остались только яйца. Работай био! Но льют всякую жёсткую химию — на всякий случай.

В начале кладки популяцию великолепно выравнивает связка инсегар + лепидоцид. Яйцо, «посеянное» на инсегар, уже «не взойдёт». Остаются только те, что уже отложены — одного возраста. Проклюнулись — тут их лепидоцидом. И всё чисто!

Авермектины. Контактно–кишечные яды. Очень универсальны и эффективны, дело только за качеством обработки. Чем жарче, тем лучше работают.

Акарин (агравертин), 2,5 кг/га: плодовый клещ дохнет на 90%.

Акарин + лепидоцид — все личинки гибнут на 90–93%, а лепидоцид ещё и уродует часть кукол.

Акарин + сапрен — сразу до 93%.

Фитоверм работает на уровне акарина или чуть лучше.

Контрольный химический кинмикс дал эффект до 30%.

Вызывают ли биогенные препараты устойчивость?

Правильный ответ: устойчивость можно вызывать ко всему. Биогенная синтетика — РР, стробилурины, неоникотиноиды (стр ….) — при наслоениях теряют эффект так же быстро, как и любая химия. Биопрепараты и авермектины, производимые из живых культур, сами генетически неоднородны, и к ним трудно приспособиться. Это происходит, но в десятки, сотни раз медленнее. И на среду они действуют в сотни раз слабее — но всё же действуют. Если выливать их тоннами — от нечего делать и от некуда деть — вы так же изуродуете агроценоз. Наверное, опыт с химией нам дан для того, чтобы научиться осознанно работать с биологией!

ЛИСТОВЁРТКА В РАЗРЕЗЕ. Разные поколения, разная численность — разный вред и совершенно разный подход.

Поколение 1: гусенички подгрызают бутоны и завязи. Обычно после хорошей нагрузки кусты естественно сбрасывают до 50 бутонов, цветков и завязей в каждой грозди. Примерно столько же повреждает одна гусеничка. Посему, если гусениц немного (в среднем по одной на гроздь), жёсткая химия не нужна: сколько–то выгрызут — и столько же гроздь уже не сбросит. Ей ведь всё равно, как прореживаться: сбросом или с помощью гусениц.

Поколение 2: гусенички быстро прячутся внутри ягод. Химия бесполезна! Нужно упредить их выход. Для этого существуют ювеноиды — инсегар или матч. Распыляются по началу массовой кладки. Все отложенные яйца гибнут или родят гусениц, не способных к линьке. То же — если первое поколение слишком массово.

Как точно узнать сроки кладки, если яйца почти не видны? Просто: взять в лабораторию и выращивать в термостате. Взяли — и увидели всю картину с опережением в 7–8 дней. Кроме того, оказалось: второе поколение уже заметно ослаблено. Четверть не вышла из яиц, а четверть вышедших не дожила до куколки.

Поколение 3: самое важное — формирует запас зимующих кукол. Август показывает всю численность гусениц. Надо, чтобы они не дожили до весны! Лучшие в этом смысле — бактериальные препараты и ювеноиды. Если численность очень большая (500 самцов на одну ловушку за пять дней), проводили три обработки: инсегар + лепидоцид, матч + лепидоцид и лепидоцид.

Августовское поколение сидит более открыто — объедает зреющие ягоды снаружи. Тут, в очагах особого скопления, сначала уместна проверенная химия (в данной ситуации — пиринекс). Но только по младшим гусеницам: старшие на порядок устойчивее! И упаси Бог дать слабый препарат! Он только отберёт гусениц на устойчивость — отсеет самых хилых. Выжившие после таких ядов и расползаются по щелям зимовать.

Ещё одна фатальная глупость — оставлять поражённые грозди в винограднике. Одни из соседей никак не хотели слышать о комплексной защите. Работают дешёвенькими препаратами, оставляют больную гроздь под кустами — и урожай чистый, и листовёртки немного. Оказалось — «везение», микроклимат. Недавно тут вымерзли все кусты, а отросшие побеги начисто выбил град — и листовёртка просто вымерла. А сейчас они сами её разводят, и она копит критическую массу. Два года Коваленковы их предупреждали — в пустую. И в 2006 рвануло. Хозяин увидел шевелящийся урожай — и всех к стенке! Теперь прилежно учатся, не спорят.

Однажды на сборе обнаружили «4‑е поколение», испугались! Оказалось — огнёвки, сидят и мирно пьют сок из лопнувших ягод. А кто–то схватился бы за химию!

То же — с совкой. Как–то налетела. Выпустили трихограмму, трижды по 100 000 самок на гектар. И всё. Нет лучшего знатока совок, чем трихограмма!

СРОК СОЗРЕВАНИЯ СОРТА. Ранние сорта — санитары: гусеницы третьего поколения почти все уходят с урожаем. Особо ценны в этом смысле «вкусные» для них сорта — Дойна и Алигате. Тут нельзя применять отпугивающую химию! Лучше инсегар и лепидоцид, чтобы не мешать бабочкам собираться. Собрал — и вынес, та же обработка!

Агадаи привлекает всех: и листовёрток, и совок, и цикадок. Но он — поздний. Приходится бить жёстко и наверняка, до ухода в зиму, трижды: лучшая химия плюс биопрепараты. Здесь биозащита до сих пор подстрахована: просчитаешься — и сорт может стать весенним очагом листовёртки.

Алигате, площадь которого очень велика, поливают по возможности реже — чтобы не растягивать созревание и собрать быстро. На Агадаи, наоборот, поливы растягивают — чтобы привлечь больше бабочек и успеть их уничтожить.

ПРИВЛЕКАТЕЛЬНОСТЬ СОРТА. Она проявляется с ранней весны. Самый привлекательный — Агадаи. Использовали его, как приманку: раскрыли на неделю раньше других — и к концу мая тут собралось вдвое, а позже было вчетверо больше бабочек! Вот тут дали: по младшим гусеницам — верную химию (в данном случае — талстар), по средним — матч, по старшим — лепидоцид дважды.

Очень привлекает Алигате. Листовёртка — узкий спец, ей неоткуда пополнять численность. Тут может хорошо сработать феромонный заслон: частая цепь из феро–ловушек. На привлекательном сорте эффект удваивается. На Алигате заслон собрал 30–40–кратную концентрацию самцов! Лёт был прерван, создался заметный самцовый вакуум, и кладка сильно ослабла. В итоге хватило инсегара с лепидоцидом. Добавив к ним мыло, как прилипатель, заодно снимаем часть серой гнили.

Привлекательность меняется и от фазы развития, и от сравнительной площади сорта, и от близости других сортов. Только Дойна и Агадаи всегда вдвое–втрое притягательнее остальных, и чем спелее, тем «вкуснее». Алигате — звезда рядом с Молдовой и Ркацители, но если рядом много Дойны и Агадаи, никто его особенно не замечает.

ПЛОЩАДЬ СОРТА. Чем больше площадь «вкусного» сорта, тем большую часть популяции он соберёт. Дойны всего 10% в бригаде, и погоды она не делает — остатки листовёртки приходится добивать на позднем Ркацители. Зато Алигате — треть всей площади — собирает 70% популяции! Отменяя отпугивающую химию, этот сорт первым перевели на чистую биозащиту. Заодно он хорошо помог очистить от листовёртки всё хозяйство.

РАБОТА С БОЛЕЗНЯМИ.

Так же, как и с вредителями, слабые препараты и наслоения химобработок не только не снижают запаса инфекции, но наоборот, быстро повышают устойчивость грибков. Так же схема работы зависит от условий бригады. Например, близко водоём — больше гнили. Вообще, влага помогает и болезни, и вредителю. На особо чувствительных сортах — очаги милдью или оидиума. Главное: нельзя ждать проявления болезни — надо её упреждать! По найденным очагам работали профилактически, особо жёстко и тщательно. Само собой, очаги искали каждую неделю.

Начали с постепенной замены «бордоски» системниками (ридомил и беназол) и биопрепаратами (бактофит и псевдобактерин). Строго следили за тем, чтобы чередовались препараты разных групп.

Биопрепараты необходимы для разбавки и сохранения ценных системных фунгицидов. Они хорошо поддерживают и продляют их эффект, снимают стресс и стимулируют рост растений. Но главное, они — «хищники» грибков, и чем больше их в среде, тем меньше становится инфекции.

Запас инфекции уменьшился. В 2006 г. отказались от медных препаратов. Ввели квадрис (системник) и планриз (биопрепарат). Ридомил — квадрис — планриз, дважды за сезон — и всё чисто. За четыре года расход фунгицидов уменьшился со 120 до 10 кг/га.

Ценная находка: квадрис, как и биопрепараты, не угнетает действие БТБ — можно за один проход снимать и болезни, и вредителей!

Столь же предметны вводные для яблочного сада. Парша и мучнистая роса совершенно по–разному реагируют на погоду, устойчивость сорта и наши препараты.

Например, в крае пока ещё силён скор, неплох делан, а вот привент и рубиган уже слабы. Медь в разы слабее системников. Плюс отношение яда к температуре. Импакт и делан эффективнее защищают зреющие плоды — ими работают с середины июня. Строби также теряет эффект на листьях, хотя ещё силён на плодах. Хорус, наоборот, работает только в прохладе, и применять его надо до цветения. Важно и то, что большинство системников «с защитным эффектом до 2–3 недель» давно не с иголочки, и уже через трое суток прорастающие споры не гибнут, а просто, даст Бог, слабеют.

Мучроса звереет в сырую весну, а парша — при летних дождях. При этом грибки выходных не празднуют: на всю нашу возню — не больше 9–10 часов после начала дождя или тумана! Сработал через 15 часов — получишь среднее развитие болезни. А через 18–20 — сильное: гриб уже пророс.

Анализы показали: чем уязвимее сорт, тем чаще льём — и тем скорее парша становится устойчивой. Такие сорта «съедают» яды за 3–4 года. Тут надо не просто чередовать химическую группу, но и постоянно менять системность на контактность.

Самый уязвимый в «Незлобненском» — Ренет Симиренко. Слабые препараты ту вообще не допустимы, и защита обходится в 6000–7000 руб\га. Средне болеют Уэлси, Голден делишес, Джонотан, Айдоред, Слава победителям, Заря Алатау. Тут можно применять яды послабее, а при хорошем раскладе — псевдобактерин‑2, как стимулятор роста и антагонист патогена. Защита стоит около 4000 руб/га. Устойчивые сорта — Приму, Чистотел, Редфри, Либерти — можно защищать в основном недорогими ядами и биопрепаратами. Это обходится в 1500–2000 руб/га.

Плоды, перед просушкой обработанные псевдобактерином или бактофитом, намного меньше гниют в хранении.

ИТОГО. Вы понимаете?.. Если знать всё это для своих культур и полей, можно конструировать умные промышленные плантации. Ранних и поздних привлекательных сортов, устойчивых сортов, кормовых зонтичных, резерватов хищников (соя, люцерна), приманочных посевов — сколько надо и где надо. Структура и мозаика культур и сортов — готовый скелет агрозащиты! На него нетрудно нарастить чёткую методику защитной работы. И прежде всего — более стабильные и ясные схемы профилактики. Останется одним опытным глазом следить за численностью подконтрольных противников, и распахнув оба глаза — за появлением новых. Надеюсь и уповаю, что увижу такие плантации ещё при этой жизни!

История листовёртки: взгляд изнутри

Прошу любить и жаловать: Сергей Александрович Касилов, генеральный директор виноградарского хозяйства «Вина Прикумья». В течение пяти лет Коваленковы буквально эксгумировали, затем реанимировали и реабилитировали 450 га его виноградников, полумёртвых, серых от листовёртки. И вот он рассказывает, как это было. Так рассказывают о пережитых чудесах или невероятных подвигах. Уже третий год, как листовёртки почти нет, и урожай вырос впятеро, а в глазах директора всё та же смесь облегчения и ошарашенности. Его рассказ не нуждается в комментариях.

«Гроздевая листовёртка много лет была у нас самой жуткой проблемой: гибло 50, а то и 70% урожая! Первое поколение замечали, как и все: лишь тогда, когда в гроздях уже паутинка. Второе обнаруживали уже внутри ягод — ничем не взять. Третье поколение могло выжрать весь ранний урожай в одну неделю — приходилось снимать кислым, дней на десять раньше! Обычная осеняя картина: треть гроздей гнилые, в лодочках серая гниющая масса… Привыкли и не задумывались: да вот дождь, да вот болезни, да виноград без гнили не бывает!.. Представляете?..

Потом всё же додумались: гусеница урожай гноит! Зовём СтаЗР, они смотрят: «Ну, не те сроки, не так обрабатываете…» Уточняем, переделываем — всё то же. Развесили феромонные ловушки — а бабочки не вмещаются, по 500 штук набивается! Как тут считать!? Говорят: работайте ночью — выше эффект. Стали ночью опрыскивать. Лаборантка с ловушками выйдет — и стоит вся мохнато–серая в свете фар. Ну, точно привидение! Это был шок. Нигде такого не видели! Зав кафедрой ВНИИ виноградарства и виноделия только и сказал: «Катастрофа».

Прикинули: летит больше 500 штук на ловушку, лучшие яды снимают 85% - остаётся 70 штук, а порог вредоносности — 20! Работаем через десять дней, 1‑го и 10‑го каждого месяца. После яда десять дней людей выпускать нельзя. Остаётся всего декада с 20‑го по 1‑е — хоть что–то сделать с кустами. А ещё болезни, «барбоска» каждую неделю, да плюс после каждого дождя! Захлёбываемся ядами и медью, постоянно «сидим на колесе», людей тошнит, рвёт, кашель, задыхучка!..

Что сделаешь за десяток дней в месяц?.. А ещё три полива надо дать — по неделе на полив. С ума сойдёшь, но ничего не успеешь! Жертвуем чеканкой, пропускаем поливы, да людей мало… И тут ВНИИ ВиВ говорит: «Если 70 штук — три обработки надо!» Это называется ПРИПЛЫЛИ. Вообще к кустам не подойдёшь! Они разваливаются, вьются по земле, ползут ряд на ряд — «за руку здороваются». Трактора — по лозам, а на почве вся инфекция, всё горит — и никак не затушишь! Одно за одно: за что–то берёмся — валим остальное.

Прозвали нас «заповедником листовёртки». В километре от плантаций, у конторы, ловушки бабочкой забиты! В соседних сёлах весь виноград на беседках стекает на бетон. А как дышать?.. Едешь: ага, вот язык немеет, а вот губы щипать начали — уже знаешь, где и чем работают! А кусты у нас — двуплечий приземный кордон, «кочерыжка с рожками». Грозди у земли, снизу всё густо, не проветривается, болеет, и для гусениц находка: опрыскиватели не пробивают! ВНИИ ВиВ: «У нас вариантов нет». Я тогда подумал: да выкорчевать всё к такой–то матери!

Тут слухи: в Анапе кто–то биометодом работает. Едем. Оказывается — бутафория, «биометод» только для видимости. Предлагают аэрозольный генератор. Попробовали: не пройдёт. Работает только химией, и только эмульсиями — а как порошки наносить, биопрепараты?! И покрытие зависит от ветра — а он, видишь ли, меняется… Выяснили: только у В. В. Мирошниченко, в колхозе им. Ленина, в посёлке Виноградном работают лепидоцидом. Но там листовёрток — 20 штук на ловушку! А они по вкусным сортам ещё и химию добавляют.

Но всё таки, выходит, можно численность держать!? Как узнать, кого искать? И вот тут наконец–то вырвали к себе Коваленкова. Привезли на уборку — а в лодочках всё шевелится. Так сначала даже он испугался! Но въедливый он, упрямый — всё же взялись они с Натальей Михайловной. И начали распутывать ситуацию, как Шерлоки Холмсы. Сделали сотни анализов, просмотрели и препараты, и листовёрток — на всех кварталах. Никто из нас понятия не имеет, как анализировать препараты на эффективность — только они! И Вячеслав Георгиевич приговорил: «Ничего не работает! Кроме пиринекса и инсегара — ничего». Сразил наповал! А ведь действительно: полтора десятка ядов постоянно берём — и толку ноль! Форсунки отладили, стали работать по каждому ряду — нет эффекта. А ларчик просто открывался: яды не работают! Предложил новые препараты: инсегар, акарин, фитоверм, лепидоцид — они работали. По–другому — но работали! Стали пробовать разные схемы. Тут чудеса и начались.

В 2003 нашли мы панацею: моспилан. Бьёт на 90%! Закупили — давай, шуруй! А Коваленков: «Не спешите, ребята, надо проверить. Давайте пока инсегар с лепидоцидом». Как так?! Посмотрели они — а хвалёный моспилан не работает: надурили нас торговые фирмы! Оказалось: они, видите ли, на семинаре всё испытывали, обрабатывая по четыре ряда. Забыли, бедолаги: бабочка–то летает! В общем, чушь получилась — Коваленков спас. Потом ещё спас, и ещё.

И стали мы его слушаться во всём. Жёстче и дороже наших схем тогда не было в крае. Инсегар, лепидоцид, пиринекс — дорогие препараты! Лепидоцид три года Коваленковы для нас делали — немного меньше эффект, но втрое дешевле бердского. Потом уже мы сами на бердский перешли. До пяти миллионов рублей на защиту тратили. Но зато и эффект! С каждым годом — бабочки всё меньше, а урожай всё лучше.

2002: сильные морозы. Остались живы только почки в валу. Кусты хорошо отросли, да и бабочку в тот год сняли качественно.

2003: в июне торнадо с ливнями. Первое поколение успели снять. А потом виноградники затопило на метр — и много гусениц смыло. Полмесяца не заходили, листовёрткой не занимались — били милдью ридомилом с вертолёта. Но оказалось: листовёртка упала втрое, и урожай был рекордным за последний десяток лет! Соседи начали присматриваться.

2004: кусты хорошо отросли, да год високосный — по урожаю пиковый. Цель невозможная, утопическая: 1‑го — химию, 10‑го — био, и всё. Чтобы 20 дней с кустами работать! И Вячеслав Георгиевич нашёл связку: инсегар — лепидоцид. Люди впервые вздохнули!

2005: на второй бригаде — только биопрепаратами обошлись! На других Агадаи и Дойна, привлекательные для листовёртки сорта. Там три года приходилось химию применять, но теперь и тут — био. В общем, за четыре года листовёртку свели почти к нулю — и в основном спокойно биопрепаратами поддерживаем. Урожай был 15–20, стал — за 60 ц/га и выше. Химия всегда в запасном ящике лежит, но уже понимаем: скатимся на неё — снова бабочкой зарастём!

Мы, агрономы, привыкли скакать вслепую по верхам, и не видим того, что реально есть. И теперь поражаемся: целый месяц уборки — все грозди чистые, продукция столовая! Только в каждой двадцатой грозди — гусеничка. А у соседей — в каждой грозди штук по пять!

И всё же в крае с виноградарством сверхтяжко. Зона укрывная — урожаи далеко не кубанские. Вот мы: химии стало впятеро меньше, плантации стали ухоженными, люди здоровыми, урожай высоким — да! Но защита дешевле не становится: препараты дорожают быстрее всех доходов. И горючка дорожает, и зарплату надо поднимать! Урожай в 50 ц/га, сданный в виде виноматериала, покрывает максимум 70% затрат. Набрал кредиты, ужал зарплату — и люди разбегаются. Можно было бы выкручиваться на розливе своих вин, так не дают лить: то смена акцизов, то регистрация марок, то штрих–код… Если б вы знали, насколько проще взять дешёвый аргентинский виноматериал — и за полгода окупить без всяких заморочек! Но куда ты без людей? А они без тебя — куда?.. Вот так и живём. Летит российский философ с тридцатого этажа. Пролетает двадцатый: «Ну, пока всё идёт хорошо!»

2. ИСТОРИЯ С СОВКОЙ

СПК «ОВОЩЕВОД»: хлопковая совка на томатах, перцах, кукурузе.

2002 год: в мае на томатах — 10–30 юных гусениц на куст. После пяти стандартных обработок погибло 30%, и в июне — по 4–5 кладок и 40–50 гусениц на куст. После ещё трёх обработок повреждено до 70% плодов. За пять лет такой защиты популяция совки благодарно разрослась в шесть раз. Анализ показал: эффект всех применяемых ядов не выше 25%. Устойчивость совки к ним достигла 270, а устойчивость колорадского жука — 320 (стр. ….).

Поменяли стратегию в корне. Отследили: первую кладку совки раскидывают в основном по сорнякам обочин. Сюда, по началу кладки, выпустили трихограмму, и две трети яиц было обезврежены. По младшим гусеницам — лепидоцид; умерло 80%. До старших гусениц дожило 6–7% популяции. На них выпустили габробракона (стр. ….) — и он убил 90%. От первого поколения осталось полпроцента. Ну, со вторым поколением уже можно работать!

СПК «Агрофирма Ворошилова» просит защитить 1000 га кукурузы: совка и стеблевой мотылёк. Даём по началу кладки трихограмму, трижды — каждый выпуск выбивает по 50–60% яиц. По оставшимся младшим гусеницам — лепидоцид: 80% снято. На остатки старших гусениц — габробракона. Всё, урожай цел.

На другом поле один только габробракон выбил до 70% гусениц совки, и повреждённых початков стало в 2,2 раза меньше. Заодно этот рецидивист парализовал массу гусениц огнёвок и кукурузного мотылька.

В зонах биоконтроля не просто размножается полезная фауна. Важнее, что там восстанавливается природная чувствительность вредителей к ядам. Через шесть лет совка стала чувствительнее на порядок. А там, где химии вообще не применяли, за пять лет её чувствительность вернулась к природной. Поистине, природа поддерживает любое, даже неосознанное отсутствие глупости!

3. РОМАН С ПЛОДОЖОРКОЙ

Сад, хозяйство «Незлобненское». 2001 год: работа стандартными ядами по сигналу ловушек: налетело 20 самцов — дают 7–8 наслоенных химобработок за 70 дней. Результат: повреждена треть плодов, и численность плодожорки не падает.

Просмотрели число яиц, динамику лёта и развития гусениц. Уточнили время кладки. Проанализировали устойчивость — почти все привычные яды ест, не морщась: устойчивость до 120. Работал только талстар!

Перешли на ночную работу: дольше сохраняется эффект. Оставили пару лучших химических ядов. Ввели инсегар, матч, БТБ, лепидоцид. Строго чередовали препараты разных групп.

За три года заметно размножились и активировались хищники. 2001 год: 7 видов паразитов выедают 4–5% плодожорки. 2003 год: 15 видов выбивают до 20%. На этом фоне связка «инсегар (матч) — лепидоцид — БТБ» снимала популяцию на 95–97%.

Точно отслеживая ситуацию, ни в коем случае не допускали ненужных химобработок! За три года свели жёсткую химию к двум–трём обработкам. На «невкусных» сортах смогли обходиться вообще без неё. Повреждённость плодов упала до 3–6%.

Паршу и мучнистую росу так же окоротили биопрепаратами и чередованием разных групп, после чего относительно устойчивым сортам хватало планриза и псевдобактерина (стр ….).

ДИНАМИКА УРОЖАЕВ: 2001 г. — 52 ц/га, 2002 – 76, 2003 – 114 ц/га.

4. ЕСТЬ ВРЕДИТЕЛЬ — ЕСТЬ И ПОДХОД

Все вредители реагируют на биологическую стратегию одинаково: быстро сходят в подполье. Поверить в это трудно. Однозначно: одна химия не работает нигде, а вслепую — работает против нас! Хозяйства не верят, требуют доказать — и Коваленковы доказывают.

Пыхнул клещ. Посмотрели: 200–300–кратная устойчивость к БИ‑58 и данитолу, 50–кратная к неорону. Пошла в разнос грушевая медяница: устойчивость к фастаку и суми–альфа — 100–150. Против клеща ввели в связку акарин. Против медяницы — инсегар и лепидоцид. Установили точные сроки — и везде добились 95%‑ной гибели популяций.

Бобовая огнёвка на сое — большая проблема. Но первичную массу она наращивает в лесополосах, на жёлтой акации и робинии («белой акации»), и сою заселяет с краёв поля. В нужный день, после цветения деревьев, сюда выпускается трихограмма — и выбывает две трети яиц. Потом, на гусениц, спускают голодного габробракона — и на поле попадает в лучшем случае 10% популяции! Химия не нужна: лепидоцид отлично справляется с остатками.

Щелкунов (проволочники) скинули ниже порога вредоносности, применив феромонные ловушки (СПК «Винсадский»).

Колорадского жука дважды через 12 дней накормили БТБ — и картошка осталась целой.

Некоторые хозяйства много лет не применяют химию на зерновых. Нужду точно показывает мониторинг. Если много наездников–теленомин, химия не нужна: они сами выбьют 85% клопа черепашки.

Разные минёры в садах очень вольготно чувствуют себя на фоне химии: внутри листа личинки неуязвимы, а хищников почти нет. Но как разительно меняется картина после снятия химического пресса! За два года минёрами занялись 27 видов хищников — вместо начальных шести. Уже в июле они взяли на себя половину минёров, а в августе — до 80%. Листья живые, почти чистые, и химия не нужна.

Мыши тоже не лыком шиты: к химии приспосабливаются за 4–5 лет. А вы как думали? У нас уже и мыши устойчивые! Но к мышиной сальмонелле — бактерии Исаченко — приспособиться не могут. На её основе готовят бактороденцид, и заражённую им пшеницу варганят на каждой уважающей себя санэпидстанции. Улучшенная приманка Коваленкова выкашивала до 90% мышиной популяции. Россия — дело толстое: недавно бактерию кто–то перекупил, и теперь неясно, увидим ли мы бактороденцид в наших СЭС.

5. РЕАЛЬНОСТЬ АГРОЛАНДШАФТА

Чтобы видеть ситуацию в агроценозе, надо знать не только поля! Ещё важнее знать, откуда приходят и вредители, и хищники. Коваленковы постоянно обследовали все соседние лесополосы, залежи, поля и насаждения. Так возник метод «упреждающего удара» паразитами по первым кладкам вредителей на обочинах и в лесополосах. Так выяснилось: в хозяйствах с разнообразным природным ландшафтом вдвое легче наладить биозащиту и добиться стабильности в агроценозах. И так была открыта огромная защитная роль насаждений сои.

Оказалось, на сое собирается в несколько раз больше хищников, чем на всех прочих культурах — больше 700 видов! Фактически, соевые поля и клинья, сами по себе — эффективный защитный метод. Метод агрономический, и подробнее о нём — в главе об агрометоде.

И, конечно, я не мог не задать свой вопрос: а что будет, если устроить идеальный ландшафт — и вообще ничего не защищать? И с облегчением расстался с очередной наивной крайностью.

Фауна не сидит на месте, как растения на одном поле. Она меняется, плывёт и летит — мигрирует, как наши агроценозы, ландшафты и погода. Мы меняем культуры и сорта, структуру и площади посевов, забрасываем поля в залежь, сажаем сады, вводим новые пестициды — и резко меняем ареалы обитания вредителей, а вслед за ними и хищников. Можно стабилизировать своё хозяйство, но что–то будет наползать от соседей. Можно уравновесить целый район, но кто–то всё равно прорвётся из других районов. Можно слишком расслабиться — и постепенно накопить критическую массу вредителя.

Да, в богатом ландшафте, несомненно, ситуация стабильнее и спокойнее: численность вредителей меньше, вспышки реже и намного мягче. Но совсем спокойно не будет никогда. Где–то недалеко обязательно растёт какая–то масса, и эта бомба ждёт своего часа. Одна тёплая зима, один ливень — и кто–то рванёт! Обычно это бывает раз в 7–10 лет, и часто по пикам Солнца.

Лет шесть назад миллион огромных, ярких гусениц бражников лавиной полз через шоссе на подсолнух и гречиху. Эти восхитительные бабочки несколько лет накапливались на соседней залежи — и теперь жаждали корма! Пока разобрались, они успели объесть край полей на полсотни метров вглубь. Несколькими годами раньше — вообще бедствие: кузнечики тучей накрыли половину Ставрополя. Они хрустели под колёсами, облепили фонари и стены домов, лезли в квартиры! Откуда взялись, почему?.. Американская белая бабочка вдруг накрывает целый район — и в одну неделю оголяет все деревья. Тут, конечно, поднимай вертолёты — бей точно и жёстко. А ведь всё это можно было увидеть и предсказать прошлой осенью!

Как–то, ещё в Таджикистане, вдруг поднялась буча областного масштаба: внезапно сгнил весь Кандак — знаменитый на всю Европу абрикос. Под деревьями — сплошной слой гнилых плодов. Власти готовы были превратить долину в озеро ядов! Но обратились к Коваленкову — его мнение тогда уже высоко ценили. Он поехал, посмотрел: абрикосовая толстоножка! Лет десять накапливала массу — и вот рванула. И никакой яд не поможет: вся популяция уже ушла на зимовку — в косточки. Выход был один: собрать все косточки — и сжечь. Представляете, насколько дико это звучало? К чести властей, они поверили и подняли народ. Собрали и сожгли 8000 тонн косточек! И толстоножка больше не появилась.

Симпатичный жук — шпанка красноголовая — в природе выедает яйца саранчи. И вот её в массе обнаруживают на огородах. Оказывается, она всеядна: выела саранчу — переходит на овощи. И, что характерно, уже устойчива ко многим ядам!

На винограде недавно появилась цикадка — и понемногу растёт. На томатах клопы медленно вытесняют совок. На подсолнух наступают саранчовые и милые бабочки — репейницы. Вишнёвая муха не так давно жила только на абрикосе, а теперь ест большинство косточковых.

Другая сторона вопроса: независимо от ландшафта, паразиты и хищники чаще всего запаздывают на неделю–две. Создав ландшафт, дачник может жить спокойно: его не огорчит даже пятая часть потерь. Для фермера сие неприемлемо: потери неоправданны, да и вредителя накапливать нельзя. Короче говоря, устойчивый ландшафт надо защищать! Но совсем по–другому.

Твоя профессия теперь — знаток своего агроценоза. Добился саморегуляции — занимайся её сохранением: постоянно отслеживай все главные виды. Каждую неделю знай, где что прилетело! Следи за своими: где мало — работай био, а где накопились — пожёстче. Поменял что–то в посевах — спровоцировал сдвиги в ценозе, будь особо бдителен. Следи за чужими: прогнозируй и упреждай атаки извне. Почаще интересуйся, что там нового у соседей. Брошенное поле рядом с хозяйством — глаз не спускай: возможны сюрпризы!

Почувствуйте разницу. Средство для поддержания войны — оружие. Средства для поддержания мира — осведомлённость, прогнозирование и профилактика.

Что делать?

Я неспроста писал о достижениях Коваленковых в прошедшем времени. Реформы-с! Ещё совсем недавно в России работала тысяча биолабораторий. Почти каждый тепличный комбинат сам защищался своими хищниками и микробами. Сейчас осталось с полсотни, да и те умирают. Службе защиты растений оставили одну функцию — мониторинг. Наблюдайте, ребята, и докладывайте — а мы уж закажем, купим и продадим. А если хищники нужны — хоть дома разводи! В общем, в марте 2007 я слышал, как Вячеславу Георгиевичу сообщили об упразднении его биолаборатории «за ненадобностью». Теперь они, видимо, станут «безлошадными», вольными учёными ВНИИ БЗР.

А я грешным делом и думаю: может, оно и к лучшему?.. Да простят они мою наивность! Ведь они, судя по всему — единственные, кто может обучить реальной защите наш южный регион. Последние из могикан. Вот это — в настоящем времени. Наталья Михайловна — ас мониторинга и анализа. Она легко видит яйца, которые в принципе считаются невидимыми. Она может не просто показать, насколько эффективен яд, но и сказать, с какой скоростью он будет терять эффект. Вячеслав Георгиевич — гениальный стратег и тактик комплексной защиты. Его схемы в три года сводят вредителей к безопасному уровню, одновременно восстанавливая равновесие в ценозах. Выпуская хищников когда и куда надо, он может сделать так, что главная масса некоторых вредителей даже на поле не попадёт!

Сейчас Коваленковых рвут на части, умоляют, зовут и на Кубань, и в Ростовскую область — а у них ни сил, ни времени: по всем полям — сами, все образцы и наблюдения — сами, все анализы — сами! Доверить некому — нигде этому не учат! Все наши учёные–практики, далеко обогнавшие традиции и вузы — заложники своих умений. Им некогда учить: у них тьма работы! Что же делать?.. А вот что. Если реальная защита для нас что–то значит, я вижу один выход: срочно организовать межхозяйственную систему, которая позволит быстро перенимать опыт мастеров. Факт: сбор нужных данных — обычная работа знающего лаборанта. Сначала лаборанты научатся настоящему мониторингу. Учителя освободятся от гигантской технической работы — у них появится время на стратегию. И тогда агрономы научатся стратегической работе.

Кто может это сделать? Только хозяева, на деле заинтересованные в своём будущем. Ребята, вам давно пора собраться, чтобы застолбить экологически чистую продукцию, как главную цель! И тут же выбрать симпатичное базовое хозяйство, скинуться и построить для мастеров жильё и хорошую биолабораторию, где они могли бы на деле обучать ваши кадры. И оплачивать их кураторство честно — «авторской» долей растущей прибыли. И на руках их носить, и пылинки сдувать. И строить свои биолаборатории — и вставать на своё крыло. Ну, ненормально это, когда только два человека во всём регионе умеют по–настоящему защищать растения!