Заснувший детектив

Глава пятая

Борис Семенович Ванштейн совершал утренний обход своих владений. Издательский дом «Товарищ либерал» находился в старинном особняке в районе метро «Динамо». Собственно, все редакции газет и журналов, созданные Ванштейном за последние пятнадцать лет, работали под одной крышей — в этом здании. Конечно, от чисто порнографических изданий он давно уже избавился, во всяком случае формально. Те СМИ, «желтизна» которых зашкаливала за все мыслимые пределы, уже давно были оформлены на подставных лиц, их редакции работали в неказистых квартирных офисах на окраинах Москвы, а прибыли они приносили по-прежнему огромные.

Когда Борис начинал, во всем тогда еще Советском Союзе не было ни одного порноиздания. С картинками проблем не было: Ванштейн просто купил несколько дисков с компьютерной графикой соответствующей тематики в Голландии, авторские права его никогда особо не волновали. С текстами была некоторая загвоздка, но он дал объявление в газету о том, что требуются авторы эротической прозы. Оказалось, что в стране огромное количество сумасшедших, которые готовы абсолютно бесплатно писать о своих сексуальных пристрастиях, зачастую весьма экзотических. Потом он придумал трюк — к обнаженному женскому телу на картинке присобачивать голову какой-нибудь знаменитой певицы или актрисы. Журнал расходился миллионными тиражами, прибыли были космическими. Конечно, оскорбленные дамочки, оказавшиеся на обложке, на весь мир начинали трубить, что журнал «Радости секса» незаконно использовал их изображение, но до суда доходили немногие, а лишняя реклама Ванштейну была только на пользу.

Теперь лишь сам Ванштейн и его финансовый директор знали, какую долю в обороте его издательского бизнеса занимают «отлученные» журналы, формально не имеющие к «Товарищу либералу» никакого отношения. Борис давно уже считался респектабельным издателем, демократом первой волны, защитником прав человека в России и прочая, прочая, прочая. Когда его бизнес достиг больших оборотов, он понял, что без политики уже нельзя, и сделал ставку на издания с политическим компроматом, или «политическое порно», как он называл этот жанр.

Настроение в этот день у Ванштейна было приподнятым. Новая блондиночка с кукольным личиком особо хорошо обслужила его ночью, и он был весел и свеж. Идя по коридору, Борис раскланивался со своими служащими, интересовался, как у них идут дела, он любил изображать доступного демократичного начальника. Насвистывая, он вошел в свой кабинет и развалился в удобном кресле, сделанном, разумеется, на заказ, специально под его фигуру. Надо бы поговорить с Пенгертоном. Жаль, упрямый американец ни за что не пойдет пить пиво, пока не наступило время ланча. Ладно, благодаря его англосаксонской пунктуальности и упертости в работе, огромная машина издательской корпорации двигалась как надо.

Ванштейн все же заглянул в приемную к Пенгертону и выразил некоторое удивление, когда очкастая секретарша Джорджа сказала, что глава издательского дома «Товарищ либерал» сегодня на работе еще не появлялся. Ванштейн демонстративно посмотрел на свой «ролекс»: почти двенадцать часов, и это было удивительно. А ведь все знали: во всем, что касалось работы, Пенгертон был педант, каких поискать.

— Может быть, у него важная встреча с какими-нибудь стратегическими партнерами или серьезными рекламодателями, о чем просто нет нужды сообщать заранее? — предположил Ванштейн. — Хотя секретарша обычно все же должна быть в курсе распорядка рабочего дня своего шефа. Может быть, он предупреждал, что приедет сегодня позже? — осведомился Ванштейн.

— Вообще-то, — замялась очкастая секретарша, — вообще-то…

— Ну что?!

— Вообще-то Джордж говорил, что приедет даже раньше, к восьми утра, а не как обычно, к девяти. У него сегодня запланирована встреча с крупной рекламной компанией, он и вчера с ними после работы встречался, и еще он просил меня подготовить документы, то есть тоже приехать сегодня пораньше…

— И не звонил?

— Нет…

— Так позвоните вы ему!

— Борис Семенович, я уже звонила много раз, — пропищала секретарша. — Мобильный телефон заблокирован.

— Позвоните домой.

— Но Джордж запретил звонить ему домой. Жена, кажется, ревнует…

— Да не время сейчас, дура ты очкастая! Звони немедленно!

Очкастая дура послушно набрала семь цифр и тут же положила трубку.

— Занято…

— Как только дозвонитесь, сразу сообщите мне, — сменил гнев на милость Ванштейн. Он хотел сказать, что Пенгертон, может быть, по случаю заключения удачной сделки банально напился, как в старые добрые времена, и сейчас просто «лечится», но, разумеется, говорить это вслух не следовало. Ванштейн засмеялся и пошел в комнату отдыха издательского дома — поиграть на бильярде. Там он встретил своего любимого противника в этом развлечении — главного художника издательского дома, и они оба немедленно засучили рукава. На какое-то время Ванштейн забыл о Пенгертоне и азартно покрикивал: «третий от борта…», «пятый в середину» и так далее.

В особняке, который занимал издательский дом, для работы, равно как и для отдыха, были созданы отличные условия. Те, кто работал здесь, к примеру, никогда не ходили в баню, хотя бы потому, что сауна с бассейном тут имелись свои. Уже несколько лет гонорары сотрудников непрерывно росли, и занять в «Товарище либерале» какую-нибудь серьезную должность считалось значительным карьерным успехом в московской журналистской среде.

Зазвонил мобильник. Художник вытащил телефон и с недоумением уставился на него:

— Это не мой…

Телефон звонил в кармане пиджака Ванштейна, повешенного на стул. Этот номер был известен немногим, так что Борис удивился, но, обнаружив на определителе домашний номер Джорджа, слегка улыбнулся.

— Борис, случилось несчастье! — в трубке раздался плачущий женский голос. Это был не Пенгертон, это была его жена.

— Что случилось, детка?

— Жору похитили!

Ванштейн бросил косой взгляд на художника и расстегнул воротничок рубашки. Галстуки он не носил.

— Кто?! — Он уже положил кий на стол и жестом показал партнеру по игре, чтобы тот вышел. Художник немедленно покинул бильярдную.

— Я не знаю! Звонили уже. С акцентом таким, кавказским… Может быть, чеченцы. Сказали, что перезвонят через два часа. Требовали, чтобы ты приехал к нам и ждал звонка, — выдав информацию, молодая женщина опять зарыдала.

— Катя, не плачь. Сейчас со всем разберемся. Я еду.

— Ой, Боря, я так боюсь! Вдруг ему, как тому журналисту, ухо отрежут?!

— Катя, ты в милицию звонила?

— Они сказали, если хочу Жору живым увидеть, чтобы не было никаких ментов! Вот…

— Катюша, выпей пока что-нибудь успокоительное. Я приеду через полчаса.

Борис был точен. Через полчаса он уже сидел в квартире Пенгертонов на диване в гостиной и слушал рассказ Екатерины, жены Джорджа, еще раз. Ничего нового после их телефонного разговора она сообщить не смогла, оставалось только ждать звонка похитителей.

— Что ты будешь Делать, Борис? — в отчаянии спросила Катя. — Что мы будем делать?!

— Пока что я пытаюсь сообразить, кому пришло в голову похищать Жору.

— Да, кому, кому?!

— У этих людей должны быть серьезные причины для таких действий.

Ванштейн замолчал.

— Это связано с вашей профессиональной деятельностью?

— Видишь ли, Катюша, последнее время большинство публикаций газеты «Товарищ либерал» и других наших изданий были вполне невинны. Я даже сам вызывал на ковер главных редакторов и устраивал им разнос за беззубость материалов. Конечно, мы пощекотали нервы Степе Чегодаеву, приоткрыв читателям, что его супруга вовсе не такая непорочная красавица, какой он хочет ее представить…

— Так это Чегодаев?

— Едва ли. От Чегодаева можно ожидать ответных ударов в телеэфире, похищение или пуля в лоб — не его стиль. Ладно, пока эти чеченцы не выйдут на связь — гадать бессмысленно. Надо узнать, что похитители хотят взамен.

Зазвонил телефон.

— Катя, ты успокойся. Трубку возьму я. Это ведь я им нужен. А ты все будешь слышать по громкой связи.

— Добрый день, это Губкин, — произнес взволнованный мужской голос. — Я хотел узнать, как здоровье Джорджа?

— Что?! — оторопел Ванштейн.

— А… Ну, он в порядке, он хорошо себя чувствует? Мы с ним договаривались о встрече, и…

— Не занимайте телефон! — заорал Ванштейн и дал отбой.

Похитители позвонили ровно в назначенное время.

— Ванштейн слушает, — снова сказал Борис теперь уже ровным спокойным голосом и подмигнул Кате: мол, главное, чтобы они не думали, что нас можно сломать.

— Молодец, дорогой. Все делаешь, как надо. И милицию не вызывай. Сами разберемся.

— Джордж у вас?

— Конечно, дорогой. А где же ему быть? Цел и невредим. Мы его кормим вкусно. Не волнуйся. Давай договариваться, — достаточно спокойно и дружелюбно говорил низкий мужской голос с ярко выраженным кавказским акцентом.

Впрочем, Катя подумала, что акцент телефонного собеседника Ванштейна был немного странным. То ли слишком нарочитым, то ли каким-то неправильным. Может быть, человек пытается менять голос, чтобы его потом не узнали?

— Я готов к переговорам.

— Нам нужно опубликовать в твоих газетах дневники чеченских полевых командиров. А то общественность правды не знает. Нехорошо.

— Прекрасно. То есть действительно нехорошо. Я согласен. Там большой объем текста? И на каком они языке? Возможно, потребуется время на перевод.

— Не волнуйся, дорогой. Мы все уже перевели на русский. Текста много, хватит на несколько выпусков. Наверное, неделю будешь печатать, потом мы тебе твоего директора вернем.

— Я бы хотел убедиться, что с Джорджем все в порядке.

— Слушай.

Послышался какой-то треск и шорох, после чего раздался голос Пенгертона:

— Борис, ты согласился на их условия?

— Конечно, Джордж. Не понимаю только, зачем тебя было похищать для этого. Как ты?

— Вроде все в норме. Бывали и похуже переделки. Я беспокоюсь, не будет ли у тебя проблем с властями, если ты станешь публиковать дневники сепаратистов.

— Жора, да я тебя умоляю, у меня всю сознательную жизнь проблемы с властями! Ты там держись только. С твоей семьей все будет в порядке, я об этом позабочусь.

Несчастная Катя разразилась слезами, услышав голос мужа. Похоже, его слова немного ее успокоили. Борис снова схватил трубку:

— Когда и как вы передадите нам материалы?

— Поезжай в офис, найдешь все, что нужно, у себя на столе.

Ванштейн проследил, чтобы жена Пенгертона выпила снотворное. Задернул шторы в ее спальне и рванул на работу.

— Деточка, ко мне в кабинет никто не входил? — спросил он секретаршу.

— Нет, только утром уборщица убиралась.

— Почта есть какая-нибудь?

— Вот приглашение на благотворительный бал, письмо из Союза журналистов, вот пакет из Общества защиты гласности…

— А что-нибудь серьезное?

— Нет, только обычный спам — всякий мусор компьютерный.

— Хорошо, ко мне никого не пускай.

Борис сел за свой рабочий стол. Где же эти чертовы дневники? Зазвонил мобильный.

— Ты в сейфе посмотри и все найдешь, — произнес уже знакомый голос «чеченца». — И кстати, можешь сообщить в своих газетенках, что Пенгертон пропал.

— Черт! Как вы могли узнать мой код?!

В ответ раздался противный смешок.

— И я прекрасно помню, что закрывал сейф вчера вечером…

В сейфе лежал увесистый пакет, похожий на обычную почтовую бандероль. Ванштейн сорвал обертку.

— Ну что, нашел? — спросил по телефону кавказец.

— Ага, вот эти материалы. Зверства федералов в Чечне. Изнасилованная чеченская девочка. Убитый горем отец, не нашедший зашиты в суде. Военные хроники глазами полевых командиров. Правильно?

— Да. Будь здоров, дорогой.

Раздались короткие гудки.

Борис нажал кнопку селектора:

— Всех главных редакторов ко мне! Экстренное совещание. Верстку завтрашних номеров приостановить.

На следующее утро все газеты, принадлежащие Ванштейну, вышли с заголовками на первой полосе:

Продажи газет с сенсационными материалами, как обычно, поднялись втрое. Террористы позвонили Ванштейну и высказали свое одобрение. Кате дали поговорить с мужем, который держался довольно бодро. Борис был в приподнятом настроении и не чувствовал надвигающейся опасности с другой стороны.

После обеда в здание «Товарища либерала» ворвались люди в камуфляже и масках. Оказалось, что вновь возбуждено старое дело о приватизации того здания, где находился издательский дом. Ванштейн был уверен, что дело о приватизации окончательно замято, так как суд по этому поводу уже был и тогда ему удалось благополучно доказать, что передача здания в собственность издательского дома была произведена абсолютно законно. Тогда Ванштейн и выступал всего лишь в качестве свидетеля, ни о каких обвинениях ему лично речи не шло. После трехчасового обыска в офисе работа всех СМИ Ванштейна была приостановлена, а сам Борис взят под стражу в качестве основного подозреваемого по старому делу. Обвинение ему предъявили подозрительно быстро. Очевидно, что это была реакция властей на сотрудничество Ванштейна с боевиками. Тот факт, что медиамагната шантажировали, похитив его лучшего сотрудника, власти проигнорировали.

Осиротевшие сотрудники редакций ванштейновских СМИ еще не успели как следует испугаться после разгрома в офисе и ареста своего предводителя, как их созвали на внеочередное общее собрание.

Представитель Министерства печати елейным голосом произнес:

— Уважаемые господа, вы должны понимать, что в современной России главное — это диктатура закона. Как только будет проведено дополнительное расследование по делу о приватизации данного здания, все встанет на круги своя. Разумеется, если у прокуратуры не будет претензий к господину Ван-штейну. Никакой политической подоплеки в этом деле нет. Всего лишь спор хозяйствующих субъектов.

Журналисты мрачно переглянулись. Уже не одно издание было закрыто подобным образом.

— А чтобы работа издательского дома «Товарищ либерал» ни на секунду не прерывалась, мы назначаем временного управляющего. Прошу любить и жаловать — Виктор Алексашин, известный радиожурналист, последнее место работы — заместитель генерального директора ВГТРК. Уверен, вы сработаетесь.

После собрания новый управляющий вызвал в свой кабинет главных редакторов. Все выходили от него без особой радости в глазах. В новых выпусках газет и журналов не было ни слова о похищении Пенгертона, не говоря уже о дневниках полевых командиров.

Все сотрудники «Глории» были на своих местах. Демидыч, Коля Щербак, Сева Голованов, Филя Агеев. Макс копошился с компьютерами, пытаясь их реанимировать к жизни, но пока не восстанавливая всю рабочую информацию.

— Ребята, кто-нибудь заметил с утра за собой слежку? — спросил Щербак.

— Меня пасли двое. Похоже, фээсбэшники. Совершенно в открытую, даже не пытались маскироваться, — сказал Сева Голованов.

— У меня та же картина, — поддакнул Демидыч.

— И у меня то же самое, — кивнул Филя.

— Ага, значит, мы под колпаком все. Что делать будем? — продолжил Щербак.

— Начнем с того, что переберемся на свежий воздух. Как ты думаешь, сколько они «жучков» здесь наставили во время обыска? — предусмотрительно заметил Сева.

— Интересно, если мы вчетвером пойдем на прогулку, то эти топтуны тоже шеренгой за нами выстроятся?

— Ну, это уже их дело. Солдат спит, служба идет. Пойдем, попробуем оторваться, — сказал Филя.

— Как тут оторвешься? — пессимистично заметил Демидыч.

— Да я вас сейчас такими переулочками провезу, оторвемся в два счета!

— Кстати, Денис от «Бродяги» ключи не оставил? Надо бы машину в гараж отогнать. Мало ли какие хулиганы развлечься решат, — заметил Голованов.

— Верно мыслишь, Сева, — поддержал Голованова Филя. — Поехали. Будем шефа спасать.

Агеев, знатный автомобилист, действительно умудрился на своих стареньких «Жигулях» устроить «Формулу-1» для преследователей. Он виртуозно проехался по старым московским дворам и переулкам. Им удалось на несколько минут оторваться от следующего за ними «БМВ», по команде Агеева оперативники «Глории» быстро выскочили в одном из внутренних двориков, перепрыгнули через невысокий заборчик, пробежали по крышам гаражей и мирно сели в троллейбус, доехав до Октябрьской улицы. Там они воспользовались квартирой одной знакомой Севы Голованова, которая бессрочно отдыхала на Кипре.

Затарившись холодным пивом в близлежащем магазинчике, сыщики расположились на кухне и вздохнули:

— Ну, теперь можно поговорить спокойно.

— Не факт, — сказал осторожный Щербак.

— Думаешь, весь город на прослушку взяли? Не нагнетай. Мобильники отключаем на всякий случай. Может, и) слышат что-нибудь, но над расшифровкой долго биться будут.

— Итак, что мы имеем? — начал оперативное заседание Голованов. — Дениса подставили. Улики сфабрикованы следующие: один и тот же порошок из индийских трав на месте преступления и у Грязнова-младшего дома плюс найденный в тайнике бриллиант из коллекции Вереницыной-Чегодаевой.

— Про крошку бриллиантовую забыл, — напомнил Щербак.

— Так и представляю себе картинку — Денис на кухне пилит бриллианты. Бред какой-то! — крякнул Демидыч.

— Конечно, бред. А сколько у нас в стране людей сидит по таким сфабрикованным обвинениям? Считать устанешь. Давайте думать, что можно сделать, — заявил Филя.

— Хорошо, думаем. Все вертится вокруг похищения Кондрашина и бриллиантов этой красотки в качестве выкупа. Похищали якобы чеченцы, но в деле концы с концами не сходились. Денис тогда еще сказал, что больше похоже на семейную вендетту, чем на террористов, — напомнил всем Голованов.

— Да, похищение действительно было странное. Ну что, надо распутать кондрашинское дело до конца. Если мы предполагаем, что Денис Кондрашина не убивал и не похищал, то кто-то ведь это сделал? — спросил Щербак.

— Мы не предполагаем, мы верим, что Денис никого не убивал, — пробурчал Демидыч.

— С какого конца потянем? — спросил Голованов.

— Из Чегодаева мы ничего не вытянем, да до него и не доберемся, — заметил Николай. — Давайте попробуем к этой красавице Анастасии подобраться.

— Ну, флаг тебе в руки. Назвался груздем — полезай в кузов. У тебя хорошо с женщинами получается, — поддел Голованов Николая.

— Да я серьезно. Я читал в газетах, что сегодня в пять будет вечер памяти Кондрашина на журфаке. То ли девятый день, то ли что-то в этом роде. Уверен, что Анастасия там появится. Она ведь была без ума от этого телевизионщика.

— Думаешь, на мужа наплюет и пойдет публично скорбеть по Кондрашину? — усомнился Филя.

— А разве она раньше не наплевала, когда Кондрашину позволила квартирку для свиданий завести?

— Надо действовать. Я поехал, — решительно заявил Щербак.

— Давай, Коля. Звони после семи мне на мобилу. Я уже подключусь, — сказал Голованов.

Николай вышел из дома, осмотрелся — пока их никто не пас. Значит, крепко они озадачили фээсбэшных топтунов. Он поймал тачку и быстро подъехал к зданию журфака на Моховой. Официально после терактов на Каширском шоссе во всех вузах Москвы требовали пропуска, но охрана работала не слишком перенапрягаясь, и, если ты придумал благовидный предлог для прохода в здание, никто тебя не задерживал. Николай состроил печальную мину и сказал:

— Я на вечер памяти Леонида Кондрашина.

Его пропустили без лишних вопросов.

Актовый зал был уже полон. В первых рядах сидело много ВИП-персон. Тут были Миткова, Осокин и многие другие. Но вот Анастасии Чегодаевой пока что не наблюдалось. Может быть, подойдет позднее. Не успел Щербак потянуться за пачкой сигарет и выйти в коридор, как в зал вошла бывшая «Вице-мисс Вселенная» в сопровождении пары Шварценеггеров. Телохранители жены олигарха быстро очистили для молодой женщины полряда в конце зала. Одного взгляда этих ребят было достаточно, чтобы туда близко больше никто из непоседливых студентов не совался. Анастасия была в маленьком черном платье без рукавов от Шанель, дамскую сумочку от Гермес она положила на парту. Солнцезащитные очки и широкие поля шляпы скрывали выражение ее лица от любопытных. В руках, облаченных в черные шелковые перчатки до локтя, она теребила батистовый носовой платочек.

Как же к ней подобраться? Сейчас, пока идет официальная часть, — не стоит. Охрана наверняка будет серьезно возражать, а устраивать потасовку во время траурного вечера — не слишком хорошая идея. И не потому, что Николай очень волновался о чувствах скорбящих по убитому журналисту, а потому, что при таком раскладе все в зале воспримут его попытку поговорить с Анастасией за нападение и будут помогать ее охранникам. И до красавицы не доберешься, да еще и в милицию угодишь. А там его с удовольствием продержат несколько суток.

Сразу после того, как торжественная часть вечера закончилась, Анастасия в сопровождении телохранителей вышла в заднюю дверь зала, незаметно для окружающих. Николай, внимательно наблюдавший за молодой женщиной, быстро последовал за ней. В коридоре было пустынно, и качки, охранявшие Чегодаеву, немного расслабились. Щербак быстро рванул наперерез и громко сказал молодой женщине, улыбаясь как можно более дружелюбно:

— Я — Николай Щербак, сотрудник Дениса Гряз-нова. Мне нужно поговорить с вами.

С Чегодаевой произошло нечто странное. Она вся как будто ощетинилась, рванула в сторону и истошно завопила:

— Помогите, это он!-

Телохранители быстро сообразили, что к чему, и накинулись на Щербака.

— Держите его, это он виноват в смерти Леонида!!! — истошно кричала женщина.

Поначалу Николаю пришлось нелегко. Первый охранник быстро навалился на него, скрутив ему руки за спиной, а второй подскочил и нанес мощный удар в солнечное сплетение. К счастью, оба тяжеловеса решили, что от такого удара их противник оправится не сразу, и на считанные доли мгновения ослабили хватку. В этот момент Щербак вывернулся, ударил ногой по коленной чашечке того, кто его держал, с размаху въехал второму охраннику и, прыгнув сверху на падающего качка, вырубил его ударом ребра ладони. Первый охранник корчился на полу, второй лежал неподалеку без сознания. Анастасия в ужасе прижалась к стене.

Щербак перевел дух и поправил на себе одежду.

— Анастасия, я сотрудник агентства «Глория», которым руководит Денис Грязнов. Помните, тот сыщик, который освобождал Кондрашина в Ростове?

— Что вам нужно?! Вы хотите и меня убить?

— Вы с ума сошли? Мне нужна ваша помощь.

— Какая помощь? Что вам нужно?!

— Анастасия, почему вы меня боитесь?

— Потому что вы убили Леонида. Я знаю! Это вы звонили в тот вечер.

Щербаку стало не по себе.

— Это какое-то недоразумение. Я не звонил ни вам, ни Леониду. Что случилось?

Самообладание вернулось к молодой женщине.

— В конце концов, если бы вы хотели меня убить, то давно уже сделали бы это. — Она посмотрела на своих охранников. — Как вы считаете, им нужна помощь?

— Думаю, что они скоро придут в себя.

— Тогда идемте, поговорим.

Она взяла за руку Николая и быстро провела его в одну из отдаленных аудиторий.

— Сейчас нет занятий, а меня не хватятся еще минут пятнадцать. Говорите.

Николай еще раз объяснил Анастасии, кто он и что ему нужно.

— Послушайте, в тот день, когда Леонида не стало, ему позвонил человек, представившийся Николаем Щербаком из «Глории». Он сообщил ему, что камни, которые служили выкупом, — фальшивые. Дескать, Чегодаева одолела жадность, он спешно изготовил копии бриллиантов, причем копии настолько грубые, что только совершенный дилетант мог заподозрить в этих стекляшках бриллианты.

— Похоже, кто-то воспользовался моим именем, — сказал Николай.

— Возможно, — пожала плечами Анастасия. — Леонида почему-то ужасно взволновало это сообщение, и он бросился на нашу квартиру проверять сейф. Причем вместе с этим самозваным «Щербаком». Чем все кончилось — вы знаете.

Анастасия уткнулась лицом в ладони и тихо заплакала:

— Он мне рассказал все по телефону. Я сразу почуяла неладное. Но когда приехала — было уже поздно.

— Похоже, вашего Леонида довольно ловко провели, чтобы заполучить камни. Но зачем грабителям так зверствовать, убивая его?

Анастасия вытерла слезы, печально улыбнулась:

— Мне пора. Наверное, телохранители уже меня ищут.

— Может быть, Настя, вы оставите мне свой телефон на всякий случай?

Анастасия немного подумала и покачала головой:

— Кто знает, может быть, муж с меня глаз не сводит и все прослушивает. Давайте я вам лучше дам телефон своей мамы, если будет необходимость — она мне все передаст.

Щербак записал семь цифр и сказал, внимательно глядя ей в глаза:

— Один мой приятель, разговаривая по телефону с любовницей и договариваясь о встрече, всегда называл время на тридцать минут меньше, чем нужно было в действительности, а место встречи — через дорогу от настоящего. Очень уж у него подозрительная супруга была, вы меня понимаете?

Она молча кивнула и ушла.

Николай еще поразмышлял в одиночестве и позвонил Голованову:

— Сева, с девушкой я поговорил. В этом деле подстава на подставе. Приеду — расскажу.

Когда Щербак приехал к Голованову, остальные оперативники «Глории» уже разошлись. Он рассказал все, что узнал от Чегодаевой.

— Да, похоже, что Кондрашина квалифицированно развели, чтобы драгоценности заграбастать. Как тебе «Вице-мисс Вселенная»? — спросил Сева.

— Ослепительной красоты женщина. Несчастная только очень.

— Вот видишь, Коля, богатые тоже плачут.

— Ладно, главное, чтобы нам плакать не приходилось. Я переночую здесь, а то на ночь глядя от слежки отрываться не в кайф как-то, не возражаешь?

— Конечно, не вопрос. А что, топтуны тебя настигли у журфака?

— Нет, я их вечером не заметил, скорее всего, у наших подъездов стоят. Завтра им помашем ручкой, — хмыкнул Щербак.

На следующее утро сотрудники «Глории» собрались в офисе. Раньше всех пришел компьютерный монстр Макс. Впрочем, возможно, он и не уходил ночью, зависнув в Интернете. Первым делом коллеги обменялись информацией о слежке.

— У подъезда утром встали и опять повели в открытую, — недовольно проворчал Демидыч. — Для полной красоты могли бы погоны напялить, чтобы все знали, кто есть ху.

Сева Голованов с Николаем Щербаком также встретились со своими преследователями рядом с домом. Похоже, что топтун очень обрадовался, что увидел сразу двух объектов вместо одного, и немедленно отзвонился своим коллегам, после чего засиял как медный таз.

— Нашего небось к награде приставили за то, что Щербака обнаружил вместе со мной.

— А сегодня мы где зависать будем? — поинтересовался Филя Агеев.

— Может быть, хватит этих детских игр в кошки-мышки. Что у нас, техники мало? Сейчас глушилки поставим, и никто нас не прослушает, — предложил Голованов.

— Верно мыслишь, Сева. Так и поступим.

Совершив нужные технические манипуляции, сотрудники «Глории» приступили к мозговому штурму.

— Значит, Денису подсунули бриллиант из коллекции Чегодаевой, а Щербака назвали как прикрытие, чтобы на квартиру ехать, сейф проверять. Здорово.

— Кстати, а этот журналюга что, совсем тупой, что ли? Не сообразил проверить, что это за «Щербак» такой взялся? — стал горячиться Коля.

— Ладно, не кипятись. Ты же прогулял всю съемочную неделю, ничего не знаешь. А мы про тебя много теплых слов Кондрашину наговорили. В передачу, конечно, многое не вошло, там на Денисе основной акцент был, но кто такой Коля Щербак, Леонид наверняка запомнил, — обстоятельно объяснил Филя Агеев.

— Я не прогуливал. Я по делу работал, — обиделся Щербак.

— Ладно, Коля, все мы работаем по тому или иному делу и что-нибудь да упускаем из виду. — Демидыч похлопал Николая по плечу.

— Зацепок почти никаких, ума не приложу, что мы можем предпринять? — покачал головой Сева.

— Похоже, тут какая-то многоходовая комбинация. Тот, кто за этим стоит, наверное, все расписывал как по нотам. Как вы думаете, такой умник может припереться на место преступления поглазеть? Хотя бы как менты в подъезде работают? — высказал предположение Филя.

— Вообще, если почитать детективов побольше, с такими сюжетами сплошь и рядом встречаешься. Преступник, который возомнил себя самым умным, обязательно начинает со следователем в кошки-мышки играть. Иначе скучно ему, — ответил Сева.

— Думаешь, те, кто детективы пишет, совсем тупые? — спросил Филя, недовольный, что его идея не встретила особой поддержки у коллег.

— Думаю — да, — спокойно ответил Сева.

— Да ну, это ж сколько надо написать… Все руки отсохнут, — заявил простоватый Демидыч, гораздо лучше себя чувствующий в рукопашном бою, чем в дискуссии о достоинствах литературных произведений.

— А вот Денис бы со мной согласился, — запальчиво сказал Филя.

— Мы все будем счастливы узнать его мнение, лишь бы он только на свободу вышел, — сухо ответил Голованов.

— Ладно, мужики, если так дальше пойдет, можно и заглушки отключать. Если те, кто нас пишет, такую ахинею расшифруют, они поймут только одно: что мы полные дураки, — сказал Щербак.

— В самокритике не надо опускаться до хамства, — философски заявил Филя. — По большому счету, разве много у нас вариантов, чтобы что-то предпринять? Предлагаю обвешать подъезд кондрашинского дома, вернее, того дома, где его убили, видеокамерами. Авось и разглядим кого-нибудь подозрительного.

— Между прочим, тот, кто придумал всю эту комбинацию с подставами, Дениса хорошо знал. Так что очень может быть, что на камерах засветится чье-то знакомое лицо, — поделился своими соображениями с коллегами Сева.

— В общем, идея, конечно, не от Ниро Вулфа, но делать нам больше нечего, — развел руками Щербак.

— Что это за Ниро Вулф такой? — удивился Демидыч.

— Да сыщик один знаменитый, вроде Шерлока Холмса, только из Америки, — подсказал Агеев, — Денис про него любит читать по-английски, а я на русском все прочел.

— И что у него за идеи были? — продолжал проявлять любопытство Демидыч.

— Да у него башка так хорошо варила, что он, не выходя из дома, любое преступление распутать мог.

— Так, а кто сообразит, как мы камеры вешать будем? Во-первых, нас пасут, во-вторых, в подъезде того дома ментов куча. У кого есть идеи? — озадачил всех Сева.

— Давай на место подъедем и разберемся там по ходу дела, — предложил Щербак.

— Угу, еще плакат большой напишем для наших топтунов: «Мы поехали вешать камеры в подъезде кондрашинского дома». Так, что ли? Или просто подойдем к ним и спросим разрешения?

— Сева, ну а мозги нам на что с неприлично большим количеством извилин?!

— Давай, я сейчас выйду и отвлеку на себя слежку, а вы пока подберетесь к дому и разведаете обстановку, — предложил Филя.

— Договорились, больше все равно ничего не остается, — согласился Голованов.

Филя вышел из офиса на улицу, небрежно насвистывая, и стал прогуливаться неторопливым шагом по Неглинной. Может, в Сандуны зайти? Интересно, топтуны с ним пойдут или снаружи подождут? Он зашел в здание знаменитых бань и понял, что преследователи остались его ждать на улице. Что ж, пусть ждут. А он пока займется водными процедурами. Что делать, раз ему на сегодня досталась такая работа.

Остальные оперативники «Глории» для начала сделали проверяющий маневр для тех, кто вел наружку. Они вышли втроем на улицу, купили пива и вернулись в офис. Тот фээсбэшник, что был приставлен к ним, проследовал с ними до магазина и обратно.

— Что-то они больно демонстративно наблюдение ведут, вам не кажется? — спросил коллег Сева Голованов.

— Похоже на то, — кивнул Демидыч.

— Значит, это скорее прием устрашения и давления на психику. Дают нам понять, что рыпаться бесполезно, поэтому и не прячутся совсем, — продолжил рассуждать Голованов.

— Демидыч, давай, ты на всякий случай в офисе с Максом посидишь. Мало ли кому тут еще порыться захочется в поисках бриллиантов, а мы с Севой огородами проберемся к тому дому.

— Принято.

В офисе «Глории» был черный ход, практически никогда не используемый по назначению. Иногда приходили пожарники и ругались, тогда подход к этой двери, ведущей во внутренний дворик с другой стороны улицы, на некоторое время расчищали. Сейчас завал пришлось разбирать с нуля, так как пожарники их давно не беспокоили. При обыске старый хлам из ломаных стульев, компьютерных коробок и прочей дребедени тоже обошли вниманием.

Не прошло и получаса, как Щербак и Голованов оказались на воле и без посторонних наблюдателей. Они поймали тачку и подъехали к дому, где был убит Леонид Кондрашин. Судя по всему, ажиотаж уже спал.

— Смотри, только одна машина с телевидения, — показал Николай.

— Зато ментовских колымаг целых три, — покачал головой Сева.

— Слушай, а с какого канала машина?

— Сейчас, погоди, Кше не видно, что на ней написано. Ага, это СТВ, чегодаевский канал.

— А ты никого из знакомых лиц не видишь?

— Вон девица, ассистентка Кондрашина. К нам в офис приезжала за фактурой. Алина, кажется, зовут.

Действительно, к телевизионному фургончику шла Алина Красовская с пластиковым стаканчиком горячего чая в руке, но она не дошла до машины, а присела на лавочку неподалеку и стала перекусывать.

— Коля, действуй давай! А то перестанешь числиться специалистом по прекрасным дамам.

— Опять Коля, — заворчал Щербак.

Он подошел к скамейке и поприветствовал девушку:

— Алинушка, сколько лет, сколько зим! Какими судьбами?

— Ой, здравствуйте! Мы здесь передачу снимаем памяти Леонида. — Девушка не смогла скрыть слез. — Какое горе! Я так и знала, что связь с этой «мисс Вселенной» Леонида до добра не доведет.

— У вас есть какие-то версии, Алина?

— Мне кажется, это супруг Вереницыной постарался. У Лени же с Анастасией роман был, они этого даже не скрывали. Конечно, это Чегодаев нанял убийцу. А так зверски они его зарезали — в назидание другим. К его жене постоянно кто-то подкатывает, все-таки красивая, стерва.

— Интересное предположение. Очень может быть, что вы правы. А милиция обвинила в убийстве нашего шефа.

— Дениса?! Что за глупости! Леонид был очень проницательным человеком. Он никогда не стал бы снимать передачу «Герои нашего времени» о людях нечестных, тем более потенциальных убийцах. И Денис ваш — очень приятный человек.

— Вот и нам тоже так кажется, — засмеялся Щербак. — Мы проводим свое расследование. Надеемся найти истинного убийцу. Нам нужна ваша помощь, Алина.

— Моя?! — Она даже подскочила от воодушевления.

— Нам нужно попасть в дом под благовидным предлогом — так, чтобы милиционеры не обратили на нас внимания. Может быть, мы поможем вам в подъезде протянуть кабель и что-нибудь еще в таком роде?

Девушка оказалась сообразительной и, видимо, детективов читала в своей жизни достаточно:

— Ага, понятно. Вас сколько человек?

— Двое.

— Тогда я дам вам куртки с эмблемой нашего канала. У нас в таких обслуживающий персонал ходит. Ну и кабель протяните на этаж с той квартирой.

— А на каком она этаже?

— Предпоследний.

— Чудесно, вы — наша спасительница!

— Да я на что угодно готова, лишь бы убийцу нашли.

Через пять минут Голованов и Щербак, под видом работников технической службы телеканала, спокойно развесили миниатюрные видеокамеры в подъезде — само-фокусирующиеся и включающиеся на движение. Никто на них не обратил внимания, так как к суете телевизионщиков здесь уже привыкли.

— Интересно, что Денис сейчас делает? — риторически поинтересовался Щербак, закончив работу.

Анастасия неожиданно столкнулась с новой проблемой. Ее супруг вдруг возжелал доказать всему миру, что в их семейной жизни царит полная идиллия. Если раньше он был категорически против любого ее появления на публике, сопровождаемого щелканьем фотокамер, то теперь, напротив, потребовал ее участия в мощной пиар-кампании, поддерживающий его статус счастливого мужа.

В медиабизнесе мужа было достаточно специалистов, способных пропиарить хоть обыкновенную домашнюю свинью, представив ее публике как сообразительное и наделенное необыкновенными способностями животное. Что тут говорить о загадочной красавице, жене одного из самых влиятельных людей в стране. График встреч с журналистами был наполнен до предела. Чегодаев не ограничился только передачами на своем канале. Для Анастасии сразу заказали съемки и интервью в журналах «Домашний очаг», «Мари Клер», «Харперс Базаар», «Эль», «Вог» и множестве других. Везде она улыбалась и рассказывала о своем семейном счастье.

Сейчас она сидела в кресле стилиста и ждала, когда ее прекрасные длинные волосы уложат для фотосессии. Ее раздражало, что приходилось надевать не свою одежду. В конце концов, ее гардеробу могла бы позавидовать любая модница. Но глянцевые журналы должны были рекламировать определенную одежду, поэтому приходилось переодеваться в то, что они предлагали. Пока по ней подгоняли костюм от

Карла Лагерфельда, она радовалась, что отказалась от карьеры модели, а то ей пришлось бы посвятить большую часть своего времени на то, чтобы мерить и перемеривать одежду, которую она никогда не собиралась носить.

Похоже, что парикмахер первый раз в своей жизни столкнулся с таким объемом и длиной волос и был в некотором замешательстве. В любом случае работы ему было не на один час.

— А у вас тут нет телевизора?

— Одну секундочку, — засуетились сотрудники редакции.

— И пульт, пожалуйста. Ужасно люблю с канала на канал перескакивать.

Анастасии с ходу попалась передача памяти Кондрашина. Она чуть не разрыдалась, но смогла заставить себя сдержаться. Ее супруг старательно заминал скандал, раздутый Ванштейном. Постоянно прямо и косвенно опровергался факт романа Леонида и Анастасии. Никакой квартиры Кондрашин для нее не покупал, да и вообще был просто другом семьи, поэтому время от времени и бывал у них дома.

Желание плакать сменилось неукротимым гневом. Вот уж она могла бы рассказать всю подноготную своего влиятельного муженька. О том, что на самом деле он сатрап, тиранящий всех, кто от него зависит. Ей одной удавалось слегка смягчить гнет его власти, благодаря тому что к ней он явно испытывал слабость. Она не стала бы называть чувства мужа к ней любовью, потому что вообще сомневалась, что он способен на какие-либо человеческие чувства, за исключением разве зависти и ненависти. Да, и тщеславие, конечно, было свойственно ему в полной мере.

Что же делать? Кажется, у мужа есть сильный конкурент в издательском бизнесе, некто Ванштейн. Может, пойти к нему и сдать ему весь компромат на мужа, которым Анастасия обладала? Хотя, с другой стороны, ее признания — это всего лишь бабские склоки. Кто поверит, что ее супруг страшный жадина, если всей стране известно, что он подарил ей драгоценностей на шесть миллионов долларов? Другой вопрос, что собственность на эти камни и страховка были так хитро оформлены, что Анастасия просто имела право держать их в руках, надевать на светские мероприятия. А в конце каждого месяца их осматривал ювелир, проверяя, всели в порядке. Короче, просто подвески Анны Австрийской.

Кто поверит, что в их доме прислуге платят очень скромно? Она чуть со стыда не сгорела, когда назвала агентству по подбору домашнего персонала сумму зарплаты горничных и садовника, на которые они могут рассчитывать. У менеджера агентства глаза поехали на лоб, но, чтобы не потерять престижных клиентов, женщина тактично заметила:

— Я понимаю, богатые люди умеют считать деньги. Вы, наверное, хотели бы сэкономить на услугах агентства?

— Не совсем, но…

— Мы сделаем все, что от нас зависит, но вы поймите, сейчас в Москве очень трудно найти человека, который готов за триста долларов убирать огромный особняк или хотя бы часть его.

— Но мой муж утверждает, что предыдущая прислуга работала именно за такие деньги.

— Мы постараемся сделать все возможное, но боюсь, вам придется выбирать из «неликвида».

— Что такое «неликвид»?

— Это люди без опыта работы, без образования, без прописки или с серьезными проблемами.

— То есть пьющие?

— Нет, таких мы все-таки стараемся отсеивать на этапе первоначального отбора. Понимаете, если в Москве человек серьезно занижает свои притязания по зарплате, то, значит, у него какие-то трудности личного характера.

— Не могли бы вы объяснить поподробнее?

— Иногда это проблемы с родственниками. Например, женщина — кандидатка в домработницы может быть замечательной, но у нее муж с судимостью или дочь-наркоманка.

— Но, может быть, не обязательно отбирать из москвичей. Нас вполне устроят иногородние или даже выходцы с Украины.

— Конечно, провинциалы могут прекрасно работать, но те, кто готов компенсировать своим энтузиазмом, энергией и работоспособностью отсутствие московской прописки, работу получают очень быстро, работают действительно замечательно и очень быстро идут в гору.

— Вы хотите сказать, что домработницы делают блестящую карьеру?

— Как ни странно — да. Одно дело убираться у кого-нибудь в городской квартире часа два в неделю, другое — работать экономкой в богатой семье в загородном доме.

Анастасия никогда не забудет того позора, что ей пришлось пережить в кадровом агентстве. В результате им удалось найти компромиссный выход из положения. Они стали нанимать людей без большого опыта работы, которым нужно было собрать рекомендации. Женщины были готовы проработать несколько месяцев за сравнительно небольшие деньги, чтобы получить престижную рекомендацию от Чегодаевых. Но постоянная текучка домашней прислуги делала жизнь Анастасии неудобной. Ей все время приходилось объяснять кому-то из новеньких, как и что нужно делать в их доме.

А чего стоили мелочные проверки счетов на продукты, хозяйственные расходы и прочие мелочи? Чегодаеву ничего не стоило часами ей выговаривать за то, что прислуга неэкономно расходует жидкость для мытья посуды или стиральный порошок. На публике он всегда изображал из себя богатого и щедрого человека. Богатым он, безусловно, был, а вот по щедрости мог сравниться со Скупым Рыцарем.

Настя прислушалась к сюжету новостей. Ну вот — все ее злобные планы против мужа пошли прахом. Оказывается, этот хитроумный Ванштейн сейчас в тюрьме, его обвиняют в каких-то махинациях с государственной собственностью. Можно подумать, есть хоть один человек в стране, разбогатевший в начале девяностых, который этим не занимался. Как жаль, однако. А то бы она рассказала, как Чегодаев упирался и не хотел платить выкуп за Леонида до конца. Даже когда им прислали отрезанное ухо, он твердо держался своего мнения.

— Нельзя идти на поводу у террористов. В Израиле так никогда не делают.

— И что?

— У них замечательные успехи в борьбе с террористами.

— А с похитителями?

Тогда Настя применила все свои уловки, чтобы уговорить мужа расстаться с этими дурацкими камнями. Она плакала, умоляла, пыталась взывать к его благородным чувствам. Можно подумать, такой скряга и мудила знал, что такое благородные чувства. Наконец его вызвали в Кремль и там настоятельно посоветовали бриллианты для выкупа выделить.

Кремлю муж никогда не перечил. Он был хитрым и осторожным человеком.

— Пожалуйста, не используйте щипцы. Термобигудей достаточно, если вы хотите сделать завивку, — обратилась Настя к стилисту.

Она продолжала внимательно прислушиваться к новостям. Похоже, что за Ванштейна взялись крепко. В его издательском доме назначен временный управляющий — мужик с глазами дохлой рыбы. Такому никакого компромата не продашь. Что же делать? После фотосессии в журнале ей предстояло ехать на встречу с Ксенией Птушкиной, чтобы обсудить подробности об участии в передаче «Женские истории». Ее и так всегда тошнило от этой передачи, а когда она представила, как упакуют ее биографию для широкой публики… Остается только утешать себя тем, что многие женщины мечтают оказаться на ее месте. Вот дуры-то! Сколько бы она отдала, чтобы снова оказаться студенткой журфака! И зачем она тогда пошла с Машкой на этот проклятый конкурс красоты?

Спицын подводил первые итоги расследования по делу о похищении Пенгертона. Как только выяснилось, что тут замешаны чеченские боевики, дело сразу же передали отделу по борьбе с терроризмом. Ник-Ник даже не знал, как это расценивать — то ли как очередную попытку подложить ему свинью, то ли как признание его заслуг. Вообще-то времени на подобные рефлексии не было. Очередная проблема на время заслонила даже неразрешенные загадки по делу Кондрашина.

Спицын не стал вызывать жену Пенгертона на Лубянку, а сам съездил к ней домой. В четырехкомнатной квартире в сталинском доме на улице Алабяна, где жили Пенгертоны, стоял устойчивый запах валерьянки. Супруга главы издательского дома «Товарищ либерал» оказалась милой тридцатилетней женщиной с русыми волосами до плеч и красивыми, хоть и заплаканными, глазами. У Пенгертонов были мальчики-близнецы четырех лет, с ними сейчас возилась мать Кати, срочно приехавшая по такому случаю из своего Ярославля. И мать и дочь были учителями музыки и, несмотря на то что последние несколько лет совершенно ни в чем, благодаря заработкам Пенгертона, не нуждались, все равно преподавали. Это Спицыну понравилось. Понравилась и сама Катя — совершенно не испорченная Москвой и деньгами молодая женщина. Видно было, что она обожает своего мужа и совершенно не представляет себе жизни без него. Вероятно, она никоим образом в этой неприятной истории замешана быть не могла. Чего уж там скрывать, Спицын не раз сталкивался с такими случаями, когда жены новых русских сами организовывали похищение своих благоверных. Называть Джорджа Пенгертона новым русским было, конечно, несколько странно, но, судя по той информации, которую собрал его помощник Кудряшов, Спицын сделал нехитрый вывод: американец давно и прочно ассимилировался в России, пил водку не хуже русских, а работал даже значительно лучше.

— Катя, — попросил генерал, — постарайтесь еще раз вспомнить все, что происходило в тот день и предваряло исчезновение вашего мужа.

— Господи, да ведь я уже Ванштейну все рассказывала!

— Я понимаю ваши чувства. Но, во-первых, Ванштейн — просто босс вашего мужа, а не государственный служащий, который занимается расследованием таких дел. Во-вторых, как вы, наверно, знаете, он и сам сейчас арестован.

— Что вы хотите этим сказать?! Он причастен?..

Спицын замахал руками:

— Ничего я не хочу сказать, не обращайте внимания. Ванштейн арестован в связи с другим делом, насколько мне известно. — А про себя Спицын подумал: поди разбери, какова на самом деле его роль, этого медиамагната. И ежу понятно, что арестовали его, как только он чеченские заявления печатать стал, но все же…

— Ну ладно. — Катя вытерла слезы. — Что вы хотите знать?

— Все и максимально подробно. Когда вы поняли, что мужа похитили? Как это произошло? С кем вы разговаривали в тот день? Что делали? И так далее, если сможете вспомнить по часам, будет совсем хорошо. — Спицын не взял с собой помощника и сейчас включил диктофон, не вынимая его, впрочем, из кармана.

— Я поняла, что его похитили в половине двенадцатого дня, когда мне сказал об этом по телефону человек с кавказским акцентом.

— Вы сможете опознать его голос? — В распоряжении Спицына был обширный банк данных на чеченских бандитов.

— Да, — последовал категоричный ответ.

— Вы уверены? — даже несколько удивился Спицын. — Все-таки по телефону, с кавказским акцентом, какие-то секунды.

— Я музыкант, — сказала Катя. — У меня отличный слух. И память неплохая. Кроме того, акцент был немного странным, то чуть нарочитым, то ослабевал, я думаю, этот человек просто пытался говорить не своим голосом, но от этого его узнать будет только легче.

— Очень хорошо, — потер руки Спицын, — это нам может пригодиться. Итак, ваш муж уехал на работу, но туда не доехал, как я понимаю. Кстати…

— Подождите, он не, уезжал на работу! У него была деловая встреча, накануне вечером. Возвращаясь с работы, он мне позвонил и сообщил, что поедет в какую-то фирму. И возможно, вернется в офис, чтобы я не волновалась, если вдруг он не будет ночевать дома.

— Такое случалось прежде?

— Да. Обычно, если речь шла о заключении долгосрочных рекламных контрактов. Тогда Жора сам вел переговоры, не доверял это своим подчиненным.

— Значит, он не приехал ночевать?

— Да.

— Значит, какое-то время вы не волновались. Вы ему не звонили вечером, ночью, не связывался ли он с вами?

— Нет.

— Но когда же он должен был появиться дома в таком случае? Спать-то он должен был когда-нибудь.

— Он мог отдохнуть на работе. Я знаю, что утром ему непременно нужно было туда приехать. Вероятно, потому он и не ночевал.

— Но ведь офис издательского дома от вас совсем недалеко, — заметил Спицын, — они же на «Динамо», а вы на «Соколе» живете. Всего-то пять — десять минут езды.

— Ну и что? Если это нужно было для работы, то ему видней, как себя вести.

Удивительная женщина, подумал генерал. Ну да ладно, не мое дело.

— Так что я не волновалась, — продолжала

Катя, — да у меня и самой времени на это не было. У меня утром уроки были, — объяснила она. — Но к полудню я уже домой приехала. И тут они как раз позвонили. Я не знаю, может, они и прежде звонили, но у нас дома нет определителя номера. А я ведь Жору столько раз просила поставить… — Тут она не выдержала и заплакала.

Генерал чуть не крякнул от досады. Пошел на кухню, налил стакан воды, подумал и выпил его сам. Вернулся в комнату, когда Катя уже успокоилась.

— Катя, не помните название фирмы, с которой ваш муж вел переговоры?

— Нет, просто не знаю, я бы запомнила. Но вы же можете узнать это в издательском доме!

— Узнаем, не сомневайтесь, — заверил Спицын. — Я позвоню с вашего позволения?

— Телефон на столе.

— Нет-нет. — Спицын вытащил мобильный и позвонил Кудряшову. — Петя, есть что-нибудь?

— Допросил секретаршу, охранников, еще кучу народу. Пенгертон в офисе не появлялся с предыдущего рабочего дня и ни с кем в контакт с тех пор не вступал. От его имени — тоже никто.

Выходит, в офисе он не ночевал, сообразил Спицын. То есть фактически он исчез еще с предыдущего дня.

— Петр, узнай, с кем он вел накануне какие-то важные рекламные переговоры и после этого…

— Уже узнал. С представителями компании «Орбита». Есть конкретные фамилии, я с этими людьми до вашей команды не связывался.

— Молоток. А теперь бери их и тащи на Лубянку. Я сейчас приеду. А сам займись вплотную машиной Пенгертона.

— Так занимаюсь уже целый день! — взвыл Кудряшов. — Все ГИБДД на уши поставили, никаких следов.

— Ничего, найдешь, сынок, — заверил Спицын. — Если не захочешь меня расстраивать.

К сожалению, Пенгертон редко пользовался услугами водителя, он предпочитал водить машину — «Ауди А6» — собственноручно. Это еще больше затрудняло поиски.

— Не хотите пообедать со мной? — робко улыбнулась Катя. — Так одиноко… И страшно…

— Увы, — развел руками Спицын. — Но обещаю, мы с вами завтра увидимся.

— Понимаете, — тихо сказала Катя, — я очень боюсь, что… они сказали по телефону — никаких ментов, то есть, простите, никакой милиции, а теперь вы тут, и вот я боюсь, не будет ему ли ему хуже от этого — Жоре…

— Постарайтесь не волноваться. — Спицын знал, что его низкий, с хрипловатыми модуляциями голос действует на женщин успокаивающе. — Этим же вы ему никак не поможете. Что касается похитителей, то, что они вам сказали, — это в некотором роде игра. Они же знают, что Ванштейн напечатал в своих газетах про похищение Пенгертона, и не могут не понимать, что этим делом займутся органы… А по поводу ментов, — улыбнулся он напоследок, — я не обижаюсь, я из другого ведомства.

Спицын попрощался с Катей, оставил ей свои телефоны с настоятельной рекомендацией звонить немедленно, как только она что-то вспомнит либо произойдет что-нибудь, о чем она захочет ему, Спицыну, рассказать. О том, что ее телефон теперь прослушивается, а квартира находится под круглосуточным наблюдением, он говорить не стал.

Когда генерал приехал на Лубянку, там его уже ждал начальник рекламного отдела компании «Орбита» — Антон Губкин, молодой человек лет двадцати шести — двадцати восьми, приятной наружности, с глазами чуть навыкате. Спицын предложил ему кофе, и Губкин не отказался, но, едва чашка оказалась перед ним, сразу же потерял к ней всякий интерес. Вообще он был как ртуть, все время создавалось ощущение, что сейчас примет низкий старт и умчится в неизвестном направлении. Это происходило не от робости и не от страха, Спицыну был знаком такой тип деловых людей, относительно юного возраста, вечно живущих с навязчивой идеей, что они могут что-то пропустить.

«Орбита» оказалась тоже молодой, но сильно прогрессирующей компанией, предоставляющей своим клиентам различные услуги в сфере телефонной и компьютерной связи. По словам Губкина (что подтверждалось и документами, которые Кудряшов привез из офиса «Товарища либерала»), «Орбита» собиралась заключить с издательским домом долгосрочный рекламный контракт, оплачивать который собиралась как раз предоставлением бесплатной связи в течение ближайшего года. Ванштейн от таких бартерных сделок был не в восторге, он предпочитал «живые» деньги, поэтому Пенгертон держал от него эти переговоры в секрете, но сам прагматичный американец понимал, насколько это выгодно и, судя по его подсчетам, которые сохранились у очкастой секретарши, реклама компании «Орбита», которая должна была появляться в главной газете издательского дома, предполагала принести экономию около полумиллиона долларов. Пока что это были виртуальные деньги, но при некоторых ухищрениях они вполне могли превратиться в реальные, что представляло очень даже лакомый кусочек. Рекламный бизнес в России — весьма запутанная вещь, тут вращаются огромные деньги, но преимущественно — черным налом, понятное дело, налогов все хотят платить как можно меньше. Не исключено, что эта самая сделка и стала причиной похищения Пенгертона. Но при чем тут тогда чеченские боевики? Пока непонятно.

Спицын отдал команду проверить вдоль и поперек компанию «Орбита», ее владельцев, учредителей и сотрудников.

Губкин сообщил генералу, что переговоры с Пенгертоном прошли успешно, они расстались в пять часов вечера, а на следующий день предполагали подписать все бумаги, примерно в два часа дня. Когда же он приехал в офис «Товарища либерала», его даже не пустили внутрь, охрана сообщила, что мистер Пенгертон болен и все откладывается на неопределенный срок. Губкин не успокоился и позвонил Пен-гертону домой, чтобы выразить свое сочувствие (на самом же деле, как догадывался Спицын, чтобы убедиться, что все остается в силе). Губкин нервничал. К телефону подошел какой-то мужчина, который наорал на него и бросил трубку.

Это был Ванштейн, понял Спицын. И команду врать про болезнь Пенгертона отдал лично он. Круг замкнулся, черт побери.

Спицын отпустил Губкина и подумывал о том, стоит ли вообще сегодня обедать, заодно прикидывая на бумаге имеющиеся сведения. Их было немного.

1. После пяти часов дня и вплоть до звонка похитителей в квартиру Пенгертона о Джордже ничего не было известно. Значит, не исключено, что с момента похищения и до того, как террористы связались с Ванштейном, прошло около суток.

2. Пенгертон исчез по пути на работу, во всяком случае, уже после того, как покинул офис «Орбиты», находящийся на Пятницкой улице. Что подтверждается видеокамерами, установленными через дорогу от «Орбиты», возле дорогого итальянского бутика. Пенгертон отъехал в 17.15.

3. Никаких фактических следов похитителей на настоящий момент не обнаружено.

4. Кто и откуда звонил Ванштейну — не установлено.

5. Документы, которые Ванштейна вынудили печатать (и которые он, мерзавец, печатал с превеликим удовольствием!), приходили по почте маленькими порциями; первую порцию, судя по штемпелю, отправили из Ростова; документы — это сведения об операциях ФСБ, практически государственная тайна.

— Просто кошмар какой-то, — вслух сказал Спицын и сломал карандаш.

И тут в кабинет без стука ворвался Петя Кудряшов. Именно ворвался, влетел. Спицын уставился на него в немом изумлении: прежде такой непочтительности за помощником не наблюдалось.

— Нашел! — выпалил Кудряшов. — Тачку нашел! В смысле машину, Николай Николаевич.

— Пустую? — осторожно спросил Спицын. Только трупа Пенгертона сейчас для полного счастья не хватало.

— Ага. Обнаружили ее на стоянке в Шереметьеве. Там паркуется местная мафия, те, кто таксует, чужих туда, как правило, не пускают, наверно, и местная милиция подмазана, так что это местечко не сразу и проверили.

— Мафия, — фыркнул генерал. — Что за слова? Просто мелкие ублюдки.

— Мелкие ублюдки, — послушно повторил Кудряшов.

— Это другое дело… В машине никаких следов борьбы, крови, отрезанных ушей?

— Чисто.

— Скорее всего, — вздохнул Спицын, — Пенгертона уже успели вывезти из Москвы…

Ближе к вечеру Спицыну на стол положили информацию по компании «Орбита» — о ее сотрудниках и учредителях. Никаких видимых связей с чеченскими бандитами не прослеживалось.

А потом на Лубянку привезли Катю Пенгертон. К этому времени Кудряшов в фонографической лаборатории подготовил пленки с голосами чеченских бандитов, неоднократно замешанных в историях с похищениями людей. Всего было записано двадцать девять человек. Генерал Спицын ожидал, что утомительная эта процедура займет много времени, и приготовился к гнетущему ожиданию. Однако, видимо, у Кати Пенгертон действительно были незаурядные память и слух. На прослушивание голосов двадцати девяти человек Катя потратила меньше полутора часов и уверенно дала отрицательный ответ. Человека, который звонил ей, в базе данных отдела по борьбе с терроризмом не было. Кто придумал, что отрицательный результат — тоже какой-то там результат?! Отрицательный результат — отвратительный результат.

Спицын подумал о том, не стоит ли дать прослушать пленки заодно и Ванштейну, но по здравом размышлении не стал тратить на него время. Между тем найти Пенгертона (и живым, и живым!) надо было как можно быстрее, и желательно — без помощи всяких доморощенных сыщиков.