Затерянные в Чарусах

19.

День близился к своему завершению. Законы природы, несмотря на невероятную странность здешних мест, все-таки действовали и тут. Утро, день, вечер и ночь сменяли друг друга с завидным постоянством. Такая же участь ожидала, надо полагать, и времена года. Смурая Осень скоро превратится в стылую Зиму, а там, глядишь, и девочка Весна скромно заявится со своими голубыми глазами. А потом начнется этап привыкания, и он, как и другие, сам не захочет «ни в какие домой». Стоило бы поспешить с уходом из этой до жути «гостеприимной» деревеньки.

Дома, то есть в избушке деда Ивана, Валерий старательно заперся и, улегшись на полати, стал обдумывать случившееся, а также линию своего дальнейшего поведения. Первое побуждение — напасть на Николая и хотя бы попытаться набить ему морду. Вроде бы справедливое дело. Но… Этих «но» было много. Он не знал, как оценят то, что произошло у озера, другие жители. Может быть, осудят, а может, горячо одобрят. Не знал, сумеет ли один справиться с Николаем. А если все обернется не в его пользу? Устроить здесь бучу — значит нарушить сложившиеся порядки, и вряд ли кому из жителей такое понравится. Его терпят, но вряд ли отнесутся снисходительно к попытке установить иные нравственные нормы. Одно то, что Сом, Лида, да, скорее всего, и выжившие из ума Мисос с Прокофием, не верят в существование цивилизации, во многом определяет их отношение к ее представителям, с которыми местным аборигенам вольно или невольно приходится сталкиваться. Кто такой для них этот рыбак? Причуда природы. Посланец небес с кучей полезных предметов. Стоп, ведь Николай не коренной представитель местной «фауны». Он знает все о другой жизни. Даже сумел вывести из строя аккумулятор в мотоцикле. И он сознательно загнал рыбака в трясину. Зачем? Как понять его действия? …Хотя кто знает, в кого превращусь я сам, пожив здесь лет десять болотной жизнью. Вот именно. Лет этак десять… Сейчас у меня, конечно, есть личное право судить со своей колокольни, но вмешиваться… Неразумно. Иначе… Все, что произойдет иначе, очевидно будет не в мою пользу. Итак, задача номер один: выжить. Номер два: приспособиться. Номер три: искать способ отсюда выбраться.

Заснул Валерий голодным. Проснулся рано. Долго лежал с открытыми глазами, наблюдая, как в почти кромешной тьме прорисовываются и становятся все более различимыми отдельные предметы. Потом вроде опять стало темнеть, по-видимому, на улице сгущался туман. Снова подступила дрема. Он услышал тихий стук в дверь. Хотелось встать, но тело не слушалось, и только звуки отчетливо отдавались в мозгу. Казалось, он слышит каждый шорох. Все его существо сейчас состояло из слуха. Валерий понимал, кто он есть, где он, но не понимал, что с ним происходит. Это было не страшно, скорее любопытно и почти приятно. Он знал, что тело здесь, оно существует, но почему-то не подчиняется ему. Мысленно осознал: вот рука. Попробовал пошевелить мизинцем. Не получилось. И он опять стал слушать…

На крыльце кто-то стоял, а еле слышный вздох убедил — опасности нет.

«Входи, — мысленно позвал Валерий и вдруг ощутил, что этот кто-то уже в горнице. Тихие шаги прошелестели от двери к полатям. Он хотел повернуть голову, но не смог: не было сил даже открыть глаза. Невидимая рука коснулась его губ. — Лида», — мелькнуло в голове.

«Нет», — ответил голос, и он понял — кто Она…

…Это была девушка из его сна. Когда-то, давным-давно, так же под утро, она приснилась ему. Исключительно реалистично. Настолько реалистично, что Валерий долго не мог забыть всех нюансов их совместного времяпровождения. Они ненасытно встречались, он изучил ее всю, до каждого изгиба ее прекрасного тела, такого упругого, более упругого, чем у всех его реальных женщин. И такого податливого, более податливого, чем у самой нескромной любовницы. Он прожил в том загадочном сне много времени, наверное — месяцы, и всегда знал, что наступит час расставания.

Долгие дни Валерий находился под впечатлением от того странного сна. Он даже сделал для себя удивительный и не очень приятный вывод. Оказывается, ирреальные переживания и ощущения могут быть более яркими, чем настоящие.

Сейчас можно было поклясться, что происходящее — не сон, что рука, которая его ласкает, не призрачна. Она была теплой, он чувствовал тонкие невесомые пальцы и мягкие движения ее ладони. Девушка пощекотала его лицо губами, и он сразу узнал: это те губы. Все казалось знакомым: ее дыхание, улыбка, движения, которых он не видел, но ощущал с такой пронзительностью, как будто в комнате горел свет. Девушка откинула шкуры и живо, но робко и целомудренно прижалась к нему всем телом. Потом отстранилась, взяла его руки, приподняла и отпустила. Они как ватные упали на матрац, но Валерий почувствовал, что способность двигаться постепенно возвращается. Сначала шевельнулись пальцы правой руки, чуть качнулась кисть… Вскоре стало понятно: руки слушаются. Он хотел обнять девушку, но почему-то боялся. Сон это, или не сон? Вдруг ее нет и эти чудесные мгновения — лишь плод воспаленного воображения. Она раздела Валерия, замерла и вдруг несмело тронула его вмиг возбудившуюся плоть… И, когда прижалась вновь, он ощутил ее прекрасную упругую наготу. Неимоверным усилием воли Валерию удалось чуть приподнять веки. Да, это была она: та самая девушка из его лучшего в жизни сна. На ее лице появилась улыбка. Она заметила его взгляд, прикрыла грудь рукой и погрозила пальчиком:

«Закрой глаза и не двигайся. Я все буду делать сама».

Он послушно подчинился и отдался во власть ее фантастической нежности.

…Казалось, прошла вечность. Валерий изнемогал от удовольствия и очень боялся, что девушка уйдет, исчезнет навсегда, как когда-то в том далеком сне…

Все кончилось неожиданно. Девушка вдруг откинулась, замерла, тревожно прислушиваясь к чему-то.

«Продолжай…», — мысленно попросил Валерий, но она не двигалась. Он хотел притронуться к ней, но руки схватили лишь воздух.

С какой-то невероятной проворностью девушка соскочила на пол, присела, словно готовясь к прыжку, тут же стремительно вернулась, схватила одежду и бросилась к двери. Валерий метнулся за ней, но уже на улице сообразил, что совершенно голый. Реальность возвращалась.

Он нехотя оделся и опять прилег на полати. Тут же заснул, и ему приснилась она, но блекло и неинтересно. Это был самый заурядный, полный нелепостей сон, в котором ничего не получалось. И, когда Валерию удалось выпутаться из его тягостного плена, он продолжал лежать, упоенно воскрешая в памяти то, что с ним случилось, и это все меньше и меньше представлялось ему реальностью.

«Кто она? Еще один житель деревни?.. А как она вошла? Хотя… запор только лично ему представляется надежным. Или все-таки галлюцинация? Но дверь-то была открыта! И его одежда валялась на полу. Может, он сам себя раздел, и сам открыл дверь? Одно неправдоподобнее другого. Не исключено, что все это — самое обычное сумасшествие. Очень логичное предположение. Надо за него держаться, ведь настоящие психи никогда не считают себя умалишенными».

Валерий отправился к профессору. Тот выслушал его, не перебивая, но почему-то хмурился, похоже, рассказ не нравился ему. Еще Валерий подозревал, что Аркадий Аркадьевич скрывает что-то, но категорически не хочет в этом признаваться.

— Не знаю, не знаю, — сказал профессор. — Может быть, приходила Лида? Других девушек в деревне нет. А то, что вам привиделось — лишь фантазия, подкрепленная реакцией вашего организма.

Ничего не прояснив, Валерий рассказал о рыбаке и обо всем, что случилось на озере. Профессор опять отреагировал странно:

— Вы замечаете лишь поверхность происходящего. Вдумайтесь в реальность. Простые ответы, к которым вы привыкли дома, здесь не работают. И то, что происходит вокруг вас, намного сложнее всего, с чем вы до сих пор сталкивались. Поэтому, чтобы судить, вам надо прожить здесь не несколько дней, и даже не несколько лет, а может быть всю свою жизнь. Не вмешивайтесь. Лучшего совета я вам дать не могу. И не советую призывать логику. Только тогда вы перестанете рассуждать предвзято.

— Да как это? Что вы умничаете. Он человека погубил!

Профессор помрачнел.

— Поговорите лучше с Николаем, — посоветовал Аркадий Аркадьевич на прощанье.

— А в шахматы не желаете партейку? — спросил Валерий, не скрывая сарказма.

— Нет, сегодня не в настроении. Давайте я провожу вас немного.

Они вышли на улицу. Было прохладно. Деревья, укутанные туманом, печально расставались с последними листьями. Осень. Прекрасная осень. С каждым днем она становилась все противнее и враждебнее.

— А вы, почему не уехали на том вездеходе? — спросил профессор.

— Разве я вам не говорил? Николай аккумулятор испортил.

— Я имею в виду до того, как вы отправились искать рыбака?

Валерий растерялся. И правда, почему?

— А я знаю причину. Вам это и в голову не пришло.

— Действительно не пришло.

— Возможно, и с Николаем все не так просто, — загадочно проговорил профессор. — Вы с ним все же поговорите.

Новый житель деревни побрел назад.

«Это надо же, — думал он, — я мог завладеть вездеходом. И уже на нем искать рыбака. И вместе с ним уехать в город. Допустим, попытался бы помешать Николай. Что ж, в подобной ситуации, когда счет — жизнь или смерть, ему вряд ли удалось бы такое. Рядом было ведро, в аккурат подходящее оружие против топора. И еще можно драться ногами. Я же когда-то умел это делать!»

Он вошел в дом деда Сома. Тот сидел на полу и плел корзину. Отвлекся на секунду, хитровато осмотрел гостя и спросил, не скрывая какого-то подлого ехидства:

— Не желаете научиться? Дело гожее и простое.

— Я бы лучше поел чего-нибудь.

— Так сейчас ни обед, ни ужин, погоди малость. Вот кончу работу и повечеряем…

— Ну, я тогда зайду… попозже.

— Заходи, заходи. Поедим, покалякаем.