9.

Как ни странно, настроение после посещения этого необычного жителя деревеньки немного улучшилось. Валерий поспешил к домику Ивана, который облюбовала для него Лида. Он бежал по знакомой тропе и неожиданно напротив избушки с грибами споткнулся о торчащий корень. Больно ударился плечом о землю.

— Ой! — услышал он чей-то испуганный возглас. Повертел головой — никого…

— Лида! — крикнул Валерий в пространство. Поднялся. Впереди в тумане кто-то шевельнулся. Мелькнула женская фигурка. — Лида, стой, куда ты! Женщина обернулась. На ее лице промелькнул интерес и недоверие. И это была… не Лида. Валерий остолбенел. Ему показалось, что однажды он встречал ее там — в городской жизни и даже очень хорошо знает. Девушка сделала несколько шажков назад и исчезла в тумане. Валерий побежал за ней, но впереди были сплошные кусты и никакой тропинки.

В доме он еще раз попытался вспомнить, где и при каких обстоятельствах встречал необычную незнакомку. В памяти всплыло ее лицо: юное и красивое, пожалуй, красивее, чем у Лиды, и главное — оно казалось ему родным. Но такой девушки никогда не было в его жизни. Все реально существовавшие связи были мелкими, неинтересными и кроме облегчения после их расторжения ничего в его жизнь не вносили. Он метался от одной любовницы к другой, ведомый не поиском любимой, а животным инстинктом. И, получив удовлетворение, старался как можно скорее смыться. Женщины не интересовали его как собеседники.

«Нет, наверное, это все-таки очередной глюк. Не зря так воняло багульником», — решил Валерий после безуспешных попыток что-либо вспомнить. Действительно, образ девушки постепенно тускнел, таял, уходил в глубины сознания и вскоре где-то там благополучно потерялся.

Новый хозяин дома прошелся по горнице и твердо решил, что в первую очередь необходимо соорудить на двери засов. Какими бы ни были порядки в деревне, уж очень непривычно ложиться спать, зная, что в любой момент кто-то сможет беспрепятственно нарушить его эгоистическое одиночество. Он обследовал сени, чердак и нашел-таки кусок толстой кованой проволоки. Заострил ее с двух сторон на валявшемся неподалеку гранитном булыжнике, согнул, и камнем вбил в дверь. Пропихнув в получившуюся скобу палку, задвинул другой ее конец за косяк. Да, теперь просто так дверь вряд ли откроешь. Конечно, рванув посильнее, запор не трудно сломать, но это уже можно расценивать, как наглое вторжение, на которое не грех и возмутиться. Валерий с удовольствием опробовал запор, подрегулировал степень прижима, вколотив скобу поглубже. Все прекрасно функционировало. Более того, палка сильно пружинила, плотно прижимая дверь к косяку, и если дверь трясти, она все равно не выпадала.

Достав из сундука шкуры, Валерий расстелил их на полатях и улегся. Впервые за прошедший день его посетило чувство похожее на удовлетворение, причина которого казалась необъяснимой. Он полежал на спине, потом перевернулся на бок и погрузился в сладкую полудрему.

Проснулся от ощущения странного дискомфорта. В доме стало темнее, похоже, подступали сумерки. На крылечке как будто кто-то топтался. Дверь, по-видимому, тянули и не понимали, почему она не открывается. Валерий с интересом и некоторой тревогой уставился на свой такой ненадежный засов. Палка слегка изогнулась, скрипнула, и топтание прекратилось. На окно легла тень. То ли кто-то вглядывался сквозь пузыри внутрь, то ли просто стоял напротив. Валерий бесшумно встал, выдернул палку и бесстрашно выглянул наружу. Чья-то спина мелькнула в зарослях калины, потом этот кто-то оглянулся. Лицо незнакомое, но вот кулак… — этот объект был вполне узнаваем. — «Местный громила, — пришла в голову ироничная мысль. — Что же ты все грозишься издали? Напал бы лучше».

Валерий присел на крыльцо и стал вспоминать разговор с профессором. Сложный разговор. Непонятный. Однако кое-какие выводы уже напрашивались: спешить уходить в болота не следует. Главное — собрать информацию и найти возможного союзника. Так что, как говорили в свое время бюрократы: на повестке дня один вопрос — разговор с Николаем. И не стоило его откладывать на завтра.

Он побрел по уже знакомой тропе, отмечая некоторые новые детали. Увидел дуплянки — домики для птиц, развешанные в кронах деревьев. В их ветвях шмыгали белки. Несколько куч заготовленного сена стояли не открытые всем дождям и ветрам, а были тщательно укрыты шапочками из соломы. Куда ни кинь взгляд — везде чистота, ухоженность и порядок, словно в немецком национальном парке, а не в русской деревне.

Дом Николая сразу поразил своей необычностью. Вернее не само строение, а окна. Они были большие, без рам, округлой формы и состояли из настоящих стекол, вмазанных в большие проемы, грубо вырубленные в стене. «Какая нелепица, зачем было так мудрить?». Догадка, однако, не заставила себя ждать. Стоило подойти поближе, как все стало ясно: это были стекла от вездехода.

Валерий вошел в открытые сени, постучал. В горнице что-то скрипнуло, шумно упало, послышался громкий шепот, потом раздался голос мужчины: «Минуточку!» — Пришлось немного подождать и постучать еще раз.

— Входи, раз такой вежливый, — послышался тот же голос.

Внутри находились двое. Пелагия — растрепанная, красная, кажется, не очень довольная, и мужчина лет 30–35, по всей вероятности, Николай — длинноволосый, среднего роста, но, наоборот, весьма довольный, тоже растрепанный и слегка смущенный.

— Ужинать будешь? — спросил мужчина без предисловий.

— Нет, я по другому поводу, собственно…

— А, неважно по какому. Коль пришел — будем ужинать. Такие у нас порядки. Гость — дело святое.

— Да не в гости я… по делу…

— Как это так — не в гости? Порог переступил — значит, в гости. Давай, Пелагиюшка, пошустри малость. А мы тем временем потолкуем с человеком. — Николай жестом пригласил за стол и вопросительно уставился на Валерия.

— Меня зовут…

— Знаю-знаю. Заблудился в болотах и интересуешься, как отсюда выбраться?

— Собственно, именно это…

— Николай, — мужчина резко протянул руку и, сидя, склонил голову по-офицерски.

— Валерий, — протянул руку гость.

— Ну, вот и познакомились. — Николай покряхтел, не зная, что делать дальше. — Поздравляю! — Он вдруг опять протянул руку.

— С чем? — Валерий вновь пожал узкую, но сильную ладонь.

— Как с чем? С тем, что не сдох в болотах. К нам вышел. Будешь теперь жить… поживать… и добра наживать. А жизнь будет долгая. И интересная. Если… Ладно, об этом потом. Дом себе уже подыскал?

— Что-то вроде…

— Да, знаю, подыскал. Молодец! Хотя Лидия говорит: уйти хочешь? Зря. Не советую. Одни неприятности от этих затей. — Хозяин встряхнул головой, но, заметив, что Валерий ничего не увидел, откинул пряди волос руками. Вместо ушей у Николая торчали красные уродливые обрубки.

— Неприятности… — шипя и хихикая, Пелагия кинула на стол буханку хлеба и миску с капустой. Николай глянул на нее с укоризной, небрежно махнул рукой. — «Мол, делай, что делаешь, и не лезь». — Он аккуратно помешал капусту и стал нарезать хлеб. Потом поднял на гостя взгляд, то ли оценивающий, то ли изучающий и продолжал:

— А люди здесь добрые, отзывчивые, в городах ваших таких не сыскать. Помогут и словом и делом…

Пелагия принесла большой горшок, затем еще миски.

— Вот картошечка, мясо птичье, а это капуста с брусничкой. — Хозяйка заговорила вдруг приторным голоском. — Кушайте. Может, еще грибочков принести?

— Неси, чего спрашивать. — Николай игриво шлепнул старуху по заду. Та в ответ двинула его бедром и полезла в подвал.

— Вам каких? Маслят, груздей, опяток. Или волнушечек? — послышался ее голос из-под пола.

— Любые неси. Они все хороши. А лучше разных кинь, пусть гость попробует. Он таких вкусных, небось, и не ел никогда. — Николай подмигнул, достал из горшка тушку птицы и принялся ее разделывать, бормоча что-то про посевы озимых, последние осенние заготовки… Валерий вскоре потерял остатки внимания и продолжал машинально поглощать пищу. Он совал грибы в рот, некоторые падали на стол, откусывал куски картошки. Очнулся, поняв, что на него пристально смотрят. Нет, на него не просто смотрели. Пелагия провожала глазами каждое движение гостя, каждый кусочек откусываемого хлеба, каждый грибочек — и тот, что попадал в рот и тот, что шлепался на стол, выроненный из неуклюжих пальцев. Николай тоже внимательно и зорко всматривался в лицо гостя.

Валерий перестал жевать, вздохнул от тяжести в горле и увидел, что у старухи с какой-то невероятной интенсивностью начали выпадать волосы. Они прядями сползали с головы, скатывались по плечам и медленно, словно птичий пух, плавно покачиваясь и кружась в воздухе, опускались на пол. На лысом розовом черепе надулись огромные вены и принялись медленно пульсировать, угрожающе набухать, синеть. Вдруг одна лопнула, брызнув фонтаном крови, а из открывшейся черной раны потек обильный гной. В ужасе Валерий отвел глаза. Стены горницы колыхались в призрачном свете, потолок причудливо искривлялся.

— Морсику… морсику принеси, — словно сквозь сон услышал Валерий. Он почувствовал губами край сосуда и стал судорожно глотать противную соленую жидкость. Потом увидел Пелагию, которая держала у его рта глиняную кружку. Ее волосы были на месте и даже в большем порядке, чем когда он пришел. Валерий поискал глазами Николая. Тот наклонился над ним и стал смотреть на гостя узкими и длинными, совсем как у козы, зрачками.

— Дай ему настоечки перечной — пусть поспит.

Валерий глотнул приторную жгучую жидкость и сразу же впал в забытье. Потом почувствовал, что лежит на лавке, а хозяева, поглядывая друг на друга, споря и перемигиваясь, обшаривают его карманы.

Загрузка...