Затон

Эпизод 13. Анна. Нижний Новгород. 2006

Ключик был миниатюрный, с простенькой резной бородкой и даже на ее ладони казался очень и очень маленьким. Таких сейчас и не встретишь. А в годы ее детства этот ключ подошел бы, наверное, к каждой второй московской квартире. Замок, открываемый этим ключом, назывался, кажется, английским. А в просторечье – «слезы москвича».

Анна подкинула ключик, лежащий на ладони, и, залихватски поймав его за привязанный к нему шнурок, решительно вставила в замочную скважину. Оборот, второй, еще пол-оборота. Она смело толкнула дверь, но та приоткрылась совсем чуть-чуть, ограниченная натянувшейся изнутри цепочкой.

«Сюрприз, – пропел гаденький голосок. – Цепочка». По сценарию никаких цепочек не должно было быть, так же, как и лиц, находящихся внутри квартиры. Признаться, всякого рода сюрпризы изрядно поднадоели Анне за последнее время.

В образовавшейся щели вдруг возник человеческий глаз и ломающимся юношеским баском спросил:

Ты кто такая?

От подобной наглости Анна слегка опешила. Она сбросила с плеча тяжелую дорожную сумку и поставила ее на пол.

Простите… А какое отношение вы имеете к Плотниковым? А может… Вы – вор?

Глаз моргнул несколько раз и, похоже, смутился.

Э-э… К Плотниковым… – заблеял он. – Я не вор… А ты не из органов?

Нет, – удивилась Анна столь странному поведению. – Я из Москвы.

Ты одна?

Одна… – наконец-то Анна испугалась, и только мысль о тяжеленной сумке, которую в случае чего придется тащить самостоятельно, удерживала ее у этой двери.

Дверь захлопнулась, и кто-то через глазок долго рассматривал Анну и обстановку на лестничной клетке. Осматривающий, видимо, удовлетворился увиденным, потому что дверь широко распахнулась, и перед взором Анны предстал худосочный юнец лет шестнадцати-семнадцати. Волосы до плеч и юношеские прыщи были самыми приметными его чертами.

Я племянница тети Ляли, – выдала Анна фразу, заготовленную еще в Москве. Ляля предвидела, что у бдительных соседей может возникнуть вопрос: кто же это поселился в плотниковской квартире?

Видимо, тетя Ляля была здесь личностью известной, потому что юнец, совсем потерявшись, протянул:

А… Ясно. А я – племянник Плотниковых. – Он отступил назад, давая Анне пройти в квартиру, но она явно не торопилась этого делать.

Имейте в виду, молодой человек, я приехала сюда на милицейской машине. И вообще… У меня очень неплохие связи в нижегородской милиции. Я сейчас звоню и через минуту… – Она демонстративно вытащила из кармана брюк мобильник.

Такой поворот событий окончательно добил юнца. Он тут же перешел на «вы» и заканючил, чуть не плача:

Да нет же, я не вор, вы не беспокойтесь. Не надо никуда звонить, я теть Раин племянник, честно. Вы проходите, не сомневайтесь. Сейчас я вам все объясню…

Анна шагнула внутрь, но на всякий случай дверь оставила приоткрытой, а между собой и молодым человеком поставила свою сумку.

Вот что, молодой человек, не надо мне ничего объяснять. В квартире никого не должно быть, это мне прекрасно известно. Так что выметайтесь поскорее, – говоря так, она действовала скорее по инерции, в то время, как голос разума настойчиво подсказывал: «Зачем тебе эти сложности? Бери свою сумку и отправляйся в ближайшую гостиницу!» Эти самые Плотниковы были какими-то родственниками тети Ляли. Сейчас они работали то ли в Индии, то ли в Иране, а ключ оставили Ляле. О существовании дополнительных ключей и прыщавых мальчишках, могущих оказаться в квартире, Ляля не предупреждала.

Вариант с этой нижегородской квартирой проистек самым естественным образом из предшествующего хода событий. После происшествия на Малой Грузинской Ляля, чувствовавшая себя виноватой, категорически настаивала на том, чтобы Анна уехала из Москвы и на какое-то время спряталась в провинции, пока она, используя свои профессиональные связи, разберется со всей этой чертовщиной. «Отлично, – согласилась Анна, – я давно собиралась побывать в Нижнем». Счастливое совпадение. А у Ляли оказалась там же пустая квартира, которую ей оставили уехавшие в длительную загранкомандировку родственники. Не придется лишний раз светиться, регистрируясь в гостиницах.

Отъезд из Москвы был обставлен по всем канонам детективного жанра: с наружным наблюдением, двойной и тройной подстраховкой, перехватами, отсечениями и т. п. На этот раз Ляля задействовала все свои связи и контакты, вплоть до зама ГУВД, начинавшего в свое время службу в милиции под ее руководством.

Оперативная машина подвезла Анну к ЯК-40, уже стоящему на полосе с ревущими двигателями. Анна перебежала из машины в самолет, и он тут же взмыл в воздух. Когда решалось каким транспортом лучше добираться до Нижнего, Ляля заявила:

Полетишь служебным самолетом. Я договорилась.

Корпоративным? – уточнила Анна, не поняв определения «служебный».

Кор-по-ра-тив-ным, – передразнила ее Ляля. – Заводским самолетом полетишь, заводским.

Анна так тогда и не поняла, что это за странный самолет такой, да и не в этом суть.

В Нижнем, прямо у самолета ее встретили двое парней в штатском, предъявили свои удостоверения, и, посадив в машину, доставили до самого плотниковского дома. На прощание они оставили свои координаты, вручили ей мобильник и настоятельно просили звонить, не стесняться, буде какая надобность.

Да, да я уже смываюсь, – постарался заверить Анну обладатель юношеских прыщей. – Только… Мне завтра утром еще надо забежать – забрать кое-что.

Так, – решительно заявила Анна, окончательно заглушив все внутренние голоса, – пойдем в комнату, расскажете все с самого начала.

Стандартная обстановка еще советского образца. Полированная стенка, диван, два кресла, телевизор. В углу, у балконной двери свалены какие-то рулоны. Анна жестом указала юнцу на дальнее кресло, а сама уселась у входа. Успокаивало то, что команды он выполнял беспрекословно.

Мне вот это надо будет завтра забрать. – Молодой человек показал пальцем на мягкую кучу узлов и рулонов. – Это мое. Я просто временно храню это здесь.

«Час от часу не легче, – напряглась Анна, – теперь придется выступать в роли охранительницы чужого имущества».

Что это такое? – поинтересовалась она.

Молодой человек явно заколебался, сомневаясь, отвечать ли и вдруг, широко улыбнувшись, со вздохом облегчения сказал:

А я тебя знаю. Никакая ты не племянница теть Ляле. Ты ее соседка. Меня с тобой один раз оставляли. Я еще мелкий был, в школу не ходил. Тебя Анна зовут. Не помнишь?

Анна напрягла память. Да, что-то такое было лет десять назад. Она тогда как раз сидела дома – готовилась к вступительным экзаменам. А к Ляле приехали какие-то родственники. Они собрались идти на Черкизовский, а ребенка Ляля на целый день пристроила к ней, Анне. Милый такой мальчик был. Стасиком, кажется, звали. Они вполне мирно и дружно провели день. Стасик дисциплинированно рисовал, смотрел мультики и нисколько не мешал ей заниматься.

Ну же, вспомнила? Я Стас. – Он продолжал щедро улыбаться.

Анна скептически скривила губы. Трудно было представить, каким образом из того чудного, солнечного ребенка получился нынешний прыщавый волосатик.

Ну, привет, Стасик…

Привет… Бывает же… Я передрейфил, подумал – ты фээсбэшница или из ментуры… Понимаешь, я тут всю наглядную агитацию спрятал. Про эту-то квартиру они ничего не знают.

Какая наглядная агитация? – удивилась Анна. – Зачем ее нужно прятать? Кто не знает?

Так… К завтрашнему дню…

А что будет завтра?

А ты не знаешь? – юнец был просто потрясен ее невежеством. – Завтра же у нас в Нижнем «парад недовольных». Общероссийская акция.

Парад недовольных? Это что такое?

Демонстрация. «Русская Фронда» устраивает.

А что такое «Русская Фронда»?

Юнец поглядел на нее, как на умственно отсталую.

«Русская Фронда» – это объединение внесистемной оппозиции. Все честные политики России, не желающие плясать под дудку нынешней власти… – заговорил он, как по писаному.

Ах, политика… – разочарованно протянула Анна. – Меня политика не интересует. Во сколько ты завтра придешь?

Но послушай, так же нельзя, – возмутился молодой человек. – Равнодушие к политике – это равнодушие к собственной судьбе. – В его глазах загорелся жертвенный огонек миссионерства. – Вот я, например, член партии НЭО-сталинитов…

Неосталинитов? – переспросила Анна. – Никогда не слышала о таких. Ну ладно, Стасик, ты иди, а мне пока обжиться надо, осмотреться на новом месте. Когда тебя ждать завтра?

Нет, нет, не нео, а НЭО, – заторопился юнец, делая вид, что не замечает попытки распрощаться с ним. – Так зовут нашего вождя – НЭО, как героя «Матрицы».

Какой еще матрицы? – переспросила сбитая с толку Анна. – Ах, да… Кино…

Тебе обязательно надо побывать на нашем собрании. Я уж не говорю о завтрашней демонстрации… – перешел в наступление Стас. Его миссионерский пыл разгорался, уже вовсю полыхая огромным костром. Еще немного усилий, и еще одна заблудшая душа будет увлечена на стезю истины. – Тебе только стоит увидеть НЭО… А если его послушать… Я часто в Москве бываю – каждую неделю мотаюсь. НЭО… Это НЭО. Его послушаешь, и сразу же все становится ясно. А тут демонстрацию решили провести именно у нас. Это потому, что у нас ячейка мощная. Народ к нам со всей страны приезжает, а менты их хватают под любым предлогом. Ну… чтоб демонстрация не состоялась. Мы их стараемся разместить, спрятать… А я вот банеры, растяжки, плакаты прячу…

Слушай, Стас, – Анна подумала о том, что парень может для нее быть полезным, – ты город хорошо знаешь?

Еще бы… – презрительно фыркнул он.

Мне тут надо в кое-какие конторы съездить. Поможешь?

Мухой. А что за конторы-то? Я могу домой за справочником сбегать, если что, – подхватился Стас. – Давай только на собрание заскочим, а потом – по твоим делам.

Анна глянула на часы, скептически хмыкнула.

Да нет, наверное. Сегодня я уже никуда не попаду. Поздновато.

А завтра у меня демонстрация. И потом… Меня менты могут загрести.

Ничего. Мне не к спеху. День-два могу подождать. В конце концов, сама найду. Ты иди, а я буду вещи распаковывать.

И чего ты … будешь одна, как старуха, дома сидеть? – ляпнул Стас. – Пойдем со мной. НЭО послушаешь. Вот увидишь, он – супер.

«Может, и в правду пойти? – задумалась Анна. – В моем нынешнем положении для полного комплекта только сталинистов-экстремистов каких-нибудь и не хватает. Мало мне любовных неудач, разборок с партнерами, затонувшего парохода, Нюточки, ее рыжего знакомого, двух ДТП и черного человека, старающегося, похоже, меня убить».

Дорожное происшествие на Малой Грузинской лишь чудом не стало для них с Иркой трагическим. Если бы не прочный ремень Иркиной сумки… Анне удалось тогда вытащить Ирку прямо из-под колес «Лексуса». Правда, вместо Ирки на дорогу полетела она сама, но «Лексус» к этому моменту уже практически остановился, да и падала она к нему на капот, а не на асфальт…

Хозяин «Лексуса» бабочкой выпорхнул из машины и носился от Анны к Ирке и обратно:

Девушки… Девушки, вы не ушиблись, у вас все в порядке? – заполошно причитал он.

Их с Иркой эквилибристика, видимо впечатлила не только его, потому что следом затормозило еще несколько машин, а из ларьков выскочили любопытствующие продавцы. Потихоньку начинала собираться толпа.

Анне, съехавшей с капота на асфальт, помог подняться на ноги водитель «Лексуса». Ирка же сидела на тротуаре и, хмуро глядя на собирающихся вокруг людей, пыталась сообразить, что же это с ними произошло.

Тебя где так тормозить учили?! Я ж чуть в тебя не въехал! – высказывал кто-то свои претензии.

Гляделки разуй! Вон девчонки на дорогу свалились!

Это их какой-то парень толкнул, – объяснила интеллигентного вида дама из газетного киоска. – Мимо пробегал и толкнул. Я видела. Черненький такой… И одет во все черное.

«Никто нас не толкал, – хотела возразить Анна, но промолчала, испуганная упоминанием о парне в черной одежде. – Опять черный человек… – Она глянула в сторону скамеечки, где они совсем недавно сидели. Рыжего Панти там уже не было. – А может быть, действительно, Ирку кто-то толкнул?» – Ей сразу же припомнились нехорошие предсказания Панти.

Ирка уже сидела в «Лексусе» и все так же бессмысленно таращила на окружающих глаза.

Прошу вас. – Хозяин «Лексуса» открыл переднюю дверь и, взяв Анну под локоток, попытался усадить в машину. – Я отвезу вас в больницу, домой, куда скажете.

Анна села в переднее кресло и, обернувшись назад, спросила у Ирки:

Ты как?

Нормально, – неожиданным хриплым басом ответила та. – Задницу только отбила. Болит. И поясница ноет.

Шустрый, невысокий водитель, захлопнув двери, обежал вокруг машины и, усевшись на свое место, так резко рванул с места происшествия, что девчонок аж вдавило в кресла.

Эй, а поосторожнее нельзя? – возмутилась уже очухавшаяся Ирка. – От кого бежим-то? Милиции, что ли, боимся?

Что вы, что вы, девушки… Стараюсь быстрее вас в больницу доставить, – водитель говорил с легким кавказским акцентом.

Не надо в больницу. Отвезите нас домой, в Измайлово, – попросила Анна.

Хорошо, хорошо, – заверил ее водитель. – Куда скажите, хоть в Тулу поедем.

Водителя звали Араик. Узнав дорогой, что в Измайлове живет только Анна, а Ирка – аж в Теплом Стане, он вызвался доставить домой и Ирку.

Вечером она позвонила Анне:

Ну, ты как? Жива?

Жива… У предков только переполох.

Зря ты им рассказала. Знаешь, – даже через телефонную линию чувствовалось, что ей не терпится поделиться впечатлениями, – а он ничего.

Кто? – не сообразила Анна.

Как кто? Араик. Отвез меня домой, через час потом приезжает – привез о-огромнейший букет цветов, – Ирка чуть не задохнулась от избытка эмоций, – двух врачей; одного – обычного и второго – психоаналитика. Успокаивать меня. Представляешь? А сейчас он за мной заедет, и мы едем ужинать.

Так ведь десятый час уже, – удивилась Анна.

Ничего ты не понимаешь, самое оно.

Смотри… – вяло отреагировала Анна на энтузиазм подруги. – У него, небось, дома на Кавказе три законные жены остались.

Плевать, – легкомысленно отмахнулась Ирка от нравоучений. – Главное – чтоб человек хороший…

Слушай, а тебе ничего не будет за то, что в Фили сегодня не попала?

Ерунда. – Подобные мелочи всегда мало волновали Ирку. – Ой, звонок. Это он!

Из задумчивости Анну вывел возглас Стаса:

Э-эй! Ты где? Вернись! – Наглый мальчишка позволил себе подойти и, усевшись перед ней на корточки, помахать перед ее лицом растопыренной пятерней. – Анна, тебе что, плохо? – Он заметил, что она уже обратила на него внимание и скорчил жалостливую рожицу. – Ну что, пойдешь со мной? А то я уже опаздываю.

Ну, не сидеть же мне весь вечер, как старухе, в одиночестве, – рассмеялась Анна.

Стасик устроил Анне место в первом ряду. Небольшой зал был забит битком, даже в единственном проходе стояли люди, тесно прижавшись друг к другу. Строго говоря, никакой это был не зал. А так… Большая комната в подвале жилого дома. Вернее две смежные комнаты, в которых располагался молодежный театр-студия «На чурбачках». Между комнатами разобрали перегородку и сделали в одной из них зрительный зал на двести мест, а во второй – сцену с минимально возможным закулисьем. По словам Стаса, выходило, что первоначально в зрительном зале стояли настоящие березовые чурбачки и только потом, года через два, когда студия приобрела известность в определенных кругах, нашелся спонсор, и чурбачки заменили обычными театральными креслами. А название осталось.

Занавес был раздвинут, обнажая неприглядный задник, заваленный декорациями, поломанной мебелью и еще, черт знает, чем. На сцене слева стояла внушительного вида дубовая кафедра, сразу напомнившая Анне родной университет. Сначала на сцене появились два десятка спортивного вида молодых людей. Они выходили на сцену откуда-то сзади, протискиваясь между декораций, и выстроились широким полукругом позади кафедры.

Зал начал аплодировать. Сначала вяло, вразнобой, потом все четче и слаженней. На сцене появился высокий, подтянутый человек, действительно, внешне смахивающий на героя «Матрицы». Сходство, видимо, сознательно эксплуатируемое, подчеркивалось длинным черным кожаным плащом до пят и черными солнцезащитными очками.

Зал зашелся от восторга. Счастливые обладатели сидячих мест разом вскочили на ноги. Яростный звон сотен ладоней, отчаянно бьющих друг об друга, казалось, был громче тысяч барабанов. Человек в кожаном плаще подошел к кафедре и поднял вверх левую руку, как бы призывая утишить восторги и пригасить эмоции. Но зал в ответ на этот жест, как будто, просто взбесился. Сумасшедшие аплодисменты теперь сопровождались в такт скандированием: «Сталин – империя – НЭО! Сталин – империя – НЭО!»

Анна, поначалу с недоумением, а потом и с презрением взиравшая на это безумие, неожиданно почувствовала как непонятная, могучая сила, неведомым образом возникшая где-то в области желудка, тянет ее вверх, заставляя подняться на ноги. Еще секунда, и она вместе со всеми яростно бьет в ладоши. «Нет, я не буду орать, нет, я не животное!» – Отчаянно сопротивлялся мозг этой самой желудочной силе, уже подкатившей к горлу и стремящейся разжать ее сведенные судорогой сопротивления челюсти.

НЭО поднял руку чуть повыше и три сотни человек моментально замерли, повинуясь его жесту.

Друзья, товарищи по борьбе, – начал он в наступившей гробовой тишине неожиданно тонким голосом, так не вязавшимся с его героическим обликом. – Сегодня я хотел говорить с вами об организационных моментах нашего завтрашнего мероприятия, но ваше местное руководство заверило меня, что у вас все готово наилучшим образом и не стоит лишний раз тратить на это время.

Да, – в едином порыве выдохнул зал.

Что ж, завтра проверим. Тогда обсудим животрепещущие моменты текущей политической ситуации. Не скрою, все больше товарищей задают мне вопрос: «Зачем нам нужны наши нынешние союзники, все эти гнилые, недобитые демократы, оставшиеся не у дел члены правящей клики и иже с ними? Ведь за ними нет мощных политических организаций, как у нас, они не пользуются широкой поддержкой в народе. Это мы, а не они, совершаем подвиги. Это мы, а не они, ради народа идем в тюрьмы. Так зачем же они нам?» Объясняю. Наши великие учителя оставили нам в наследство ярчайшие примеры тактической гибкости, и мы, учась у них, не должны пренебрегать этими примерами. Нынешний союз – это пример применения творческого наследия наших учителей в повседневной политической практике. Так надо, друзья! Вы верите мне?!

Да-а! – завопил зал и снова принялся скандировать: – Сталин – империя – НЭО! Сталин – империя – НЭО!

НЭО снова поднял руку, и в зале воцарилась тишина.

Задают мне товарищи и другой вопрос, – негромко заговорил он. – А не становится ли вменяемым нынешний режим, не пора ли от конфронтации переходить к конструктивному сотрудничеству с ним? И действительно. Все больше и больше олигархов подвергаются преследованиям, все больше и больше капиталистов лишаются своих предприятий. Часть из них уже сидит в лагерях, другие скрываются за границей. Мелкие лавочники, эта гнойная плесень, уверенно душатся твердой государственной рукой. Возрождается армия. Крепнет военно-промышленный комплекс. Все больше и больше важных для страны предприятий национализируются или переходят в руки близких к государству, патриотически ориентированных бизнесменов. Все тверже политика России на международной арене. Все больше ее вес. Казалось бы, нынешняя правящая клика взялась реализовывать нашу программу. Может быть, нам и, впрямь, пойти к ним в услужение? Начать играть по их правилам? – Он выдержал томительную паузу, внимательно вглядываясь в зал. – Нет, нет и нет! Ибо для нынешней власти величие России всего лишь разменная монета, средство для торга с Западом, обеспечивающее ей немалые барыши. Им не нужна великая Россия, им не нужна Империя. Им нужны виллы на Лазурном берегу и поместья в Сассексе, им нужно сладкое заграничное пойло и обильная изысканная жратва, им нужны дорогие игрушки в виде иностранных футбольных клубов и счета в швейцарских банках. Они не хотят жить и работать на благо России. Они хотят тунеядствовать и разлагаться в роскоши. И ради этого они распродают Россию! Поэтому нет, нет и нет сотрудничеству с нынешним режимом! Есть только одна сила, способная поднять с колен Россию и возродить Великую Империю! И эта сила – партия…

НЭО – сталинитов! – как один человек подхватил зал. – Сталин – империя – НЭО! Сталин – империя – НЭО!

Из-за декораций на сцену выбежал молодой человек и склонился к уху одного из охранников НЭО. Тот отдал команду и охрана, выстроившись в колонну по одному, резво двинулась на выход. Скомандовавший в сопровождении еще двоих почтительно приблизился к НЭО и что-то шепнул ему.

До встречи на завтрашнем мероприятии, друзья! – кинул в толпу НЭО. – Победа или смерть! – И окруженный тремя охранниками поспешно ретировался с кафедры, скрывшись между декорациями.

ОМОН, ОМОН, ОМОН, – пополз по залу веселый шепоток.

Анна с тревогой оглянулась по сторонам. На лицах юношей и девушек не было паники или страха. Один лишь боевой задор. Большие двустворчатые двери загрохотали, сорванные с петель мощным рывком. В зал вломились люди в больших круглых шлемах. Свободного места в зале практически не было, и омоновцам просто негде было развернуть свой фронт, но они так мастерски орудовали дубинками, что через несколько секунд им удалось развернуться в цепь во всю ширину зала. Затрещали дробимые в щепы кресла. Добившиеся поначалу успеха омоновцы притормозили, сдерживаемые все нарастающим сопротивлением сталинитов.

Завороженная и напуганная происходящим, Анна не сразу осознала вполне очевидный факт – там, на сцене, за декорациями имеется еще один выход. Только когда на сцену массово полезли люди с передних рядов, она вспомнила о том, что неплохо бы подумать и о сохранности собственной шкуры.

Стасик, Стас! – Она сильно дернула за рубаху перевозбудившегося спутника. Забравшись на сиденье своего кресла, он яростно вопил и размахивал руками. – Стас, давай на сцену, там выход!

Подожди! – отмахнулся он.

Если тебя заметут, не попадешь на завтрашнюю демонстрацию.

Этот довод оказал на Стаса магическое воздействие. Он перестал орать и, прямо из кресла перепрыгнув на сцену, протянул руку Анне. Она ухватилась за нее, и Стас втянул ее на сцену. Протиснувшись в узкий проход между фанерными щитами, они уперлись в хвост небольшой очереди, столпившейся у двери, ведущей на улицу. Не очень организованно, но достаточно споро очередь продвигалась вперед, и тут с улицы раздался истошный крик: «ОМОН!» Толпа отшатнулась назад, выдавив Анну и Стаса обратно на сцену. Анна глянула в зал. Сталиниты еще сопротивлялись, но омоновцы, применив новую тактику, весьма существенно продвинулись вперед. Изловчившись, они выхватывали из плотной шеренги обороняющихся то одного, то другого и уволакивали их через свой строй вон из зала. За сценой послышался грохот рушащихся под ударами омоновцев декораций.

Анна бросила по сторонам растерянный взгляд и тут на краю сцены, в суфлерской будке увидела… Нюточку. Она призывно махала рукой и что-то кричала Анне, но за грохотом, стоящим в зале, Анна не могла разобрать что. Она схватила за руку Стасика и рванулась к суфлерской будке.

Ныряй вниз и следуй за мной, – скомандовала Нюточка рухнувшей на колени перед будкой Анне.

Не раздумывая ни секунды, Анна нырнула головой вниз. Нюточка подхватила ее и помогла встать на ноги. Стоять под сценой можно было только согнувшись.

Ой! – вскрикнул Стас, неуклюже свалившись на пол. Он попробовал подняться во весь свой немалый рост и снова ойкнул, больно ударившись головой.

Здесь есть лаз, он ведет в водопроводный коллектор, – зашептала Нюточка на ухо Анне. – Там передвигаться придется на четвереньках. Давай руку.

Ведомая Нюточкой, она дошла до стены и, опустившись на четвереньки, забралась в лаз.

Стас! – позвала она, вспомнив о своем подопечном.

Где ты?

Иди на голос. Здесь дыра в стене.

Анна проползла вперед, дав возможность Стасу забраться в коллектор.

Вот это да! Темно, хоть глаз выколи. Что это такое?

Водопроводный коллектор. Ползи за мной. Черт! – возмутилась Анна. – Не торопись! Ты наступил своей лапищей мне на ногу!

Есть не торопиться, – дисциплинированно согласился он.

Они ползли в кромешной темноте, казалось, целую вечность, но вот Анна начала различать белую полоску выбившейся наружу Нюточкиной нижней юбки, а потом и саму Нюточку, ползущую впереди.

Скоро колодец, – обернувшись, бросила она через плечо.

Через пару минут они уже стояли во весь рост в широком бетонном колодце.

Ты молодец, что приехала в Нижний, – похвалила Анну Нюточка. – Пароход был сделан здесь, на сормовской верфи. Спущен на воду в июне тринадцатого года. Тебе необходимо будет достать схему размещения кают на каждой палубе. Клад находится в каюте второго помощника капитана. И сходи, пожалуйста, в пароходство. Может быть, там тебе удастся что-то разузнать. Удачи тебе! – Нюточка наклонилась и краешком губ коснулась ее щеки. Она уже взялась за ржавые скобы, собираясь подняться наверх, но тут, видимо, вспомнив что-то, вновь обернулась к Анне. – Да, совсем забыла тебе об этом сказать. Пароход назван в мою честь, в нашу с тобой честь, – поправилась Нюточка, – «Святая Анна».

Ань, Ань, ну подвинься, а то я не могу вылезти! – Кто-то сильно дернул Анну за низ брючины.

Анна сделала полшага в сторону и опустила голову вниз, наблюдая как Стас выкарабкивается из коллектора в колодец. «Совсем забыла про него, беднягу», – спохватилась она, помогая ему подняться на ноги.

Ну что? Я полез наверх – люк открою, – предложил он.

«Люк? – удивилась Анна. – А как же Нюточка?» Она подняла голову вверх. Нюточки в колодце уже не было, лишь на щеке остался легкий, дурманящий запах ее духов.

Ну, как тебе у нас? Прикольно? – поинтересовался Стас, когда они, выбравшись из колодца и кое-как отряхнув одежду, вышли из двора на улицу.

Да уж… Прикольно.

Прикольно – не то слово. Круто, – осклабился Стас.

«Черт меня занес на это ваше собрание», – подумала Анна, пытаясь остановить такси.

Старший лейтенант был совсем молоденький, лет на пять младше Анны, с его щек еще не до конца сошел юношеский румянец. Поначалу ее так и подмывало сказать ему: «Вань, Сереж, Вить или, как там его зовут, да брось ты заниматься ерундой. Ты выглядишь, как маленький мальчик, очень старающийся походить на взрослого», – но с каждой лишней минутой, проведенной в этом кабинете, удивительно похожем на стандартный офис, как будто это не отделение милиции, а собес какой-то, подобные дурацкие мысли все реже приходили ей в голову. Старший лейтенант – это не молодой человек по имени Ваня, Сережа или Витя, с которым можно пококетничать или же послать подальше, в зависимости от ситуации, а часть серьезной бюрократической машины, в жернова которой она, похоже, угодила. И машина эта вовсе не собирается с ней так просто расставаться.

Итак… Сослуживцы Ахметовой, значит, утверждают, что вы обещали ей за эти чертежи крупную сумму денег. Вы в своем рассказе об этом не упомянули. Почему?

Это не чертежи, – раздраженно буркнула Анна. – Это схемы.

Ладно, схемы, – охотно согласился молодой человек. – Почему вы ничего не упомянули о деньгах?

Анна парилась в этом заведении уже четвертый час. Сначала ее прессовал какой-то мордатый капитан, а теперь – вот этот мальчишка, который, похоже, уже успел собрать какие-то сведения и на стороне.

Двадцать пять тысяч рублей вы называете крупной суммой? – огрызнулась она, пожав плечами. – Почему, почему… Никто не спрашивал у меня, вот и не говорила.

Ладно, понятно, – удовлетворенно произнес старший лейтенант, делая какую-то пометку на листе бумаги. – А вы, значит, не считаете двадцать пять тысяч крупной суммой? А покойной Ахметовой за эти деньги надо было четыре месяца работать. Ладно… – Слова «ладно» и «значит» пользовались у него особой популярностью, причем произносил он их, глотая звуки, так, что выходило «лано» и «знац». – Почему же тогда вы первым делом, значит, схватили чертежи и, не оказав первой помощи пострадавшей, попробовали скрыться?

Да не скрывалась я! – чуть не сорвалась на крик Анна.

Ладно… – старший лейтенант раскрыл папку и извлек из нее лист бумаги. – А вот свидетели утверждают обратное: – Ахметова шла через сквер от заводской проходной, а та женщина… Та женщина – это вы, значит. А та женщина, – продолжил читать он, – стояла на краю пешеходной дорожки и, увидев Ахметову, помахала ей рукой. Ахметова подошла к пешеходной дорожке, и они одновременно с той женщиной шагнули на дорожку, навстречу друг другу. В это время на пешеходной дорожке появился автомобиль «Жигули». Он двигался на высокой скорости. Та женщина сразу сошла с дорожки, а Ахметова, не увидев автомобиля, продолжала двигаться по дорожке. Автомобиль совершил наезд на Ахметову и, продолжив движение, исчез из виду. Ахметову ударом отбросило с пешеходной дорожки, и она ударилась о дерево. Та женщина схватила с дорожки рулон… Это рулон с чертежами, – вставил он. – Схватила рулон и бросилась бежать, но была задержана нарядом милиции. – Он закончил читать и поднял на Анну свои невинные голубые глаза. – Что вы на это скажете?

Теперь он уже напоминал Анне не мальчика, взявшегося играть во взрослые игры, а Порфирия Петровича и лейтенанта Коломбо одновременно. Она, буквально физически, почувствовала себя мухой, попавшей в умело расставленные паучьи сети. И чем больше она будет дергаться, тем сильнее запутается. «Похоже, мне, как говорится, шьют дело. За соучастие в убийстве Зули Ахметовой. О, боже, какой ужас! – испугалась за себя Анна. – Но Зуля… Бедная Зуля».

Она была единственной среди работников заводского архива, согласившейся помочь ей в поисках документации на «Святую Анну». Анне пришлось изрядно потрудиться, прежде чем выйти на этот самый архив и найти человека, готового помогать ей. Естественно, она пообещала Зуле те самые злосчастные двадцать пять тысяч рублей и даже заплатила пять тысяч авансом. Но работа стоила того. Когда Анна увидела, какой объем придется перелопатить Зуле, причем без всякой уверенности в успехе, она не торговалась ни секунды. Зуле нужны были деньги. Мать-одиночка, двое детей… Да и кому они не нужны?..

И, наконец, наступил день, когда она позвонила Анне и, сообщив, что нашла все, что требовалось, назначила встречу. Они договорились встретиться в сквере, у завода. Да, все примерно так и было, как зачитал старший лейтенант. С небольшой поправкой. Стоило Анне шагнуть на ту самую злополучную дорожку, как она услышала сзади себя истошный вопль: «Анна!» Она оглянулась, и тут подлетевшая бегом Нюточка ухватила ее за плечо и сволокла с дорожки. Через долю секунды Анна услышала отвратительный звук удара автомобильной стали о мягкую человеческую плоть и ощутила спиной, как в нескольких сантиметрах от нее пронесся на огромной скорости автомобиль. Повернув голову, она успела заметить, что это был «Жигуленок» то ли пятой, то ли седьмой модели. Без номеров, какого-то непередаваемо бело-серо-розового цвета.

Она повернулась к Зуле и сделала инстинктивное движение, намереваясь броситься к ней на помощь, но тут Нюточка, крепко взяв ее за локоть, шепнула на ухо: «Ей уже ничем не поможешь. Она мертва. Хватай рулон, и бежим. Это был он. Тот человек. Он нашел тебя».

И они побежали. Как-то так получилось, что, выбегая из сквера, Анна сама влетела в руки милицейского наряда. То ли им, в милицию, кто-то уже сообщил о трагическом происшествии, то ли у бегущей Анны был слишком подозрительный вид…

«Что я могу ему на это сказать? Ну, не рассказывать же ему про Нюточку. Тогда он меня, вообще, сочтет сумасшедшей маньячкой», – Анна почувствовала, что дольше молчать уже нельзя, надо что-то говорить, но говорить осторожно, взвешивая каждое слово.

Я испугалась… поэтому бросилась бежать. А помогать Зуле, то есть Ахметовой, было уже бесполезно. Она лежала на газоне… И у нее была так повернута голова, что было ясно… Она уже мертва.

Ладно. – Старший лейтенант кивнул головой и снова что-то записал на листе. – Значит, вы увидели, что Ахметовой уже не поможешь, испугались и поэтому бросились бежать. Да?

Да, – подтвердила Анна.

Однако испуг не помешал вам добежать до рулона с чертежами, поднять его и только после этого, значит, броситься бежать в другую сторону. Кстати, что там в этих чертежах?

Они у вас. Сами и посмотрите, – огрызнулась Анна.

А мы, значит, посмотрели. Судно 1913 года выпуска. Зачем оно вам?

Я коллекционирую все, что касается старых пароходов.

Ладно. Но сотрудники архива показали, что вас интересовало именно это судно, хотя там имеется документация и на другие суда дореволюционной постройки. Почему?

Он уникален.

Ладно. А почему вы сошли с пешеходной дорожки, в то время как Ахметова, значит, продолжала двигаться вам навстречу? Вы что, заметили автомобиль?

Нет.

Тогда почему, значит, сделали шаг назад?

Не знаю… Что-то почувствовала…

Ага, не знаете. – Старший лейтенант опять сделал пометку в своих бумагах. – Так, значит, пароход такой уникальный, что три листа бумаги с картинками стоят двадцать пять тысяч рублей?

Послушайте, вы что, хотите сказать, что это я подстроила убийство Зули из-за каких-то там двадцати пяти тысяч рублей? – возмутилась Анна, вскочив на ноги. – Почему вы не спрашиваете у меня о машине, которая ее сбила? Почему…

Не волнуйтесь, – очень спокойным голосом перебил ее старший лейтенант. – Еще спросим. А вы куда-то собрались? – Он ехидно улыбался, глядя Анне прямо в глаза.

Я что, арестована? – она с трудом сдерживала эмоции, бушевавшие у нее в груди.

Нет, вы не арестованы. И даже, значит, не задержаны. Мы с вами просто, значит, беседуем. Но если вы будете себя так агрессивно вести, то мы вынуждены будем вас задержать на сорок восемь часов в соответствии с Уголовно-процессуальным кодексом Российской Федерации… – Из—под кипы бумаг он выудил книжку в мягком оранжевом переплете и, полистав ее, ткнул пальцем в искомое место. – Вот. На основании статьи девяносто один, пункт один, подпункты один и два. А также, значит, пункт два. Так что, садитесь и давайте продолжим нашу беседу.

Анна устало опустилась на стул.

Я требую адвоката.

Что? – Старший лейтенант глумливо рассмеялся. – Это вы, наверное, фильмов американских насмотрелись.

Без всякого стука дверь вдруг приоткрылась, и в кабинет заглянул тот самый мордатый капитан, начинавший допрашивать Анну, и жестом поманил своего смешливого коллегу. Старший лейтенант вышел в коридор, оставив дверь слегка приоткрытой. Они о чем-то заговорили вполголоса, но слов Анна разобрать не могла. «Значит, и меня они не услышат, – решила она, выуживая из кармана мобильный телефон. Она нажала кнопку с цифрой «один» и приложила его к уху. – Ну, ответь же… Ответь быстрее…»

– Игорь? Это Анна. Да, проблемы. Большие. Я в отделении милиции. Номер не знаю. Рядом с сормовской судоверфью. Да. Кажется, соучастие в убийстве.