Завещание красного монарха

Глава седьмая

Отбросив из головы все воспоминания о прошлом, Анатолий с какой-то неукротимой, яростной злостью погрузился целиком в работу над книгой. Это было лучшим лекарством от всех личных драм, от тоски и одиночества. "Нельзя предаваться отчаянию, гневу, бессилию", – твердил он себе. "Нужно все равно радоваться, жизни, благодарить Бога и действовать". Купола церкви, которые виднелись из его окна, порою отвечали его мыслям, отзываясь колокольным звоном. Всегда, когда ему бывало особенно тяжко, он вспоминал каноническую молитву Пресвятой Деве с мудрой просьбой молящегося: "Пресвятая Владычица моя Богородица, святыми Твоими и всесильными мольбами избави меня, смиренного и окаянного раба Твоего, от уныния, забвения, неразумия, нерадения…" Вот от чего следует просить избавления в первую очередь, что ведет нас к пропасти – уныние, порождающее отчаяние; забвение – самовольная изоляция, одиночество; неразумие – глупость, отупение; и нерадение – лень, праздность… И Киреевский работал, выбросив из головы все лишнее, днем и ночью, не отрываясь на звонки в дверь и телефонные трели. По определенным дням в оговоренные часы приходил Кротов, приносил копии все новых и новых материалов и документов, которые были необходимы Анатолию. С продуктами проблем также не было. Впрочем, когда человек занят какой-либо творческой деятельностью, все вопросы собственного бытия у него как бы отодвигаются на задний план. Но Киреевскому нравилось его добровольное затворничество. Именно теперь он чувствовал себя по-настоящему счастливым, нужным. Словно монах или столпник, он нес свой крест, идя по выбранному им пути.

– Вы сегодня обедали? – строго интересовался Кротов, но вразумительного ответа, как правило, не получал. Координатор недовольно морщился, шел на кухню и, надев фартук, стряпал на скорую руку какую-нибудь нехитрую еду. Затем он просматривал написанное Анатолием (если у того было настроение – и он разрешал это), иногда делал кое-какие замечания и поправки.

– Поразительно… – поверил он. – Вы точно следуете в фарватере Просторова, словно его душа переселилась в вас. Если бы я был индусом, то так бы и решил. Та же емкость мыслей, меткость образов. И стиль… Можно подумать, что он стоит за вашей спиной и водит вашей рукой. Нет, недаром он относился к вам, как к своему сыну.

– Я не собираюсь следовать ни в чьем фарватере. Я – Киреевский. отвечал Анатолий, нахмурившись, хотя ему было и приятно услышать сказанное Кротовым. Этот человек вызывал его любопытство. Всегда подтянутый, строгий, сухой, с чуть насмешливыми глазами, с обгоревшим на каких-то южных просторах лицом, похожий на готовую стремительно развернуться пружину.

Один раз Кротов столкнулся на лестничной площадке с Днищевым, который безуспешно нажимал на дверной звонок и даже колотил ногой по деревянной обшивке. Кротов вышел из лифта и спокойно заметил:

– Его нет. Уехал в Дом отдыха.

– Странно. Мне он об этом ничего не говорил.

– Как раз ничего странного. Если бы сказал – вы бы его и там не оставили в покое. А он сейчас очень занят.

– Послушайте! Какого черта…

– Не горячитесь, не надо. Занимайтесь своим делом. Забот у всех хватает.

– А вы думаете, что я с утра до вечера сижу в баре и дую пиво?

– Нет, я так не думаю. Вам нужна какая-нибудь помощь, поддержка?

– Справлюсь один, – огрызнулся Днищев и побежал вниз по лестнице.

"Невыносимый характер, хоть бы сообщил, как продвигается его расследование", – подумал Кротов, улыбнувшись. Но он знал что Днищев, привыкший действовать самостоятельно и в одиночестве, все равно не скажет ничего толкового, пока не завершит начатое дело. Затем координатор условной серией позвонил в дверь.

В другой раз – это случилось на следующий день – Кротов, выходя из лифта, увидел подозрительного, непонравившегося ему мужчину, который стал поспешно спускаться по лестнице, хотя до этого стоял, прислонившись к перилам. Его лицо показалось Кротову знакомым. У него была тренированная в спецчастях ГРУ память, и он не мог ошибиться. В картотеке Русского Ордена хранились фотографии многих сионистских агентов или лиц, причастных к деятельности зарубежных спецслужб. Этот торопливо уходящий человек принадлежал к ним.

"Что-то нынче рано начали слетаться пташечки", – подумал Кротов и усмехнулся: "Быть весне…"

Фрагмент рукописи Геннадия Просторова

"…Талмудисты пытаются нам подкинуть такую версию, что Христос не был зачат девой от Духа Святого, а был плодом греха блудницы Марии и римского легионера по имени Пантера. После распятия, после начала римских гонений, Мария Магдалина, якобы имея детей от Иисуса, бежала вместе с еврейской общиной – суда их пристали к побережью Франции, к городку Нарбонна. Там они и обосновались, в течение нескольких поколений пестуя потомков Христа. Один из них впоследствии стал легендарным Меровингом – королем Франции. Ветвь эта не прервалась (после серии убийств, устроенных в те годы Ватиканом) и продолжается до наших дней: "сионские мудрецы" знают – где сейчас находится их Царь, которого они собираются возвести на мировой престол. Но сначала надо уничтожить все истинные монархии. Возможно, они кого-то и выращивают в своих дьявольских колбах, но не потомка Христе, (поскольку даже говорить и думать об этом кощунственно, а отрицать Божественное происхождение Спасителя – смертный грех), а того, кого и хотят вырастить – Антихриста. Есть предположение, что он уже явился в мир в облик мальчика, рожденного в Израиле в 1967 году. То есть, ему сейчас около тридцати лет и он приступает к выполнению своей миссии…" Читайте "Откровение Иоанна Богослова" – там все сказано. "Зверь, которого ты видел, был, и нет его, и выйдет из бездны и пойдет в погибель; и удивятся те из живущих на земле, имена которых не вписаны в книгу жизни от начала мира, видя, что зверь был, и нет его, и явится."

Число этого зверя, как нам известно, 666. Там же, в "Откровении" мы можем прочесть: "…чтобы образ зверя и говорил и действовал так, чтоб убиваем был всякий, кто не будет поклоняться образу зверя." Далее, "И он сделает то, что всем – малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам – положено будет начертание на правую руку или на чело их." Еще дальше пойдем, очень интересная перспектива вырисовывается для всех нас. "И что никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание, или имя зверя, или число имени его." То есть, как вы понимаете, друзья мои, если кто не станет поклоняться вышедшему на мировую сцену Антихристу – тот будет обречен. Тот будет исключен из системы "мирового порядка", подвержен голоду, страданиям, физическому насилию, смерти. Перед вами выбор: либо бороться с Антихристом и войти в воинство Христово, либо принять на свое тело число зверя и продать ему душу. Между прочим, наши доморощенные демократы с выдающей себя откровенностью стремятся провести закон о поголовном снятии отпечаток пальцев – для более удобного контроля над всеми. Готовят почву к приходу Антихриста? То же самое мы можем наблюдать в системе "Интернет", во всеохватывающей компьютеризации, когда любой западный человек уже находится под пристальным наблюдением тайного Центра, влияющего на его действия, поступки, желания контролирующего работу мозга. Запад практически давно "сдался" готов приветствовать Зверя. У этого трусливого болота нет ни сил, ни воли к сопротивлению. Католический, Ватикан сросся с масонскими ложами, стал разносчиком зла. Осталась одна страна, способная и готовая к великой Битве, находящаяся под защитой и Покровом самой Богородицы. Это – Россия.

Почему же современное цивилизованное человечество пребывает (в основной своей массе) в таком поразительном неведение о вековых устремлениях еврейской расы и ее непрерывном продвижении на пути к мировому владычеству? Ведь нигде еще, ни в одной стране, никто и никогда не сказал им добровольно: "Добро пожаловать, вот мы – с потрохами, берите и ешьте". Тем не менее, они приходят, берут и едят. И съедают все подчистую. Их программа, направленная на материальное, духовное и физическое уничтожение, выполняется неукоснительно и точно, работает, как часовой механизм. Они, как искусные кроты роют свои норы, плетут паучьи сети, приближая царство Князя мира сего, а следовательно, и свое владычество над всем миром.

Бросим беглый взгляд на их исторический путь. Еще с детства в наши умы были вбиты ложные представления о многочисленных погромах, гонениях, бедах, сваливающихся, словно оторвавшаяся с крыш черепица, на головы бедных иудеев. Если же и сваливались, то, значит, заслуженно. Все народы терпели страдания. Незачем выделять одних и закрывать глаза на "недостойных внимания" (а русские, а сербы?). Между тем, еврейские общины, колонии всегда были чрезвычайно сильны и могущественны. В 115 году нашей эры, например, иудеями было перебито в Египте и Киренаике более 200 тысяч христиан (так, легкая разминка, отмечали праздник Пурим), а на Кипре, чуть позже, замучили и перерезали уже более 240 тысяч киприотов-христиан. Хороши несчастные и обездоленные! В средние века их могущество стало стремительно крепнуть и развиваться. Испания была почти сплошь заселена евреями (Колумб, что характерно, также был иудеем. А кто еще мог открыть эту дурацкую, нашпигованную сионистами Америку? Ничего, наступят времена, и ее прочно "закроют".) Уже в IX веке во Франции в угоду раввинам базары были перенесены с субботы (их святой день, когда они не должны ничего делать, даже прикасаться к собственному члену, когда мочатся, – то же работа, увы!) на воскресенье, а простые евреи, в отличие от христиан, были освобождены от телесных наказаний и пыток. (А ведь наоборот, пороть бы и пороть, хотя бы за то, в Талмуде и Торе написано: еврею разрешено жить половой жизнью с девочкой, которой исполнилось три месяца! Вот вам и "богоизбранная раса"…).

К концу XI века засилье иудеев простерлось на всю Европу. В Германии, Франции, Испании, Богемии, Моравии, Польше евреи владели несметными богатствами и христианскими рабами. В Толедо, Лангедоке, Нарбонне они основали тайные общества, масонские ложи, там же, предположительно, и действовал невидимый штаб "сионских мудрецов". В Англии Кромвель и его последователи открыто следовали предписаниям "избранного племени". Они даже требовали признать Тору – нормой для Англии (чтобы насиловать новорожденных девочек?). И так далее. Итак, мы видим, что этот страшный всесильный кагал, не имея нужды ни в бессмертии души, ни в загробной жизни, отвергая Христа и Царство Небесное, пустил все свои силы лишь на одну цель – захват мировой власти, установление на земле эры Антихриста…

Сержант Герасимов не заметил, сколько прошло времени, пока он читал доставаемые из папок страницы. Из состояния "неопределенной невесомости" его вывел надтреснутый со сна голос молодой супруги:

– Ну ты идешь что ли спать, баран безрогий?

В выражениях она не стеснялась, как и ее досточтимая матушка.

– А чего ты пистолет достал? Чистишь, что ли? – продолжила жена. Лучше бы ты свой другой пистолет приготовил.

Сержант знал, что она "гуляет налево", поскольку в своей сексуальной жизни была необузданна, как кошка. Могла заниматься этим не только с ним, но и еще с десятком других – по очереди, днем и ночью. Так и делала, едва он уходил за порог, на дежурство. Весь дом знал об этом, вся улица и весь район, ее с малолетства "брали" кому не лень, так бы никогда и не вышла замуж, если бы не подвернулся этот деревенский паренек, которому она ловко закрутила мозги. Сержант во всем винил себя сам: позарился на прописку. А вышло боком.

"Пристрелить ее разве?" – с равнодушной тоской подумал он, глядя на вульгарно-смазливое личико жены, просвечивающее сквозь ночную сорочку розовое тело, и представляя, как у нее будут пузыриться на полу выпущенные из головы мозги, похожие на винегрет. "А почему я должен стрелять себя или ее за эту неудачную жизнь? – продолжил размышлять он. – Кто нас такими сделал? Да вся эта сволочь, которая сейчас и жирует…" Он тщательно убрал коричневые папки в портфель, задвинул его под стол к батарее, решив прочитать от первой до последней страницы, чувствуя, что в них таятся ответы на многие мучащие его вопросы, и нырнул к теплой и разгоряченной жене под одеяло.

После плотской гимнастики, жена более нежным голосом проворковала:

– Да, кстати, я тут договорилась насчет тебя с Борисом, из соседнего подъезда…

– Ты о чем? – сквозь сон спросил Герасимов.

– Ну ты, блин, совсем отупел на своей службе! – тотчас же взвилась она. – Я же тебе сто раз талдычила! Борис работает охранником у Гапониди. Теперь может и тебя туда пристроить. Все лучше – чем старух на рынке гонять.

– Гапониди – это тот самый что ли, который миллиарды у вкладчиков увел?

– Он, он… Тебе-то не все равно? Будешь получать раз в десять больше, чем в своей гребаной милиции, – уже засыпая, ответила супруга.

А Герасимов долго не мог уснуть, ворочался с бока на бок. Думал. Перспектива вырисовывалась заманчивая, но он чувствовал, что это – не его, не то, к чему он стремился еще мальчишкой, сидя на пологом берегу Нерли и споря со своими одногодками о будущих профессиях. Но зато тут появлялась другая возможность. Этот Гапониди, построив свою финансовую пирамиду, обокрал миллионы людей. И – как с гуся вода, все так же цветет и пахнет. Да что же это за гады сидят в Кремле, если они боятся даже пальчиком тронуть таких, как Гапониди? Или свой своего никогда не укусит? Есть ли справедливость на земле? До божьего суда далеко, а до людского, выходит, еще дальше? Нет уж, не выйдет, не получится. Сами приговор вынесем. Сами. Герасимов понял, что ему надо сделать.

– Хорошо, – пробормотал он вслух. – Пойду я на службу к этому мерзавцу, пойду. Только пусть он об этом потом не жалеет…

В областной прокуратуре Днищев разыскал капитана Чернявко, представившись полковником ГУО. Соответствующее удостоверение, выполненное его другом-гравером, он показал. У Днищева было много разных и серьезных "корочек", на любой вкус. Он действовал быстро, нагло и совершенно бесцеремонно, тем и брал вверх.

– Ну что, капитан, поговорим о той давней аварии на шоссе? Когда "КАМАЗ" раздавил "жигуленка" и улетучился, яко облаце? Ну, вспоминай, вспоминай, там еще женщина с ребенком погибла.

– Во-первых, майор, – поправил его Чернявко.

– Поздравляю.

– А во-вторых, все просто – обычное дорожное происшествие.

– Ни фига себе – "просто": два трупа! А по показаниям Киреевского, водителя, "КАМАЗ" выскочил с развилки и чуть ли не намеренно развернулся к легковушке боком.

– С пьяну чего не покажется…

– Да трезвый он был, трезвый. Не темни, майор. Я этого не люблю.

– Значит, шофер грузовика был пьяный. Обычное дело.

– Все-то у тебя "обычно", даже завидно. Мне бы твою работу. Опять же, по показаниям Киреевского, в кабине сидел не один, а два человека. А может, рано тебя сделали майором?

– А почему вас вообще это заинтересовало? Дело-то давно закрыто, Чернявко начал пыхтеть, словно отдуваясь после доброй порции пива.

Днищев с любопытством наблюдал за ним.

– Рано. Дай взглянуть на бумаги.

– Ладно. Приходите завтра.

– Нет, сегодня. Сейчас. У меня мало времени. А заодно пусть принесут материалы на того "бомжа", труп которого обнаружили в день аварии, неподалеку от места происшествия.

Чернявко взглянул на него с удивлением, подивившись осведомленности. Черт знает кто такой – свяжешься с ним – себе дороже станет… Он вызвал дежурного, объяснил – что к чему. Пока ходили за делами, Днищев продолжал расспрашивать майора, но тот, либо действительно многое подзабыл, либо просто был обычным служакой-формалистом. Ничего путного и конкретного он не сказал. Зато сообщил любопытные сведения об аэроклубе "Ветвь акации". Владельцем его был некий Гершвин, отсидевший при советской власти срок за организацию подпольного пошивочного цеха. При демократах – стал преуспевающим бизнесменом, взял в аренду несколько сот гектаров земли, купил с дюжину спортивных самолетов, нанял инструкторов-летчиков, словом, поставил свое дело на широкую ногу. Есть там и вышки для прыжков с парашютом, восстановительный центр со спортивными залами, поле для гольфа, ресторан, все что надо для толстосумов. А желающих подержаться за штурвал самолета (особенно, если рядом сидит опытный инструктор) найдется не мало, были бы деньги. Туда, к Гершвину, съезжаются многие известные личности: банкиры, политики, телевизионщики, иностранцы, был даже, вроде бы, первый вице-премьер…

– Прямо Бильдербергский клуб какой-то, – усмехнулся Днищев. "Трехсторонняя комиссия". Значит, нашему "цеховику" надоело шить подштанники, устремилась душа в небо?

– И еще, – продолжил Чернявко. – Есть сведения, что господин Гершвин содержит целую военизированную бригаду, не знаю правда, какой численностью, но довольно внушительную. Там частенько проходят какие-то учения со стрельбами. Пытались проверить, но… От ворот поворот. За Гершвиным сила. Крепкий орешек. У него на все есть разрешение.

– Понятно. Открывает дверь в кремлевские кабинеты ногой. Ладно, майор, спасибо и на этом.

Когда принесли материалы и Днищев ознакомился с ними, он удивленно произнес:

– А ведь характер травм этого "бомжа" такой, будто его сбросили вниз головой с высоты десятиэтажного дома. С верхушки дерева он упал, что ли? За шишкой полез, полакомиться?

– Его же нашли в зарослях кустарника, – ответил Чернявко. – Там ни домов, ни деревьев – на два километра вокруг.

– То-то и странно… Будь здоров, майор, не потеряй звездочку!

Отсюда Днищев сразу же отправился в Дом журналистов, на Суворовский бульвар. Он уже успел выяснить, что Юрий Шепотников, после той аварии никуда из страны не уезжал, никаких сенсационных материалов за его подписью опубликовано не было и он продолжал работать в "Московском комсомольце". Более того, получил повышение и являлся теперь замом главного. В пять часов вечера Шепотников непременно должен был быть в Домжуре, поскольку там у него была назначена встреча. С кем? С патриархом отечественной журналистики Аршаком Тер-Маркаряном, отказать которому означало – поссориться с ним насмерть. А ссориться с влиятельным армянином, владельцем нескольких не политических, а развлекательных газет никому не хотелось. Днищев намеренно приехал на час позже, зная, что за это время Аршак успеет накачать Шепотникова до бровей.

Припарковав одолженную у приятеля "таврию" рядом с Домжуром Сергей показал на входе еще одно удостоверение, на этот раз – члена Союза журналистов, и отправился на поиски. Тер-Маркаряна он обнаружил в нижнем баре, одиноко сидящего за столом, уставленном импортными бутылками.

– Здравствуй, негодяй, давно не виделись! – очнулся армянин, обнимая Днищева. – Зачем тебе понадобилась эта гнида – Шепотников?

– А где он, кстати?

– В туалете блюет.

– Хочу с ним поговорить, расспросить кое о чем.

– Валяй, он как раз вошел в нужную кондицию. Честное слово, если бы не твоя просьба, я бы никогда с ним за один стол не сел. Даже на один толчок.

– Вы бы вдвоем и не поместились.

С Тер-Маркаряном Днищев познакомился почти десять лет назад, в Нагорном Карабахе. Именно с него начался распад Советского Союза, но ни Сергей, ни Аршак тогда об этом еще не догадывались, испытывая естественную мужскую потребность пострелять и повоевать за правое дело. А то, что Нагорный Карабах с исторических времен является "сердцем Армении" сомнений ни у кого не вызывало… Наконец, явился раскачивающийся на худых ногах Шепотников, с неестественно толстым животам и лоснящейся мордой, на которой росла рыже-бело-черная борода. Плюхнувшись на стул, он осоловело взглянул на Днищева.

– Знакомьтесь! – представил их Тер-Маркарян. Он щелкнул пальцем и к столику поспешил официант с новыми бутылками.

– Вы нашего цеха брат? – витиевато спросил Шепотников.

– Лауреат всех мыслимых и немыслимых журналистских премий, – сознался Днищев. – А также магистр белой и черной магии. Предлагаю выпить по полной и перейти на "ты".

Дело закрутилось. Днищев наливал и хлобыстал бокалы с такой скоростью, что даже видавший виды Аршак возмутился:

– Э, дорогой, ты куда так коней гонишь?

– Времени мало. Надо много успеть. Вечером я еще дирижирую симфоническим оркестром в консерватории.

– П-поехали к д-девочкам? – предложил Шепотников. Он уже плохо укладывал лыко в строку. Но отказаться от халявной выпивки не мог.

– Ты же, вроде, по мальчикам спец?

– Я? Н-нет.

– А мне казалось, что у вас, в "МК", все – голубые.

– У нас р-разные.

– Ты чего заикаешься? – Днищев приблизил к нему свое лицо и взял за ворот рубашки. – Боишься, что ли?

– К-кого? Т-тебя? Н-нет.

– А зря ты меня не боишься.

– П-почему?

– Потом скажу. Давай сначала выпьем.

– Н-не могу б-больше.

– А это не трудно, – Днищев почти силой вылил в его горло полный бокал ликера пополам с джином. – Вот так, хорошо. Блевать не здесь, в туалете.

– Ну ладно, ребята, вы тут развлекайтесь, а я пошел, – сказал Аршак и поднялся. – Не могу глядеть на вторичную переработку продуктов. К вечеру, один из вас станет покойником. И я догадываюсь – кто.

Днищев кивнул ему на прощанье и поволок Шепотникова в туалет. Там он немного привел его в чувство, похлестав по щекам и плеснув в лицо холодной воды. Комсовский сексомолец промычал что-то нечленораздельное.

– Пошли еще выпьем? – предложил Днищев. – Теплой водки с портвейном и тухлым пивом, в равных долях. Коктейль – "МК", а сверху – кошачье дерьмо.

– Ч-чего тебе н-надо? – вяло спросил Шепотников, начиная трезветь.

– У нас есть один общий приятель – Киреевский. Знаешь такого?

– Н-ну?

– Хрен согну. А что ты с ним перестал встречаться?

– Т-тебе какое д-дело?

– Не хами, Юра. Кто тебе предложил выманить его воскресным утром с дачи? Два года назад.

– П-пошел в-вон?

– Сейчас будет больно, – предупредил Днищев. Обернувшись, он заорал в сторону открывшейся двери – Карманы есть? Вот и ссыте туда, а у нас санитарный час! Дезинфекция.

Дверь в туалет поспешно захлопнулась. Шепотников попытался рвануть в сторону, но он и так некрепко стоял на ногах, а от толчка в спину полетел под рукомойники.

– Учти, международной конвенцией и всемирной федерацией бокса мне запрещен удар справа, – произнес Днищев. – Но ради тебя я могу и нарушить подписку. Говори ясно и членораздельно: кто?

– Гершвин… – процедил снизу Шепотников, даже и не пытаясь подняться.

– Уже лучше. Слышал о таком воздухоплавателе, – кивнул головой Днищев. – А с какой целью – ты догадывался?

– Н-нет. ей Богу! Ч-честное слово… Когда я узнал – не п-поверил, испугался…

Днищев с отвращением посмотрел на дергающегося, бьющего себя в грудь журналиста с перекошенным от страха лицом. Похоже, он говорил правду.

– Ладно, живи пока, – произнес он. Затем повернулся и пошел прочь.

Аналитическая записка

(выдержки)

"…Политики, чья карьера непременно закончится в день смерти Эльцына, а вслед за этим, очевидно, последует и лишение их свободы, осознают нависшую над ними угрозу и предпринимают все попытки в поиске новых и надежных союзников. Борьба за опустевший трон, за гарантии личной безопасности, а по существу и за собственную жизнь ознаменует весь 1997 год. Кто же эти фигуранты, являющиеся первыми кандидатами на "отсидку в Лефортово"? Прежде всего, это естественно Хубайс со всей своей агентурной командой – Казачков, Мох, Мудрин и др. Помощники президента – Сататаров, Лифшиц, Рюликов и др. Рыбакин и его фактический начальник – Дересовский. Фумейко и Байдар, а также второстепенные лидеры их развалившихся политических структур (Юженков, Козыревец и т.д.), Филятов, Кросовченко, Илюшкин и прочие. Перемены в Кремле будут подталкивать их к объединению и согласованным действиям. Единого, харизматического, да и просто привлекательного для народа лидера у них нет, и вряд ли он появится в будущем даже гипотетически. Их политическая бесперспективность, а также общая сопричастность к "шоковой терапии" и "радикальным реформам", ввергнувшим Россию в нищету (сюда, конечно же, будут добавлены и те деятели, которые уже сошли с политической арены или находятся в стадии "выноса тела" – Барбулис, Поповцев, Собочачек, Увен, Шохнин, Крачев, Шапушников и т.д.) будет подталкивать их к поиску внеконстуционных решений (по образцу октября 1993 года). Уже сейчас ими рассматриваются варианты моделирования и разыгрывания кризисных ситуаций, создающих для них возможность "жизни после жизни"…

С угасанием политической звезды Эльцына стремительно возрастет роль изощренного политика Чарамырдина (при всей его кажущейся простоте и косноязычии), который сумел дольше всех других удержаться в Кремле, играя роль "преданного соратника" Президента и "престолонаследника – против воли". Периодически возникаемые слухи об его отставке и закате, инспирированы им самим, так как еще сильнее утверждают его позиции (нет Чарамырдина – будет вам Хубайс, а этого не хочет никто), в результате чего напуганная оппозиция тянется к премьер-министру.

К лету 1997 года определится основная группа претендентов на кремлевский трон. Это – Чарамырдин, генерал Моголь, Луньков и представитель Думской оппозиции, скорее всего – Селезьнев (а не Зюганов). Кандидаты от второго эшелона (дублеры-космонавты) – Немчуров, Евлянский, Жиронивский, другие персонажи "Кукол", могут рассчитывать на победу только в этой телепередаче. В 1997 году вообще произойдет распад антикоммунистических организаций, которые были созданы на митинговой волне в 1989-91 гг., поскольку сами лидеры этих движений дискредитировали все демократическое движение (на каждого из них можно уверенно заводить уголовное дело). Являясь по существу людьми с нарушенной психикой, больными, они могли лишь шизофренически возбуждать толпу, но куда выше всяческих идеалов ставили собственное преуспевание, не брезгуя никакими средствами. "Межрегиональная группа", "ДемРоссия" и прочие образования аккумулировало энергию разрушения и агрессивного идиотизма (Якушкин, Шабада, Филиппок, Станюкевич и т.д.). То же самое относится и к актерско-писательскому слою (вряд ли, потерявшие совесть, честь и разум люди, подобные М. Ульюнову, Федосеевой, Охуджуве, Амхеджаковой и прочим, когда-либо смогут "прозреть" или хотя бы покаяться перед русским народом, которому они принесли неисчислимые беды)…

…Разрешит ли скорейший уход Эльцына проблему безвластия в России? Нет. Очевидно, страна будет ввергнута в еще большую смуту и хаос, которая станет пострашнее "семибоярщины". В этой связи особое место будет определено силовым структурам, борьбе за влияние на них. Деморализованная армия к "латиноамериканскому варианту" не подготовлена, зреющее в ней раздражение способно вылиться в лишь локальные, индивидуальные вспышки, она лишена управляющего центра. "Человек с ружьем" готов от отчаяния выстрелить в себя, но не в того, кто смешал его с пылью, отобрал семью и кров (создатели финансовых пирамид могут пока спать спокойно – час Х для них еще не пришел). Остается одна реальная сила, способная действенно повлиять на политическую ситуацию в стране к лету-осени 1997 года. Это МВД. Человек, вставший во главе Министерства внутренних дел и примкнувший (временно) к одному из лидеров – определит дальнейших ход российской истории…"

Ярослав