Заветное желание

9

Лиззи прошла в кабинет Мэг, поздоровалась, забрала Челси, которая пришла со своими замечательными естественными волосами, и потащила ее в ближайшую закусочную выпить кофе. По дороге, рассказав подруге все, что с ней произошло этим утром, она в заключение сказала:

— Я больше не могу, этот человек сведет меня с ума!

Как всегда, Челси представила все в розовых тонах. Откинувшись на стуле и поблескивая роскошной белизной прически, она ответила:

— Ну и отлично, по крайней мере ты жива и можешь рассказать мне все сама.

— Он назвал меня бессовестной.

— Ну и что?

— Выглядел он как-то странно.

— Ты же Лиззи Олсон из Уилсон-Крика, а не мисс Очарование. Вы смотрели друг на друга новыми глазами.

— Я всегда осознавала, кто он и кто я.

Челси пожала плечами.

— Вот и увидим.

— Ничего мы не увидим. Я просто буду делать свое дело и забуду обо всем.

— Ты уверена?

— Абсолютно.

— А, поняла! У вас роман, — загадочно улыбаясь, сказала Челси.

— Роман? Да я готова убить его.

— Не так громко. Тебя могут принять всерьез. — Челси еле сдерживала смех. — Ты просто обезумела от того, что Майкл был добр и не выбросил тебя на улицу, когда ты во всем призналась. Ты думаешь, что ухаживая за Элизабет Гест, он играл, изображая не того Майкла, которого мы знали. Но это не была игра. Майкл остался таким же привлекательным, интересным, самодовольным и чувственным человеком, каким и показал себя на прошлой неделе, и это тебя раздражает.

— Совсем нет.

— Дурочка, ты влюбилась.

— Дай мне собраться с силами.

— Фактически он с облегчением вздохнул, когда обнаружил, что кто-то смог влюбиться в него. И ему не надо было разыгрывать из себя непонятно кого. Он прекрасно знает тебя, а ты — его.

Лиззи хмуро посмотрела на подругу.

— Челс, я просто не могу влюбиться в него. От одной этой мысли у меня мурашки по коже бегают.

— Я знаю тебя тридцать один год и никогда не замечала, чтобы ты так себя когда-нибудь вела. — Челси внимательно рассматривала что-то на краю чашки. — Интересно, откуда это взялось?

— Челси, пожалуйста, — вздыхая, стала дергать ее Лиззи. — Как ты можешь оставаться такой спокойной?

— Могу, потому что не я же влюблена.

К пяти часам Лиззи решила, что не пойдет на назначенную встречу этим вечером. Ни в коем случае. Она позвонит ему и скажет, что занята, и они смогут встретиться утром. В офисе. И желательно при открытых дверях. А еще лучше, чтобы Челси стояла рядом.

Приходить к нему на квартиру означало наживать себе неприятности.

Но Лиззи хотелось узнать его мнение о ее планах. Что, если они ему не понравятся? И возникнут проблемы? Что, если он вообще откажется от ее услуг?

— Снова униженной возвращаться в Уичито? — прошептала она, выглядывая из окна своей новой квартиры. Улица прекрасная и квартира тоже замечательная, уютная, нью-йоркская. Она полюбила этот город. Но и Канзас она тоже любила. Не так уж это и плохо — вернуться домой. Но только не униженной.

Ей не нравилось, что Майкл контролирует ситуацию. Он держал ее голову на гильотине и в любой момент мог отсечь ее. Она ощущала себя маленькой Лиззи, преподававшей когда-то в школе, подрабатывавшей в магазине стройматериалов и спрягавшей латинские глаголы лучше любого другого в родной школе.

К черту все, как говорил Майкл! На улице было пасмурно и прохладно. Лиззи надела теплые брюки, хлопковую рубашку, свингер с плотным воротником, вязаные носки и мокасины. Никакой косметики. Волосы еще привыкали к вновь обретенной свободе, поэтому она просто причесала их и оставила так. Теперь она походила на саму себя, а не на Элизабет Гест.

И Майкл или примет ее такой, или откажется от нее.

На этот раз она обратила внимание на детали отделки дома, в котором он жил. В фойе висели зеркала гораздо большие по размеру, чем в ее доме, а привратник был слишком вежливым. В лифте тоже зеркала. Полы застелены толстыми дорогими коврами. Все эти вещи всегда интересовали ее не больше чем с профессиональной точки зрения. Да в ее жизни никогда и не было такого блеска и дорогих предметов. Такой она родилась, и такой след в ее жизни оставил Уилсон-Крик. И этим она гордилась. Майкл открыл дверь и провел ее в квартиру. Если бы она могла, то, не говоря ни слова, тотчас же повернулась бы и вышла. Он был в темно-серых слаксах и шерстяном свитере и держал бокал с мартини. Глазами он обнимал и ласкал ее. У Лиззи перехватило дыхание. Никогда она не сможет оставаться равнодушной с этим мужчиной. Гораздо проще было бы просто уйти, но она не могла. Весь его вид располагал к тому, чтобы она осталась, но в этом заключалась только часть проблемы. Она и сама хотела остаться.

— Принести тебе мартини? — нежным и глубоким голосом спросил он.

— Нет, я ненавижу мартини. Он засмеялся.

— Тебе приятно снова ощущать себя Лиззи Олсон?

— Да.

— Ты еще раздражена?

— Нет.

Она принялась было снимать свингер, и он попытался перехватить его, и над самым ухом она почувствовала теплое дыхание.

— Позволь мне.

Выбора не было, и пришлось позволить. Каждое его движение, каждый звук повергал ее в такое состояние, какого она прежде не знала. Она думала, что, может быть, Лиззи Олсон не станет так реагировать на Майкла. Возможно, он не покажется ей таким уж чувственным.

И конечно, она ошибалась. Отсутствие несносного парика и накладных ногтей делало ее еще более отзывчивой на его чувственный призыв, на его прикосновения.

Да, это так, призналась она самой себе: именно прикосновения. Надо быть честной до конца. Ничего не изменилось. Она все так же страстно хотела любить его.

Повесив ее пальто и осторожно закрыв шкаф, он спросил:

— А что пьет Лиззи Олсон?

— Скотч, — ответила она, и это была чистая правда.

Он удивился, и это еще более обострило ее чувства. А что, он думал, пьет Лиззи Олсон? Зверский джин? Пиво? Она последовала за ним в гостиную и решила, что может с таким же сарказмом спросить и его об этом. И спросила.

Майкл не испытал никакого смущения, а, напротив, развеселился.

— Даже и не представляю.

— Но ты удивился, что я пью скотч.

— Да, пожалуй. А тебя это беспокоит? Она ответила вопросом на вопрос:

— Почему бы мне не пить виски?

— Действительно. Я никогда ничего не имею против того, чтобы человек изредка выпивал — включая меня.

Отправившись на кухню, он достал из шкафа бокал, наполнил его льдом из холодильника, вернулся в гостиную и налил виски из хрустального графина.

Передавая ей бокал, он обратил внимание на то, что ее пальцы были теплыми и твердыми, и проследил, как она отпила. «Он что же, ожидал увидеть, как я закашляюсь? Ну и черт с ним!» Скотч вполне устраивал ее, хотя она и не испытывала желания держать такую бутылку в баре.

Тем не менее она смогла изобразить, что немного поперхнулась. Не совсем красиво, но весьма кстати. Майкл удивленно на нее посмотрел и засмеялся. От его смеха по спине ее пробежали мурашки. Она хотела было сделать еще глоток, но раздумала. Изображать простушку тоже не стоило. Удобно устроившись на диване, она пожалела, что на ней не тот комбинезон. Это бы его раззадорило.

— Итак, скажи мне, Лиззи, — озабоченно произнес он, присаживаясь на стуле напротив и подложив ногу под себя. На мгновение умолк, чтобы сделать глоток мартини, но глаз с нее не сводил. — Почему ты ведешь себя как дурочка?

«А ведь он прав. Я действительно веду себя как дурочка».

Сам он сидел напротив, сохраняя самообладание.

— А я и есть маленькая дурочка.

— Да, я припоминаю, что ты всегда была такой, — со смехом проговорил он.

— Я?!

— А кто же еще?

— Это ты всегда был дурачком.

Он рассмеялся, и в уголках его глаз запрыгали смешинки.

— Неужели?

— Надменным, нахальным и бестолковым дурачком.

Он придвинулся вперед:

— Темноволосым симпатягой.

— Седые волосы тебе больше к лицу.

— Люди считают меня более надменным и нахальным, чем я есть на самом деле. А у тебя рыжие волосы.

— Ну и что?

— А то, что и тебя считают более надменной, нахальной и бестолковой.

Она засопела.

— Я ни та, ни другая и ни третья.

— Я-то прекрасно знаю, мисс Олсон. Вспомните, вы водили меня вокруг пальца всю прошлую неделю.

— Это слишком сильно сказано, Майкл.

— А не вы ли получили от меня чек на кругленькую сумму?

— Эти денежки вернутся к вам сполна.

— В этом я не сомневаюсь.

Его бокал опустел, а Лиззи вовсю трудилась над виски. Она прекрасно поняла, что он имел в виду, произнося последнее замечание таким игривым, грудным голосом. От этого голоса ей хотелось растаять.

— Если бы я хотела обвести вас вокруг пальца, то затерялась бы с вашими денежками в городе. Ищи ветра в поле.

— О, я непременно отыскал бы вас, дорогая Лиззи.

Да, он наверняка бы сделал это.

— Вы ни за что бы не догадались, что искать надо Лиззи Олсон.

— Я бы и эту тайну раскрыл.

— Но я же не исчезла, не так ли?

— Нет, не исчезла. — Он вытянул руку на спинке дивана и прикоснулся к ее волосам. — Не сердитесь, вы же сами решили рассказать правду.

— Я и не сержусь.

Но она говорила запальчиво, и он понял, что угадал. Только сердилась она не на него, а на себя. Ей стоило прислушаться к словам его матери, когда та рассказывала, каким обаятельным стал ее сын. За пятнадцать лет он здорово изменился. И Лиззи тоже. Отвернувшись, она опустила ноги на пол и вытянула их. Потом после непродолжительного молчания снова посмотрела на Майкла, рука которого все еще лежала на спинке дивана поверх ее головы, и проговорила:

— Так мы будем просматривать планы? Он улыбнулся:

— Как пожелаете.

Достав портфель, она вытащила из него чертежи и вручила Майклу. Это были карандашные наброски всех шести кабинетов офиса. Если он одобрит, она сделает все в цвете.

Он взглянул на них и сразу же вернул обратно.

— Отлично.

Обычно ей приходилось объяснять детали, давать пояснения и доказывать то или другое. Редко кто, едва взглянув на то, что обходилось в десятки тысяч долларов, сразу возвращал планы и говорил «отлично».

— Отлично? — переспросила она.

— Правда, неплохо.

— Как это вы определяете?

— А вот так. Хотите услышать комплимент детально? Пожалуйста. Вы учли все предложения моего персонала и мои замечания и разработали приемлемый вариант. В каждом кабинете вы предусмотрели отдельное пространство для консультаций и обсуждений — это хорошо. Вы прекрасно поняли, что у нас не бывает ненужных хождений и большого скопления людей не предвидится, и поэтому свободные площади вполне можно использовать для проведения конференций. Мне это нравится. Но самое главное было создать ощущение большого пространства и комфортности, вы и этого добились. В своей работе мы часто пользуемся телефоном и отправляем почту, но это и деловой офис. Поэтому все прекрасно.

— Вам нравится все в таком виде?

— Да, конечно, я понимаю, что это только начало. И с нетерпением буду ожидать окончательного плана.

— Тогда спасибо. Я прямо сейчас и приступлю к окончательному плану в цвете. — Она улыбнулась ему. — Это самая быстрая деловая встреча, которая у меня когда-либо состоялась. Спасибо, Майкл.

Он смотрел, как она укладывает план в портфель, и не мог поверить, что она действительно сейчас поднимется и уйдет. Но именно это она и собиралась сделать. Она улыбнулась и протянула ему руку. О, черт, эта женщина хотела попрощаться и упорхнуть в ночь!

Если он ее не остановит.

Он взял ее руку:

— Уходите?

— Да, если не осталось еще что-нибудь…

— У нас много чего осталось.

— А именно?

— Вы… и сами знаете, Лиззи.

— Майкл, я стараюсь забыть то, что произошло на прошлой неделе. Я понимаю. Вы приняли меня за другого человека. А теперь я — Лиззи Олсон из Уилсон-Крика.

Он по-прежнему держал ее за руку.

— Это ничего не меняет.

— Что вы хотите этим сказать?

Он нежно засмеялся и усадил ее рядом с собой. Она могла спокойно уйти — он не хам и отпустил бы ее, но она не ушла. Они сидели вплотную, прижимаясь бедрами. Она смотрела на него большими и округлившимися, но не невинными глазами. И прекрасно понимала, что он имеет в виду.

А он просто сказал:

— Оставайся.

— Майкл, ты уверен в том, что это нужно делать?

— Я уверен, Лиззи. Я хотел любить тебя с той самой минуты, когда увидел в первый раз.

— Но тогда я была Элизабет Гест.

— Нет. Ты и тогда была Лиззи Олсон, стоявшей на моем столе, помнишь? Кем бы ты ни была, не имеет значения.

— Имеет, — печально ответила она, беря его за руку. — Майкл, я из Уилсон-Крика.

— Ну и что?

— Я знаю, что ты никакой не фермер. Он засмеялся:

— Я говорил глупости, Лиззи. До тебя я никому такой чепухи не рассказывал.

— Но почему мне первой?

— Не знаю.

Он поднес ее руку ко рту и нежно припал к ней губами, но не из вежливости, а от избытка чувств. Лиззи затаила дыхание.

— Для меня ты всегда была Лиззи Олсон.

— Но Лиззи не пьет мартини.

— Она пьет виски. Она может пить и джин, и что угодно, я не стану возражать.

— Вот как! Он не будет возражать! — Она убрала руку. — Я помню, что ты говорил об Уилсон-Крике, Майкл. А это мой родной городок. Ты не переделаешь меня в Элизабет Гест. Я…

— Лиззи Олсон, — закончил за нее Майкл, стараясь сохранить терпение. — Это и мой родной городок, Лиззи.

— Тогда ладно.

— Мне просто не хочется там жить.

— Ты называл его дохлым местом.

— Правда? — засмеялся он. — Может быть. Я думаю, мы все так изредка называли его.

— Я — никогда.

— Послушай, Лиззи. Я ждал и искал женщину, в которой должно было быть что-то и от Уилсон-Крика и от Нью-Йорка.

— Во мне нет ничего от Нью-Йорка.

— Есть. Но в тебе больше всего от самой себя.

Положив руки на колени, она отвернулась:

— Элизабет Гест просто выдумка.

— Я не верю в это, не совсем верю, — спокойно сказал он. — Ты не можешь постоянно прикидываться простой девчонкой из Уилсон-Крика, которая никогда не хотела ничего, кроме домашнего очага и кучи детей. И я не могу притворяться, что и шагу не хочу ступить по Уилсон-Крику и не думать о том же. Не надо чувствовать своей вины в том, что ты хотела уехать. Он навсегда останется твоим домом. Ничто не сможет изменить этого. Поверь мне, я знаю. Но и вернуться ты тоже не можешь, как и я.

Не глядя на него, она упрямо сказала:

— Я смогу.

— Нет, даже если очень захочешь, ты не сможешь навсегда приехать туда. — Он вздохнул. Терпение его уже подходило к концу. — Лиззи, я даю тебе три секунды на размышление. После этого я поцелую тебя, и одному Господу известно, что потом произойдет. Если собираешься уйти — уходи. Но не думай, что этим все и закончится, потому что я хочу тебя. Ты так много для меня значишь… И я не собираюсь отказываться от своих намерений из-за того, что ты чувствуешь себя виноватой.

Она резко обернулась:

— А я не чувствую себя виноватой! Он ухмыльнулся:

— Ага, задел за живое! Ну, считаю! Раз…

— Майкл, черт побери, я не люблю никаких ультиматумов!

— Два…

— Можешь отсчитывать свои секунды.

— Три!

Она все еще была здесь. И знала, что никуда не уйдет. Руки сложены на груди, ноги напряжены. Она была в страшном гневе. Майкла, похоже, это не волновало. Он обнял ее за талию и повернул к себе. В ее глазах плясали веселые огоньки, и она едва сдерживала смех.

— Женщина-дьявол, — сказал он и поцеловал ее.

В огромной спальне Майкла ощущался мужской дух. Здесь ничто не напоминало стиля Кунин. Лиззи уже собиралась сказать ему об этом, как он, обнимая ее за талию, предупредил, что выбросит ее из окна, если она заикнется о стиле.

— Эта черта мне в тебе и нравится, Майкл, — смеясь, сообщила она. — Ты говоришь без обиняков.

— Я всегда так делал.

— Это точно. Я вспоминаю, как в шестнадцать лет ты…

— При воспоминании о моей юности холодок пробегает у тебя по спине.

— Ха! Хотела бы я посмотреть на это. Вспомните, мистер Вольф: мне единственной удавалось сталкивать вас с Королевской горки!

Его руки приостановились чуть ниже ее груди.

— Я уступал тебе.

— В своей жизни ты никому не уступал.

— Ты была словно маленькая заноза в пальце с этими своими браслетами и сережками.

— Тем более ты не мог мне уступать…

— Тогда мать сказала мне, что я не должен обижать малышей.

Лиззи не нашлась что ответить.

— Хорошо, Майкл, — проговорила она наконец. — Я не стану вспоминать истории из твоей жизни, а ты не будешь рассказывать про меня. — Она откинула голову и посмотрела на него. — Маленькая колючка, да?

Он усмехнулся:

— Но очень острая. Да, мы здорово изменились.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Хочу сказать, что… — Он издал боевой клич.

Она шутливо подтолкнула его локтем в низ живота, что, конечно, причинило ей большую обеспокоенность, чем ему боль. Он назвал ее маньячкой. А когда он попытался схватить ее сзади, она толкнула его бедром.

— О, — сказал он, — мне это нравится.

Притворившись испуганной, она вывернулась, но осталась в его объятиях. Майкл был ненамного выше, но крепче и сильнее, и она уже убедилась в силе его мышц. Тогда она ударила его по рукам. Но вместо того чтобы разжать объятия, она смогла лишь еще теснее прижаться к нему. Теперь ее грудь находилась на уровне его груди, а руками он крепко держал ее повыше талии.

— Конечно, я так и хотела сделать, — сказала она.

— Безусловно.

— Если бы захотела, то запросто смогла бы вырваться.

— Смогла бы.

— Я посещала занятия по самообороне. Его темные глаза смеялись.

— И от кого вы собираетесь защищаться, мисс Олсон?

— От одного несчастного труса, который…

— Несчастного труса? Она засмеялась.

— Это выражение Челси. Кстати, ее настоящее имя Люси Тервилигер. Она поменяла его десять лет назад на Челси Бернард потому, что ей не понравилось, как его произносят англичане. Помнишь Люси?

— Да. Вы с ней на два долгих года оставались бессменными заложницами магазина стройматериалов. Вы по-прежнему подруги?

— А почему бы нет? Разве плохо, когда рядом с тобой человек, который знает тебя с пеленок и при этом разделяет твои взгляды?

Нежно улыбаясь, он ответил:

— Конечно, это отлично.

И тут он наклонился вперед, и Лиззи стала терять равновесие, но вместо того, чтобы поддержать ее, он начал падать вместе с ней.

И они упали на удобную и фантастически огромную кровать Майкла.

— Не надо слов, — прошептала Лиззи. Руки ее обвились вокруг шеи Майкла, и, улыбаясь, она стала пальцами гладить его волосы. Она прижала его к себе, и он, поддавшись, прижался к ней, и губы их медленно и упоенно слились в жарком и жадном поцелуе.

Затем он вытащил руки из-под нее и, упершись одной в спинку кровати, несколько секунд смотрел на Лиззи.

— Не надо слов, — согласился он. И снова прижался к ней так плотно и так призывно, что она не могла не ответить ему тем же. Майкл начал движения, и точно такие же движения совершал его язык.

И Лиззи уже не помнила, то ли она просунула руки ему под рубашку, то ли он первым добрался до нее. Она только ощущала теплоту и упругость его тела и прохладу его рук у себя на животе и чувствовала, как желание охватывает ее, растекаясь по всему телу.

— Я не очень хорош в одетом виде, — прошептал он. — А ты не против потерять несколько пуговиц?

Она рассмеялась, приподнимаясь, и он скатился с нее. И, стоя рядом, они начали раздеваться. В атмосфере комнаты нарастала страстность, ощутимое сексуальное напряжение, но было и еще что-то. Лиззи не могла понять, в чем дело, но что-то особое явно присутствовало. У них это происходило в первый раз, но складывалось такое впечатление, что это когда-то уже случалось. Тишина была заполнена страстью и обещанием, но и тем непонятным, что заставило ее призадуматься.

— Ты тоже это чувствуешь, правда?

— Да, но не могу понять, в чем дело. Это похоже… не знаю. Как будто мы с тобой близко знакомы…

— Всю жизнь? Лиззи засмеялась:

— Да, наверное.

— Я тоже не могу ничего понять, — произнес Майкл, снимая рубашку. Его крепкая грудь была покрыта темными волосами.

Лиззи задержала на ней взгляд, быстро выскользнула из юбки и, освободив лиф, оставила все на полу.

Теперь уже Майкл восторженно смотрел на нее.

— Ты прекрасна.

У нее была полная, округлая грудь и розовые соски. Майкл кивнул на них, как бы указывая на возбужденное состояние.

— Это от прохладного воздуха, — смутилась она.

— Вот мы сейчас и проверим. Желание растеклось по всему ее телу, углубляясь и проникая все ниже и ниже.

Она раскрыла объятия, и он пришел к ней, покрывая поцелуями все ее тело. Потом были жара, и белый свет, и краски, многоцветие красок. И проникновения. Пронзая и проникая вглубь нее, он знал, что способен доставить наслаждение. Не думая ни о чем, она прислушивалась к своим ощущениям, полностью захваченная ими.

Она готова была кричать, а он двигался и двигался, то погружаясь, то снова выныривая, и она подбрасывала свое тело навстречу ему. Часто дыша, он встречал ее толчок своим погружением и резким ударом, пока она, наконец, закричала от наслаждения. Никогда не испытывали они чего-либо подобного: подбросов и падений, криков и стонов радостного наслаждения и затемнений… калейдоскопа огня, света и цветов, красок и оттенков, кружений, пока все не кончилось, не исчезло.

…Медленно возвращалось ощущение реальности. Измотанная и выжатая, Лиззи посмотрела на Майкла и улыбнулась:

— Привет…

Он нежно улыбнулся в ответ:

— Привет…

Через мгновение он уже предложил ей свой халат, и она закуталась в него. От халата исходил запах Майкла, и она хотела, чтобы этот запах сопровождал ее всю жизнь. Он надел другой халат, и они отправились на кухню, где в холодильнике было полно еды.

— У меня такое чувство, что все это было запланировано заранее, — хитро сощурясь, сказала она.

— Потому что ты всегда смотришь в будущее, да и я оптимист…

Там были кусочки дыни, упакованные в пленку, фруктовый суп, овощной салат, вино и на десерт восхитительный морковный пирог.

— Останешься на ночь? — спросил Майкл.

— Не знаю. Челси будет волноваться.

— Ну, так позвони ей. Она взрослая девочка и все поймет.

— Да, но…

— Ты так боишься ее реакции на то, что переспала с надменным и нахальным мальчиком из твоего родного города?

Лиззи засмеялась:

— Нет, конечно.

— Тогда звони.

Лиззи позвонила прямо из кухни, но Челси дома не оказалось, поэтому Лиззи оставила сообщение на автоответчике:

— Челс, меня не жди. Седовласый Вольф сбил меня с пути истинного.

Она положила трубку, а Майкл, склонившись над бокалом, коварно посматривал на нее.

— Так это Вольфа ты хотела заполучить?

…И она получила его после обеда и еще дважды в течение ночи.