Зависимые

Глава 5

Следующие дождливые месяцы Кирилл вставал в шесть утра и ехал в офис, а возвращался уже затемно. Первым делом, выйдя из дома, он записывал аудиосообщения жене. Похожие по содержанию, они быстро стали семейной традицией.

«Доброе утро, любимая. Оставил тебе кусочек шоколадки. Черт, в собачью какашку наступил. Хорошего тебе дня, малышка. Оденься нормально, холодно, у меня уже руки замерзли. Целую тебя, женушка моя».

Чтобы увеличить прибыль компании, Кирилл взял двадцать пять заказов вместо привычных двадцати. Когда понял, что команда не потянет таких объемов, выложил объявление о поиске архитектора и лично проводил собеседования. Иногда он так засиживался с кандидатами, что не замечал, как из офиса уходил самый трудолюбивый из его чертежников. Кирилл ездил на объекты, спорил с менеджерами о ценах и сроках, читал отзывы о своей компании в интернете, связывался с модераторами, чтобы договориться об удалении негативных комментариев.

Несмотря на плотный график, Кирилл каждый день заказывал для жены обед, потому что знал о ее привычке забывать поесть вовремя. По выходным Кирилл организовывал семейный досуг. Водил жену на выставку в Пушкинский, в открывшийся после реставрации кинотеатр на Арбате, во все ее любимые рестораны. Попросил составить список подарков, которые она хочет, и каждый день дарил по одному. Последней в списке была сумка, которую Вероника присмотрела в их прошлогоднюю поездку в Рим. Теперь сумка лежала в оранжевой коробке на заднем сиденье машины, когда они возвращались из устричного бара.

От неожиданности Вероника вскрикнула и прикрыла рот рукой:

— Господи, Кирилл, зачем? Она ведь ужасно дорогая!

Кирилл улыбнулся и почесал палец, который порезал накануне, когда мыл стакан.

— Что значит «зачем»? Ты ведь так ее хотела! А я хочу, чтобы у моей любимой женушки было все, что она хочет.

— О, как это мило! — Вероника поцеловала его в щеку. — Это самая красивая сумка в мире! А ты самый лучший муж!

Вероника хотела добавить, что покупку сумки нужно отметить, но передумала.

На следующий день она приехала на работу пораньше. С новой сумкой на плече подошла поздороваться со всеми, кто в десять утра был на студии. Только когда большинство коллег поперхнулись утренними бутербродами от зависти, Вероника и сумка уединились в кабинете. Созерцая красоту синей кожи и элегантность позолоченной застежки, Вероника открыла записную книжку. Как обычно, дел было больше, чем часов в сутках, но сегодня ей это нравилось. Уверенность в том, что именно она так хорошо влияет на мужа, который больше не пьет, кружила голову.

Редактор Юля заглянула в кабинет после обеда и застала Веронику с баночкой колы на столе и в патчах под глазами.

— Да ладно ты, не отклеивай, — сказала Юля. — Хотела предупредить, что сегодня в семь будет небольшая вечеринка, здесь, на первом этаже. Отмечаем удачный пилот и Лёхин день рождения. Ты ведь останешься?

— Не знаю, надо подумать.

— Окей. Дай знать, как определишься.

Студийные вечеринки напоминали маскарад: несмотря на прозрачность информации друг о друге, все снимали обручальные кольца, хвастались новыми машинами и показывали видео из отпуска в Майами. Вероника не любила эти мероприятия, но сегодня ей захотелось остаться.

В восемь часов она достала телефон и написала сообщение: «Кирюш, у нас сегодня небольшая тусовка в студии», — отправила. «Ты не против, если я останусь?» — отправила стикер обнимающихся котят. Она хотела добавить что-то еще, но Кирилл ответил: «Конечно, развлекайся», — стикер Джо Триббиани с пиццей в руках.

Вечеринка оказалась веселой. Такой же, как всегда, но почему-то веселой. Высокий парень с вызывающими зависть густыми волосами пытался с ней флиртовать. Постоянно подливал вина и говорил об искусстве.

Когда она собралась уходить, даже обнял ее. Оказалось, приятно. Непривычно худые руки, сладковатый запах сигарет. Парень попытался поцеловать ее в щеку, она отстранилась, но почти почувствовала прикосновение его губ. Это было новое ощущение, дурацкое ощущение своей привлекательности и доступности. Но так нельзя.

В половине второго позвонил Кирилл и уже через двадцать минут поднялся за ней, чтобы отвезти домой. Но вместо этого они до рассвета гуляли по покрытому туманом Ботаническому саду и обсуждали ее коллег, пока не кончился чай в термосе.

Утром за завтраком Кирилл сказал:

— Забыл с тобой поделиться. Мне звонил Игорь, месяц назад, наверное, предлагал встретиться. Не знаешь зачем?

— Понятия не имею. — Шея покраснела до кончиков ушей. — Может, хотел проконсультироваться насчет перестройки дачного дома. Я ведь тебе говорила про мамины планы? Она хочет сделать из второго этажа салон. Устраивать там дегустации запеканок и все такое. Кстати, про запеканки. Сделаешь мне бутерброд?

Она облизнула палец и стала собирать им крошки со стола.

— А как же твое интервальное питание? Или голодание? — спросил Кирилл и подошел к холодильнику. — Сегодня у меня есть два часа после работы — наверное, встречусь с твоим отцом. Да, кстати, я заказал новую гитару, акустику, сегодня должны привезти. Если меня не будет, встретишь курьера?

Вероника допила отсутствующий в стакане кофе и встала:

— Кирилл, давай я сама поговорю с папой? Зачем тебе тратить время? А мне как раз нужно узнать у него про машину. Положи бутерброд в контейнер, я по дороге съем.

Бутерброда оказалось мало — пришлось заехать в кафе за теплым яблочным пирогом.

Весь день Вероника писала Кириллу сообщения: как скучает, устала и хочет в отпуск. Если ответ не приходил в течение двух минут, на нее нападала тревога. Может, Кирилл все-таки встретился с отцом? Или узнал, что она подписалась в «Инстаграме» на парня, который обнимал ее на вечеринке?

Чтобы как-то оправдаться, нужно было исполнить желание мужа. Он заказал гитару. Можно попросить его сыграть что-нибудь и сделать вид, что играет он великолепно. Или позвать в гости Сережу с женой: пусть и они оценят таланты Кирилла. А может, прийти домой с бутылкой новозеландского вина? Продемонстрировать доверие, подчеркнуть хороший вкус, удивить его.

В этот вечер Кирилл снова играл плохо. Но Вероника прослезилась. Плакать ее научил актер старой школы, с которым она работала на съемках. Достаточно было вспомнить самое грустное событие в жизни, закрыть глаза и отдаться воспоминаниям. Все двадцать минут концерта мужа с забинтованным указательным пальцем правой руки Вероника вспоминала своего бывшего кота.

Когда вечером они лежали в постели, Кирилл снял очки, отложил новую книгу на тумбочку и спросил:

— Жена, а почему бы тебе не полететь куда-нибудь отдохнуть? Ты так много работаешь, и погода в Москве мерзкая. Ты уже два раза простывала.

— Ты читаешь мои мысли, — ответила Вероника и развернула к нему свой ноутбук с открытыми вкладками отелей Барселоны.

— Так поезжай, отдохни недельку, насладись творениями Гауди, погрей попку на солнышке, потрать кучу денег на барахло.

— А может, поедем вместе?

— Дел куча, ты же знаешь. На работе набрали заказов, а еще занятия по гитаре с завтрашнего дня, бассейн. Поезжай одна или Аньку позови.

— Ладно, я подумаю. У меня, кажется, еще две недели отпуска в запасе, а отдохнуть и правда хочется. Последние месяцы были какие-то слишком напряженные.

— Вот именно. Ты заслужила отпуск. А я буду звонить тебе каждый вечер и показывать, как круто научился играть на гитаре. Идет?

— Идет. А мы точно можем себе это позволить? После сумки, нам, наверное, надо экономить?

— А для чего я, по-твоему, взял новых клиентов? Чтобы баловать свою женушку.

Через неделю Вероника и полный купальников чемодан сели в самолет. Для того чтобы достигнуть полного расслабления, Кириллу пришлось дождаться сообщения, что самолет взлетает. Значит, уже не передумает.

По пути из аэропорта он во весь голос подпевал «Металлике» в открытое окно своего «Лексуса». Он ощущал эйфорию и, надев очки в деревянной оправе, улыбнулся своему отражению в зеркале. В салоне пахло свободой и духами жены.

Встречных машин не было. Только уставшие деревья, похожие на скелеты в анатомическом музее. Эта пустая дорога и звенящая тишина напоминали туннель без начала и конца. Таким же туннелем была трезвая жизнь.

Кириллу захотелось развернуться и поехать обратно: вернуть самолет на землю, схватить Веронику за руку и увезти домой.

Телефон завибрировал: напоминание о собеседовании, на котором он должен быть через час. По дороге в офис Кирилл заехал в магазин — купить воды и сигарет. Оставив сумку с документами в машине, зашел внутрь. Вода стояла рядом с пивом, за пивом шли полки с вином, за вином — виски. Никто не продаст здесь алкоголь покупателю без документов, даже если у тебя залысина и седина в бороде. Никто не продаст ему виски, но ради шутки стоит попытаться.

Оплата наличными. Пакет не нужен. Пробейте еще сигареты.

Часы на руке завибрировали в тот момент, когда Вероника воинственно вонзала нож в сэндвич. И почему самую вкусную еду всегда так неудобно есть? Отложив нож, она взяла телефон и посмотрела в окно.

— Алло, Сережа, привет! — сказала она.

За окном художники расставляли мольберты, девушки в джинсовых шортах и майках покупали лимонад, свет был ярким, как фотовспышка. Пришлось зажмуриться.

— Вероник, привет! Извини, что отвлекаю, мне нужна твоя помощь. Звонила Таня, девочка из офиса Кирилла, говорит, он провел в своем кабинете два дня, а сейчас уже девять, люди придут на работу — короче, она не может его разбудить. Я уже еду туда. Разбудить-то я его разбужу, но что потом с ним делать?

Вероника покрутила головой: никто не обращал на нее внимания. Кроме двух официанток за стойкой, которые выкладывали на витрину десерты, в кафе никого не было.

Но, на всякий случай, Вероника заговорила шепотом:

— Сереж, я в Барселоне. Вези его домой, если найдешь у него ключи. Он что, и ночевал в офисе? Он пьяный?

Сережа засмеялся нервным смехом, но тут же ответил:

— Ну а ты как думаешь? Ладно, извини, не знал, что ты в отпуске. Придумаю что-нибудь. Я бы отвез его к себе, но там дочь с температурой.

Вероника положила телефон в сумку, взяла ее и пошла в туалет. Включила воду и попыталась глубоко дышать, но ничего не получалось: воздух вибрировал в животе, извивался и дрожал.

Садясь в самолет до Барселоны, Вероника ощущала тревогу. Поэтому все выходные гуляла по городу по восемь часов подряд: заходила в магазины, музеи и кафе, а вечера проводила у моря, пытаясь отредактировать память. Ощущение нереальности происходящего даже забавляло. Как шедевры Гауди, у которых она могла задерживать дыхание до бесконечности, — все было похоже на сон. Звонок Сережи расставил все по своим местам.

На улице стояла жуткая жара. Вероника обернулась по сторонам: ни одного человека, способного ее защитить. Она купила воды и выпила всю бутылку, потом достала телефон и написала отцу:

«Папа, поезжай в офис Кирилла и отвези его прямо в клинику. Я прилечу завтра. Целую».

Она открыла приложение с погодой. Тридцать два.

Ответ от отца пришел сразу:

«Понял, сделаю все, что смогу».

«Только не говори маме, пожалуйста».

Возвращаясь в отель, Вероника успокаивала себя мыслью, что может просто остаться в Барселоне. Позвонить на работу и уволиться. Послать к черту маму. Развестись с мужем. Продать машину. Сделать татуировку и покрасить волосы. Переспать с первым встречным испанцем.

А может, Сережа разыграл ее? Вероника достала телефон и посмотрела, сколько денег у нее на счету: хватит на то, чтобы полгода путешествовать по Испании и останавливаться в отелях с хорошим дизайном. А когда деньги закончатся, можно продать сумку.

Вероника закурила. Сигареты тут отвратительные. Или это она отвратительная?

За стойкой ресепшена стояли до мерзости улыбчивые девушки в костюмах. Вода в ванне была недостаточно горячей. Гель для душа никак не выдавливался из тюбика, а потом расплескался по стенам ванной, стекая вниз. Вероника закрыла глаза и представила, какой будет ее новая жизнь в городе, где никто ее не знает.

«Еще неделю поживу в Барселоне, а потом полечу на Майорку, на тот пляж, где мы были с Кириллом. Где он сейчас? А куда потом? Может, Валенсия? Туда мы так и не доехали. Бродить по старому городу, пить вино и есть мидий, читать Кортасара: «Разве можно выбирать в любви, разве любовь — это не молния, которая поражает тебя вдруг, пригвождает к земле посреди двора». А потом возьму машину, маленькую и быструю, и поеду по местным деревушкам, буду спать в палатке и смотреть на звезды, писать картины — наконец можно начать писать картины. Обязательно нужно посетить родину Дали, замок Галы, выучить каталанский и научиться танцевать фламенко».

Планы разрастались и разбухали, пока не остыла вода. Выйдя из ванной, она легла на кровать и посмотрела в окно.

«А что, если он умрет? Что, если он уже умер?»

Вскочив с постели, она бросилась к телефону и набрала номер мужа. Отключен. Номер Сережи.

— Вероник, у меня плохие новости, — сказал он. — Кирилл ничего не помнит. Не узнает меня. Не помнит, где он был последние два дня и что делал. Просит, чтобы ты приехала.

— Сереж, я звонила отцу, он приедет, как только освободится. Я дам ему твой адрес, ладно? Пожалуйста, я прошу тебя, — она снова перешла на шепот, — прошу тебя, уговори его поехать в клинику. Ему нужно лечиться!

— Как будто это так просто… — ответил Сережа. — В Израиле он тогда полгода лечился, кучу бабла потратил, а толку? Ладно, что-нибудь придумаем.

Все, что требовалось Веронике, — продолжить отдыхать. Собрать сумку и пойти на пляж. Вчера она загорала только сорок минут, но кожа под трусиками уже стала чуть светлее. Сегодня можно провести на пляже час или полтора, а потом пойти в парк и съесть то мороженое, которое она ела вчера. Мятное с шоколадом. Пообедать в новом месте — у нее даже есть список. Для разнообразия можно начать с конца. После обеда взять велосипед и прокатиться по узким улочкам с ужасными запахами, полюбоваться на кошек и позаглядывать в чужие окна.

Дешевый растворимый кофе оказался самым вкусным в мире. Вероника порылась в сумочке и выудила оттуда половину плитки шоколада. Городской шум за окном убаюкивал и укачивал, и в этом чужом городе, жарком и тесном, суетливом и разноцветном, она была до безобразия одинока. Никому и в голову не могло прийти, что в номере отеля лежит обнаженная женщина, которую предал самый близкий для нее человек и которая понятия не имеет, как ей жить дальше.

Она проспала до трех часов и, когда открыла глаза, увидела на телефоне три сообщения. Два от Сережи и одно от отца. Кирилл уже в клинике. Ему делают капельницу. Все хорошо. Действительно лучше не придумаешь!

Ей нужен холодный душ. Мутная вода так и оставалась в ванне, неподвижная и бесшумная, вместе с мертвыми частичками ее кожи и остатками планов на новую жизнь.

Она посмотрела в зеркало: нужно сходить в салон, помыть голову и сделать укладку. Кажется, внизу был какой-то. Хорошо, что парикмахер не говорила по-английски. Не было шанса выложить ей все, что скопилось на кончике языка. Поужинать надо в новом месте. Паста и бокал вина.

Когда она снова проснулась, то не сразу поняла, где находится. Почему лежит на полу и отчего голова раскалывается на две части?

На экране телефона высветилось: 11:23. Во рту пересохло.

Подойдя к небольшому холодильнику, она достала оттуда все содержимое: бутылку игристого, две бутылки пива и три маленькие бутылки рислинга. Пустая бутылка и контейнер с остатками пасты стояли у кровати. Ковер рядом блестел.

Взяв в руки бутылки, она села в оранжевое кресло у окна. Даже сейчас на улице не было ни ветра, ни прохлады. Что за город! И она собралась тут жить?

Первую бутылку вина она выпила, вернувшись из кафе. Оно оказалось вполне приятным — не кислым и не горьким. Голова закружилась, и опьянение наступило сразу. Сон был похож на раскраску для девочек.

За окном пошел мелкий дождь. Вероника вышла на маленький балкончик с коваными решетками и посмотрела вниз. Хотелось курить, но сигарет не было. Зажигалка лежала у полной окурков пепельницы. С улицы крикнули что-то на испанском — судя по интонации, вызывали такси, а может, просто радовались жизни.

Она оказалась права: ее муж был алкоголиком. Единственный мужчина, с которым ей было по-настоящему хорошо, был болен. Часы на руке напомнили, что пора зарядить аккумулятор.

Вероника вернулась в номер и открыла ящик стола. Ручка, записная книжка, маска для сна, пакетик с орешками, наушники, а вот и зарядка. Она наклонилась к розетке и упала на пол.

Вторую бутылку Вероника пила без удовольствия. Но эксперимент требовал выхода из зоны комфорта. Вчера она прочитала в «Инстаграме», что сегодняшняя ночь открывает магический коридор: нужно быть спокойным и сосредоточенным — и тогда можно получить ответы на давно мучившие вопросы.

Вероника долго возилась с пробкой от игристого, и, когда та сдалась, приложилась губами к теплой пене, подавилась, выплюнула из себя содержимое, затем забралась с бутылкой в кровать, обнимая, как котенка. Перед глазами все расплывалось. Тяжелая голубая штора устрашающе качнулась в такт ветру. Кто за ней?

Она взяла телефон и открыла альбом, в котором было без двух четыре тысячи фотографий. Промотав до самой первой — Кирилл с сигаретой в зубах обнимает ее за талию, — она начала удалять по одной все фото, на которых он был. Правая рука затекла, и она продолжила левой, а потом бросила телефон в стену и упала в подушки.

Она спокойна и сосредоточенна. Ответы на вопросы вот-вот постучат в дверь. Или это горничная с подносом? Отвращение к себе вспенивалось где-то в области толстого кишечника. Сон был беспокойным и беспощадным: тусклые образы из прошлого вальсировали с обрывками слов кричащих на улице туристов.

Звонок телефона. Чтобы найти его, пришлось залезть под стол.

— Пап? Привет, пап, — тяжелая голова с трудом держалась на плечах. — Ты так рано, а сколько времени?

— У нас восемь — значит, у тебя семь. Я еду на работу, решил позвонить. Как ты? Как погода?

— А что случилось? Да, Кирилл. Он в больнице? Думаешь, ему там помогут?

— Попробовать стоит. Это хорошая клиника, но результат будет зависеть только от него. Надеюсь, вся эта история не сильно испортила твой отдых?

— Пап, узнай, пожалуйста, где его машина, ладно? И не вздумай говорить об этом маме.

— Не волнуйся, все сделаю. Обнимаю тебя.

Голос отца был не таким, каким она его помнила.

В глаза будто насыпали сахара. Эксперимент оказался слишком сложным. Нужно куда-то спрятать пустые бутылки и отчистить пятно на ковре, чтобы горничная ничего не узнала.

Она сложила бутылки в бумажный пакет и выставила его у двери. Упрямое пятно никак не поддавалось. Пришлось обильно полить ковер духами, от запаха которых желудок подал позывы к рвоте.

Из того, что она заказала на завтрак в номер, Вероника смогла только выпить стакан сока, после чего ее вырвало. От вчерашней укладки не осталось и следа.

Чем же ей сегодня заняться? На улице было двадцать два. Когда-то и ей было двадцать два. Тогда она носила туфли на высоченных каблуках и каждое утро завивала волосы утюжком.

В приложении авиакомпании нашелся прямой рейс до Москвы на час дня. Вероника посмотрела в окно и забронировала билет.

В такси ее ужасно мутило: упаковка мятных конфет напоминала о мороженом в парке, которое она съела всего один раз. Загорелый молодой водитель с пониманием улыбался ей. Его тоже мучило похмелье.

Возле ларька «Крошки-картошки» два молодых парня в военной форме с огромными рюкзаками на плечах ели булочки, когда к одному из них из-за угла подошла высокая блондинка. В короткой юбке и туфлях на высоких каблуках она напоминала дешевую версию Джулии Робертс. Девушка закрыла глаза парня руками. Он обернулся, завизжал от радости и поднял ее вверх.

Вероника посмотрела на них и сильнее надвинула очки. Они начали целоваться. Как в финальной сцене мелодрамы.

Вместо романтичной мелодии Вероника услышала голос Сережи. Когда они сели в машину, Вероника увидела сумки на заднем сиденье.

— Переезжаешь? — спросила она.

— Нет. Был в вашей квартире, нужно отвезти Кирюхе вещи. Думал, ты захочешь поехать со мной. Или не хочешь?

— Нет, отвези меня домой, а потом поезжай к нему. У меня просто нет сил. — В окно она увидела парня в форме, прижимающего к себе блондинку на каблуках. Они шли к автобусной остановке.

В квартире все стояло на своих местах. Кирилл не возвращался сюда после того, как четыре дня назад отвез ее в аэропорт: на полочке в ванной лежал засохший ватный диск, который она бросила там, собираясь, на кухонном столе в позе эмбриона лежал надкусанный банан, посреди незаправленной кровати в спальне валялся тюбик «Називина».

Вероника вышла на балкон и села в любимое кресло Кирилла. Холодное и влажное. Хотелось спать и курить. Но больше всего — перестать себя ненавидеть.

Память издевательски подкидывала кадры вечеринок, на которых они провели первый год их отношений: это она три раза в неделю водила его выпить по коктейлю и встретиться с друзьями, это она звонила ночью подружке и просила привезти им бутылочку «Гави», это она предлагала поехать в Питер на выходные и всю ночь пить вино на крыше. Почему она тогда так удивилась, когда он заснул на лавочке или два дня пил в собственном офисе?

Вероника погружалась в эти воспоминания глубже и глубже, пока память не отбросила ее к тому вечеру, когда они встретились в баре Ани и Кирилл сказал, что развелся.

Веронику осенило: бывшая жена! Вот кто может дать ответы.

Нажав число 11 на домофоне, Вероника втянула живот и замерла. Бутылка белого вина выглядывала из сумки, как мышка из норки.

Вероника знала, что Ольга не пьет, но надеялась, что та окажется гостеприимной хозяйкой и предложит выпить ей.

Прошли сутки, но следы пьяной ночи в отеле все еще были видны в воспаленных капиллярах глаз и чувствовались сухостью в горле.

Ольга в атласной юбке в пол и белой блузке, расшитой бисером, встретила ее у двери и поцеловала в щеку. Золотые браслеты на костлявых запястьях, растрепанные кудри, от которых пахло шампунем. Шлепая босыми ногами по паркету, Ольга провела Веронику на кухню, посреди которой стоял круглый стол из мрамора. Пахло как в храме на Пасху, повсюду горели свечи. Пугающих размеров дерево упиралось в потолок с лепниной.

Вероника поставила сумочку на комод, так и не решившись достать вино. На комоде лежали чехол для очков и книга «Яблоки падают в небо».

Ольга разливала ромашковый чай в маленькие белые чашки и что-то напевала себе под нос. Вероника заметила кольцо на ее безымянном пальце — бриллиант размером с дом — и отсутствие маникюра. Короткие ногти, как у школьницы, которая постоянно отрывает заусенцы, в страхе быть вызванной к доске.

Вероника села на край кресла.

— Спасибо, что согласилась встретиться, — сказала она. — Мне правда неловко, но я не знаю другого человека, способного мне помочь.

Взгляд зеленых глаз Ольги гипнотизировал.

— Женщины должны друг другу помогать, в этом наша сила. Мне начать с того места, когда я поняла, что мой муж становится другим человеком? Он всегда был немного странным, в хорошем смысле, чудаковатым. Но тогда он стал скрытным и замкнутым. В какой-то момент я спросила его, может, у него депрессия, но он сказал: нет, просто проблемы на работе и постоянно болит голова. Я предложила ему сходить к неврологу или остеопату. Часто голова болит из-за проблем со спиной. Кирилл предпочел бары. — Она слегка улыбнулась, выставив вперед полные губы. — Если быть откровенной, мне совсем не интересно было вникать в его проблемы: мне и своих хватало. Это сейчас я понимаю, что во мне говорило эго. Будь я мудрее, я смогла бы ему помочь. Но моя мама тогда заболела раком. Болезнь была уже на той стадии, когда человек скорее медленно умирает, чем живет.

— Мне очень жаль, — сказала Вероника. — Я не знала.

— Спасибо. Кирилл тогда был тусовщиком, постоянно пропадал на каких-то вечеринках. Наверное, там были наркотики. Ты будешь смеяться, но меня больше волновало то, что он мне не изменял, чем то, что он на что-то подсел. Измены для меня — тема больная. Когда он перестал спать по ночам, просто сидел в своем кабинете всю ночь и что-то смотрел, писал, играл на гитаре, мебель переставлял, тогда я забила тревогу. Потом я начала находить порошок. Но я выросла в такой семье, где никто не пил и не курил, я даже мата от папы или мамы ни разу не слышала, и мне казалось, что наркотики — это про подворотни. А Кирилл был таким образованным, умным, порядочным.

Вероника улыбнулась. Было приятно услышать о Кирилле что-то хорошее. В какой-то момент она уже подумала встать и уйти, но Ольга продолжила:

— Сколько это длилось? Полгода? Или год? Не знаю, когда он начал. Могу точно сказать, когда он завязал — двенадцатого сентября две тысячи одиннадцатого. Помню этот день, потому что тогда умерла мама. У нее был рак крови, она с ним пять лет прожила, где я только ее не лечила, и Кирилл очень помогал. В основном финансами, но еще искал врачей, возил ее за границу, вместе с ней ходил в церковь, хотя в бога никогда не верил. Да и она тоже, но когда у тебя рак, поверишь во что угодно. Я не находила себе места от горя. Иногда Кирилл как будто просыпался. Переставал веселиться, отключал телефон и сутками сидел около меня, буквально с ложечки кормил. Мне хочется думать, что та боль, которую я пережила, и смерть мамы что-то дали ему понять. Может, ценность жизни, я не знаю. Но тогда он завязал с наркотиками.

Вероника подошла к окну и приоткрыла штору. Серая Москва — как кадр черно-белого фильма: люди идут рядом, но смотрят в телефоны, голые деревья испуганно качаются на ветру. Тоскливо.

Ольга беззвучно встала рядом и сказала:

— В Европе никто не строит такие заборы, а у нас очень любят. Людям хочется думать, что так они всегда будут в безопасности, но на деле они лишь сами себя запирают в клетки. Еще чаю?

— Я бы что-нибудь съела, если можно. Забыла сегодня позавтракать, а вчера — поужинать, — улыбнулась Вероника.

— Конечно, пойдем за стол.

Ольга порезала фрукты, сыр и поставила на стол коробку с эклерами, принесенную Вероникой, но сама ни к чему не притронулась.

— Люди рождаются с предрасположенностью к зависимостям. Я ведь не знаю, например, кем был его отец. И мать его ни разу не видела. Меня их наличие никогда не интересовало. Только когда Кирилл начал употреблять, я подумала: что, если у него такие гены? Я думаю, он не любит свою мать. Она его бросила. Ты ведь знаешь эту историю?

Веронику удивила формулировка — «бросила». Кирилл так никогда не говорил. О матери он рассказывал с неохотой, а об отце и вовсе не упоминал. Все, что она знала о его детстве, — что он родился и вырос в Тюмени, папа ушел, когда ему было семь лет, а совсем скоро мама снова вышла замуж и, когда Кирилл окончил девятый класс, отправила его в Москву. Всё.

— Это следствие тотальной недолюбленности и эгоизма, который перерастает в навязчивую потребность делать себе хорошо любыми доступными способами, а на других становится наплевать, — продолжила Ольга. — Мать ему иногда звонила, но он всегда выходил в другую комнату и больше двадцати секунд их общение не продолжалось. Когда он завязал с наркотиками, он иногда покуривал травку, я тоже с ним пару раз пробовала — ничего интересного в этом занятии не нашла. Не поняла. А где-то через полгода он мне изменил, — она улыбнулась. — С какой-то девчонкой, в баре познакомился. А предательства я не прощаю. И я сказала, что ухожу. И ушла.

Последние слова она произнесла с таким равнодушием, будто рассказывала, как купила платье не того размера, а не как разрушился ее брак.

Ольга замолчала. Она сказала все, что хотела сказать, и ни слова того, что хотела услышать Вероника.

— Ольга, а ты его любила?

— Любила. Но в какой-то момент поняла, что себя я люблю больше.

— А как насчет алкоголя? — спросила Вероника.

— Он всегда немного выпивал, но это не было проблемой. По крайней мере для меня. Мы часто ссорились, особенно в последние годы. Кириллу не нравилось, что я постоянно улетаю, он хотел, чтобы я была дома, рядом. Наверное, ему было одиноко: мужчины — они ведь как дети.

— Но ведь ты могла ему помочь?

— Кирилл уже достаточно взрослый, чтобы нести ответственность за свое поведение. То, что ты мне рассказала по телефону, говорит только об одном: ты его еще не знаешь. Не надо причинять добро тому, кто об этом не просит.

Ольга взяла Веронику за плечи и сжала их:

— Ты зажатая, в теле много невыраженных эмоций. Медитируй и думай о хорошем. — Едва касаясь, приложила ладони к глазам Вероники, а потом протянула ей бархатный мешочек.

— А это тебе. Я вижу, ты хочешь найти ответы — ищи их здесь.

Быстрым движением Ольга три раза перекрестила Веронику и открыла входную дверь.

У машины она развернула мешочек: в нем лежала маленькая деревянная икона с ликом святой Вероники.