Веронике было лень встать с постели, чтобы раздвинуть шторы и узнать, наступило ли утро. Вместо этого она потянулась к пятке, выглянувшей из-под одеяла, и, нащупав кусочек загрубевшей кожи, сосредоточилась на нем. С каждой секундой ногти впивались все сильнее — и скоро на простыне оказалась кучка омертвевших кусочков кожи, похожих на рассыпанные крошки от печенья.
Вероника оторвала лишнюю кожу и вскрикнула. Повод встать нашелся. Нужен пластырь.
Пока Кирилл находился в клинике, они каждое утро обменивались сообщениями. Он записывал голосовые, она отвечала смайликами. Палец вверх, сдавленная улыбка.
Кирилл описывал клинику, пересказывал книги. Спрашивал, что она сегодня ела и какое у нее настроение. В ответ получал эмоджи с брокколи. Несколько раз Кирилл звонил сказать, что скучает. Мир без нее становится симулякром — так он говорил.
Вероника получала странное удовольствие от своего нового положения, хотя и отмахивалась от него, как от ночного комара, зудящего под ухом. В то время как муж был заперт в четырех стенах клиники, она была свободна — но эта свобода сковывала. Приходилось каждый день самой заказывать еду, заправлять машину, врать маме о причине возвращения в Москву. Но когда Кирилл вернется, они поменяются местами. Свободен будет он — а что ждет ее?
Заклеив пятку пластырем, Вероника стала собирать вещи. Будет лучше, если она поживет одна. Упаковала обувь и одежду, перешла к книжному стеллажу.
У Кирилла было не меньше двух сотен книг — и где-то среди собраний Кафки, Камю и Пруста заблудились ее «История моды», «Марк Шагал. Моя жизнь» и «Анна Каренина», с закладкой на шестьдесят седьмой странице.
Вероника открыла книгу и в очередной раз подумала, что читать истории с плохим концом вредно. Неужели всякая настоящая любовь заканчивается трагически? Роман Толстого на прошлый день рождения ей подарила коллега. В тот вечер он идеально подошел в качестве книги для гаданий и подставки под горячее.
Мужа веселила ее любовь к гаданию по книгам. Это было глупо, но ему нравилось видеть ее удивление, когда он заканчивал прочитанное предложение точной цитатой.
— Страница тридцать три, вторая строчка, — говорил Кирилл в их последнее гадание.
— Сверху?
— Ага.
— Читаю: «Интересно, на сколько мне удастся растянуть этот день. Как мятную жвачку».
— Оторванную от пола, — отвечал Кирилл и выходил из комнаты, но Вероника догоняла его и просила погадать и ей.
Какой бы ответ она ни получала, он всегда казался уместным: будь то описание убийства или пышного обеда.
На часах было пять вечера, когда она заклеила последнюю коробку скотчем. Выставленные вдоль стены, они заставляли сердце биться быстрее.
Кирилла нужно наказать. Когда он вернется в пустую квартиру, то поймет, что был неправ.
Вероника стояла на кухне с бутылкой вина в руке и пыталась вспомнить, где штопор. Потом открыла бутылку ножом — как учил Кирилл. Тонкая струйка крови из среднего пальца скользнула вниз по ладони. Вспомнила: она ведь сама выбросила штопор, когда вернулась из Барселоны и избавилась от всех артефактов, связанных с алкоголем.
Дурацкая привычка пить вино перед сном. Снова будут отеки, заболит живот.
Следующим утром грузчики выносили коробки с вещами в подъезд: она насчитала тринадцать. Дурной знак.
Вероника сидела на диване и в перерыве между отчаянными попытками впихнуть в сумку еще одну пару обуви получила сообщение от Кирилла. Коробка с новой парой босоножек упала на пол. В открытую дверь влетел холодных воздух.
— Ты будешь надо мной смеяться, — сказала она грузчику, когда вышла босиком в подъезд, — но давай отложим переезд.
Грузчик кивнул и попросил оплатить заказ.
Белая «Ауди» скользила по влажной дороге. Набухшие тучи нависали над самой крышей. Сквозь стекло Вероника наблюдала, как проползают мимо встречные машины, водители в которых борются со скукой с помощью сигарет и кофе с заправки.
«Еще глоток — и мы горим. На раз-два-три».
Подпевать музыке из динамиков тоже научил Кирилл. Погода намекала, что ехать придется долго. Дорога свернула на сухой участок, и последние полчаса пути Вероника ехала одна, окруженная стеной неухоженных сосен.
Ольга оказалась права: она не знает собственного мужа. Теперь, после того как она миллион раз просыпалась с ним в одной постели, ей казалось, что никакой близости между ними еще не было. Что они не муж и жена, не друзья и не любовники, а случайные прохожие, которые поймали взгляд друг друга в толпе и никак не могут его забыть. Она ведь даже не спросила, ни разу не спросила, почему он пьет.
Ворота открыл охранник с впалыми щеками. Она назвала имя мужа и вышла из машины.
— Ты приехала, — сказал Кирилл, подойдя вплотную.
Выглядел он так, будто собирался сниматься для обложки «Rolling Stones». Похудел, но худоба сделала его еще выше и стройнее — как натянутую гитарную струну. Черная кепка козырьком назад подчеркивала глаза с ветвистыми морщинками и синяками. На кепке была вышита эмблема клиники.
— Хорошо выглядишь, — сказала Вероника. — Здесь точно лечат алкоголиков?
Неприятное слово. Скользкое. Пахнет нечищеными зубами и немытыми волосами.
Кирилл улыбнулся в ответ:
— Красиво здесь, правда? Я вот думаю — может, будем иногда приезжать сюда на выходные? Здесь даже теннисный корт есть, ты ведь когда-то играла?
Он взял Веронику под руку и заметил, что она прикусывает нижнюю губу. Вероника так спешила на встречу, что забыла накраситься, — потому она делала вид, что не замечает взгляда Кирилла.
Лицо опухло после вчерашней бутылки рислинга. Болел живот.
Мимо прошел парень с кожаной папкой в руках. Кивнув Кириллу, он что-то записал и скрылся за высоким деревом.
Вероника достала из кармана бальзам, накрасила губы и по привычке протянула его Кириллу.
Тишина и свежий воздух кружили голову. Кирилл, который всегда быстро ходил, передвигал ноги со скоростью улитки. Когда они повернули в сторону беседки, Вероника увидела трех девушек на ковриках для йоги. Девушки сидели в позе лотоса и медитировали, что-то нашептывая себе под нос.
Она сглотнула слюну и отвернулась: значит, женщины тоже оказываются в таких местах. Говорят, женский алкоголизм не лечится.
— Я рад, что ты приехала, — произнес Кирилл, когда они остались одни. — Ты не представляешь, как мне стыдно. Я тебе отпуск испортил.
— Ну, не только отпуск, — сказала Вероника.
— Да, не только, — согласился Кирилл. — И прошу у тебя за это прощения.
— За испорченный отпуск?
— За все, — улыбнулся Кирилл. — Любимая, не драматизируй. Я понимаю, что вел себя как мудак, и, если ты решила поставить точку в наших отношениях, наверное, ты будешь права. Не стоит тебе тратить время.
— Кирилл, что за бред ты несешь?!
Вероника отвернулась и достала из сумки сигареты. Она ждала не оправданий, а благодарности. Неужели и тут он не встанет на колени?
— Тут нельзя курить, — сказал Кирилл и посмотрел по сторонам. — Камеры везде. Точнее, курить-то можно, но только в определенное время и в определенном месте. Смотри: группа курильщиков спускается на первый этаж, дожидается куратора — и только тогда все вместе идут курить. Ты тоже хорошо выглядишь. Даже загореть успела.
Во время телефонных разговоров он представлял себе разную Веронику: в кружевном белье, с бокалом просекко, смеющуюся над его шутками.
— Кирилл, — сказала Вероника, убирая сигареты обратно в сумку и доставая оттуда резинку для волос, чтобы что-то крутить в руках. — Я была у Ольги.
— Знаю, она говорила. Не надо тебе туда ездить, — сказал Кирилл и закашлялся.
— Да? А может, ты не будешь говорить мне, что надо, а что нет?
— Идет.
— Что еще она сказала?
— Что ты очень красивая. И это правда.
Вероника улыбнулась самой красивой улыбкой, которую отрепетировала по дороге сюда. Она откинулась на спинку деревянной лавочки и посмотрела на Кирилла.
— Не знаю, зачем я туда поехала. И что мне делать, тоже не знаю. Я хочу тебе помочь, но ты не похож на человека, у которого проблемы. Я хочу спасти тебя, потому что переживаю за тебя.
— За меня или за себя? Иногда люди помогают другим только потому, что не способны помочь себе.
— Что за дебильная формулировка? Это ты в своих умных книжках прочитал? — спросила Вероника.
— А вот это уже обесценивание, — ответил Кирилл и улыбнулся. — Я здесь каждый день общаюсь с психоаналитиком, имей в виду. Ты знала, что взрослый человек реализует в своем браке то, что ему не дали в семье, когда он был ребенком? Семейные сценарии. Это мне Валерия Сергеевна сказала. Как думаешь, что мы с тобой ищем в наших отношениях?
— Рада, что ты меняешь свои убеждения. Раньше ты говорил, что психология — это набор притянутых за уши фактов, — ответила Вероника, отвернувшись.
— Я по-прежнему так считаю, но пообщаться с умным человеком приятно. Особенно если он часами слушает, как ты трындишь о себе любимом. Наверное, стоило побольше говорить с тобой о своих проблемах. Мне так одиноко без тебя. Без наших разговоров и без нашего дивана, без бутербродов с докторской и прогулок по набережной. Я вчера записывал свои чувства в дневник эмоций, это такое задание, и поставил таймер. Десять минут писал только о том, как скучаю по тебе.
Кирилл взял Веронику за руку, поцеловал, и закрыл ее рукой свои глаза. Длинные ресницы щекотали кожу.
Вероника тяжело задышала и убрала руку, по которой потекли слезы.
— Я не знаю, что со мной происходит. Знаю только, что очень тебя люблю. Я здесь пробуду до конца месяца, твой отец так распорядился, у тебя еще есть время подумать. Если ты за это время кого-то встретишь…
Вероника встала и посмотрела на него:
— Господи, Кирилл, что ты несешь? Не перекладывай на меня ответственность за свои поступки. Думаешь, мне это нравится?
— Думаю, да, — сказал Кирилл.
— До конца месяца многое может измениться, — сказала она и покраснела. — Тебя здесь хотя бы лечат?
— Я не больной, чтобы меня лечили. Здесь есть один парень, Саша, пил шестнадцать лет. Лечился и в Германии, и в Штатах, но дольше трех месяцев подряд никогда не был трезвым. Он здесь уже год, представляешь, год! А знаешь почему? Потому что ему больше некуда идти. Жена от него давно ушла, дети живут сами по себе, бизнес развалился. Вот, глядя на этого Сашу, и мне хочется что-то в своей жизни поменять. А все эти утренние молитвы и письменные задания — это все мимо меня. Что мне рассказать этим людям? Что несколько раз я сильно напился и заснул на диване в офисе? Так я заснул там не потому, что не мог встать, а потому что не хотел ночевать в пустой квартире! В офисе хотя бы рыбки в аквариуме плавают и постоянно звонят телефоны. Иллюзия того, что ты не одинок.
— Когда я была в Барселоне, мне звонил Сережа. Он сказал, что ты в полной отключке и не помнишь, что делал последние два дня. По-твоему, это нормально?
Кирилл покачал головой. Как будто все сказанное женой было набором сфабрикованных фактов:
— Я тебе уже сказал: да, в те выходные перебрал. Но не терял я никакой памяти. Сережа любит драматизировать. Это у них семейное. Я проводил тебя и поехал в офис на собеседование. И засиделся там до вечера. Не хотел домой. А дальше тебе все Сережа рассказал.
Кирилл так ловко жонглировал словами, что вопросы Вероники иссякли. Телефон в кармане зазвонил уже во второй раз, она отключила звук и обняла Кирилла. Просто потому, что не хотела продолжать этот разговор.
Под скучающим взглядом камер Кирилл поцеловал ее. Их поцелуй длился мгновение или вечность? Когда она выпуталась из его объятий и перевела дыхание, солнце уже село.
— Кирюш, я привезла книги и твою шапку. В машине лежат. А я, наверное, уже поеду.
— Спасибо, жена. Тебе и правда пора.
— Ты хочешь, чтобы я поскорее уехала?
— Ты сама сказала, что пора. А мне еще нужно встретиться с психоаналитиком и успеть на ужин, а то я совсем сдал, — сказал Кирилл и задрал потертую джинсовку.
До машины они шли молча, держась за руки. Слева от главного корпуса клиники стояла маленькая белая часовня, похожая на пряничный домик. Сгорбленная мужская фигура появилась перед входом так неожиданно, как будто выросла из земли. Вероника сжала руку Кирилла.
— А вот и Паша, про которого я рассказывал, — сказал Кирилл.
— Ты же говорил, что он Саша?
— Я и говорю, Саша, — и Кирилл ускорил шаг.
У машины они простояли еще десять минут. Вероника не хотела уезжать, но поводов остаться не было. Она протянула Кириллу пакет с вещами и показала иконку, которая лежала в косметичке рядом с пудрой «Шанель» и коробочкой с тампонами.
— Твоя бывшая жена дала на прощание. Не знала, что она верит в бога.
Кирилл покрутил в руках иконку и отдал обратно.
— Все мы верим. Только не всегда в того, в кого следовало бы. Позвони мне, как доедешь. Дороги тут ненадежные. Кстати, красивая сумочка. Новая?
— Это ты подарил, — ответила Вероника.
Когда машина скрылась за поворотом, он достал из кармана сигарету и закурил. До ужина было два часа, а сеансы с психоаналитиком закончились еще вчера.
На следующий день Вероника ждала в гости маму. Все утро ушло на создание дома, в котором живет любовь. Идея переезда теперь казалась бредом.
Ночью снилось, как они с Кириллом сбегают вдвоем с концерта и занимаются сексом в захламленной комнатке коммунальной квартиры его подруги. Утром она записала ему голосовое на пять минут.
Наталья появилась в дверях с двумя пакетами, полными продуктов. Они будут готовить. С утра Вероника вставала на весы: пятьдесят два — а после маминых обедов всегда нужны разгрузочные дни.
Вероника подставила щеку для поцелуя и задержала дыхание. Парфюм мамы приятен до тех пор, пока не появится у тебя дома. Теперь им будет пахнуть все.
Наталья посмотрела на себя в зеркало, пригладила волосы, покрытые лаком, и вошла в гостиную. Пока Вероника доставала продукты из пакетов, рука Натальи скользнула по обивке дивана, будто невзначай коснулась краешка абажура светильника и уголка тумбочки. Подойдя к окну, Наталья понюхала шторы и осталась довольна запахом стирального порошка.
Первое впечатление было положительным, пока Наталья не развернулась к картине, висевшей над креслом, заваленным книгами. Примитивный сюжет, написанный к тому же болезненно-яркими красками.
Сев на краешек дивана, она сказала:
— Да, миленько, подушки такие мягкие. И шторы. Шторы чистые.
Вероника выглянула из кухни, держа в руках упаковку помидоров.
— Спасибо, мам. Ты, как всегда, щедра на комплименты.
— А вот картина… — сказала Наталья и встала. — Это что-то из современной живописи? Какой-нибудь Сай Твомбли?
— Типа того, — ответила Вероника. — И что же мы сегодня будем готовить, шеф?
Наталья вошла в кухню и достала из сумки два фартука. Протянула один из них дочери.
— Ризотто с креветками и травами. — Доставая из упаковок петрушку, базилик и мяту, Наталья нюхала их и закатывала глаза. — Это на первое. А на второе — твой любимый. Грушевый пирог.
Наталья взяла Веронику за руку и подвела к столу, на котором уже размораживались креветки.
— Если будешь искать достойные морепродукты, рекомендую лавочку на Усачевском. Справа от того места, где папа покупает овощи. А вот хороший рис еще надо поискать, но я привезла две упаковки — хватит на три-четыре ризотто. Если ты, конечно, собираешься готовить.
Вероника покрутила в руках пачки с рисом.
— Это вряд ли. Когда тебя нет рядом, я питаюсь исключительно бутербродами с колбасой.
— А вот это ты зря, — сказала Наталья. — Это сейчас у тебя фигурка как у куколки, а через десять лет все эти бутерброды отложатся на боках.
— Да пошутила я, мама. Конечно, я питаюсь правильно и вешу сорок девять килограммов.
Наталья перешла к раковине. Вероника отрезала кусочек пармезана. Она заранее придумывала оправдания, с помощью которых сможет завершить еще не начатый разговор. Например, сыр. От сыра у нее диарея. Наверное, отец рассказал маме о клинике, может, даже описал в подробностях, как пьяного Кирилла запихивали в машину, которую он заблевал.
Вероника подошла к окну, где мамины разговоры с продуктами были не так слышны.
— Креветки в идеале надо брать сырые и крупные — и сварить из них бульон. Но я взяла не очень большие, нас ведь только двое, правда? Мы никого больше не ждем? А вообще ризотто получается очень вкусное и ароматное, опять же, если найти хорошие травки.
С таким же успехом Наталья могла привезти уже готовое блюдо, но ей хотелось подольше побыть с дочерью. С тех пор как она вышла замуж, мать ее почти не видела.
Протянув Веронике нож, она сказала:
— Мелко поруби лучок, добавь чеснок и обжарь. Оливковое масло у тебя есть? Потом туда же насыпай рис, я его уже промыла, и добавь немного белого вина. Ох, а вино-то я не привезла!
— Ну, чего-чего, а вина у нас в доме всегда в достатке, — съязвила Вероника, начиная понимать, к чему ведет этот кулинарный маскарад.
Она открыла холодильник, но вина в нем не оказалось.
В кабинете Кирилла, куда она старалась не заходить, должны быть какие-то запасы. Он часто сидел за письменным столом с бокалом шабли и книжкой.
Вероника зашла в маленькую комнату: на покрытом пылью столе стоял пустой стакан, все ящики закрыты на ключ. Значит, придется идти за вином в магазин, оставив маму одну, что сейчас было небезопасно.
Вероника подошла к окну: серое, как натяжной потолок, небо нависало над соседними домами. На подоконнике лежала пачка сигарет и маленькая книжка «Часть речи».
Она решила загадать желание. Страница сто, первая строчка сверху:
«Я не то что схожу с ума, но устал за лето».
Комод. Утром, вытирая пыль футболкой Кирилла, она видела на комоде связку с тремя маленькими ключами.
Вернувшись за ними, она открыла все ящики письменного стола. В верхнем лежали записные книжки и карандаши, пара проводов, часы и медиатор для гитары. Открыв дверцу нижнего ящика, она почувствовала спазм в желудке. Темное пространство ящика было заполнено пустыми бутылками. Она наклонилась и вытащила первую попавшуюся. Бутылка «Macallan», похожая на статуэтку «Оскар».
Вероника достала все бутылки и выставила в ряд справа от себя. Одна из них упала и покатилась к стене.
— Дочь! — крикнула с кухни Наталья. — Ты не заблудилась?
Из кухни доносились знакомые запахи чеснока и жареных креветок. Вероника закрыла дверь и несколько раз пересчитала бутылки, как пересчитывала вчера утром коробки с вещами. Восемь.
Она включила свет и встала на четвереньки. Ползая по полу в поиске новых подтверждений пьянства мужа, она подбирала с пола клубки пыли, волосы и крошки.
На полу было холодно. За диваном валялась обертка от конфеты «Рот Фронт». Больше ничего. Когда в пояснице кольнуло, она встала, поправила джинсы и вышла из комнаты, выключив свет.
Наталья плавно передвигалась от раковины к плите и от плиты к холодильнику, что-то напевая себе под нос. Вероника нарезала на деревянной доске груши. Острый нож входил в мягкую плоть так же легко, как если бы она резала воздух. От дыма, которым заполнилась кухня, зачесались глаза.
— Только нарезай потоньше, — сказала Наталья и облизнула ложку, которой мешала ризотто. — А почему ты не купишь мультиварку? Надо тебе подарить.
— Мам, ты вроде сказала по телефону, что хочешь поговорить? — произнесла Вероника.
— Ты права, я не только поесть приехала. Поесть я и дома могу. — Наталья сняла фартук, вытерев о него руки, и села за стол. — Так, значит, у Кирилла все-таки проблемы? Из Игоря и слова не вытянешь, но я не дура. Он в вытрезвителе лежит?
Вероника молча обвела глазами кухню в поиске предмета, за который можно зацепиться.
— Вытрезвителем это не назовешь, мам. Скорее спа-отель — вроде того, в котором вы с папой отдыхали летом на Мальдивах.
— И стоит, наверное, так же, — сказала Наталья. — Но это не мое дело. Только бы он там не встретил кого-нибудь из знакомых. Не хочу потом краснеть.
— Мам, это не рынок, чтобы знакомых встречать. Но ты ведь не об этом хотела поговорить?
— Не об этом. Я знаю, что из тебя слова клещами надо вытягивать. Если захочешь рассказать, я всегда выслушаю. Ты ведь знаешь, как я хочу тебе счастья! Папе нужно лететь в Берлин, пролечиться. Вот о чем я хочу поговорить.
— А что с ним?
— Проблемы с печенью, — сказала Наталья. — И самое ужасное то, что он хочет ехать один.
— А диагноз у него какой? — спросила Вероника, не до конца веря словам матери.
— Цирроз, начальная стадия, — ответила Наталья. — У него гепатит был всю жизнь, сколько я его знаю. Там полечил, тут полечил, а до конца так дело и не довел. Еще и выпить всегда был не прочь. А врачебные конференции — это же одна сплошная пьянка. Тут и здоровая печень не выдержит. Ты не замечала, как он похудел? Есть ничего не может, в туалете по полчаса сидит. Обезболивающие глотает, как конфетки, по ночам стонет. Я ухожу в твою комнату, чтобы хоть немного выспаться, но все равно не получается. Думаю: а если умрет? А у меня ведь, кроме тебя и Игоря, никого нет.
Вероника откусила кусочек груши, вытерла с подбородка сок и спросила:
— Мам, подожди. Гепатит — это одно, а цирроз — другое. Ты же могла проконтролировать его как-то?
— Могла?! — вскрикнула Наталья. — А ты почему своего мужа проконтролировать не могла?
После паузы, за время которой Вероника сначала себя обвинила, потом оправдала, потом пожалела, Наталья произнесла:
— Я не говорю, что я хорошая, а он плохой, просто ты давно не живешь с нами и не знаешь.
— Чего не знаю?
— Того же, чего я не знаю о тебе. Всего. А вода-то уже выкипела! — Наталья вскочила и бросилась к плите.
Разложив ризотто по белым фарфоровым тарелкам, которые она подарила дочери на прошлый Новый год, Наталья вернулась за стол. Она плотно позавтракала, поэтому не хотела есть.
— Пирог будет готов через сорок минут. Я уже сказала, что папа собрался лететь в Берлин без меня. Ни на какие уговоры не идет. А я не могу его одного отпустить! Чтобы я тут вся на нервы извелась, пока его там резать будут! Ник, я хочу тебя попросить: ну поговори с ним, ради бога. Это же ему надо, а не мне. Кто о нем будет заботиться? И кормят там непонятно чем.
— Да, мам, таких креветок в больницах точно не дают. Кстати, очень вкусно.
— Спасибо, это все потому, что травы хорошие. Жаль, вина не оказалось. Но если будешь готовить сама, обязательно добавляй.
Наталья делала вид, что наслаждается едой. Покачивая головой, она причмокивала и похрюкивала. Казалось, что все ее переживания насчет болезни мужа испарялись по мере того, как она подносила вилку ко рту. Но когда тарелка опустела, и она отставила ее в сторону, вытерев рот салфеткой, выражение ее лица снова стало тревожным.
— Так ты поговоришь с папой?
— По-моему, это ваше дело и мне туда лезть не стоит. Ты ведь не лезешь в мои семейные дела.
— Ошибаешься. Это не наше дело, а общее. Ты привыкла считать себя взрослой — от этой привычки надо избавиться. Возможно, я просто предполагаю, ты скоро вернешься домой.
— Если тебе так хочется, я позвоню папе. Хотя мне кажется странным, что он сам обо всем мне не рассказал, — сказала Вероника. — А тебе пора.
— Если груши кисловатые, добавляй в них немного сахара, — сказала Наталья, стоя у зеркала и подводя губы бордовым карандашом.
— Не переживай, разберусь, — ответила Вероника и отвернулась.
Хотелось поскорее выветрить из квартиры все запахи и выкурить сигарету.
Дверь закрылась. От мамы осталась гора грязной посуды и раздутый от теста живот.
Через две недели Кирилл вернулся. Входная дверь открылась. Сумки упали на пол.
— Как будто сто лет тут не был, — сказал Кирилл и обнял Веронику за талию. — Так есть хочется. А ты, как всегда, прекрасно выглядишь и пахнешь, жена.
— Иди в душ, а я пока накрою на стол, — ответила она. — Я приготовила ризотто с креветками.
После ужина, во время которого Вероника постоянно проверяла на телефоне почту, они пошли в спальню. Кирилл поцеловал ее, сказал, что жутко устал, и отвернулся на бок.
Захотелось плакать. Еще вчера она думала, что секс ее не интересует, но, лежа рядом с Кириллом, ни о чем другом думать не могла. Нужно было закрыть шторы, чтобы не видеть его рядом.
Через три минуты Кирилл уже спал, а она накинула на себя его рубашку и вышла на балкон. Пакет с пустыми бутылками стоял в углу.
Вероника закурила и попыталась вспомнить, что она делала раньше, когда муж не хотел секса. В таких ситуациях, даже если ей было все равно, она не могла успокоиться, не получив желаемое.
От этих воспоминаний стало еще хуже. Она вернулась в постель, легла рядом с Кириллом и прислушалась к его дыханию. Он вздрагивал во сне и что-то шептал.
Утром, когда он, полусонный и теплый, потянулся к ее груди и прижал к себе, она улыбнулась.
Собираясь на работу, Вероника смотрела на себя в зеркало: откуда эти круги под глазами?
Кирилл бегал по квартире в поисках своего ноутбука. Уже в дверях он поцеловал ее и попросил бросить вещи из сумок в стирку.
Когда Кирилл вышел вместо того, чтобы тоже идти к машине, Вероника открыла его сумки и выгребла оттуда футболки, носки и трусы, которые полетели в стиральную машину. Она достала пару тонких брошюр и прочитала: «12 шагов и 12 традиций», «Как работает наша клиника», «Мужество меняться», «Жить трезвым». Вероника развернула брошюру «Жить трезвым»:
«Алкоголь, помимо того что он вызывает привыкание, оказывает также психологическое воздействие, которое изменяет мышление и способность рассуждать. Одна рюмка может изменить мышление алкоголика так, что он почувствует, что может себе позволить еще одну, а потом еще и еще…»
Закрыла, включила стиральную машинку и вышла из квартиры. В машине она всю дорогу думала о прочитанном. Одна рюмка.
Стоя в пробке, Вероника открыла чат с подругами и написала, что они с Кириллом больше не ходят на вечеринки.
Первой ответила Аня: удивленный смайлик и сообщение «Дорогая, ты в положении?» Тут же посыпались эмоджи с цветами и поздравления от всех участниц чата.
Уже подходя к студии, Вероника подумала: а почему бы и правда не завести ребенка? У них с Кириллом есть квартира и две машины, хорошая работа, и они друг друга любят. Идеальное время для того, чтобы родить. Оставался только один вопрос: как найти время на ребенка?
После обеда она подошла к своей ассистентке, у которой была дочь.
— Кать, как тебе быть матерью? — начала Вероника, разглядывая катышки на голубом свитере Кати.
— Сейчас ладим. Учитывая, что видимся только по вечерам.
— Идеально, — улыбнулась Вероника.
Именно так она и представляла материнство.
— Но так не всегда было, — сказала Катя. — Если тебе важно мое мнение, то первый год с ребенком — это ад! Никогда не соглашусь на второго, даже если отцом будет Джуд Лоу.
— Все, я передумала, заведу собаку.
— Хорошая идея. Если боишься ответственности. Хотя собака — это тоже ответственно. Но если надумаешь с ребенком, первым делом спроси у мужа, готов ли он помогать. Мужчины боятся отцовства, они ведь сами еще дети, лет до сорока, в лучшем случае. Мы с мужем разошлись, когда Еве было два года. Не выдержал ответственности.
— Хорошо, что Кириллу почти сорок — значит, скоро вырастет, — пошутила Вероника.
В восемь часов Кирилл заехал за ней на студию. Свою «Ауди» Вероника отдала на технический осмотр.
В его машине играл «Сплин». На очередном светофоре он взял ее за руку и поцеловал.
— Ты знаешь, что ты самая красивая девчонка в Москве?
— Догадываюсь, — ответила Вероника.
Он снова был в своей старой куртке «Ливайс» и отбивал пальцами ритм на руле. Музыка была тоскливая, под стать погоде, а Веронике хотелось веселиться. Она потянулась к его телефону сменить музыку, но Кирилл резко выхватил телефон и тут же сказал:
— Прости! Не знаю, что со мной.
— Я просто хотела переключить песню.
— Да, да, включай, что тебе нравится. Маликов? Николаев? Выпьем за любовь… за любовь.
— Слушай, кажется, у меня паранойя. Что там говорили в твоей клинике: если произнести слово «выпьем», можно снова стать алкоголиком?
Именно таких саркастических вопросов Кирилл и боялся. Слово «алкоголик» было как удар мокрым полотенцем по лицу.
Он прибавил скорость и сделал музыку громче. Хотелось поговорить с женой о том, как одиноко он себя чувствует в эти моменты, но вместо этого он сказал:
— С этого все и начинается. Это как с беременностью. Стоит женщине сесть на стул, на котором сидела беременная подружка, и она тут же перенимает эстафету.
— Откуда ты знаешь про беременность? — спросила Вероника.
— Про какую беременность?
Вероника засмеялась:
— Нет, я не беременна, не бойся! С чего бы, если мы не занимаемся сексом? Просто я сегодня думала об этом.
Дрожащий огонек зажигалки вспыхнул и мгновенно погас. Кирилл затянулся и ответил:
— Давай решать проблемы по порядку. Мне сейчас нужно столько дел разгрести. Поговорим о ребенке месяца через три, окей?
— Ладно, тогда давай поговорим о насущном. Кирюш, мне теперь тоже нельзя пить? Не то чтобы я очень хочу, но на всякий случай уточняю.
— Наверное, пока да, — перебил ее Кирилл. — Я не буду тебя в чем-то ограничивать, но, если решишь выпить, делай это без меня и не дома.
Она кивнула и отвернулась к окну.
Через час они сидели на кухне родителей Вероники и пили ромашковый чай. Кирилл шутил с тещей и нахваливал пироги.
— Ночь. Старинный английский замок. Темная комната. Молодая супружеская пара занимается любовью. Вдруг джентльмен вскакивает, включает лампу и спрашивает: «Дорогая, тебе было больно?» — «Нет», — отвечает жена. «Но почему же ты пошевелилась?» — Игорь рассмеялся и похлопал Кирилла по плечу.
Наталья поставила на стол бутылку коньяка и две рюмки.
— Кирюш, налей мне пятьдесят грамм, — сказала Наталья и придвинула к нему пузатую бутылку.
Кирилл убрал руки под стол и сжал кулаки.
— Наташ, давайте без провокаций, — ответил он. — Лучше я съем еще один пирожок с капустой. Очень вкусные.
Наталья пододвинула блюдо, налила себе сто грамм и выпила.
Игорь взял дочь за руку и повел в кабинет. Стол был завален бумагами с чертежами. Жена согласовывала очередной ремонт на даче.
Когда он отодвинул их в сторону, Вероника заметила на столе два загранпаспорта.
— Как себя чувствуешь? — спросила она. — Мама рассказала про операцию, мне так жаль. Может, тебе поехать с ней?
Игорь снял очки, протер салфеткой. Отец не походил на человека, которому нужна серьезная операция на печени.
— Я еду к своему давнишнему приятелю, мы с ним пятнадцать лет знакомы, это лучший гепатолог, которого я знаю. Он составил план лечения, и без присмотра я не останусь. А мама будет только нагнетать обстановку, ты ведь ее знаешь.
— Если не хочешь, чтобы ехала мама, я могу поехать с тобой. Возьму отпуск.
Игорь обнял дочь и сказал:
— Спасибо за заботу, милая. Кстати, я тебе приготовил кое-что. — Игорь протянул Веронике конверт, внутри были деньги. — За лечение Кирилла я заплатил, не переживай. А это на случай, если в мое отсутствие стрясется что-то непредвиденное.
Вероника взяла конверт и убрала в карман.
— Только маме не говори, хорошо? — сказал Игорь. — Это наши с тобой личные дела. А обо мне позаботятся врачи. Знаешь анекдот? Доктор спрашивает больного: «Как ваше состояние»? Тот отвечает: «Спасибо, доктор. Мое состояние, благодаря вашему лечению, намного уменьшилось».
Вероника улыбнулась.
— Пап, а в Москве нет врачей, которые могут сделать такую операцию? Ты ведь говорил, что устаешь от перелетов. Не проще ли тут все сделать?
— Везде есть хорошие врачи, но мне нужен лучший, — ответил Игорь.
Вероника не сказала мужу о деньгах, которые дал отец. Это вошло у нее в привычку еще с детства, когда Игорь дарил подарки и просил не говорить о них маме. Эти деньги могут пригодиться, если что-то случится. Что именно, она не знала, но ждала худшего.
Каждое утро Кирилл шел на пробежку, а Вероника рылась в его вещах. Вечерами он возвращался из офиса в девять, поэтому с утра она проверяла карманы его брюк, читала записи в ежедневнике и смотрела телефон. Только список звонков — ничего личного. Незнакомые номера она гуглила в надежде наткнуться на телефоны продавцов наркотиков.
Это было своего рода профилактикой подозрительных знакомств и быстро вошло в привычку, которая иногда доходила до абсурда.
На прошлой неделе в обеденный перерыв Вероника зашла в «Перекресток» и встала в очередь с бутылкой колы. Перед нею стоял мужчина — что-то среднее между богемой и бездомным: заношенные джинсы в грязи ниже колен, дырявые кроссовки «Адидас». Он положил на ленту бутылку пива и пачку «Доширака» и попросил у продавца сигарет. Сказал, что рассчитается картой, и уже разложил по карманам куртки свои покупки, когда кассир сообщил, что на карте недостаточно средств.
«Что будем убирать?» — спросил продавец. Мужчина выложил из кармана сигареты и «Доширак», заплатил за пиво и вышел.
Весь день она представляла, что, если ослабит контроль, Кирилл станет прежним.
С каждым трезвым месяцем он приходил с работы все позже и то объедался бургерами перед телевизором, то без конца курил на балконе, слушая музыку или играя на гитаре. Он рано шел в постель и не хотел секса.
Вероника думала, что перепробовала все. Секс-игрушки, белье, порно. Равнодушие Кирилла она принимала за один из симптомов депрессии. А ему казалось, что все это сейчас бессмысленно. Просто полежать в обнимку. Пожалуйста. Он чувствовал себя виноватым и, чтобы оправдаться, раз в неделю тоже изображал страсть, а потом, сжимая воздух в кулаке, уходил в ванную.
Она шла на кухню, приносила ему воды, и он так же искусно изображал жажду, как пару минут назад оргазм.
Очередным субботним вечером Вероника получила сообщение от отца. Игорь написал, что приземлился в Берлине, его встретили друзья.
— Как думаешь, все будет нормально? — спросила она после того, как показала Кириллу переписку с отцом — вот, мол, она доверяет ему смотреть переписки.
— Уверен, не переживай. У меня сложилось ощущение, что он улетел на это лечение, только чтобы отдохнуть от твоей мамы.
— Смешно, хотя ей сейчас тоже грустно. Мама себе места не находит, когда папа далеко. Наверное, свожу ее в театр, чтобы хоть как-то отвлечь.
— Молодец. А после спектакля сходите на шопинг и хорошенько потратьтесь, — сказал Кирилл.
— Как ты думаешь, твой отец жив? — спросила Вероника после паузы.
— Откуда я знаю? Он не очень-то пытался наладить со мной связь после ухода.
Вероника взяла его за руку. Холодная.
— А ты пытался?
Кирилл стоял у окна и разглядывал упаковку с йогуртом.
— Пару раз звонил в мой день рождения. Может, и еще звонил, но, когда к нам пришел Вадим, мама сменила номер телефона. А потом мы переехали в другую квартиру. И все. Но если бы он хотел меня найти, то, наверное, давно нашел бы. Слушай, давай закроем эту тему?
— Как скажешь. Я хочу принять ванну, а потом, может, посмотрим что-нибудь?
Вероника встала из-за стола и услышала:
— Кстати, Ник, а зачем ты роешься в моих вещах?
Она сделала два шага назад:
— В смысле?
Кирилл подошел вплотную, глаза у него покраснели:
— Я тебя не осуждаю. Только если мы хотим играть в одной команде, тебе стоит научиться мне доверять. Например, сейчас, — он посмотрел на поцарапанные часы на руке, — восемь тридцать, двадцать четвертое сентября, суббота. Я планирую пойти прогуляться и не буду обещать тебе вернуться в двадцать два ноль-ноль, потому что я не обязан перед тобой отчитываться. А своим тотальным контролем ты только заставляешь меня злиться.
— Ты хочешь сказать, что это я виновата в твоих запоях? — закричала Вероника и, спохватившись, закрыла себе рот рукой.
— Я лишь хочу сказать, что не надо рыться в моих вещах, а ты слышишь только то, что хочешь слышать. Прямо как твоя мама, это у вас семейное.
— Не сравнивай меня с мамой! Ты ведь знаешь, как я не хочу стать на нее похожей!
— Но ты уже на нее похожа. Только почему-то видишь в ней только плохое, а во мне — только хорошее, — сказал Кирилл.
Кирилла не было три часа. Безвременье, в течение которого Вероника выпила три эспрессо и проехала две улицы в сторону Аниного бара. Но когда получила сообщение: «Зашел в магазин, купить что-нибудь?» — сдала назад.
В лифте Вероника шесть этажей рассматривала себя в зеркало: две морщины на лбу, а раньше их не было.
Дома протерла пыль с кухонных шкафов, поменяла скатерть на столе. Кирилл пришел, когда закипел чайник. Он доел большой кусок «Наполеона», облизнул ложку и сказал:
— Я расскажу тебе все, что помню про мое детство. Только передай, пожалуйста, сигарету. Нет, лучше всю пачку. И пепельницу тоже передай.