Завоевание Ирана арабами. (Иран при «праведных» халифах)

Существует обширный круг источников, характеризующих обстановку в Иране времени арабских завоеваний. Они включают как нарративные сочинения, так и памятники материальной культуры (в данной работе используется только позднесасанидская и арабо-сасанидская нумизматика). Подавляющую часть сведений дают письменные источники, среди которых можно выделить множество подгрупп в зависимости от характера информации («всемирные хроники», сочинения по военной истории, книги о харадже, региональные истории, географические сочинения), времени составления (источники, современные событиям, и более поздние), вероисповедания авторов (христиане, мусульмане, зороастрийцы), языка памятников (сирийский, арабский, среднеперсидский, новоперсидский).

В обзоре источников мы сочли целесообразным разделить их на несколько больших групп, которые в значительной мере отражают специфику систематизации по перечисленным выше признакам:

а) христианские, преимущественно сироязычные, сочинения (VII–XII вв.);

б) мусульманские хроники и книги о завоеваниях (ΙΧ–ΧΙ вв.) и их персидские переводы и переработки;

в) местные хроники;

г) книги о харадже — арабоязычные сочинения VIII–X вв.;

д) географические труды мусульманских авторов в большинстве иранского происхождения (ΙΧ–ΧΙ вв.) с пространными экскурсами в историю, этнографию и историческую географию отдельных регионов;

е) «Шах-наме».

Особую группу составляют памятники материальной культуры, из которых для настоящего исследования наиболее ценны нумизматика и эпиграфика.

Каждая из названных групп содержит специфическую информацию, ограничена своими хронологическими рамками, принадлежит определенной культурной общности со своими традициями, литературным языком, религией. Собранные вместе источники помогают восстановить события, имевшие место в Иране в VII в., в пору потери государством политической независимости.

Более подробно мы анализируем сочинения, богатые фактическими данными и обнаруживающие оригинальный подход к освещению событий.

Сочинения христианских авторов

В эту группу источников включены труды сирийских писателей, сохранившиеся либо в оригинальной сирийской редакции, либо переработанные и переведенные на арабский язык. Поскольку они принадлежат одной культурной среде, объединение разноязычных версий в одну группу сделано по конфессиональному признаку.

«Анонимная сирийская хроника VII в.». Составлена во второй половине VII в., повествует о светских и религиозных событиях, имевших место в Сасанидском государстве в конце VI — первой половине VII в. Политическая история державы Сасанидов излагается в ней на фоне ожесточенных споров, враждующих между собой течений христианской церкви. Источник, довольно немногословный при описании большинства исторических фактов, подробно останавливается на завоевании арабами городов Хузистана — Шуша и Шуштре, сообщая ценные сведения, которые отсутствуют в мусульманских хрониках. Автором этого сочинения был клирик-несторианин[37].

«Хроника Сеерта», или «Несторианская история», — несторианское сочинение, сохранившееся в арабоязычной редакции. Автор неизвестен. Хроника издавалась в первой четверти XX в. сирийским архиепископом округа Сеерт в Курдистане А. Шером по рукописи сирийской патриаршей библиотеки в Мосуле и рукописи епископской библиотеки в Сеерте[38]. Издатель пришел к выводу о том, что мосульская рукопись представляет собой первую, а сеертская — вторую часть одного сочинения, несторианскую хронику, написанную не ранее IX в. Рукопись, датируется XIII в., арабский текст имеет множество отклонений от традиционной орфографии.

Основное содержание «Хроники Сеерта» составляет церковная история, в которой судьбы несториан рассматриваются па фоне истории Византии, арабов, сасанидского Ирана. В дошедшем до нас виде сочинение не имеет начала и конца. Хронологические рамки событий в сохранившейся частя охватывают период от царствования императора Валериана и до конца VII в., а указание на копию договора Мухаммеда, обнаруженную в 265 г. х. (878–79 г.), свидетельствует о том, что хроника могла быть составлена не ранее конца IX в. Военная история арабских завоеваний интересует автора лишь в той мере, в какой она имеет отношение к участи несторианского населения. В то же время автор со знанием дела освещает положение несторианской церкви при последних Сасанидах и первых халифах. Начальный период завоеваний изображается им как время бед и испытаний для христиан; впоследствии их положение меняется в зависимости от фискальной и религиозной политики арабской администрации. В хронике достаточно широко освещается деятельность христианских миссионеров среди язычников иеарабов, рассказывается о строительстве новых монастырей, приводятся тексты договоров Мухаммеда и Омара ибн ал-Хаттаба с руководителями христианской общины, в которых регламентируются основные права и обязанности христиан при новой администрации. Проблема подлинности договоров — вопрос, требующий специального изучения, однако содержание документов в целом представляется правдоподобным. «Несторианская история» содержит ряд оригинальных сведений, отсутствующих в мусульманских хрониках.

Агапий Менбиджский. «Всеобщая история». Сочинение епископа из Менбиджа Агапия (середина X в.) было издано в Европе по четырем рукописям А.А. Васильевым в 1910–1912 гг.[39]

Труд Агапия состоит из двух частей. В первой дается изложение событий от сотворения мира до появления Христа, вторая включает историю раннего христианства, историю Византии и Арабского халифата до перехода власти от Омейядов к Аббасидам. Точнее, ее можно охарактеризовать как конспект церковно-политической истории Рима-Византии и соседних с ними государств. События в Иране при Йездигерде III включены автором в раздел истории арабов. Из того, что написано у него о военных действиях в Сасанидской державе, оригинальных сведений мало, если не считать дополнения к версиям о гибели Йездигерда III. При датировке событий Агапий пользуется разными летосчислениями: по хиджре и селевкидской эре, по годам правления императора, шаханшаха или халифа. Агапий, как правило, не называет своих источников, но есть указания на то, что в основе его сочинения лежали труды более ранних греческих и сирийских авторов, в частности Феофила Эдесского, писавшего в VIII в.[40]

Михаил Сириец. «Хроника». «Хроника» Михаила Сирийца, выдающегося религиозного деятеля и писателя второй половины XII в.[41], сохранилась как в оригинальном сирийском варианте, так и выполненных с него переводах на армянский и арабский языки. Сирийский текст с французским переводом был издан на рубеже XIX–XX вв.[42] По содержанию «Хроника» представляет синхронистический свод сведений по церковной и гражданской истории Византии и сопредельных стран. Факты церковной истории и истории Византии освещаются с большей полнотой и компетентностью, чем события, имевшие место в соседних государствах. Здесь Михаил Сириец целиком зависит от своих источников, избегая говорить больше, чем в них содержится. Отсюда и конспективность изложения, и противоречивость отдельных версий, и отмеченная исследователями неточность датировок некоторых событий.

Для нас особенно интересна одиннадцатая из двадцати одной книги «Хроники», посвященная периоду с 611 по 776 г., в который произошло образование Арабского халифата. Военно-политическая история завоевания Ирана у Михаила Сирийца отсутствует; вместо нее дается перечень отдельных событий, которые автор считает определяющими: борьба группировок высшей знати за шаханшахский престол, первые вторжения арабов, отступление иранцев, убийство Йездигерда III в Мерве и отправка короны «царя царей» в храм Ка'бу. Любопытно упоминание о Хормизде как одном из претендентов на корону шаханшаха, сопернике Йездигерда сына Шахрийара. Заслуживают также внимания сведения о фискальной политике халифа Омара ибн ал-Хаттаба в отношении христиан, об участи христианского населения накануне и в первые годы завоеваний, рассказ об иранце, сражавшемся на стороне Византии, а затем предложившем свои услуги арабам, и другая информация.

Григорий Бар Эбрэй. «Сирийская хроника». «Сирийская хроника» написана во второй половине XIII в., издана в конце XIX в.[43] Сочинение посвящено светской истории. В предисловии к своему труду автор сообщает о том, что он заполнил лакуны, имеющиеся в других сочинениях, но Р. Дюваль в обзоре сирийской литературы считает хронику Бар Эбрэя сокращенным вариантом «Хроники» Михаила Сирийца[44]. Для нашего периода такое заключение полностью верно. Историю позднесасанидского Ирана Бар Эбрэй рассматривает как часть истории арабов. Об арабских завоеваниях говорится в главах о «праведных» халифах Омаре ибн ал-Хаттабе и Османе ибн Аффане.

«Анонимная сирийская хроника 1234 г.»[45]. В главах, посвященных событиям периода арабских завоеваний, сочинение во многом повторяет «Хронику» Михаила Сирийца и новых сведений почти не сообщает. Но более развернутое изложение фактов в Анонимной хронике дает возможность точнее оценивать отдельные события. Здесь, как нам кажется, гражданская история расширена за счет сокращения церковной.

«История несторианских патриархов»[46]. Анонимное сочинение, написанное по-арабски, сохранилось в двух сборных арабо-сирийских рукописях конца XIX в. Оно представляет собой очень краткую историю несторианских патриархов, стоявших во главе несторианской церкви до середины XVIII в. Имена патриархов и названия ряда населенных пунктов приведены в сирийской транскрипции, события датируются по селевкидской эре. Деятельность патриархов первой половины VII в. привязывается ко времени царствования шаханшаха, императора или халифа. Имеется указание на договор Ишояба II от лица христиан с пророком Мухаммедом.

Значение трудов христианских писателей для изучения периода арабских завоеваний в Иране VII в. состоит в том, что они дополняют сочинения мусульманских авторов уникальными фактами и с иных позиций оценивают положение христианского населения в рассматриваемый период. Без них сделать ряд важных выводов было бы невозможно.

Мусульманские хроники и сочинения по истории завоеваний

Эта группа источников наиболее значительна как в количественном отношении, так и по обилию собранного в них материала. Большинство сочинений написано в ΙΧ–XΙ вв. Отображенные в них события VII в. восходят к рассказам мусульман — участников завоевательных походов через традицию устной передачи. В VIII в. их рассказы были уже литературно обработаны и записаны, но труды первых писателей-традиционалистов (Сайф ибн Омар, Вакиди, Мадаини и др.) до нас не дошли; они послужили исходным материалом для историков последующих поколений.

В этой главе мы сначала охарактеризуем сочинения, выделенные историками в разряд трудов по всеобщей истории, а затем книги о завоеваниях.

Йа'куби. «История». Первая часть сочинения посвящена доисламскому периоду и представляет собой краткое изложение всеобщей истории, вторая является историей Халифата. Она начинается рассказом о рождении пророка Мухаммеда и доводится до последней трети IX в., т. е. до современных автору событий[47].

История завоеваний в Иране в первой половине VII в. изложена в главах, посвященных первым четырем халифам. Дата избрания каждого халифа сопоставляется у него с расположением планет относительно знаков зодиака, что свидетельствует не только об увлечении Йа'куби астрологией, но и о надежности его данных по хронологии. В каждой главе дается краткое описание внутриполитической деятельности халифа и совершенных в период его правления походов, а также сообщаются и сведения о размерах дани или поземельного налога с населения покоренных провинций. Глава завершается рассказом об обстоятельствах смерти халифа, списком его наместников и других прославившихся современников.

Шиитская позиция Йа'куби, которая в свое время была отмечена исследователями[48], внешне проявляется в том, что имена халифов Абу Бакра, Омара и Османа приводятся без соответствующей титулатуры. На освещение мусульманских завоеваний при Йездигерде III шиитская позиция автора не оказывает влияния. Факты военной истории Йа'куби излагает лаконично, без описания многочисленных поединков между героями. Там, где он считает нужным или возможным, автор сообщает об условиях договоров мусульман с местным населением, касается административно-хозяйственной деятельности наместников халифа в провинциях.

Йа'куби очень редко называет свои источники и почти никогда не дает параллельных версий событий (немногочисленные исключения сделаны им для датировки). Несмотря на краткость изложения, в его труде встречаются сведения, дополняющие информацию современных ему писателей или дающие иное истолкование известным историческим фактам.

Динавари. «Книга длинных известий»[49]. Описывая эпоху арабских завоеваний, автор IX в. Динавари пользуется в основном теми же источниками, что и его современники, но без ссылок на информаторов. Из множества версий он выбирает одну и дополняет ее массой интересных подробностей. Все события излагаются у него без вариантов, и часто приводятся данные, отсутствующие у других историков. Не исключено, что он приводил рассказы передатчиков без сокращений. Но в той же мере можно допустить и литературную обработку полученной им информации. В сущности, военная история мусульманских завоеваний в Иране сводится у Динавари к описанию наиболее ярких сражений (так, битве при Кадисии отводится пять страниц текста, в то время как о других, не менее важных событиях говорится вскользь, им посвящается всего несколько строк).

Раздел завоеваний автор завершает рассказом о гибели Йездигерда III. «На этом, — заключает он, — прекратилось царство персов; сейчас, когда они пишут свою историю, они датируют по нему»[50]. Эта фраза свидетельствует о знакомстве Динавари с иранской литературной традицией.

И в мусульманской истории автора занимают главным образом события, происходившие в Иране; о событиях в Сирии и Египте, даже очень значительных, он упоминает от случая к случаю. Это относится как к повествованию о военных походах мусульман на восток, так и к изображению распрей в Арабском халифате при Али ибн Абу Талибе. Сказанное выше свидетельствует в пользу мнения И. Крачковского об иранском происхождении Динавари.

Давая описание событий в хронологической последовательности, автор редко называет даты. По той же причине, очевидно, он не располагает материал по годам хиджры. Сочинение Динавари насыщено множеством имен, географических названий и цифровых данных, что имеет значение для сопоставления их с данными других источников.

Наряду с фактами военно-политической истории завоеваний в труде Динавари встречаются сведения социально-экономического характера, хотя их значительно меньше, чем в сочинении его современника Балазури.

Табари. «История пророков и царей»[51]. Значение летописи Табари, выдающегося ученого-историка второй половины ΙΧ — первой четверти X в., для изучения истории первых трех веков мусульманского мира невозможно переоценить. Об этом свидетельствуют как неоднократное использование его труда в качестве основного источника средневековыми авторами, так и усиленный интерес к его творчеству, проявляемый ориенталистами на протяжении последних ста лет. Компилятивный характер сочинения, сохранившего все доступные Табари версии событий, дает возможность наглядно представить многообразие традиций устных передатчиков информации и на основании этого определить направления критики первоисточников. Табари был последним в ряду историков-традиционалистов, которые тщательно перечисляли поколения информаторов и особо заботились о полноте иснадов, предоставляя возможность самим читателям разбираться в противоречивых версиях.

В то же время акцентирование на компилятивности произведения в значительной степени затушевывает творческий подход автора к исходному материалу. Табари не ограничивается простым заимствованием фактов из более ранних сочинений. Ужо в начале XX в. благодаря исследованиям Н.А. Медникова и К. Вельхаузена[52] стало известно о том, что Табари пользовался источниками довольно оригинально, выделяя в каждом из разделов своей «Истории» одного автора или же целую группу, которым он доверял больше; по выражению Н.А. Медникова, «выбирал себе руководителя». То отдает он предпочтение Мухаммеду ибн Исхаку, то Ибн Са'ду, то Вакиди, то Сайфу ибн Омару. Предпочтительную, со своей точки зрения, версию события Табари чаще приводит в начале рассказа и затем кратко упоминает о других версиях, воздерживаясь от категорических заключений.

Для соединения различных версий между собой Табари обычно прибегает к сравнениям вроде: «Сказал Абу Джафар, но его рассказ относительно Оболлы и ее завоевании противоречит тому, что…»[53]; «…что же касается Ибн Исхака, истинно, он рассказал о Джарире, Арфадже, Мусанне и убийстве Мусанной Михрана не то, что рассказал о них Сайф»[54] и т. п.

Основным источником Табари в той части летописи, которая повествует о времени правления первых четырех халифов, был Сайф ибн Омар ал-Асади ат-Тамими, арабский историк из Куфы, написавший две книги, одна из которых, «Большая книга о завоеваниях и отступничестве»[55], целиком посвящена военно-политической истории завоеваний. Его труд не сохранился; о содержании сочинения Сайфа можно судить по тем многочисленным рассказам, которые полностью или в сокращении помещены у Табари. Примерные даты рождения и смерти Сайфа ибн Омара — 720–800 гг.

С сочинением Сайфа Табари был знаком как по копии, выполненной Сари[56], который сам пользовался списком Шуайба, так и в изложении Убайдаллаха[57]. Отступления вроде «…а Сайф сказал…» или «Возвращение к изложению Сайфа…» все же не позволяют допустить, что Табари, которого от Сайфа отделяли три поколения, пользовался источником в оригинале. И если в повествовании о событиях в Иране Табари иногда опускает имена Сари и Шуайба, он делает это из-за экономии места и времени и, таким образом, отступает от своего первоначального намерения давать все иснады полностью.

Из современников Табари, писателей ΙΧ–X вв., одни считали Сайфа ненадежным, другие не советовали им пользоваться, третьи привлекали его в качестве источника, хотя и не так часто, как Табари[58]. Европейские исследователи второй половины XIX — начала XX в. Ю. Вельхаузен и Л. Каэтани относились к сведениям этого историка скептически. Н.А. Медников посвятил Сайфу специальную статью и многие страницы в большом труде о Палестине, но ограничил круг своих изысканий установлением примерных дат рождения и смерти автора, его религиозной принадлежности, места деятельности и круга его источников. В 30-х годах XX в. К. Брокельман на основании выводов Ю. Вельхаузена и Л. Каэтани охарактеризовал сочинения Сайфа как «в высшей степени некритические и фантастические»[59]. В сводной работе Ф. Сезгина об арабской письменности подчеркивается важность трудов Сайфа ибн Омара для изучения истории арабских завоеваний[60].

Наиболее пристрастными оппонентами Сайфа оказались авторы второго и третьего поколений, современники Табари; более поздние, по-видимому, руководствовались оценкой своих предшественников. Важной, но едва ли единственной причиной негативного отношения к Сайфу ибн Омару была ненадежность четырех (из нескольких десятков) его информаторов[61]. Н.А. Медников мотивы пренебрежения автором усматривает и в идеологической концепции писателя. Куфиец Сайф был, очевидно, шиитом и своей деятельностью способствовал укреплению позиции Алидов в Ираке. Теме прославления халифа Али была посвящена его «Книга о Дне верблюда и походе Айши и Али». Вероятно, он принимал участие в спорах законоведов и богословов. Его первым противником оказался ханбалит Абу Дауд[62].

Критика Сайфа европейскими учеными включает следующие положения: расхождение хронологии Сайфа с датировкой событий представителями хиджазской школы историографии, противоречия в работе Сайфа, апология тамимитов.

Возражения оппонентов Сайфа сами заслуживают критического разбора. Шиитская позиция Сайфа не могла повлиять на изложение автором событий, связанных с завоеванием Сирии и Ирана и происходивших до идеологического раскола в исламе. И в остальных случаях, но обнаруживается явного шиитского пристрастия автора.

Средневековые историки-традиционалисты считали ненадежными четверых информаторов Сайфа ибн Омара: Муджалида, Абд ал-Малика ибн Умайра, Джабира ибн Йазида и Мубарака ибн Фадла. На трех последних Сайф ссылается редко. Муджалида ибн Са'ида (ум. в 144 г. х./761 г.) он цитирует довольно часто, но либо с дальнейшей ссылкой на Ша'би (ум. в 103 г. х./721 г. или 105 г. х./723 г.), которого традиционалисты относили к разряду настоящих ученых[63], либо в группе с другими передатчиками, современниками Мудшалида, значительно увеличивая тем самым степень достоверности передаваемой информации.

Ю. Вельхаузен и Л. Каэтани отмечают анахронизмы в тех частях «Истории» Табари, которые написаны на материале сочинения Сайфа ибн Омара. Хронологию событий военной истории у традиционалистов хиджазской (мединской) школы можно было бы считать более достоверной, чем хронологию куфийцев, если бы она подкреплялась данными христианских авторов. Между тем, когда христианские хроники и сообщают кое-какие даты о событиях, связанных с завоеванием Сирии, современные им события в Иране они либо вовсе не датируют, либо датируют крайне редко из-за предельно конспективного изложения фактов военно-политической истории.

Для Сайфа ибн Омара и его информаторов закономерно смещение в хронологии событий: многое из того, что происходило в Сирии или Иране, он датирует годом-двумя раньше, чем хиджазцы. Табари, со своей стороны, тоже вносит свою лепту в споры о датировке: разновременные версии он помещает под определенным годом хиджры, косвенно выражая собственную точку зрения на время события. Разнобой в датировке, как нам кажется, можно объяснить разницей между устной традицией мединцев и куфийцев. У тех и других традиция устной передачи информации восходила в конечном счете к свидетельству очевидцев, принимавших участие в завоевательных походах. Участники сражений отлично могли передавать виденное и слышанное, время же каждого события устанавливалось только им одним известным способом. Летосчисление по хиджре было принято только в 638 г. и то для целей делопроизводства и официальной переписки. Источники указывают на одновременное использование в различных районах Аравии нескольких лунных летосчислений[64], и трудно с уверенностью сказать, каким из них пользовались арабы, поселившиеся в Куфе. В последние годы предлагаются даже попытки исправления начала эры хиджры[65]. И при господстве Омейядов, как это убедительно показано на материале арабо-сасанидской нумизматики, на различных монетных дворах бывшей Сасанидской державы при датировке эмиссии использовали по крайней мере три эры: эру Йездигерда III, послейездигердскую (со времени гибели Йездигерда III) и эру хиджры, пока последняя не утвердилась окончательно на всей территории Халифата[66].

Хронологически факты военной истории завоеваний у Сайфа опережают датировку передатчиков хиджазской школы, в то же время синхронные им события внутриполитической истории Ирана отстают у него от своего времени. Таким образом, начало завоевания Ирака (633 г.) автор приурочивает ко времени правления шаханшахов Кавада II Шируйе и Ардашира III (629–630 гг.), а события после Бувайба (636 г.) относит ко времени вступления на престол Йездигерда III (632 г.). Анахронизмы подобного рода встречаются не только у Табари, полагавшегося на Сайфа, но и у его современников (Балазури, Дипавари, Йа'куби), хотя и в меньшей степени[67]. Табари нередко выходит из этого затруднения, помещая по-разному датируемые версии в главах разных годов хиджры[68].

Апология тамимитов — одна из слабостей Сайфа ибн Омара как историка, однако часто она оправдывает себя логикой событий. Считают, например, абсурдным сообщение Сайфа о назначении тамимита Ка'ка ибн Амра помощником Халида ибн ад-Валида в его иракском походе на том основании, что тамимиты участвовали в «ридде» и до провозглашения халифом Омара бывших вероотступников не принимали в войско. При этом игнорируется замечание Абу Бакра о возможных исключениях из правила: «И пусть не воюет вместе с вами ни один из тех, кто отступил от веры, пока я не сочту нужным»[69]. Таким исключением вполне могли быть и тамимиты. В данном случае Сайф черпает сведения у Ша'би, которого традиционалисты считают надежным источником. Сайф не только называет племя тамим, он тщательно перечисляет многие другие племена, принимавшие участие в иракских походах. Его сообщения на этот счет особенно наглядно отражают племенную пестроту мусульманского ополчения[70].

Преувеличения Сайфа, когда речь идет о численности противостоящего мусульманам войска неприятеля или о числе убитых врагов, в одинаковой мере характерны и для представителем хиджазскои школы, и на них вряд ли стоит останавливаться.

Проблема логических противоречий в сочинении является наиболее существенной из всех направлений критики Сайфа ибн Омара, хотя их не так уж много. И здесь, естественно, встает вопрос о ценности автора как историка. Знакомство с материалом дает возможность сделать вывод о том, что Сайф не меньше, чем кто-либо другой из его современников, выступает в роли компилятора. В таком случае не остается иного решения, как обратиться к его иснадам, проверить их полноту и выделить надежную информацию. Игнорирование Сайфа в том случае, когда он противоречит другим писателям, не может быть оправдано, ибо и в средневековье были историки, которые так же не доверяли Ибн Исхаку и Вакиди, как другие обличали во лжи Сайфа[71]. Противопоставление двух школ историографии и не всегда верно: Сайф ссылался не только на передатчиков из Куфы, среди его информаторов встречаются и некуфийцы[72].

Хотя главным источником Табари при изложении истории завоеваний в Иране был Сайф ибн Омар, автор летописи неоднократно обращается к сведениям и таких известных писателей-традиционалистов, как Хишам ибн ал-Калби, Мадаини, Вакиди, Ибн Исхак и многие другие. Во всеобщей истории Табари мы находим массу имен, названий, интересных фактов. По богатству собранного материала она не имеет себе равных. Если другие мусульманские хроники в чем-то дополняют или уточняют труд Табари, то без него понять историю раннего Халифата невозможно.

Бал'ами. «История Табари». Во второй половине X в. Абу Али Мухаммед ибн Мухаммед Бал'ами, везир саманидского правителя Мансура ибн Нуха, осуществил сокращенный перевод летописи Табари на персидский язык. Произведение «персидского Табари» получило широкую известность на Ближнем и Среднем Востоке, было переведено на другие восточные языки. Более ста лет назад французским исследователем А. Зотанбером был выполнен перевод сочинения Бал'ами на французский язык[73]. Переводчик пользовался при этом старейшими в Европе списками: парижским, готским, лондонским и кентерберийским.

Критического издания всего текста сочинения Бал'ами пока не существует, и исследователям приходится обращаться к рукописям разного времени и качества.

В рукописном отделе Ленинградского отделения Института востоковедения АН СССР хранится семь списков «Истории Табари» Бал'ами, самый ранний из которых датирован 972 г. х./1564 г.[74] В разделе мусульманской истории и, в частности, истории арабских завоеваний списки в целом повторяют друг друга. Имеется также ряд литографированных изданий труда Бал'ами. В нашей работе мы пользовались канпурской литографией 1896 г.

У Бал'ами больше, чем у других историков его времени, проявляется интерес к событиям, происходившим на территории Сасанидского государства. История «праведных» халифов воспроизводится у него на фоне больших и малых сражений мусульман с зороастрийцами в Междуречье, на Иранском нагорье, в прикаспийских провинциях и в Хорасане. Если события в Восточном халифате освещаются подробно, то о действиях арабских войск в Сирии и в Египте говорится вскользь.

Характеризуя деятельность Бал'ами как автора перевода-переработки многотомной хроники Табари, необходимо отметить следующее: как переводчик он взял за основу сочинение выдающегося историка-традиционалиста, как мусульманин сохранил в персидском тексте перевода многочисленные стихи из Корана, как редактор выбрал из первоисточника то, что представляло интерес для него и его покровителя, а дополнительные факты почерпнул из других доступных ему сочинений.

Повествуя о том или ином историческом факте, автор то следует за своим первоисточником (например, при описании военных действий в Месопотамии), то отходит от него, излагая события в самом общем виде или в несколько ином освещении. Такие отступления представляют собой отдельные попытки осмысления огромного фактического материала, собранного Табари в «Истории пророков и царей».

Хамза ал-Исфахани. «Хронология, царей земли и пророков»[75]. Сочинение Хамзы ал-Исфахани, написанное в 351 г. х./962 г., представляет собой систематизированную хронологию правящих династий, составленную на материале многих источников. Достаточно сказать, что в главе, посвященной доисламскому. Ирану, автор использовал несколько версий «Хвадай намак»; повествуя об арабах, он называет среди своих источников Хишама ибн ал-Калби (в передаче Баки ал-Кади), Мадаини, Табари и других мусульманских авторов. В главе о римлянах и греках встречаются ссылки на произведения античных писателей, с которыми Хамза был знаком по переводам и переработкам более поздних христианских авторов.

Хронологию событий в пределах одной царской династии (даты вступления на престол, продолжительность правления, войны и социальные потрясения) Хамза ал-Исфахаяи сверяет с синхронными событиями, происходившими в соседних странах. Симпатии автора к Ирану проявляются не только в размерах посвященной ему главы, по и в том, что в десятой главе, где речь идет о мусульманском мире вообще, значительное место занимают факты политической истории восточной части Халифата (например, рассказы о правителях Хорасана и Табаристана). Автор, прервав изложение событий, дает описание портретов сасанидских шаханшахов, которые он увидел в старинной иллюстрированной рукописи. Отстояв в полемике с другими авторами свою дату начала летосчисления по хиджре, Хамза дает краткую справку о длительности правления халифов, а затем как истый иранец приводит синхронистический список соответствия ноурузов датам лунной хиджры с начала летосчисления по 351 г.

К истории и хронологии последних Сасанидов Хамза ал-Исфахани обращается несколько раз: в главах I, VI, VIII и X своего сочинения[76]. Особенно содержателен его рассказ о правлении шаханшаха Йездигерда III.

Ибн Мискавейх. «Книга об опытах народов»[77]. Известный арабоязычный философ и историк, иранец по происхождению, Ибн Мискавейх жил и творил на рубеже X–XI вв. Его историческое сочинение является хроникой, в которой повествование доведено до 369 г. х./979 г. Но в этой хронике материал не всегда распределяется по годам хиджры и почти полностью отсутствуют ссылки на источники. В отличие от своего предшественника Табари, ограничившегося возможно более полным сбором материала и расположением его в хронологическом порядке, Ибн Мискавейх поставил перед собой задачу создания такого сочинения, которое бы по своей структуре явилось изложением основных идей автора по вопросам истории и государственного управления[78].

Заслуживает внимания обращение автора с источниками, из которых он черпал материал для своей книги. Все, что в древней истории кажется Ибн Мискавейху сверхъестественным и легендарным, он опускает: полностью игнорирует рассказы о сотворении мира, первых пророках и библейские легенды, всю доисламскую часть книги он сводит к обзору истории Ирана с древнейших времен до падения Сасанидского государства. Касаясь доисламской истории Аравии, автор отмечает только те события, которые имеют прямую связь с Ираном[79].

Повышенный интерес Ибн Мискавейха к истории государства Сасанидов был обусловлен, как отмечал Л. Каэтани, характером эпохи, в которую жил автор. Это было время расцвета могущества династии Бундов, ознаменовавшееся культурным возрождением Ирана и появлением литературы на новоперсидском языке. Сам автор в течение своей жизни занимал высокие посты при Бундах. Часть, посвященная истории завоеваний, — это пересказ наиболее ярких событий эпохи. Как отмечают исследователи, Ибн Мискавейха отличает от Табари большая категоричность суждений, что нашло отражение и в оценке им отдельных эпизодов арабских завоеваний в Иране.

Ибн ал-Асир. «Совершенная книга истории». Известный средневековый автор второй половины XII- первой половины XIII в. Ибн ал-Асир в числе других сочинений составил компилятивный труд по всеобщей истории — хронику событий от сотворения мира до 628 г. х.[80] Периоду арабских завоеваний посвящены второй и третий тома хроники, в которых повествование доведено до 60 г. х./680 г.[81]

Охарактеризовать Ибн ал-Асира как историка можно, лишь сопоставив его сочинение с «Историей» Табари, хотя оно и появилось па три столетия позже. Необходимость сопоставления была вызвана тем обстоятельством, что в основу труда Ибн ал-Асира положена летопись Табари. Вместе с тем у него были известные отклонения от текста оригинала. Выявлению зависимости сочинения Ибн ал-Асира от Табари было посвящено специальное исследование К. Брокельмана[82].

В результате филологического анализа К. Брокельману удалось показать, что в основной части работа Ибн ал-Асира представляет собой редактированную переработку сочинения Табари. Автор основательно перестроил стиль изложения: отказался от бесчисленных сюжетных повторов, которые затемняли смысл повествования, устранил многословие, вызванное обилием синонимов и сложных оборотов, заменил имена собственные местоимениями и наоборот. Сокращение объема было достигнуто не только путем стилистической обработки первоисточника, но и в результате структурных изменений: отказ от иснадов и описания подробностей событий, крайне умеренное цитирование речей, посланий и стихов, отбрасывание сомнительных версий[83].

Следует отметить и другую сторону редакторской деятельности Ибн ал-Асира: в целом следуя за Табари, он дает иногда иную хронологию событий и во многих случаях сообщает новые сведения. Фактические отклонения от первоисточника свидетельствуют об использовании автором дополнительных сочинений. В предисловии к своему труду Ибн ал-Асир пишет: «Я собрал в этой книге не только то, что собрано в книге одной»[84]. И далее: «Из всего написанного им (т. е. Табари. — А. К.) я взял то, что не искажает единого изложения… Покончив с ним, я обратился к другим известным историческим сочинениям, изучил их и дополнил оттуда написанное по "Истории…" Табари тем, что в ней отсутствует»[85]. Эти дополнительные источники Ибн ал-Асир называет редко. К. Брокельману удалось установить имена семнадцати предшественников Ибн ал-Асира, труды которых автор использовал в различных главах своего сочинения: в их числе Шахристани, Ибн Исхак, Ибн ал-Калби, Хамза ал-Исфахани, Вакиди, Ибн Мискавейх и другие. Список его источников можно было бы пополнить десятками новых названий[86].

Ибн ал-Асир не ограничился редактированием Табари, но как историк продолжил изложение событий еще на три века и довел до своего времени. От Табари автор сохранил деление повествования по годам хиджры. Распределение информации в пределах каждого года подчинено определенному правилу: крупным событиям посвящаются отдельные повествования, мелкие объединяются общим заголовком и выносятся в конец года. Характерными чертами Ибн ал-Асира являются умелый отбор фактов из обширного материала первоисточников, ясность изложения мысли и вспышки исторической интуиции[87].

Балазури. «Книга о завоеваниях стран»[88]. Один из самых выдающихся арабских историков, Ахмад ибн Йахйа ибн Джабир ал-Балазури, во второй половине IX в. среди прочих исторических сочинений написал «Книгу о завоеваниях стран», принесшую ему широкую известность. Труд Балазури начинается с описания войн пророка Мухаммеда, за ним следует изложение «ридды», которое сменяется историей завоевания мусульманами Сирии, Джазиры (верхнее Междуречье), Армении, Египта, Магриба (Северной Африки), Испании, Ирака и провинций сасанидского Ирана. Завоеванию каждого большого региона посвящается отдельная глава, в которой изложение материала дается в хронологической последовательности от первых походов мусульман до окончательного подчинения провинции. Автор не ограничивается изложением событий только военной истории, он пытается также объяснить явления, имевшие место в покоренной области с момента ее завоевания и до своего времени. Так, он делает существенные замечания о социальных и культурных явлениях эпохи: управлении покоренными территориями, налогообложении, государственных учреждениях, монетном деле и пр.

При изложении событий военно-политической истории Балазури предельно краток: касаясь того или иного сражения, он часто ограничивается одной-двумя фразами, простой констатацией факта. Возможно, именно это обстоятельство дало повод для суждения о том, что «Книга о завоеваниях стран» представляет собой сокращенную версию более объемистого труда[89]. На краткость повествования мог повлиять и отмеченный X. Гиббом выборочный метод цитирования источников, при котором опускались различные варианты преданий[90].

Особенностью Балазури является то, что он почти всегда указывает на характер подчинения территории, отмечает условия мирного договора, если подчинение было осуществлено не силой оружия. В его сочинении часто встречаются сведения, освещающие взаимоотношения мусульман и покоренного населения.

В труде об арабских завоеваниях Балазури использовал сочинения историков старшего поколения. Он учился у Мухаммеда ибн Са'да, Али ибн Мухаммеда ал-Мадаини[91]. Кроме своих учителей он ссылается на Хусейна ибн Асвада ал-Куфи, Касима ибн Салама, Амра ибн Мухаммеда Накида, Аббаса ибн Хишама аль-Калби[92]. Из наиболее ранних авторитетов, живших в первом веке хиджры, упомянуты Урва ибн аз-Зубайр, Мухаммед ибн Муслим аз-Зухри и Ибн Исхак[93].

Книга Балазури является ценным источником не только для изучения военно-политической истории периода арабских завоеваний. Она сохраняет первостепенное значение и для исследования социально-экономических явлений в раннем Халифате, дополняя и проверяя сведения составителей книг о харадже.

Куфи. «Книга о завоеваниях»[94]. В начале X в. Абу Мухаммед Ахмад ибн Ассам ал-Куфи завершил трудно истории арабских завоеваний, который представляет для современных исследователей несомненную ценность из-за наличия в нем информации, отсутствующей в сочинениях других мусульманских историков. Это сочинение стало доступно после издания в г. Хайдарабаде. Положенный в основу издания готский список «Книги о завоеваниях» оказался дефектным, в нем отсутствуют целые главы, и для восстановления общей картины арабский текст лакун заменен в издании персидским переводом, сделанным несколько веков спустя. В интересующих нас первом и втором томах заполненные лакуны составили в сумме не менее 50 страниц.

Несмотря на недостатки арабоязычного списка, он вместе с существующим персидским переводом дает возможность судить о содержании, особенностях и значении труда Куфи.

На персидский язык была переведена первая часть «Книги о завоеваниях», в которой освещаются события времени «праведных» халифов и начала правления Омейядов. Перевод был выполнен на рубеже ΧΙΙ–XΙΙΙ вв. по заказу одного из хорасанских меценатов[95].

Персидский перевод в отличие от арабского первоисточника известен во множестве рукописных списков, из которых семь хранятся в Ленинграде: два в Ленинградском отделении Института востоковедения АН СССР и пять в Восточном отделе библиотеки ЛГУ[96]. Самые ранние списки датируются XVI в., более поздние относятся к XIX в., равно как и бомбейское литографированное издание.

Персидский перевод представлен в полной и сокращенной редакциях. Сокращение проводилось переписчиками за счет выбрасывания отдельных фраз и целых рассказов, что и привело к разному объему списков. Большинство ленинградских списков перевода сочинения Ибн А'сама представлено в полной редакции.

В числе информаторов, на которых ссылается Куфи, названы Мадаини, Вакиди, Зухри, Абу Михнаф, Ибн ал-Калби и другие известные традиционалисты. Отдавая предпочтение Мадаини перед другими источниками, автор все же отмечает, что он объединил информацию традиционалистов в одно связное повествование. Поставив перед собой такую задачу, Куфи смог добиться лишь того, что его изложение вылилось в форму увлекательного романа (например, о перипетиях подчинения Рам Хормузда или о споре куфийцев и сирийских арабов по поводу добычи, длинные речи персонажей, переписка главных действующих лиц и прочее).

По-видимому, решение взять за основу сочинение Мадаини возникло у Куфи после безуспешных попыток примирить между собой противоречивые версии источников. «Книга о завоеваниях» дает не столько описание военных походов, сколько того, что так или иначе связано с ними. За счет сокращения фактов военной истории и привнесения сопутствующей информации увеличивается масштабность изображения. Военная история у Куфи хронологически выдержана, хотя даты и отсутствуют. В ней много лакун, поэтому по объему фактического материала труд Куфи значительно уступает сочинениям Табари и Балазури. Но в нем встречаются и свежие данные: имена новых полководцев, сведения о численности войск, суммы обусловленных договорами налогов и т. д.

Персидский перевод в целом сохранил структуру и стиль первоисточника. Переводчик пошел дальше, убрав имена всех информаторов Куфи, кроме Вакиди (единичная ссылка). Опущение имен информаторов — это своеобразная дань сложившейся литературной традиции переводных исторических сочинений[97]. Вместо указания конкретного источника информации переводчики часто ограничивались дежурной формулой вроде «Передатчики информации сообщают следующее…» или «Рассказчик говорит следующее…»[98].

Композиционные особенности сочинения Куфи четко проявляются и в персидском переводе. Сложный узел событий, связанных с покорением провинций Парса, сводится к яркому рассказу об экспедиции Абу Мусы ал-Аш'ари, и нигде не говорится о завоевании Парса с моря — факте, достаточно хорошо известном современникам Куфи. Но в ущерб фактологической стороне повествования автор в этой связи более подробно останавливается на предпосылках и последствиях завоевания.

Сочинение Ибн А'сама ал-Куфи сохраняет значение ценного источника для периода арабских завоеваний в Иране своей дополнительной информацией, почерпнутой из несохранившихся произведений писателей-традиционалистов старших поколений. Персидский перевод «Книги о завоеваниях», выполненный почти три века спустя, уступает первоисточнику в той мере, в какой каждый перевод уступает оригиналу.

Местные хроники

Каждую из местных хроник в известном смысле можно считать частью всеобщей истории, ограниченной территориальными рамками, поскольку и в ней излагаются события от сотворения мира и до времени автора. В послесасанидском Иране местные хроники на арабском и новоперсидском языках известны с X в. В них еще многое сохранилось от пехлевийских трактатов о достопримечательностях: пестрота информации, ярко выраженный местный патриотизм, стремление отметить все то, чем, по мнению автора, может и должна гордиться провинция. Вместе с тем в местных хрониках собран интересный материал по истории, географии и экономике своих регионов.

Ибн ал-Балхи. «Книга о Фарсе»[99]. Для изучения периода мусульманских завоеваний представляют интерес две первые главы сочинения Ибн ал-Балхи, написанного в начале XII в.: в одной из них говорится о правлении шаханшаха Йездигерда III, в другой — о завоевании Парса. Рассказом о царствовании Йездигерда автор завершает первую часть книги и переходит ко второй, которую он целиком посвящает Парсу[100].

В сущности, все, что написано у Ибн ал-Балхи по поводу завоевания Парса, представляет синтез сведений, почерпнутых у Табари и Хамзы Исфахани. Ибн ал-Балхи кратко информирует читателя о маршрутах походов мусульман, упоминает имена арабских военачальников и названия пунктов, где разворачивались военные действия, приводит договоры завоевателей с населением покоренных районов.

Хасан ал-Кумми. «История Кумма». Первоначальная, арабоязычная версия сочинения принадлежит перу Хасана ибн Мухаммеда ибн Хасана ал-Кумми и закончена в 378 г. х./988–89 г. Ни один из списков подлинника «Истории Кумма» не сохранился, но известен ее перевод на персидский язык, выполненный более четырех веков спустя (1402–1403). Автор персидского перевода — Хасан ибн Али ибн Хасан ибн Абд ал-Малик ал-Кумми.

Оригинальная арабоязычная версия состояла из двадцати глав. Персидский перевод существует в нескольких списках, которые различаются между собой по объему текста. А.К. Лэмбтон, посвятившей анализу сочинения специальную статью[101], были известны пять начальных глав «Истории Кумма». В конце XIX в. «Ком-намэ» широко цитировал А. Хутум-Шиндлер[102], но, так как исследователь не дал общей характеристики источника, о его полном объеме судить трудно. Литографированное иранское издание 1907 г. включает двенадцать глав[103]. Их содержание составляют:

а) легенды об основании Кумма, описание города, окрестных селений и земель, системы орошения;

б) рассказы о взимании податей;

в) повествование о приходе арабов аш'аритов в Кумм и их история в раннеисламский период;

г) сведения о реках, каналах, местных правителях (везирах), о строительстве мечетей, мазаров и прочих достопримечательностях.

Автор сочинения, как явствует из его многочисленных ссылок, использовал три группы источников: устную традицию, официальные документы и местные хроники, от которых в подавляющем большинстве для нас сохранились одни названия («История Хамадана», «История Рейя» и т. д.)[104].

«История Кумма» освещает события политической, экономической и культурной жизни провинции в послесасанидский период, в основном в VIII–X вв. Вместе с тем многие явления, описанные автором со знанием дела, представляются в таком же виде, какой они имели и при Сасанидах (в частности, практика взимания податей, пользование старой хронологией, персидские имена наместников, иранские названия большинства населенных пунктов; иранский термин для обозначения налогового чиновника в деревне и другие). В этом смысле источник может быть полезен для ретроспективного анализа социальной обстановки в Иране при последних Сасанидах.

«История Систана». «История Систана» — условное, принятое современными исследователями название анонимного сочинения XI–XIV вв., посвященного легендарной и реальной истории края, описанию его достопримечательностей. По языку его относят к древнейшим памятникам новоперсидской прозы. Основная часть сочинения написана во второй половине XI в., в XIV в. к нему было сделано дополнение[105].

Все исследователи, обращавшиеся к «Истории Систана», подчеркивали ценность сочинения как источника. Вероятно, наиболее оригинальными в этом отношении следует считать главы, посвященные Саффаридам. Для периода раннего Халифата (время «праведных» халифов и Омейядов, т. е. до середины VIII в.) существенно то, что всю доступную ему информацию о событиях в Систане автор из многочисленных источников свел воедино. Особенно интересными представляются сведения об арабских наместниках в Систане: они не только ценны в плане восстановления хронологии, но и позволяют судить о функциях наместников, дают возможность сравнения их с функциями наместников Куфы и Басры.

Собственно, реальная история Систана в сочинении начинается с ислама. Ее предваряют легендарная древняя история, составленная из сюжетов «Шах-наме», Библии и Корана, перечень достопримечательностей, сведения об административном делении провинции: списки округов, рустаков и селений. Эти сведения позволяют точнее представить границы Систана в эпоху, непосредственно следующую за завоеваниями.

Во многих отношениях «История Систана» дополняет информацию Табари и Балазури.

Книги о харадже

Сочинения этого рода представляют интерес тем, что они касаются социально-экономических явлений в раннем Халифате и проливают свет на зарождение экономических отношений между мусульманской администрацией и покоренным населением на основе первых договоров периода завоеваний.

Абу Йусуф. «Книга о харадже». Из всего литературного наследия автора VIII в. наибольшую известность получила его «Книга о харадже», написанная для Харуна ар-Рашида в форме советов «эмиру правоверных» по вопросам финансов, налоговой политики, уголовного права и т. д.[106] Для подтверждения правоты своих рекомендаций по налоговой политике и финансам Абу Йусуф ссылается на авторитет Мухаммеда, первых халифов и их соратников, но из возможных вариантов решения он выбирает тот, который больше всего отвечает сложившейся в его время практике аграрных отношений в Халифате. В зависимости от характера принятого решения автор то следует за своим учителем Абу Ханифой, то отходит от него, проявляя большую самостоятельность в суждениях. В труде Абу Йусуфа содержится также много экскурсов в военно-политическую историю завоеваний.

Юридическое сочинение Абу Йусуфа для своего времени могло служить и практическим руководством по взиманию налогов.

Йахйа ибн Адам. «Книга о харадже». Арабоязычное сочинение Йахйи ибн Адама, иранца по происхождению, написано в конце VIII — начале IX в. Имеются три издания его труда: первое и третье выполнены в Лейдене и второе — в Каире[107]. Последнее издание, выполненное по первому, сопровождается пространным введением, английским переводом и примечаниями. От второго издания заимствовано разделение всего текста на 640 параграфов по числу приводимых в тексте мнений, традиций и коротких рассказов, касающихся социально-экономических проблем[108].

Как считают исследователи, «Книга о харадже» — не самостоятельная работа автора, а сборник традиций по социально-экономическим вопросам, прочитанный в курсе лекций аудитории слушателей[109]. Бен Шемеш, осуществивший третье издание «Книги о харадже» Йахйи ибн Адама, очерчивает круг проблем, которых касается средневековый автор. Среди них значительное место занимают вопросы земельной собственности и налогообложения[110].

Для истории периода арабских завоеваний сочинение Йахйи ибн Адама интересно тем, что многие решения по социальным вопросам мусульманская традиция связывает с именами первых халифов. Ареал упомянутых в книге географических названий ограничивается в основном пределами бывшей Сасанидской державы: Савад (Ирак, Вавилония), Хузистан, Ирак персидский, Бахрейн.

Кудама ибн Джа'фар. «Книга о харадже и профессия писца». Кудама ибн Джа'фар жил на рубеже ΙΧ–X вв. (умер не позже 932 г., т. е. спустя столетие после Абу Йусуфа и Йахйи ибн Адама). Биографические данные об этом авторе весьма скудны. Известно, что он родился в христианской семье, перешел в ислам, служил в центральной канцелярии в Багдаде. Результатом его служебной деятельности стала «Книга о харадже», написанная, как полагают, вскоре после 316 г. х./928 г.[111]

Сочинение Кудамы сохранилось не полностью в единственной рукописи, хранящейся в медресе Кёпрюлю. Известно, что «Книга о харадже» включала восемь (по сведениям Ибн ан-Надима и Йакута — девять) частей. Из них уцелели пятая, шестая, седьмая и восьмая. Тематика сочинения неоднородна: в пятой и шестой частях преобладают сведения географического характера, что позволило де Гуйе издать их с переводом в известной географической серии; этим подчеркивался вклад автора в развитие арабской географической литературы[112]. Седьмая часть состоит из девятнадцати глав; первые восемнадцать посвящены вопросам налогообложения, девятнадцатая представляет собой очерк истории арабских завоеваний, заимствованный, как считает К. Брокельман, у Балазури[113].

Восемнадцать глав седьмой части изданы Бен Шемешем с английским переводом и примечаниями[114]. Главными источниками Кудамы в этой части послужили сочинения его предшественников: Абу Убайда, Абу Йусуфа, Йахйи ибн Адама, Вакиди и многих других. В предисловии к седьмой части автор пытается доказать, что правила взимания налогов в фискальных учреждениях основываются на предписаниях веры. В доказательство своего тезиса он всегда называет источники, ссылается на известных ученых и их сочинения. Другими словами, Кудама стремится приблизить практику мусульманского фиска своего времени к идеальной теории.

Выдвигая какое-либо спорное положение, он часто сопоставляет между собой мнения юристов иракской и хиджазской школ и в ряде случаев принимает точку зрения одной из сторон.

Для периода раннего Халифата наибольшую ценность представляют первые главы седьмой части, в которых речь идет о налогах с ушровых и хараджных земель, их классификации, о землях, передаваемых в икта, формах подушной подати с немусульманского населения Халифата и так далее. Здесь встречается больше ссылок на хозяйственную политику первых халифов и их наместников. Последующие главы заметно отличаются влиянием более поздней и более современной автору традиции. Теперь вместо одного авторитета чаще называются несколько, иногда их имена заменяются названием какой-нибудь школы (см. главы IX, XI, XII, XV, XVIII)..

Географические сочинения IX–X вв

Расцвет жанра географической литературы в мусульманском мире раннего средневековья приходится на восточные провинции Халифата. Именно там в ΙΧ–X вв. создаются ценные географические труды, которые появляются в результате компиляции и переработки сочинений более ранних авторов, личных наблюдений и путешествий. Дошедшие до наших дней сочинения в основном изданы в конце прошлого века ориенталистом Де Гуйе[115]; некоторые из них впоследствии переиздавались и были переведены на европейские языки. Тот факт, что описанию областей Ирана и Средней Азии в географических трудах отводится больше места, чем географии других частей Халифата, свидетельствует не только о важности их для экономики государства (сама география как наука развивалась для удовлетворения практических запросов времени[116]), но и о том, что авторами сочинений были по преимуществу представители местного, ираноязычного населения: чиновники, купцы, путешественники. Их труды представляют интерес не только как географические справочники своего времени. В сочинениях часто встречаются любопытные сведения по этнографии, экономике, религии описываемых стран и народов, даются экскурсы в историю и историческую географию.

Наиболее ценными для нашей темы являются труды Ибн Хордадбеха, Ибн ал-Факиха ал-Хамадани, Истахри и Ибн Хаукала.

Ибн Хордадбех — один из самых ранних мусульманских географов (IX — начало X в.), чьи сочинения дошли до нас с минимальными изменениями. Известность автору принесла его «Книга путей и стран», которая часто копировалась и использовалась в качестве модели для подражания[117]. Из предисловия видно, что автор написал свое сочинение по заказу халифа. В части общей географии он многое заимствовал у Птолемея. Главный интерес Ибн Хордадбеха проявляется в вопросах экономической географии Халифата. При описании отдельных провинций, которое он начинает с Ирака, автор обычно приводит подробное или краткое административное деление, сообщает фиксированные размеры налогов в натуре и денежном выражении, указывает расстояния в фарсангах или дневных переходах между населенными пунктами, называет почтовые и торговые маршруты. Представляют интерес описания аграрной политики халифа Омара ибн ал-Хаттаба, глава о спахбедах и марзбанах Хорасана, сведения о народах, населяющих окраины мусульманского мира.

Ибн ал-Факих ал-Хамадани (как и Ибн Хордадбех) был иранцем. В начале X в. он написал географическое сочинение на арабском языке — «Книгу о странах», сокращенная версия которой сохранилась и была издана в конце XIX в.[118]. В обнаруженной позже более полной Мешхедской рукописи сочинения имеются дополнительные сведения, которые отсутствуют в опубликованном тексте. Сочинение Ибн ал-Факиха можно отнести к историко-географическим. Описание провинций выполнено по следующей схеме: народная этимология названия города (области) и связанные с ней легенды; перечисление населенных пунктов с указанием расстояний между ними в фарсангах; административное деление в подробном или кратком изложении; исторический очерк (сасанидский период, арабские завоевания, правление наместников халифа); достопримечательности.

Географ Мукаддаси, приписывавший Хамадани написание пятитомного труда, критиковал последнего за неоправданные отступления от географической темы. Наряду с документальным материалом в сочинении встречаются литературные сюжеты, заимствованные из устной иранской традиции, оды и панегирики (например, в разделе, посвященном Хамадану). Современные исследователи не разделяют критицизма Мукаддаси, полагая, что отступления Хамадани не результат легковесности, а литературный прием, предназначенный для привлечения интереса читателя к книге[119]. Соглашаясь с этим мнением, добавим, что в своих литературных исканиях Ибн ал-Факих не был одинок. Смешение нескольких жанров в одном произведении было в то время обычным явлением, которое обусловливалось целым рядом причин: существующей модой, характером использованных источников, личными наклонностями автора и т. д. Хамадани добросовестно называет авторов, у которых он черпал сведения для описаний. В числе его источников названы труды Ша'би, Сайфа ибн Омара, Джахиза, Мадаини, Хишама ибн Мухаммеда ал-Калби, Балазури. Обращает на себя внимание предпочтение, которое автор отдает одним странам (прежде всего Ирану) перед другими. Это выражается главным образом в объеме и характере описаний регионов. А. Массе полагает, что эта пристрастность свойственна не Хамадани, а автору сокращенной версии его труда.

Абу Исхак Ибрахим ибн Мухаммед ал-Истахри, автор X в., в основу своей «Книги путей и стран»[120] положил географическое сочинение Балхи. К нему он добавил информацию других письменных источников и личные впечатления. Большую часть сочинения Истахри занимают описания восточных провинций Халифата, среди них — Фарса, родины писателя. Автор достаточно подробно останавливается на административном делении, физической и экономической географии регионов. Его интересуют также этнография, градостроительство, религия, денежное обращение. За счет сокращения исторического очерка он дает более полную по сравнению с сочинением Ибн ал-Факиха характеристику городов с точки зрения наличия в них крепостей, соборных мечетей, храмов огня, особенностей местного населения.

Ибн Хаукал (X в.) — автор географического описания мусульманских стран и провинций, известного как «Книга путей и стран»[121]. Оно было составлено по образцу одноименного сочинения Истахри. Зависимость от последнего настолько велика, что расположение материала и названия глав в книге фактически повторяют схему Истахри, если не считать новых глав об Андалусии и Сицилии. Но, хотя компиляция труда Истахри очевидна, следует отметить и личный вклад Ибн Хаукала как географа.

В описание стран автор привносит элемент собственных наблюдений и впечатлений. Его изложение повторяет текст Истахри в случаях, не вызывающих сомнения. В остальном он либо сокращает текст старшего современника, либо расширяет его, дополняет новыми фактами, проявляя известную самостоятельность в суждениях. Как отмечалось исследователями, Ибн Хаукал сообщает дополнительные сведения о соседях мусульман и дает более углубленное описание ряда провинций Халифата[122].

Фирдоуси. Шах-наме

Иранский национальный эпос, поэтически обработанный в выдающемся произведении Фирдоуси, имеет непосредственное отношение к теме настоящего исследования. События времени последних Сасанидов нашли отражение в завершающей части поэмы, им посвящен девятый том издания критического текста, осуществленного в СССР[123].

Обращаясь к «Шах-наме» как к источнику по истории арабских завоеваний в Иране, тщетно пытаться восстанавливать события в их хронологической последовательности: вся история завоеваний сведена автором к описанию деталей, касавшихся сражения при Кадисии, и скитаний шаханшаха Йездигерда III по стране вплоть до его гибели под Мервом. Ценность сочинения в другом. В «Шах-наме» с позиций легитимиста, каким был Фирдоуси, правдиво отображаются дух эпохи, настроения правящих классов иранского общества. В главе о царствовании Йездигерда III лейтмотивом звучит тема тленности бытия, неизбежности гибели сасанидской династии, а с нею и иранского государства, потому что такая судьба предопределена им свыше; о предстоящих испытаниях свидетельствует неблагоприятное расположение светил. Устами Рустама, главного героя битвы при Кадисии, автор вещает о приближении социальных потрясений, обусловленных приходом арабов. Пришельцев он характеризует самыми нелестными эпитетами. И такая позиция объясняется не столько его отношением к более сильному противнику, сколько тем обстоятельством, что приход арабов ломал сложившиеся представления об общественном порядке, нарушал незыблемость сословного деления, усугублял кризис иранского общества. Конкретными проявлениями этого кризиса являются: нарушение верности договорам, упадок высших сословий и возвышение низших, обострение социальной борьбы, разрушение семейных традиций и т. д.[124] Социальная обстановка в Иране в годы арабских завоеваний у Фирдоуси очень напоминает внутриполитический кризис VI в., вызванный маздакитским движением.

В оценке автора «Шах-наме» (или его источника) кульминационным моментом длительной арабо-иранской войны является сражение при Кадисии. Все последующие битвы не стоят упоминания. Вместо них Фирдоуси излагает злоключения Йездигерда III на востоке, куда он отправился в надежде собрать войско, могущее противостоять арабам. В этой части образно показаны взаимоотношения шаханшаха со своими подданными, преданность одних и предательство других, и так до трагической развязки на мельнице. Сценой участия христиан в похоронах шаханшаха Фирдоуси как никто другой показал роль и влияние христианской общины Мерва, дал представление о ее численности (не называя цифр). Данные «Шах-наме» о событиях, последовавших за смертью Йездигерда III, и судьба его потомков также заслуживают внимания исследователя.

Нумизматика и эпиграфика (монеты, печати, надписи)

Необходимость привлечения нумизматического материала в качестве источника по истории Ирана первой половины VII в. определяется заключенной в нем информацией. Монеты и печати можно рассматривать и как памятники искусства, и как источники, помогающие понять многие явления политической и экономической истории общества.

Ценную информацию, касающуюся политической и экономической истории периода, дают позднесасанидские и арабо-сасанидские драхмы. Все без исключения монеты поздних Сасанидов имеют на лицевой стороне (аверсе) внутри круга официальный портрет шаханшаха и его имя; на оборотной стороне (реверсе) непременно присутствует изображение алтаря огня с двумя священнослужителями, монограмма монетного двора (регулярно, начиная с Варахрана V), дата выпуска по эре царствующего шаханшаха (регулярно, начиная с Кавада I). При изменении политической, религиозной или экономической ситуации в стране, в пору важных для монарха событий (коронация, крупные победы или поражения) изменялись не только количество, размер и вес выпускаемых монет, но вносились определенные изменения в канонический портрет и изображения на реверсе. Наличие или отсутствие обозначений известных монетных дворов может служить основанием для суждения о фактических размерах территории, признававшей над собой верховную власть «царя царей».

Усиленный выпуск монет при Хосрове II (590–628) был результатом длительных успехов Ирана в войне с Византией, роста военного могущества державы Сасанидов. Выпуск серебра был нужен прежде всего для содержания многотысячной армии. В период междоусобиц (628–632) после проигранной войны эмиссия денег резко падает, и этот факт отражает картину политического хаоса в стране и недолговечности отдельных правителей. Приход к власти шаханшаха Йездигерда III частично оживил деятельность монетных дворов, по постоянные неудачи в войне с арабами, вынужденное отступление в глубь страны и переход иранских земель в руки завоевателей сокращают территориальные пределы царской власти. Это очень хорошо иллюстрирует нумизматический материал: небольшое количество найденных монет Йездигерда III, а также незначительное число монетных дворов, на которых они выпускались. После Хосрова II почти прекращается выпуск медных монет, обращавшихся на местном рынке, и золотых динаров, приуроченных к торжественным событиям. И все же трудно согласиться с мнением австрийского исследователя Р. Гебля о том, что в сложившейся для Ирана неблагоприятной ситуации эмиссия теряет свой основной смысл (служить средством товарно-денежных отношений) и предназначается только для поддержания пошатнувшегося престижа монарха[125].

Крушение Сасанидского государства в середине VII в. отрицательно сказалось на денежном хозяйстве Ирана. Монеты, датированные тем временем, крайне редки, практически неизвестны. Такое явление вполне объяснимо упадком экономики страны в целом, и в частности нарушением деятельности монетных дворов, когда связь между городами была затруднена, производительные силы общества частично истреблены, а сокровища царской казны и высшей знати перешли в руки мусульманской администрации или были распределены между участниками завоевательных походов.

С Омейядов (661–750), пришедших на смену «праведным» халифам, начинается новый этап эмиссии денег в восточных провинциях Халифата. Арабские наместники сохранили на значительной части завоеванной территории местную иранскую администрацию, в ведении которой находилась деятельность монетных дворов. В новых условиях в течение первых тридцати лет правления Омейядов до реформы халифа Абд ал-Малика ибн Мервана на монетных дворах Ирана выпускались драхмы, которые типологически мало чем отличались от драхм позднесасанидских шаханшахов. Отличительной чертой так называемых арабосасанидских выпусков по сравнению с сасанидскими является «басмалла» — кораническая формула, помещенная на кромке лицевой стороны монет. При Омейядах такие монеты выпускались в большом количестве, хотя, если судить по музейным собраниям, они и не так многочисленны, как драхмы Хосрова II.

Изучение арабо-сасанидских монет имеет полуторавековую традицию. В прошлом веке «пехлевийским раннемусульманским», «сасанидоарабским», «омейядо-сасанидским» монетам посвящали свои исследования в виде статей, специальных разделов в каталогах и обзорах такие видные нумизматы, как Б. Дорн, А. Мордтманн, Э. Томас, В. Тизенгаузен, А.К. Марков. В XX в. в связи с поступлением в музеи новых монетных кладов много было сделано в области изучения палеографии и атрибуции арабосасанидских монет Е.А. Пахомовым, Ф.Д. Дж. Паруком, Дж. Уокером, Г. Майлсом.

По мере накопления и публикации нового нумизматического материала назревала необходимость в его обобщении. Первая и удачная попытка составления сводного каталога арабо-сасанидских монет была предпринята Дж. Уокером. В основу была положена коллекция Британского музея. Кроме того, составителем были использованы все известные к его времени нумизматические каталоги других музеев мира и обширная литература по проблеме[126].

Книга Дж. Уокера состоит из трех примерно равных по объему частей:

а) пространного введения, представляющего собой результаты исследований автора в данной области знаний в историческом и нумизматическом аспектах;

б) собственно каталога и примечаний к нему;

в) приложений, включающих указатели (имен правителей, упомянутых на монетах, названий монетных дворов, надписей, общий указатель), сравнительные таблицы соответствия дат по разным летосчислениям, соответствия мер и весов, а также богатые иллюстрации нумизматического материала, помещенного в каталоге.

Работа Д. Уокера интересна и как справочник, и как методическое пособие, которое может пригодиться при составлении будущих каталогов. Книги и статьи других исследователей, опубликованные позже, в известной мере дополняют каталог Д. Уокера новым, неучтенным материалом, вносят исправления в чтение отдельных легенд, но пока не могут, да и не собираются его заменить.

Среди литературы последних лет, в разной степени отразившей проблемы арабо-сасанидской нумизматики, заслуживают упоминания работы Г. Майлса, Б. Гранберг, X. Гаубе, И. Тозена[127].

Имеются указания на то, что первые арабо-сасанидские монеты появляются уже в последний год правления Йездигерда III. В сущности, они отличаются от канонических только появлением «басмаллы» на лицевой стороне. Являясь как бы продолжением монет Йездигерда III, они полностью сохраняют его официальный портрет и имя. В последующие годы образцом для выпуска арабо-сасанидских монет становится тип монет Хосрова II. Примечательно и то, что в период с 651 по 661 г., т. е. до Омейядов, а также в первые годы правления Омейядов арабо-сасанидские драхмы в подавляющем большинстве сохраняют имя Хосрова II; имена арабских наместников провинций появятся позднее. Весьма любопытным представляется разнообразие датировки на арабо-сасанидских монетах. Д. Уокер в своем каталоге отметил, что на монетных дворах бывшей Сасанидской державы после арабского завоевания в разное время пользовались тремя эрами для датировок: эрой Йездигерда III, эрой хиджры и послейездигердской эрой. Определение того, какая же эра имеется в виду, в каждом конкретном случае очень важно (эра хиджры — с 622 г., йездигердская — с 632 г., послейездигердская — с 651 г.), но не всегда просто. Датировку нумизматического материала, на котором встречаются имена мусульманских наместников в провинциях, можно сопоставить с датировкой их правления, предложенной в более поздних мусульманских хрониках. Не всегда информация, полученная в результате изучения нумизматического материала, совпадает с той, которую дают мусульманские хроники, и часто монетам приходится отдавать предпочтение как источнику, современному событиям. Следует также иметь в виду, что при отсутствии нарративного материала монеты иногда оказываются единственным источником, по которому можно восстановить социально-экономическую картину эпохи.

Наряду с нумизматикой значение важного исторического источника при изучении Сасанидской эпохи (особенно в последнее время) приобретают сасанидские геммы — резные печати из камня. Они почти столь же многочисленны, как и монеты; публикация новых коллекций из государственных и частных собраний свидетельствует о том, что материал этот чрезвычайно разнообразен и насыщен информацией[128]. В отличие от драхм, которые с момента выпуска их на монетном дворе становятся как бы всеобщим достоянием, выполняя функции платежного средства и средства торговли, каждая гемма содержит в себе элементы личности владельца: его имя, титул, иногда портрет, инсигнии власти, а при отсутствии имени и портрета — изображения животных и птиц, представляющих собой символы божеств зороастрийского (древнеиранского) пантеона.

Надписи на геммах свидетельствуют о том, что при Сасанидах печати были широко распространены в иранском обществе. Среди владельцев печатей часто встречаются маги и разные должностные лица: писцы, сборщики налогов, судьи и т. д. (рядом с именем нередко упоминается название округа или храма огня).

Надписи на геммах дают ценную информацию для изучения административного устройства Ирана времени Сасанидов. Названия провинций и округов на геммах уточняют картину административного деления, известного по сочинениям мусульманских географов, расширяют наши знания о топонимике сасанидского Ирана, помогают расшифровать неизвестные монограммы монетных дворов.

При том, что геммы содержат в себе ценную информацию, весьма сложной до сих пор остается проблема их датировки, а в связи с нею — и возможность отнесения той или иной печати к конкретному времени. На этих памятниках в отличие от монет полностью отсутствуют даты. В какой-то мере о времени изготовления можно судить по палеографическим признакам (для печатей, содержащих надписи), но и тогда можно датировать вещь с точностью до одного века. Палеографический принцип при датировке был обоснован В.Г. Лукониным[129]. В свою очередь, Р.Н. Фрай высказывал сомнение относительно возможностей датировать печати и буллы из археологического комплекса Каср-и Абу Наср в Иране по характеру начертания отдельных букв надписи, поскольку, как он считает, и в позднесасанидское время резчики печатей с легендами пользовались наряду с курсивным письмом, близким к «книжному пехлеви», письмом царских наскальных надписей III в.[130].

Имея в виду трудности, связанные с датировкой гемм, последние можно и следует привлекать в качестве дополнительного источника. Информация топонимического и терминологического характера ненамного обесценивается от того, что точная дата памятника неизвестна. Примерную дату можно установить по косвенным данным.

Позднесасанидские надписи на камнях пока еще изучены недостаточно, поскольку основное внимание уделялось расшифровке царских наскальных надписей III–IV вв. Начало было положено в 20-х годах нашего века исследованиями Е.А. Пахомова и Г.С. Нюберга, введшими в научный оборот пехлевийские строительные надписи из Дербенда VI–VII вв.[131]. Они немногословны, содержат термины ряда должностных лиц и технические детали, относящиеся к строительству. Недавно в Дербентской крепости ученые обнаружили новые надписи того же содержания, которые пока не опубликованы. Конец 60-х и начало 70-х годов отмечены публикацией новых позднесасанидских надписей, найденных в другой части Сасанидского государства — в Парсе. Некоторые из них датированы позднесасанидским и раннеисламским периодами. По содержанию это надгробные надписи и надписи, касающиеся операций с земельной собственностью. Они включают ряд имен и титулов должностных лиц[132]. Не все надписи из Парса поддаются удовлетворительной интерпретации: легче читаются надписи, выполненные шрифтом, близким к книжному пехлеви; значительно сложнее обстоит дело со скорописью, в которой проблема многозначности отдельных знаков пехлевийского письма еще более усугубляется. В целом из-за малочисленности позднесасанидские надписи сообщают немного информации, но по мере новых археологических открытий они в значительной мере помогут осветить социальную картину эпохи.