Открытия Америки

— Слава — не только бремя, а и возможность обратиться и быть услышанным огромной аудиторией. Что вы хотите сказать своим слушателям?

БГ: — Я хочу сказать самому себе. Песня для меня — это приключение, приобщение к тому, что было до сих пор скрыто, а теперь приоткрывается. Я с недоверием отношусь к любому скоплению людей. Как-то в случайном разговоре я услышал хорошую фразу: «Увидишь толпу — отойди».

— Забавно это слышать от человека, появление которого на сцене сопровождается многоголосым ликованием.

БГ: — И при всем том я сохраняю за собой право на то, чтобы идти своим путем, по которому, кроме меня, никто пройти не сможет. Я могу показать только, что процесс движения возможен.

— Движения куда?

БГ: — Выше. Выше и вперед. Нет, вектор указать невозможно. В сторону непознанного.

ДВИГАТЬСЯ ДАЛЬШЕ

Двигаться дальше, двигаться дальше —

Как страшно двигаться дальше…

Выстроил дом, в доме становится тесно.

На улице мокрый снег,

Ветер и луна, цветы абрикоса —

Какая терпкая сладость.

Ветер и луна — все время одно и то же

Хочется сделать шаг…

Рожденные в травах, убитые мечом,

Мы думаем, это важно.

А кто-то смеется, глядя с той стороны, —

Да, это Мастер Иллюзий.

Простые слова, их странные связи —

Какой безотказный метод.

И я пишу песни — все время одни и те же —

Хочется сделать шаг…

БГ: — Некоторые люди перестали понимать, зачем живут. Работа для них — не веселие духа, а нудная необходимость. По-моему, перестройка — шанс, данный всем нам, шанс попытаться вспомнить, что такое настоящая работа. Это происходит сегодня, сейчас! И потому, если б даже чудесная машина времени существовала, я предпочел бы остаться здесь. Ведь у нас столько работы!

* * *

Иногда это странно, иногда это больше, чем я.

Едва ли я смогу сказать,

Как это заставляет меня, просит меня

Двигаться дальше, двигаться дальше —

Как страшно двигаться дальше…

Но я еще помню это место,

Когда здесь не было людно.

Я оставляю эти цветы для тех, кто появится после.

Дай Бог вам покоя, пока вам не хочется

Сделать шаг…

ИГРА НАВЕРНЯКА

Мы до сих пор поем, хотя я не уверен,

Хочу ли я что-то сказать.

Но из моря информации, в котором мы тонем,

Единственный выход — это саморазрушенье.

Мы до сих пор поем, но нам уже недолго ждать.

Мы стали респектабельны, мы стали большими,

Мы приняты в приличных домах.

Я больше не пишу сомнительных текстов,

Чтобы вызвать смятенье в умах.

Мы взяты в телевизор, мы — пристойная вещь,

Нас можно ставить там,

Нас можно ставить здесь;

Но… в игре наверняка что-то не так…

Сидя на красивом холме,

Видишь ли ты то, что видно мне? —

В игре наверняка что-то не так…

Мои друзья опять ждут хода на клетку,

Где нас ждет мат,

Но я не понимаю, как я стал ограничен

Движеньем «вперед-назад».

Приятно двигать нами, как на доске,

Поставить нас в ряд и забить заряд,

Но едва ли наша цель —

Оставить след на вашем песке.

Сидя на красивом холме,

Видишь ли ты то, что видно мне? —

В игре наверняка что-то не так…

БГ: — В 1989 году, подобно Колумбу, я открыл для себя Америку, да и вообще — Запад. Был в Нью-Йорке, Лос-Анджелесе, Сан-Франциско, Монреале, Лондоне. С Дейвом Стюартом, моим другом, продюсером и музыкантами его группы «Юритмикс» записали пластинку. Закончены съемки полнометражного документального фильма, который ставил режиссер из Голливуда Майкл Аптед.

Раньше жил, все время оглядываясь через плечо, а теперь понял, что вовсе не нужно этого делать и что у меня есть чувство собственного достоинства.

…Теперь я знаю, кто я такой, и надо только применить это знание на практике жить и петь, не боясь ничего.

RADIO SILENCE

It suddenly feels like a new year

Like I’m a million miles away from here

I can see some kind of light here

Although I won’t name it

I want to talk about moonlight

I want to talk about the wild child, you know

That real wild one, dancing alone

In the middle of the whirlpool

Spinning tales about silence

About radio silence

About some kind of asylum

In the middle of an empty field full of danger

It’s strangle I don’t feel like I’m a stranger

I feel like I belong here

I feel like I’ve been waiting for a long time

And now I can tell you some stories

Stories about the madmen

Stories about the dream-child

You know, that real wild one

Who dances alone

In the middle of the whirlpool

And I can tell you about silence

About radio silence

About some kind of asylum

In the middle of an empty field full of danger

If you want it

РАДИО ТИШИНА

Вдруг показалось, будто сейчас Новый год,

И я — за миллионы лет отсюда.

Я вижу какой-то свет, названья которому нет.

Хочу поговорить о лунном свете,

Поговорить о необузданном ребенке,

О совсем непослушном и диком,

Что танцует одиноко посредине водопада.

Он сочиняет небылицы о тишине —

О радио тишине.

О тихом убежище, так нужном мне,

Посреди пустого поля, опасного, как на войне.

Странно не чувствовать себя странником и чужакам.

Мне кажется, именно здесь мой дом,

Кажется, что мне пришлось долго ждать,

Но теперь мне есть, о чем тебе рассказать.

Рассказать о сумасшедшем,

Рассказать о романтическом ребенке,

Необузданном и диком,

Что танцует одиноко посредине водопада.

Я поведаю тебе о тишине —

О радио тишине.

О тихом убежище, так нужном мне,

Посреди пустого поля, опасного, как на войне.

Если ты хочешь этого.

Гребенщиков — человек, в котором глубоко укоренились и совершенно органично сосуществуют две культуры. Трудно разграничить, что в его творчестве идет от традиций русского романса Вертинского и Окуджавы, а что — от кельтских мелодий и стихов Джима Моррисона. Борис как-то признался, что иногда строчки новых песен рождаются у него на английском, а затем уже он переводит их на русский… Такой вот почти набоковский синдром. Так что сочинение английских текстов для пластинки вершилось самым естественным образом.

Артем Троицкий

WINTER

Now that the summer is gone

Snow's on the ground

I sought and I found

I know what I found is true

But the bitter gray sky

Fades into silence

Only the fire is left

And some say it’s not enough

To carry us through

Day of apple bloom white

Silver and steel

Tales of webs

Spun around a careless heart

I dream of the snow-white seagulls

Crying to show me the way

But I will stay here with you

And nothing will ever come

To tear us apart

Look into my eyes sister

No harm will come to you

Look into my eyes sister

No harm will come to you

ЗИМА

Теперь, когда кончилось лето,

И снег на земле лежит,

Я нашел, что искал, и это

Сомнению не подлежит.

Но хмурое серое небо сливается с тишиной,

И нам лишь огонь остается,

Но этого слишком мало,

Чтоб выжить, оставшись собой.

Дни, словно яблони в белом цвету,

Серебряно-стальные,

Будто ажурные сказки

Для беспечного сердца.

Мне чудятся белые чайки, зовущие нас в дорогу,

Но здесь я останусь с тобою,

И никакая сила

Не сможет нас разлучить.

Взгляни мне в глаза, сестра,

Я буду защитой твоей от зла.

Взгляни же в мои глаза,

Я буду защитой от зла.

Для многих молодых русских термин «рок-н-ролл» означает нечто волшебное и святое, нечто вроде религии. Это — музыка, которая изменяет чью-то жизнь, а чью-то — спасает.

К тому же, до недавнего времени рок-н-ролл в России воплощал в себе протест. Многие годы он оставался подпольным движением, которому опасно было заявлять о себе в открытую. Я припоминаю своего советского друга, который, стремясь получить разрешение на исполнение песни — «Beatles» — «Норвежский лес» перед своими однокашниками, нагло заявил своему учителю, что это старая песня британских шахтеров.

Борису Гребенщикову также приходилось идти на подобные хитрости, чтобы удовлетворить свою страсть к рок-н-роллу — завоевать на него право, играть его и сочинять самому. Для него рок-н-ролл был и до сих пор остается чудом, видом музыки, хранящим в себе мистическую силу.

В этом контексте «Радио Тишина» также является чудом. Это — победа над долговременной практикой репрессивных сил и над уже давно противостоящими друг другу политическими системами. Он как бы заново возвращает нас к тому, что сделало рок-н-ролл таким важным событием в нашей жизни, только теперь — исторически — через мироощущение русского поэта-исполнителя, который здесь отнюдь не чужой, а один из нас. Тот, кому пришлось ждать так долго, сможет теперь рассказать нам о том, что его волнует.

Джим Бессман, американский музыкальный критик

Я был ошеломлен, познакомившись с песнями Бориса, поскольку неожиданно услышал в них интонации старой английской народной музыки, о которых уже двадцать лет как забыл. С подачи Бориса я стал ходить в фольклорные клубы и обнаружил там массу интересного… Фактически он вернул мне мои собственные корни.

Дейв Стюарт

FIELDS OF MY LOVE

Hello sweet victory

So nice meeting you here

Mmm, mmm

So strange when you think about it

I never did anything out of my way

I just strayed…

Out in the field of my love…

Well met and thank you

I’m glad you taught me so well

It was fun being around for a while

So sad you have to stay here

Or, can you spread out your wings

and fly with me…

Out in the field of my love…

ПОЛЯ МОЕЙ ЛЮБВИ

Здравствуй, долгожданная Победа!

Так приятно встретить тебя здесь.

Все это так странно, если вдуматься,

Я ведь просто шел своим путем,

Я ведь просто странствовал

Над полями моей любви…

Привет тебе и спасибо,

Спасибо за хороший урок,

За то, что я был здесь, хотя и недолго.

Мне жаль, что ты остаешься —

Расправь свои крылья, летим со мной

Над полями моей любви…

БГ: — К сожалению, десятилетиями у нас неоправданно смотрели на западный рок, как на пример для подражания. А у нас, мол, все примитивно. Негативную роль в этом сыграли и существовавшие у нас в стране заслоны на пути развития советской рок-музыки. Дело вовсе не во мне лично, а в том, что благодаря выходу такой пластинки и даже просто приезду в Соединенные Штаты советского рок-музыканта, переговорам, которые я вел вполне на равных со всемирно признанными западными исполнителями, наша рок-музыка освобождается от унизительного комплекса неполноценности, второсортности.

THE POSTCARD

This is a postcard

Saying I’m alright in this beautiful city

This is a phone call

Saying, yes, I am sleeping alone here

But the telephone lines are cut

My hands can’t hold the paper

You are on my mind

Nobody knows your name here,

Except when the moon is out

And then they toss in their sleep

Crying out for you to take them

But me I cannot sleep,

I cannot dream.

My heart is shattered

You are on my mind

Once seven colors used to make men blind

And now we are like birds stuck in barbed wire

Precise, like sunrise

A child just like any other

Made of the bones of the earth

Fragile and deathless

Yes, I’m alright

I am a church

And I’m burning down

You are on my mind…

ОТКРЫТКА

Вот открытка о том, что со мной все в порядке

В этом городе чудном.

И телефонный звонок — подтвержденье того,

Что ни с кем не делю я постель.

Но телефонная связь ненадежна,

Валится из рук бумага — я думаю о тебе.

Здесь имени никто не знает твоего,

Ибо это возможно лишь в лунную ночь,

Когда они мечутся во сне,

Взывая к тебе.

Мне не спится. Ничто мне не снится.

Вдребезги мое сердце разбито — я думаю о тебе.

Все радуги цвета — лишь только для того,

Чтоб сделать нас слепыми.

И вот мы, словно птицы, что увязли

В проволоке колючей.

Ясный, словно солнца восход,

Ребенок, как и все остальные

Из плоти и крови земной,

Хрупкий и бессмертный.

Да, со мною все в порядке.

Я — храм, сгорающий дотла.

Я думаю о тебе.

Нетрудно понять, почему советская публика шла на «неофициальные» концерты Гребенщикова. В его песнях чувствуешь мужество и силу, и, несмотря на языковой барьер, нескольких песен на русском хватило, чтобы передать всю боль.

«Нью-Йорк Таймс», 1989

— Каково ваше мнение о современной рок-музыке в Америке? Изменилось ли оно после непосредственного знакомства с ней в ходе этой поездки?

БГ: — Да, изменилось. Когда дома я слушал входящие в десятку популярнейших вещи американских групп, думал: какое же это убожество! Приехав сюда, увидев исполнение этих песен воочию, в частности по музыкальному телеканалу «MTV», я пришел к выводу, что они еще хуже, чем я думал. Потому что большинство песен-видеороликов построено на психологическом давлении на зрителя, развлекательности, основанной на сексе, а отнюдь не на завоевании симпатий слушателя талантливой музыкой и лирикой песен.

— Неужели, по-вашему, нет на нынешнем американском небосклоне настоящих «звезд»?

БГ: — Конечно, есть. Среди десятка посредственностей появляются, иногда после длительного перерыва, на экране и интересные музыканты: такие, как Пол Саймон, Брюс Спрингстин, Дэвид Боуи, Стинг, группы «Ар-и-Эм», «Юритмикс», «Ю-2»…

ВРЕМЯ ЛУНЫ

Я видел вчера новый фильм,

Я вышел из зала таким же, как раньше.

Я знаю уют вагонов метро,

Когда известны законы движенья.

Я читал несколько книг —

Я знаю радость печатного слова.

Но сделай лишь шаг — вступишь в игру,

В которой нет правил.

Нет времени ждать.

Едва ли есть кто-то, кто поможет нам в этом.

Подай мне знак.

Когда ты будешь знать, что выхода нет.

Структуры тепла —

Еще один символ, не больше, чем выстрел.

Но слышишь меня: у нас есть шанс,

В котором нет правил.

Время Луны. Это — Время Луны.

У нас есть шанс, у нас есть шанс,

В котором нет правил.

Загрузка...