Любой закон, предписывающий или запрещающий что-либо, это ограничение свободы человека. Вчера государство решило, что езда на мотоцикле без шлема слишком опасна, и ношение шлемов было сделано обязательным для всех. Сегодня государство решило, что оружие на руках у населения слишком опасно. Завтра оно решит, что вам не стоит питаться этим-то, жить там-то, ездить туда-то, читать определенные книги и вести определенный образ жизни. Ограничивающих законов становится все больше, а разрешающих все меньше. Очень медленно, но неотвратимо мир становится таким, как его описывал Оруэлл.
Израиль с точки зрения понимания «оружейной проблемы» — чертовски интересная страна. Государство-феномен, в котором самым парадоксальным образом сочетается несочетаемое. Но для того чтобы разглядеть эту несочетаемость, нужно зайти издалека. Сделаем? Не бойтесь, скучно не будет. Будет интересно, а значит, мы совместим приятное с полезным…
Всем известно, что Израиль образовался после Второй мировой войны. Основывали его большие патриоты еврейской государственности. Я бы даже сказал фанатики, ибо проект был воистину фантазийным — возродить на старом месте государство, не существовавшее уже две тысячи лет! А все фанатики отличаются упертостью, зауженностью мышления, инфантилизмом и максимализмом. В результате многое при строительстве Израиля делалось не по уму, а из высших соображений, то есть ради голой идеи.
Молодые нации страдают юношескими болезнями самостоятельности, им ужасно хочется быть «как взрослые» — иметь свой флаг, свою валюту, свой язык и прочие атрибуты и причиндалы «самостийности и незалежности». Сейчас этот прыщавый путь взросления проходит Украина, с помощью языковедов изобретая и слегка подновляя «ридну мову». Столетием раньше тот же путь прошли чехи, которые после крушения Австро-Венгерской империи отказались от немецкого языка, с помощью лингвистов достали из затхлого чулана практически забытый к тому времени чешский и, старательно стряхнув с него пыль времен, начали искусственно обновлять, придумывая новые слова взамен иностранных заимствований. Подобный путь языковой реанимации пытались пройти после получения независимости ирландцы (к счастью, безуспешно). Ну а полвека назад аналогичный вопрос встал и перед Израилем — на каком языке говорить? Поскольку своего государства у евреев не было уже две тыщи лет, а сами они оказались рассеянными по всему свету, то и языка единого не имели. Самым «многочисленным» еврейским языком оказался идиш — диалект немецкого, на котором говорили европейские евреи.
Можно было взять его. Можно было принять за основу английский, что было бы даже лучше: гораздо удобнее в смысле контактов с миром. Но тупо-патриотический напор оголтелых сионистов заставил их возродить древнееврейский язык — иврит, на котором евреи не говорили даже во времена Христа; к тому времени иврит давно был вытеснен из разговорного обихода арамейским языком и стал для евреев примерно тем же, чем для нас ныне является церковнославянский, а для средневековой Европы была латынь. Более того, этот самый иврит не являлся для древних евреев родным языком! Иврит — язык ханаанов, то есть финикийцев, который прилип к евреям на рубеже III–II тысячелетий до нашей эры, а потом постепенно «отлип», сменившись более современными моделями. Но именно иврит сионисты назвали «родным». И решили искусственно возрождать.
Это был, конечно, грандиозный шаг назад… В ивритском алфавите 22 «инопланетные» буквы, более похожие на насекомых, причем, все — согласные… Архаичное чтение «задом наперед» — справа налево… Нет скорописи, израильтяне пишут «печатными» буквами, отделяя одну букву от другой пробелом; у нас так пишут дошкольники… Поскольку подавляющее большинство людей — правши, израильтяне сами не видят, что пишут, так как при письме справа налево рука закрывает написанное. И если бы люди до сих пор писали чернилами и пером, пишущий израильтянин рисковал бы размазывать написанное правым мизинцем… Плюс общая примитивность языка (все части речи, кроме местоимений, производятся от глаголов третьего лица единственного числа). Александр Мень так характеризовал иврит:
«Отвлеченные идеи с трудом передаются на древнееврейском языке, ему свойственны лапидарность и конкретная образность».
Но главное — его искусственность! Поскольку язык почил в бозе тысячи лет тому назад, в нем не было множества современных и даже не очень современных слов. Откуда древним евреям было знать, что такое автомобиль, кондиционер, галстук, порох, бумага, компас, орбита, короткоствольный огнестрел?.. Пришлось создавать особую Академию иврита, которая содержится за государственный счет и до сих пор изобретает на основе древнего иврита новые слова. Некоторые из них приживаются, как, например, слово «мазган» (кондиционер), а некоторые — нет. Логику уловить невозможно: скажем, компьютерные термины почему-то закрепились (то есть высокомудрые еврейские академики их изобрели, используя древнееврейские корни, и новые слова прижились). А вот слово для обозначения телефона, искусственно придуманное Академией иврита и вброшенное в народ, не прижилось — все так и называют телефон «телефоном». Иногда значение древних слов просто меняется на современный лад. Например, слово «элеф», обозначавшее в древности вождя племени, теперь означает армейского генерала. А галстук на иврите обозначается словом «анива», которое раньше обозначало какой-то ритуальный иудейский бант.
Если по уму, то собственный, «отдельный» язык государству не нужен. Бразилия, например, спокойно говорит на диалекте португальского. Да что Бразилия — вся Южная Америка говорит на «колониальных» языках и не парится!.. Единственное приемлемое объяснение, которое можно выдумать для сохранения нацязыка, — сохранение национальной культуры, то есть литературных произведений, написанных на этом языке, все нюансы коих перевод передать не в состоянии. Но, во-первых, непонятно, стоит ли вся эта мало кому нужная «нюансировка» затрат на поддержание языка. А во-вторых, в случае с евреями этот отмаз вообще не катит! Евреи тысячи лет не имели отдельного языка. Им просто нечего было сохранять. Еврей Кафка прекрасно писал на немецком и не становился от этого менее талантливым. Бабель — на русском. Шолом Алейхем — на русском и на идише. В общем, чем крупнее язык, тем ближе его носитель к человечеству. Так зачем нужно было евреям «плодить сущности без необходимости»?..
Короче говоря, возрожденный в патриотическом угаре иврит является прекрасным примером того маразма, к которому приходят патриоты, искусственно городя межнациональные барьеры, вместо того чтобы сносить их, как того требует современный мир. Зачем вообще тратиться на национальную мову, если для взаимодействия с миром все равно придется учить какой-нибудь международный имперский язык — английский, испанский или, на худой конец, русский, который по сию пору понимает и на котором говорит одна шестая часть света? Чем мельче твой язык — тем необходимее тебе учить чужой. Это напоминает туннельный эффект: казалось, ты загородился барьером, но в результате поневоле оказался на другой стороне этого самого барьера… Сегодня запросто можно представить себе татарина, не знающего татарский, но сложно вообразить татарина, не знающего русский. Я уж не говорю о мордве и прочих малых народах.
А ведь сионисты-колонисты воссоздали не только язык и государство! У евреев тысячи лет практически не было (и по сию пору нет) национальной одежды. Ее заменяет религиозная. Будете в Израиле, обратите внимание на то, как ходят правоверные иудеи. Даже в жару на них глухие черные ботинки с тупыми носами и низким каблуком, меховые шапки, напоминающие огромные черные таблетки, или черные широкополые шляпы — практически сомбреро, черные лапсердаки, черные фраки. Некоторые носят черные или белые гольфы, в которые заправляют брюки. Точнее, даже не заправляют, а просто короткие брючины подвязываются шнурком под коленом или ниже, а далее идет нечто среднее между гольфом или длинным носком. Иначе говоря, ортодоксальные иудеи одеваются по моде начала - середины позапрошлого века. То есть европейскую моду XIX века евреи официально признали «национальной» одеждой, хотя ныне это выглядит чертовски смешно и несуразно. В чем ходили дикие древнееврейские скотоводы времен иврита, назначенного национальным языком? В серых длиннополых хламидах, с повязками на головах, в сандалиях, с ишаками на поводу… Отчего бы, раз такая тяга к самобытности, именно эту «исконно национальную» одежду таковой не признать, тем паче что она лучше подходит к здешнему жаркому климату, чем шляпы, меховые шапки и шерстяные костюмы? Но нет — ничего от ума! Не надо нам рационального, душа глупости просит!..
Есть такой еврейский анекдот, появившийся в XIX столетии. В этом славном прогрессистском веке в еврейской среде, дотоле достаточно герметичной, родилось течение ассимиляторов. Их еще называли просвещенцами, поскольку ребята ратовали за культурную ассимиляцию евреев с европейскими народами. Благородная попытка ассимиляции не удалась, отсталость и еврейская ксенофобия тогда победили, но попытка была достойной. Просвещенцы боролись за объединение евреев с европейцами, начав с ломки внешних, самых ярких, самых видимых и потому самых значимых барьеров. В первую очередь, одёжных. Они пытались повернуть против ортодоксов их же оружие — традицию. Вы говорите, истинным евреям нужно одеваться только по-еврейски? Почему же тогда сами носите сюртуки, фраки и лапсердаки? Это европейская одежда! Просто давно вышедшая из моды. Разве пророк Авраам носил это?..
А анекдот на эту тему звучит так. Подходит просвещенец к раввину и подкалывает:
— Скажите, ребе, во что одевался праотец Авраам?
Поняв, куда клонит этот нигилист, старый хитрец ответил:
— Я не знаю, в чем ходил Авраам, но точно знаю, чего он не носил, — того, что носят неверные.
Вот именно этот принцип — выделиться из массы гоев — и отличал поведение евреев на протяжении всей истории. За это их и не любили. Но именно благодаря идеологически упертым ксенофобам, создававшим искусственные барьеры между людьми, и существует ныне еврейское государство Израиль, в котором, признаться честно, нет никакой нужды. Ведь как бизнес-проект Израиль — это совершенно провальная идея: чересчур уж высоки здесь накладные расходы из-за дорогой воды и враждебного окружения. А отсюда — душащие экономику высокие налоги, которые идут на поддержание убыточного (из-за дорогой воды) сельского хозяйства и непомерные военные расходы. В армии служат по три года и мужчины, и женщины, отрываясь на это время от экономики. В моменты обострений под ружье ставят резервистов. Израилю требуется перманентная военная и политическая помощь большого заокеанского брата.
Израиль живет за счет туризма (которому отнюдь не способствует постоянная военная напряженность) и за счет хай-тека. Но хай-тек не обязательно производить в здешних жарких палестинах под непрерывно падающими ракетами хамасовцев. На свете есть множество более благоприятных мест для работы программиста. И в этом смысле Израиль так же бесполезен, как колония на Марсе. Как удержание Невской Дубровки под блокадным Ленинградом. Потери огромны, а смысл?
Налицо чисто идеологический проект: евреи должны иметь свое государство! Зачем? Кому должны?.. Ну, хорошо, евреи «должны» иметь свое государство. А курды? А косовские албанцы? А татары? А чеченцы? А карелы? А шотландцы? А гуцулы? А ирокезы? А гомосексуалисты?.. Но идейность не слушает вопросов разума. Должны иметь евреи, и все тут!
Но кто такие евреи?
Фашисты и писатель Юрий Поляков могут думать, что национальность и менталитет задаются генами. Но мы-то с вами знаем, что национальность по анализу крови не определяется, национальность — это культурный комплекс.
— А как же знаменитая еврейская пучеглазость? — воскликнут, быть может, фашисты, антисемиты и писатель Поляков. — Разве их горбоносость, чернявость (вариант: рыжеволосость), картавость и кучерявость не есть генетически передаваемые признаки?
Оно, конечно, так. Но много ли вы знаете анекдотично картавых евреев? Я — ни одного. Зато знаю пару картавых русских. А еще я знаю нескольких рыжих русских и множество чернявых и горбоносых кавказцев. Они тоже евреи?.. Все разговоры о том, что с помощью штангенциркуля можно отличить семита от ария, — не более чем фашистская лженаука. Помнится, мне попалась на глаза картинка из немецкого учебника времен нацистской Германии (под редакцией Ю. Штрайхера). Она изображает урок фашистской политинформации, на котором немецких детей учат, как опознавать евреев. У доски стоит немецкий отличник, который показывает указкой на цифру 6. Эта цифра похожа на еврейский нос. Нос — опознавательный признак еврея! А еще на доске нарисовано кудрявое круглое лицо с круглыми глазами и полными губами. Это тоже тайные признаки еврейства!..
На подобных уроках немецким детям объясняли, какими подлыми являются носители данных черт. Изрядный шнобель — генетический признак врожденной подлости, понимаете? А курносый нос, напротив, — признак радушия, склонности к алкоголизму и любви к гармошке. Вот только что делать с курносыми евреями — не вполне понятно. И почему порой немецкие антропологи ошибались, признавая чистокровных евреев эталонными арийцами, тоже не очень ясно… Кстати говоря, образцовый немецкий отличник с вышеупомянутого нацистского рисунка одет в короткие штаны, ниже колен перетянутые шнурком, а на его ногах — длинные гольфы. То ли немцы у евреев эту моду украли, то ли евреи у немцев. С этим вопросом нужно тщательно разобраться и укравших гольфы непременно отправить в газовые печи.
Но как при этом отделить зерна от плевел, евреев от арийцев? Может быть, по цвету волос?.. Не получится. По проведенным еще в начале ХХ века антропологическим исследованиям, в Германии 30 % евреев были русоволосыми, 55 % шатенами и 15 % брюнетами. А вот в Италии и Испании светловолосых евреев оказалось всего 5 %. И нельзя сказать, что смуглые брюнетистые южане тут своей крови намешали: евреи на протяжении почти всей своей истории как раз вели замкнутое существование и неохотно скрещивались с местными, предпочитая жениться на «своих». То есть климат, как видите, влияет порой не менее, чем генетика. Любопытно, кстати, что в России, Галиции и Польше отчего-то наблюдался самый высокий процент рыжих среди евреев. Почему — загадка.
Может быть, цвет глаз выручит? И тут не прокатывает! Те же статистические данные говорят, что в начале прошлого века голубоглазым и зеленоглазым был каждый пятый еврей Российской империи, а в Австрии так и вообще каждый третий!
Еще любопытный факт: когда-то коренных индейцев в американских вестернах играли итальянцы и евреи: режиссерам нужны были смуглые и горбоносые. Если вы не поленитесь и посмотрите на древние профили индейцев майя, то ахнете: ну чистые жиды!
В общем, на миф о «генах еврейства» можно плюнуть и растереть. Ну что генетически общего между черным эфиопом и русоволосым сибирским парнем с трогательными ямочками на щеках? Между тем оба этих типажа можно встретить в Израиле. И негр, и сибиряк при этом считаются евреями.
Может, национальность — это внешние признаки? Я, например, читал, что для еврейского мужчины потеря бороды «напрямую связана с потерей идентичности». Не зря, видать, Петр Первый боярам бороды рубил. С жидами боролся!.. Правда, касательно бороды и сами талмудисты расходятся: некоторые считают, что бороду можно только остригать, другие — что ее можно брить электробритвой, а вот бритвенный станок богу Яхве не люб. Третьи полагают, что станком как раз бриться можно, а электробритва противоречит истинному еврейству. Но это талмудисты. А весь светский Израиль про этакую хрень даже не задумывается. Перестают ли от этого светские евреи быть евреями?
Кипа! Вот что еще есть чисто еврейского! Маленькая такая, совершенно дурацкого вида шапочка, едва прикрывающая макушку. Настолько крохотная, что для ее удержания на голове используется женская заколка для волос, которая пришпиливает шапчонку к волосам, чтоб не свалилась. Есть кипа — ты еврей. Нет кипы — не еврей. По сути, кипа и есть в чистом виде воплощенное еврейство. И вместо того чтобы сжигать евреев, фашисты могли бы отнять у всех кипы, сжечь шапочки в печах и тем самых уничтожить миллионы евреев, не так ли? Холокост-лайт. Но они почему-то предпочли сжигать людей.
Видимо, дело не в генетике и не во внешних причиндалах. А в чем?
Что делает евреев евреями? Почему, будучи рассеянными по всему миру, они не растворились окончательно и продолжали выделять себя как евреи?
После Второй мировой войны в Южной Америке два испанца решили обратиться в иудаизм и сформировали общину, которая вскоре разрослась до нескольких сотен человек. Младоевреи исповедовали иудаизм, блюли шабат и кушали кошерное. В результате эти этнические испанцы иерусалимским раввинатом были признаны евреями и переселились в Израиль. Вот что всегда делало евреев евреями — отличные от местных идеологические установки (религия).
Иудейская идеологема настаивает на исключительности членов секты и тем самым цементирует их в единую общность, называемую народом. Детей в еврейских семьях воспитывали в строгих понятийных рамках, выдавать замуж старались за «своих», а не за «гоев». Конечно, проникновение материнской культуры в еврейскую среду было — в виде чужого языка, скрипочек, фраков. Но костяк сохранялся, и яркая выделенность сохранялась. За что и огребали евреи всю дорогу. А не высовывайся!..
Не было бы этого подчеркнутого самовыделения «богоизбранного» народа из среды обитания, не было бы ненависти и Холокоста. И не было бы евреев. Как культурного феномена. Ведь национальность, повторюсь, — это культурный комплекс. Который и в самом деле может консервировать (из-за запрета на скрещивание) некоторые отдельные генетические детали ближневосточных предков — кучерявость и нос с горбинкой, например.
Но в современном мире генетическая идентичность начала мощно размываться. Вместе, разумеется, с культурной. Союз Советских Социалистических Республик в этом тоже немало преуспел, надо отдать ему должное. Во время поездки по Израилю мне посчастливилось тесно общаться с теми, кого в СССР несправедливо называли евреями, а в Израиле вполне справедливо называют русскими. Они уехали из Союза в конце восьмидесятых. Некоторые из них до сих пор плохо говорят на иврите (он им нужен только на бытовом уровне, чтобы перед шабатом попросить свинину в магазине). Они слушают русскоязычное радио и смотрят российские каналы. Интересуются новинками российского книжного рынка. Собравшись, поют русские песни: «Первый луч, первый дождь. По весеннему Арбату ты идешь…»
Они собираются вместе по субботам и пьют русскую водку и грузинскую «Боржоми». Они так же спорят о смысле жизни, о том, должна ли быть у человека цель или эта цель — только голое потребительство. Все их манеры и поведенческие реакции… Черт побери! Я будто окунулся лет на 20 назад и оказался в советском НИИ или закрытом «ящике», с теми же до боли памятными «самыми читающими в мире инженерами».
Они русские. Нет, вру! Вру, конечно. Русские — те, которые ходят в расписных рубахах, кушаками перепоясанные. А эти — люди интеллигентно-советской, романтично-байдарочной национальности. Я встречал людей этой национальности, приехавших в Израиль из столиц среднеазиатских республик. И они ничем не отличались от минчан или киевлян: высшее образование стирает национальность, нивелирует менталитет. Количество этничности в людях уменьшается по мере приближения к культурным центрам и роста образованности. То есть чем образованнее и ближе к столице человек, тем меньше в нем казаха и больше человека. Казах, конечно, узкоглаз, а грузин смугл и горбонос, но разве это делает их казахом и грузином? Чисто внешние признаки ничего не говорят о ментальности, которая целиком на совести страны, взрастившей человека. В современном мире этничность роли не играет. Ее зачастую просто невозможно определить. Если у тебя в крови намешаны белорусы, украинцы, татары, русские, то кто ты есть?
А еврейство… В Израиле я жил в большом доме у своего доброго знакомого — большого веселого дядьки с молодыми глазами и серьгой в ухе. Зовут его Аркадий. Лицо его не несет ни малейших признаков семитских народов. Так вот он рассказывал:
— Когда я был мальчишкой в Ленинграде, я даже не знал, что такое «еврей». И сам обзывался словом «жид» на других мальчишек. И только потом мне разъяснили, кто я такой.
— И кто ты?
— Еврей, оказалось!
— А откуда ты узнал, что ты еврей?
— Ну, во-первых, я Аркадий Исаакович!..
Вот оно! Между прочим, точно такой же вопрос я задал однажды Ефиму Шифрину. Этот весьма адекватный человек с высоким чувством юмора обладает незамутненной способностью воспринимать словоформы типа «ну чистый еврей» и «жид пархатый» как культурные штампы и сам их использует в ироническом ключе. Ефим однажды рассказал мне потрясающую историю. Познакомился он где-то в Сибири с местным буровиком. Сдружились. И однажды буровик этот — простой сибирский парень по имени Саша — решил сделать своему новому другу сюрприз. Он привез Шифрина на какую-то делянку, или как у них там это называется, и познакомил с каким-то невзрачным человеком:
— Вот, Ефим, это Абрам Исаакович Рабинович, очень хороший человек.
После чего отошел и с торжествующим видом уставился на обоих. Недоумевающий Шифрин вежливо поговорил немного с представленным бухгалтером, а на обратном пути спросил друга-Сашу:
— А зачем ты меня с ним познакомил-то?
— Ну, как же! Ведь он тоже еврей!
Потрясение Шифрина было велико:
— Ты что, с ума сошел? Или ты думал, мы сразу начнем обмениваться с ним какими-то тайными знаками?..
Действительно, еврейство в светском мире не значит ничего. И все-таки у того же Шифрина иногда проскальзывает: «мой народ…»
Поэтому я и спросил Ефима:
— А откуда ты знаешь, что ты еврей?
И получил тот же ответ:
— Ну, во-первых, я Залманович, а не Петрович…
Поняли? У этого отца звали Залман, у того Исаак. И поэтому они евреи. А если бы бабка с дедкой догадались назвать отпрыска не Исааком, а Михаилом? Вот как бы тогда Аркаша узнал, что он еврей, если на лице его написана безмятежная русскость, а в голове прописаны русско-советские коды? Отец его родился до войны. И тогда имя Исаак было еще актуально, поскольку было живо поколение, помнившее черту оседлости, отделяющую евреев от прочих людей. А потом барьер пал. И евреи уже сами не захотели быть в своем еврейском ментальном гетто. Кто нынче в России, будучи в своем уме, назовет сына Исааком или Мордехаем? Это же все равно, что называть его Потапом или Емелей. Дразнить будут…
Кончились евреи. То, что не удалось Гитлеру, удалось глобализации.
Сегодня, после ликвидации и самоликвидации еврейства, создание такого государства, как Израиль, было бы невозможно. Но тогда, в послевоенном диковатом и еще колониальном мире уходящая натура успела зацепиться за плацдарм на Ближнем Востоке и закрепиться на нем. Сейчас, повторюсь, это было бы нереальным проектом: цивилизованные люди не создают государств. Они их теряют.
В Израиле полно «евреев», которые ехали не в Израиль, и из Совка. Им просто повезло — у многих русских сохранилась истертая бумажка, о том, что их бабка или прабабка — еврейка по национальности. Уцелела бумажка — ура, ты еврей! Нет бумажки — не еврей.
Отношения СССР с Израилем были плохие, поэтому люди с бумажками, дающими право покинуть благословенный советский рай, улетали из Шереметьево не напрямую в Тель-Авив, а через Вену. Но в Вене они быстренько разворачивали оглобли и далее направлялись прямиком в Америку. Хрен ли им эта историческая родина, эта самая земля обетованная, если евреи они только по бумажке? Для цивилизованного человека где цивилизация, там и родина!.. Потом США эту халяву прикрыли.
— И вторая волна еврейской эмиграции — послеперестроечная — вынужденно поехала в Израиль, как в меньшее из зол по сравнению с агонизирующим нищим Совком, — вспоминал мой собеседник Аркадий. — Нас тут не любили. Причем не любили не сами израильтяне, а эмигранты первой волны. Те, кто не уехал из Вены в Америку, а сознательно выбрал Израиль, — ярые сионисты, то есть националисты, обуянные мечтой о собственной еврейской государственности. Они называли нас колбасной эмиграцией. А сами-то израильтяне относились нормально.
И понятно, почему. Америка, как известно, плавильный котел наций. Но Израиль — тоже бурлящий котелок. Только маленький. Походный, так сказать. Кого только в Израиле не встретишь! И негры, и русские, и таджики. И практически все они приехали сюда не ради идеи, а в поисках лучшей жизни. И у всех было гордое звание — «еврей»! При этом они не знали Торы, не владели ивритом и идишем, а главное — были атеистами или даже христианами, а вид пейсатых иудеев, в 45-градусную жару носящих меховые шапки и шерстяные пальто, повергал образованную советскую интеллигенцию в культурный шок. И не только вид евреев, кстати, но и самого Израиля… Многие приехали из таких городов, как Киев или Ленинград, и затрапезный вид тогдашнего Тель-Авива их просто убил.
В 2009 году, когда я собрался впервые лететь в Израиль, опытные люди предупредили: «На многое не рассчитывай. Израиль — это уровень Восточной Европы, не выше». Так оно и оказалось. И это сейчас! А двадцать лет тому назад страна была еще беднее.
— Когда я впервые увидела Тель-Авив, мне плакать хотелось, здесь была всего одна высотка, — делилась впечатлениями одна моя знакомая, приехавшая сюда из Смоленска. — А все остальное — убогие трехэтажные дома с гроздьями проводов на стенах. Почти все те небоскребы, что ты видишь, возникли только за последние двадцать лет.
Да, за двадцать последних лет Израиль стал страной хай-тека. Страной отелей и небоскребов. Пятнадцатикилометровая набережная Тель-Авива радует глаз туристов и роллеров. И вообще, кругом сплошная цивилизация. Нормальное, вроде бы, государство. Вот только что-то неуловимо отличает израильские города от городов прочих цивилизованных стран.
Впрочем, почему же неуловимо? Это я не подумавши ляпнул. Очень даже уловимо! Просто в глаза бросается!
Оружие…
В стране очень много оружия. Страна буквально перенасыщена им. Гуляя по Тель-Авиву, Иерусалиму или Хайфе, посещая музеи или метро, рестораны или другие заведения, вы непременно встретите людей с оружием.
Узкая улочка Иерусалима. Патруль из двух солдат. У каждого на плече штурмовая винтовка М-16. Штурмовой винтовкой в мире называют то, что мы привыкли называть автоматом, — патрон у автомата послабее, чем у винтовки и карабина, но сильнее, чем у пистолета. И пуля остроконечная. У каждого к магазину изолентой прикручен еще один магазин, и оба забиты желтыми патронами. Носят солдаты свои М-16 стволами вниз, потому что они очень длинные. В тесных иерусалимских улочках с такой не особо-то и развернешься, а мощность автоматного патрона здесь совершенно избыточна, тут более всего короткий пистолет-пулемет подошел бы, а не полутораметровая дура. А у некоторых солдат еще и подствольные гранатометы есть. Но в Израиле оружейная избыточность никого не смущает: кашу маслом не испортишь! Какая волына за солдатом числится, с такой и ходит.
И не только солдат ходит. Но и гражданский. Вот раскинулся неподалеку от трассы Тель-Авив — Мертвое море музей. Именно раскинулся. Потому что под открытым небом. «Мини-Израиль» называется. Все достопримечательности Израиля выполнены в виде моделей в масштабе и представлены публике. И аэропорт игрушечный представлен. И фабрика по производству апельсинового сока. И грузовой порт Хайфы. И курортное Мертвое море. Короче, весь Великий Израиль от моря до моря. Поэтому сюда водят школьников на предмет патриотического воспитания. Идешь по великому мини-Израилю, а кругом дети галдят и восторгаются мини-красотами израильщины. Удивляются, сколь прекрасна их родинка, ведь не везде они еще в силу малолетства успели лично побывать. А вот негритянке с автоматом на плече дети не удивляются. Привыкли. Хотя негритянка не военный человек, просто тетка при шлагбауме. И пистолету в кобуре у билетерши дети не удивляются. Что же тут удивительного — билетерша с пистолетом?.. Да и мой сын, попривыкнув, уже не удивлялся, что «у них тут дорожные рабочие с автоматами ходят».
А чему удивляться? Перманентно воюющая страна!
Удивлялись только наши иммигранты, которые приехали из миролюбивого Союза и попали почти на фронт. Для них, видевших войну только в фильмах про Великую Отечественную, это было дикостью:
— Помню, нам выдали противогазы, поскольку Израиль ждал тогда газовой ракетной атаки от Хусейна, и мы надели на всех, в том числе на двухлетнего ребенка, и сидели в ужасе.
— А потом началась Интифада, и мою машину закидала камнями толпа арабов, побили все стекла, я еле прорвалась…
— А я помню, во время Второй Ливанской ракеты долетали аж до…
— А когда был «Литой свинец»…
Израиль живет в таком режиме: периодически у арабов случаются обострения, тогда Израиль на некоторое время мобилизуется, навешивает арабам порцию люлей, и на некоторое время те успокаиваются, получив свою дозу. А для Израиля активные боевые действия переходят в фазу напряженной бдительности. К этому полувоенному существованию люди уже привыкли. В том числе и наши. Привыкли к войне, к сиренам воздушной тревоги. Хозяйка дома, где я со своим семейством обитал во время израильского вояжа, рассказывала:
— Как-то раз вдруг слышу автоматные очереди, смотрю — за окном в темноте трассирующие пули летают. Ну, я ученая — сразу упала на пол и поползла к выключателю…
Израильтян часто упрекают в том, что они ненавидят арабов. Либеральные выпускники западных университетов, не нюхавшие пороху, требуют, чтобы израильская военщина по-доброму относилась к бедным палестинцам. Социалистическая логика подсказывает им: бедные — значит угнетенные, а богатый всегда неправ. Нельзя приличному человеку позволять защищаться силой оружия от бедного и плохо вооруженного головореза!.. Израильтяне богаче арабов, значит, по определению виноваты.
Однако ненависть приличных людей к политическим гопникам вполне понятна. Врага невозможно любить. Было бы странно, если б советские люди любили немцев во время Отечественной войны. Так что оставим эмоции. Перейдем к рассмотрению фактов.
А факты таковы, что Израиль представляет собой живой парадокс. Сплошное ментальное противоречие. С обозначения этого тезиса я и начал данную главу, если помните. С одной стороны, война свобод не предполагает. Война требует жесткости и жестокости. Концентрации и единовластия. Оружия на руках. С другой стороны, развитость страны требует демократии, либерализма и гуманизма. Израиль — урбанизированная страна с цивилизованными людьми, производящими хай-тек. А цивилизованность требует свобод и светскости. Она предполагает открытость и образованность. Образованные же люди зачастую мягкотелы, именно из их рядов получаются прекраснодушные и беспредельно наивные либерал-социалистические маниловы, сияющие ласковым взором людей будущего а ля Максим Камерер. «Ребята! Не надо ссориться! Давайте жить дружно!» — вот рефрен этих людей. Они верят, что, имея голову на плечах, всегда можно договориться.
Но с арабами договориться нельзя, как нельзя договориться с ветром или орущим младенцем.
Город и мир размягчают нравы. Деревня и война ужесточают.
В результате Израиль напоминает горячее мороженое. Удивительная страна! Советую всем туда поехать, чтобы посмотреть на это парадоксальное образование, пока темные силы не спихнули его в Средиземное море…
Страна небоскребов, демократии и хай-тека должна быть светской. Это правило. Но Израиль — исключение. Здесь архаичен не только язык, но и законы. Иврит чтением справа налево напоминает «вражеский» — арабский — стиль письма. И законодательство Израиля до боли напоминает шариатское, религиозное законодательство арабских стран. Потому что Израиль страна не светская, а основанная на религиозных законах, то есть на корпоративных предрассудках группы лиц.
Семнадцатилетний израильский старшеклассник в шутку предложил четырнадцатилетней девчонке стать его женой. А та возьми и согласись! Казалось бы, ну и что? Вы пошутили, мы тоже посмеялись и разошлись довольные друг другом. Ан нет! Дело дошло до шариатского, простите, раввинатского суда! Потому что, согласно древнееврейской традиции, в брак мужчина может вступить с тринадцати лет, а женщина — с двенадцати. И для заключения брака достаточно словесной просьбы жениха и согласия невесты, произнесенных при свидетелях.
Свидетелей на школьном дворе было полно, поэтому раввинский суд счел брак заключенным. А никакого другого института заключения брака, кроме религиозного, в Израиле нет. Гражданская власть браки тут не регистрирует, только церковная. Правда, войдя в положение несчастного «жениха», добрые инквизиторы официально оформленный брак тут же официально расторгли, но сам факт поражает — этакая дикость дожила до XXI века!.. Кстати, четырнадцатилетняя героиня этой истории стала самой молодой «разведенкой» в современном Израиле, что не без иронии отметила израильская пресса.
В феврале 2008 года религиозниками в Кнессете был провален законопроект, который, помимо церковной, разрешал бы и гражданскую регистрацию брака. Знаете, кто явился инициатором этого прогрессивного законопроекта? Русскоязычная партия «Наш дом Израиль», в большинстве своем состоящая из бывших советских граждан. Иными словами, наиболее образованная и, соответственно, наименее религиозная часть населения.
В Израиле существует открытый конфликт — между евреями и арабами и скрытый — между евреями светскими и евреями религиозными. Религиозных людей в Израиле называют «датишниками» — от слова «дат», которое на иврите означает «религия». Эти мракобесы вполне могут проколоть шину на велосипеде израильтянина, если тот ненароком заедет в датишный квартал в субботу, ибо правоверному иудею ничем нельзя заниматься в шабат, в том числе ездить на велосипеде, сие богопротивно. Правоверному иудею в субботу можно только прокалывать шины велосипедов. Это бог обожает!.. Кстати, шины проколоть могут не только иудею. На всякий случай…
Религиозники имеют огромное влияние в Израиле. И кучу льгот. Они не платят налогов. Их не призывают в армию. И они бывают разные — от мягких до жестких. Последние — просто фанатики.
В августе 2008 года в Иерусалиме между датишниками и полицией произошли столкновения. Датишники вели себя ничуть не лучше, чем арабы в предместьях Парижа — они переворачивали и жгли машины и помойные баки (жечь помойки — богоугодно, это напоминает процедуру курения ладана и принесения жертвы богу Яхве). В чем же причина беспорядков?
А в том, что полиция задержала двух фанатиков из ортодоксального «отряда нравственности». Причем задержала за уголовное преступление. Отряд нравственности — это нечто вроде «шариатского комсомола», который создают оголтелые мусульмане в некоторых арабских странах для борьбы со «стиляжничеством», то есть ношением «неправильной» одежды. Эти придурки внимательно следят, чтобы другие люди жили в точном соответствии с их придурочными представлениями о «правильной жизни». И если кто живет «некошерно», могут камнями закидать. В Иерусалиме в тот раз обошлось без камней, пейсатые ублюдки просто избили до полусмерти одну женщину — жительницу их квартала, которая не очень ревностно соблюдала намаз, то есть, тьфу, шабат. Израильская полиция преступников арестовала. В ответ фанатичные дружки арестованных устроили погром с требованием выпустить их уголовных корешей на волю.
Понятно, что цивилизованным, современным, светским людям Израиля подобное положение дел не нравится. Характерны их интернет-комментарии к новости о погромах:
«Значит, служить в армии и воевать за Израиль ортодоксам нельзя, а воевать против полиции можно! И избивать женщин можно».
«Давно бы уже пора поставить ортодоксов на место и сделать Израиль светской страной…»
В Израиле я был вместе с семьей. И в Тель-Авиве жена стала свидетелем замечательной сценки. Трое пейсатых просили пробегающих прохожих сфотографировать их вместе. И все отказывались. Моей жене даже жалко стало этих датишников.
Не любят их тут. Раздражают людей и они сами, и их вечно беременные жены. Пожалуй, по градусу общественной нелюбви датишников переплевывают только арабы. Дорожная полиция занимает третье место — с большим отрывом…
Ну, ненависть к арабам понятна, о ней мы говорили. Точнее, даже не к арабам. Раздражают израильтян ведь не сами арабы как таковые (точно так же, как в датишниках израильтян раздражает вовсе не то, что они евреи). К лояльным арабам в Израиле относятся спокойно. Их называют «израильскими арабами». Они граждане страны и живут, как нормальные люди. Отторжение вызывает не национальность. В датишниках израильтян раздражает то же самое, что и в арабах — тупой, пещерный фанатизм. И в этом смысле датишник есть не что иное, как «внутренний араб» Израиля.
Здесь и кроется объяснение того факта, что Израиль до сих пор не светское государство. Датишники — корень ответной иррациональности, противостоящей жестокой иррациональности окружающего арабского океана гнева. Они — сердечник фурункула по имени Израиль. Муравьиная матка, воспроизводящая еврейство. И это при том, что некоторые хасиды выступают против самого существования государства Израиль, а сами они не служат в армии по религиозным убеждениям. Они — последний рудиментарный носитель той дикости, что помогла возродить иврит, сохранить еврейство и создать само государство. Именно потому и имеют датишники такое влияние в государстве Израиль. Это системный фактор сопротивления и идентификации.
— Что тебя держит в этом воюющем государстве? — спрашивал я своего израильского знакомого Аркадия. — Ведь с израильским паспортом ты можешь уехать куда угодно.
— А куда ехать? В Канаду? Там скучно… Да и привык я тут, мне здесь нравится. Почему я должен уезжать из своей страны?
Заметили? Никаких идеологических, то есть иррациональных обоснований! Привык, и все, страна стала родной, прижился. Но если здесь станет уж очень жарко, и очень плохо, и очень опасно, он точно так же покинет новую родину, как двадцать лет назад покинул старую — СССР. И переедет в третью родину. Например, в скучную Канаду. Ведь и к скуке можно привыкнуть, как к родине. Главное — не заморачиваться мифологией.
Мифология нужна только фанатикам. Они залили раствор своего фанатизма в фундамент государственности, на котором по сию пору стоит Израиль. В этом растворе векового еврейства чего только нет! В том числе и традиционная общинность. И вот тут самое время перейти к еще одной черте Израиля, столь знакомой моим соотечественникам.
Представьте. Сидим это мы у Аркадия на его большой кухне. И вдруг пуля влетает в окно. Шучу, шучу… Никто без спроса никуда не влетает. Стучится предварительно… Короче, сидим, чаи гоняем. Будний день. Я сижу, потому что «в отпуску», мне можно. А он — потому что с работы отпросился, ему нужно: Аркадий мастера ждет. Газовщика. Тот придет новую газовую плиту устанавливать. Точнее, даже не плиту, а варочную поверхность — 4 конфорки без духовки. А зачем современному человеку духовка? Подовые хлеба, что ли, печь?
Приходит мастер. Пейсатый такой, в тюбетейке. Осмотрелся. Потом вынул старую варочную поверхность, глянул внутрь и сказал, что новую поверхность он установить не сможет.
Почему?
А потому, что дырка, через которую к варочной поверхности проходит газовая трубка, расположена немного не в том месте. Нужно в столешнице другую дырку провернуть, в десяти сантиметрах от старой. И мастер по установке плит сделать этого не может.
Почему?
А это не его профессия — дырки сверлить! Он не умеет. Он умеет только воткнуть варочную поверхность в уже подготовленное заранее место и прикрутить к штуцеру гайку, которая крепит газовую трубку. И все. И он вообще большое одолжение нам сделал, согласившись лично снять старую газовую поверхность со столешницы, так как его специальность — новые устанавливать.
Я не шучу. К приходу мастера-установщика вся работа должна быть уже проделана: старая плита демонтирована, все нужные дыры и посадочные поверхности прорезаны, а мастер только поставит в заранее подготовленное место плиту и прикрутит гаечным ключиком хомутик.
Мастер был немедленно послан к соответствующей маме, а Аркадий осведомился, как дела с обслуживающим персоналом обстоят ныне на его старой родине, то есть в России. Я ответил, что подобная наглость со стороны мастера в России уже давно невозможна: капитализм! Это раньше грязный советский слесарь-алкоголик хамил жильцам и стрелял трояки за замену копеечной, но дефицитной прокладки. То есть вокруг той работы, которую должен был делать по-социалистически бесплатно, советский сантехник устраивал себе небольшой индивидуальный оазис капитализма. Ну а ныне живительные микрооазисы личной заинтересованности официально поддержаны системой и разрослись до размеров целой страны.
— Зачем тогда вообще нужен этот придурок, если всю работу все равно нужно делать самому? — спросил я Аркадия. — Только для того, чтобы он гайку штуцера прикрутил?
Оказалось, плиту должен устанавливать только сертифицированный специалист. Это надо для гарантии, поскольку главная задача мастера — шлепнуть печать на гарантийный талон. То есть к нам пришел вовсе не повелитель газового ключа, а повелитель лиловой печати. Маленький бюрократ. А чиновнику руки работой марать не пристало!
Кончилось тем, что Аркадий нашел где-то в подвале электролобзик, дырка была прорезана собственными силами, а хозяин поделился со мной следующим воспоминанием:
— Знаешь, что меня больше всего поразило, когда я приехал в Израиль двадцать лет назад? Социализм. Я бежал от этого кошмара из СССР и столкнулся с ним тут. Чтобы поставить телефон, нужно было месяцами стоять в очереди, а потом платить немалые деньги за связь. Потому что монополизм! Монополизм телефонный, автобусный, электрический, железнодорожный. В Израиле всего одна электрическая компания. Причем ее работники получают электричество бесплатно. И в результате один работник компании тратит электричества в несколько раз больше, чем средний израильтянин. Они не экономят энергию, не выключают свет и кондиционеры. И больше того — живет, скажем, такой работник на втором-третьем этаже, а на первый пускает небольшое предприятие и продает им электроэнергию, которая ему достается даром! В парламент был внесен следующий законопроект: хрен с ним, пусть и дальше работники электрокомпаний получают энергию бесплатно. Пусть они даже тратят впятеро больше обычного человека. Но пускай платят хотя бы за пятикратный перерасход энергии!.. Предложение не прошло.
Многих заслуженных работников в Израиле уволить просто нельзя. При том, что они на работе валяют дурака, занимаются своими личными делами. Но чуть что — тотальная забастовка, в которой работники борются за свое право ни хрена не делать и много получать. Конечно, за прошедшие двадцать лет социализму тут поубавилось. Частные микроавтобусы типа маршрутных такси разрушают автобусную монополию, правда, пока только на местных линиях. Появление сотовых телефонов подкосило израильского телефонного монополиста. И сразу упали цены на стационарный телефон.
Аркадий прав: социализм в израильской экономике постепенно и закономерно умирает, загнивая, разлагаясь и агонизируя, но бешено при этом сопротивляясь. А вот еврейский коммунизм издох уже давно, превратившись в свою полную противоположность — жесточайшую эксплуатацию.
Какой еще коммунизм? Разве в Израиле был коммунизм?
Ах, друзья мои, да где же еще и быть коммунизму, как не в Израиле! Евреи — известные коммунисты-общинники! Отчего такое живое участие принимали евреи в российской революции 1917 года? Сама история существования этого народа, отделенного от территории и «висящего в воздухе» только благодаря общей жесткой идеологеме богоизбранности, заставляла его представителей помогать друг другу в этом жестком мире, вытаскивать своих. То есть быть общинными. До сих пор у евреев слово «наш» означает «еврей».
Помню, в разговоре Ефим Шифрин как-то бросил знаковую фразу:
— У вас, русских, двоюродный брат уже не родственник. А у нас, малых народов, все до дальнего колена прослеживается…
Верно. Мы имперская нация. Размытая. Океан. А евреи довольно долго растворяться в океане не хотели. Если кристалл не растворяется, значит, внутри его сильны связи между частицами. Для этого евреям приходилось держаться друг друга. И когда было создано еврейское государство, подобная общинность вылилась в свое логическое завершение — кибуцы, островки коммунизма в самом его чистом, самом рафинированном виде.
Кибуц — настоящая коммунистическая община. Там все общее. Люди живут по принципу «от каждого по способностям — каждому по разумным потребностям». Занимаются сельским хозяйством. Точнее, раньше занимались — на заре государства. А сейчас…
А сейчас кибуцы закономерно переродились в коллективных эксплуататоров, сохранив при этом отдельные коммуно-рудименты. Еврейский писатель Исраэль Шамир весьма метко замечает:
«При всей нашей симпатии к идее коммунизма и коммун, при всей приязни к основателям кибуцев, надо признать, что сегодня кибуцы стали коллективным эксплуататором и полуфеодальным землевладельцем».
Дело в том, что ныне кибуцы живут за счет того, что строят на своей земле отель для туристов или предприятие, на котором работают гастарбайтеры. А кибуц — просто коллективный собственник. При этом налогов кибуцы не платят, а земля им досталась от государства на халяву. Формально-то вся земля в Израиле принадлежит государству, но отдана кибуцу в вечное пользование до тех пор, пока этот кибуц существует. Поэтому кибуцников в Израиле так же не любят, как и датишников: они сидят на шее нормальных налогоплательщиков.
Тот же автор пишет:
«Правильнее всего сравнить кибуцы со средневековыми монастырями. И те и другие владеют многими землями, полями и лугами страны, но право собственности тех и других скрыто: монахи владеют землей от имени церкви, кибуцники только пользуются народной землей именем кибуца. У них есть и общие достоинства: монахи и кибуцники — более культурная часть населения, возвышающаяся над мужиками и горожанами. Монахи и кибуцники — идеалисты, стремящиеся к общинной жизни, к простоте, естественности, отказывающиеся от роскоши и излишеств, что, конечно, не мешает им драть три шкуры с мужичья… Это сравнение должно помочь нам ответить на вопрос, который немало волнует самих кибуцников: почему кибуцы вызывают такую ненависть израильских «низов»?»
В Иерусалиме я заехал в один из кибуцев. Уж больно мне хотелось посмотреть на этих выродившихся колхозников. Ну, что вам сказать… Коммунизм, как всякий нежизнеспособный организм, может существовать только в резервации, в особо охраняемом государством заповеднике — за оградой из колючей проволоки, как в Северной Корее, или за ажурной красивой оградой, как в Израиле. При этом если коммунизм живет за счет собственных средств, он погружается в беспредельную нищету, как в той же Северной Корее, и при этом морально вырождается — оскотинивается из-за озлобления. А если коммунизм искусственно подпитывается извне, как в Израиле, он может жить припеваючи, но все равно вырождается — на сей раз из-за инфантилизма и психологического фактора застойности. Молодежь бежит из кибуцев.
Я разговорился «за жизнь» с одной молодой кибуцницей. Она работает в детском саду воспитательницей. Бесплатно. Точнее, деньги, ею заработанные, перечисляются на счет кибуца, поскольку при коммунизме все общее. Землю, полученную от государства на халяву, их кибуц сдает в аренду — на ней построен отель для туристов, желающих пожить в коммунистическом заповеднике. Раз в полгода правление кибуца выдает его членам некую денежную сумму на покупку трусов, зубных щеток и оплату транспорта.
— А если вы захотите купить машину?..
Нет, машину она купить не может. Но зато у кибуца есть 30 общих автомобилей, воспользоваться коими может каждый колхозник. Ну а если все они заняты, придется ехать на автобусе.
— Вам нравится жить в кибуце?
— Здесь очень спокойно, ни о чем не думаешь, за тебя все решат. Никаких стрессов. Но мне хочется пожить в большом, интересном мире. Например, уехать в Австралию…
Это бегство от коммунизма прекрасно иллюстрируется статистикой: количество кибуцников в процентном отношении неуклонно снижается. Если в 1961 году в Израиле 3,5 % населения жило в кибуцах, то в 1972 году уже 2,8 %, а в 1993-м — 1,9 %. Монахи и коммунисты — вымирающий вид. Однако и датишники, и кибуцники все еще по некоей исторической инерции имеют в Израиле политическое влияние.
Ну и зачем автором был предпринят этот бесспорно увлекательный, крайне познавательный и чертовский философский, но на первый взгляд совершенно не имеющий отношения к оружейной проблеме экскурс? А затем, что в оружейной проблеме как в капле воды отразился весь раздираемый ментальными противоречиями Израиль.
Получив общую картинку, вы теперь знаете, что в Израиле столкнулись Город и Деревня. Традиция и Свобода. Либерализм и Социализм. Практика и Маниловщина. Государство и Человек. Коллектив и Индивидуум. Светскость и Религия.
На первый взгляд в Израиле полная оружейная свобода. Идет впереди тебя по улице человек — у него рукоятка пистолета из кобуры торчит. Патронов в стране — просто несчитано. Спешащий солдатик забегает в отходящий автобус с длиннющей М-16 на плече. Автомат застревает в проходе. И пока солдат в суете разбирается со своим оружием, у него выпадают на асфальт несколько патронов. Солдат смотрит на них, машет рукой и уезжает — если он выйдет и начнет их собирать, автобус уйдет без него. У нас за один потерянный патрон солдату будут грозить трибуналом, а здесь парню просто лень нагнуться, поскольку придется следующего автобуса ждать.
Солдаты ходят с автоматами в увольнения. В рестораны и магазины. Домой на побывку. Израиль — страна маленькая, поэтому если солдат служит не в боевых частях, а, например, водителем при штабе, его вечером могут отпустить домой. Отслужив день, солдат садится на машину, ставит рядом автомат и едет домой.
Короче, израильский солдат всегда при оружии и с патронами. Может, поэтому в израильской армии нет дедовщины? Может, поэтому один бывший сибиряк, которого привезли в Израиль еще мальчишкой и который встретился мне на тесных иерусалимских улочках с автоматом и в солдатской форме, сказал весьма показательную фразу: «Легче в Израиле три года отслужить, чем год в России». Оружие успокаивает людей, не допуская беспредела.
Израильское общество насыщено оружием, как ложками и вилками. Государство доверяет своим гражданам. Но доверяет только до тех пор, пока граждане работают на него или представляют его. Это чертовский важный момент!
Израильское государство традиционно социалистично и религиозно. Я бы даже сказал, израильское государство в основе своей традиционно. А традиционность тяготеет к государственности. Патриотизм (который помогает воевать) хорошо коррелирует с приматом общественного, а не личного. Там, где услуги личностей государству нужны, оно личность терпит и ей доверяет — например, автомат солдату. Но как только личность обретает мало-мальскую свободу — ну, скажем, покидает армию, — она тут же теряет доверие Молоха.
Вот только что, будучи государственным человеком в защитной форме, гражданин всюду таскался с автоматом, имея два полных магазина. Он ездил в автобусах, покупал с автоматом трусы в магазине, кушал с ним мороженое на улице. А потом демобилизовался. И тут же вышел из доверия! Тут же стал потенциально опасен — почти как араб.
Просто так израильтянин не может пойти и купить не то что автомат, но даже и пистолет. Еще вчера он носил настоящее боевое оружие, из которого мог положить половину супермаркета, где трусы покупал. А сегодня ему нельзя доверить даже паршивый пистолет.
Почему?
Ответ мы знаем. Его часто озвучивают социалисты всех мастей и всех стран:
— Нашим людям нельзя доверять оружие. Они тут же перестреляют друг друга.
В погонах и с автоматом отчего-то не стреляют. А без погон и с пистолетом непременно перестреляют. Может быть, погоны обладают столь волшебным свойством — успокаивать людей? Тогда есть чудесный выход из ситуации — продавать гражданским вместе с пистолетом такие небольшие погончики на липучках. Для успокоения. Хочешь носить пистолет? Налепи погоны на футболку…
Эту тупую песню «вы же знаете наших людей, им нельзя доверять» поют не только российские прогибиционисты.
Пели ее и прогибиционисты израильские, причем на тот же заунывно-гундосый мотив. Дело в том, что с общим ослаблением социализма в Израиле оружейные правила для гражданских лиц также были либерализованы. Теперь некоторым категориям гражданских лиц покупать и носить пистолеты все-таки разрешается.
Кому?
Тем, кто перевозит ценности. Охранникам. Водителям такси. Людям, живущим на оккупированных территориях, которые в Израиле зовут просто — «Территории». Считается, что жители Территорий обитают во враждебном окружении, и потому оружие им может понадобиться в любой момент.
Так вот, израильские социал-гуманитарии тоже кричали, что «нашим людям оружие доверять нельзя, у нас не Европа». Однако после того как часть гражданских лиц получила право иметь и носить оружие, ничего страшного не случилось. По непонятной причине люди не перестреляли друг друга. И даже напротив — начали бороться с преступностью.
В марте 2009 года арабский террорист на колесном бульдозере совершил в Иерусалиме теракт. Обычно арабские террористы используют для терактов взрывчатку. Но иногда — бульдозеры. А порой совмещают и то и другое. Так, например, годом ранее террористы из сектора Газа начинили взрывчаткой бульдозер «Сaterpillar» и атаковали с его помощью израильские дорожные заграждения. Попытка провалилась, поскольку солдаты плотным огнем остановили машину… Через месяц уже в Иерусалиме палестинский террорист оседлал трактор, перевернул ковшом пассажирский автобус и раздавил несколько автомобилей на улице Яффо. Погибло четыре человека и более сорока получили ранения. Через три недели еще один воин аллаха на бульдозере выехал со строительной площадки и налетел на автобусную остановку. К счастью, люди успели разбежаться. После этого воин аллаха начал давить припаркованные автомобили и был пристрелен солдатом, каких много на улицах Израиля. Ранения разной степени тяжести получили 11 человек.
Вернемся, однако, в март 2009 года, к последнему (на момент написания книги) бульдозерно-террористическому случаю. Тогда очередной араб, оседлавший бульдозер, вырвался со строительной площадки на волю и помчался делать джихад. Был убит. Но не военными и не полицией. Полиция в данном случае как раз пострадавшая сторона: террорист зацепил ковшом полицейскую машину, перевернул ее и начал двигать вперед прямо через дорогу с оживленным движением по направлению к стоящему автобусу. И таки прижал к нему автомобиль. После чего отъехал назад для новых подвигов во славу аллаха, но совершить их не успел: проезжавший мимо таксист вышел из машины и пристрелил тракторного шахида. Четыре выстрела — и гуд бай, амиго! Лети к своему аллаху. (Любопытно, что арабское радио в тот же день преподнесло своим слушателям эту историю так: арабский тракторист случайно совершил аварию, и был немедленно пристрелен жестокими израильтянами.)
А вот другая история. Ночью к человеку в дом влез араб. Разумеется, не для того, чтобы проверить электрический счетчик. Араб хотел маленько пограбить. Хозяин схватил пистолет и шуганул непрошеного «хуже татарина». Нет-нет, не подумайте, стрелять не стал! По гуманным израильским законам свое собственное имущество человек защищать не имеет права — только жизнь и здоровье. Но один вид оружия так напугал араба, что он выпрыгнул из окна и сломал ногу. В итоге вместе с преступным арабом перед законом отвечал и хозяин — за неправомерное применение оружия.
Вот еще одна аналогичного свойства история. Едут ночью по своим делам мама с дочкой. Машину останавливает группка грязных арабов, дочь начинают из машины вытаскивать. И явно не для того, чтобы поиграть с ней в теннис. Мать достает пистолет и стреляет, превращая пару арабов в пару мертвых арабов. И получает срок.
За что?
И почему такая несправедливость? Почему Израилю как государству можно убивать бомбами палестинских детей в секторе Газа, вызывая гнев всего мира, а мини-израилю в лице штатского гражданина без риска сесть в тюрьму трудно даже свою жизнь защитить, не говоря уж об имуществе?
Если ты убил араба для государства — как тот таксист, защищавший общественный порядок, — честь тебе и хвала! Ведь Израиль — воюющая страна. А если ты убил араба для себя или даже не убил, а просто напугал несчастного палестинца, защищая свое имущество, изволь отвечать по всей строгости! Ведь Израиль — цивилизованное демократическое государство.
Государство — это Молох всемогущий, который может покарать своих несамостоятельных винтиков или помиловать их. Солдат в карауле, защищая государственное имущество, вправе убить человека, проникшего на территорию склада. Но тот же солдат после армии не имеет права столь же радикально защитить собственное имущество и ухлопать проникшего в дом. Защищать можно только вещи Молоха. Но не свои!
Подобная модель социалистам и патриотам кажется нормальной. Они представляют себе государство, как нечто отдельное от людей, существующее над ними и более важное, чем люди: то, что можно Молоху, нельзя подчиненным ему ничтожествам. По сути, государство заняло в примитивном сознании место вожака или царя, помазанника божьего. Который априори имеет больше прав и потому руководит мелкими винтиками.
А между тем государство — это и есть люди. Именно они его формируют. И в свободно-либеральной модели человек в некоторых аспектах должен иметь прав больше, чем государство. Цивилизованное государство не имеет, на мой взгляд, права на смертную казнь, так же как и права на пытки, ибо это — варварство. А вот человек, подвергшийся нападению, имеет право на убийство. Хотя бы потому, что государственная система правосудия есть процедура разбирательства апостериори и никогда нельзя исключать возможность судебной ошибки. А гражданин всегда оказывается перед преступником лицом к лицу, то есть непосредственно в ситуации, и потому ситуация ему виднее.
Человек есть основа страны. А государство — всего лишь бюрократическая машина, механизм для обслуживания потребителя, а не «надмирная сущность», как мерещится общинникам — неважно, израильским или российским. Им представляется, будто все, что идет от государства, обладает особой святостью. Только сертифицированный государством специалист может подключить вашу газовую плиту… Только сертифицированный государством специалист может обладать оружием и защищать граждан от преступных посягательств, и если хочешь иметь оружие — иди работать в милицию-полицию. Тогда государство поделится с тобой своей святостью и вечная социалистическая формула «нашим людям только дай оружие, они сразу перестреляют друг друга», больше не будет на тебя распространяться. Ибо государство своим одобрением сразу же делает человека лучше, чище. Да вы сами посмотрите на наших ментов — и сами немедленно в этом убедитесь. Только таким людям можно доверять оружие! Ибо святые погоны, повешенные на человека Молохом, — все равно что патриаршее благословение, понимаете? Получив на плечи порцию государственной святости, человек тут же становится кротким, как овца, и убивает только тех, на кого укажет Молох. И штуцера к газовым плитам после госблагословения прикручивает при помощи гаечного ключа совершенно безупречно. В отличие от человека, подобного благословения не получившего.
Восемнадцатилетнему сопляку государство Израиль доверяет мощное боевое оружие — защищай меня, сынок! А когда сынок свое отслужит, доверие Израиля враз куда-то улетучивается и начинаются оговорки. Про некоторые из них я уже говорил: пистолет могут купить и носить только определенные категории граждан. Для этого необходимо иметь какое-то основание. Просто защита своей жизни и жизни своей семьи достаточным основанием не считается. С точки зрения государства, жизнь еврея — пустяк по сравнению с той опасностью, которую представляет собой вооруженный еврей без погон. Поэтому оружие доверяют не всякому еврею. Оно и понятно: вы же знаете этих евреев — им только дай оружие, тут же перестреляют друг друга.
По счастью, положение понемногу начинает меняться. Постепенно уходя от социализма, Израиль уходит от него во всем — не только в экономике, но и в оружейном вопросе.
Началось все в январе 2007 года, когда на землю негевского фермера Шая Дроми влез плохой бедуин. Даже несколько плохих бедуинов. Фермер услышал шум и, выскочив наружу, обнаружил непрошеных гостей, которые не только преодолели проволочный забор, но и успели отравить его собаку. На приказ убираться дикари не отреагировали. Что оставалось делать бедному еврею? Он открыл огонь. Два бедуина упали, как кегли. Один из них благополучно скончался, а второй почему-то выжил. Израильская прокуратура предъявила несчастному еврею обвинение в умышленном убийстве. Вот если бы он разбомбил палестинских детей в Газе, его бы наградили. Но поскольку Дроми убил преступных арабов не для государства, а в личных целях, его решили строго наказать. Потом, правда, прокуратура решила смилостивиться и предъявила мужику обвинение в непредумышленном убийстве. Типа случайно стрелял, а на линии огня оказались какие-то арабы.
Общественность была возмущена, что вполне понятно и никаких объяснений не требует. Человек убил «полтора преступника», защищая свое имущество, за что же его наказывать?.. Этот случай привел к принятию закона, который в просторечии так и назвали — «законом Дроми». Закон получился хороший, он разрешил убивать всех, кто без спроса проник в дом, магазин, офис или на участок хозяина. Убивать можно как тех, кто уже проник, так и тех, кто еще лезет. Прекрасное достижение либеральной мысли, без всяких шуток вам говорю. К сожалению, в закон прокралась социалистическая отрыжка в виде превышения пределов необходимой обороны (даже в России эта глупость уже отменена), то есть бедному еврею нужно так убивать преступника, чтобы прокурор потом не сказал, что он мог обойтись более мягкими действиями и, чтобы предотвратить преступное посягательство, достаточно было только пугануть вора, а не кончать его.
Однако новый закон уже начал действовать, и можно сказать, что на практике он работает весьма неплохо. В России, например, закон о самообороне в чем-то даже прогрессивнее, но вот правоприменительная практика играет на руку преступникам (о чем у нас еще будет подробный разговор). Первая боевая проверка «закона Дроми» состоялась в 2008 году в деревне Бен-Шемен. Ночью хозяин дома услышал во дворе странный шум. Точнее говоря, это была уже не ночь, а раннее утро — 4 часа 30 минут. Светало. Предусмотрительно взяв пистолет, домовладелец вышел из дому и обнаружил на своей территории трех лиц арабской национальности. Поскольку лица находились тут без приглашения, законопослушный гражданин немедленно открыл огонь. Одного ухлопал, остальные сбежали.
Начальник полиции заявил: у полиции нет доказательств того, что убитый палестинец был грабителем. Видимо, он предполагал, что трое палестинцев в 4 часа утра без объявления войны лезли в чужой дом, чтобы дождаться пробуждения хозяина и поздравить его с наступлением нового дня. Однако жители деревни как один выступили в защиту стрелка, заявив, что в поселке постоянно происходят ограбления и крутятся палестинские нелегалы.
После этого случая было еще два подобных происшествия, когда люди без колебаний применяли оружие для защиты своего дома и имущества. Некий Шмулик Ласер в Савьоне 19 марта выстрелил в преступника, который влез к нему и пытался угнать машину. А 25 марта того же года фермер из Бицарона открыл огонь по грабителям, которые влезли в его загон для овец.
…Тем не менее в Израиле по сию пору существуют довольно нелепые ограничения для владельцев оружия. Например, государство считает (за человека), что ему больше ста пистолетных патронов на три года не нужно. И в самом деле: для чего нужен человеку сто первый патрон?.. Впрочем, зачем я буду вам рассказывать об этом, если можно дать слово самому обладателю оружия? Тем более что я сижу с ним за одним столом, совсем рядом, и вам будет прекрасно слышно. К чему лишние посредники в виде писателя Никонова, если всегда можно послушать живого носителя пистолета?
И пока я кручу в руках его 9-миллиметровый «смит-вессон», пока полицейским хватом осторожно приоткрываю затвор и заглядываю в патронник на предмет наличия в нем желтенького (потому что если передернуть резко, случайно забытый в стволе патрон вылетит в салат), пока с пустым магазином проверяю работу затворной задержки и дивлюсь этой странной моде нынешних оружейников на бескурковые системы, наш бывший соотечественник, а ныне гражданин Израиля, живущий на Территориях и потому являющийся счастливым обладателем изделия, рассказывает мне об израильских оружейных обычаях:
— Больше ста патронов за три года ты купить не имеешь права. А если охота пострелять, берешь свой пистолет и идешь в тир, там покупаешь патроны и стреляешь. Можешь в тире и оружие взять напрокат, там много всякого. Главное, иметь ришайон, то есть разрешение на оружие.
— Иными словами, участник боевых действий, который еще вчера воевал и стрелял в людей, после дембеля не может даже по мишеням пострелять без письменного разрешения государства?.. А могу я в тире патроны не покупать, а расстрелять свои?
— Конечно. Но тогда ты останешься без патронов. Потому что за три года разрешается купить всего сто штук. Поэтому в конце срока я эти сто патронов расстреливаю в тире, поскольку патроны имеют свой срок годности. И покупаю новую сотню на следующие три года. Три года — это срок обновления ришайона.
— У нас в России срок обновления оружейной лицензии — пять лет. Для обновления нужно по новой принести бумажки о том, что за последние пять лет ты не сошел с ума и не спился. А в Израиле?
— Здесь еще нужно сдать экзамен по стрельбе.
— Это все равно что раз в три года экзамен на водительские права пересдавать. И в чем заключается этот экзамен?
— Нужно примерно с двадцати метров из 35 выстрелов 30 уложить в мишень. Не получилось с первого раза, попробуй еще. Снова не вышло — опять пробуй.
Зато в Израиле для гражданского оружия нет ограничения на число патронов и возможность ведения автоматической стрельбы, как, скажем, во многих штатах Америки и некоторых странах, в частности, в России. Разные страны запретительные нормы друг у друга списывают, не задумываясь, потому никакого особого смысла в них нет. Ну в самом деле, почему запрещены магазины с числом патронов более десяти? Да потому что у нас десятеричная система счисления. А почему она на нашей планете десятеричная? А потому что у человека десять пальцев на обеих руках. С тем же успехом могли бы и двенадцать патронов в закон вписать. И восемь тоже. Обычный произвол. В чистом виде условность. С тем же успехом можно запрещать частным лицам владение автомобилями с мощностью двигателя более ста пятидесяти лошадиных сил. На всякий пожарный, чтобы не носились, как угорелые. Но если в случае с автомобилем в этом есть хоть какой-то, хотя бы призрачный смысл, то чего добивались, например, американские прогибиционисты ограничением количества патронов в магазине? Хотели чуть-чуть затруднить возможному маньяку массовое убийство — чтобы он менял магазины после каждых десяти, а не после двенадцати выстрелов? Но магазин заменить — две секунды. Нажал кнопку пальцем, пустой магазин вылетел, и, пока он летит, стрелок уже полный дослал. Пустой магазин упал на асфальт, подпрыгнул и второй раз упасть еще не успел, а стрелок уже сделал движение большим пальцем, затвор полетел вперед и дослал патрон в патронник. Следующее движение указательным пальцем — уже выстрел. Некоторым стрелкам удается сменить магазин и произвести выстрел еще быстрее — за секунду или около того.
…И все-таки, несмотря на бабьи страхи прогибиционистов, оружия в Израиле — море. И оно на улицах. А люди отчего-то не стреляют друг в друга, как о том мечталось социалистам. И преступность в стране низкая. Вполне возможно, что низкий уровень преступности никак не связан с вооруженностью страны, что это просто совпадение. Но есть и другое мнение:
— Конечно, в Израиле существуют преступления, — раздумчиво сказал мне один наблюдательный русский, а ныне гражданин Израиля. — Но такой гопнической преступности, как в России, — чтобы ради куража и веселья к человеку на улице привязаться, избить до полусмерти и ограбить — такого тут нет. Потому что у каждого прохожего может оказаться на поясе под рубашкой ствол.
Он прав: для гопника избить кого-то — удовольствие. Но никто ради минутного удовольствия не станет рисковать жизнью. Вот вы бы пошли в кинотеатр, зная, что с вероятностью, скажем, 10 % умрете во время сеанса?
Так работает оружие.
Помните женщину, которую осудили за то, что она постреляла шайку арабов, когда те ночью начали вытаскивать ее дочь из машины? Тетеньку осудили, но арабы с тех пор вытаскивать белых девушек из машин остерегаются.
Так работает оружие.
А вот еще одна история. На входах практически во все здания в Израиле стоят охранники, шмонающие сумки входящих. Есть они и в школах. В одну из школ пришел электрик с сумкой. Но по какой-то причине показывать содержимое сумки охраннику он не захотел. Они поругались и электрик, оттолкнул охранника, прошел внутрь. Тот достал ствол и завалил козла. Охранника осудили (кажется, условно), посчитав, что в той ситуации он слегка превысил свои полномочия. Осудить-то осудили, но с тех пор даже самые наглые граждане не перечат и исправно показывают сумки охранникам.
Так работает оружие.
Чему нас научил опыт Израиля, едва ли не на четверть состоящего из жителей бывшего СССР, которым «нельзя доверять оружие, а то перестреляют друг друга»? Тому, что эта теория не выдержала испытания практикой, и придерживаются ее только умственно-недостаточные люди, коих я на всем протяжении книги называю (в разных вариантах) социалистами. А ведь есть страны, которые не на треть, а на все 100 % состоят из советских людей! И там люди имеют право на хранение и ношение пистолетов.
Что мы знаем о Прибалтике? Это три маленькие страны на берегу Балтийского моря, которые раньше были в составе Российской империи. После революции они отпали, а потом товарищ Сталин их обратно к империи присоединил. Прибалтийским странам сталинизм и социализм пришлись не по вкусу, Старшего Брата они не любили и поэтому при первой же возможности упорхнули от него на волю, как птички.
Птички эти такие маленькие, что некоторые широкие душой россияне их даже путают. Я, например, никак не могу запомнить, где Рига, а где Вильнюс — что в Литве, а что в Латвии. Дайте микроскоп!..
Что мы знаем о Латвии? Там живет композитор Раймонд Паулс. Или он живет в Литве? Никак на резкость не наведу…
А что мы знаем об Эстонии? Там живут очень замедленные люди… А чем Таллин отличается от Риги? О, это нам хорошо известно — в Риге делают горький бальзам на травках, а в Эстонии сладкий, поэтому он называется ликером. Первый бальзам называется «рижский» и часто встречается в московских магазинах. А второй называется «Вана Таллинн», и в Москве я его не видел. Наверное, из-за того, что в Эстонии снесли бронзовый памятник нашему солдатику, Россия-мама обиделась и бальзам этот продавать у себя не пожелала.
Именно поэтому я такой бальзам и купил — назло маме. Он продавался в вагоне-ресторане поезда «Москва — Таллин». Причем как-то странно продавался: 40-граммовая рюмка стоила 40 эстонских крон, а поллитровая бутылка всего 75 крон — половина магазинной цены! Видать, оптом решили распродать залежи. Ведь сами-то эстонцы этот бальзам не пьют. Туристов поят. Сами эстонцы пьют водку…
Раз такое дело, я купил бутылку за 75, а не стопку за 40. И начал попивать, глядя в окно на пролетающие березки и мужиков в телогрейках. Мужики пролетали реже. Мужик нынче — редкий вид.
Это, я вам скажу, большое отдохновение — глядеть в окошко на летящую к чертовой матери родину и попивать «Вана Таллинн». С детства забытый вкус… Ускользающая страна…
Стоп, скажет читатель!.. А что вообще автор делает в вагоне? Не скрою: кушает… Или вы хотите, чтобы я без ужина остался по вашей милости? Мне еще силы понадобятся, я в Прибалтику еду, потому что во всех прибалтийских странах легализовано короткоствольное оружие.
А ехал я туда из чисто некрофильских побуждений — мне хотелось посмотреть на горы трупов, побегать под пулями по улицам, ведь известно: «нашим людям только дай оружие — они тут же перестреляют друг друга». А прибалты, как-никак, бывшие наши. К тому же в Таллине — половина русских, а в некоторых приграничных районах Эстонии живут практически одни русские. Это я говорю специально для писателя Юрия Полякова, фашистов и тех дундуков, кто полагает, будто национальность — это генетика.
У многих русских проблемы с эстонским языком, поэтому оружейный экзамен они сдают на русском. Эстония в этом смысле страна демократичная, здесь можно сдавать оружейный экзамен на четырех языках — русском, финском, английском и, разумеется, эстонском. Кроме того, оружие здесь вправе купить и носить не только гражданин Эстонии, но и любой человек, имеющий вид на жительство. А вид на жительство тут получить просто — достаточно купить квартиру в сосновом лесу с видом на Балтийское море и отправиться в полицию. Многие российские любители оружия так и делают. Покупают недвижимость, получают вид на жительство, выправляют разрешение на пистолет и становятся счастливыми обладателями девайса. Но хранят свое оружие на эстонской квартире, поскольку в Россию не всякое личное имущество можно ввозить. Что весьма правильно, ведь пересекая рубежи многострадальной родины, гражданин РФ становится буйнопомешанным ублюдком — так, во всяком случае, говорят нам власти, все эти чекалины, гудковы, путины.
Кстати, о Путине. Извините за небольшое лирическое отступление от эстонской темы, но раз уж он мне на язык попался, считаю своим долгом заявить: Владимир Владимирович Путин не всегда выступал против оружия. Был в его биографии момент, когда господин Путин высказался вполне недвусмысленно в пользу оружия. Причем момент этот был весьма пикантным. Никто этой постыдной пикантности не заметил. Кроме меня.
Путин был тогда президентом. 18 октября 2007 года состоялся прямой телеэфир, в котором он отвечал на вопросы граждан. Подключился к президентской студии и Кавказ. На другом конце телемоста был Ботлих. Тот самый Ботлих, по которому чеченские боевики нанесли удар в 1999 году. Увидев ботлихцев, президент пустился в воспоминания:
— Помню свой приезд, меня окружали там люди с автоматами и пулеметами в руках. Помню, какую роль сыграл Ботлих в отражении агрессии со стороны международного терроризма и ваххабизма. Люди просто без всякого подталкивания извне, без федерального центра, взяли в руки оружие и встали на защиту интересов России и своих собственных домов. В руках людей я увидел не охотничьи ружья, а ручные пулеметы, гранатометы и другое автоматическое оружие, а все они были перевязаны пулеметными лентами, как революционные матросы в 1917 году…
Далее Путин от лица, что называется, службы поблагодарил мужественных жителей Ботлиха за то, что они оборонили Российскую Федерацию и сдержали боевиков, покуда не подошла армия.
Ну, то, что на Кавказе чуть не в каждом доме автомат или пистолет, известно. Странно другое — почему Путин, который неоднократно говорил о примате закона и о том, что Россию нужно превратить в правовое государство, публично выражает благодарность уголовникам? Объясню… Откуда у российских граждан из Ботлиха пулеметы и автоматы, если у нас в стране можно получить тюремный срок за один-единственный патрон? В России гражданин даже пистолет не может купить. А тут — пулеметы с гранатометами! Еще раз напомню: хранение и ношение незаконного оружия — это уголовное преступление. До четырех лет, между прочим. По сути, Путин выразил благодарность преступникам.
Так что же получается, все слова Путина о необходимости строить правовое государство — пустой звук? Дешевая болтовня? Страшно подумать, неужели Путин — трепло? Или я клевещу на Путина, и его слова о построении правового государства не вранье, и все защитники Ботлиха получили тюремные сроки, честно отсидев по четыре года за защиту родины?.. Это первая неясность.
А вот вторая: если Путин убедился, что дорогие россияне вовсе не такое сумасшедшее быдло, какое нам рисуют чекалины-гудковы, если граждане, заимев аж пулеметы с гранатометами, друг друга не постреляли, а как-то дотерпели до чеченского вторжения, да еще будучи горячими горцами, то, может быть, и из пистолетов не постреляют? А, Владимир Владимирович?..
Над нами уже смеются, ей-богу. Когда я по Интернету списывался с прибалтийскими стрелками, то честно объяснил им свой интерес, разместив на форуме следующее объявление: мол, большой русский писатель невероятного ума пишет книгу о необходимости легализации оружия в России. И прибалтийские русские в ответах начали прикалываться:
«Нет, нельзя вам оружие разрешать, опасно — перестреляете друг друга…»
Ладно, оставим в покое экс-президента, не будем мучить его вопросами, на которые он все равно не сможет ответить. Вернемся в Эстонию, тем более что поезд уже подходит к перрону. Мне пора выходить. Меня должны встретить. Вон уже армейский «хаммер» подъезжает. За рулем его сидит веселый дядька — Дмитрий Удрас, руководитель эстонского подразделения Международной ассоциации практической стрельбы (IPSC). Лысый, как бильярдный шар. И с кобурой на боку. Очень колоритный чувачок. Он сибирский эстонец. Не из тех эстонцев, которых товарищ Сталин высылал в Сибирь перед войной, а еще из столыпинского «призыва». В России Дмитрия называли и называют эстонцем, в Эстонии русским, а сам он считает себя русским эстонцем. Такая вот национальность.
И пока мы едем к отелю «Olevi» в центре старого Таллина, где забронировал номер ваш покорный слуга, Удрас вкратце просвещает меня — рассказывает про свою любимую стрелковую ассоциацию. А мне что, пусть просвещает, все быстрее время в дороге летит, а читателю — развлечение.
— Практическая стрельба как вид спорта родилась так. После корейской войны американский подполковник Корпуса морской пехоты Джон Купер пришел к выводу, что те методики, которые используются для подготовки офицеров в армии и полиции, мягко говоря, устарели. Короткоствольное оружие модифицировалось и ушло далеко вперед, а способы обучения остались прежними. Как стреляли раньше? Пистолет в вытянутой правой руке. Стойка вполоборота. Левая рука заложена за спину. Так еще Пушкин с Дантесом на дуэли стрелялись из однозарядных пистолетов, и так офицеров учили стрелять до середины ХХ века. А в российской армии и милиции до сих пор учат «пушкиных убивать» с 25 метров.
Между тем и в Корее, и во Вьетнаме американские офицеры часто попадали в сложные ситуации: находясь в городе или даже в расположении части, они подвергались неожиданным нападениям маленьких узкоглазых людей, и в этой ситуации у них оставалась одна надежда на спасение — пистолет. Собственно говоря, пистолет конструктивно и является оружием самообороны, пистолетами же не воюют, это оружие последнего шанса. И тут все зависит только от умения им воспользоваться.
Так вот, классическая стойка не соответствует боевым реалиям. Можно ли себе представить самооборону со стрельбой в красивой стойке с 25 метров? Нет, конечно. В реальности стрельба ведется с короткой или очень короткой дистанции, для прицеливания нет времени, цель не висит неподвижно на фанерке, а перемещается, да и стрелок на месте не стоит, а тоже активно двигается. Кроме того, у него на практике нет времени на неспешное извлечение оружия, как в тире, ему необходимо быстро выхватить пистолет и сразу выстрелить. Желательно начать стрелять прямо от пояса, потому что поднять пистолет на уровень груди — значит, потерять долю секунды, которая может стоить жизни.
Ну а так как стрельба из оружия самообороны ведется на коротких дистанциях, когда важно гарантированно остановить противника, ввели стрельбу «флэшем» — по два патрона на одну цель, придумали двуручный хват и фронтальную стойку на полусогнутых ногах, которая позволяет стрелку осуществлять передвижение. Начали учиться быстро вынимать пистолет и молниеносно менять магазины. После чего возникла идея создать спорт, моделирующий разные реальные ситуации. И такой спорт был создан. По нему проводятся международные соревнования. А выглядит все это так. На площадке в живописном беспорядке расставляют мишени, и каждый участник со своим личным оружием должен пройти дистанцию, поразив максимальное число мишеней за минимальное время. Попадания измеряются в очках, а время в секундах. Потом очки делятся на секунды и получается результат. Перед соревнованием стрелок может походить по площадке, посмотреть, как стоят мишени, ознакомиться с брифингом, то есть с условиями прохождения упражнения — где находится пистолет и как лежат руки перед стартом, из какой зоны производится выстрел. Дальше — его собственный выбор. Он может менять порядок поражаемых целей, может бежать, может идти. Последовательность поражения целей не важна, важен результат.
— Полезный спорт, — соглашаюсь я, с интересом глядя, как «хаммер» Удраса протискивается по узким улочкам старого Таллина.
— Да. Во всем мире его любят, тысячи людей занимаются. Только вот Дании не повезло. Когда там к власти пришли социалисты и гомики, которые боятся оружия, они этот спорт практически закрыли, законодательно запретив перемещение с оружием. А здесь все основано на перемещении.
…Вот за что я не люблю жеманных педерастов и блондинок с кукольными глазами: «Ах, оружие! Зачем оно вам? Оно же убивает, неужели вы не понима-а-аете, противные?..»
В Таллине мне посчастливилось поговорить с одним из разработчиков эстонского закона об оружии, комиссаром полиции Свеном Пыйерпаасом. Как практически все эстонцы, он двуязычен и принадлежит к тому переходному поколению, которое еще помнит Советский Союз, но для которого империя — уже история, похожая на позавчерашний ночной кошмар.
— Почему мы разрешили людям иметь и носить пистолеты? — подбирая русские слова, охотно делится Свен. — Ну, потому что демократия, мы просто стали доверять своим людям, вот и все. Советская власть кончилась. Раньше много чего нельзя было — средства производства в собственности иметь, партии создавать, и вообще свободы было мало, потому что при социализме свобода отнимается у личности в счет государства. А сейчас стало можно и то и другое. И оружие.
— Легко ли далось это решение? Были противники?
— Многие говорили, что нельзя этого делать, потому что «у нас будет, как в Чикаго в тридцатых», «вы же знаете наших людей, им нельзя доверять оружие». Но ничего страшного не случилось.
Эстония страна небольшая, вся она — в десять раз меньше, чем фактическое население Москвы. А в эстонской столице обитает народу, как в небольшом провинциальном городе России, например, в Твери. При этом на руках у населения сосредоточено 56 000 единиц оружия. Сюда входят и пистолеты, и ружья, и карабины.
— А сколько среди всего этого добра пистолетов и револьверов? — спросил я комиссара.
— Это неизвестно. Компьютерная программа устроена так, что я даже не могу составить подобный запрос. Полицию это не интересует. Какая разница, сколько короткоствольного оружия и сколько длинноствольного, если и из того, и из другого можно убить?..
Комиссар Свен со смешной фамилией поведал мне о тонкостях эстонского оружейного законодательства. Одна из них весьма забавна: при полицейской проверке безработный практически не имеет шансов получить разрешение на оружие. Транспарентность! То бишь открытость, прозрачность. По умолчанию предполагается, что оружие должен получить добропорядочный человек, про которого все известно, в том числе источники его доходов. А на что живет безработный? Платит ли он налоги?.. Непонятно. Может, он наркотиками торгует. Это значит, что я никогда бы не получил разрешение на оружие в Эстонии. Потому что я — великий русский писатель. И больше никто. До клерка я не дотянул…
Или вот: так же как в Израиле, владелец пистолета может хранить дома только 100 патронов. Но это не трехгодовая «пайка», а единовременная. То есть по сто патронов ты можешь покупать каждый день и расстреливать их в тире. Главное, чтобы их у тебя было не более ста на каждый момент времени. Потому что сто первый патрон превращает нормального законопослушного эстонца в маньяка-убийцу. И все-таки, согласитесь, по сравнению с израильским законодательством эстонское — большой шаг вперед. Не ущемляя необоснованно свободу личности (не ограничивая количество покупаемого товара), оно больше способствует развитию экономики.
Ход моих мыслей прервал очередной пассаж комиссара:
— Есть разные подходы к оружейной проблеме. В Европе одни, в Англии другие. В Англии законы драконовские. И потому у Англии теперь большие проблемы. Британские законы превращают людей, которые просто хотят защитить себя и свои семьи, в нарушителей закона. То есть в Англии искусственно плодят преступников, объявляя ими тех людей, которые просто хотят выжить и спасти своих детей. Мы об этом говорим англичанам на всех «круглых столах» в Брюсселе.
Свен прав насчет Англии. Однако такая ужасная ситуация не только в Англии. Но и в Америке. Не во всей, конечно, а только там, где у власти дерьмокра... пардон, демократы, и оружие запрещено. Например, в Нью-Йорке, о котором мы уже говорили. Город огромный, очень небезопасный в криминальном смысле, да к тому же власти еще и обезоружили законопослушных граждан перед лицом преступности. Гражданам волей-неволей приходится нарушать законы и для защиты жизни носить с собой нелегальные стволы.
В декабре 1984 года 37-летний Бернард Гец несколько раз выстрелил в четырех юных негров. Это произошло прямо в нью-йоркском метро. Кто такой Бернард Гец и откуда у него пистолет? Бернард Гец простой инженер. А пистолет у него нелегальный, он купил его, чтобы противостоять городским хищникам-грабителям, которые, зная, что им ничто не угрожает со стороны овец-обывателей, совершенно распоясались. Геца грабили уже два раза, и он был вынужден купить оружие. И вот на него напали в третий раз — с той же наглой уверенностью в собственной безнаказанности. Но не срослось у гопников — в них полетели пули.
Полиция Геца арестовала. Любопытно, что суд оправдал инженера по обвинению в покушении на убийство, поскольку он защищался, но дал срок за незаконное ношение оружия.
Только вдумайтесь! Защищаясь, убивать можно. Вот только нечем, средства защиты у людей властями отняты. Хотя сама защита формально не запрещена. Экое изощренное издевательство! В России, кстати, ситуация точно такая же.
Отсидев срок, инженер вышел на свободу и, как пишут, «стал героем всех обиженных и обозленных». И даже начал политическую карьеру, выдвинув свою кандидатуру на пост public advocate — «представителя общества» — в городском правительстве. Ибо сколько можно терпеть издевательства властей, скорешившихся с преступным миром?..
Но вернемся в Эстонию, которую мы ненадолго покинули. Эстония теперь состоит в Евросоюзе, потому эстонец, оформив международное разрешение на оружие (аналог международных водительских прав), может взять с собой свой любимый пистолет в путешествие по Европе. Если он летит на самолете, просто показывает оружие, сдает его на время полета экипажу, а в аэропорту прибытия забирает… А далее использует с учетом местных законов.
Позже Удрас показал мне это разрешение — голубоватую раскладную гармошку, куда вписаны все его пистолеты. А пистолетов у Дмитрия несколько:
— Так как я занимаюсь спортивной стрельбой, мне нужно было иметь универсальную машинку — и для спорта, и для жизни. Я выбрал «глок». Его я ношу чаще всего. Есть у меня еще несколько пистолетов Макарова, но там всего 8 патронов, а в «глоке» — 17. Конечно, «глок» великоват и тяжеловат по сравнению с «макаровым», но семнадцать штук — это семнадцать штук. Однако «макаров» ругать не буду. Я знаю, что в России к нему многие скептически относятся. Но это неплохая модель для самообороны. Да, у него невысокая скорость пули, невысокая точность попадания из-за больших зазоров в механизмах. Но за счет тех же больших зазоров — высочайшая надежность, что для оружия самообороны — первое дело. На соревнованиях важна точность, поэтому у нас многие используют чешские «чезеты». Там минимальные зазоры, поэтому отличный бой, но самые аккуратные стрелки носят их в специальных мешочках и перед стрельбой пыль протирают — при таких зазорах достаточно песчинки, чтобы произошло заедание. А макаровский пистолет весь болтается, точности поэтому никакой, зато надежность высока — никакой песок ему не страшен, любая песчинка в зазор пролетит, ничего не переклинив. Я вот не могу сейчас вспомнить случая, когда бы «макаров» не выстрелил по вине пистолета, а не патрона. Пистолет, бывает, трескается после сорока тысяч выстрелов, у него отламываются детальки, но все равно стреляет!.. Если на соревнованиях произойдет задержка — ничего страшного, потеряешь баллы, а вот при самообороне несрабатывание пистолета может стоить жизни. Поэтому надежность тут важнее точности, тем более что расстояние самообороны — от нуля до трех метров, а на такой дистанции промахнуться сложно из чего угодно.
— А приходилось вам или кому-то из знакомых использовать оружие для самообороны?
— Конечно. И довольно часто. Вот недавно парень из нашего клуба случайно подрезал какого-то таксиста на дороге. Тот разобиделся, погнался за ним, обогнал, прижал к обочине, вышел из машины с монтировкой и решительно направился к «обидчику». Наш парень тоже вышел из машины, достал пистолет и передернул затвор. Таксист мгновенно развернулся и пошел обратно к машине, только на ходу крикнул парню что-то оскорбительное.
Вот так пистолет флегматизировал конфликт, понизив его уровень с членовредительства до простого сотрясения воздуха. Но это еще не конец истории. У таксиста-хулигана хватило ума пожаловаться на стрелка в полицию: типа мне пистолетом угрожали! Полиция парня вызвала, записала его показания, после чего таксист был оштрафован на крупную сумму. Легко отделался: могли бы и уголовное дело завести за нападение на человека с оружием (монтировкой).
— В каком случае эстонец вправе применить оружие?
— У нас разрешено применять оружие только в случае угрозы жизни или здоровью. Например, если вас хотят побить… Случаев, когда люди используют оружие для самозащиты, множество, но они практически не попадают в полицейскую статистику, поскольку обходится без стрельбы по человеку. Обычно достаточно показать оружие, чтобы в корне пресечь конфликт. Иногда — выстрелить в воздух. Грохот выстрела обычно отрезвляет даже пьяного. А в полицейскую статистику все это не попадает, поскольку по эстонским законам владелец оружия обязан сообщить в полицию только о применении оружия, а демонстрация оружия и даже стрельба в воздух применением оружия не считается. Эстонский закон гласит:
«Применение оружия — это прямые и целенаправленные действия, предпринятые с целью поразить или повредить объект с помощью оружия».
…Наши российские умники, когда им рассказываешь многочисленные случаи успешной самозащиты граждан, обычно говорят:
— А если бы у этого преступника тоже был пистолет?
Они вообще любят пофантазировать — «если бы да кабы.» Им и в голову не приходит простой вопрос: отчего же в стране, где можно купить пистолет, у хулиганов его раз за разом не оказывается? Но я человек добрый, и мне нетрудно ответить на фантазию прогибициониста в стиле «что было бы, если бы у хулигана тоже был пистолет…»
Отвечаю. Было бы то же самое, друзья мои. Удвоение пистолетов ничего не меняет: люди просто демонстрируют друг другу оружие, и на этом конфликт исчерпывается. Потому что умирать никому не охота. И убивать тоже. Убивать оппонента не входит ни в планы жертвы, ни в планы нападающего хулигана. Жертва не хочет потом отписываться в течение полугода-года и ходить на допросы к следователю, а хулиган не хочет сидеть. Цель хулигана — покуражиться, избить, ограбить, оторваться, а вовсе не убить. Потому что за убийство получишь лет пятнадцать, а если в морду кому-то засветишь для удовольствия, все на том и закончится. А вот если применишь оружие — все только начнется. И оба результата применения оружия преступнику не нужны — ни мертвым лежать он не хочет, ни пятнашку получить вместо удовольствия.
Этологи знают, что такое мораль хищника. Чем вооруженнее звери, тем более корректно они относятся друг к другу: в их психику «вшит» запрет на насилие, потому что оружие слишком мощное — опасно драться по пустякам! А вот голубь, символ мира, безобидная с виду птичка, может своим маленьким клювиком методично заклевать ослабевшего собрата до смерти, потому что нет программы сдерживания агрессии в силу слабой вооруженности.
— А вот недавно еще был случай, — прервал ход моих мыслей Удрас. — Мой побочный бизнес — ночной клуб. И кого-то из посетителей охрана грубо вывела из клуба. На следующий день приехали какие-то бандиты разбираться. Я вышел к ним с автоматом Калашникова, передернул затвор и объяснил: если человек плохо ведет себя в клубе и мешает людям культурно отдыхать, его попросят покинуть помещение. Если он не хочет выходить, его выводят. Если он пытается драться, ему могут навалять. Так что если вашему другу слегка наваляли, значит, он сам виноват.
Бандиты внимательно все выслушали, согласились с доводами Удраса и покинули клуб. Вывод: доброе слово и автомат Калашникова могут сделать гораздо больше, чем просто доброе слово. Кстати, об автомате. «Калашниковы» в Эстонии продаются, только слегка переделанные, поскольку закон запрещает эстонцам стрелять очередями. Практически во всех странах закон запрещает автоматическое оружие. И здесь я снова отвлекусь на наших любимых моральных замарашек — прогибиционистов. Мысль разрешить людям носить пистолеты кажется им настолько дикой, настолько несуразной, что они пытаются обосновать ее несуразность доведением ситуации до абсурда:
— Ишь, чего захотели! Может, вам еще для самообороны гранаты, пулеметы и атомную бомбу разрешить? Вы ведь за свободу? Какая же это свобода, если нельзя пулемет иметь? Давайте тогда уж все разрешим!
И смотрят на тебя победно восторженными глазами шестимесячного щенка. Им по простоте душевной кажется, будто их «аргумент» совершенно убоен. А он просто глуп. Ведь здравомыслящие люди добиваются легализации пистолетов не для того, чтобы утвердить абстрактные принципы некоей свободы. А исключительно в практических целях спасения человеческих жизней. Не более того.
Пистолет — оружие самообороны. Пулемет — инструмент для другой цели. Поинтересуйтесь, какие тактические задачи решает пулемет на поле боя, и все вопросы отпадут.
Можете мне не верить, в конце концов, кто я такой? Всего лишь величайший писатель современности, а пророка в своем отечестве, как известно, нет. Поэтому предоставлю слово эстонцам. Например, комиссару Свену, которому и задал этот вопрос:
— А почему запрещено автоматическое оружие?
— Вопрос цели, — ответил он буквально никоновскими словами.
А Дмитрий Удрас разжевал для дураков:
— При ведении автоматического огня контролируется только первый выстрел, он прицельный, а дальше отдача сдвигает ствол, и все остальные патроны уходят в сторону. Автомат используется там, где надо залить пространство морем огня, чтобы не дать высунуться. А при самообороне попадать в прохожих строго не рекомендуется.
Надеюсь, про гранаты распространяться не надо?..
Поэтому автоматическое оружие эстонец купить не может. И так называемое «особо опасное огнестрельное оружие» (цитата из закона) тоже не может — например, противотанковое ружье. Зато он может прийти в оружейный магазин и приобрести себе добрый австрийский «глок» за 10–11 тысяч эстонских крон, что по состоянию на середину 2009 года составляло примерно 800–900 долларов. Стальной дамский револьвер стоит приблизительно 8000 крон. Это для бедных мужиковатых дам с руками прачки. А есть вещица и для утонченной дамской ручки аристократки — титановый револьвер. По габаритам он полный аналог стального, но весит… Я подкинул револьвер на ладони — как перышко! Зато и стоит в два раза дороже стального — 17 000 крон! Для балерин, видимо. Патроны тоже недороги: один патрон для «глока» — 6 рублей на наши деньги. Для сравнения: патрон для российской «осы» — 80 рублей.
Чтобы получить оружейную лицензию в Эстонии, нужно собрать те же справки, что и в России, — о том, что не наркоман и не алкоголик. Эстонский закон довольно либерален. Например, он запрещает иметь оружие только людям, «имеющим тяжкие нарушения психики». «А если ты немного дурачок, то можно», как выразился Удрас. И это правильно, поскольку есть масса психических отклонений, при которых человек является вменяемым, то есть отдает себе отчет в собственных действиях. Не лишать же его права на самооборону.
Что же касается физического здоровья, то нельзя иметь оружие людям, «имеющим физические недостатки, которые препятствуют правильному обращению с данным оружием». То есть однорукий инвалид-колясочник с тремя пальцами на оставшейся руке может иметь пистолет, поскольку в состоянии с ним управляться (кстати, на соревнованиях по практической стрельбе попадаются и однорукие стрелки; ничего, справляются — и с передергиванием затвора, и со сменой магазина).
Кроме того, нужно сдать экзамен по типу автомобильного — теорию и практику. К экзаменам можно подготовиться самому и сдать их экстерном, а можно закончить курсы. Сейчас идет речь о том, чтобы сделать курсы обязательными. Пока неизвестно, сколько будут длиться эти курсы — шесть часов или девять, но ясно, что не полгода: нечему там особо учиться.
В теоретическую часть экзамена входят вопросы по законодательству (аналог ПДД) и по оказанию первой помощи при огнестрельных ранениях (чтобы подстреленный бандит не подох). Помнится, в автошколе я тоже изучал, как накладывать жгут.
А практический экзамен — это стрельба. Нужно попасть в грудную мишень с двадцати пяти метров. Причем попасть неоднократно. И это, конечно, глупость неимоверная. Эта глупость пришла из армейских стрелковых упражнений и никакого отношения ни к чему не имеет. С большой натугой еще можно допустить относительную целесообразность изучения медицинских вопросов. Хотя тоже, конечно, бесполезняк, поскольку неиспользуемые знания естественным образом забываются — кто-нибудь из вас, дорогие выпускники автошкол, помнит, как накладывать боковую колосовидную повязку? А ведь проходили!.. Бессмысленно учить тому, что наверняка забудется. Пустая трата времени, усилий и денег. И уж тем более это касается экзамена по стрельбе. Ну какая может быть самооборона на двадцати пяти метрах? Ее и на десяти сложно себе представить.
Самооборона — это выстрелы практически в упор. Пять метров — максимум. И навыки снайперской стрельбы тут совершенно не нужны. К чему терять время на бесполезное? Экзамен по стрельбе на двадцать пять метров избыточен. Это все равно что учить человека в автошколе проходить повороты в заносе или ставить автомобиль на два колеса, как это делают каскадеры.
В России, для того чтобы купить дробовик, с помощью которого можно зачистить дом от целой шоблы неприятных людей, не нужно сдавать вообще никаких экзаменов — ни теоретических, ни практических. И в этом есть свой резон: оружие — вещь простая, чтобы им пользоваться, не нужно заканчивать никаких курсов — точно так же, как их не нужно заканчивать, чтобы научиться пользоваться гораздо более сложными предметами — видеомагнитофоном, например, или соковыжималкой. Достаточно прочесть инструкцию к изделию. Причем инструкция к видеокамере или сотовому телефону обычно в палец толщиной, а к ружью — пять страничек.
В Латвии, например, владельцу пистолета экзамен сдавать по стрельбе не нужно, его заменяет зачет по общим навыкам пользования оружием — человек должен уметь снарядить магазин и осуществить неполную разборку девайса. Это вполне логично. Впрочем, и в Латвии есть свои смешные заморочки. Там, например, тоже на курсах заставляют учить вопросы оказания первой помощи, но не при огнестрельных ранениях, а при переломах и прочих утоплениях. Почему?
— Потому что по латвийским законам человек имеет право не оказывать помощь раненому, если у него нет стерильных перчаток, ибо гепатит и СПИД еще никто не отменял, — объяснил мне сей парадокс Влад Васильев, латвийский адвокат и счастливый обладатель «глока». — Вот и учат тому, что никоим боком.
И это не единственная странность Латвии. Здесь, например, на каждый новый пистолет нужно получать отдельное разрешение, то есть заново проходить все инстанции — идти в «дурку» за справкой о том, что не псих, и проч. Иными словами, в Риге понимают оружейную лицензию как разрешение на конкретный ствол, а не на оружие как понятие. Глупость неимоверная! Это все равно что, покупая второй автомобиль, снова идти сдавать экзамен и получать права на вождение данной конкретной модели.
Вообще в законодательстве разных стран встречается уйма смешных вещей. В той же Латвии, например, нельзя ездить на автомобиле по трамвайным рельсам. Нет-нет, вы не поняли! Не по трамвайным путям — по ним как раз ездить можно, как и везде в мире, а запрещено кататься именно по самим железным рельсам. В Риге улицы узкие, на многих трамвайные пути проложены, поэтому машины во втором ряду едут по трамвайным путям, а поскольку мостовые булыжные, водители, чтобы не трястись по булыжникам, стараются ехать по гладким рельсам. Вот именно это и запрещено. Нигде в мире не запрещено, а тут — запрещено. У латвийских собственная гордость!
Другие примеры. В Эстонии запрещены электрошоковые устройства, а в России они продаются совершенно свободно, для их покупки не нужно даже лицензию получать. Зато в России на газовый пистолет (по сути, игрушка для взрослых) нужно получать разрешение как на огнестрельное оружие, а в Латвии он продается свободно… В Финляндии разрешены и активно пропагандируются глушители, в России же они запрещены, а в Эстонии глушители разрешили только недавно, да и то лишь спортивным стрелкам. Зато в России свободно и без лицензии продаются лазерные целеуказатели, их у нас ставят даже на травматическую «осу», а в Эстонии за них срок дают…
Понятно, что затесавшиеся в законы разных стран бессмысленные запреты нужно отменить, но вот откуда они взялись? Как проникают глупости в законодательство? А как проникают вирусы в организм? Разными путями.
Вот, например, почему в Латвии запрещены «большие» калибры пистолетов — 45-й и 50-й? Максимально разрешенный калибр в Латвии — 9 мм. Почему? И что такое 45-й калибр? Это дырка в 11,43 мм. Крупная такая дырка. Мы помним, зачем нужны большие калибры, — для надежной остановки нападающего. То есть это самые что ни на есть самооборонные калибры. Отчего же они запрещены? Отвечая на этот вопрос, один из латвийских полицейских чинов заявил, что если разрешить 45-й и 50-й калибры, то из них будут стрелять в полицию. Дураки, как видите, есть не только в России.
Открою вам один секрет: страны обычно сами законы не пишут. Они берут в качестве образца уже готовый закон какой-нибудь другой страны и чуть-чуть его модернизируют. Так, Эстония взяла за основу своего оружейного кодекса финский закон, а Молдавия, например, российский. Именно так и происходит инфицирование национальных законодательств глупостями — они просто проникают от соседей. А иногда разработчики и своих глупостей добавляют, свистнув их из армейской или милицейской тренировочной практики (типа стрельбы на 25 метров для сдачи экзамена по самообороне).
Постепенно рудиментарные запретные глупости отмирают. В Литве, например, большие калибры раньше тоже были запрещены. А совсем недавно, в 2008 году, их взяли и разрешили. В Латвии тоже поговаривают о том, что 45-й и 50-й калибры скоро будут разрешены. Потому что нет никакого резона их запрещать. Кроме, естественно, одного: «если вам разрешить большие калибры, вы все тут же перестреляете друг друга.»
В Эстонии хотят убрать экзамен по практической стрельбе на 25 метров и уже убрали приостановление оружейной лицензии за «уголовку». Поясню. Раньше как было? Завели на эстонца уголовное дело, и он автоматически лишается оружейной лицензии. А почему? Ведь уголовщина бывает разной. Например, налоговые преступления. Связи между насилием и финансами никакой, так зачем же лишать человека права на защиту? Так весьма справедливо рассудил эстонский суд, рассмотрев жалобу одного гражданина. В результате закон был изменен. Сейчас эстонцы борются за разрешение экспансивных пуль. В общем, либерализуются люди.
Составив сводную таблицу оружейного законодательства разных стран, можно легко выявить пустые (ненужные) запреты, убрать их, оставив только минимально необходимые регуляторы, и тем самым сформировать «идеальное», то есть сбалансированное, законодательство.
Скажем, в странах, где легализовано огнестрельное оружие, должно быть запрещено газовое. Во-первых, потому что наличие в кармане газового оружия провоцирует его применение — в связи с его «нелетальностью». В отличие от боевого, которое как раз напротив, подтормаживает своего владельца. А во-вторых, потому что газовый пистолет на взгляд не отличишь от боевого.
Вот вам реальный случай, произошедший в Латвии. Поссорились на улице двое. И один другого решил проучить, достал газовый пистолет; тот кинулся бежать, а этот давай ему вдогонку палить из своей пукалки. Ясно, что если бы у мужика был настоящий пистолет, он бы не стал стрелять, потому что из настоящего и убить можно.
Происходящее случайно увидел полицейский. А что он увидел, этот полицейский? Он увидел, как человек стреляет из пистолета вслед убегающему гражданину. Медлить нельзя было ни секунды! Полицейский достал ствол и — бах! — труп. Никакого вреда убегающему стреляющий нанести своей игрушкой не мог бы. Но полицейский-то этого не знал. И убил дурака. Полицейского наградили.
Травматическое оружие, равно как и газовое, тоже провоцирует «наказать» обидчика, стегануть его побольнее. Травматический пистолет в этом смысле — просто длинная розга, именно так он и воспринимается обладателем: «Не убью, а больно сделаю!» И потому в стране, где человек может купить реальный боевой ствол, бесполезные игрушки и пугалки должны быть поставлены вне закона.
Чуть позже я дам сводную табличку по бывшим советским республикам, где легализовано хранение и ношение пистолетов и револьверов, и, внимательно изучив ее, мы попробуем составить основы «идеального» закона, очищенного от глупостей и вредностей. А сейчас вернемся. Куда вернемся? В Латвию или в Эстонию? Все такое маленькое, что, не прицелившись, можно промахнуться. Слушайте, а может, нам и целиться не надо? Давайте левым глазом посмотрим на Латвию, а правым — на Эстонию. Все равно между Ригой и Таллином примерно такое же расстояние, как между зрачками великоросса.
Если непредвзято сравнить Латвию и Эстонию, то я вам так скажу: в Эстонии больше свободы, а в Латвии больше совка. И мне трудно сказать, почему так получилось. Эстонцы ведь тоже не очень любят «оккупантов», но там нет таких страшных заморочек с языком, как в самостийной Латвии, там нет такого количества «неграждан», и даже негражданин может приобрести ствол, если он живет в Эстонии. Единственное, чем в правовом отношении отличается положение гражданина и негражданина в Эстонии, так это только возможностью голосовать на выборах в парламент. А в местных выборах в Эстонии участвуют даже неграждане. Кстати, эстонским негражданам получить гражданство гораздо проще, чем негражданам в Латвии. Зачастую русские неграждане просто не хотят получать эстонское гражданство по каким-то своим политическим соображениям.
В Эстонии можно носить с собой по улице не только пистолет, но и автомат Калашникова. Только скрытно, под полой плаща, например, поскольку закон оговаривает скрытное ношение оружия. Здесь не обязательно покупать сейф, если у вас только один пистолет. Кроме того, в Эстонии адекватно относятся к случаям самообороны, рассуждая примерно таким образом: убит во время преступного посягательства — ну и хрен с ним.
В Латвии в этом смысле — голимый совок. Уже упомянутый мною выше рижский адвокат Влад Васильев однажды применил свой любимый пистолет для самообороны. Один сильно нетрезвый дядя пытался ударить его палкой. Васильев резонно выстрелил ему в ногу. Дядя тут же протрезвел и понял, что был неправ. А против адвоката завели уголовное дело.
— Мне немного не повезло: это было повреждение средней тяжести, а по старому закону при повреждении средней тяжести уголовное дело заводится автоматически, даже если нет жалобы от пострадавшего. Ровно через неделю после этого случая закон был изменен, теперь уголовное дело заводится автоматом только при тяжких повреждениях. А уголовное дело — это всегда плохо. Тут все зависит от прокуратуры. Мне не повезло: прокуратура того района, где я остановил выстрелом хулигана, у нас в Риге считается самой дубовой. Но я адвокат и доступно объяснил прокурорше, что ее дело развалится в суде по причине неправильной квалификации, и предложил его закрыть.
Прокуроша ответила Васильеву, что у них очень злой прокурорский начальник еще советской закалки, и он не позволит. В результате долгих торгов этот советский начальник все-таки разрешил закрыть дело, если между стрелком и раненым будет подписана мировая бумага. Бумага была подписана, и дело закрыли. История закончилась благополучно, но свидетельствует она не в пользу Латвии, согласитесь.
Эстония в этом смысле страна более продвинутая. Там один мужик пристрелил пару пьяниц, которые, потрясая оружием, выкрикивали у него на хуторе нехорошие угрозы, и был оправдан. Да и Литва тоже от Эстонии в самооборонном смысле не слишком отстает.
Пара слов о Литве (не путайте с Латвией). Я уже упоминал, что в 2008 году там отменили запрет на большие калибры. А в общем и целом ситуация с оружием схожая: справка из «дурки» — покупка сейфа — непродолжительные курсы — полиция — экзамен — магазин — вожделенный ствол. Ношение только скрытное, пистолет носится без патрона в патроннике.
Литва — страна хорошая. Но криминальная. В центре Вильнюса, в районе вокзала, подростки средь бела дня куском арматуры спокойно дробят челюсть прохожему; здесь нападают на женщин, на припозднившихся прохожих. И просто счастье, когда у жертвы оказывается с собой ствол. Вот вам совершенно чудесный случай, в котором, как в капле воды, отражается. Ой, да чего там только не отражается! И все весьма полезно для нашей книги и поучительно. Короче.
Вильнюс. Ночь. Старый город. Улица Субаячус. Добропорядочный гражданин слегка подшофе выходит на улицу из круглосуточного магазина. Видимо, решил «догнать» — дома не хватило, дошел до ближайшего ночного чипка, чтобы затариться. На выходе его уже ждали. И не Дед Мороз со Снегурочкой, а четверо гопников, гуляющих по ночному городу в рассуждении легких денег и развлечения. Они тоже были подшофе. Далее — предсказуемо. Гопники начали человека зверски избивать. Потом следствие констатировало: у них ссадины на кулаках, на руках следы чужой крови…
Мужику было за сорок, и он был один, а ублюдкам — немного за двадцать (только самому старшему 28 лет), и их четверо. Шансов у мужика не было. Точнее, не было бы, если б он не взял с собой ствол — легально купленный пистолет российского производства «Байкал-422». Мужик открыл огонь, расстрелял все 8 патронов, и все гопники попадали. К сожалению, трое из них выжили, а один успешно подох.
Вильнюсская прокуратура завела против мужика дело, но, проверив обстоятельства, быстро его закрыла, не найдя в его действиях состава преступления, потому что его там и не было.
Вот такая духоподъемная история. Одна из тех, услышав которые, хочется жить, дышать полной грудью и работать, работать, работать. Нет ничего прекраснее, чем смерть ублюдка! Хороший гопник — мертвый гопник. Я счастлив.
А теперь, уняв радостные эмоции, перейдем к выводам. Из этого эпизода литовской жизни следует, для начала, что в Литве с самообороной дела обстоят гораздо лучше, чем в России (о которой мы еще поговорим позже). По телевидению литовские полицейские чины прямо призывают граждан страны «вооружаться», чтобы дать отпор преступности.
Но гораздо любопытнее другое: почему гопники не разбежались после первого же выстрела? Почему они перли на мужика и даже хотели отнять у него пистолет? Только ли потому, что они были пьяными? Ведь я писал, что звук выстрела человека обычно отрезвляет, если, конечно, он не пьян в зюзю, а может ходить и соображать. А наши гопники ходили и соображали — где бы раздобыть денег. Отчего же они, слыша выстрел за выстрелом, не прекращали переть на человека? Выжившие гопники потом сами объяснили свою тупость: «А мы думали, у него газовый!»
Вот почему в стране, легализовавшей огнестрел, газовики и резиноплюйки не должны иметь места. Они вводят в заблуждение. Это первое.
Второе еще интереснее первого. Пострелянные гопники, как животные туповатые, вполне могли не знать, что в их стране давно уже легализован огнестрел. Эта странность вообще характерна для Прибалтики. Многие жители совершенно не в курсе, что в их странах уже давно можно купить и брать с собой в магазин и в троллейбус настоящий пистолет.
Пару лет назад в Литве обсуждали законодательную поправку, которая должна была отменить государственную монополию на торговлю короткоствольным оружием. Так вот, многие, не поняв, о чем идет речь, решили, что обсуждается иная проблема: разрешать простым людям покупать и носить пистолеты или нет! И начали писать свое весьма компетентное обывательское мнение по данному вопросу:
«Если уж и разрешать где оружие, то только не в Литве, у нас ведь такая бандитская страна, и алкоголиков столько, что разреши пистолеты — и перестреляют половину Литвы!»
«Вы же знаете наших людей, им доверять оружие нельзя, тут такое начнется!..»
«Не дай бог у нас в Литве разрешат пистолеты. Стрельба будет на улицах каждый божий день!»
…Вам эти вопли ничего не напоминают?..
Один литовец рассказал в своем блоге забавный случай:
«Работа у меня такая — изредка навещать клиентов, чтобы не забывали, как красиво выглядят их деньги на моем счету… Приехал, кофейку мне сбацали, пирожок выдали и в пустующее кресло усадили. Сбросил я куртку, смотрю — у сотрудницы глазки округляются: кобуру увидела…
— А это у вас, собственно, что?..
— Это? — состроив самое доброе выражение лица, отвечаю: — «глок». Пистолет такой.
— А зачем он вам и откуда?
— Хм… Зачем, сказать трудно. А откуда — из магазина, естественно.
— Газовый?
— Нет, упаси бог от этих игрушек, настоящий.
— Как так?
— А вот так…
Уже не в первый раз встречаю людей, не знавших, что помимо газового оружия в Литве можно иметь настоящее. Кстати, проводили как-то опрос среди граждан — так около половины опрошенных, рванув пóльты на груди, орали, что «никак-с нам этого оружия давать нельзя — перестреляем на хрен друг друга…» А мужики-то и не знали… Уже лет десять можно, а оказывается — нельзя! Стрелять друг в друга начнем…»
Но российских прогибиционистов такими историями не проймешь! Они-то точно знают: литовцам, латышам, эстонцам и русским, живущим в Прибалтике, оружие доверять можно — это спокойные культурные люди. А русским, живущим в России, — точно нельзя! Перестреляют друг друга. Так генерал Чекалин сказал. И депутат Гудков с усами. Им виднее, у них у самих есть оружие, знают, о чем говорят…
Напоследок скажу, что «глок» в вильнюсском магазине на момент написания книги стоил 2200 лит, то есть примерно 850–900 долларов. Примерно столько же — в Таллине и Риге. Подержанный «макаров» можно в Латвии купить за какие-то полторы сотни долларов, а можно приобрести себе и здоровенный позолоченный пистолетище за 6000 долларов. На любой карман!
— Как бизнес идет? — спросил я продавца, возвращая ему очередную машинку. — Часто пистолеты покупают?
Оказалось, когда как. То целый месяц никто не берет, то вдруг за один день пять штук купят. Простые люди обычно берут пистолеты Макарова. Один только магазин, в который я зашел, только за пять месяцев продал полторы сотни одних только «макаровых».
Это ли не прекрасно?
Я уже хотел заказать билеты, чтобы полететь в эту самую загадочную (для прогибиционистов) страну, как там началось восстание. Ну, не то чтобы восстание, а так — беспорядки. Громили парламент, били стекла, поджигали правительственные учреждения, убили полицейского. Мне, конечно, было бы очень интересно на это посмотреть, но поездку пришлось отложить, поскольку людям, которые должны были меня встречать, в те дни было не до московских гостей: «Быдло бунтует!» Пришлось наблюдать беспорядки по телевизору.
Ну, ничего, мне не к спеху. Перенес поездку на месяц. А через месяц сел в «боинг» и откинулся в кресле. Это вам не Прибалтика, куда всего одну ночь на поезде ехать. Сюда поездом уже не катит: слишком долго катить надо, несколько границ пересекать — неудобно. На такие расстояния только самолет прокатит. Видите, какой интересный у нас русский язык, экие смешные конструкции позволяет выделывать.
— А чего это автор тут разыгрался словами? — спросит читатель.
А чего бы мне не повеселиться? Я ведь в Кишинев лечу — окончательно повергать в прах гидру оружейно-фашистского прогибиционизма.
Два часа лету — и я в нем…
Что мы знаем о Кишиневе? Это столица всех молдаван! Молдаване — темноглазые люди в синих тренировочных штанах и с загорелыми руками, слегка побитыми о строительные инструменты. Про молдаван, как и про чукчей, у нас рассказывали анекдоты. Например, такой: молдаванин не может кушать соленые огурцы из трехлитровой банки, потому что голова не пролезает. И сейчас еще молдавский строитель-гастарбайтер — ходульный персонаж из фольклора. Правда, в последние годы молдаванина в фольклорном пространстве потеснил таджик. Но таджик нас сегодня не интересует. Он не тема для интересной беседы. А молдаванин — тема. И Молдавия.
Что мы знаем о Молдавии? Не особо много, потому что без исторического микроскопа тут не разберешься, а много ли в необъятной России любителей рассматривать Молдавию в микроскоп? Ну, напрягшись, можно вспомнить, что когда-то, до начала XIX века, кажись, эти территории принадлежали Турции. Точнее, Османской империи. Потом Россия тут все завоевала, турки были вытеснены, произошло заселение здешних мест русскими и прочими евреями. А вообще, тут кого только не намешано!..
В античности эти земли отделяли территории даков (предки румын) от диких степных кочевников — скифов и сарматов. В начале II века нашей эры сюда вторгся император Траян и присоединил территорию к дакской провинции Рима, построил Траянов вал для обороны от кочевников. Потом тут были готы, авары, болгары, славяне, венгры.
Разбираться во всем этом муравейнике нет нужды. Средний русский человек и так примерно помнит, что были в этих краях какие-то галиции да валахии, бессарабии да буковины. В век глобализации уточнять, где что находилось, совершенно нет необходимости. Главное мы все равно знаем: Молдавское княжество было населено румынами, поэтому молдавский язык — это, собственно говоря, румынский язык. Но все равно это наша земля, исконно российская, и товарищ Сталин правильно сделал, что отобрал у Румынии Бессарабию и назначил ее Молдавией!
За время русско-советского владычества молдавский язык, правда, несколько отодвинулся от румынского (имеющего в своей основе траянову латынь), обогатился славянизмами и советизмами, а также слегка деформировался в грамматике: современные молдаване теперь говорят по-молдавски на русский манер, то есть строят фразу по канонам русского языка. Получается то, что переводчики называют калькой. Румыны над ними смеются: «Вы неправильно говорите!» Поэтому меня в независимом государстве Молдова удивляла не чистая русская, без всякого акцента, речь его жителей, а скорее знание ими молдавского языка. Русская речь здесь столь часта, столь повсеместна, что когда вдруг слышишь молдавскую, первая непроизвольная мысль: иностранцы, что ли?.. Я не поленился и подсчитал: в газетном киоске на прилавке лежат 65 наименований газет и журналов. При этом на молдавском всего 11 газет, и одна газета на английском. Остальное на русском.
Осколки великой империи. Так, наверное, возле Траянова вала местные еще долго после краха Римской империи говорили на латыни.
Проблема маленьких стран в том, что у них и финансы маленькие, и культура. Литературы своей, считай, нет. Телевидение провинциально, а уж кинематографа нет и вовсе, ибо дело это донельзя дорогое и масштабное. Поэтому как бы ни были самостийны и незалежны малые страны, как бы ни пыжились они, с целью защитить и оградить свою драгоценную незалежность и язык, — все тщетно! Гигантский мировой информационный поток все равно вымывает местечковую самобытность. Товарищ Сталин, сей великий царь, сказал как-то финскому послу, что понимает мечту Финляндии сохранить нейтралитет и независимость, но великие державы не позволят ей этого сделать. Такова судьба малых стран. Их поглощают. Только в прежние времена завоевание шло огнем и мечом, а ныне — через культуру и информацию.
Что, в Израиле много еврейского? Нет, только рудименты и атавизмы. А в основном Израиль — плоть от плоти западной цивилизации. За это и надо держаться. За технологии. А не за землю…
К чему я? Да к тому, что мы помним: национальный менталитет — это культурный комплекс. А национальность у нынешних молдаван — советская, суконно-шинельная. И город Кишинев такой же. Попав сюда, я как будто вернулся лет на двадцать в прошлое. Слегка подраздолбанные дороги. Потертые советские девятиэтажки. Старого города как такового в Кишиневе практически и нет. Кругом — сплошной двадцатый век. Ну, девятнадцатый. Унылая пора! Которая совсем не очаровывает очи. Это вам не средневековый Таллин, красивый, как пряник.
Прямо в центре города уже много-много лет возвышается недостроенно-полуразваленный небоскреб в ржавых лесах, обнесенный неприглядным строительным забором, — украшение и уже практически символ города. Как Эйфелева башня для Парижа. Сооружение этого исполина началось еще при империи, и он теперь стоит посреди нынешнего Кишинева, как колонна Траяна в современном Риме… Даже деньги свои, именуемые леями, молдаване сделали на советский манер: одна лея — желтенькая, «пятерка» — синенькая, «червонец» — рыженький. Помните?
Я жил в гостинице «Космос». Совок совком, хотя и находится в центре города. Из стены торчит, не закрытая никаким декоративным колпачком, труба аварийного пожаротушения со страшным механизмом распыления. Обои на стенах. Советские лифты с советскими кнопками. Советские тетки на рецепции. Железные ключи с деревянной грушей-колотушкой. Здесь еще сохранилась советская система сдачи номера постояльцем («Номер сдал!» — «Номер принял!»), а на столе, в аккуратной папочке, лежит инвентарный список находящихся в номере предметов. Каковые предметы постоялец обязан по списку сдать дежурной при отбытии. Список написан на двух языках, русском и молдавском. А напротив каждого наименования — стоимость предмета в молдавских леях, чтобы постоялец понимал меру ответственности. Так, например, если в порыве буйства мне удастся уничтожить «унитаз в комплекте», я буду должен гостиничному комплексу 1300 лей (130 долларов). А если только один бачок от унитаза — 700 лей. Уничтоженное либо украденное «сиденье унитаза» обойдется всего в 180 лей, если оно отечественного производства (точнее, производства СНГ), а вот импортное седалище влетит в копеечку — 480 лей! «Стакан простой» стоит копейки — 8 лей. А вот пропавшая «папка с информацией» влетит постояльцу аж в целую сотку!
На письменном столе у меня стоял советский телефон с дисковым номеронабирателем. Латвийский, между прочим, с гордой надписью «made in Latvia» на брюхе, оставшийся с тех времен, когда в Риге еще функционировал завод ВЭФ. Телевизор в номере был, правда, не советский. Китайский. Со спутниковой тарелкой. Но едва я его включил, как сразу попал на израильский канал, где две русские команды — из Иерусалима и Тель-Авива — играли на русском языке в русскую национальную игру «Что? Где? Когда?». И вопросы были из прошлой жизни — про то, что приказала Достоевскому его умирающая жена, про Илью Эренбурга и его взаимоотношения с товарищем Сталиным. А по завершении программы израильский ведущий попрощался со зрителем, закрутив витиеватую фразу с грузинско-сталинским акцентом и пригласив зрителей на следующее заседание клуба знатоков, которое состоится в известном зрителю «месте встречи, которое изменить нельзя». Мы все живем в мире старых имперских смыслов, культурных штампов, словечек и шуток.
Какая большая была империя!..
Еще гуляя по Таллину, я поражался: типичный европейский город — готика, костелы, средневековые узкие улочки, вымощенные булыжником, шпили покрытых зеленой патиной башен, ломаные красные крыши. Запад! А если переместиться на тысячи километров на восток, что мы там увидим? Ишаки, минареты, перекати-поле, дехкане, финики, халаты, чалмы, жара, халва, Бухара, Ходжа Насреддин… И все это — одна империя, одна страна. Разве не поразительно?
Многие упрекают меня: как же так, Александр Петрович, вы такой большой либерал, а восхищаетесь империями!
Но восхищение мое сродни детскому восхищению динозавром: ну надо же, мать его, какая махина! К тому же не надо забывать, что именно империи выступали в роли цивилизаторов для отсталых народов. Кем были бы евреи, если бы не римляне? Чем было бы христианство, если бы не Римская империя? Кем были бы азербайджанцы, если бы не Россия? Бегали бы сейчас, как эти — с криками «аллах акбар!»…
Но вернемся к тому имперскому осколку, на котором в данный момент находится автор…
В Молдавии проживают примерно три с половиной миллиона человек. Это официально. Фактически примерно миллион или полтора гастарбайничают за границей, исправно пополняя своими денежными переводами бюджет Молдавии, поскольку больше Молдавии жить не с чего — вся советская промышленность разрушена, а винодельщики практически разорились, после того как Россия закрыла перед молдавским вином свои границы. (Как признался мне один молдаванин, молдавское вино весьма посредственное, сами они предпочитают покупать южноамериканское или французское, а то, что экспортировалось в Россию, вообще ни в какие ворота, и правильно его запретили.) Выходов к морю у страны нет, никаких исторических достопримечательностей, способных привлечь туристов, тоже нет, да еще сепаратисты одолевают (приднестровские). Короче, никаких предпосылок для сытой, зажиточной жизни и политической стабильности. Зато, напротив, — все предпосылки для разгула преступности и всяческих волнений. Чувствуете, куда ветер дует?
Первый оружейный магазин Кишинева, в который я зашел, был похож на сельпо — комнатки бывшей квартиры на первом этаже, ходящий ходуном деревянный пол, покрытый продавленным линолеумом. Зато товару, в отличие от советского сельпо, в избытке. Три витрины одних только пистолетов. Однажды по РТР прошел прогибиционистский антиоружейный фильм, в котором был сюжетец про Молдавию.
Фильм довольно подленький, как и все исходящее от прогибиционистов. В нем показали витрину комиссионного оружия в Кишиневе, и корреспондент утверждал, будто молдаване потеряли интерес к короткостволу и в массовом порядке сдают его в комиссионки. Это, конечно, ложь. Ложь даже в теории — если люди в массовом порядке продают оружие, значит, кто-то его покупает! То есть количество стволов как минимум не меняется. Но телевизионщикам логика до фонаря, когда они заказ выполняют…
Итак, я в молдавском gun-сельпо. Оружейные магазины в Молдавии пока только государственные, но, возможно, в будущем с этой отрыжкой социализма будет покончено. Передо мной три витрины. Одна — комиссионное оружие. Надоел человеку ствол, он его продает. А взамен покупает новый.
Вторая витрина — оружие чешское, его тут море, разного размера «чезеты», они очень популярны в Молдавии.
Третья витрина — российское и прочее оружие. Австрийские «глоки», например. «Глок» — пистолет всех времен и народов. Как немецкий «гольф» явился родоначальником целого класса машин (гольф-класс), так и «глок», наверное, положит начало новому направлению в «пистолетостроении», породив класс глокоподобных. Из российского оружия здесь «байкалы». Это пистолет гражданского образца, сделанный на базе пистолета Макарова. Только магазин не на защелке, а на кнопке плюс небольшой рестайлинг. В России к «макарову» отношение снисходительно-скептическое, а в Молдавии его ценят.
Большие калибры в Молдавии пока запрещены, но молдавская общественность борется за их легализацию, и, судя по всему, вскоре в Молдавии случится то, что в прошлом году случилось в Литве, — разрешат к продаже и ношению 45-й и 50-й калибры. А пока максимум, что может купить гражданин страны, — пушка с патроном 9x19 мм.
При покупке обязателен отстрел: 3 пули и три гильзы владелец сдает в государственную пулегильзотеку МВД.
Когда молдаванин может применять оружие? При защите жизни, здоровья и пресекая тяжкие преступления. То есть если пацан из сада яблоко украл, стрелять нельзя (впрочем, в этом случае и без запрета стрелять никто не будет — разве что солью). А вот при других обстоятельствах…
Был в Кишиневе такой случай. Полиция разыскивала одного преступника. И как-то на улице этого преступника опознал человек, в отношении которого, собственно говоря, этим бандюганом и было совершено преступление. Узнав обидчика, человек погнался за ним. Тот от него. По пути бандит выкинул из машины случайного водителя и попытался скрыться. Тогда преследователь вытащил ствол и открыл огонь вслед машине. Попал. Пуля угодила в спину угонщику. Стрелка оправдали, потому что по молдавским законам угон машины считается серьезным преступлением.
Я сижу в небольшом ресторанчике с юристом Геннадием Маданом, и он вводит меня в курс местных дел:
— История молдавского вооружения такая. Первый закон об оружии у нас был принят в 1994 году. И он не разрешал гражданам иметь короткоствольное оружие. Но к дефолтному 1998 году вал преступности достиг такой высоты, что стало просто невмоготу! И тогда правительство, видя, что само оно погасить вал преступности не в состоянии, приняло поправки к закону об оружии, которые разрешали покупку и ношение короткоствола. Как сейчас помню, замминистра внутренних дел генерал-лейтенант полиции Константин Анточ заявил: полиция не может защитить всех, поэтому, граждане, покупайте пистолеты и защищайтесь сами.
Закон тогда приняли очень быстро, без шума и пыли, по-тихому, без общественного обсуждения, чтобы не слушать вопли истеричных женщин и социалистов, которые будут кричать, что «если всем раздать оружие, страна захлебнется в крови». Так граждане Молдавии получили право иметь и носить короткоствол.
— Поначалу цены заломили бешеные! Российский «байкал» меньше, чем за штуку баксов, не продавали, а на Ижевском заводе его брали за 70 долларов. Нехилый навар! Поэтому покупали оружие поначалу только богачи. Потом, когда этот слой людей был выбран, цены снизили, расширив рынок. Снова сливки сняли. И еще раз снизили цены, опять расширив рынок. И так несколько раз. Грамотно сработали!.. Первыми дорогущие пистолеты накупили самые богатые люди — предприниматели, депутаты и менты. Школьный учитель не побежал со своей двухсотдолларовой зарплаты покупать ствол за штуку баксов. И только по мере опускания цен пистолетомания начала охватывать все более широкие круги населения. Ныне есть люди, у которых по две сотни пистолетов.
…Свой первый пистолет — «че-зет 83» под макаровский патрон — Геннадий купил в 1998 году за 800 долларов, и это было для него чувствительно. Сейчас этот пистолет стоит 500 долларов. И нужно учитывать, что нынешний доллар вовсе не тот, что был в 1998 году. Тем более что после дефолта национальная денежная единица упала не только в России, но и в Молдавии. Напомню, что за 800 баксов тогда можно было купить подержанный автомобиль в приличном состоянии.
Для справки. На момент написания этой книги австрийский «глок» стоил в Кишиневе 9500 лей. То есть примерно 850 долларов середины 2009 года. Как в Прибалтике. Российские пистолеты, разумеется, намного дешевле. Один патрон — 6–7 лей, меньше доллара.
— Была еще объявлена оружейная амнистия, — продолжает Мадан. — То есть каждый, имеющий нелегальный ствол, мог принести его в милицию и зарегистрировать. И народ потянулся регистрировать. Оказалось, несмотря на запрет, у людей на руках было довольно много нелегального оружия — в основном, времен Первой и Второй мировых войн, но в прекрасном состоянии. Амнистия была очень правильным решением: какой смысл бороться с нелегальным оружием, если проще его легализовать и не иметь никаких проблем?.. Дорвавшись до ранее запретного, народ поначалу покупал габаритные пистолеты — «внушающие». Огромные пушки! 75-й «че-зет», например. Но потом быстро поняли, что носить на поясе килограмм не очень удобно — штаны оттягивает. И, наевшись габаритом, перешли на более компактные модели. Их и носить легче, и прятать, особенно летом. У нас тут жара бывает под сорок градусов, люди ходят в футболках и рубашках, многие в шортах. Куда пистолет денешь…
Тут я вынужден прервать своего собеседника и сказать, что молдавское законодательство весьма либерально и не регламентирует способ ношения оружия — его можно носить как скрытно, так и открыто. По мне, открыто носить оружие так же бессмысленно, как показывать свои карты в карточной игре. Но двух людей в Кишиневе с открытыми кобурами на поясе я видел. Большинство же предпочитает скрытное ношение.
— У меня небольшой чешский пистолет — «че-зетка» сорок пятая, — вступает в разговор приятель Геннадия, доктор Бородин. — Это армейский генеральский пистолетик с маленьким калибром — чтобы генералам было не больно застреливаться в случае окружения или отставки. Ношу его на поясе в специальной кобуре, которая располагается не сверху на брюках, а скрытно — под брюками, то есть пистолет как бы засунут за пояс, но на самом деле он в малозаметной кобуре. Рукоятка торчит, конечно, но я прикрываю ее складкой рубашки, которую для этого чуть вытаскиваю из-за пояса. Не видно совершенно! Но если что — выдергивается моментально.
— А я ношу свой «макаров» в обычной кобуре на поясе, — подхватывает Геннадий. — Но у меня нет проблем, поскольку профессия заставляет ходить в пиджаке, а он скрывает любую кобуру. А второй пистолет — совсем маленький, ПСМ, который обычно называют оружием «второго шанса», ношу в кобуре на щиколотке. Кстати, летом многие так носят. Длинные светлые штаны ножную кобуру совершенно скрывают.
…Только наметанный глаз может отличить на кишиневских улицах оруженосцев…
— Если человек идет по улице, держа ноги чуть шире обычного, — значит, у него на щиколотке кобура с пистолетом, приходится держать ноги пошире, чтобы не шоркать кобурой о другую ногу при ходьбе. Или если человек держит левую руку на «оттопыре» — чуть отстранив ее от туловища, — значит, привык носить пистолет в оперативной кобуре, под мышкой.
…Решение вооружить граждан совпало в Молдавии с другим жестким политическим решением — ликвидировать организованную преступность. И за это дело взялись серьезно. Преступные группировки стравливали друг с другом, отстреливали, закрывали, не давали жить. В результате авторитеты подались из Молдавии туда, где им дышится легче, — в Россию и на Украину. А в Молдавии остались только те, кого у нас называют гопниками. Потерянное поколение девяностых.
Представьте себе молодого молдавского парня: родители у него уехали на заработки в Россию или Италию, а чадо предоставлено само себе и живет на присылаемые предками деньги. Распространенный случай. В результате в Молдавии выросло целое поколение сторчавшихся и спившихся ублюдков, с которыми, в силу их неорганизованности и спонтанности, не может справиться организованная структура — милиция — так же, как регулярная армия бессильна против партизан: у них разные тактики и инструментарий. Именно эти вурдалаки и составляют главную опасность для граждан. Они могут убить и убивают за копейки. Они еще не сиделые и потому не пуганные милицией. Но зато они пуганные другим…
— Если идут по улице двое — состоятельный человек в приличной одежде, по которому сразу видно, что у него есть деньги, и человек простой и бедновато одетый, на кого нападут молдавские гопники? На бедновато одетого! Потому что у богатого есть деньги на пистолет и на адвоката, в случае чего. И вера будет ему, потому что у солидного человека семья, дети, работа, дача, машина. А у нищего гопника, кроме привода в милицию и жалоб от соседей на постоянные пьянки, нет ничего. Он никому не нужен. Его либо убьет во время нападения приличный человек, либо приговорит суд. Поэтому гопники нападают на бедных и на женщин — женщины боятся оружия и не часто покупают его. За что и расплачиваются.
— А кто вообще в Молдавии покупает оружие? Есть какие-то наблюдения?
— Пистолеты покупают три категории людей: любители оружия, предусмотрительные граждане, которые учатся на чужих ошибках, и те, кто учится на своих. Последние раньше считали, что им оружие не нужно, поскольку никто им не угрожает и никто на них не нападает. Но потом им дали разок по башке в темном переулке, и они изменили свое мнение. У меня есть такой друг. Он был большим противником оружия. Но как-то получил по голове обрезком трубы, полежал в больнице пару месяцев и купил пистолет, сказав, что второго удара просто не переживет, у него жена и дети. И теперь он носит ствол. Тут принцип простой: лучше иметь оружие тогда, когда оно тебе не нужно, чем не иметь, когда оно необходимо. Как говорили древние, меч может понадобиться тебе всего один раз в жизни, но для этого носить его надо всю жизнь. Сейчас для меня из дому выйти без пистолета — как без носков или без мобильника, ощущение, что чего-то не хватает…
В общем, после ликвидации оргпреступности основная опасность для молдавских граждан — ублюдки до 25 лет, которых в России называют гопниками. Вот для них и нужен большой калибр — чтобы гарантированно остановить обдолбанного наркомана. Потому молдавская общественность и настаивает на легализации крупных калибров, которые пока под запретом.
Молдаване в этом смысле вообще молодцы. Не так давно Министерство внутренних дел Молдавии решило ужесточить оружейный закон. Причем безо всяких на то оснований — легальное оружие в противоправных действиях практически не участвует, как известно. Но менты есть менты — им лишь бы хватать и не пущать. Прогибиционистская контора. Так вот, одним из ментовских предложений было запретить носить патрон в патроннике. Молдавская общественность возмутилась: как так! С какой стати? В критической ситуации все могут решить доли секунды, а вы что нам предлагаете — во время нападения сказать преступнику: дорогой, погоди минутку, я сейчас дошлю патрон в патронник, а потом можешь продолжить нападение… Так, что ли?
И законопроект был завернут.
Этот ужесточающий закон был завернут в два этапа. Поначалу у ментов была идиотская идея вообще запретить ношение оружия. Но на этом этапе законопроект завернули уже в правительстве, покрутив у виска пальцем. А запрет на ношение патрона в патроннике отклонили уже депутаты, настропаленные возмущенной общественностью.
Если вдуматься, запрет на ношение патрона в патроннике (или, как некоторые еще говорят, «в стволе») действительно довольно глупый. Он существует во многих странах, и цель его проста — предотвратить случайный выстрел при падении оружия на пол или при случайном нажатии на спусковой крючок. Но не зря же конструкторы делают предохранители! Предохранитель — деталь, которая специально для того и предназначена, чтобы не допустить случайного выстрела, когда патрон находится в стволе (в патроннике). Неужели конструкторы зря старались?
Ношение оружия без патрона в патроннике чревато тем, что если жертва преступного посягательства выхватила ствол, но не успела передернуть затвор, пистолет у нее могут отнять: не взведенный пистолет просто не может стрелять, представляя собой простую железку. Людям приходится учиться быстро передергивать затвор. Я уже писал, что путем тренировок даже некоторым «медленным» эстонцам удается извлечь ствол из кобуры, передернуть затвор и выстрелить менее чем за секунду. Но, по сути, это есть не что иное, как обход искусственно созданного препятствия. Вроде бега в мешках. Можно бегать со спутанными ногами? Можно, если долго тренироваться. Но зачем? Ведь проще и быстрее выхватить пистолет и просто нажать на курок.
К тому же запрет на ношение патрона в патроннике не распространяется на револьверы — просто конструктивно: в револьвере барабан является магазином, или, что то же самое, у револьвера шесть патронников, и в каждом из них сидит патрон. То есть владельцу револьвера просто невозможно не иметь патрон в патроннике. И при этом у револьвера нет никаких предохранителей: достал, нажал на спуск — выстрел. Считается, что предохранением от случайного нажатия в револьвере является тугой спуск. Но в самовзводных пистолетах спуск тоже тугой. Там можно передернуть затвор, после чего аккуратно отпустить курок. И даже не ставить пистолет на предохранитель, потому что пистолет по принципу «первого выстрела» превращается в револьвер: достал, нажал на спуск — выстрел.
Кроме того, существуют «полусамовзводные» пистолеты, где каждый выстрел делается самовзводом. Такие как «глок», например. У него три внутренних предохранителя и умеренно тугой спуск, что полностью исключает случайный выстрел при падении пистолета и почти полностью — случайное нажатие на курок.
Некомпетентность молдавских ментов, решивших ужесточить закон, демонстрирует и тот факт, что поначалу они хотели не только запретить ношение патрона в патроннике, но и обязать людей носить пистолет на предохранителе. А у «глока», например, внешних предохранителей вообще нет, они внутренние, «автоматические».
А вот еще смешная штука: запретить хотели также общее количество стволов, разрешенных к покупке, — 10 пистолетов в одни руки и не более!.. Это все равно, что запрещать человеку покупать более 10 автомобилей. Или более 10 буханок хлеба. Какой смысл? Пусть человек деньги в экономику вбрасывает, если они у него есть и он этого хочет!..
Предложение об ограничении количества стволов в одних руках, конечно, тоже не прошло. И даже не очень понятно, зачем оно вообще было сделано, разумных объяснений этому нет. Прогибиционисты, одно слово. Головой не думают. Ведь как товар пистолет от автомобиля ничем не отличается. Он даже менее опасен, чем автомобиль, потому что личные автомобили убивают больше, чем оружие.
Сейчас в Молдавии человек старше 18 лет, не наркоман, не сумасшедший, на которого нет нареканий от участкового, может купить пистолет или полуавтоматический карабин. Автоматическое оружие запрещено. Сейф для хранения ствола по закону не нужен, но фактически все сейфы покупают, и участковые требуют их наличия, ибо так повелось. Не обнаружив сейф, участковый не подпишет бумажку. Его решение, конечно, можно будет оспорить в суде, но проще купить железный ящик.
Для получения разрешения на оружие нужно еще окончить курсы по технике безопасности и общим основам законодательства, а также отстрелять пару магазинов в тире из «макарова» или «марголина».
— Поначалу все было строго. Перед тем как выдать разрешение на оружие, ко мне пришла целая комиссия, — рассказывал Бородин. — Вошли, посмотрели, как я живу. В моем доме 48 квартир, так обошли все, расспрашивали людей, все ли тихо в доме, не летят ли из окна какой квартиры по ночам бутылки из-под водки. Впрямую номер моей квартиры не называли, только в перечислении — а в 45-й как, спокойно? А в 38-й? А в 13-й? Где-то в середине и номер моей квартиры упомянули. Выяснив, что я человек спокойный, выдали разрешение.
Когда в полиции убедились, что ничего страшного от раздачи людям оружия не произошло, параноидальность утихла, проверки стали не столь масштабными. Действительно, после легализации короткоствола реки крови по кишиневским улицам не потекли, хотя прогибиционистам хотелось именно этого.
Мои собеседники объясняют ситуацию так:
— Многие почему-то думают, что наличие оружия доведет любой конфликт до смертельного исхода. Но все как раз наоборот! Оружие чаще пресекает конфликт в зародыше. Там, где обычно дошло бы до драки, оружие флегматизирует конфликт. Молдаване водят машины ужасно — экспрессивно и невежливо. Наверное, нигде в мире так не ездят, как у нас. Поэтому порой на дороге возникают конфликты. «Обиженный», бывает, испытывает желание почесать кулаки, но стоит достать ствол и положить его на торпеду, как это желание сразу исчезает.
Оружие гасит конфликт, а не провоцирует его. Оружие не катализатор, а ингибитор. Оружие — огнетушитель, а не бензин, как мнится некоторым недоумкам. Это видно не только на уровне личных конфликтов, но и в больших масштабах: именно ядерное оружие сделало невозможной третью мировую войну.
— Я вот сейчас даже не могу припомнить громких случаев самообороны с оружием из своей адвокатской практики, — рассказывает Геннадий, — поскольку часто эти дела не доходят до суда, а закрываются еще во время следствия. А еще больше просто не попадает в милицейскую статистику. Потому что никто не хочет связываться с ментами. Ментов не любят на всем постсоветском пространстве. И если дело обошлось без стрельбы на поражение, а ограничилось максимум выстрелом в воздух, никто никуда не сообщает.
А не сообщают потому, что по молдавскому закону, так же как и по эстонскому, сообщать в органы человек обязан только после применения оружия, а «применением оружия считается производство прицельного выстрела». Кстати, по молдавским законам нет нужды делать именно предупредительный выстрел в воздух. В законе есть общее понятие — «предупреждение о применении оружия». Это может быть выстрел, а может быть вербальное предупреждение. Или просто недвусмысленная демонстрация оружия.
— С моим знакомым был случай: трое приставали к одному — то ли ограбить хотели, то ли избить. Он вмешался, ему посоветовали валить отсюда, пока цел, не знали, что у него ствол. А он был в летних брюках, рубашечке. Знакомый поднял рубашку, показал ствол. И эти трое молча ушли. Таких случаев — море. Море несостоявшихся трагедий.
Только слабоумный может заявить, что если людям без погон раздать оружие, они начнут палить друг в друга, а если им разрешить покупать ломы и топоры, они начнут сбивать замки с дверей с целью пограбить. Как видите, это не так. Более того, владелец оружия выстрелит на поражение только в том крайнем случае, когда речь идет о жизни и смерти и не иначе, поскольку знает: даже если ты стопроцентно прав, замучаешься потом отписываться, если кого-нибудь убьешь или ранишь. Ведь непременно заведут следствие, которое может длиться и полгода, и год, и все это время ты будешь весь на нервах и без оружия, которое на время следствия конфискуют — для проведения экспертизы и как вещдок по делу. А оно денег стоит!.. Так что многие владельцы оружия, возвращаясь домой, обходят стороной темные улицы и подозрительные компании. У обладателя ствола меняется весь характер поведения, люди становятся более осторожными — не дай бог придется оружие применять.
Помню, в Таллине Дмитрий Удрас рассказывал мне о психологической трансформации, которая произошла с ним.
— Раньше дать кому-то в зубы мне было в радость. А теперь я стал спокойным, как удав. И если меня в лицо обзовут самыми похабными словами, я только улыбнусь. Потому что знаю, за кем стоит реальная сила. Пить спиртное перестал, поскольку всюду хожу с пистолетом.
Раньше Удрас пил и был драчлив, а теперь, разряжая пистолет, дважды передергивает затвор — на всякий случай. Был отчаянный — стал перестраховщик. Таково влияние силы. Ведь сильный человек не грозит кулаком. Сильный грозит пальцем…
— Я хочу сказать, что вооруженные люди как правило вежливые люди, — подхватывает мысль своего эстонского коллеги Мадан. — Вот сейчас в вашей России страна разделена на холопов и «имеющих право». Чиновники, бизнесмены, депутаты имеют оружие. А люди нет.
Это правда. Наградное оружие — легальный способ обхода сурового оружейного законодательства России. Вообще-то у нас пистолет иметь и носить нельзя («а то перестреляете друг друга, неразумные!»), но если есть деньги и связи, пистолет у тебя будет. Какой захочешь! Сам выберешь модель, и тебя им «наградят» — за заслуги перед отечеством или еще за какую-нибудь муру. В результате вся российская элита вооружена. Правительственные чиновники, многие депутаты, бизнесмены мало того что имеют личную охрану, так еще и оружие. Они — белая кость. Они — блатные. Они — разумные, они друг друга не перестреляют, хотя и русские, и живут в России, но им доверять можно. Точнее, они сами себе доверяют, сами позволяя себе иметь оружие и нарушать скоростной предел на дорогах, отмахиваясь от гаишников корочкой. А всем остальным не позволяют. Потому что все остальные — мужики, бесправная серая масса, которой нельзя доверять, ведь они россияне. А россиянам только дай оружие — тут же перестреляют друг друга. Генетика у них такая — русско-татаро-бурято-казацко-намешанно-постсоветская.
— Оружие всех уравнивает, — раздумчиво продолжает развивать российскую тему мой собеседник. — Если ты богатый, и у тебя дорогая машина и дорогие девки, все равно ты не будешь задирать человека небогатого. Потому что хотя у него ствол, может быть, и не такой дорогой, как у тебя — не инкрустированный и не позолоченный, а совсем простой потертый «макаров», но дырку он сделает не хуже дорогого. Кроме того, оружие — символ свободы. Можно ли назвать свободными англичан? Это нация деградантов. Оружие под запретом, полиция с криминалом справиться не может, зато часто хвастается по телевизору, что они изъяли у граждан «очень опасные швейцарские ножи». А хулиганы и бандиты в Лондоне теперь пользуются для убийства граждан строительными резаками для линолеума. Моего знакомого прямо в центре Лондона три негра выкинули из кабриолета и избили. И он ничего не мог сделать, потому что английское правительство играет на стороне преступных негров.
…Итак, оружие, по молдавскому закону, можно применять, когда тебя решили убить или избить. А еще когда нападение совершено на третьих лиц. И когда нападают собаки.
— Со мной был случай. Пошел я за хлебом в час ночи. А я в час ночи без машинки из дому не выйду, хоть убей. Иду, вижу неподалеку стая бездомных собак — штук сорок. Грызут чего-то. И одна из них так заинтересованно взглянула на меня — как на потенциальный ужин. И какой-то сигнал своим подала, потому что остальные тоже на меня уставились. И тут уже стало страшно: у меня только шесть патронов, а их сорок штук. Передернул затвор.
— Думаю, собаки не знают про шесть патронов и разбежались бы после первых выстрелов и первых трупов.
— Возможно. Но напасть они так и не решились… Кстати, у нас была шайка из трех молодых девочек, по 16–17 лет. После восьми-девяти вечера они начинали охоту. Ставили перед прохожим трех ротвейлеров и просили: дядя, подари немножко денег на прокорм собачек. И дядя отдавал: три ротвейлера! Так они и грабили, пока им не попался человек с пистолетом. Он им все отдал, а когда девки попрятали деньги по карманам и собрались уходить, достал пушку и всех кобелей перестрелял. А суки сейчас сидят… Нет, пистолет нужно иметь. Потому что однажды он может стать самой нужной вещью в жизни.
— А вам самому приходилось применять оружие для защиты?
— Да. 2001 год. Как сейчас помню, у меня тогда была чешская «че-зетка» 9-миллиметровая. Время — около 11 вечера. Я приехал к маме. Вошел, и мне показалось, что железную дверь за мной она закрыла. Пошел на кухню, а она в ванную. Хорошо, что я не разделся. Вожусь себе чего-то на кухне, пистолет на боку, вдруг слышу — железная входная дверь бабахнула. Что за черт? Выглянул из кухни и вижу, что по длинному коридору квартиры идут на меня двое лбов с лицами, на которых явно не написано оксфордское образование. Идут и улыбаются. Нагло так улыбаются. И идут. Типа привет, как дела…
Я вытащил ствол, передернул затвор, и навел на них. Они сразу остановились и, помню, первым делом уставились в дуло моего пистолета — нет ли там рассекателя, не газовый ли? Увидели, что дырка солидная, рассекателя нет, и дальше взгляды на мое лицо перевели: считывают, есть ли во мне решимость — будет этот лох стрелять или нет. А сами базарят: да ты чего, паря, да мы тут Светку ищем, ты нам Светку позови… Я смотрю, а у одного из них на правом запястье сталь поблескивает. Кончик ножа из рукава торчит! Чуть шевельнул кистью, и нож сам в руку скользнет. Известный прием…
Тут открылась дверь в ванную и мать спрашивает: «Гена, что там такое?» Я на мгновение отвернул голову, кричу матери: «Назад!» В этот момент они развернулись и деру дали… Потом уже мне объяснили, что они шли с верхнего этажа и дергали за ручки всех квартир — на удачу: вдруг дверь открыта, тогда можно хозяев порезать и спокойно пограбить. А не было бы у меня пистолета, хрен его знает, чем бы это кончилось.
…После этого Геннадий строго-настрого запретил родителям открывать кому-либо дверь, а о случившемся рассказал своему приятелю Саше, который, несмотря на то что жил в доме за городом, оружия не имел. А не имел Саша ствола по той простой причине, что жена его была большой противницей оружия. Обычная баба, как известно, дура, существо поверхностное, мышей и оружия беспричинно боится. Правда, есть и среди мужиков такой тип примитивных граждан, которые не отличают людей от людей, а оружия от оружия. То есть плохих людей от хороших, а хорошее (легальное) оружие от плохого (преступного).
Поясню…
Если после очередного массового расстрела в американском университете вылезает какой-нибудь левый политик и говорит, что выступает за запрет оружия, потому что ему «страшно делается от мысли, что человек вот так вот просто может ходить по улице с оружием», смело относите этого деятеля к категории примитивно мыслящих, то есть социалистов. Потому что полицейский — тоже человек. И он тоже ходит с оружием. Его тоже боится левый сенатор?..
Иррациональный страх настолько затуманивает блондинкам и социалистам разум, что они даже не понимают наводящего вопроса: «А какого оружия вы боитесь — хорошего или плохого?» С разгону они вам скажут, что всякое оружие плохое, поскольку из всякого можно убить. «Значит, полицию нужно разоружить?» — «Нет, не нужно». — «А почему? Неужели у полиции «хорошее» оружие?» — «А потому что полицейское оружие противостоит преступнику!» — «Значит, есть оружие «плохое» и то, которое «противостоит плохому»?» — «Ну, да.» — «Тогда зачем вы против него выступаете? Хотите помочь преступникам?»
В общем, после рассказа Геннадия об этом неприятном происшествии (тоже не попавшем в полицейскую статистику, но спасшем две жизни) его друг Саша наплевал на фобию своей бабы и купил ствол. Потому что бабские страхи не помогут спастись в критической ситуации. А оружие — поможет. Тем оно и ценно.
Иногда приходится слышать, что власть в России боится легализовать пистолеты, поскольку опасается вооруженного народа. Мол, что будет, если люди с оружием выйдут на улицу? Это, конечно, глупости. Пистолет — чисто самооборонное оружие, которое не применяется в уличных боях. Для уличных боев винтовка или карабин, на худой конец ружье куда более пригодны. Но никто на этом основании почему-то не ратует за запрет длинноствольного оружия. Это во-первых.
А во-вторых, ни во время беспорядков в Кишиневе, ни во время беспорядков в Таллине и Риге легальное оружие не использовалось. Можете как угодно объяснять этот парадокс, но факт остается фактом. Люди громили город, били стекла, поджигали, бросали камни. Но не стреляли.
На примере Англии, США и Австралии мы уже видели такую закономерность: чем больше легального огнестрельного оружия в стране, тем меньше совершается преступлений с использованием огнестрельного оружия. И чем меньше легального оружия, тем больше преступлений с использованием оружия.
Как известно, все последние десятилетия в США неуклонно росло количество оружия на руках у населения.
При этом количество убийств огнестрельным оружием так же неуклонно снижалось: если в 1991 году огнестрелом в Америке было убито 18 тысяч человек, то в 1995-м — 16 тысяч, а в 1999-м — 11 тысяч.
Может быть, увеличение числа стволов приводит к росту самоубийств или хотя бы несчастных случаев? Тоже нет! Количество самоубийств в США не выросло, а число несчастных случаев с применением огнестрельного оружия неуклонно сокращалось и в 1999 году по сравнению с 1991 годом упало практически вдвое.
Если хотите, можете наложить приведенные цифры на гистограмму вооруженности штатов, приведенную выше. А лучше просто бросить один взгляд на график, иллюстрирующий состояние преступности и количество «ручных стволов» (пистолетов и револьверов) на руках у населения в США.
Преступления против собственности и количество огнестрельного оружия: слева — количество преступлений против собственности на 1000 домовладений; справа — количество единиц огнестрельного оружия, млн шт.
Это что касается Америки. А теперь посмотрим, как обстоят дела в родной нам по духу Молдавии:
Количество преступлений, совершенных с применением огнестрельного оружия, за 6 лет (1998–2003 гг.)
А вот картинка по общему состоянию молдавской преступности:
Количество преступлений за 6 лет (1998–2003 гг.)
Ну, и чтобы далеко не бегать, посмотрим на Литву:
Тенденция во всех странах, как видите, одна: оружия больше — стрельбы меньше. Классическая картина излечения социального дисбактериоза!
Мне могут возразить: количество стволов на душу населения в Прибалтике и Молдавии меньше, чем в США, и вовсе не оружие или не только оружие оказало влияние на снижение преступности. Соглашусь. Действительно, постепенный выход из тяжелых девяностых и докризисные тучные годы, безусловно, самым лучшим образом сказались на преступности. Она снизилась. И на примере постсоветского пространства мы не можем отделить влияние экономики от влияния вооружения населения на спад преступности. Здесь для точности анализа нужно закрепить какой-либо из факторов — уж слишком резкой была для постсоветского пространства социальная болтанка: крушение социалистической экономики с падением в черную пропасть, а потом резкий взлет к благосостоянию.
Для более точного замера нужно брать страны более стабильные в экономическом смысле. Те же Соединенные Штаты, например, где мы уже побывали и куда непременно вернемся, ибо там осталась масса интересного, связанного с оружием, и еще мною не освещенного. А пока, чтобы не отбегать далеко от Восточной Европы, упомяну пару-тройку тамошних стран, в которых с оружием дела обстоят хорошо.
Такой страной является, например, Чехия, где пистолет можно не только купить, но и носить. И Болгария. Болгария — страна бедная. Тем не менее в болгарских оружейных магазинах мы видим то же изобилие, что и везде. И стоит все, кстати, не очень дорого. Классический патрон 9x19 мм продается от 25 до 35 центов США за штуку, в зависимости от производителя. Макаровский патрон 9x18 мм стоит еще дешевле — 20 центов. А вот патрон знаменитого 45 калибра может «весить» до полудоллара. Что же касается пистолетов, то ситуация такова: пистолет Макарова, производимый по лицензии на болгарском оружейном заводе «Арсенал» в Казанлыке и чуть-чуть модернизированный, можно купить за 120–170 долларов. Цена зависит от модификации, потому что болгары делают «макаровы» под три разных патрона — с длиной гильзы 19, 18 и 17 миллиметров. Пистолет болгарского производства «Аркус 94» — копия бельгийского браунинга «High power» — продается за 250–300 долларов.
А теперь перенесемся в Хорватию. Так вышло, что после Молдавии я поехал именно туда. Поехал не для написания этой книги, а просто отдыхать. Но раз уж попал в страну, не могу о ней не сказать пару теплых слов в оружейном смысле.
В Хорватии очень низкая преступность. Вы смело можете в гостиничном номере не пользоваться сейфом и спокойно оставлять вещи на пляже без присмотра, пока купаетесь. Но все-таки иногда эксцессы случаются и здесь. Такие, например, как громкий случай в столице страны Загребе, где в одно прекрасное утро два нехороших человека в черных масках решили ограбить банк. Один из налетчиков был вооружен автоматом Калашникова, другой — помповым ружьем.
Ворвавшись в банк, отморозки несколькими выстрелами свалили охранников, которые не успели даже достать волыны, и потребовали у кассира деньги. Посетители банка, естественно, попадали на пол, и на них налетчики внимания уже не обращали. А зря! Потому что двое из лежащих на полу людей достали пистолеты и лежа открыли огонь по бандитам. Огонь, надо сказать, был весьма результативным: одного налетчика нашпиговали шестнадцатью пулями, отчего он сразу откинул свои преступные копыта, а второй был тяжело ранен и попал в больницу, где ему ампутировали руку.
Позже герои дали интервью прессе (их лица на всякий случай телевизионщики не показали — а вдруг у бандитов были сообщники, которые решат отомстить). Из интервью жители столицы узнали, что один из храбрецов владеет оружием с 1981 года, ему уже за пятьдесят, и он ходит в тир раз в неделю. Второму герою 23 года, пистолет у него с 2002 года, и он посещает тир 2–3 раза в неделю.
Разумеется, полиция против них никакого дела не возбуждала, потому что Хорватия, в отличие от России, нормальная страна, в которой можно убивать бандитов. Начальник загребской полиции даже заявил прессе:
«Пусть все, кто планирует нарушить закон, знают, что у добропорядочных граждан в нашей стране есть оружие для защиты себя, своих семей и других граждан».
Действительно, оружия в Хорватии после недавней войны с Сербией полным-полно. По весне хорваты проводят у себя в домах генеральную уборку и, случается, выбрасывают вместе с мусором старое или надоевшее оружие. Смех смехом, но явление это приобрело такой масштаб, что полиция даже была вынуждена обратиться к гражданам, чтобы они поостереглись выкидывать лишнее оружие в мусорные баки хотя бы возле школ и детских садов, где его могут найти дети.
Благословенная страна Хорватия!..
Признаюсь честно, эту главу я писать не хотел. Ну, унизительно мне было писать эту главу. Да и бесполезно. Так же как Эйнштейну унизительно и бесполезно объяснять олигофрену, что дважды два — четыре. У нас с Эйнштейном другой уровень.
Есть вещи, на которые не стоит тратить время. Не стоит, например, добывать огонь трением, если есть зажигалка. Не стоит объяснять слесарю, что такое текстура металла или ОЦК-решетка: его дело — гайки крутить. Точно так же глупо объяснять верующему, почему его фраза «атеисты верят, что бога нет» вовсе не равнозначна фразе «боговеры верят, что бог есть». Невозможно объяснить дальтонику, что такое красное, а слепому фанатику ошибочность его убеждений. Бессмысленно объяснять дураку то, чего он понять не в силах: в конце концов, в литровый кувшин ведро не нальешь. Поэтому я постараюсь сделать сию главку максимально короткой. Не будем поощрять глупость.
А глупости из социал-прогибиционистов сыплются как из худого ведра. Сами они этого не замечают, ибо ослеплены верой. Так бывает с людьми, которые «поехали крышей» на каком-нибудь пунктике. Вот, вроде, смотришь на человека — он адекватен, нормален, здраво рассуждает. Но стоит зайти речи о евреях, как тут же глаза пациента затуманиваются, рожа краснеет, и вываливается из человека жидомасонский заговор во всей своей красе.
Или, допустим, разговаривал ты с гражданином по делу, и вдруг разговор случайно коснулся, ну, я не знаю, астрологии, например. И попер-попер из человека сплошной неадекват.
Запрет на оружие, точнее говоря, не на все оружие, а только на оружие с коротким стволом, является для многих людей как раз таким вот пунктиком. Не зная никаких цифр, не владея статистикой и не имея никакой аргументации, они тем не менее твердо убеждены, что давать право людям на пистолеты нельзя, потому что «тут такое начнется!»
Чем дальше загоняешь пациента фактами в угол, тем больше он мечется, напоминая крысу. И в этой мелкой суете прибегает к все более и более глупым «аргументам», сам того не замечая, поскольку глаза его затянуты бельмами веры.
Вот несколько реальных, непридуманных ситуаций, с которыми я встречался в жизни.
На голубом газу прогибиционист говорит (мы это уже не раз слышали):
— Если нашим людям дать оружие, они перестреляют друг друга, неужели вы не понимаете?
— У наших людей оружие есть. У охотников, например. Почему они не перестреляли друг друга, а каким-то чудом умудряются добраться до места охоты? Да и в перерыве между сезонами они как-то воздерживаются от стрельбы с балкона по шумящим ночью во дворе хулиганам.
Человек задумывается. Краснеет. Кажется, он сейчас лопнет от натуги! И, наконец, выдает:
— Я думаю, в охотники идут люди особого склада личности, которым не свойственно убивать друг друга по пьяни.
Это не шутка! Это реальная фраза, на полном серьезе сказанная зажатым в угол идиотом-прогибиционистом. В охотники идут люди особого склада! И в милицию особого. И в армию. И во всем мире с людьми особого склада все нормально — они покупают себе ружья, винтовки и пистолеты и не начинают палить друг по другу. И только в России живут люди «неособого» склада, которых не тянет в милицию, армию и к покупкам ружей, но непременно потянет купить пистолет. И тогда такое начнется!..
Или вот…
— Если нашим людям дать оружие, они перестреляют друг друга, неужели вы не понимаете?
— А почему же тогда в России еще существует армия?
— В каком смысле?
— Ну, там же вооруженные «наши люди»! Почему они до сих пор не перестреляли друг друга? И каким образом во время Великой Отечественной войны наши солдаты и офицеры удержались от соблазна перестрелять друг друга? Как у них терпения хватило до немцев свой пыл донести?
— Ну, в армии за оружием особый контроль…
Вера социалиста в «учет и контроль» воистину трогательна! Только под строгим контролем со стороны Старшего Брата люди ведут себя прилично. Только потому наши героические защитники отечества и современные армейцы не перестреляли друг друга, что над ними осуществляли особый контроль. Марсиане, наверное. Марсиане каждую минуту грозят солдатам щупальцем и напоминают: «Не забудь! Ты не должен убивать своих сослуживцев!» Но стоит только на секунду ослабить этот магический контроль, как лавина безумия срывается, и россияне начинают уничтожать друг друга. Поэтому им нельзя доверять оружие. Мы же помним слова усатого депутата с одутловатым лицом: «Если нашим людям дать оружие, тут такое начнется! Я сразу уеду со своей семьей за границу».
Вот вам еще одна глупость, не требующая комментариев. Спросим у дурака и послушаем его ответ…
— Вы говорите, если нашим людям разрешить покупать пистолеты, начнется кровавая вакханалия, и они перестреляют друг друга. А почему они до сих пор не перерезали друг друга ножами? Ножи ведь есть в каждом доме.
Социалист, прогибиционированный на всю голову, опять краснеет, мощно тужится и выдает очередной перл, даже не замечая его анекдотичности:
— А потому, что пистолетом убить проще!
И опять на полном серьезе! Оказывается, только невероятная сложность убийства с помощью ножа сдерживает россиянского мужа от приканчивания жены или соседа. Он давно собирается это сделать, но ножом ему тяжело. И ружьем очень трудно. К тому же ружье длинное и неудобное. А пистолетом легко и приятно.
Нельзя в нашей стране легализовать фомки и монтировки — все тут же побегут замки с ларьков сбивать. Топором-то или ломом сбить замок трудно. Тем более что лом длинный, носить его с собой неудобно. А вот короткой фомкой поддел — и все. Волна ограблений прокатится по России. Такой у нас народ. Им фомки доверять нельзя. Непременно побегут замки сбивать, даже не сомневайтесь! Побегут даже с большей вероятностью, чем перестреляют друг друга, ведь за ограбление ларька ответственность меньше, чем за убийство. Поэтому если разрешить фомки, тут такое начнется, что толсторожим депутатам нужно будет эмигрировать из страны вместе с семьями и немалым скарбом.
А вот еще одно чудо природы, которое я наблюдал как-то раз:
— Вы, быть может, все правильно говорите — в Америке оружие помогает снижать преступность. Но вы забываете, что мы — русские. И нам оружие давать нельзя…
— Степень вашей русофобии и самоуничижения мне понятна. Непонятно другое — почему русские в Прибалтике, где каждый может купить пистолет, а некоторые города заселены преимущественно русскими, не убивают дуг друга?
Прогибиционист опять тужится, силясь родить то ли мысль, то ли какашку, и наконец рождает нечто среднее:
— При советской власти в Прибалтику ехали только интеллигентные люди с высшим образованием. Поэтому они там и не стреляют друг в друга.
Повторяю: люди сами «изнутри себя» не осознают, не видят глупостей, которые выпаливают. Они сами не замечают, как скатываются в пучину идиотизма. Потому что иррациональный страх толкает их в пропасть тьмы в тот момент, когда надо ответить на вопрос, на который ответить невозможно. И тогда, словно утопающий за соломинку, они хватаются за глупости, над которыми сами в другой ситуации только посмеялись бы и покрутили пальцем у виска. Это чисто психологический феномен. Феномен зауженного сознания. То есть сознания, пораженного фобией, которое не видит собственного уродства, ибо фобия полностью отключает критичность.
Вот вам для развлечения еще несколько перлов, которые я тщательно записал за дураками и привожу в бережной сохранности без комментариев, ибо комментировать это сил моих больше нет никаких.
«Я считаю, что право на ношение оружия должны иметь только госслужащие и охранники, поскольку любой дееспособный человек не всегда может себя контролировать (например: в состоянии аффекта). Снежана».
«По моему мнению, оружия у гражданского населения быть не должно. Трудно себе представить, чтобы граждане применяли огнестрельное оружие лишь в целях обороны от преступников. Таким образом, раздать оружие нашему населению значит запустить механизм его самоистребления. Сергеев Юрий».
«Разрешить ношение — все равно что выдать лицензии на убийства. Ни за что не давайте лицензии на убийства в массы, пусть защита останется в руках профессионалов, которых всего лишь нужно выращивать в государстве, или это не государство вовсе. Lee».
«Да какое оружие! Русские люди как дети. Разве можно таким давать оружие — например, ружье там или что-нибудь еще?!. Ирина».
«Пистолет — это здоровая и тяжелая железка, вам скоро надоест его носить. Вы его станете брать с собой, лишь собираясь на грабеж. Вы считаете, что, купив пистолет, автомат и т. д., вы теперь с легкостью будете защищены от бандита. Как бы не так, при контакте с бандитом намного эффективней фугануть по мерзавчику из газового баллона. Во-первых, не промахнетесь; во-вторых, это вам не пистолет, который надо снимать с предохранителя, наводить и т. д. Ну и зачем разрешать продажу оружия, когда есть для таких случаев более эффективные средства? Я лично категорически против продажи всяких стреляющих оружий (даже на черным рынке). Такое оружие надо сохранить в строгом надзоре. И. И.»
Чудесные, хрустальные, рафинированные идиоты!..
Но есть у меня знакомый, которого я долго гонял стальным прутом логики, лупцуя по осклизлому тельцу глупости. И, наконец, словно последнего беса, выгнал из него окончательное признание:
— А меня просто оружие раздражает, вот и все! Когда я вижу у кого-то пистолет, во мне поднимается просто какая-то волна раздражения, потому что пистолет создан для убийства, а я ненавижу всякое оружие.
Это и есть причина — болезнь. Та самая фобия. То есть беспричинные отрицательные эмоции и нервные действия в ответ на нейтральный раздражитель.
Помните, я рассказывал историю про вильнюсского жителя — обладателя оружия, который зашел в офис некоей конторы по делу. Там сидела за компьютером дама. Увидев кобуру на поясе посетителя, она занервничала, немного помаялась, но так и не смогла удержаться, чтобы не поговорить о беспокоящей ее теме:
— А что это у вас?
— «Глок». Пистолет такой. А что? И далее понеслось обычное:
— А зачем он вам?..
Алкоголик не может спокойно пройти мимо налитой рюмки. Взгляд курильщика непроизвольно цепляется за витрину табачного ларька. Наркоман тяготеет к шприцу. Точно так же не могут спокойно пройти мимо оружия больные оружейной фобией. Оружие в их глазах не просто нейтральный предмет типа молотка. Оно вызывает неприятные эмоции, раздражение и требует каких-то действий, чтобы избавиться от раздражителя.
Вот еще пара примеров, на сей раз заокеанских. В феврале 2009 года студентка-отличница Мэри Морроу была отчислена из школы «Чероки Трэйл» в городе Аврора, штат Колорадо, за то, что приехала в школу... с игрушечными ружьями! Дело в том, что Мэри была капитаном военно-спортивной команды «Молодые пехотинцы» и готовилась к соревнованиям в Высшем военном авиационном училище. После школы ей нужно было ехать на тренировку, вот она и бросила на заднее сиденье деревянные макеты ружей. Кто-то из учеников увидел бутафорское оружие и стуканул администрации. А по дефективному колорадскому законодательству на территорию школы запрещено проносить «опасное оружие», к которому отнесено и игрушечное — «копии оружия, которые могут быть приняты за настоящее».
Идиотия с отчислением студентки была настолько вопиющей, что даже борцы с оружием осуждающе покачали головами. Так, например, Питер Хэмм — представитель одного из самых ярых антиоружейных движений в стране — заявил, что они ничего не имеют против игрушечных ружей и «в данном случае факты требуют, чтобы хоть кто-нибудь применил здравый смысл».
Увы! Там, где царит прогибиционистская фобия, здравому смыслу места нет. Так же как в мозгу, где царит алкоголь, нет места ясному сознанию.
Уровень интеллекта противников «этого ужасного оружия» прекрасно демонстрирует случай с американским генералом, у которого брала интервью феминизированная корреспондентка одного демократического издания. Генерал ей, в частности, рассказал о воспитательной работе со школьниками, которую они проводят, — ходят в походы, учат ориентироваться на местности и стрелять.
— Стрелять? — левацкая корреспондентка отреагировала на это слово мгновенно, как муха на дерьмо, и занервничала, не смогла пройти мимо. — А вам не кажется, что это безответственно?
— Почему? — удивился генерал. — У нас соблюдаются все правила техники безопасности, и несчастные случаи абсолютно исключены.
— Но ведь вы учите детей стрелять!!! У них теперь есть все навыки, чтобы стать убийцами!
— А у вас есть все навыки, чтобы стать проституткой. Но вы же не проститутка.
А вот еще одна история американской идиотии… В школе небольшого городка Бивер Дэм (Висконсин) произошел скандал. На личной веб-страничке преподавателя школы Бэтси Рамсдейл была обнаружена страшной компрометирующей силы фотография. Нет, не сцена из порнофильма с участием училки. Гораздо хуже! На снимке преподавательница держала в руках «это ужасное оружие»! Какой пример она подает подрастающему поколению!? В конце концов, это просто «дурновкусие»!
Бедная училка тут же убрала с веб-странички свое фото, но на время скандала ее спровадили в отпуск. Не правда ли, по своей маразматоидности американские леваки уже практически догнали английских? Реакции людей нездоровых (больных фобией) бывают, как видите, весьма неадекватными.
В свое время я любил ходить на эстрадные сеансы гипноза, которые устраивал великий гипнотизер Михаил Шойфет. Очень смешно! Люди на сцене воображают себя великими певцами, художниками, волками, деревьями, комарами и ведут себя соответствующе. Бывал я и на выступлениях других мастеров этого жанра, поэтому сейчас не могу вспомнить точно, кто именно из корифеев показывал следующий классический опыт. Под гипнозом человеку внушают, что через пару минут после выхода из состояния транса он встанет и накинет на себя чужой пиджак, висящий неподалеку на стуле, или попытается сесть на шпагат.
После чего гипнотизер выводит человека из транса и начинает с ним разговаривать на отвлеченные темы. По ходу беседы человек вдруг встает, надевает чужой пиджак или пытается сесть на шпагат, в зависимости от того, что ему было внушено.
Если теперь задать вопрос, зачем он это сделал, человек найдет, что ответить, будьте уверены! Несмотря на то, что его ответы будут донельзя идиотичными. Но самому человеку они таковыми вовсе не покажутся. Если подопытный надел чужой пиджак, он скажет, что ему вдруг стало холодно, хотя на сцене под софитами жарко. Если он вдруг встал со стула и попытался сделать шпагат на глазах у изумленной публики, ответит, что у него просто затекли ноги.
Мозг всегда найдет какие-нибудь слова, чтобы оправдать то иррациональное, что сидит в его глубинах. Если человек страдает гомофобией, он будет часами выкручиваться, объясняя свое требование о запрете гейпарадов. Гомики подают плохой пример детям, а вдруг ребенок станет гомиком, насмотревшись на них?.. Да, в конце концов, это «просто неэстетическое зрелище»!.. Точно так же реагируют и больные оружейной фобией. Они всегда находят какие-то слова, которые не имеют отношения ни к чему. Например, обвинят учительницу, снявшуюся с пистолетом, в дурновкусии и подаче плохого примера детям…
Иррациональные страхи полностью выключают логику. Но поскольку объяснять оппонентам на словах свои страхи как-то нужно, возникает, например, миф о национальном менталитете. Причем, что любопытно, мифы-менталитеты получаются у всех разные — в зависимости от политических и прочих воззрений. Одни говорят о природном вольнолюбии и нетерпеливости русского народа, которые восходят к Новгородской республике. Мол, русский человек испокон веков был вольнолюбив и демократичен… От других мы слышим о природной покорности, терпеливости и соборности русского народа, каковые качества возникли из-за холодного климата и рискованного земледелия. И вообще, мы азиаты, а вся Россия — царская вотчина, вот откуда наша природная покорность.
Вот, например, известный посконно-имперский патриот и по совместительству большой красный писатель земли Русской товарищ Проханов полагает так:
«Что касается долготерпения — русскому народу достался кусок самой страшной, самой тяжелой территории, набитой льдами, болотами, лесами, неудобицами, суглинками, супесями, и труды на этой земле требовали огромного терпения — среди полярных ночей, короткого лета, среди страшных работ».
Вот так вот — засеивал несчастный русский человек среди полярных ночей тундру и превращался в коллективного Сизифа.
Проханов продолжает:
«То, что ты сеял, оно взращивалось не немедленно, нужно было долго ждать, пока эта земля или твой труд принесут плоды. Поэтому терпение русского народа — это терпение народа, попавшего в условия жесточайшего выживания, жесточайших условий существования. Это всегда от народа требует терпения, стоицизма, довольствования малым и пренебрежения к достатку, гедонизму. Что другие народы воспринимают как беду и невозможность жить, для русских — обыденность. Русский солдат самый неприхотливый, русский крестьянин и его стол — самый простой. Поэтому долготерпение русского народа связано, в первую очередь, с огромными трудами, с терпением выращивания своего мира, своего дома, своей семьи. Это первое.
Второе. Русский народ очень терпелив к начальству — к жестокому воеводе, своенравному помещику. Вообще — к начальнику. Его труд должен был совершаться только в коллективе, только в армаде, только в дружине, только в артели, ватаге. И над этой ватагой всегда стоял вождь, князь, господин, атаман. И каким бы он ни был своевольным самодуром, его нужно было терпеть, потому что он был организатор и вдохновитель всех побед. Это генетическое, общинное, соборное ощущение русского человека. Он не боготворит начальство — без начала никуда. Это второе.
Третье. Русский человек — он глубинно религиозен. Он связывает свое благо метафизически не с этой юдолью, а с Царствием Небесным. Он ждет чуда, ждет блаженства, ждет благодарности за свою земную юдоль в другой жизни. Поэтому он в этой жизни генетически не бунтует, он ждет награды в Царствии Небесном.»
…Так считает товарищ Проханов, мой коллега и мой со-народник. Он полагает, будто я, как русский человек, дюже терпелив, боготворю начальство и генетически связываю свое благо с Царствием Небесным. Но я резок и тороплив, начальство всегда похлопывал по плечу и ни в бога, ни в черта не верю. И в моем кругу полно таких, как я. Кто же тогда терпелив и боговерующ? Может быть, какой-то другой русский народ? Может быть, русских народов много? Может быть, даже столько, сколько людей?
Русский народ «генетически не бунтует» говорит товарищ Проханов, забывший о Пугачеве и «русском бунте, бессмысленном и беспощадном». Русский народ терпелив… А знаете, что я услышал в Молдавии?
— Мы, молдаване, люди терпеливые, нам можно доверить оружие. Как нас только не мучает наше правительство, мы все терпим. Другой бы народ давно взбунтовался. Вот русские, например. Русские — народ нетерпеливый, чуть что не по ним, сразу начинают бунтовать и скидывают начальство. А мы — такие рохли, такие спокойные…
Эти слова о долготерпении молдавского народа были сказаны через пару недель после того, как терпеливый молдавский народ громил в центре города здание парламента, жег машины и выбрасывал мебель из окон.
А вот выдержки из латвийской газеты о национальном латышском характере:
«…Мы слишком привыкли обвинять в своих бедах других. Нет смысла перечислять причины: и зимой у нас слишком холодно, и летом слишком дождливо».
Вам, конечно, памятны миниатюры Задорнова о всяких смешных приколах, которые он видел в разных странах: «Американцы — ну, тупы-ы-ые», а приколы о русских начинаются заходной фразой: «Только у нас, в России, могут.» Писателю такие пассажи простительны, они нужны ему только как конструктивный элемент для построения рассказа. Непростительны подобные пассажи для политиков, поскольку это чистые мифологемы, не несущие никакой смысловой нагрузки.
— Мы же такой народ — на свою жизнь и здоровье плевать всегда хотели, нас не заставишь ремнем безопасности пристегиваться. И вообще у нас ужасно машины водят, — неоднократно слышал я в России.
— Ужасно у нас в городе ездят, нигде в мире так не ездят, — печалясь, говорил мне в Риге водитель, который вез меня в оружейный магазин.
— Нас, молдаван, ничто не заставит пристегиваться ремнями. Мы ужасно безалаберный народ, — говорили мне в Молдавии.
А на следующий день после этих слов начали действовать драконовские штрафы за непристегнутый ремень, и случилось чудо: весь Кишинев ехал пристегнутым.
Азия и еврокультура — они ведь чертовски далеки друг от друга, не правда ли? Чистенькие европейские городки и харкающие на тротуар и бросающие объедки на пол в ресторане китайцы. Азиатчина!.. Однако стоило в Сингапуре ввести огромные штрафы за бросание мусора на тротуар и плевание жвачки, как азиатский менталитет в мгновение ока волшебным образом изменился.
Менталитет — фикция. Точнее, туман, который может развеяться от одного порыва финансового ветра. Помните слепого профессора Ракитова, который приводил пример с волшебным изменением немецкого менталитета административным путем? То же самое он говорит и по поводу русского национального менталитета:
— Никакой соборности, никакого коллективизма не было в русской культуре — это мифология, о чем еще Бердяев писал в книге «Русская идея» со ссылкой на Аксакова: «Славянофилы за идеал считали прошлое русской истории, которого никогда не было». Они полагали, что русский народ соборен от природы. Смешно. Если бы соборность была «от природы», она бы не рухнула так быстро. Но как только пали цепи, которые эту соборность устраивали, ничего от природной русской соборности не осталось.
А вот что пишет историк Татьяна Бобровникова по поводу изменения национального менталитета на примере Древнего Рима:
«В ужасных муках погибала Республика и рождалось новое общество — Империя. То была эпоха перелома. Если понимать под революцией резкую ломку всего прежнего государственного строя, всего привычного образа жизни, то это была революция. Действительно, при Империи изменилось все: государственный строй, общество, даже система ценностей. До этого римлянин выше всего ценил политическую свободу и гражданские права, смысл жизни видел в республиканской политической деятельности, а подчинение царю считалось худшим из грехов. Сейчас же люди стали послушными государственными чиновниками. Изменился, таким образом, сам тип римлянина, как изменился тип француза после Великой революции 1789 года».
Нет никакого генетически задаваемого менталитета. Есть сила, которая солому ломит. Менталитет — это не генетика. Он меняется по историческим меркам практически мгновенно. В этой связи вообще бессмысленно и ненаучно ставить телегу впереди лошади и говорить о менталитете нации как о некоей заданности. Корректнее рассматривать систему социальных наказаний и поощрений, действующих в обществе. И я вам больше скажу! К оружейному вопросу менталитет вообще никакого отношения не имеет. Потому что никакой менталитет не заставляет народ массированно и беспричинно убивать соплеменников из оружия с коротким стволом. Запрет на убийство настолько силен, что нашел отражение в моральных императивах и юридической практике во всех законах всех народов всех эпох: ответственность за убийство одна из самых строгих. И никакое укорочение ствола на два десятка сантиметров не способно это изменить.
…Последняя вонючая щель, в которую забиваются больные оружейной фобией пациенты, это алкоголь:
— Вы же знаете, как у нас пьют! По пьяни начнут мочить друг друга из оружия с коротким стволом!
Не потому, что короткий ствол усиливает действие алкоголя, а исключительно из-за того, что, по представлениям социал-идиотов, из пистолета «убить легче», чем из дробовика. Глупость, помноженная на глупость…
Во всем мире люди пьют. Во многих странах имеют легальное оружие. И нигде легальное оружие не участвует в преступлениях. То есть мировая статистика уже опровергает домыслы прогибиционистов. Но о каких фактах может идти речь, когда страх застилает разум, и, в отчаянной попытке защитить себя, болезнь (фобия) выбрасывает очередную ложь:
— А у нас больше всех пьют!.. В Европе, в том числе в Прибалтике и даже Молдавии, пьют культурно, а мы — скоты, нам нельзя доверять. Нажремся больше всех — и давай палить!
Аккурат в то время, когда писалась эта книга, один из российских фемино-сострадательных министров в юбке, а именно Татьяна Голикова (министр, охраняющий здоровье народа от народа), доложила президенту, что, по оценкам неведомых «экспертов», в России пьют больше всего в мире. Президент ужаснулся и решил изо всех сил побороться с алкоголем. Шутка ли — 18 литров на душу населения в год. Больше всех в мире!..
Но если обратиться к официальной статистике, то окажется, что потребляют россияне вовсе не 18, а всего лишь 10 литров алкоголя на душу населения в год. То есть почти вдвое меньше, чем нагадали Голиковой загадочные «эксперты». И в полтора раза меньше, чем в семидесятые годы, когда уровень потребления одной только водки и ликеро-водочных изделий (без учета вина, коньяка, шампанского и пива) составлял 15 литров на душу. Кроме того, в первой половине 2009 года статистика смертности от алкоголя в стране снизилась на 17 % по сравнению с тем же периодом 2008 года.
А что за рубежами нашей прекрасной родины?..
Вот первая же заметка из новостной рубрики одной только рижской газеты за один только день:
«Крупным ДТП закончилась вчера встреча пяти молодых людей и ни в чем не виноватого водителя «ауди». Подвыпившая компания каталась на старом «вольво» по Пардаугаве. И один момент водитель свернул на встречную полосу, где лоб в лоб столкнулся с «ауди»…»
А следующая заметка в той же газете называется «Осторожно, пьяные подростки!»
И не где-нибудь в Москве, а в старой Риге ко мне подошла насквозь пропитая девчонка лет двадцати с давно немытым лицом и заговорила по-латышски. Увидев, что я не понимаю, она мгновенно перешла на русский и объяснила, что «потеряла все деньги и ей не хватает на билет до дома». Я дал ей пару латов, хотя по ее облику было прекрасно видно, как именно она «теряла» деньги.
И в Эстонии пьют. Проблема стоит настолько остро, что, если человека поймают подшофе за рулем автомобиля или за штурвалом катера и, пробив по базам, увидят, что он владелец оружия, сразу отберут лицензию. При том, что в момент опьянения оружия у него может и не быть!
А в Молдавии незадолго до моего приезда даже пришлось вводить в закон специальный запрет на ношение личного оружия в пьяном виде. (Хотя и до этого ничего страшного легальное оружие не вытворяло, за исключением стрельбы в воздух, да и то поначалу. Но просто как-то спокойнее, когда оружие в трезвых руках.)
Короче говоря, в России пьют вовсе не больше всего в мире, как это мнится некоторым патриотам. Россия даже не на втором месте. И не на третьем. И не на пятом…
Во Франции пьют больше, чем в России. И в Испании. И в Италии. И в Португалии. И в Словении. И в Эстонии. И в Уганде. И в Молдавии. И в Хорватии. И в Люксембурге. И в Венгрии. Все эти страны по количеству выпиваемого спиртного в литрах на душу населения превосходят Россию.
— Да, но там культурные люди пьют вино, а у нас водку! А крепкие напитки пробуждают агрессию, — снова пытается выкрутиться социалист, страдающий хроническим прогибиционизмом. И снова попадает впросак.
Во-первых, потому что нет никакой корреляции между количеством выпиваемой в стране водки и количеством легального оружия, участвующего в преступлениях. Процент легального оружия, замешанного в преступной стрельбе, составляет исчезающе малую величину и никак не зависит от количества потребляемого спиртного. Во всех странах! В том числе и в России (статистика говорит, что лишь 0,2 % легального оружия в нашей стране использовалось для правонарушений).
А во-вторых, Россия и по количеству крепкого спиртного тоже далеко не на первом месте. В той же Молдавии водки пьют больше. Если в России годовая доза спирта на душу населения составляет 8,9 литра, то в Молдавии — 15,3, а в Эстонии — 16,4 литра. И что?..
А ничего! Как я уже сказал, уровень пития вообще никакого отношения к вопросу легализации оружия не имеет. Потому что легальное оружие в преступлениях не участвует. Сколько бы в стране не пили…