Землепроходец Ерофей Павлович Хабаров

ВОЗВРАЩЕНИЕ В ДАУРИЮ. ЗИМОВКА В АЛБАЗИНЕ

Из Якутска в Даурию Хабаров выступил 9 июля 1650 г. и пошел старым маршрутом — реками Леной, Олекмой, Тугирем, далее Тугирским волоком до Укача, из Укача — в Урку, с Урки в Амур. Хотя Хабаров пробыл в Якутске немногим больше месяца, он очень торопился, так как на Амуре он отсутствовал уже более четырех месяцев. Его беспокоила судьба оставшихся в Лавкаевом городке товарищей. Чтобы двигаться быстрее, он оставил на Олекме дощаники, пушки, пищали, порох и 40 участников экспедиции во главе со служилыми людьми Степаном Поляковым и Минулаем Юрьевым, а сам налегке поспешил на Амур. Но в Лавкаевом городке товарищей не было. Он застал их под Албазином в выстроенном ими острожке, осажденном даурами.

Появление многочисленного вооруженного отряда быстро решило исход борьбы: не приняв боя, дауры оставили Албазин и отошли вниз по Амуру. Однако в отписке Францбекова царю, написанной в мае 1651 г., после получения отписки от Хабарова, утверждается, что взятие Албазина сопровождалось кровопролитием и людскими потерями среди дауров: «даурские люди… с ними бой поставили, и билися… с ними с половины дня до вечера, и на том… бою их, даурских людей, многих побили, а у него, Ярофея, в полку ни одного человека до смерти не убили, только де… переранили двадцать человек»[37].

Содержание этой отписки искажало действительность, ибо из расспросных речей участников похода позже выяснилось, что с появлением Хабарова никакого столкновения под Албазином не было. Вот как рассказывает об этом эпизоде служилый человек Иван Седельников: «И пришел к Албазину Ярко Хабаров. И увидел Албаза государевых людей и из Албазина побежал, городок покинув. И они с Яркой в Албазин вошли»[38].

Заняв Албазин, Хабаров послал в погоню за даурами охочих промышленных людей во главе с Третьяком Чечигиным и Дунаем Трофимовым. Преследователи догнали дауров у городка князьца Атуя на следующее утро. Но дауры, завидев русских, зажгли город, «пометались на коней» и ушли вниз по Амуру, бросив стадо в 117 голов, которое Чечигин пригнал в Албазин. Здесь также не было столкновения с даурами: «боя у нас не было и даурских людей не побили, а взяли скота 117 животин, а государевых людей ни один человек не был ранен»[39]. Отписка же Францбекова опять исказила факты, утверждая, что преследовавшие дауров полчане Хабарова «тех даурских людей постигли и с ними… бой учинили… и на том бою много даурских людей побили… а у них, у служилых людей, на том бою переранили девять человек»[40].

Зиму 1650–1651 гг. Хабаров решил провести в Албазине. Последний представлял собой небольшую крепость, построенную так же, как Лавкаев городок. Внутри Албазина было 8 больших юрт (по другим сведениям — 11), в которых и разместились люди Хабарова. В складах городка нашли большие запасы хлеба.

Пребывание Хабарова в Албазине продолжалось более 7 месяцев. Это время Хабаров использовал для разных дел. На первом месте было изучение нового края, знакомство с местным населением, приведение его в российское подданство и сбор ясака. Хабаров совершил два похода на нартах по Амуру —24 ноября и 18 декабря. Иногда для сбора ясака он рассылал небольшие партии в улусы. Одна из них в составе служилого человека Третьяка Чечигина, есаула Василия Полякова, толмача Константина Иванова и 10 человек промышленников зимой 1651 г. побывала у дауров, живших на реке Ширилке (Шилке). Это был первый выход русских на Шилку со стороны Амура. Как сообщили казаки, они побывали в 5 юртах и убедили их обитателей «на роте, без боя» принять российское подданство, платить ясак «по вся годы» и дать аманатов. Дауры обещали склонить своего князьца Десаула, а тунгусы своего князьца Гантимура признать власть царя. Побывали полчане Хабарова в улусах Лавкая, Албазы, Шилгинея и взяли аманатов.

Вероятно, в зимнее время на самой короткой дороге через Тугирский волок, «где с Олекмы переходить русским людям пешею ногой сухим путем только два дня», был построен Тугирский острожек. Его строителями стали 20 промышленников, нанятых Хабаровым «на свои подъемы и проторы». Из Тугирского острожка началось объясачивание окрестных тунгусов. Здесь же Ерофей Павлович планировал завести пашню и поселить не менее 20 человек пашенных крестьян.

Но самым главным занятием зимнего периода был соболиный промысел. Соболя и другого пушного зверя здесь водилось много. Документы почти не сообщают нам о промысловой деятельности экспедиции. На это были свои причины. Интерес к промыслу скрывался воеводой, который присваивал часть десятой пошлины с соболей, добытых промысловиками, и всех соболей, присланных в счет долга Хабаровым. Охочие промышленные люди из отряда Хабарова также почти не упоминали о своих промыслах. Все они надеялись, что за даурскую службу будут пожалованы «государевым жалованьем» и станут не просто вольными охочими людьми, а служилыми казаками. Стараясь не подчеркивать свою материальную заинтересованность в промыслах, они прямо говорили, что пришли на Амур «не для своей бездельной корысти», а для службы. Бездельная корысть в понимании людей того времени связывалась с личным обогащением и игнорированием государственного интереса.

И тем не менее о начале промыслового освоения Амура экспедицией Хабарова можно говорить уже с зимы 1649–1650 гг. Летом 1650 г. промышленный человек Ворыпаев, жалуясь в своем челобитье на Хабарова, сообщал, что его промысловики добыли 1009 соболей, из которых 2/3 взял себе Хабаров. Эти соболи, вероятно, входили в состав той партии мягкой рухляди, которую Хабаров в 1650 г. прихватил в Якутск в счет своего долга. Только держа соболиные шкурки в руках и любуясь ими, Франц-беков мог согласиться с мнением Хабарова, что «амурский соболь ленского лучше», и сообщить об этом с полной ответственностью в Сибирский приказ.

Через год, учитывая промысловое значение Амура, Франц-беков включил в наказную память Хабарову пункт о том, чтобы Ерофей Павлович, будучи на Амуре, заказывал накрепко даурским князьцам Лавкаю, Гильдиге, Шилгинею всячески оберегать русских промышленных и торговых людей, «а грабить, побивать, ничем теснить и изобижать их не велеть». Немного позже он напоминал Хабарову о необходимости сбора с добытых соболей таможенной пошлины: «Да ему же, Ерофею Павловичу Хабарову, в новой Даурской земле, которые служилые и охочие… люди упромышляют по досугу промышленная мягкия рухляди соболей, и у тех людей с промысла имать государева 10 пошлина, от 9 соболей десятым лутчим соболем. Да те соболи записывать в книги именно. Да те десятинные соболи присылать в Якутской острог к воеводе Дмитрию Андреевичу Францбекову да к дьяку к Осипу Степанову за своею печатью».

Всю зиму 1650–1651 гг. полчане Хабарова занимались соболиным промыслом и сбором сведений о Даурской земле. Только по окончании охотничьего сезона в марте-апреле они собрались все вместе в Албазине. Работы было много. Рассортировывали добытые собольи меха, покрученники расплачивались с Хабаровым, а тот, в свою очередь, думал о выполнении кабальных обязательств перед воеводой-ростовщиком. Кроме того, Хабаров начал готовить подробный служебный отчет о зимовке в Албазине, в котором постарался изложить сведения, полученные им от местных жителей, о верхней, средней и нижней частях Амура, а также свои впечатления об этой реке.

От дауров и тунгусов он узнал, что, кроме Лавкая, Шилгинея и Гильдиги, ниже по Амуру проживали своими родами князьцы Атуй, Банбулай, Янкорей, Лотодий, Толга, Омутей и другие, а выше Албазина, в районе реки Шилки — неясачный князь Гантимур-Улан, которому подчинялись «многие большие тунгусские роды», в том числе шарадувы, нелюды, дулакагири. Шурин Гантимура Тыгичей заверил Хабарова в том, что Гантимур готов принять российское подданство и что он «с русскими людьми дратися не станет и ясак… с себя и с улусных людей (станет. — Г. Л.) платить»[41].

Это сообщение соответствовало действительности. Сыгравший заметную роль в политических событиях Приамурья во второй половине XVII в. Гантимур-Улан действительно вступил в российское подданство вскоре после того, как на Шилке появились русские отряды, пришедшие туда из Енисейска. В 1651 г. он впервые совершенно добровольно заплатил ясак —73 соболя и 3 лисицы ясачному сборщику Якуну Сафонову[42]. В дальнейшем, как пишет В. А. Александров, «ни в каком упорстве и шатости замечен не был и пользовался доверием русской администрации настолько, что с него не требовали аманатов».

Уточнил Хабаров и сведения Пояркова о натках и гиляках, которые жили в низовьях Амура, «у моря и на море по губам и островам», об их занятиях и торговых связях. Натки и гиляки были независимы и ясака никому не платили. Торговать ездили к даурам и дючерам, а также на далекую реку Наун к Шамшакану, которому возили «добрую рыбу и птиц: кур, гусей, лебедей».

Из рассказов дауров и тунгусов Хабаров вновь и вновь убеждался в богастве Даурии полезными ископаемыми: железом, оловом, свинцом, серебром и др. Местные жители уверяли, что добираться от Албазина к месту добычи свинца и серебра, которыми особенно интересовался Хабаров, было недолго: «сухим путем через гору конем ехать две недели», а другим путем «с Шилки-реки к той серебряной горе ехать конем семь дней».

Как покажет будущее, эти сведения оказались абсолютно правильными. В 70-х гг. XVII в. русские положили начало опытной добыче в Приамурье свинца, олова и серебра, на основе которых на рубеже XVII–XVIII вв. начали действовать знаменитые Нерчинские рудники. В 70-х же гг. XVII в. в Забайкалье в районе Теленбинского озера, там, где был поставлен Теленбинский острог, русские рудоплавщики организовали железный промысел и выплавку «самого доброго уклада». В 80-х гг. в районе рек Зеи и Селемджи также началась разработка железной руды.

Во время зимовки в Албазине Хабаров опроверг данные, ранее полученные им и его предшественником Поярковым о хане Богдое (Барбое). Оказалось, что Богдоя как реального исторического лица нет, а есть «земля Богдойская». В этой земле, согласно одним сведениям, правил Алан Батур Кан, согласно другим — Шамшакан, который «воюет Никанскую землю» — Китай. Долгое время русские считали, что это два человека, один из которых подчинялся другому. Советские историки полагают, что «Шамшакан» — скорее всего маньчжурский император Шуньчжи, который боролся за упрочение своего владычества в Китае, а «Алан Батур Хан» — искажение одного из его титулов, означающего «правящий, храбрый и благородный государь».

По слухам, Шамшакан жил в очень богатой стране. Одной из ее достопримечательностей были богатые серебряные рудники. Хабарову рассказывали, что их «днем и ночью, беспрестанно, по переменам» охраняла хорошо вооруженная стража. По законам той страны руду разрешалось добывать каждому при условии уплаты Шамшакану части добычи. Самовольная, беспошлинная выплавка серебра беспощадно преследовалась.

Кроме серебра в стране Шамшакана добывали золото, драгоценные камни, цветные краски и жемчуг. Местные умельцы владели секретом нанесения красками богатых узоров и «разновитых цветов» на шелке, атласе, бархате, камке, кумаче и других тканях. Искусным мастерам было по плечу изготовление редких по красоте ювелирных изделий и всяких «узорочий».

Но Шамшакан славился не только как обладатель «узорочий» и искусных мастеров. На Амуре о нем говорили и как о завоевателе. По словам даурских князьцов, он был им «страшен и грозен», потому что присылал на Амур своих воинов с «огненным и лучным боем», с саблями и копьями. Войска появлялись всегда с Нона-реки, расположенной в далекой «Богдойской земле». Там у Шамшакана был город с каменными стенами, башнями и домами. Город охранялся сильным гарнизоном, вооруженным пушками и ружьями. Так Хабаров первым из русских получил более точные сведения о Маньчжурии, называемой местным населением «Богдойской землей», и городе Нингуте, построенном маньчжурами на одном из притоков Сунгари — реке Науне.

Пройдя Сибирь с запада на восток, Хабаров первым из русских людей понял, что река Амур — это естественный рубеж России на ее крайнем юго-востоке, что этот рубеж нужно было сохранить для России и оберегать, «не щадя живота своего». Непосредственно познакомившись с обстановкой в Приамурье, Ерофей Павлович увидел, что к его освоению нужно подключить силы куда более значительные, чем те, которыми располагало Якутское воеводство. Эти мысли он высказал в своей отписке от 25 марта 1651 г., в которой прямо просил воеводу Францбекова обратиться за помощью в Москву. По мнению Хабарова, для прочного закрепления в Приамурье, строительства там сети острогов и острожков, обороны амурского рубежа требовалось не менее 6 тыс. служилых людей.

Как «старый опытовщик» и хлебопашец, Хабаров был глубоко уверен в том, что приамурские «степные, пахотные, добрые, хлебородные земли, черностию… в человеческий пояс», будут давать высокие урожаи и обеспечат не только Приамурье, но и всю Якутию хлебом.

Он просил воеводу прислать на Амур крестьян, для начала даже из числа ссыльных людей. Их первую партию Хабаров намеревался поселить на пашне за свой счет в районе Тугирского волока и Лавкаева городка. Эти крестьяне должны были обеспечить продовольствием район, через который, как полагал Хабаров, в самом ближайшем будущем на Амур устремится волна добровольных переселенцев.

Уверенный в большом будущем Приамурья не только для Сибири, но и для всей России, он закончил отписку словами: «И государьским счастьем тою Даурскою землею обовладать будет мочно и под государьскую высокую руку привести. И та новая Даурская земля будет государю второе Сибирское царство и впередь будет та Даурская земля прочна и постоянна»[43].

25 марта 1651 г. Хабаров отправил из Албазина ясак и отписку с приложением расспросных речей дауров. С оказией шли Дружина Попов, Артемий Петриловский и Третьяк Чечигин. Состав посыльных был не случаен. Чечигин, как служилый человек, выполнял официальную миссию — доставлял отписку и ясак, Артемий Петриловский, племянник Хабарова и его поверенный в делах, вез воеводе-ростовщику соболей. Дружина Попов — тоже должник Францбекова — ехал с ним расплачиваться и просить о поверстке в службу. Посланные благополучно добрались до Якутска, и воевода стал собирать очередную посылку в Москву.

Соболиную казну вместе с отпиской Францбекова и образцами хлеба «даурской пахоты» повез в Москву Дружина Васильев сын Попов. Он был первым из очевидцев событий на Амуре, попавшим в столицу. В Сибирском приказе Дружину расспрашивал дьяк Григорий Протопопов. Ему же подал Дружина «перечневую роспись» своим службам и челобитную о поверстании в служилые казаки. Просьба была удовлетворена.

После отправки соболиной казны в Москву в Якутске спешно начали комплектовать в помощь Хабарову новый отряд. Так как деятельность Хабарова на Амуре приобрела важное политическое значение, Францбеков стал действовать смелее. Он включил в состав пополнения 30 служилых казаков и дополнительно еще 107 промышленных охочих людей.

Приказными новой партии были назначены десятник казаков Чечигин и племянник Хабарова промышленный человек Петриловский. С ними в Даурию шли личный поверенный Францбекова в его финансовых делах Ананий У Русланов, а для ведения войскового делопроизводства подьячий Богдан Габышев. Так как из отписки Хабарова в Якутске стало известно, что «Богдоя» как реального лица не было, а была «земля Богдойская», в которой правил Шамшакан, Францбеков вручил Чечигину для передачи царю Шамшакану грамоту с предложением принять российское подданство. С отрядом была послана казна — 90 пудов пороха, 30 пудов свинца и небольшой продовольственный запас[44].