Земля бизонов

13

Элементарная осторожность советовала им выждать, а потому они решились войти, лишь когда взошло солнце и стало видно, что над дверью большой хижины воткнуто длинное копье с разноцветными перьями.

По словам Сильвестре Андухара, это означало, что внутри нет посторонних и можно торговать без опаски.

Тогда они наконец приблизились, выдернули копье и, постучав им в дверь, прислонили его к ограде.

В скором времени на пороге показался туземец в набедренной повязке, но с огромным султаном красных перьев на голове. Словно в искупление скудости наряда, все его тело было покрыто замысловатой татуировкой.

Он с удивлением поглядел на пришельцев, повернулся к двери и что-то крикнул на своем языке. Почти тотчас же из дома вышел другой туземец, очень на него похожий, но значительно выше ростом. Его тоже озадачило появление двух белокожих и бородатых мужчин.

Андалузец объяснил на их языке, которым прекрасно владел, что они пришли с миром и хотят лишь заняться обменом.

Когда высокий туземец спросил, из какого они племени, Андухар ответил, что они испанцы из-за моря. Краснокожий ненадолго задумался, вернулся в хижину и вскоре вышел оттуда с миской черной краски и чем-то вроде грубой кисти. Туземец потребовал, чтобы они нарисовали на стене хижины тотем своего племени в знак того, что уважают законы этого убежища и обещают вести себя мирно.

Андухар повернулся к Сьенфуэгосу и озадаченно спросил:

— И какой символ будет рисовать? Может, герб Кастилии?

— Черной краской? Не смеши меня! Тогда уж нарисуй просто крест.

— Хорошая мысль!

Они нарисовали огромный крест рядом с бесчисленными изображениями бизонов, пум, оленей, скрещенных копий, щитов, рук и стилизованных человеческих фигур — видимо символов различных племен и семей, приходивших в «дом обмена».

Следующего приказа они также не смогли ослушаться — это было требование оставить на крыльце оружие. Но прежде чем сделать это, раздраженный канарец не удержался от едкого замечания:

— Что-то не нравятся мне эти двое. Они мне кажутся какими-то...

— Женоподобными? — закончил фразу его многострадальный товарищ. — Ну разумеется! Они называют себя сискво, что можно перевести как «тот, кто притворяется женщиной» или «тот, кто стремится быть женщиной». Именно они оценивают товары, которые привозят для торговли. Они не хозяева этого места, а выступают лишь как посредники и следят за тем, чтобы сделка была справедливой, насколько это возможно.

— То есть опасность нам не грозит? — спросил Сьенфуэгос, которому доводилось подвергаться развратным поползновениям со стороны подобных личностей.

— Это зависит от того, как ты сам себя поведешь, — улыбнулся Андухар — его явно забавлял этот разговор. — Сами они никогда не станут тебя домогаться, но, полагаю, если ты хотя бы словечком намекнешь, что был бы не прочь, они запрыгают от радости.

— Кончай свои шуточки!

— Ну почему же шуточки? Тот, что поменьше ростом, очень даже ничего: у него плутовские глазки, чудесная улыбка и такие соблазнительные губки. Я ничего не хочу сказать, но, как говорится, на безрыбье...

— Я тебе сейчас по морде дам!

Они оставили на крыльце оружие, вошли внутрь и оказались в просторном помещении, где застыли на месте при виде невероятного количества самых разнообразных предметов, наваленных целыми грудами. Это место и впрямь было своего рода огромным магазином в бескрайних прериях.

Повсюду здесь были шкуры бизонов, волков, медведей, бобров, нутрий и куниц; были здесь и всевозможные головные уборы из перьев всех цветов и фасонов, и корзины, полные кукурузных початков, ягод, плодов опунции и множества других фруктов, каких канарец за всю жизнь никогда не видел.

Было здесь также великое множество самоцветов, среди них несколько грубо ограненных, а в одном углу были свалены целебные травы и какие-то странные амулеты для отпугивания злых духов.

В центре комнаты лежали большие сушеные тыквы, красиво вырезанные и изукрашенные, похоже — самый ценный товар. Когда канарец пожелал узнать причину такого почтения к тыквам, Сильвестре Андухар объяснил:

— Здесь они не растут, но иногда их приносит течением реки, и шаманы уверяют, что это драгоценный дар, который сами боги прислали сюда из тех мест, где они растут. Краснокожие используют их вместо погремушек во время религиозных церемоний.

Улыбчивые, дружелюбные и, пожалуй, слишком уж услужливые хозяева тут же наполнили четыре чаши какой-то густой, темной и не слишком приятно пахнущей жидкостью, которую андалузец не замедлил пригубить. Видя, с каким сомнением смотрит на чашу с напитком его спутник, он поспешно шепнул:

— Пей, не отказывайся! Это своего рода бренди из трав, воины пьют его после боя или удачной охоты. Женщинам запрещено к нему прикасаться, когда мужчины его готовят, ни одна женщина не смеет к ним приближаться, если не хочет, чтобы ее побили палками. Мужчины уверяют — если поблизости окажется хоть одна женщина, напиток скиснет на месте.

— Примерно то же самое происходит у нас, когда бродит вино.

— И у нас тоже. Но у нас женщинам запрещено приближаться к чанам с вином лишь в те дни, когда у них месячные. А здесь — нет, здесь просто нельзя — и все тут.

Канарец отхлебнул странной жидкости и тут же почувствовал, как кровь бросилась ему в голову, а глаза полезли на лоб.

— Боже милосердный! — не сдержал он изумленного возгласа. — Настоящий огонь!

— Это еще мягко сказано! — улыбнулся Андухар. — Сколько раз я видел, как туземцы целыми неделями хлещут эту гадость, не просыхая. Самое смешное, что, когда они напиваются, то не пьют и танцуют, а начинают стенать и рыдать, как если бы у них в одночасье поумирали все дети.

— Земля безумцев! — воскликнул канарец, кивнул в сторону одной из корзин в дальнем углу, и недоуменно спросил: — А вон там случайно не золото?

— Оно самое и есть.

— Или я в стельку пьян, или там лежат самородки размером с кулак.

— Не настолько ты пьян, и там действительно лежат самородки размером с кулак. Если хочешь, можешь их забрать.

— Забрать? — ужаснулся канарец. — Ты что же, хочешь, чтобы нас убили?

— Вовсе нет, — спокойно ответил Андухар. — Для этих людей золото ничего не стоит. Обычные камни для них имеют куда большую ценность, поскольку они считают золото слишком мягким, чтобы из него можно было вырубить топор или наконечник для стрелы.

— И они до сих пор не научились его плавить?

— Нет, они не имеют ни малейшего представления об обработке металлов. Да и зачем им плавить золото, если все равно негде его применить? — резонно заметил Андухар. — Золотой наконечник стрелы попросту расплющится, наткнувшись на ребра бизона. Единственное, для чего они могли бы использовать золото — это для украшений, но они предпочитают украшать себя разноцветными перьями, которые, кстати, и весят намного меньше.

Между тем, сискво принялись любовно готовить стол для дорогих гостей. Здесь была и жареная кукуруза, и запеченные стебли опунции, и вяленый язык бизона, по праву считающийся самым изысканным лакомством прерий, а также икра, приправленная небольшим количеством соли, драгоценнейшим из сокровищ. Сама соль, кстати, тоже присутствовала — ее подали в бизоньем роге.

— Соль! — воскликнул андалузец, и его глаза алчно вспыхнули. — Настоящая соль! Вот уже три года, как я забыл ее вкус!

Женоподобные хозяева улыбнулись, гордые произведенным эффектом — ведь они сберегли эту драгоценность! Затем младший туземец вдруг что-то прошептал на ухо своему товарищу, тот кивнул, улыбнулся и ответил на своем языке.

Немного поколебавшись, Сильвестре Андухар все же решился перевести.

— Этот, с хитрыми глазками, согласен подарить нам горсть соли, если ты покажешь ему то, что прячешь у себя в штанах, потому как он не может поверить, что такая огромная выпуклость может быть настоящей.

Канарец ошарашенно посмотрел на него, не зная, что и думать и в конце концов дрогнувшим голосом произнес:

— Ты хочешь сказать, что я должен показать ему свой член?

— Эти двое уверяют, что членов таких размеров просто не бывает, — ответил Андухар. — Они уверены, что там спрятано что-то другое, и очень хотят посмотреть.

— Скажи им: пошли они в задницу!

— Не сомневаюсь, именно этого им бы и хотелось, но об этом даже речи нет, — засмеялся тот. — Это всего лишь обычное любопытство, они обещают, что только посмотрят, и все.

— Просто прелестно! — не унимался возмущенный Сьенфуэгос. — Выходит, ты готов за горстку соли обслуживать всяких извращенцев?

— Вовсе нет! Но не забывай: здесь горсть соли — целое состояние. Вот ты бы отказался показать свой член за десять золотых дублонов? Насколько я знаю, больше половины женщин на Эспаньоле видели его совершенно бесплатно.

— Но то женщины! — возмутился канарец. — Именно женщины, а вовсе не педики в перьях!

— Ни одна женщина, как бы ей ни хотелось взглянуть на твое сокровище, не предложит тебе за это горсть соли в самом сердце прерий, — андалузец сложил руки в умоляющем жесте. — Прошу тебя!

— Ни слова больше!

— Только один разочек!

— Я сказал — нет, значит — нет.

Между тем, туземцы внимательно прислушивались к их спору и, казалось, прекрасно понимали, о чем идет речь, поскольку снова открыли рог и отсыпали из него вдвое больше соли.

Схватившись за голову, Андухар едва не зарыдал от отчаяния:

— Ради Бога, покажи им! Ты же понимаешь, как много это значит для нас! Так доставь им это удовольствие, покажи им свою чертову свистульку! Ведь не откусят же они его, в самом деле!

— Я бы не был так в этом уверен...

— Прошу тебя! Нам так нужна эта соль!

Какое-то время Сьенфуэгос еще колебался, но его друг продолжал настаивать, и в конце концов ему пришлось встать, распустить тесемку на штанах и спустить их вниз.

Все трое долго молчали, взирая на представшее их глазам зрелище, после чего один из «тех, что притворяются женщинами» что-то сказал, и андалузец немедленно перевел его слова:

— Он утверждает, что это ты человек-змея, а вовсе не сиу.

— Ну что, теперь я могу его убрать?

— Конечно, приятель, прячь его поскорее, пока не украли, — фыркнул в ответ Андухар и с улыбкой добавил: — Жаль, у меня нет такой красоты, а то бы все проклятые старухи кончали бы на счет раз!

Закончив трапезу, действительно превосходную и достойную самого Пантагрюэля, туземцы по своему обыкновению пошептались, после чего один из них сказал, что им было бы очень интересно узнать мнение почтенных гостей об одной странной штуковине. Она попала к типпба два года тому назад, но до сих пор никому так и не удалось выяснить, для чего она может служить.

Он вышел в соседнюю комнату, где, видимо, они спали и хранили особо ценные предметы, и вскоре вернулся с большим свертком из собольего меха, который с большой осторожностью положил на землю.

С глубоким почтением и даже страхом он развернул сверток, наблюдая при этом, какое впечатление произведет его содержимое на «бородачей».

Сильвестре Андухар и Сьенфуэгос переглянулись, и андалузец печально произнес:

— Это аркебуза капитана Барросо. Он никогда с ним не расставался, и раз его аркебуза здесь, это значит, что он мертв.

— А ты точно уверен, что это его аркебуза?

— Здесь выбиты его инициалы: «В-Б», Васко Барросо. Я не раз стрелял из этой аркебузы.

Затем он спросил у туземцев, как попала к ним эта вещь, и те ответили, что два года назад у них побывал отряд сиу, направляющийся на юг, чтобы продать шкуры живущему там племени криксов; они и принесли сюда эту штуку. Видимо, они устали тащить с собой тяжелый и бесполезный предмет, а потому предпочли обменять ее на соль.

— Так вы знаете, для чего он служит? — спросили они под конец.

Ответ андалузца прозвучал настолько уверенно, что смог бы обмануть и не столь доверчивых собеседников.

— Это земное воплощение самого могучего из наших богов.

Сискво в недоумении переглянулись, и высокий удивленно спросил:

— Это что же: бог вот так и выглядит?

— А откуда вы знаете, как выглядят боги, если их никто никогда не видел? — ответил хитроумный Андухар.

Видимо, такой ответ показался им вполне убедительным, поскольку они тут же вновь зашептались, после чего хитроглазый спросил, указав кивком на оружие:

— И что вы нам дадите в обмен на вашего бога?

Сильвестре Андухар повернулся к канарцу:

— Как считаешь, она может нам пригодиться?

— Кажется, она в хорошем состоянии, — ответил тот, внимательно рассматривая оружие. — Я вижу, тут даже порох есть. — В этих местах аркебуза не помешает.

— А где мы возьмем пули?

Сьенфуэгос кивнул в сторону стоящей в углу корзины:

— Сделаем вот из этого.

— Из золота? Ты собираешься отливать пули из золота?

— А почему нет? Это единственный металл, который у нас есть, и если уж он не пригоден ни для чего другого, то почему бы не сделать из него пули?

Андалузец так и покатился со смеху, то и дело качая головой, не в силах поверить в немыслимое предложение.

— Вот же мать твою! Да если бы мы смогли увезти с собой все это золото, мы стали бы самыми богатыми людьми в Андалузии, а ты предлагаешь лить из него пули, — он снова неодобрительно покачал головой и добавил: — Я же говорю, удача ходит за нами по пятам!

Смех смехом, но одно дело — решить заполучить аркебузу, и совсем другое — убедить владельцев ее отдать, ведь туземцы должны были потребовать что-то взамен, а путешественники мало что могли им предложить.

Устав наблюдать, как Андухар долго и безуспешно торгуется, Сьенфуэгос решил вмешаться, дав ему дельный совет:

— Скажи, что у нас есть амулеты, которые навсегда отгонят злых духов.

— О чем это ты, черт побери? — растерянно спросил Сильвестре Андухар.

— Ты просто предложи им четыре мощных амулета, которые они потом смогут обменять на соль или на что угодно, а об остальном я сам позабочусь.

Когда Сильвестре Андухар перевел хозяевам столь неожиданное предложение спутника, краснокожие, посовещавшись, заявили, что если эти амулеты и впрямь мощные и действенные, они согласны на сделку.

Сьенфуэгос вышел наружу, нашел толстый стебель тростника, наполнил его порохом, замазал глиной с обоих концов, после чего вернулся в дом, поднес его к огню и принялся нараспев произносить какую-то тарабарщину, сопровождая слова загадочными жестами.

Решив, что стебель достаточно нагрелся, Сьенфуэгос бросил его в огонь, воздев руки к небу и призывая на помощь богов.

Тут же раздался взрыв, стебель разлетелся на куски, которые тут же разметало в разные стороны, а вверх поднялся столб такого густого, черного и едкого дыма, что «те, кто притворяется женщинами», дико завизжав, выскочили из хижины как угорелые, промчались по берегу и бросились в воду, чтобы поскорее добраться до противоположного берега.

Андухару потребовалось все его красноречие, чтобы убедить хозяев — «бог грома» не явит свой истинный облик до тех пор, пока они его не позовут. Спустя полчаса они вернулись — мокрые, дрожащие, жалкие и усталые, с облепившими головы влажными волосами и потеками краски по всему телу.

Глядя на канарца со смесью страха и восхищения, они не могли не признать, что амулет человека-змеи так же великолепен, как и его необыкновенное мужское достоинство.

В последних словах туземцев прозвучала мольба:

— Если бы ты остался с нами, то стал бы настоящим королем прерий.

С этого дня Андухар завел привычку дразнить Сьенфуэгоса: он вытягивал губы трубочкой, словно в поцелуе, и называл его «мой сладкий король прерий».