Земля - вид сверху

Из Интернета:

«29 апреля 2007 года. Американский проповедник Пат Робертсон еще в 1990 году на этот день «назначил» взрыв Земли».

«…говорят, что конец света будет 27 июня 2008 года… ну или через три недели после этой даты…»

«2009 год — согласно расшифровок центурий Нострадамуса Питером Лори, в этом году наступит Армагеддон» (орфография и пунктуация сохранены).

Боже мой, а я уж хотел было не включать в книгу очерк «О конце света…» как безнадежно устаревший!

Увы, ничто не устарело, люди по-прежнему свято верят в идиотские пророчества, и поэтому очерку более чем десятилетней давности — самое место в книге-блоге. Менять в нем я ничего не стал…

О конце века, конце света и начале тысячелетия

На дворе 1997 год. Совсем немного осталось до конца века…

Стоп. Можно ведь сказать «конец века», а можно — «начало тысячелетия». Разница есть, не правда ли? Мне кажется, человеку — как разумному биологическому социальному существу — более пристало мыслить категориями надежды, чем категориями отчаяния. В конце концов, именно видение будущего отличает человека от животного.

Найдется немало людей, которые будут связывать ближайшие годы не просто с концом века, но с окончанием времен — концом света. Возьму на себя смелость сказать: конца света не будет. Точнее, он уже много раз наступал. Еще точнее — его столько раз «назначали», что к несбываемости этого прогноза можно уже привыкнуть.

Монтанисты — последователи пророка Монтана — ждали Судного дня в конце второго столетия нашей эры, потом в третьем, четвертом, пятом веках…

Все крестовые походы осуществлялись под знаком близкого конца света. Христофор Колумб в своих «Пророчествах» относил конец света на 1656 год. Мир спокойно пережил эту дату. Харьковчане, например, должны даже быть благодарны ей — именно в 1656 году была основана крепость Харьков.

Книги с предвестиями самого близкого конца света выходили в 1891, 1901 и других годах, при этом некоторые опусы имели значительный успех — например, книга, вышедшая в 1904 году и «назначившая» конец света на 1921 год, мгновенно разошлась тиражом 20 тысяч экземпляров.

Самый кровавый «конец света» был отмечен в 1900 году в Каргопольском уезде России. Из всего человечества пострадали только члены секты «Братья и сестры красной смерти». Лидеры этой религиозной группы, имевшей за плечами двухсотлетнюю историю, установили дату «конца света» — 13 ноября 1900 года — и объявили верующим, что Господь будет очень доволен, если они сами принесут себя в жертву посредством самосожжения. Как только известия о планируемом массовом самоубийстве достигли Санкт-Петербурга, в Каргополь были направлены царские войска. Однако когда солдаты добрались до места назначения, более ста сектантов уже погибли. Когда день закончился и никакого Страшного суда не произошло, оставшиеся в живых в разочаровании покинули секту.

Уже в последнее время — в 1970-е и 1980-е годы — было немало пророчеств, предрекающих конец света задолго до конца тысячелетия. В 1988 году некто Эдгар Уизенант, бывший инженер в области аэрокосмической техники, выпустил книгу с предсказанием, что конец света наступит именно в этом году; книга разошлась тиражом 4 миллиона (!) экземпляров, и автор получил недурной гонорар. Конец света, как мы хорошо знаем, не наступил. Тогда Уизенант выпустил «пересмотренное» издание, в котором перенес конец света на 1989 год. Публика, однако, успела разочароваться в пророке, и книга успеха не имела.

Корейские христиане выступили с пророчеством, что конец света наступит в 1992 году. Один из «пророков» даже выпустил облигации, срок погашения которых истекал через два месяца после обещанного «конца света», когда деньги уже никому не будут нужны. Публика облигации купила, «конца света» не дождалась, а «пророк» заработал 345 тысяч долларов.

В 1994 году еще один американский инженер — Гарольд Кэмпинг — выпустил книгу с арифметическим «расчетом», что второе пришествие Христа состоится в сентябре 1994 года. Люди стали значительно более предусмотрительны, однако несколько тысяч покупателей все же нашлось.

В США есть особый общественный институт — «Вахта тысячелетия», — занимающийся проблемой конца века. По оценке института, уже более тысячи мелких издательских организаций и частных лиц выпустили книги и книжонки, где утверждается— разумеется, в мрачных тонах, — что грядет «глобальная трансформация».

Ожидая конца света, можно, конечно, ссылаться и на авторитеты — например, на Нострадамуса. Известно, что одно из его пророчеств гласит:

Совершенно неясно, кто такой Ангулмуа и при чем здесь Марс. Впрочем, если принять во внимание другие предсказания Нострадамуса, относящиеся к нашему времени, то мы УЖЕ должны жить посреди большой войны, чумы и голода — именно этими явлениями пророк охарактеризовал последнюю четверть двадцатого века. А еще должны быть ужасные ветры, страшное весеннее наводнение в Англии и великое землетрясение, которое, не исключено, расколет Африку на три части, — и все это к середине 90-х годов. Что касается непосредственно 1997 года, то «огромное разбросанное пламя накроет новый город». Что же, больше половины 1997 года уже прошло…

Мне могут возразить: мы живем не просто в конце века, а в конце тысячелетия. Страшные перемены просто не могут не состояться.

Обратимся к истории. Не было ли великих потрясений в конце первого тысячелетия?

Если почитать «Историю Франции» Жюля Мишле, то эти потрясения мы найдем там в изобилии:

Мишле вторили и другие французские историки прошлого века. Писалось, например, такое: «В году 999 множество пилигримов направлялись на Восток, чтобы дождаться пришествия Господа… Здания всех видов превращались в руины. Считалось бесполезным чинить их, когда конец мира был столь близок…»

А вот цитата из книги современного автора, тоже, видимо, начитавшегося французских романтиков. Расселл Чандлер в своем произведении «Судный день», вышедшем в 1993 году, пишет, что в канун нового, 999 года «священники выслушивали всевозможные исповеди. Купцы отдавали свои товары. Узников выпускали из тюрем. Долги прощались. Люди и впрямь ожидали, что, когда на большом соборе зазвонят колокола, начнется последний отсчет времени перед концом света».

Что тут ложь, а что намек? Намек в том, что мы должны ожидать похожих вещей, а ложь… ложь здесь практически все. Медиевисты двадцатого века поставили под сомнение «открытия» Мишле, а также других историков девятнадцатого столетия и тщательно изучили хроники, рукописи и прочие документы, относящиеся к рубежу первого и второго тысячелетий. Выяснилось: не было мора в Аквитании, не было массового паломничества, не было каких-то особых эпидемий — болезни косили людей примерно так же, как до и после знаменательной даты, не отдавали купцы свои товары, и узников не выпускали из тюрем, потому что и самих тюрем, в нашем понимании, еще не было. Жуткая картина сначала нарисовалась в воображении французских историков-романтиков, по-своему воевавших с католической церковью, а потом уже стала «писаной историей».

На самом деле люди Средних веков (кстати, термин «Средние века» тоже подарен нам историками Просвещения) не обратили особого внимания на приход второго тысячелетия. Прежде всего потому, что человек тогда вообще иначе мерил само время, эпоха единого календаря еще не наступила, да и понятие «столетие» не успело войти в жизнь. Если уж всерьез копаться в истории, то первое празднование «успешного» окончания столетия произошло не в 1000, а только в 1300 году: 22 февраля папа Бонифаций VIII выпустил буллу «Антикворум», в которой обещал христианам индульгенции, если они в течение года посетят главные римские базилики, отдав таким образом долг памяти прошедшему столетию и ознаменовав приход новой эры.

В России, как известно, начало года первым января будет введено Петром I, но это произойдет весьма не скоро — только в 1699 году.

Интересно, а что напишут «романтические» историки будущего о нашем времени, о конце второго тысячелетия?

Еще раз повторю: не будем ждать конца света и не будем верить пророкам, которые его предсказывают. Тем же людям, для кого мои аргументы не убедительны, напомню слова Иисуса, обращенные к Апостолам: «…не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти…» (Деян. 1,7)

Тем не менее с календарной точки зрения мы живем в переломный момент эпохи. Самое время вспомнить, что именно в последнее десятилетие прошлого столетия родился особый культурно-политический феномен — fin de siècle, «конец века». И тому были веские причины.

К концу XIX века накопились мощные геополитические изменения. Практически вся Африка была поделена между европейскими державами— лишь Эфиопия и Либерия оказали успешное сопротивление «цивилизаторской миссии» белого человека.

Развитые страны увлеченно размещали капиталы за пределами своих территорий. Именно тогда была заложена основа транснациональных экономических связей — или, не побоюсь этого «новомодного» слова, — глобализации (хотя, если разобраться, истоки глобализации можно найти и в XVIII, и даже в XVII веках). Стали возникать международные картели, бравшие под свой контроль мировую торговлю сырьем. Родились первые гигантские частные монополии — «Стандард Ойл» и «Ю-Эс Стил».

Мир вступил на путь урбанизации. Городское население Великобритании к 1890 году составило уже 72 процента общей численности страны. Человечество стало знакомиться с канализационными системами, электрифицированными подземными железными дорогами, которые впоследствии назовут «метро», в крупных городах возникли огромные магазины. Нам теперь трудно представить жизнь без универмагов и супермаркетов, а ведь не так давно они были сенсационным новшеством.

Азия не отставала от Европы. Япония невероятно быстро прошла фазу модернизации и превратилась в мировую державу. Нарастали мощные национальные движения в Китае и Индии. Это все — конец девятнадцатого века. Но и взлет расизма — тоже конец девятнадцатого столетия: распространение националистических теорий Жозефа Артюра де Гобино, социал-дарвинизма, идей Генриха фон Трейчке, призывавшего к объединению Германии под гегемонией Пруссии, антисемитизма…

В военной области создавались дальнобойная артиллерия и мощные взрывчатые вещества.

Было, было от чего впасть в депрессию в конце прошлого столетия. И художники — люди с особо тонкой организацией души — остро чувствовали приближение грозного двадцатого века.

В литературу пришло новое направление — натурализм, — снявшее табу с таких тем, как секс, преступность, нищета и коррупция, что видно по романам Гюстава Флобера и Эмиля Золя, Жоржа Гюисманса и Томаса Харди. В России умами властвовал Достоевский. Тяжелое мироощущение сквозило в пьесах Ибсена и сатирах Уайльда. Поэты-символисты — Поль Верлен, Артюр Рембо — возвещали упадок и демонстрировали презрение к истеблишменту. В психологии начиналась эпоха психоанализа. В философии конец века воплотился в Фридрихе Ницше, мыслителе, который скончался в последнем году девятнадцатого столетия.

Fin de siecle пришел и в научную фантастику. Вообще говоря, девятнадцатое столетие можно назвать веком утопий, но именно в конце его, отражая те самые драматические умонастроения, появляются и первые антиутопии — прежде всего романы Герберта Уэллса «Машина времени» и «Когда спящий проснется», а чуть раньше — роман «Колонна Цезаря» некоего Эдмунда Буажильбера. В русском переводе он был назван «Конец цивилизации». Под псевдонимом Буажильбер скрывался известный американский писатель Игнатиус Доннелли. Время действия романа — 1988 год, то есть буквально наше время. Автор действительно описывает конец цивилизации — восстания рабочих в Европе и Америке, гибель Нью-Йорка и наконец крушение мирового сообщества, от которого остается лишь пятитысячная община в горах Уганды.

Что это — перенос ощущения конца девятнадцатого века на конец двадцатого? Первое предчувствие конца тысячелетия?

Как бы мы ни ответили на этот вопрос, посмотрим теперь на конец того же самого века совсем с другой стороны.

Что происходило в науке и технике в последнее десятилетие девятнадцатого столетия? О, картина совсем-совсем другая.

Вот, например, воздухоплавание.

Бразильский пионер авиации Альберто Сантос-Дюмон заканчивает постройку дирижабля с двигателем в полторы лошадиные силы и поднимается на нем в первом полете на 400 метров над землей.

Граф Фердинанд фон Цеппелин строит свой первый воздушный корабль с жестким корпусом, запуск этого 128-метрового гиганта, оснащенного бензиновым двигателем, состоялся в 1900 году.

И совсем немного времени остается до первого полета братьев Райт.

Наземный транспорт.

В американском городе Ричмонде уже ходят троллейбусы.

Сконструированы трехколесный электровелосипед и электромобиль: заряда 24 батарей под сиденьями хватает на 13 часов работы при полной загрузке — 12 пассажиров.

Изобретен бензиновый двигатель и запатентован дизель.

В 1896 году Генри Форд строит свою первую машину.

Карл Бенц, изобретатель первого автомобиля с двигателем внутреннего сгорания, переходит с трехколесных машин на четырехколесные, и автомобили очень быстро начинают оснащаться пневматическими шинами.

Французы Панхард и Левассор приступают к выпуску автомобилей «скорой помощи».

Появляется первый рейсовый автобус на 6–8 пассажиров и начинает курсировать по 15-километровой линии в Северном Рейне.

Немец Фридрих Грайнер вводит в обиход таксомоторный счетчик.

Во Франции приступают к массовому производству мотоциклов.

В России прокладывается Транссибирская магистраль; по завершении строительства в 1918 году это будет самая протяженная железная дорога в мире.

И уже изобретен двигатель, работающий на солнечной энергии.

И кое-где уже работают эскалаторы.

В архитектуре — свои достижения.

В Париже, например, воздвигнута Эйфелева башня.

Испытывает небывалый подъем кораблестроение.

В России выходит первое сочинение Алексея Николаевича Крылова о расчете формы кораблей — рождается теория кораблестроения.

Американский изобретатель Джон Филип Холланд строит первую дееспособную подводную лодку, которая поступает на вооружение ВМФ США в 1898 году.

Первая яхта с водометным движителем тоже сконструирована в конце XIX века.

В медицине — целый фейерверк достижений.

Илья Мечников открывает фагоциты, а Дмитрий Ивановский — вирусы.

Найдено лекарство от дифтерии.

В лаборатории получена ацетилсалициловая кислота, начинается ее использование в лечебных целях.

Немецкий биохимик Альбрехт Коссель открывает аминокислоту — гистидин.

Английский паразитолог Рональд Росс решает проблему малярии.

Американец Даниел Палмер, в прошлом зеленщик, а ныне гипнотизер и остеопатолог, первым в западном мире начинает практику мануальной терапии и открывает первый колледж хиропрактики.

Австрийский медик Карл Ландштейнер закладывает основы иммунологии, он предлагает разделить красные кровяные шарики натри группы — это важнейшее открытие останется непризнанным почти тридцать лет.

Уже изобретен инкубатор для донашивания семимесячных младенцев.

Роберт Кох добивается поразительных успехов в лечении туберкулеза — за эти работы он получит в 1905 году Нобелевскую премию.

Вот-вот будет открыт холестерин и синтезирован веронал— искусственное снотворное средство.

Французский хирург и патофизиолог Алексис Каррель работает над сшиванием кровеносных сосудов и начинает проводить опыты по трансплантации.

Возьмем телефонное дело.

В одном из банков американского города Хартфорда установлены первые платные телефоны-автоматы, а в другом городе — Ла-Порт — вводится в эксплуатацию первая АТС на 99 номеров.

К концу века каждый тринадцатый дом в США уже имеет телефонный аппарат.

А счетная техника?

Уже производятся: «арифмографы» (карманные калькуляторы), «комптографы» (счетные машинки, позволяющие записывать вычисления) и арифмометры с полной клавиатурой (чем не прообраз будущих компьютеров?).

Герман Холлерит разработал электрифицированную систему обработки данных на перфокартах, благодаря чему перепись населения 1890 года в Америке произведена в два раза быстрее, чем за десять лет до этого (и на полмиллиона долларов дешевле).

Возникает индустрия деловых машин, рождается «Табулейшн машин компани», которая шесть десятилетий спустя получит название IBM.

Оргтехника? Нет проблем.

Уже сконструирована портативная пишущая машинка, умещающаяся в небольшом чемоданчике.

Франц и Герман Вагнеры патентуют «видимую» пишущую машинку, работая на которой машинистка видит печатаемый текст, а Джон Ундервуд создает знаменитую компанию по производству этих «видимых» машинок и начинает их массовый выпуск.

Не отстает и техника запечатления образов.

Фотографическое дело, перестав быть таинственным профессиональным ремеслом, становится доступным широкой публике; тысячи любителей пользуются камерами фирмы «Кодак» (лозунг: «Вы нажимаете на кнопку, мы делаем все остальное» — уже родился), ролика целлулоидной пленки хватает на сто кадров.

А изобретатель Фредерик Айвз с успехом разрабатывает цветную фотографию.

Поразительные успехи делают физика и химия.

Открыты рентгеновские лучи, за что Вильгельм Рентген и получит первую Нобелевскую премию по физике в 1901 году.

Антуан Анри Беккерель открывает естественную радиоактивность солей урана.

Мария Кюри пишет диссертацию по радиоактивности.

Дж. Дж. Томпсон открывает электрон.

В самом конце века Макс Планк выступает с квантовой теорией, которая, наряду с теорией относительности Эйнштейна, станет основой современной физики.

Изобретен «шизофон» — прибор для обнаружения внутренних трещин и каверн в металле.

Изобретены дьюары — и следом сразу же начато массовое производство бытовых термосов.

Рождаются первые гироскопы.

Внедрен промышленный процесс сжижения газов — в Германии открывается фабрика по производству жидкого воздуха.

Русский физик Петр Николаевич Лебедев открывает, что свет может оказывать давление, подобно любой другой материи.

Другой русский ученый — ботаник и биохимик Михаил Семенович Цвет — открывает явление хроматографии и разрабатывает хроматографический метод разделения и анализа смесей.

Открыты инертные газы аргон, криптон, неон и ксенон.

Создано синтетическое волокно — сначала огнеопасный «шелк Шардонне», затем «бемберг» (медноаммониевая вискоза) и, наконец, вискозный «искусственный шелк», от которого публика сходит с ума.

И осталось совсем недолго ждать первой пластмассы — бакелит будет предложен Лео Бекландом в 1908 году.

Кинематограф, радио, аудиотехника, телевидение? Пожалуйста.

В 1895 году Париже братья Луи-Жан и Огюст Люмьеры демонстрируют свое новое изобретение, названное «кинематограф», — удачную комбинацию кинокамеры и проектора. Это, правда, уже не первое изобретение такого рода, но качество изображения, получаемого Люмьерами, превосходит все, виденное публикой ранее, и кино наконец-то входит в повседневную жизнь.

В 1890 году французский физик Эдуард Бранли публикует сообщение об изобретенном им когерере — детекторе электромагнитных волн, а пять лет спустя Александр Степанович Попов и Гульельмо Маркони изобретают радио.

К 1901 году Ли Де Форест уже работает над беспроволочной передачей сигналов и разрабатывает первую вакуумную трубку; еще через пять лет он создаст триод.

Немецкий физик Карл Фердинанд Браун изобретает осциллоскоп — первую катодную трубку, предшественницу телевизоров и радарных экранов, — а британский инженер Уильям Дадделл конструирует осциллограф.

Доктор Ричард Розенталь вводит в практику лингафонные курсы изучения иностранных языков, в качестве носителя звука используются восковые фонографические цилиндры.

Эмиль Берлинер изобретает новый тип фонографа и дает ему торговое название «граммофон»: главное отличие нового устройства от прежних моделей — использование горизонтальных дисков (граммофонных пластинок) вместо восковых цилиндров.

Хорас Шорт изобретает первый громкоговоритель на сжатом воздухе, названный им «ауксетофоном»; первые ауксе-тофоны для трансляции записей оперных арий устанавливаются на верхушках двух башен — Блэкпулской в Лондоне и Эйфелевой в Париже.

Датчанин Вальдемар Поулсен изобретает «телеграфон» — устройство для записи звука на металлическую проволоку (прообраз будущих магнитофонов) — и показывает его на Парижской выставке 1900 года, впоследствии Поулсен на основе телеграфона создаст телефон с записывающим устройством, которое будет фиксировать сообщения, поступившие в отсутствие хозяев.

Область электротехники развивается особенно быстро.

На Чикагской выставке 1893 года показана электрическая кухня — с электрической сковородой и электрическим чайником.

На рынок уже поступил электротостер.

Запатентована электрическая плита.

Джордж Вестингауз знакомит публику с электрическим утюгом.

Томас Эдисон изобретает железо-никелевый аккумулятор, а Юнгер — никеле-кадмиевый.

Великий Вальтер Нернст, будущий автор Третьего начала термодинамики, изобретает электрическую лампочку с металлической нитью накаливания.

Немецкие физики Юлиус Эльслер и Ганс Гайфель конструируют фотоэлемент, пригодный для практического применения.

«Электрический волшебник» Николай Тесла получает десятки патентов на электрические системы переменного тока, одерживает верх в жесточайшей конкуренции с «певцом постоянного тока» Томасом Эдисоном и закладывает основу будущего применения электроэнергии.

Ветроэлектродвигатель тоже, оказывается, уже изобретен.

Куда еще бросим взгляд? В сторону географии и природоведения?

И здесь важнейшее событие: в 1899 году русский естествоиспытатель Василий Васильевич Докучаев создает учение о географических зонах.

В сторону космонавтики? Рождается и она.

Константин Эдуардович Циолковский выпускает книгу «Грезы о Земле и небе», где впервые в истории трактует технические проблемы ракетных путешествий в космосе, а несколько лет спустя он же предложит проект реактивного двигателя.

В сторону морской нефтедобычи? Нет ничего проще.

В 1897 году первая стальная платформа установлена близ побережья Калифорнии.

В сторону полиграфии? Прогресс наблюдается и здесь.

Джозеф Пулитцер покупает для своей газеты «Нью-Йорк уорлд» четырехкрасочную ротационную печатную машину и начинает процесс цветной газетной печати.

Следом рождается новый вид массового искусства — цветные комиксы.

Между прочим, автоматическая фальцовочная машина уже создана.

В сторону экологии?

Первые опыты в области охраны окружающей среды тоже ставятся именно в конце девятнадцатого века: в южноафриканском Натале, в целях сохранения исчезающих видов животных, открыт первый природный заповедник — парк Умфалози.

Нам кажется, что роботы принадлежат целиком и полностью нашему веку?

Ан нет: первый домашний робот родился в 1893 году, когда Миннеаполисская компания по производству теплорегуля-торов познакомила публику с термостатами для автоматического контроля домашней обогревательной системы.

Для полноты картины окинем взглядом прочие новинки домашнего быта.

К концу XIX века уже изобретены:

унитаз со смывным бачком;

карманный фонарик (его впервые применили билетные контролеры на линиях английской компании «Бристоль дженерал омнибус»);

тюбик для зубной пасты;

жестяная рифленая крышечка для закупорки бутылок и «открывалка»;

новая застежка для одежды и обуви под названием «сикьюрити» — прообраз будущей «молнии»;

аэрограф;

игрушечная электрическая железная дорога;

канцелярская скрепка.

Все, пора перевести дух и задать себе вопрос: какими изобретениями и открытиями из этого поразительного потока мы, живущие сто лет спустя, пользуемся в нашей повседневной жизни? Ответ короток и прост: практически всеми. Более того, не будет большого преувеличения, если сказать, что наша жизнь сформирована этими достижениями технической и научной мысли.

Неужели то, что перед нами промелькнуло, это fin de siècle, конец века, эпоха изнеженности и упадка? Неужели это и есть декаданс, время смутной печали, ожидания скорых потрясений и предвестье конца цивилизации? Наверное, наличествует какая-то ошибка в распространенной оценке того периода. Никогда еще техника и наука не развивались столь бурно, нарастающий шквал открытий опровергает любые представления об упадке, наоборот, это прорыв человечества в новое состояние — состояние технического всемогущества.

Все факты, перечисленные выше, подобраны не случайно. Строго говоря, они даже не подобраны — просто соединены вместе. Аналогия — один из способов предвидения будущего. Вот по аналогии и подумаем: если последняя декада XIX века и первая декада века двадцатого — настоящий научно-технический прорыв, которого современники, скорее всего, не осознавали, то, может быть, и сейчас происходит нечто подобное, только мы это упускаем из виду?

Да, наша жизнь во многом определяется открытиями, сделанными во время прошлого fin de sifecle. А что из открываемого сейчас определит жизнь XXI века?

Мы присутствуем при нарождении и развитии новых компьютерных технологий: микроробототехники, виртуальной реальности, телеприсутствия. Наверное, все эти вещи войдут не только в технический, но и в культурный обиход людей XXI века.

Что принесут миру глобальные информационные сети? Не получит ли человечество, наряду с новыми возможностями в области образования и получения знаний, систему массового распространения невежества и мракобесия, распространяющуюся подобно раковым метастазам?

А что принесет — и уже приносит — нанотехнология, одна из самых фантастических областей науки и техники?

Мы видим первые успехи биотехнологии и генной инженерии. Нет ли здесь прообразов счастья — и вместе с тем бед — грядущего столетия? Поймем ли мы, что такое СПИД, и найдем ли спасение от этой и других грозных болезней? А может, из бутылок будут выпущены новые джинны — пострашнее СПИДа?

Будет ли XXI век веком освоения космоса, или сил мировой экономики по-прежнему на это не хватит? Мы присутствуем при очередной революции в космонавтике — рождении одноступенчатого орбитального корабля, который принесет долгожданный— общедоступный — выход в космическое пространство.

Не исключено, что именно в наше время начинается новый прорыв в энергетике. Как знать, возможно, не «старые добрые» атомные и термоядерные реакции, а практические результаты теории петлевой квантовой гравитации или теории суперструн дадут нам новые — экономичные и более безопасные — источники энергии.

А хватит ли нам ресурсов для всех обозримых свершений? И каково экологическое будущее человечества? И наконец — что это такое: человечество XXI века?

Давайте внимательно — прогностически — всматриваться в панораму будущего и находить в ней ответы на вопросы, которые волнуют нас сегодня. И давайте не будем гадать на кофейной гуще. Ведь «прогнозировать» означает «знать наперед». Именно знать, а не гадать.

Что до кофегадательниц, то о них хорошо выразился замечательный русский писатель и просветитель Николай Иванович Новиков:

Этим словам ровно 225 лет.

Давайте будем без страха взирать в лицо грядущего, и в ходе этого бесстрашного взирания наступит само грядущее — новое тысячелетие, 1 января 2001 года.

Где пророчества, там и предвидения; где предвидения, там и предсказания — как верные, так и ошибочные, как ложные, так и поразительно точные. О них — две следующие публикации: первая — с научным уклоном, вторая — с литературным. Интересен и заказчик этих материалов — журнал «Плейбой». А что? Взгляд в будущее интересен всем — и читателям иллюстрированных журналов для мужчин тоже.

Сегодня — это завтра, о котором мы гадали вчера

Вот он и наступил, новый век! Или (с бóльшим пафосом): вот оно и наступило, новое тысячелетие!

Наверное, в новогоднюю ночь эта, в общем-то, банальная фраза была самой популярной. Ее произнесло несколько десятков (сотен?) миллионов человек.

Еще одна банальная фраза, которую — тоже наверняка — произнесли миллионы уст: каким же он (оно) будет?

А действительно, что ожидать от нового века? Можно ли проникнуть хотя бы мысленным взором в близкое будущее и разглядеть, как там все устроится?

Люди в своем воображении постоянно забегают в грядущее. Это вытекает из самой природы человека как разумного существа. Весь ход истории демонстрирует, что человек по сути своей — «будущностно ориентированное» животное. Гадалки, предсказатели, астрологи, провидцы, футурологи, пророки, ясновидцы, фантазеры и фантасты всегда были и будут: клапан, открывающийся в будущее, необходим, иначе неудовлетворенность настоящим, порожденная всем опытом прошлого, переполнит разум и взорвет его.

Увы, удачных попыток предвидения не так уж много. Гадалки, предсказатели и пророки в большинстве случаев ошибаются. Впрочем, государственные деятели, чиновники, военные, ученые и даже писатели-фантасты ошибаются еще чаще.

Вот несколько примеров из истории техники.

В 1835 году английский железнодорожный инженер Томас Тредголд заявил буквально следующее: «То, что какая-либо система перемещения пассажиров будет развивать скорость, превышающую 16 километров в час, представляется чрезвычайно невероятным».

Спустя два года сэр Уильям Саймондз, деятель славных Королевских военно-морских сил Великобритании, столь же скептически отнесся к будущему винтовых судов: «Даже если бы у винта хватило силы толкать судно, на практике это не принесло бы никакой пользы, потому что такой силы, приложенной к корме, совершенно не хватило бы для управления судном».

С телефоном — похожая история. Когда новость об изобретении Александра Белла достигла Соединенного Королевства, идея телефонной связи ничуть не поразила воображение главного инженера британской почтовой службы. «Американцам, может быть, и нужен телефон, — высокомерно заявил он, — а нам нет. У нас полным-полно посыльных мальчиков».

Впрочем, это все же XIX век. Обратимся к просвещенному двадцатому столетию, только что закончившемуся.

К 1910 году летательные аппараты тяжелее воздуха уже завоевали некоторое доверие, и правительство США купило один аэроплан. Когда военно-морские силы запросили денег, чтобы купить еще один аэроплан для их собственных нужд, некий конгрессмен заявил: «У сухопутных войск уже есть самолет. Почему бы им не пользоваться машиной по очереди?» А один армейский генерал изрек: «Я вижу только один способ военного применения самолета — использовать его в целях наблюдения».

Да что там генералы! Великий писатель-фантаст Герберт Уэллс, конечно, верил в самолеты, но не настолько, чтобы целиком «отдать» им двадцатый век. В 1901 году он писал: «Полагаю, лишь немногие люди… склонны верить в то, что аэроплан сможет успешно взмыть в небо и вернуться домой целым и невредимым, и это произойдет задолго до 2000 года, а может быть, даже еще до 1950 года». Сие расплывчатое предсказание было сделано всего за два года до первого полета братьев Райт.

Кстати, в радио Уэллс тоже не поверил. В 1927 году он с презрением отозвался об этом средстве коммуникации, заявив, что радио пригодно только «для людей, которые ведут сидячий образ жизни в плохо освещенных домах или не могут читать по иным причинам… и у которых нет умственных способностей для того, чтобы мыслить или вести беседы».

Тем не менее отдадим Уэллсу должное. Многое он все-та-ки предугадал. Например, в самом начале века английский писатель успешно предсказал появление танков, затем — использование авиации в военных целях, а в 1916 году — первым! — увидел в будущем жуткую картину военного применения атомной энергии и даже напророчил дату — 1945 год.

Великим ученым тоже порой не везло с предсказаниями. Эрнст Резерфорд — один из создателей учения о радиоактивности — не разглядел в будущем судьбы своего собственного детища. «Мы не можем, — заявил он на заседании Британской ассоциации развития науки в 1933 году, — управлять атомной энергией в такой степени, чтобы она обрела коммерческую ценность, и я полагаю, что мы вряд ли когда-либо сможем добиться этого».

А гениальный Эйнштейн, направив в 1939 году письмо президенту Франклину Д. Рузвельту, так отозвался об атомной энергии: «Этот новый феномен также повлечет за собой конструирование бомб… Одна-единственная бомба такого типа, доставленная на корабле и взорванная в порту, вполне будет способна разрушить весь порт целиком и еще часть прилегающей территории. Однако подобные бомбы, скорее всего, окажутся слишком тяжелыми, чтобы их можно было транспортировать по воздуху».

Ровно через шесть лет атомная бомба будет «транспортирована» в Хиросиму именно по воздуху.

Заметим: во всех приведенных случаях будущее очень быстро опрокидывало предсказания — на то, чтобы «доказать свое», ему требовалось всего несколько лет.

Пожалуй, самая замечательная история такого рода приключилась в середине двадцатого века. Королевский астроном, директор Гринвичской обсерватории сэр Ричард ван дер Рит Вулли заявил: «Путешествие в космосе — это полнейшая ерунда». Надворе стоял 1956 год. До полета первого спутника оставались считанные месяцы.

Ряд примеров можно продолжать без конца.

В 1973 году немецкие футурологи Хаген Байнхауэр и Эрнст Шмакке писали: «К 2000 году ожидают появления самолета на тысячу пассажиров, который будет летать со скоростью, в 10 раз превышающей скорость звука (более 12 тыс. км/час). Комфортабельные пассажирские поезда будут развивать скорость 300 км/час и даже более. В 1985 году обыденным явлением станет использование видеотелефона. Начиная с 1980 года газеты станут доставляться подписчикам бесплатно по каналам телевидения».

Где они, эти видеотелефоны и бесплатные видеогазеты?

В 1940-е годы было широко распространено мнение, что еще десять — двадцать лет — и семейные вертолеты окончательно и бесповоротно вытеснят автомобили.

В 1950-е годы «эксперты по грядущему» пророчили, что электронные свахи будут безошибочно определять, кому на ком жениться, и браки станут стопроцентно эффективными, а в 1960-е многие футурологи считали, что семья вообще отмирает и в ближайшем будущем ее заменит коммуна. Более того, в том же «ближайшем будущем» работать будут только десять процентов населения, остальным же придется бездельничать. И вообще наступит медицинский рай: до 2000 года заразные болезни и болезни сердца «должны были» полностью исчезнуть.

Можно вспомнить и коммунистические предсказания. В 1920 году незабвенный Владимир Ильич предрек: «…То поколение, которому сейчас 15 лет, оно и увидит коммунистическое общество, и само будет строить это общество». Не забудем также о программе КПСС, объявившей победу коммунизма в 1980 году.

Так, может, удачных предсказаний, не было вовсе? Почему же! Их много, но почему-то получается так, что самые меткие остаются в забвении.

Очень хорошо об этом высказался английский писатель Гилберт Кит Честертон:

Блестящие предсказания, на мой взгляд, содержатся в записях и произведениях замечательного русского писателя-фантаста князя Владимира Федоровича Одоевского. В своем романе «4338 год», написанном в 1840 году, — романе, который я рекомендовал бы как учебник для всех, кто хочет научиться прозревать будущее, — Одоевский мечтал о книге, «в которой посредством машины изменяются буквы в несколько книг». С гениальной зоркостью он писал: «…главное дело будет: отучить ум от усталости, приучить его переходить мгновенно от одного предмета к другому; изощрить его так, чтобы самая сложная операция была ему с первой минуты легкою; будет приискана математическая формула для того, чтобы в огромной книге нападать именно на ту страницу, которая нужна, и быстро расчислить, сколько затем страниц можно пропустить без изъяна». Чем не описание текстового редактора, служащего сейчас непременным атрибутом программного обеспечения любого современного компьютера! И чем не предвидение электронной книги?

Еще одно блистательное пророчество:

Эти слова принадлежат английскому физику Уильяму Айртону. Они были произнесены… ЮЗ года назад. Честно говоря, я не знаю более точного предвидения современной сотовой связи.

Кстати, если вернуться к социалистической идее, то ее судьбу беспощадно ярко провидел еще Александр Герцен: «Социализм разовьется во всех фазах своих до крайних последствий, до нелепостей. Тогда снова вырвется из титанической груди революционного меньшинства крик отрицания, и снова начнется смертная борьба, в которой социализм займет место нынешнего консерватизма и будет побежден грядущею, неизвестною нам революцией…»

Вообще говоря, один из наиболее точных социальных прогнозов на XX век был сделан в 1894 году. Его автор — позабытый ныне общественный деятель и историк, бывший министр образования Австралии Чарлз Пирсон. Он предположил, что в XX веке возникнут три грозные проблемы:

1. Государство будет все больше и больше наступать на права семьи и церкви; семью — в ее ключевых функциях— будут подменять не только государственные школы и государственная медицина, но и государственные детские сады и даже обеды.

2. Главной чертой культуры станет «тривиальность». Обезличенное городское общество вытеснит народные обряды, национальные традиции и местные обычаи. Газеты и книги заменят лекции, драматические представления будут постепенно отмирать. Критерии искусства будут становиться все более относительными, наука станет более специализированной и менее открытой для обмена мнениями. Успехи в области науки и медицины будут неисчислимы, однако это приведет к старению общества и увеличению процента пожилых людей, которые менее предприимчивы и энергичны, что, разумеется, чревато опасными последствиями: «меньше остроты ума — меньше надежды».

3. В международных отношениях «высшие расы» будут «оттеснены или даже отброшены» народами, которые в течение всего XIX века оставались покорными. «Наступит день — и, может быть, он не так уж далек, — когда европейский наблюдатель осмотрится по сторонам и обнаружит, что мир опоясан сплошной зоной черной и желтой рас». Африка добьется независимости, Китай станет мощной военной державой, роль Европы в мире заметно снизится.

Оглянемся на XX век с вершины 2001 года, и мы увидим, что пророчества Пирсона в основном сбылись.

Можно многое рассказать о сбывшихся и несбывшихся прогнозах писателей-фантастов, но для этого потребовалось бы слишком много места, поэтому лучше ограничиться двумя-тремя авторами.

В самом конце 1964 года корреспондент газеты «Вечерняя Москва» спросил братьев Стругацких — лучших отечественных фантастов: «Как вы представляете себе человеческое общество в 2000 году?» И прозвучал ответ: «…Во-первых, все международные конфликты будут решены. Во-вторых, во всем мире начнется наступление за человека в человеке. Разные страны и государства будут использовать в этом отношении опыт, накопленный в СССР. А у нас работа по воспитанию людей нового типа уже завершится. Исчезнут из жизни явления, которым соответствуют ныне понятия мещанства, обывательщины, мракобесия. Мы не хотим говорить о развитии техники. Здесь обо всем позаботится Госплан. Химия, физика, генетика, биология прочно войдут в быт и сделают его совершенно другим…»

Здесь уместно вспомнить давнюю историю, связанную с романом американского писателя Эдварда Беллами «Оглядываясь назад», вышедшим в 1888 году. Беллами описал Бостон 2000 года, который виделся ему технологическим раем: якобы успехи науки и техники позволят гарантировать для всех граждан образование и материальное благополучие.

Другой американец — Марк Твен — сразу же отреагировал на роман Беллами, и сделал это весьма едко. По «прогнозу» Марка Твена, к 2000 году произойдет возврат к феодализму, вернется папская инквизиция, а США далеко отстанут от более прогрессивной Европы.

Ошиблись, как теперь видно, и тот, и другой.

До 1990 года любое исследование будущего, художественное или научное, прочно базировалось на представлении о биполярной картине мира. Здесь — коммунизм или социализм, там — капитализм. Здесь (или там) — хорошо, там (или здесь) — плохо. Здесь — белое, там — черное. Так думали фантасты, так смотрели в будущее футурологи, так грозили друг другу пальцами политики разных социальных систем.

В конце 1980-х стройная конструкция «мы — они» стала шататься. Станислав Лем — еще один великий писатель двадцатого столетия — почувствовал это и вдруг с горечью осознал, что всю предыдущую творческую жизнь он как фантаст делал что-то не то. ««Научная фантастика» как видение грядущего, возникающего мира компрометирует сама же себя, вырождаясь во вторичную псевдореальность», — написал Лем в 1988 году. А спустя несколько лет он и вовсе пришел к выводу о бесплодности политических прогнозов.

«Если история — природный процесс, можно ли предвидеть будущее?» — спросили его во время одного интервью в 1996 году.

«Предсказать политическое будущее абсолютно невозможно, — ответил знаменитый фантаст. — Кто предвидел распад СССР? Какой мировой пророк?»

А вот английский писатель Артур Кларк — настоящий колосс фантастики двадцатого века — до сих пор не теряет оптимизма[27]. Он предсказывает, в чем-то ошибается, что-то прозревает удивительно точно, снова предсказывает, оступается, попадает в «яблочко» и опять предсказывает…

В 1962 Артур Кларк выпустил книгу «Профили будущего», в которой попытался дать панораму грядущего и даже отразил ее в таблице будущих открытий. На 1970 год он «запланировал» высадку на Луну — и оказался прав! Другое дело, что появление ядерной ракеты он тоже датировал 1970-ми годами. На 1980-е Кларк «запрограммировал» посадку человека на другие планеты (мимо), открытие гравитационных волн (мимо) и «персональное радио» (более чем точно!), от 1990-х ждал создание искусственного разума (пока нет и долго еще не будет) и передачу энергии по радио (теоретически вполне возможно, практически трудновато), в 2000 году ему виделась уже колонизация планет (техника позволяет, экономика — нет) и Всемирная библиотека (уже начата, и Всемирная паутина — WWW — пророк ее!).

А в 1999 году Артур Кларк выступил с новым — подробным и очень смелым — прогнозом на XXI век. Начало столетия видится ему таким: «2002 год. На рынок поступает первое устройство, вырабатывающее чистую и безопасную энергию путем низкотемпературных ядерных реакций. Наступает конец Эры Ископаемого Топлива, планету сотрясают связанные с этим экономические и геополитические катаклизмы». А конец — таким: «2100 год. Начинается история…»

Роман А. Кларка «Триггер», написанный им в соавторстве с американским писателем Майклом Кьюбом-Макдауэллом и вышедший в свет летом 2000 года, — пожалуй, одна из самых интересных фантастических книг о близком будущем человечества.

А из научно-популярных книг последнего времени лучшие прогностические работы — это «Видения» американского физика Мичио Каку (1998), «Проверка реальности» Брада Уинерза и Дэвида Песковица (1996) и сборник «Предсказания», выпущенный в Англии несколько месяцев назад. Жаль, что эти книги пока еще не переведены на русский язык.

Впрочем, есть что почитать и на русском. Только-только вышел сборник «Впереди XXI век: перспективы, прогнозы, футурологи». Его составил известный ученый, президент Академии прогнозирования Игорь Васильевич Бестужев-Лада (он же автор предисловия) — лучший из российских футурологов. В сборник вошли прогностические работы крупнейших мировых специалистов по будущему. Любому человеку, интересующемуся, каким будет XXI век, обязательно надо прочитать и книги самого И. В. Бестужева-Лады «В преддверии Страшного суда», «Альтернативная цивилизация» и «Россия: от колосса к коллапсу».

И разумеется, очень важно читать хорошую научную фантастику. Причем не столь уж и важно, какими смотрятся прогнозы писателей прошлого из будущего, ставшего для нас настоящим, — наивными или ужасными, пророческими или фальшивыми, реальными или несбыточными. Как высказался философ Карл Ясперс (1883–1969) в своей книге «Истоки истории и ее цель» (1948): «Прогноз никогда не бывает нейтральным. Правилен он или неправилен, прогнозирующий анализ неизбежно вызывает побуждение к действию».

А американский фантаст Бен Бова определил так: «Нет и не может быть какого-то одного конкретного будущего; существует бесчисленное количество возможных будущих, и каждое мгновение приносит новые возможности влиять на них».

А Уинстон Черчилль заметил: «Если мы начнем свару между прошлым и настоящим, то скоро обнаружим, что потеряли будущее».

А Анна Ахматова молвила: «Будущее… как известно, бросает свою тень задолго перед тем, как войти…»

А я скажу: будущее всегда прекрасно и удивительно, плохим делаем его мы сами.

Будущие, которых не будет

Должна ли научная фантастика предсказывать будущее?

В общем, не обязательно. Это вопрос того же ряда, что и «Должна ли музыка быть только развлекательной?». Или: «Должна ли архитектура сводиться только к возведению жилья?»

Какие-то писатели-фантасты берут на себя смелость заглядывать в будущее, другие вовсе не ставят перед собой таких задач, интересуясь прежде всего настоящим или даже прошлым. Великий американский фантаст Рэй Брэдбери (который, кстати, не любит, когда его называют писателем-фантастом) вообще заявил: «Я не описываю будущее. Я предотвращаю его».

Что же такое научная фантастика? Споры на этот счет ведутся уже несколько десятилетий. Есть сотни определений НФ, однако внятной, всеобъемлющей, устраивающей всех дефиниции так никто и не предложил. Очевидно, споры продолжатся и в новом веке.

Вот несколько характеристик — на выбор читателя:

а) Фантастика — это художественное прогнозирование будущего.

б) Фантастика — это литература о научных открытиях и изобретениях и их последствиях.

в) Фантастика — это то, во что мы верим.

г) Это литература о небывалом.

д) Литература о неведомом.

е) Литература о несуществующем, но возможном.

ж) Литература о невозможном, но существующем.

з) Фантастика — это альтернативные миры.

и) Фантастика — это вторичная псевдореальность…

Мне лично больше всего нравится определение, предложенное Норманом Спинрадом: к) «Научная фантастика — это все, что опубликовано как «научная фантастика».

Очень точно. НФ — издательская категория, придуманная для облегчения усилий читателя. Пришел в магазин, и не надо голову ломать: вот раздел «Крутые боевики», вот «Дамский роман», вот «Эротика», «Эзотерика», «Кулинария», а вот — между «Магией» и «Оккультизмом» (если по алфавиту) — «Научная фантастика». Удобно.

В XX веке в рубрике «Научная фантастика» издано огромное количество книг — десятки тысяч названий (без преувеличений!), сотни миллионов томов. Разобраться в этом хозяйстве практически невозможно, даже перечислить лучшие затруднительно: лучших — многие сотни. Проще расставить некоторые вехи.

Но начать придется все же с века девятнадцатого. Если говорить о художественном прогнозировании будущего, то лучше вспомнить не Жюля Верна, а отечественного автора, почти, к сожалению, забытого, — князя Владимира Федоровича Одоевского (1803 или 1804?— 1869).

1. В. Ф. Одоевский. «4338 год» (1840).

Если «не поверить» датировке романа, то это произведение, написанное более полутора веков назад, — практически о нашем времени. Предсказаны телефон, радио, роль телевидения в современной жизни, компьютер и даже… текстовый процессор — книга, «в которой посредством машины изменяются буквы в несколько книг».

2. Герберт Уэллс (1866–1946). «Освобожденный мир» (1914).

Это, пожалуй, первый роман о грозных проблемах двадцатого века. Более того, первое в мировой литературе произведение о военном применении атомной энергии: «Для людей, живших в начале двадцатого века, не было ничего более очевидного, чем скорость, с которой война становилась все более невозможной. И конечно же, они не видели ее приближения. Не видели до той самой минуты, когда атомные бомбы взорвались в их неловких руках». Мало того что в романе правильно употреблено выражение «цепная реакция» (за 28 лет до первой искусственной ядерной цепной реакции), но предсказан даже год первого атомного взрыва: 1945!

3. Евгений Замятин (1884–1937). «Мы» (1920).

«Я, D-503, строитель «Интеграла»…» «Интеграл» — это ракета. D-503 — один из «нумеров», нумера строят «Интеграл». Нумера живут в Едином Государстве за Зеленой Стеной. Из нумеров «вырезают фантазию». Любовь между нумерами, а тем более между нумерами и не-нумерами безжалостно пресекается. Неугодных нумеров сажают в Газовый Колокол…

Если в книге что и предсказано с поразительной точностью, так это судьба многих ее читателей. Роман «Мы» был безусловно запрещен в Советском Союзе. За чтение и распространение романа людей сажали именно в Газовый Колокол, носивший, правда, другое название — ГУЛАГ. Год смерти Евгения Замятина символичен: 1937. Правда, умер он не в России, а в Париже — от разрыва сердца…

«Мы» — это первая и, пожалуй, главная антиутопия XX века. Хаксли, Оруэлл и прочие пришли позднее…

4. Олдос Хаксли (1894–1963). «О дивный новый мир» (1932).

Английский писатель Олдос Хаксли создал не только одну из лучших антиутопий века, он еще и помог родиться термину «футурология» (наука о будущем). Автором его был немецкий профессор Оссип Флехтхайм, однако именно с подачи Хаксли слово «футурология» в 1943 году вошло в научный обиход.

Итак, «дивный новый мир». Полностью контролируемое общество, рождение людей «почкованием» (сейчас сказали бы — клонирование), обязательный для всех наркотик «сома», «ощущалки» (сейчас сказали бы — виртуальная реальность)… Пластиковый мир одинаковых и одинаково думающих людей. «Впервые в истории… «Общность, Одинаковость, Стабильность»… — девиз планеты».

Антиутопия — это не противоположность утопии, а, скорее, ее истинное лицо. Хорошо об этом сказал Вернер фон Браун: «Оглядываясь на прошлое, можно сказать: нет ничего проще, чем утопия, ставшая реальностью».

5. Айзек Азимов (1920–1992). «Я, робот» (1950).

Может быть, самое удивительное в этом цикле рассказов, собранных вместе полвека назад, — тот факт, что первый из них, возвестивший будущую эру роботизации, появился еще в 1940 году, когда автору было всего 20 лет, а знаменитые Три закона робототехники были сформулированы всего годом позже. Конечно, роботы с «позитронными мозгами» пока не построены, скорее всего, никаких позитронных мыслящих устройств не будет вовсе, но в остальном рассказы Азимова о роботах можно считать пророческими. Разумеется, Азимов писал не о роботах, а о людях, и под Тремя законами имел в виду правила человеческого общежития, но все-таки… «К 2002 году изобрели подвижного говорящего робота…» Эту фразу — одну из многих подобных у Азимова — вполне можно считать долгосрочным техническим прогнозом.

6. Рэй Брэдбери (р. 1920) «451° по Фаренгейту» (1951).

«Когда начинают жечь книги, то в конце концов сжигают и людей». Это сказал еще Генрих Гейне. В сущности, роман Брэдбери — развернутая метафора на ту же тему. Очень сильная метафора. Одна из лучших. Между прочим, если прочитать роман внимательно, то становится ясно, что время действия — наши дни, начало XXI века. К счастью, ни массового сожжения книг, ни массового истребления инакомыслящих, ни Механических Гончих, преследующих людей, ни атомного психоза, приведшего к атомной же войне, мы не наблюдаем. Ошибка прогноза? Вовсе нет. Вспомним слова самого Брэдбери: «Я не описываю будущее. Я предотвращаю его».

7. Артур Кларк (1917–2008) «Конец детства» (1953).

Это один из ранних романов великого фантаста. По нынешним временам сюжет кажется банальным: великодушные пришельцы (правда, в обличье чертей) «отменяют» войны, на Земле воцаряется благолепие, новое поколение детей обретает телепатические свойства и духовно возвышается над родителями, вливаясь в космический Сверхразум… Сказка? Конечно. Но какая-то очень притягательная — ее читают и перечитывают миллионы людей. Как сказал один из критиков, читатели «воспринимают этот роман не как фантастическую историю, а скорее как некую священную книгу».

8. Теодор Старджон (1918–1985). «Венера плюс Икс» (1960).

Сколько существует фантастическая литература, столько соседствуют в ней утопии и антиутопии. Только в XX веке антиутопии большей частью страшные, а утопии — грустные.

Землянин Чарли Джонс оказывается в некоем мире Дедом (слово «модель» наоборот) и обнаруживает себя в обществе «обоеполых» людей. Долгое время Джонсу кажется, что перед ним — результат эволюции земного общества, и устройство Ледома видится ему едва ли не идеальным (на Земле-то все беды — от полового диморфизма!). Но в конце концов выясняется, что эволюцию и здесь подменили революцией; с некоторых пор в этом мире детей после рождения подвергают операции, превращающей их в гермафродитов. Утопия опять — в который раз! — не состоялась.

9. Роберт Хайнлайн (1907–1988). «Чужой в чужой стране» (1961).

Этот роман — один из самых сильных у Хайнлайна — в свое время был назван «Библией хиппи». Еще его называли: религиозным, антирелигиозным, революционным, иконоборческим, «низвергающим табу»… Возможно ли — религиозный и антирелигиозный одновременно? А это как посмотреть…

Землянин Валентин Майкл Смит, воспитанный древней марсианской цивилизацией, возвращается на родную планету. Он наделен сверхчувственными способностями и свойством дематериализации, он несет людям новую философию, он противник войны и насилия и проповедует свободную любовь… — словом, Смит становится мессией. А люди в конце концов поступают с ним так, как всегда поступали с мессиями, — убивают. Только этого мессию убить не просто: Смит дематериализуется и… снова берется за работу: «На Земле еще столько нужно изменить!»

10. Роберт Шекли (1928–2005). «Хождение Джоэниса» (1962).

Один из лучших сатирических романов Шекли. Рассказчик Джоэнис — простодушный житель одного из тихоокеанских островов (современный вариант вольтеровского Кандида) — попадает в Америку близкого будущего. Конечно, западный мир предстает его глазам совсем не таким, каким он видится цивилизованным «аборигенам». Нет ни одного института общества, ни одной стороны жизни, ни одной составляющей американской культуры, которые не попали бы под огонь уничтожающей, ядовитой сатиры Шекли.

11. Курт Воннегут (1922–2007). «Колыбель для кошки» (1963).

Как и Рэй Брэдбери, Воннегут не любил, когда его называли фантастом. Тем не менее определить его как-то иначе довольно трудно. Другое дело, что фантастика Воннегута — редкостное сочетание философии, иронии и леденящей душу выдумки. В «Колыбели для кошки» это сочетание приобретает буквальное воплощение и выглядит так: убийственная философия изобретателя Феликса Хонеккера, абсолютно равнодушного к человечеству, + созданный им «лед-9», который грозит гибелью всей планете, + доморощенная философия островитянина Боконона, который грозит гибелью всем, кто не разделяет его взглядов, + ирония… ирония, разумеется, самого Воннегута — писателя, считавшего, что безумие мира можно победить только смехом.

12. Станислав Лем (1921–2006). «Сумма технологии» (1964).

Станислав Лем — один из крупнейших фантастов XX века. Немало его романов — назовем хотя бы «Солярис», «Возвращение со звезд», «Глас Божий», «Мир на Земле», «Насморк» — могли бы занять место в этом списке. Однако без «Суммы технологии» все же никак нельзя обойтись. Это фундаментальное исследование будущего — одна из лучших футурологических книг своего времени. Посвященная путям развития цивилизации, анализу научно-технических и социальных тенденций, она и сейчас, почти сорок лет спустя, читается с огромным интересом.

13. Филип Дик (1928–1982). «Снятся ли роботам электроовцы?» (1966).

Можно ли считать человеком биологическое существо, сделанное по подобию человека, чувствующее как человек, мыслящее как человек, созданное как вместилище грехов человека и к тому же наделенное чрезвычайно коротким сроком жизни? Скорее всего, не только можно, но и нужно. Однако общество, описанное Филипом Диком — одним из самых глубоких американских фантастов, — придерживается иной точки зрения. Андроиды объявлены вне закона, на них ведется охота. Главный герой романа как раз и занимается такой охотой: он — профессиональный истребитель «нелюди». Только в конце концов охотник сам превращается в жертву. О том, как трагедия андроидов становится трагедией людей, их убивающих, рассказывает не только роман Филипа Дика, но и его киноверсия — блестящий фильм «Бегущий по лезвию», снятый Ридли Скоттом.

14. Аркадий Стругацкий (1925–1991), Борис Стругацкий (р. 1933). «Гадкие лебеди» (повесть написана в 1966–1967, опубл, в ФРГ в 1972, опубл, в СССР в 1987, вошла составной частью в роман «Хромая судьба», 1986).

Эта повесть, как и многое у Стругацких, очень не нравилась советской власти. И понятно почему: с одной стороны, действие происходит в вымышленном «зарубежном» городе, вроде бы не придерешься, а с другой — смысл притчи очень прозрачный: мутанты-интеллектуалы, не могущие жить без книг; власть, преследующая этих мутантов; таинственные силы из будущего, управляющие климатом и в буквальном смысле «напускающие туман»; разлагающийся город и его обитатели; и, наконец, дети, уходящие от своих родителей к мутантам — в будущее…

А теперь попробуем отвлечься от эзопова языка советских времен и задумаемся: нет ли здесь попытки какого-то пророческого обобщения? Какого-то символа нашей общей судьбы? Кажется, есть. Все мы — дети, уведенные мутантами от родителей в туманное будущее…

15. Майкл Крайтон (1942–2008). «Штамм «Андромеда» (1969).

Майкл Крайтон по первой своей профессии был врачом (он автор не только «Парка Юрского периода», но и, как многим известно, популярнейшего телесериала «Скорая помощь»). Именно в силу профессиональной подготовки автора один из первых его романов — «Штамм «Андромеда» — подкупил своей достоверностью миллионы читателей. Более того, этот роман дал начало новому направлению в научной фантастике — «медицинским триллерам». Сюжет достаточно прост: бактериологическое оружие, разработанное американскими учеными, попадает в космос, мутирует там и возвращается на Землю в виде спор, несущих гибель всему живому. Естественно, герои романа вступают в борьбу с угрозой…

16. Уильям Гибсон (р. 1948). «Нейромант» (1984).

Многие считают У. Гибсона «отцом» киберпанка. Это не совсем так. Термин придумал Брюс Ветке в 1983-м. Тему криминального киберпространства стали одновременно разрабатывать многие, но Гибсон — безусловно, самый яркий из основоположников нового жанра.

Что такое «киберпанк»? Вот основные характеристики этого направления фантастики: в произведениях описывается мир (как правило, весьма неприятный) близкого будущего, цивилизация активно использует достижения генной инженерии и информационных технологий, миром правят транснациональные корпорации, компьютерные сети криминализованы, повсеместное распространение и употребление наркотиков, высокий уровень технологии сочетается с моральным упадком и деградацией общественного климата.

У Гибсона центр этой цивилизации — Япония (отсюда и особенности языка персонажей), а главный герой — «нейромант» — не ощущает себя полноценной личностью вне компьютерной сети. Виртуальная реальность все больше и больше замещает реальность настоящую…

17. Дэвид Брин (р. 1950). «Почтальон» (1985).

Тема ядерной катастрофы в фантастике, к счастью, ушла в прошлое. Роман Д. Брина — возможно, один из последних примеров. Но очень яркий пример. Ибо главное в романе — не картина глобальной разрухи, не угасание жизни на осколках цивилизации, а мощный пафос духа человеческого, нацеленного на выживание и в конечном итоге торжествующего над смертью.

18. Майкл Флинн (р. 1947). «В стране слепых» (1990).

Настоящий подарок всем любителям конспирологии. Вот уж где заговор так заговор — разветвленный, уходящий корнями в девятнадцатый век, заговор тщательно законспирированной организации, поставившей перед собой цель рассчитывать ход истории и таким образом поставить под контроль мировые события. Главной героине романа — хакеру — удается разоблачить заговор, использовав компьютерную программу — «червя». Но суть произведения, честно говоря, не в этом. «В стране слепых» — большой историко-фантастический роман, в котором автор и его герои пытаются ответить на вечный, «гамлетовский» вопрос литературы: кто управляет судьбой человека — безглазая и безликая внешняя сила или все-таки он сам?

Майкл Флинн в последние годы проявил себя как мастер фантастического эпоса: его романы-эпопеи — широкая и подробная панорама близкого будущего Земли.

19. Александр Мирер (1927–2001). «Мост Верразано» (1997).

Гениальный ученый открывает дешевый и компактный источник энергии. Достаточно поставить его, скажем, на автомобиль — и проблема топлива, можно считать, отменена. Тут, вообще говоря, многое отменяется: не нужно сжигать нефть, не нужно торговать бензином, не нужно прокладывать тысячекилометровые трубопроводы, не нужно отравлять окружающую среду.

Допустит ли цивилизация такое?

Позволит ли Большой Бизнес двадцать первого века убрать со сцены то, что определило всю жизнь века двадцатого?

Роман Александра Мирера — одного из интереснейших отечественных фантастов — именно об этом. И еще о многом другом…

20. И. В. Бестужев-Лада (р. 1927). «Впереди XXI век: перспективы, прогнозы, футурологи» (2000).

Игорь Васильевич Бестужев-Лада — крупнейший российский футуролог, президент Академии исследования будущего. «Впереди XXI век…» — это собрание прогнозов на новый век, сделанных крупнейшими авторитетами по будущему. Среди них — и авторы докладов Римскому клубу, и крупнейшие мировые аналитики, и эксперты разных прогностических центров. Разумеется, предисловие к сборнику принадлежит самому И. В. Бестужеву-Ладе — человеку, написавшему несколько блестящих книг об угрозах, которые человек несет в будущее и которыми будущее отвечает человеку.

Этот материал опубликован более десяти лет назад — тогда, когда разговоры о «глобальном потеплении» были еще не столь паническими, как сейчас. Многое изменилось с тех пор: возросла истеричность вокруг упомянутого потепления, климатические изменения и впрямь происходят буквально на наших глазах, «глобальное потепление» было даже официально объявлено—2 февраля 2007 года в Париже, на заседании Межправительственной группы экспертов по изменению климата.

Мое собственное отношение к этому навязшему на зубах потеплению изменилось мало, но возьмись я сейчас за написание подобной статьи, возможно, построил бы ее немного по-другому. Или не построил бы?

Проверки ради зашел в Сеть. Интересненько! Именно эта статья именно в этом виде фигурирует на множестве сайтов — и на сайте «Вокруг света», где она была впервые опубликована, и на сайте журнала «Наука и жизнь» (это не удивительно: сам ее туда же и отдал, с некоторыми изменениями), и на портале «Научная сеть» (http://nature.web.ru / db / msg. html? mid=1 167 645&uri = index. html; видит Бог, я ее туда не отдавал; сами взяли, никого не спросив), и в «ЭСКО, электронном журнале энергосервисной компании «Экологические системы» (http://www.esco-ecosys.narod.ru / 2003_3 / art86.htm; тоже сами взяли), и на сайте «Природа и человек» (http://www.old.nkj.ru /09/0101 / 09101 046-2. html; логика заимствования та же), и в «Вестнике Московского университета», и где только не…

«Надо же, какая востребованная статья! — подумалось мне. — И востребуется, и востребуется, и востребуется… Наверное, есть в ней что-то такое, что не совсем привязано к конкретному времени. Зачем тогда менять построение? Пусть и в моем «бумажном блоге» она остается в первозданном виде…»

Вверх по лестнице, ведущей вниз

В свое время Фазиль Искандер подметил необыкновенный интерес столичных жителей к погоде. «Единственная особенность москвичей, которая до сих пор осталась мной не разгаданной, — писал он в рассказе «Начало», — это их постоянный, таинственный интерес к погоде. Бывало, сидишь у знакомых за чаем, слушаешь уютные московские разговоры, тикают стенные часы, лопочет репродуктор, но его никто не слушает, хотя почему-то и не выключают.

— Тише! — встряхивается вдруг кто-нибудь и подымает голову к репродуктору. — Погоду передают.

Все, затаив дыхание, слушают передачу, чтобы на следующий день уличить ее в неточности».

На самом деле пристальный интерес к погоде — свойство не только москвичей. Он коренится в самой природе человека. Погода влияет на настроение, на наши передвижения, на урожаи, на состояние жилища, на выбор одежды, наконец. Проснувшись утром, любой человек первым делом подойдет, скорее всего, к окну (двери, бойнице, амбразуре, иллюминатору и так далее) и поинтересуется — а что там у нас на дворе? Что обещает на грядущий день небо?

В течение всей истории люди пытались предсказывать погоду — как правило, это больше походило на гадание, и успех не очень-то сопутствовал синоптикам прошлого. Вообще говоря, само слово «метеорология» упоминается еще у Платона. Тогда оно означало свободную дискуссию на тему небесных явлений.

Две с половиной тысячи лет назад в греческих городах-государствах на всеобщее обозрение выставлялись парапегмы — таблицы, в которых описывались климатические условия прежних лет, сообщалось об их особенностях — бурях, туманах, грозах, ливнях. Считалось, что это может помочь в предсказании погоды на ближайшее будущее. В Средние века погоду предсказывали по движению звезд, поведению диких животных, состоянию определенных растений…

В наше время для того, чтобы узнать погоду, вовсе не обязательно сидеть у «репродуктора». Прогноз погоды печатается в любой газете, едва ли не каждый час его сообщают по телевизору, по радио (если все-таки вернуться к «репродуктору») — еще чаще. Можно сказать, что мы живем в пору метеорологической революции. Запуски метеоспутников и получение метеоинформации из космоса коренным образом изменили прогнозирование погоды. В настоящее время почти вся планета покрыта сетью метеостанций. Данные этих станций и спутниковая информация сводятся воедино в крупных метеоцентрах, вооруженных суперкомпьютерами. Для пользователей мировой компьютерной сети — Интернета — мгновенное предсказание погоды стало будничной реальностью. Одним кликом мышки прогноз вызывается в любую секунду для любого достаточно крупного города планеты. Причем синоптических сетей уже довольно много: можно выбрать одну из десятка международных метеорологических программ, можно войти в сеть Гидрометцентра России и узнать погоду для любого региона нашей страны. Прогнозы эти трех-, пяти- или десятидневные, точность погоды на завтра по России — 94 процента, на три дня вперед —85 процентов. Чего еще желать?

Желать остается многое. Например, как узнать погоду на месяц вперед? Или, скажем, на будущую весну? Вот это как раз и невозможно. Пока человечество научилось с уверенностью делать трех-четырехдневные прогнозы погоды. Чем дальше в будущее, тем недостовернее становится прогноз. И уж предсказание климата на весь XXI век — дело вовсе туманное.

Климат планеты зависит от огромного количества факторов: температуры океанских вод, ветры у поверхности Земли, мощные скоростные потоки в верхних слоях атмосферы, холодные и теплые морские течения, области высокого и низкого давления, содержание в атмосфере газов, удерживающих земное тепло, запыленность воздуха, круговорот химических веществ в биосфере — все это ежедневно, ежечасно формирует погоду. И хотя в последние десятилетия наблюдения за климатом приняли глобальный характер — планета испещрена наблюдательными станциями, многочисленные спутники передают на Землю снимки поверхности, постоянно измеряют температуру воды и суши, — тем не менее говорить о надежных долгосрочных прогнозах пока еще рано: даже для предсказания климата на день вперед требуется огромное количество вычислений.

Необходимость привлечения колоссальных вычислительных мощностей для метеорологических прогнозов первыми поняли еще в двадцатые годы два крупных математика — Александр Александрович Фридман, создатель советской школы динамической метеорологии, и англичанин Льюис Фрай Ричардсон.

В 1922 году Ричардсон выпустил книгу «Предсказание погоды с помощью числового процесса». Перед его мысленным взором вставал огромный амфитеатр, заполненный «64 тысячами вычислителей, которые определяют погоду по всему земному шару». (Под вычислителями подразумевались люди, вооруженные счетами, логарифмическими таблицами или логарифмическими линейками.) «Работа вычислителей по каждому региону, — писал дальше Ричардсон, — координируется администратором более высокого ранга… Как только данные по будущей погоде рассчитаны, четыре старших клерка на центральной кафедре собирают их и передают по пневматической почте в тихую комнату. Там данные кодируются и передаются по телефону на радиовещательную станцию».

Видение Ричардсоном будущего было смелым и замечательным: он понял, что архитектура вычислительной системы должна отражать существо решаемой проблемы, — то есть нащупал именно тот принцип, на котором впоследствии будет строиться компьютерная техника. Однако чего Ричардсон не смог предвидеть — так это того, что для точного глобального прогноза погоды требуется около квадриллиона вычислений. Шестидесяти четырем тысячам «человеческих компьютеров» понадобилось бы более… тысячи лет, чтобы рассчитать прогноз погоды на следующий день!

Только в наше время счетные способности мощнейших вычислительных машин приближаются к тому, чтобы осуществить масштабный расчет прогноза погоды. Например, в Лос-Аламосской лаборатории американские ученые используют для этой цели суперкомпьютер СМ-2. Вся околоземная атмосфера разбивается на пятьсот тысяч тетраэдров (при этом площадь, покрываемая отдельной пирамидой, составляет около 70 квадратных километров), погодные изменения в каждом четырехграннике вычисляются приданным ему процессором, а затем суперкомпьютер сводит все результаты в единую картину.

Так что прогноз погоды, который мы слышим по радио или видим по телевизору, — это результат не только многочисленных инструментальных наблюдений, но и работы мощнейшей современной вычислительной техники. Тем не менее мы зачастую сетуем на качество прогнозов, а уж на само состояние погоды — и подавно. Нам кажется, что раньше и зимы были более снежными, и летние месяцы — более теплыми. «Такой погоды, как сейчас, никогда не было, — слышим мы довольно часто. — Совсем испортили климат. Атмосферу загрязнили, понаделали в ней дырок ракетами и самолетами, вот уже и озоновый слой совсем извели, а тут еще тепличный эффект, что же дальше-то будет?»

О том, что будет дальше, — речь впереди. А вот насчет «порчи погоды»… Проблема здесь действительно существует, только она в большой степени не климатическая и не технологическая, проблема — в нашей психологии. А также, между прочим, в нашей информированности.

Вообще говоря, климат Земли постоянно претерпевает какие-то изменения, резкие перемены бывали и раньше, только мы, люди, живущие довольно короткий отрезок времени, либо забываем то, что было, либо не замечаем «стандарта» и обращаем внимание только на крайности, либо ищем аналогии в нашей собственной памяти, а не в памяти человечества — иными словами, воспринимаем климат мифологизированно.

Вспомним «Ледяной дом» И. И. Лажечникова. В 1740 году по приказу Анны Иоанновны в центре Санкт-Петербурга был построен дом изо льда. И все там было изо льда, даже баня, в которой люди парились, и стоял тот дом полтора месяца. Возможно ли такое в наше время? Скорее всего, нет. А если невозможно — хорошо это или плохо?

Передвинемся по оси времени немного дальше. Что мы видим? Опять-таки разительные погодные отличия. Нынешний климат в Европе вовсе не похож на климат начала XIX века и даже не похож на климат середины XX столетия. Например, зимой 1814 года Темза была полностью скована льдом, чего не наблюдается уже очень давно. А в 1932 году советский океанолог Н. Н. Зубов на небольшом боте обошел вокруг Земли Франца-Иосифа. Льдов там тогда не было. И вообще к 1940 году по сравнению с началом XX века в Гренландском море деловитость сократилась вдвое, а в Баренцевом — почти на треть. В тридцатые годы на США обрушились знаменитые засухи.

Начиная с 1960-х годов снова нарастают климатические аномалии, увеличивается их частота: суровая зима 1967/68 года в СССР; три суровые зимы с 1972 по 1977 год в США; в те же семидесятые в Европе — серия очень мягких зим; в Восточной Европе в 1972 году очень сильная засуха, а в 1976-м — на редкость дождливое лето; с 1968 по 1973 год — страшная засуха в Сахеле; в 1976 и 1979 годах сильные заморозки губили кофейные плантации в Бразилии; зима 1981/82 года в США и Канаде была одной из самых студеных (от холода погибло 230 американцев); летом 1982/83 года в Австралии случилась едва ли не самая драматическая засуха за всю историю континента — «великая сушь», а в 1988 году снова засуха в США — причем такого масштаба, что американцы вспомнили «пылевые котлы» тридцатых.

О чем это говорит? Только о том, что в природе происходят мощные энергетические процессы (для планеты Земля это не новинка), а также о том, что мы об этом знаем: из книг, газет, телевизионных сообщений и так далее. Человек, скажем, восемнадцатого века тоже мог бы изумиться климатическому неистовству, узнай он о нем, однако доступа к такой информации у него не было. Очень хорошо когда-то сказал об этом профессор Ленинградского университета О. А. Дроздов: «Рассуждения об усилившейся изменчивости климата на земном шаре справедливы только частично, частично же это явление кажущееся, связанное с увеличением информации о погодных изменениях в различных частях земного шара».

Так что же все-таки происходит с климатом на земном шаре? Теплее он становится или холоднее?

На самом деле не то и не другое. Просто продолжается длительный геологический период — ледниковый (не будем забывать, что 14 миллионов квадратных километров Земли покрыты льдами), а на него накладываются более короткие климатические циклы, одни из них мы понимаем хорошо — скажем, колебания в сто тысяч лет или одиннадцатилетние циклы солнечной активности, другие — плохо, и из этой обширной группы колебаний складывается общая, очень непростая картина. В ней по-прежнему много неясного, однако ничего угрожающего пока не просматривается.

Наверное, самое главное в нашем отношении к климату — не поддаваться панике. Вспомним, как в 1960-е годы забили тревогу по поводу обмеления Каспия. Мол, стихийное бедствие, уровень воды падает катастрофически, еще немного — и море исчезнет, надо его спасать, пора поворачивать северные реки вспять и поить ими Каспийское море. Слава Богу, что не повернули и не начали «спасать». Совершенно ясно, что это привело бы к страшной экологической катастрофе. А уровень Каспийского моря сам по себе начал подниматься, и в 1990-е он был уже на два метра выше средней отметки, снова стали затапливаться низменные участки волжской дельты. Почему это происходит — ученые пока не знают, ясно лишь, что мы наблюдаем какие-то циклические изменения.

Если говорить о последних двух столетиях, то можно выделить два резко отличающихся друг от друга периода: холодный — с 1815 по 1919 год (понятно, почему в рассказах Джека Лондона о золотоискателях на Аляске слюна его героев замерзала на лету; сейчас же, сколько ни плюй, — не замерзнет) — и теплый — с 1920 по 1976 год (первая полярная станция, «Северный полюс-1»— дрейфовала практически по открытой воде, толщина льдины была всего три метра, а площадь ее — изначально 3 на 5 км — постоянно уменьшалась: льдина подтаивала; станция СП-19, начавшая работать в ноябре 1969 года, стояла на ледяном острове толщиной 30 метров и площадью 100 кв. км). О самых последних десятилетиях — разговор особый.

Каждые десять лет в первый период наблюдалась одна крупная засуха, во второй период — две. Пройдет еще сколько-то времени, и опять будет холодный период, а затем — снова теплый.

Помимо сложной системы климатических колебаний, существуют и такие факторы, как извержения вулканов или мощные лесные пожары, в результате которых в атмосферу выбрасываются огромные количества мелких частиц — аэрозоля. Это тоже в значительной степени влияет на погоду.

Еще Бенджамин Франклин отметил уменьшение потока солнечной радиации после вулканических извержений: он обнаружил, что в такие периоды солнечные лучи, проходящие через увеличительное стекло, не воспламеняют бумагу. После извержения вулкана Кракатау в Индонезии в 1883 году французские ученые на метеостанциях в течение трех лет наблюдали понижение потока солнечной радиации. То же отмечали и русские ученые на станции в Павловске под Петербургом в 1912 году — после извержения вулкана Катмай: тогда солнечная радиация в течение полугода была на 35 процентов ниже нормы.

В начале 80-х годов XX века произошло два крупных извержения — 18 мая 1980 года взорвался вулкан Сент-Хеленс в США и 28 марта 1982 года — вулкан Эль-Чичон в Мексике. Оба извержения выбросили примерно по 0,5 кубического километра пылевого материала. Это во много раз больше среднего количества аэрозоля, поступающего в атмосферу. Выброс вулкана Эль-Чичон был почти вертикальным, и продукты его извержения достигли высоты 35 километров. В результате последовало несколько очень холодных зим. Аномально холодные зимы наблюдались и после извержения индонезийского вулкана Тамбора в 1815 году.

Каждое лето в разных странах мира — и в России тоже — бушуют лесные пожары. Время от времени их масштаб — и площадь, охваченная огнем, — достигает просто страшного уровня. Помимо колоссального ущерба, наносимого людям и экономике в целом, помимо экологического урона, в таких случаях можно говорить и о климатическом потрясении. Последующие год или два следует ожидать более холодных зим, причем, разумеется, не только в той стране, где случилось огненное бедствие: дым лесных пожаров, разнесенный ветрами, не может не снизить притока солнечного тепла на Землю.

В сущности, такие прогнозы делать несложно, для этого даже не нужно быть специалистом: понятно, что увеличение аэрозоля в воздухе планеты приведет к некоторому снижению потока солнечной радиации; понятно, что климатический баланс хоть немного да изменится; это значит, что зимы могут стать более холодными, а летние месяцы — более дождливыми. Если хотя бы одно из этих явлений произойдет — можно считать себя пророком (как тут не вспомнить замечание американского писателя-фантаста Л. Спрейг де Кампа: «Пророку не выгодно быть излишне конкретным»).

Гораздо труднее прогнозировать глобальные изменения климата на длительный период, здесь пророчествовать куда труднее, и климатологи, строя свои прогнозы, прибегают либо к хорошо изученным погодным механизмам, либо… к механизмам, пока еще понятым не до конца. Любопытно взглянуть, какие страхи или какие надежды люди связывают с таким явлением, как парниковый эффект. Само разнообразие точек зрения на этот предмет подталкивает к выводу, что с толкованием парникового эффекта дело обстоит не очень уж гладко.

Однако сначала — о самом явлении. Речь идет о тепловом балансе земной атмосферы. Тридцать процентов солнечного излучения, падающего на Землю, отражается в пространство, а семьдесят процентов поглощается атмосферой и поверхностью планеты. Сама Земля тоже излучает тепло, которое частично поглощается атмосферой, а частично уходит в космическое пространство. Вот это соотношение тепла получаемого и тепла отдаваемого и называется тепловым балансом. В атмосфере находятся газы, которые обладают большей способностью, чем другие компоненты нашей оболочки, удерживать тепло. Они как бы поглощают инфракрасное излучение. К таким газам прежде всего относится углекислый газ — он удерживает примерно 18 % земного тепла. Если его количество в атмосфере увеличивается— значит, тепла поглощается больше, и, таким образом, наша воздушная оболочка понемногу разогревается: вот, в сущности, и весь парниковый эффект. Со времен начала промышленной революции в атмосферу было выброшено огромное количество углекислого газа — ведь это продукт горения углеводородного топлива. Более того, углекислого газа и других газообразных продуктов деятельности человека в атмосферу поступает все больше и больше. А раз так — значит, парниковый эффект усиливается, значит, мы живем во все более теплой атмосфере, скоро уже начнут таять ледники, зимы практически исчезнут, уровень Мирового океана поднимется страшно сказать на сколько метров, и тогда — только держись… Примерно таково самое примитивное, но, однако, и самое устойчивое понимание парникового эффекта. Тем не менее не так все просто и не так все страшно…

Следует сказать, что парниковый эффект для нашей планеты не новость. Углекислый газ вырабатывался живой природой всегда, а значит, и «парник» над нашими головами — и над головами динозавров, между прочим, тоже — был опять-таки всегда. Ну, по крайней мере, столько же времени, сколько существует сама живая природа. Более того, не будь этого парникового эффекта — не было бы и жизни на нашей планете, а значит, и нас с вами: именно газы, удерживающие тепло в атмосфере, сохраняют климатический режим, благоприятный для живой материи.

По оценке некоторых ученых, нашу атмосферу можно представить как теплицу, в которой открытые окошки составляют лишь десять процентов общей площади «остекления». Именно через эти «окошки» земное тепло уходит в космос. Хорошо, а если «закрыть» и эти 10 процентов? Если добавить в атмосферу столько углекислого газа, что всё земное тепло будет удерживаться и перестанет рассеиваться в пространстве, — что тогда? Неужели всепланетная катастрофа? По оценке тех же ученых, и в этом случае среднемировая температура поднимется не более чем на 40 °C. Это, конечно, очень много; растают льды, уровень Мирового океана сильно поднимется, будут затоплены гигантские площади, климат изменится катастрофически, многие страны испытают страшные природные бедствия, — тем не менее жизнь нс замрет и цивилизация не кончится.

В любом случае эта картина — чисто теоретическая, надо ОЧЕНЬ постараться, чтобы «закрыть» все окошки в атмосфере. Даже если человечество поставит перед собой такую дурную задачу, на создание «стопроцентного парника» уйдет не одна сотня лет.

Тем не менее мрачные пророчества, связанные с парниковым эффектом, то и дело появляются в научной и околонаучной прессе.

По мнению американца Томаса Карла, австралийца Невилла Николса и англичанина Джонатана Грегори, членов Межправительственной группы экспертов по изменению климата, «за последнее столетие средняя мировая температура увеличилась примерно на полградуса Цельсия. Считается, что это потепление является — по крайней мере, частично — результатом человеческой деятельности, такой, как сжигание ископаемого топлива на электростанциях и в автомобилях. Более того, поскольку растет население, развиваются национальные экономики и нарастает использование технологии, ожидается, что средняя мировая температура будет расти и к 2100 году повысится на 1,0–3,5 градусов Цельсия».

Судя по докладу ООН, опубликованному в 1992 году, если накопление углекислого газа и других парниковых газов в атмосфере будет продолжаться нынешними темпами, то к 2100 году уровень океана поднимется как минимум на 60 сантиметров, поэтому прибрежные равнины Бангладеш и Нидерландов будут затоплены, а Мальдивские острова полностью скроются под водой.

Случится ли такое? Хочется надеяться, что нет. Приведенные оценки — судя по критическим высказываниям многих ученых — весьма завышены. С уверенностью можно сказать лишь то, что последние десятилетия наблюдается стабильный прирост содержания углекислого газа в атмосфере — примерно 0,4 % в год.

Регулярные наблюдения за концентрацией углекислого газа в воздушном пространстве планеты были начаты в 1958 году — в обсерватории на вершине гавайского вулкана Мауна-Лоа. Тогда концентрация составляла 315 частей на миллион, теперь она достигла примерно 360 частей на миллион[28]. Это пока еще не очень много. И к тому же — самое главное — до сих пор не найдено реальных доказательств, что изменение содержания углекислого газа в атмосфере вызвано только развитием промышленности. Вполне возможно, что мы наблюдаем естественные колебания газового состава атмосферы или, возможно, некое суммарное воздействие природных, искусственных и даже космических факторов.

По крайней мере, исследования образцов льда из глубоких скважин в Антарктиде— точнее, анализ пузырьков воздуха в этом льде — показали, что за последние 30 тысяч лет содержание углекислого газа в атмосфере менялось много раз, причем в довольно большом диапазоне — от 200 до 320 частей на миллион. Можно поклясться, что 30 тысяч лет назад никакой промышленности на планете не было.

Кстати, многочисленные эксперименты доказали, что увеличение концентрации углекислого газа в атмосфере ведет к увеличению урожайности, а одновременно и уменьшается испарение воды растениями, что повышает эффективность использования воды. Таким образом, для сельского хозяйства парник — как ему и положено — пока еще оборачивается благом. А если все-таки продолжить «закрывание окошек»? Здесь уместно привести мнение отечественного климатолога — доктора географических наук Кима Семеновича Лосева: «Многократный рост концентрации углекислого газа в атмосфере не приведет к такому же многократному увеличению средней температуры, так как после двух-трехкратного увеличения концентрации наступает резкое замедление тепличного эффекта, и для получения таких же повышений температуры нужно будет новое многократное увеличение концентрации СО2».

Нынешние читатели, наверное, и не знают, что несколько десятилетий назад были очень популярны проекты переделки климата. Тогда многим казалось, что еще немного — и человек, окрыленный могуществом науки и техники, возьмется за коренную перестройку планеты. Умы будоражила, например, идея инженера Борисова, заключавшаяся в том, чтобы перегородить плотиной Берингов пролив — тогда, мол, можно будет сбрасывать холодную воду из Северного Ледовитого океана в Тихий, а на смену ей будет поступать все больше теплой воды, несомой Гольфстримом, и, таким образом, в Арктику придет если не лето, то, по крайней мере, вечная весна.

А то еще был проект перегородить плотиной Гибралтарский пролив: Средиземное море станет совсем уж теплым озером и в Сахаре зацветут сады.

Или создать огромное рукотворное море в Западной Сибири…

Очень хорошо, что не нашлось ни денег, ни энтузиазма претворить эти проекты в жизнь. Бог знает что стряслось бы с природой от таких революционных свершений. Погодная машина планеты — очень мощный, очень сложный и в то же время очень тонкий механизм. В процессы, которые человечество еще не поняло до конца, лучше не вмешиваться с кайлом в руках.

Опять можно процитировать К. С. Лосева: «Сейчас новые проекты улучшения климата практически не появляются. Причина этого, возможно, заключается даже не в осознании того, что всякое изменение климата означает, во-первых и во-вторых, убытки, а в-третьих, возможность непредсказуемых явлений. Скорее всего, причина прекращения попыток проектировать климат заключается в действительно неожиданном факте, который в конце 60-х и особенно в 70-е годы стал достоянием не только ученых, но и всех людей. Оказалось, что человек уже так воздействует на климатическую систему, что не исключаются изменения климата в результате этого воздействия. Делает он это непреднамеренно, но систематически в течение уже десятков лет, с каждым годом усиливая свое воздействие… Факт воздействия человека на климатическую систему и климат становится реальным вне связи с проектами его «улучшения». И теперь появляются проекты совсем другого рода — проекты «спасения» климата…»

Повторю заданный ранее вопрос: что же все-таки нас ждет впереди — глобальное потепление или глобальное похолодание? Как ни парадоксально, наиболее точный ответ — и то, и другое одновременно. Ближайшие десятилетия, а то и весь двадцать первый век, пройдут под знаком временного потепления в рамках общего похолодания. Очень точно эту картину обрисовал Сергей Петрович Капица. Когда съемочная группа, в которой я принимал участие как автор, записывала очередную телепередачу из цикла «Очевидное — невероятное. Век XXI» и гости Капицы — Владимир Михайлович Котляков и Дмитрий Борисович Орешкин — вели разговор именно о глобальных изменениях климата, Сергей Петрович подытожил: «В климатическом отношении человечество движется вверх по лестнице, ведущей вниз». «Вниз» — имелось в виду медленное похолодание, связанное с продолжением ледникового периода. «Вверх» — то есть потепление, вызванное как локальными погодными циклами, так и антропогенным воздействием на природу. Точнее не скажешь.

Рассказать про все страны мира не хватит никакого места, поэтому ограничусь только нашей страной. Как считают метеорологи, для России это «вверх — вниз» будет означать более благоприятный климат — по крайней мере, в смысле выгоды для сельского хозяйства. Эксперты предсказывают, что некоторое повышение среднегодовой температуры и увеличение количества осадков может дать пятидесятипроцентный прирост урожая зерновых, а это означает, что Россия вновь станет одним из главных экспортеров зерна и перестанет полагаться на американский экспорт. Повышение концентрации углекислого газа в атмосфере опять-таки будет работать на урожай. Ну и, разумеется, руки тоже будет надо приложить. Без этого хоть всю нефть пережги на СОг — толку не будет.

Так получилось, что эту статью я начал в Москве, а продолжил в Калифорнии, близ Сан-Франциско, где провел летом две недели. Погода в Калифорнии ну никак не располагала ни к работе, ни к размышлениям на тему климата. Стояла ровная умеренная жара — впрочем, не исступляющая, а какая-то даже приятная, — на небе ни облачка, дневной зной слегка умерялся ветерком, веющим с океана, вечерами же было просто сказочно тепло. Я слушал сводки новостей из России и злился — надо же, там и дожди, и сильные ветры, и лесные пожары к тому же, вот где надо было бы писать, там сама природа водила бы рукой. Я уже мечтал о ливне (летом в Калифорнии — вещь немыслимая), чтобы, не кривя душой, закончить статью о непредсказуемости погоды так: «В день отлета все-таки пошел дождь».

Дождь, конечно же, не пошел, но концовка тем не менее родилась — только не на земле, а в небесах. Путь от Сан-Франциско до Москвы не близкий — сначала три часа лета до Сиэтла, потом еще часов десять в воздухе. Едва самолет набрал высоту, вылетев из Сиэтла, нас начало трясти. Весьма ощутимо. Что ж, турбулентность — вещь неприятная, но не страшная: потрясет — перестанет.

Однако прошел час, второй — тряска не проходила. Стало немного тоскливо. Рядом со мной пустовало кресло. Один из стюардов, что сновали по салону, отвечая на вызовы пассажиров, вдруг опустился на это место и пристегнулся. Я заметил, что ему тоже слегка не по себе.

— И часто так трясет? — спросил я.

— Трясет-то часто, но чтобы так долго… Со мной это, пожалуй, впервые.

— Может быть, какой-нибудь особо мощный фронт, — высказал я предположение.

— Дело не во фронте. Видите дымку?

Только сейчас я обратил внимание, что самолет шел как бы в «молоке» — это на высоте десяти тысяч метров-то!

— Я давно заметил, — сказал стюард, — что верхняя кромка облачности все время подступает к нашему потолку. Когда летали на шести тысячах метров — поначалу ничего-ничего, а потом облака поднялись повыше. Стали летать на восьми — кромка опять со временем подползла. Теперь летаем на десяти тысячах — и вот, пожалуйста, снова облака подпирают. Природа словно бы выжимает нас в стратосферу…

В общей сложности нас трясло — почти без перерывов — целых пять часов.

Я далек от предположения, что природу сильно волнует, на какой высоте летают современные пассажирские самолеты. Скорее всего, она по-прежнему их не замечает, как мы не обращаем внимания на пылинки, носящиеся в воздухе. Однако я убежден, что без вмешательства цивилизации в мощные природные атмосферные процессы здесь не обошлось. Не облака гоняются за человеком, а человек, с его энергетикой, промышленностью и транспортом, понемногу подталкивает облака, добавляя в воздух планеты все больше и больше продуктов своей деятельности.

В XXI веке будем летать, наверное, уже на пятнадцати, а то и двадцати тысячах метров.

Или — что правильнее — научимся не баламутить воздух.

Сейчас климатические прогнозы в основном роятся вокруг глобального потепления. Еще не так давно — ну, «всего лишь» двадцать лет назад — спектр этих прогнозов был куда более разнообразным. На мой взгляд, само это разнообразие представляет немалый интерес. Кто знает, может, какой-нибудь из тех прошлых прогнозов уже возвращается и маячит в недалеком будущем…

Сезон прогнозов

Теперь, когда построена модель «ядерной зимы», мы знаем, что с нами будет, если разразится термоядерная война. Но мы не знаем, что с нами будет, если термоядерная война не разразится», — этими словами академик И. В. Петрянов-Соколов начал свое выступление на Международной конференции писателей-фантастов, состоявшейся в Москве в сентябре 1987 года.

Поразительная формулировка! Действительно, экологическая обстановка на Земле драматическая. Чистого воздуха, по данным природоохранных организаций, на планете уже не найдешь нигде. Чистой пресной воды (не дистиллированной, разумеется, а природной) почти не осталось. Чистый океан ушел в прошлое: большую часть акватории покрывает нефтяная пленка. Девственной плодородной почвы тоже нет: ее разрушили кислотные дожди. Наконец, климатическая картина будущего сокрыта туманом. Причем непонятно даже, каким туманом — морозной дымкой или завесой влажных испарений?

Вопрос открыт: что нас ждет — глобальное похолодание или всепланетное потепление? Как выразился Питер Ашер, один из ведущих климатологов Программы ООН по окружающей среде (ЮНЕП): «Климат, безусловно, изменится. Единственное, что неясно, — это когда и насколько».

Конечно, метеорология не стоит на месте. В последние годы было сделано множество значительных открытий. Например, стала очевидной главенствующая роль океана в погодной механике. Собран огромный массив инструментальных данных, однако и его пока явно недостаточно. Как ни парадоксально, но сегодня мы зачастую вовсе не можем разобраться, что происходит на нашей планете, как интерпретировать те или иные климатические явления. Например, вспомним 1970-е годы. Были и свирепые холода, охватившие Северное полушарие, и страшные засухи, обрушившиеся на страны юга. Похолодание? Потепление?

Этот текст, похожий на отрывок из научно-фантастического романа, был опубликован в американском журнале «Ньюсуик» в марте 1987 года.

Поместим рядом — для сравнения — картинку из книги отечественного публициста Юл. Медведева «Во избежание эпилога», вышедшей в 1987 году.

Что же все-таки происходит? Большинство ученых, кажется, стоит на том, что идет потепление, продолжающееся уже около десяти тысяч лет. Есть данные — назовем это

которые свидетельствуют: температура на полюсах повышается быстрее, чем на экваторе, и в ближайшие полвека термометры в полярных районах покажут прибавку на 6–8°. Если так и будет, то ледяные шапки растают и уровень воды Мирового океана повысится примерно на 70 метров. Что же, потоп?

Нет, профессор Георгий Вадимович Груза, заведующий отделом мониторинга климата и вероятного прогноза погоды Гидрометцентра, считает совершенно определенно, что «сохраняется тенденция к росту средних температур на планете. Но речи о потопе ни в 2040 году, ни в течение всего третьего тысячелетия быть не может. За столетие происходит изменение температуры всего на полградуса…».

Есть и совсем уж парадоксальная точка зрения. Ее отстаивает американский ученый Джордж Харпер. По словам этого специалиста, наша планета переживает не глобальное потепление, а… глобальное похолодание, которое длится вот уже шесть с половиной тысяч лет. И единственный фактор, который противостоит ему, — деятельность человека. Особенно ярко это было выражено на протяжении последних семи столетий. Человечество увеличивается в численности, люди в возрастающих количествах сжигают топливо, в воздух поднимаются клубы дыма и сажи, частички продуктов горения становятся центрами конденсации, отсюда — постоянная облачность, частые дожди, туманы… Иными словами, наша цивилизация, сама о том не подозревая, накинула на планету облачное «одеяло» и уменьшила эффекты глобального похолодания.

А где же прогноз? Вот он.

Суровость климата последних лет, считает Д. Харпер, объясняется… эффективной борьбой с загрязнением атмосферы. Сажи и дыма в воздухе меньше, значит — уменьшилась облачность. Знаменитые лондонские туманы ушли в прошлое. Над Западной Европой в целом небо чище, чем век назад. «Одеяло» получается с прорехами, и, таким образом, нам не нужно удивляться прохладным летним месяцам и морозным зимам. Если борьба за чистоту природной среды будет вестись столь же эффективно, то в XXI веке нам грозит холод. Вывод из этого Д. Харпер делает следующий: давайте, мол, не будем бояться загрязнения воздуха, давайте станем больше коптить небо, ибо это меньшее зло, чем надвигающаяся стужа…

Можно долго сталкивать мнения оппонентов. Но сейчас пора — хотя бы вкратце — обрисовать, что же творится на всепланетной кухне погоды сегодня.

Есть немало сильных факторов антропогенного характера, которые определяют «погоду на завтра». Один из важнейших — «парниковый эффект».

В сущности, это не новинка для биосферы Земли, а важнейшее условие существования жизни на планете. Мы все живем в «парнике». Если бы в атмосфере не было молекул двуокиси углерода, которые препятствуют утечке тепла с поверхности Земли в космическое пространство, поглощая инфракрасное излучение, средняя температура суши была бы на целых 20° ниже, чем сейчас. Это означало бы глобальное оледенение и в конечном счете гибель всего живого. Другое дело — что содержание углекислого газа в воздушной оболочке планеты неуклонно растет. Если оно будет продолжаться нынешними темпами, то через пятьдесят лет, по некоторым оценкам, средняя температура на Земле, составляющая сейчас + 15 °C, возрастет на 1,5–4,5 градуса.

Иные из западных футурологов настроены «оптимистически»: мол, ничего страшного — начнется великое переселение народов, в истории Земли такое было уже не раз. Верно. Было. Но пяти миллиардов людей на планете[29] еще не было никогда. И переселяться, по большому счету, некуда. Разве что кое-кто захочет позариться на чужие территории. Но мы слишком хорошо знаем, чем заканчиваются геополитические притязания. Исторический опыт и здесь накоплен богатейший и печальнейший…

В сущности, процесс накопления углекислого газа в атмосфере неостановим. Можно лишь говорить о его масштабах. Исследования арктического льда показали, что 18 тысяч лет назад в атмосфере содержалось 200 частей двуокиси углерода на миллион. Столетие назад эта величина возросла до 275, а ныне, в 1988 году, достигла 345 частей. Рост налицо, однако он меньше, чем можно было предположить, учитывая колоссальное увеличение потребления топлива на планете. Ведь двуокись углерода образуется, главным образом, при горении ископаемого топлива, а потребление нефти и угля всеми странами мира только за 87 лет нашего века увеличилось более чем в 12 раз. Бытует точка зрения, что ничего особо угрожающего — если иметь в виду климат — здесь нет, ибо значительную часть образующегося углекислого газа поглощает океан.

Не следует забывать и про сведение лесов. Миллионы квадратных километров зарослей расчищены, чтобы освободить место для сельскохозяйственных культур. Питаться человечеству, конечно, надо. Но и дышать хотелось бы полной грудью. Здесь «плюс» и «минус» относятся к разным сферам жизни, они не пересекаются, не суммируются и не дают под чертой баланса красивого нулевого итога. Потеря лесов невосполнима: ведь именно деревья в процессе фотосинтеза поглощают углекислый газ, поддерживая оптимальное сочетание компонентов атмосферы.

Словом, средняя температура Земли медленно, но растет. С середины XIX века она увеличилась на полградуса. Наряду с очень холодными годами за последнее десятилетие мы имели и серию теплых—1980-й, 1981-й, 1983-й. Продолжим нашу панораму прогнозов.

Ряд крупных советских специалистов — прежде всего члены-корреспонденты Российской АН М. И. Будыко и Б. А. Ронов — считают, что «впереди — климатическое повторение эпохи, которую человек уже не застал, теплой, подолгу благодатной, длившейся 570 миллионов лет. Сходство между далеким прошлым и близким будущим возникает из-за примерно одинаковой науглероженности атмосферы. Кто так надышал под небом фанерозоя[30], выясняется (скорее всего, вулканы), а кто готовит «повторение пройденного», более или менее известно: люди».

Так что же будет с нашим климатом? Вопрос этот, не имеющий однозначного ответа, актуален сейчас как никогда. Не будем поддаваться паническим настроениям. Приведем теперь трезвую, спокойную точку зрения. Это будет

Повторю: можно цитировать разных ученых, перебирать различные — как оптимистические, так и пессимистические — прогнозы. Главное сейчас, по-видимому, в том, чтобы не ударяться в крайности.

Альтернативные источники энергии… Интереснейшая область науки и технологии — динамичная, бурная и крайне нужная нам всем. Уж здесь-то изменения — каждый год, каждый месяц, каждый день… Так и… тем не менее не так. При всех ожиданиях прорыва в какой-то отдельной отрасли новой энергетики общая картина остается примерно одной и той же на протяжении довольно длительного времени. Доказательство тому (очень условное, честно говоря) — судьба моей собственной публикации.

Ее появление на свет датируется июлем 1998 года. Ну, опубликована статья и опубликована; можно писать продолжение (чего я делать не стал), можно переключиться на другие темы, можно собирать новые материалы по теме старой (а вот так я, собственно, и поступил — и переключился, и продолжил собирательство)… Спустя какое-то время я даже позабыл о «Нескольких наставлениях…». И, как выясняется, зря. Статья продолжила существование в самостоятельном режиме.

Кто только ее не перепечатывал! Вот лишь последние находки:

Chiptest.ru (http://www.chiptest.ru/science/opening_and_ inventions/a/akagbf. 3.html);

сайт «Образование для всех» (http://sciencehelp. ru/2006/09/28/neskolko-nastavlenij-chelovechestvu-ili-ob-energii-konechnoj-i-vechnoj/);

сайт «Научный центр» (http://scienceart.

ru/inventions/neskolko_nastavleniy_chelovechestvu_ili_ ob_energii_konechnoy_i_vechnoy. html);

сайт CatalogStatey. Ru (http://catalogstatey.rU/articles/s cience/inventions/151 255.html);

«Сайт об образовании» (http://www.uchimcya.ru/? p=745);

сайт «Оптимистичные технологии (http://www. optimismus.ru/article/a-68.html);

сайт «ЭкоТехноЭкономика» (http://www.ecoteco. ru/index. php? id = 596);

сайт Art.Thelib.Ru «Кладезь знаний — статьи, обзоры, новости, эссе» (http://art.thelib.ru/science/inventio ns/neskolko_nastavleniychelovechestvu_ili_ob_energii_ konechnoyj_vechnoy. html) и так далее…

Разумеется, во всех этих случаях, как то заведено в Рунете, меня никто не спрашивал и фамилию мою чаще всего не указывали.

Ах, значит, «кладезь знаний»! — разозлился я, особенно после того, как узрел формулу копирайта внизу веб-страницы:

«© Art.Thelib.Ru — статьи для подпитки мозга при использовании статьи «Несколько наставлений человечеству», или об энергии конечной и вечной активная ссылка вида: «Несколько наставлений человечеству», или об энергии конечной и вечной обязательна».

А ссылка на автора, стало быть, не обязательна! Видимо, не обязательна, если моя фамилия там нигде не упоминается. Это уже кладезь воровства, а не знаний! Подпитка мозга? То, что они делают с моим мозгом, называется совсем по-другому!..

«Оптимистичные технологии»! — продолжал бушевать я. Какой уж тут оптимизм, если информация слегка того… с нафталином?!»

Потом я бросил взор на дату веб-публикации и… немного поостыл. 10 апреля 2008 года. Люди вывешивают на своем сайте чужую статью спустя 10 лет после ее первичной публикации и считают это нормальным. Считают нормальным как собственное воровство, так и качество информации.

«Но ведь информация действительно качественная», — сказал мне сидящий во мне автор, который как-то вдруг перестал испускать молнии и даже повеселел.

И я с ним согласился. И в этом случае тоже не стал ничего менять в своей старой статье — разве что добавил одну-единственную сноску…

«Несколько наставлений человечеству…», Или об энергии конечной и вечной

Эта встреча была просто подарком судьбы.

Летом прошлого года я провел несколько дней в Калифорнии, в Стэнфордском университете — там отмечалось двадцатилетие Профессиональных издательских курсов, выпускником которых посчастливилось быть и мне. В ту пору рубрика «2001 и дальше» была уже задумана и спланирована, в Москве я активно участвовал в съемках телепрограммы «Очевидное — невероятное. XXI век», готовил к выпуску новую книжную серию «История XXI века» — словом, занимался тем, что в последние годы составляет немалую часть моих литературных и журналистских забот: исследованием ближайшего будущего. Понятно, что и в Калифорнии я размышлял об этом же и собирал интересующие меня материалы.

Двадцатилетие международных-издательских курсов — событие. А где событие, там и культурная программа — в частности, экскурсия по Сан-Франциско и его окрестностям. Я много раз бывал в Северной Калифорнии, немало поездил по ней, тем не менее сел в автобус и поехал со всей юбилейной компанией: глупо не побывать лишний раз на мосту Золотые ворота, грешно не посетить очаровательный городок Сосалито, что от Сан-Франциско буквально напротив — через залив.

И вот выхожу я на набережной Сосалито из автобуса, озираюсь по сторонам, размышляя, куда направиться на этот раз, а у дверей стоит водитель, который нас сюда привез, — пожилой смуглый человек, похоже, что персидских кровей.

— Вы тут все издатели? — спрашивает он меня, улыбаясь до ушей.

— Издатели, — отвечаю я.

— Значит, книжки издаете?

— Выходит, что так.

— Вот и я книжку написал, тоже издать хочу, — говорит водитель, озаряя меня все той же белозубой улыбкой, широченной, как пролет Золотых ворот.

— И как называется? — рассеянно спросил я, беззлобно размышляя, как бы побыстрее оторваться от разговорчивого оператора (водители автобусов и машинисты электропоездов в Америке называются именно так).

— О, название у нее хорошее, — сияет водитель. — «Несколько наставлений человечеству перед концом света».

Фигурально выражаясь, я так и сел, хотя, разумеется, остался стоять на ногах. Надо же — писать в Москве о настроениях «фан де сьекль», конца века, и нарваться на своего потенциального героя за десять тысяч километров, на безмятежной набережной крохотного калифорнийского городка.

Я выбросил из головы мысли о прогулке по Сосалито и спросил:

— Неужели конец света столь близок, что пора уже готовить к нему человечество?

— Близок, брат, ох как близок, — ответствовал оператор, продолжая слепить меня зубами. Видимо, мой интерес к его творению автобусному писателю понравился, и до конца разговора он теперь называл меня «братом». — Вот я езжу на автобусе, жгу горючку, и все, кто за рулем, это же миллионы людей по всему миру, тоже жгут горючку, а горючка, если ты не знаешь, брат, она из нефти делается, нефти же осталось очень мало, вот кончится нефть, не на чем будет ездить, нечем дома обогревать, и все — конец человечеству. В моей книге как раз об этом и говорится.

— Большая книга получилась? — поинтересовался я.

— Большая, маленькая, какая разница, брат, главное — успеть человечеству наставления дать, а то никто ничего не понимает, все только горючку жгут.

Выяснилось, что наставника человечества зовут Бехбуд, что он действительно перс, родился и половину жизни прожил в Иране («нет, не в Тегеране, брат, — в Бафке, это такой маленький город, деревня совсем»), в Америке уже восемнадцать лет и все эти годы за рулем — «столько горючки сжег, что просто страшно подумать».

— А вот я не верю в конец света, — решительно заявил я. — Конечно, нефть когда-нибудь кончится — правда, до этого еще далеко. И тогда люди найдут новые источники энергии или вспомнят хорошо забытые старые. В истории не было случая, чтобы истощение какого-нибудь ресурса приводило к гибели всего человечества.

Оператор Бехбуд посмотрел на меня с сожалением (впрочем, не переставая сиять; как ему удавалось соединять любые выражения лица с неизменной улыбкой, я так и не понял).

— Ты не все знаешь, брат, — сказал он, — Были такие случаи в истории. Пустыню Наска знаешь?

Я опять мысленно ахнул. Я не только знал о пустыне Наска, но и не раз писал о насканской цивилизации много лет назад — в журнале «Вокруг света». Конечно, в Америке есть свои «Вокруг света», и их там немало, но, честно говоря, такой осведомленности от калифорнийского оператора я не ожидал.

— Допустим, знаю, — сказал я.

— Вот, прямое доказательство! — воодушевился Бехбуд. — Все эти огромные фигуры, посадочные полосы — о чем это говорит? Что тогдашние люди к звездам летали? Не знаю, врать не буду. Летали они к звездам, не летали — их дело. А вот горючку они жгли, это факт. И она у них кончилась. А вместе с ней кончилось и человечество. И такое было в истории уже много-много раз.

— В чем же заключаются наставления перед концом света? — спросил я — как мне представлялось, о главном.

— Э-э, брат, — хитро заулыбался Бехбуд. — Это секрет. Свою книгу я только друзьям даю читать, и то не всем, — объявил он, нимало не смущаясь тем обстоятельством, что пять минут назад выражал готовность издать свой труд. — Но тебе дам, брат, ты мне понравился. Вот еще несколько страниц допишу — и вышлю тебе…

Я тут же вручил Бехбуду свою визитную карточку, однако свой адрес он мне так и не оставил…

Может быть, связь между американским персом Бехбудом и классиком швейцарской литературы XIX века Готфридом Келлером (1819–1890) покажется странной, однако она существует, и если через эти две столь разные личности провести прямую линию, то вдоль нее выстроится огромное множество людей, которых объединяет одна точка зрения: топливные ресурсы очень скоро будут исчерпаны и тогда цивилизацию постигнет большая, может быть, даже окончательная беда.

В 1880-е годы Келлер писал: «Придет время, когда будут поглощены черные сокровища под землей, дарованные солнцем; для этого потребуется меньше столетий, чем потребовалось тысячелетий, чтобы их создать. Тогда обратятся к электричеству. Но так как живые леса теперь медленно, но верно уничтожаются, то где будет взять водяные силы, которые могли бы привести в движение электрические машины?»

Такой пессимизм вполне характерен для конца XIX века, когда понятий «ядерная» или тем более «термоядерная энергия» еще не существовало, а словосочетание «альтернативные источники энергии» могло показаться бредом читателя, свихнувшегося на модной, только что народившейся ветви литературы — научной фантастике.

Но разделять подобное мнение в конце века двадцатого— на мой взгляд, ошибка непростительная, и здесь я никак не могу согласиться с моим «братом» Бехбудом. Между тем близость энергетического коллапса давно уже стала общим местом популярной литературы об энергетике, и даже среди просвещенной публики находится огромное количество людей, которые не видят в будущем ничего, кроме хлада и мрака. Этим людям, видимо, и невдомек, сколь часто в нашем столетии опровергались прогнозы близкого энергетического голода.

За поддержкой мне хочется обратиться к известному американскому ученому, популяризатору науки и писателю-фантасту Джорджу Гарри Стайну (1928–1997). Вот что он писал не так давно в журнале «Аналог»:

«У человеческой расы никогда не иссякали запасы энергии, и они никогда не иссякнут в будущем. Время от времени мы можем испытывать нехватку энергии, потому что неправильно управляем имеющимися энергетическими ресурсами или потому что нам не удается разработать новые, дабы удовлетворить возрастающий спрос. Однако мы проявили себя достаточно толковой расой, чтобы избежать настоящую нехватку энергии. История ясно доказывает это, и данная историческая тенденция продолжается даже в наши дни.

В прошлые времена всякий раз, когда мы сталкивались с недостатком энергии, путь решения проблемы никогда не поворачивал вспять — к использованию прежних источников энергии, а если поворот назад и происходил, то очень ненадолго. Путь всегда лежал вперед — к использованию новых энергетических ресурсов.

Когда примерно в 1700 году Англия начала испытывать нехватку дерева, англичане не стали возвращаться назад, не стали снова жечь коровий и овечий помет, вместо этого они разработали новую технологию и принялись добывать и сжигать уголь.

В середине девятнадцатого столетия возникла новая нехватка энергии. Рынок китового жира и других видов топлива животного происхождения, используемого для освещения и обогрева жилищ, расширялся быстрее, чем это позволяли ресурсы. Спрос превысил предложение. И тогда для осветительных целей стали использовать каменное масло, эту липкую черную жидкость, которая сочилась из-под земли и столь досаждала фермерам Западной Пенсильвании… Впоследствии открытые под землей обильные запасы дешевой сырой нефти, а значит, и запасы производимых из нее топлив и смазочных материалов ознаменовали переход от китового жира к нефтепродуктам. Защитники природы, которые ныне волнуются из-за китов, никогда не упоминают, что как раз предприимчивость первых нефтяных баронов, возможно, и спасла тогда китов и тем самым сохранила для «Гринписа» нечто такое, о чем можно беспокоиться в следующем столетии…

Испытываем ли мы нехватку энергии сегодня? Вовсе нет… Одни только Соединенные Штаты располагают самым большим в мире запасом угля, которого хватит нашей планете, чтобы прожить еще два миллиона лет, даже при ускоренном темпе потребления. Во всем мире только разведанные запасы угля составляют 560 триллионов тонн. Не испытываем мы недостатка и в нефти и не будем испытывать его в грядущем. Начиная с 1942 года было сделано 29 серьезных прогнозов касательно мировых запасов нефти, восемь из этих прогнозов уже опрокинуты разведанными, доказанными и разрабатываемыми нефтяными месторождениями. Только в Соединенных Штатах запасы природного газа достигали тогда, по оценкам современников, 11,9 триллиона кубических футов (337 кубических километров), этого должно было хватить на 196 лет…»

Поясню мысль уважаемого — и, увы, уже почившего — Джорджа Стайна насчет «опрокинутых» прогнозов. Оценки нефтяных запасов, сделанные в 1952 году, показывали, что «черного золота» хватит человечеству всего на 25 лет. 1977 год мы уже давно прожили и нефтяного истощения не увидели. В 1966 году разведанные запасы возросли настолько, что эксперты стали говорить о новом сроке обеспеченностью нефтью: 33 года. 1999 год уже на носу, и опять-таки каждому ясно: не последние капли выпивает человечество. В начале 1980-х— еще одна порция пророчеств: тогда считалось, что до «конца нефти» осталось 40 лет. Последние прогнозы, которые мне удалось почерпнуть в современной прессе, снова говорят о сорокалетием сроке, но ведь сейчас конец девяностых— получается, что и недавние прогнозы опрокидываются так же легко, как и предсказания пятидесятилетней давности.

Итак, нефти все-таки хватает. Другое дело, что меняется география ее добычи. Еще не так давно США могли полностью рассчитывать на собственную нефть — теперь ясно, что национальные американские запасы истощаются довольно быстро: еще, может быть, лет десять — и они сойдут на нет. Бережливые американцы заглушили многие скважины и сорок процентов своих потребностей в жидком углеводородном топливе удовлетворяют за счет ближневосточной нефти. А Ближний Восток — мягко говоря, политически нестабильный регион. Нефти там немало, но и толпа вокруг этого колодца собирается весьма разгоряченная. По некоторым оценкам, к 2020 году две трети мировой нефти будет поставлять именно Ближний Восток. А это означает только одно: цены на нефть будут расти и человечество ждут весьма грозные нефтяные кризисы.

Добавим к этой картине еще один перспективный колодец — каспийский, вокруг него тоже ведется сложная политическая игра. Можно ожидать, что и этот богатый источник станет узлом экономических противоречий первых десятилетий следующего века.

Впрочем, не нефтью единой богата наша планета. Есть еще газ и уголь. Можно дополнить Джорджа Стайна: по современным оценкам, запасы природного газа в США достигают не 337, а 4600 кубических километров. Что касается запасов газа на территории бывшего СССР, то их в 12 раз больше — 54 тысячи кубических километров. А если попытаться представить мировые запасы газа — 135 тысяч кубических километров, — то надо нарисовать в воображении газохранилище площадью с Московскую область и высотой 3 километра.

И при этом геологоразведка не стоит на месте — постоянно обнаруживаются новые месторождения, и это воображаемое «газохранилище» — при том, что газа на планете потребляется ОЧЕНЬ много, — на самом деле не уменьшается в размерах, а растет.

С углем примерно та же история. Современные расчеты показывают, что угля хватит еще не на одно столетие. Но… как кто-то когда-то выразился, история угля — это история, в которой «хорошее неотделимо от плохого». Хорошее заключается в том, что угля действительно очень много, а плохое — в том, что мы вынуждены его использовать. Простой прогноз напрашивается сам собой: в ближайшем будущем уголь будет все шире использоваться вместо нефти и природного газа, особенно в стационарных установках для производства электроэнергии. Однако желательно, чтобы это был не простой уголь, а «чистый».

Двенадцать лет назад в США была начата «Программа технологии чистого угля». Она предусматривает введение новых принципов сжигания угольного топлива, значительное уменьшение выбросов в атмосферу серы и прочих вредных веществ, использование экономичных и эффективных устройств экологического контроля, введение новых способов переработки угля в более чистое и ценное топливо. Сейчас большая часть работ уже завершена, и в ближайшие годы в США заработают прототипы электростанций нового типа — таких, на которых и будет во многом строиться энергетика XXI века.

Какой же вывод можно сделать из сказанного и приведенных цифр? Продолжать потребление угля, нефти и газа и ждать, что славные геологоразведчики будут открывать все новые и новые запасы? Вовсе нет. Вывод как раз противоположный: ископаемое углеводородное топливо бесценно, его надо беречь и экономить, а энергию следует получать иными способами.

Очень не хочется (но все-таки придется) повторять старую добрую, тысячи раз цитировавшуюся мысль Дмитрия Ивановича Менделеева о том, что сжигать нефть (добавлю: и газ) — все равно что топить печку ассигнациями. Сказано бесконечно правильно. Ископаемые углеводороды — богатейшее сырье, заветный клад, оставленный нам природой, и лучше производить из него массу полезных вещей, чем уничтожать в двигателях внутреннего сгорания.

Однако дело даже не в двигателях. Дело, прежде всего, в нашем здоровье. Загрязнение воздуха в результате сжигания ископаемых топлив влечет за собой рост легочных заболеваний. Урон, наносимый человеческому здоровью на планете только продуктами горения, оценивается суммой 4 миллиарда долларов в год. А еще дело, конечно, в том, что запасы нефти, газа, а также угля и горючих сланцев — при всей их колоссальности— конечны. Они относятся к невозобновляемым энергоресурсам. Еще сто, двести, триста лет, и они все равно закончатся, и нашим потомкам останется только проклинать нас, сетуя на нерадивость и недальновидность предков.

Между тем человечество так устроено, что просто не может не потреблять энергию, причем в возрастающих масштабах. Нам всем нужно готовить пищу, передвигаться с места на место и обогревать жилища, не говоря уже о том, что должны крутиться колеса заводов, производящих массу предметов, без которых мы уже не мыслим нашего существования.

За двадцатый век использование энергии на планете выросло примерно в 15 раз, а численность населения мира увеличилась в 3,75 раза. Следовательно, потребление энергии на душу населения поднялось в 4 раза. Оно будет подниматься и далее — ничего не поделаешь, таковы законы роста, — и население мира тоже будет увеличиваться, пока не стабилизируется лет через тридцать — сорок на уровне 10–11 миллиардов человек. Нас будет примерно вдвое больше, чем сейчас, а энергии — в расчете на каждого — будет потребляться, скорее всего, более чем вдвое. Но ведь на этом жизнь на Земле не закончится: там, впереди, ждут своей очереди новые, неисчислимые поколения… Все очень просто: жизнь бесконечна, а привычные нам энергетические ресурсы конечны, и из этого положения надо как-то выходить.

К счастью, у человечества есть практически неиссякаемый источник энергии. Это Солнце. Только нам еще надо научиться им пользоваться. Наше светило поставляет Земле колоссальную мощность — примерно 1017 ватт, это более чем в 100000 раз превышает сегодняшний уровень потребления электроэнергии. За двадцать дней Земля получает в виде солнечного излучения столько же энергии, сколько ее хранится во всех запасах ископаемого топлива на планете. Прав был Циолковский, когда говорил о возможности проживания на планете колоссального количества людей, — Солнце, если разумно использовать его энергию, действительно могло бы прокормить не одно, не два, а десятки и сотни современных человечеств.

В сущности, уголь, нефть и природный газ — тоже энергия Солнца, только овеществленная и невозобновляемая. А есть энергия возобновляемая. И надежды на жизнь в двадцать первом и всех последующих веках связаны именно с ней — с солнечной энергией в «чистом» и преобразованном виде, а также энергией земных недр и термоядерных реакций. (Для тех, кто не очень разбирается в преобразованиях энергии, поясню: энергия ветра, рек, океанских волн, морских течений, биомассы, перепад температур между поверхностью океана и его глубинами — это все энергия нашего Солнца, только в разных «упаковках».)

Начнем с древесины. Деревья — тоже возобновляемый источник энергии, только восстанавливается лес весьма слабыми темпами, а поглощается древесина быстро. Причем если мы совершим воображаемое путешествие от «Севера» к «Югу», то количество сжигаемого дерева резко возрастает. Например, в Северной Америке только десятая часть вырубаемой древесины идет на топливо, в Европе — уже тридцать процентов, а в Латинской Америке, Африке и Азии эта цифра колеблется между 75 и 90 процентами. «Специалисты предсказывают, что если вырубка леса будет продолжаться в том же темпе, что и сегодня, то даже с учетом подрастающих насаждений лесные запасы будут уничтожены через 150 лет…» — писал эколог Хайнер Винклер пятнадцать лет назад. Прогноз, может быть, и не совсем точный, но тенденция подмечена верно. Нет, леса нам нужны для дыхания и, разумеется, для красоты, лучше их на золу не переводить. Тем более что есть куда более интересные энергетические возможности.

Мы, скорее всего, нечасто задумываемся, что гидроэнергетика — очень молодая отрасль. Ей немногим более ста лет. Первая в мире гидроэлектростанция заработала на реке Фокс близ города Эпплтон (штат Висконсин, США) 30 сентября 1882 года. С тех пор гидроэнергетика испытывает постоянный рост. За первый век существования ГЭС их доля в выработке мировой электрической энергии поднялась до 25 %, а во всей энергетике мира она составила 5 %. И это, разумеется, не предел.

Энергетические возможности гидроресурсов огромны. Если обуздать энергию всех рек планеты, то можно получать до 73 триллионов квт/час в год. Это едва ли не в десять раз превышает современное мировое производство электроэнергии. Однако до такой эффективности — чтобы все реки да обуздать — нашей цивилизации еще далеко. Европейские страны используют 60 % потенциала своих рек (но, скажем, Норвегия получает от ГЭС 99 % своей электроэнергии). Япония обладает всего одной четвертой потенциала гидроресурсов Азии, однако производит в два раза больше гидроэлектрической энергии, чем все остальные азиатские страны, вместе взятые. А вот в Африке используется всего пять процентов потенциала гидроэнергии.

По некоторым прогнозам, к 2020 году гидроэнергетика мира будет давать в 4 раза больше энергии, чем сегодня…

Еще не так давно ни одно научно-фантастическое произведение о близком будущем не обходилось без описания гелиостанций, перерабатывающих энергию солнечного излучения непосредственно в солнечный свет. Как-то незаметно эти станции сошли со страниц фантастики в реальную жизнь. Солнечные батареи дают ток на космических станциях. В различных странах построено немало домов, на крышах которых установлены панели фотоэлементов. Успешно работают множество гелиостанция — среди них, например, «Ранчо Секо» в Калифорнии: она вырабатывает два мегаватта электроэнергии. Американские ученые полагают, что даже при нынешнем коэффициенте полезного действия фотоэлементов — у кремниевых преобразователей он составляет около 23 процентов — гелиостанции, покрывающие менее одной сотой территории Америки, могли бы полностью удовлетворить потребность США в электроэнергии.

У гелиостанций неоспоримые преимущества: они экологически чисты, работают бесшумно, выбывшие из строя пластины легко заменить новыми. Но есть и недостатки: эти станции требуют больших площадей и выход энергии непостоянен. Поэтому строительство их оправдано только в южных странах — в местностях с максимальным количеством солнечных дней в году…

Может быть, проще улавливать энергию на космических станциях и посылать ее на Землю? В иных фантастических произведениях это действительно самый простой способ, но в реальности все обстоит гораздо сложнее. Спору нет, создание спутниковых электростанций принципиально возможно. Интенсивность солнечного излучения за пределами атмосферы в восемь раз больше, чем на поверхности Земли, и можно вообразить, что КПД станции, которая станет собирать световую энергию гигантскими солнечными батареями и передавать ее на земные приемники в виде пучков микроволнового излучения, будет довольно высок. Тем не менее опасности такой передачи энергии велики, а строительство энергетического спутника, запуск его на орбиту и создание наземных приемников очень дороги, поэтому разговоры о подобных станциях пока не вышли за рамки дискуссий. Многие эксперты полагают, что и не выйдут в дальнейшем никогда: слишком уж легко такой «луч жизни» может стать «лучом смерти»…

Калифорнию порой называют «штатом энергетического будущего». Здесь действительно можно найти едва ли не все виды использования альтернативных источников энергии: гелиостанции, «энергетические башни» (станции, где солнечная энергия собирается с помощью зеркал, следящих за солнцем), геотермальные установки, дающие шесть процентов электроэнергии штата, ветрогенераторы (в Калифорнии производится около 80 процентов ветровой энергии мира)…

Парк ветрогенераторов «Саузерн Калифорния Эдисон» — величественное и незабываемое зрелище. На плоской равнине стоят и машут «руками» 72 современные ветряные мельницы. Конечно, они не мелют зерно — лопасти этих генераторов ловят ветер, чтобы давать ток. Мощность парка — 935 мегаватт. «Ветроферма» в калифорнийском городе Техачапи еще больше: она насчитывает 4500 турбин и обеспечивает потребности в электроэнергии четверти миллиона человек.

Все бы хорошо: экологическая чистота, относительная дешевизна (стоимость ветроэнергии в наши дни уже сравнима со стоимостью энергии теплостанций, сжигающих ископаемое топливо), — только вот находиться рядом с парком ветрогенераторов, а тем более жить поблизости от него достаточно неприятно: слишком большой шум. Плюс неровный выход энергии, плюс необходимость больших площадей, поскольку ветрогенераторы с гигантскими лопастями должны располагаться на изрядных расстояниях друг от друга, плюс привязка к определенной местности: постоянные ветры дуют далеко не везде… Тем не менее энергетика XXI века никак не обойдется без ветровой составляющей. Уже сейчас ветрогенераторы поставляют примерно один процент энергии, потребляемой штатом Калифорния. А потенциал ветровой энергии трех штатов США — Северной Дакоты, Монтаны и Вайоминга — примерно равен потребности в энергии всей страны…

Уже давно в мире существуют станции, использующие перепад температур океанской воды. Принцип здесь следующий: теплая океанская вода испаряет жидкость с низкой температурой кипения — например, аммиак, — пары этой жидкости вращают турбину, затем охлаждаются холодной океанской водой, накачиваемой из глубин, и снова превращаются в жидкость. Две такие станции — каждая мощностью 50 киловатт — работают близ побережья острова Гавайи; 120-киловаттная станция дает ток на острове Науру…

А еще есть электростанции, работающие на метане, полученном из отходов. Одна такая станция в штате Род-Айленд обладает мощностью 10 мегаватт, а всего в США работают уже более ста метановых электростанций…

И есть немало иных станций, использующих альтернативные источники энергии: приливные, поплавковые (работающие на колебательном движении океанских волн), погруженные в струи морских течений… Правда, последние еше не вышли из стадии опытных разработок. Океанские течения вроде Гольфстрима или Куросиво — неиссякаемые источники энергии. Турбина, установленная в потоке воды на определенной глубине, могла бы стабильно давать значительный ток. Плотность энергии здесь приблизительно киловатт на квадратный метр — ни гелиоустановки, ни вет-рогенераторы такими «мускулами» похвастаться не могут. Однако стационарное размещение турбины в океанском течении представляет собой сложную техническую задачу, и промышленных образцов таких установок еще нет…

А в Южной Америке на специальных «энергетических фермах» выращивается сахарный тростник, который затем перерабатывается в спирт: в Бразилии почти 80 процентов автомобилей используют в качестве топлива чистый этанол…

И конечно же, очень перспективен как топливо водород… Вспомним:

«…настанет день, когда все залежи каменного угля истощатся…

— Какое топливо заменит уголь?

— Вода, — ответил инженер.

— Вода? — переспросил Пенкроф. — Вода будет гореть в топках пароходов, локомотивов, вода будет нагревать воду?

— Да, — но вода, разложенная на составные части, — пояснил Сайрес Смит. — Без сомнения, это будет делаться при помощи электричества, которое в руках человека станет могучей силой… Да, я уверен, что наступит день, и вода заменит топливо; водород и кислород, из которых она состоит, будут применяться и раздельно; они окажутся неисчерпаемым и таким мощным источником тепла и света, что углю до них далеко!.. Словом, я уверен, когда каменноугольные залежи иссякнут, человек превратит в топливо воду, люди будут обогреваться водой. Вода — это уголь грядущих веков».

Это строки из «Таинственного острова» Жюля Верна. Великий французский фантаст и здесь оказался пророком. Водородные батареи стали реальностью наших дней. Эти электрохимические генераторы, превращающие энергию водорода в электричество, в два-три раза более эффективны, чем двигатели внутреннего сгорания; они бесшумны, их единственный побочный продукт — дистиллированная вода. Такие батареи уже используются в космосе, где они обеспечивают пилотируемые корабли и орбитальные станции электричеством и водой…

Водород — самое чистое топливо завтрашнего дня — получают многими способами: его можно добывать из природного газа, легкой нефти или мазутов, можно разлагать воду на водород и кислород с помощью электрического тока (электролиз), микроорганизмов (биологический метод) или ферментов (биохимический метод)…

Иногда в печати можно даже встретить заявления, что «XXI век будет веком водорода».

Сразу возникает вопрос: а почему тогда не «веком термоядерного синтеза»? Или «веком новейших технологий»? Ведь уже сейчас разрабатываются новые методы использования традиционного углеводородного топлива: нетермическое разделение элементов, выделение чистого углерода с помощью биотехнологии… Почему, наконец, не «веком энергосбережения»? Экономия — тоже один из важнейших ресурсов человечества. Сберечь 10 процентов энергии — все равно что дополнительно произвести те же 10 процентов. Подсчитано, что при грамотном энергосбережении — то есть при бережливом расходовании энергии в производстве, в самом энергетическом хозяйстве, на транспорте, в коммунальной сфере — Россия могла бы экономить примерно 40 процентов электроэнергии.

Вот что пишет в своей книге «Экология коммерции» известный американский бизнесмен и писатель Пол Хокен (р. 1946):

«Переход к солнечной энергии и другим эффективным энергетическим технологиям — вовсе не несбыточная мечта. Используя существующие технологии, мы можем сократить нынешнее потребление электроэнергии в домах и промышленности на 75 процентов. Сегодня уже существуют автомобили, которым одного литра бензина хватает на 42 километра, а в конструкторских бюро рождаются машины, которым литра хватит на 85 километров. Одна компания, именуемая «Саутуолл», изготовляет окна, которые, будучи установлены с северной стороны дома, даже зимой собирают тепло. Мы можем строить здания, которые вообще не требуют внутреннего отопления. В Канаде уже возводятся дома, которым требуется одна десятая той энергии, что потребляется американским домом. Новая технология термоакустического охлаждения, хотя еще и не до конца разработанная, не только сводит на нет необходимость во фреонах, но также сокращает потребление энергии.

В одном исследовании Совета по экономическим приоритетам сообщается, что капиталовложения в альтернативные энергетические технологии порождают в четыре раза больше рабочих мест, чем строительство новых традиционных электростанций. Фотоэлектрические системы и ветроэнергетические установки порождают в два или даже в пять раз больше рабочих мест, чем могут предложить АЭС или электростанции, работающие на угле. Ветроэнергетические установки, которые поначалу были в пять раз дороже атомных электростанций в пересчете на стоимость киловатта энергии, сегодня производят энергию, цена которой равна цене энергии, вырабатываемой угольными и атомными станциями, а к концу десятилетия они будут производить более дешевую энергию, чем любой другой источник, за исключением гидростанций».

Если говорить о прогнозах в области энергетики, то я сделал бы такой. XXI столетие не будет веком «чего-то одного» — энергии ветра, или солнца, или термояда, или водорода. Это будет столетие разнообразных способов извлечения энергии. По-прежнему будут широко использоваться нефть, уголь и природный газ, от атомной энергии, как ни печально, человечество тоже не сможет отказаться, но вместе с тем все больше и больше места в нашей жизни будет занимать энергия альтернативная. В первом десятилетии следующего века доля возобновимых источников в мировой энергии будет составлять 25 процентов[31], а к середине столетия дорастет, возможно, и до половины. И это не просто мои собственные досужие размышления — к таким цифрам сводятся прогнозы многих специалистов, высказанные в разных странах мира.

Хочется верить, что и Россия — с ее колоссальными гидроресурсами, с обилием рек и речушек, на которых можно ставить очень эффективные малые ГЭС, с ее просторами, над которыми веют «даровые» ветры, с ее опытом строительства приливных и геотермальных станций — тоже обратит себе на пользу преимущества альтернативной энергетики. Хотя сейчас следует с грустью отметить, что поиск возобновимых источников энергии в нашей стране практически не ведется.

Я так и не получил книгу от моего заокеанского «брата» — оператора Бехбуда. Наверное, он, гоняя тяжелый автобус по калифорнийским дорогам, до сих пор размышляет о некоторых дополнительных наставлениях своим заблудшим собратьям. И с лица его, конечно же, не сходит ослепительная улыбка доброго человека, уверенного, что, пока книга не дописана, человечество еще поживет.

Золотая десятка

Десять лет назад на Земле произошло весьма знаменательное событие. Только на него мало кто обратил внимание.

А событие действительно важное: в 1999 году численность населения Земли перевалила через круглую и очень солидную цифру: 6000000000 человек[32]. Много это или мало?

Шесть миллиардов чего бы то ни было очень трудно вообразить. Но и без особого воображения можно понять, что число людей на планете просто колоссально.

Если на живой вес, это примерно 300 миллионов тонн.

Если, скажем, уподобить человека тепловой машине, «вырабатывающей» в ходе самой обыкновенной жизнедеятельности около одного ватта в час, то нынешнее человечество — это рассеянный по планете калорифер с потрясающей мощностью 150 гигаватт в сутки. С ума можно сойти!

А если взять и поделить площадь земной суши на численность населения планеты, то на каждого человека придется всего-навсего два с половиной гектара территории —любой территории, включая горы, ледники, пустыни, болота и прочие неудобицы.

М-да, негусто. Пройдет еще какое-то время, и вообще повернуться будет негде. Может ли такое случиться? Реально ли подсчитать, сколько нас будет через «какое-то время» — например, в XXI веке? И сколько вообще должно быть людей на планете Земля?

Прежде чем попытаться ответить на эти непростые вопросы, давайте разберемся, а сколько нас было до сих пор.

По оценкам современных демографов, за всю историю цивилизации на Земле успело прожить 100 миллиардов человек. Чисто хронологически дело обстояло следующим образом.

В 1000 году до нашей эры на планете Земля обитало 50 миллионов разумных существ вида «гомо сапиенс» (это население нынешней Южной Кореи).

В 500 году до нашей эры численность разумных обитателей планеты Земля составляла уже около 100 миллионов (немногим меньше населения нынешней Мексики).

К началу эры население планеты удвоилось (сейчас примерно столько же людей живет в одной Бразилии), но, разумеется, не успокоилось на достигнутом и двинулось дальше в будущее все с той же неспешной скоростью — чуть больше десяти человек в час.

За первое тысячелетие новой эры прирост составил опять-таки сто миллионов (итого — 300 миллионов; это, в грубом приближении, население нынешних Соединенных Штатов Америки).

Во втором тысячелетии темп постепенно убыстряется. К середине XVII столетия на Земле набралось уже 500 миллионов человек (это сильно меньше половины нынешней Индии), а примерно в 1804 году земляне «распечатали» свой первый миллиард. Заметим: к этой цифре цивилизация шла много тысячелетий.

О дальнейшем процессе уже не скажешь: «шел». В двадцатом веке история народонаселения понеслась вскачь.

1927 год — второй миллиард.

1960 год — третий.

Проходит всего-навсего 14 лет — и на Земле уже четыре миллиарда людей.

Спустя 13 лет — в 1987 году — пять миллиардов.

А еще через 12 лет — это уже наше время, год 1999-й — добро пожаловать на планету, шестимиллиардный обитатель!

Вы обратили внимание? Мало того что население планеты удвоилось меньше чем за сорок лет, но и срок прироста каждого нового миллиарда сокращается: каждый раз он убывает на год. Неужели так и будет продолжаться: седьмой миллиард — через И лет, восьмой — через 10…

Оставаясь в рамках этой линейной логики, нетрудно подсчитать, что начиная с 2064 года человечество, став шестнадцатимиллиардным, будет прибавлять по миллиарду в год, а потом и больше. Ужас!

Я сразу хочу успокоить читателей. Ничего такого, надо полагать, не произойдет. Динамика народонаселения — непростая штука, она подчиняется очень сложной математике (и, разумеется, не только математике), и с линейной меркой к ней подходить нельзя. Кстати, уже и в приведенных цифрах есть спасительный ключик: удвоение с 2,5 (1950 год) до 5 миллиардов произошло за 37 лет, а с 3 до 6 миллиардов — все-таки за 39.

Куда могут завести линейные игры в демографию, легко продемонстрировать на нескольких примерах совсем недавнего времени.

В 1995 году в США объявился некий анонимный футуролог, который, укрывшись под псевдонимом «Футурист-любитель со Среднего Запада», стал распространять в Интернете материалы со своими воззрениями. Вот что он писал о демографической ситуации:

Воспользуемся простеньким калькулятором. Если население Земли достигнет 212 триллионов человек, то на каждого жителя будет приходиться уже не два с половиной гектара, а 0,7 квадратных метра земной суши (включая все те же неудобицы). Мыслимо ли вообразить мир, заселенный вот таким образом — весь заставленный людьми? Даже если представить, что к тому времени — к 2600 году — будут полностью освоены и заселены Луна, Марс, Венера и Меркурий (а суммарная площадь этих планет всего лишь в 3,3 раза превосходит площадь земной суши), то и при такой экспансии на каждого представителя земной цивилизации будет приходиться всего 2,3 квадратных метра территории.

А вот еще один «демографический прогноз» (он был опубликован несколько ранее — в 1979 году): «если население Земли продолжит увеличиваться нынешними темпами, то уже к 2100 году оно составит 60 000 000 000 000 000 (60 квадриллионов) человек». Бедное, бедное человечество! Очевидно, обитателям планеты придется стоять на головах друг у друга, потому что среднеарифметической «жилплощадью» землянина будет крохотный квадратик земной суши со стороной пять сантиметров.

Увы, иные люди, «предсказывающие» те или иные демографические процессы в будущем, подчас не дают себе труда взять карандаш и бумагу и произвести элементарные арифметические подсчеты (или, возможно, были изгнаны из начальной школы за неуспеваемость). Между тем демография, как я уже говорил, — это далеко не арифметика…

В прошлые века демографические проблемы не пользовались особым вниманием ученых и широкой публики. Это и понятно: население Земли росло медленно, особой толчеи не наблюдалось. Подумаешь — миллиард человек в годы царствования Александра Первого. Сейчас в одном Китае больше живет. К тому же в те времена, скорее всего, мало кто занимался подсчетами общего числа обитателей планеты: просто-напросто не было соответствующей статистики. Великое дело переписей населения только начиналось, а само слово «демография» будет введено в оборот французом Ашилем Гийяром лишь в 1855 году.

И все же отдадим людям прошлого справедливость: «практической демографией» они занимались с давних времен. Переписи населения проводились еще в древнем Вавилоне — на этот счет сохранились соответствующие глиняные таблички. А в Древнем Риме «сенсусы» — так на латыни именовался статистический учет вообще и переписи населения в частности — были непременной частью государственного делопроизводства. Надо ведь знать, сколько где человек живет и какие с них собирать подати. История сохранила множество римских учетных документов — с такими, к примеру, записями: «Helvetiorum censu habito, repertus est numerus milium СХ», что означает: «Численность гельветов, по проведении переписи, оказалась 110 тысяч».

В новое время первая перепись состоялась в колонии Новая Франция (Квебек) в 1665 году. Соединенные Штаты провели свою первую перепись в 1790 году. Спустя тридцать лет настало время переписей в Италии, Испании, Англии, Ирландии, Австрии, Франции. В 1851 году прошла перепись населения в Китае, а спустя десять лет и в России.

Говоря о демографии, нельзя не вспомнить о пионере этой области науки — английском экономисте и священнике Томасе Роберте Мальтусе. Как раз тогда, когда численность населения планеты подбиралась к первому миллиарду — а именно в 1798 году, — тридцатидвухлетний ученый анонимно опубликовал свое знаменитое «Эссе о законе народонаселения», в котором выдвинул следующее утверждение:

Теория Мальтуса обрела немалую популярность. В течение вот уже двух веков она вызывает нешуточные споры. Советская пропаганда долгие десятилетия клеймила эту теорию как «антинаучную систему взглядов на народонаселение», а самого Мальтуса именовала не иначе как «реакционным экономистом».

Между тем понять опасения Мальтуса чисто по-человечески весьма просто. Его беспокоил следующий умозрительный вывод: население мира растет быстрее, чем производит средства пропитания. Другое дело, что два столетия назад (да, впрочем, и сейчас) практика не очень-то подтверждала эту мысль и рассуждения Мальтуса носили скорее теоретический характер.

По логике британского ученого, населению Англии предстояло удваиваться каждые 25 лет, и к 1950 году эта страна должна была насчитывать 704 миллиона жителей, в то время как ее территория может прокормить только 77 миллионов. Следовательно, нужно предпринимать какие-то решительные меры по сдерживанию численности, «контролировать» прирост населения. История довольно быстро показала, что с пресловутыми арифметической и геометрической прогрессиями не все так просто. В конце девятнадцатого столетия в Англии насчитывалось не 200 миллионов человек, как следовало из расчетов Мальтуса, а всего тридцать восемь миллионов, и жилось им в целом куда лучше, чем двенадцати миллионам веком раньше. К 1950 году страшной цифры, предсказанной Мальтусом, тоже не образовалось — тогда население Соединенного Королевства только-только достигло 50 миллионов человек. Да и в наше время численность Великобритании — чуть более 60 миллионов — вполне позволяет этой стране прокормить себя.

А вот что касается будущего… Вдруг Мальтус прав — в долговременной перспективе? Вдруг эти прогрессии действительно станут «несоизмеримыми»? (Как бы марксисты ни поносили «реакционного экономиста», но, между прочим, Фридрих Энгельс почти век спустя после появления работы Мальтуса тоже отдал должное проблеме демографического кризиса. В 1881 году он заметил: «Абстрактная возможность такого численного роста человечества, которая вызовет необходимость положить этому росту предел, конечно, существует».)

Запомним выражение «предел роста» и перенесемся в 60-е годы XX века — для того, чтобы разобраться в сегодняшней ситуации, весьма важно понять демографические настроения того времени. Одним из наиболее популярных терминов в интеллектуальных кругах (и вместе с тем одной из самых расхожих страшилок для публики — наряду с атомной угрозой и опасностью глобальной экологической катастрофы) был «демографический взрыв». Появилось огромное количество мрачных прогнозов — научных работ, художественных произведений, публицистических выступлений, — которые предрекали страшную скученность мира в самом ближайшем будущем и вытекающие из этого последствия — голод, эпидемии, войны. Вырабатывались рекомендации ужесточить национальные законодательства и пойти на серьезные ограничения как в личной, так и в общественной жизни, чтобы остановить катастрофу.

Почему именно в 60-е годы люди с особой остротой заметили опасность перенаселения и как бы заново прочитали Мальтуса? Дело в том, что человечество выкинуло фокус. Ни накануне Второй мировой войны, ни тем более в первое десятилетие после нее особо страшных демографических прогнозов не было. Наоборот: в большинстве развитых стран считалось, что темпы прироста населения идут на убыль — война нанесла планете страшный урон, погибли десятки миллионов молодых мужчин в самом расцвете репродуктивного возраста, на горизонте вставал призрак атомной катастрофы, отнюдь не вселяющий веру в светлое завтра. И вдруг — это было воспринято именно как «вдруг» — резкий скачок: еще «вчера» (в 1930 году) на планете проживало два миллиарда человек, а «сегодня» (в 1960-м) — после Великой депрессии, жуткой мировой войны и целой серии войн локальных — на миллиард больше.

Конечно, объяснения нашлись: на планете стабильно росла рождаемость (особо быстрыми темпами — в развивающихся странах), прогресс медицины и здравоохранения привел к сокращению детской смертности и увеличению средней продолжительности жизни, перед антибиотиками отступили многие смертельные болезни. Впрочем, объяснения — при всей их оптимистической окраске — не очень-то успокаивали. Логика была простой: если высокие темпы прироста населения сохранятся, не спасут ни медицина, ни здравоохранение — человечество еще несколько раз удвоится, истощит природные ресурсы, окончательно загрязнит своими отходами окружающую среду, и — Мальтусу, конечно, большой привет — грянет катастрофа.

Одна из первых книг на тему демографической угрозы — она появилась на свет в 1968 году — так и называлась: «Популяционная бомба». Ее написал не фантаст, а американский биолог Пол Эрлих (не путать с немецким медиком Паулем Эрлихом). Впрочем, писатели-фантасты тоже решили не отставать. В 30-е и 40-е годы они «проглядели» демографическую опасность, не заметили ее, как положено фантастам, раньше, чем все остальные люди, а теперь спохватились и обрушили на читателей лавину произведений, в которых живописали ужасы перенаселенного мира.

(В скобках заметим, что писатели-фантасты первой половины века выказывали явное презрение к проблемам перенаселения. Например, английский писатель Ричард Уайтинг в своем романе, вышедшем в 1907 году, «собрал» все человечество на острове Уайт — его площадь 380 квадратных километров — и, описав довольно сносное существование людей в этих условиях, продемонстрировал, что все тревоги по поводу перенаселения планеты — вздор. Роман так и назывался — «Все — вздор!».)

Едва ли не первым произведением в фантастике на тему демографического кризиса была «черная» комедия Курта Воннегута «Большое путешествие вверх и далее», вышедшая в 1954 году. Там действительно речь шла о перенаселении планеты, только причиной его был не безудержный рост численности людей, а революционные успехи в области биологии, приведшие к резкому увеличению продолжительности жизни.

В 1966 году появился знаменитый демографический триллер Гарри Гаррисона «Подвиньтесь! Подвиньтесь!», изобразивший жуткое будущее перенаселенного Нью-Йорка конца века. В прологе к роману автор написал следующее: «…В 1950 году Соединенные Штаты — составлявшие лишь 9,5 процента населения мира — потребляли 50 процентов мирового сырья. Эта доля постоянно увеличивается, и при нынешнем темпе роста через пятнадцать лет Соединенные Штаты будут потреблять более 83 процентов годовой добычи природных материалов. Если население нашей страны будет прирастать с той же скоростью, то к концу столетия Америке, чтобы сохранить нынешний уровень жизни, потребуется более 100 процентов ресурсов планеты. С математической точки зрения это невозможно, не говоря уже о том факте, что на Земле к этому времени будут проживать около семи миллиардов человек и, возможно, им тоже захочется попользоваться какой-то частью сырьевых ресурсов».

Любопытно, что автор почти не ошибся в количественном прогнозе: нас сейчас пусть и не семь, но все-таки шесть миллиардов, однако что-то не видно, чтобы Америка поглощала 100 процентов ресурсов планеты. Да и жуткая перенаселенность крупных городов как-то не очень ощущается.

В 1968 году вышел — среди множества прочих — еще один роман на тему демографического кризиса, быстро ставший классикой жанра, — «Всем стоять на Занзибаре» Джона Браннера. В нем описывалось более далекое будущее — 2020 год, к каковому времени людей на планете стало столько (просто кошмар — почти девять миллиардов человек!), что если каждому отвести по два квадратных фута земли, то все человечество стоймя заполнило бы остров Занзибар.

Образ яркий, но, если вдуматься, ничего особого не говорящий. Возьмем наше время и нынешнюю численность человечества и отведем каждому живущему на Земле примерно столько же, сколько отводил Браннер (ну, чуть меньше — квадратик со стороной сорок сантиметров, стоять вполне удобно), — тогда все население мира «спокойно» разместится на территории Москвы. Получится «Всем стоять в Москве». И что с того? Москвичей, правда, жалко…

Следует заметить, что в нашей, отечественной фантастике той поры произведений о грозящем миру «перепроизводстве населения» практически не было. Советская идеологическая мысль постановила, что угроза перенаселения — выдумка буржуазной футурологии, никаких демографических катаклизмов в будущем не предвидится (а если и предвидится, то не у нас) и вообще все глобальные проблемы будут решены посредством торжества социализма и последующего перехода к коммунизму, при котором «все источники общественного богатства польются полным потоком» и наконец-то будет обеспечено гармоничное взаимодействие человека и природы.

Даже в произведениях братьев Стругацких — лучших из отечественных фантастов — нет и следа перенаселения. В повести «Стажеры», действие которой относится примерно к концу XXI века, просто и ясно сообщается: на Земле — четыре миллиарда человек, половина — люди коммунистического завтра, половина — западный мир. Повесть вышла в 1962 году. Четырехмиллиардный рубеж мир преодолеет всего через 12 лет…

Оставим фантастику и вернемся в реальный мир. К концу бурного десятилетия 1960-х обеспокоенность ученых будущим планеты — прежде всего демографическим— достигла высокого накала, что хорошо видно на примере Римского клуба. Эта международная общественная организация, созданная в 1968 году, ставила своей целью проведение крупномасштабных социально-экономических исследований и мобилизацию усилий человечества на решение глобальных проблем. Последовали доклады ученых разных стран Римскому клубу, первые из которых — «Пределы роста» (1972) Донеллы Медоуз, «Человечество на перепутье» Михайло Месаровича и Эдуарда Пестеля (1974), «Пересмотр международного порядка» Яна Тинбергена (1976) — наделали немало шума, обрисовав весьма мрачные перспективы дальнейшего развития цивилизации и выдвинув довольно жесткие рекомендации по сдерживанию роста. Чего стоит хотя бы эпиграф к одной из глав доклада «Человечество на перепутье»: «Мир болен раком, и этот рак — человек».

Авторы докладов предлагали решить демографическую проблему отчетливо мальтузианским образом — путем контроля над ростом населения. Однако если промышленное производство продолжает безудержно расти, то жесткий контроль над рождаемостью все равно не устранит кризисной ситуации, поскольку никуда не деться от угрозы истощения невозобновляемых ресурсов и загрязнения окружающей среды.

Где же выход? Может быть, мировая катастрофа неизбежна и ничего уже нельзя предпринять? Донелла Медоуз — автор первого доклада Римскому клубу — считала, что катастрофу все-таки можно предотвратить, но для этого необходимо кардинально изменить современные тенденции развития человечества. Было предложено: стабилизировать население на уровне 1975 года; продолжить рост капитала только до 1990 года, а потом его стабилизировать; сократить потребление ресурсов на душу населения до одной восьмой уровня 1970 года и уменьшить интенсивность загрязнения среды обитания человека в 4 раза по сравнению с тем же 1970 годом. Только подобные жесткие меры позволят перейти от безудержного роста к «нулевому росту» и добиться «глобального равновесия» — такого состояния цивилизации, когда «основные материальные потребности каждого человека, живущего на Земле, будут удовлетворяться и каждый получит равные возможности для реализации своего индивидуального человеческого потенциала».

Донелла Медоуз даже построила компьютерную «модель мира» и выполнила расчеты, которые показывали неизбежность коллапса при дальнейшем росте промышленного производства и народонаселения. Совершенно ясно, что подобные расчеты как-то не вселяли веру в завтрашний день, и выводы автора доклада, а также ее практические рекомендации встретили резкую критику. Сторонников «Пределов роста» называли экологическими пессимистами и эсхатологическими неомальтузианцами.

Впоследствии американский ученый и писатель-фантаст Джордж Гарри Стайн выразился так: ««Пределы роста» — более чем гигантская интеллектуальная афера, осуществленная, главным образом, с той целью, чтобы политики получили больше власти над частной жизнью граждан… Защитники окружающей среды выступили за ограниченное применение техники, децентрализацию и общее сокращение активности в добывающей и производящей областях индустрии… Такое решение позволило бы выжить только десяти процентам населения Земли. Вот только возникает вопрос: кто будет решать, кому выжить, а кому нет?..»

Разумеется, теорию «нулевого роста» немедленно подхватили писатели-фантасты, во многих произведениях она встречается и по сей день, однако, по сути, эта идея просуществовала не столь уж долго. Уже Ян Тинберген, автор третьего доклада Римскому клубу, пришел к выводу, что человечество успешно справится с грозящими ему бедами, отнюдь не прибегая к такому крайнему средству, как торможение и тем более остановка роста.

В 1970-е годы картинам ужасов, которые ожидают человечество, было несть числа. Демографический взрыв продолжался, население мира росло пугающе быстро, и одно это уже, казалось многим, лишало людей планеты всяких надежд на нормальное будущее. Можно вспомнить работы западногерманского футуролога Г. Шнайдера, который немало рассуждал о взрывоопасной ситуации в международных отношениях, порожденной демографической революцией. Двести тысяч человек, прибавляющихся в мире ежедневно, писал он, это численность населения целого города. Каждую неделю на земле появляется как бы новый город размером с Мюнхен, Варшаву или Киев, каждый месяц — такая страна, как Дания, Эквадор или Гватемала, каждые три года такие страны, как США или СССР, каждые пять лет — еще одна Южная Америка, Западная Европа или Африка.

Г. Шнайдер считал вероятным прогноз, согласно которому в конце 1970-х или начале 1980-х годов громадные пространства южнее экватора охватит засуха и 200–300 миллионов человек погибнут от голода. Это породит в индустриальных странах, так же как и в развивающихся, бурные потрясения политического, экономического, военного, социального и культурного характера и вызовет «переворот, который обязательно затронет наше столь горячо любимое благосостояние и нашу прекраснодушную демократию».

Именно в 1970-е годы на страницах разных изданий замелькало выражение «золотой миллиард». Как считали тогда многие экологи, планета Земля может выдержать на себе около миллиарда разумных существ, если же землян больше — это прямой путь к истощению ресурсов, необратимым изменениям в экологии и, таким образом, к катастрофе.

Ну, хорошо, «золотой миллиард», допустим. Но ведь и тогда, в 70-е, на Земле проживало в четыре раза больше людей. Куда девать три миллиарда «незолотых» разумных обитателей, вдруг ставших лишними? И кто будет решать — эти вот «золотые» (вольно, можно покурить), а вот эти лишние (стр-р-рой-ся! на выход с вещами)?..

В 1980 году в США по заданию администрации Картера был подготовлен доклад «Год 2000» (в число его авторов входил известный американский ученый Герман Кан (1922–1983), которого называли «отцом футурологии»). Этот труд был опять-таки полон неомальтузианских пророчеств. Он рисовал будущее, исходя из условий «пределов роста», и в этом будущем не очень-то хотелось жить: авторы предрекали, что в 2000 году мир будет сильно загрязнен, перенаселен и нестабилен, будет ощущаться нехватка всего и вся, большинство стран охватит разруха.

Прошло всего три года, и мир познакомился с новым докладом — «Год 2000, пересмотренный». Он был сделан на заседании Американской ассоциации содействия прогрессу науки в Детройте в мае 1983 года. Как по мановению волшебной палочки, будущее человечества постигла разительная перемена. От позиций, изложенных в докладе «Год 2000», не осталось и следа. Авторы — тот же Герман Кан и его коллега Джулиан Саймон — честно и прямо заявили: «все будет не так». «Если сохранятся существующие тенденции, то мир в 2000 году будет менее перенаселен, менее загрязнен, более стабилен в экологическом смысле и менее податлив разрушительным процессам, связанным с нехватками сырья и продовольствия, чем тот мир, в котором мы живем сейчас».

Вот вкратце выводы, которые содержались в докладе: угроза загрязнения воздуха и воды сильно преувеличена; климат не претерпевает необычных или угрожающих изменений; хотя голодных в мире по-прежнему много, продовольственная ситуация улучшается; средняя продолжительность жизни увеличивается по всему миру, это признак технологического и экономического успеха; рождаемость в развивающихся странах уменьшается; ядерная энергия дешевле угля и нефти и влечет не столь высокую смертность, как в традиционной энергетике; площади, пригодные для сельскохозяйственного использования, не претерпевают серьезных сокращений; нет причин беспокоиться об исчезновении тропических лесов; нет свидетельств неминуемого вымирания многих видов животных и растений; «аппарат правительства и принадлежащих ему агентств плохо подготовлен для того, чтобы выдавать здравые оценки долгосрочных тенденций, связанных с ресурсами»; государство не должно предпринимать никаких действий, ведущих к контролю над производством и распределением природных ресурсов; государство не должно «предпринимать шаги, ведущие к тому, чтобы публика еще более расстраивалась из-за предметов, касающихся ресурсов, окружающей среды и народонаселения».

Если разобраться в финансово-политической подоплеке, то причина столь коренных различий между двумя докладами весьма проста: «Год 2000» был заказан администрацией Джимми Картера, преследовавшей вполне конкретные политические цели, а «Год 2000, пересмотренный» финансировался из частных источников, и его подготовили люди, которые уже не работали на правительство.

Однако не только в заказчике дело. Дистанция, отделяющая «двухтысячный пересмотренный» от «двухтысячного мрачного», — свидетельство серьезнейших перемен как в реальном осмыслении глобальных проблем, стоящих перед цивилизацией, так и в анализе демографических тенденций. А еще — это был своего рода сигнал: пора переходить от панических криков к серьезному анализу и трезвым действиям.

Здесь пора наконец-то познакомить читателей с понятием «демографического перехода». Понятие это отражает давно замеченный факт, что на определенном этапе развития-страны, региона или всего человечества в целом — происходит резкое увеличение темпа прироста населения, затем темп столь же резко спадает, и численность населения выходит на стабилизированный режим. Самое важное здесь — определить начало и протяженность «определенного этапа», осознать количественные параметры стабилизации и по возможности выразить все это непротиворечивой математической моделью.

Тот же «отец футурологии» Герман Кан дал свое, весьма поэтичное описание демографического перехода: «Мы находимся посреди четырехсотлетнего Великого Перехода, двигаясь по пути прогресса от того времени, когда люди почти повсеместно было малочисленны, бедны и отданы на милость природных сил, к тому времени примерно сто лет спустя, отгороженному от нас поразительным сочетанием невезения и плохого управления, когда раса человеческая почти повсеместно будет многочисленна, богата и в основном подчинит себе природные силы».

По мнению американского ученого Стивена Джиллетта, демографический переход начался не триста лет назад, а только в XVIII веке, и произошел он сначала во Франции, затем распространился по всей Европе, а в нашем столетии охватил весь мир. При этом количество людей на Земле не сильно зависит от политической воли или экономических обстоятельств — оно подчинено природным регуляторам. Культура и технология также выступают в качестве регуляторов, более того — демографический переход сам по себе побуждает людей к созданию новых экономических и социальных структур, требующих ограничения рождаемости.

Классический пример демографического перехода дает Великобритания. За восемнадцатый век население этой страны удвоилось, к середине девятнадцатого столетия — удвоилось еше раз, а затем темп прироста начал спадать. В 1900 году в Соединенном Королевстве проживало около 40 миллионов человек, за первую половину века прибавилось всего десять миллионов, а за вторую — даже меньше десяти миллионов. По современным прогнозам, к середине XXI столетия количество жителей Великобритании не только не увеличится, но даже несколько уменьшится, так что можно утверждать: демографическая кривая здесь стала горизонтальной прямой, численность населения стабилизировалось и будет длительное время держаться на уровне 58–59 миллионов человек.

От понимания особенностей демографического перехода в отдельных странах не так-то просто перейти к глобальным характеристикам: слишком много факторов надо учитывать, требуется нетривиальная математическая модель. Такую модель удалось построить нашему известному ученому Сергею Петровичу Капице — читатели хорошо знают его по передаче «Очевидное — невероятное». Теория роста населения Земли С. П. Капицы увидела свет в 1996 году и сразу стала заметным событием в демографической науке — она действительно объясняет, что происходило с народонаселением мира в прошлом, дает четкий анализ сегодняшних тенденций и позволяет уверенно прогнозировать демографическую динамику на длительный срок.

Вот что пишет сам С. П. Капица:

Можно сказать, что в каком-то смысле нам повезло. Современным людям выпало жить посреди короткого и очень энергичного демографического перехода всего человечества. Видимо, самая острая фаза уже позади, и впереди нас ждет уверенное снижение темпа прироста человечества, а через несколько десятилетий — к середине XXI века — население Земли стабилизируется на уровне примерно 10 — максимум 12 миллиардов человек. (Это полностью совпадает с демографическим прогнозом отдела народонаселения ООН, по которому к 2050 году на планете будет насчитываться от 7,3 до 10,7 миллиарда жителей.)

Выводы теории подтверждает и практика последнего десятилетия. Утихли страсти вокруг «неминуемой» демографической катастрофы. Статистика народонаселения выглядит вполне обнадеживающей. Темп прироста населения Земли, который в 60-е и начале 70-х годов держался на уровне двух процентов в год (в основном за счет развивающихся стран, где он достигал даже 3,5 %), в начале 1990-х снизился до 1,7 %, на рубеже веков составлял один процент с третью, а в 2007 году «докатился» до 1,19 %. Мы движемся в будущее со скоростью девять тысяч человек в час, и скорость эта снижается.

Как мы уже знаем, есть объективные естественные причины, ведущие к стабилизации общемирового населения, однако и само человечество приложило немалые усилия — в особенности это касается азиатских стран. (Не зря, не зря авторы докладов Римскому клубу пугали мир жуткими картинами перенаселения!) Япония еще в 1948 году, не дожидаясь теорий демографического перехода, объявила программу ограничения рождаемости. Однако общее снижение темпа прироста в Азии во многом объясняется жесткой демографической политикой Китая — самой населенной страны в мире. После того как в Китае был выдвинут и принят в качестве руководства к действию лозунг «в семье — один ребенок», темп прироста снизился до 1,4 %, и есть основания полагать, что в скором времени он упадет до нулевого уровня. В Индии — второй крупнейшей стране мира — успехи не столь заметны. Население там продолжает расти довольно интенсивно. По современным прогнозам, к середине следующего века Индия обгонит Китай примерно на 50 миллионов человек и станет мировым лидером по численности населения. Всего же в Индии и Китае будет жить более трех миллиардов человек (треть населения планеты!).

Вообще говоря, крупномасштабное демографическое будущее планеты видится из нашего сегодня довольно четко. Умеренный прогноз таков. Через пятьдесят лет население Азии будет составлять более пяти миллиардов человек, Африки — более чем удвоится и достигнет почти двух миллиардов. Население обеих Америк довольно сильно превзойдет миллиард. А вот старушка-Европа прибавит в численности совсем немного: в ней будет жить чуть больше 600 миллионов человек.

В 56 странах будет наблюдаться отрицательный прирост (то есть показатель смертности будет превышать показатель рождаемости) — это все европейские страны, Китай и Япония. С демографической точки зрения ничего необычного здесь нет — можно считать, что демографический переход в таких странах закончился и они перешли в стабильное состояние.

Однако Россия здесь стоит особняком. Как ни печально, но последние два десятилетия смертность у нас невероятно превышает рождаемость. Каждую минуту в России действительно рождается 3 человека (тут популярная реклама права), а умирает—4! (Увы, популярная реклама права только наполовину, а на самом деле — лжива.) Иными словами, на каждую тысячу жителей рождается 11,5 человека, а умирает 14,6. Минус 0,3 процента прироста в год — это никакая не стабильность, а демографическая катастрофа в отдельно взятой стране. Если тенденция сохранится, то к 2050 году Россия — по численности населения — перейдет с седьмое на четырнадцатое или даже пятнадцатое место в мире (пропустив вперед Нигерию, Бангладеш, Эфиопию, Конго, Мексику, Филиппины, Египет и Уганду): в ней будет жить 110 миллионов человек.

Можно с уверенностью сказать, что в XXI веке большинство населения мира будет жить в городах: процесс урбанизации начался давно и нет оснований считать, что он скоро закончится. В конце XX столетия в городах проживало почти половина населения мира, то есть чуть меньше трех миллиардов человек (!), хотя полвека назад доля городских жителей не составляла и трети. Однако выразить урбанизацию в точных числах становится все труднее: одно дело — классический город, а другое — городская агломерация, которая вбирает в себя и пригороды, и «спальные» районы, и поселки, и промышленные зоны, вынесенные за черту собственно города, и нежилые пространства, и застройку вдоль автотрасс, которые соединяют былые города, слившиеся в единое целое.

Именно в городских агломерациях, стягивающих к себе все новых и новых жителей, сосредоточится бóльшая часть населения мира XXI века.

Конечно, на рост населения и распределение его по планете будет влиять множество факторов, и не все можно угадать или правильно оценить заранее. Взять хотя бы климатические условия. Не исключено, что в результате глобального потепления уровень Мирового океана начнет хоть немного, но подниматься. А ведь почти две трети населения мира обитает на побережьях — ну, если и не совсем у моря-океана, то по крайней мере в пределах 60-километровой прибрежной полосы! Причем огромные количества людей в Азии и Африке живут в низинах и дельтах рек. Если океан начнет наступать, это приведет к массовым миграциям, что самым непредсказуемым образом повлияет на демографическую ситуацию. Уже в наше время миграции вследствие войн, неблагоприятных экономических условий, природных бедствий привели к тому, что 150 миллионов человек (более двух процентов населения мира) были вынуждены покинуть свои страны и поселиться вдали от дома…

Еще один важный процесс, который намечается уже сейчас и станет серьезным фактором жизни людей в будущем столетии, — это постарение мира, то есть увеличение доли пожилых людей в общей численности населения: прямой результат успехов медицины. Сейчас на планете живет примерно 66 миллионов человек в возрасте более восьмидесяти лет (меньше 1 %). Через пятьдесят лет их количество возрастет в шесть раз и, приблизившись к 400 миллионам, составит не менее четырех процентов. Количество «самых старых» — то есть тех, кому за сто, — возрастет даже в 16 раз и составит 2,2 миллиона.

Пока еще мир весьма молод — в возрастном смысле. Сейчас количество детей на планете (30 %) в три раза превышает количество пожилых (10 %). Пройдет еще пятьдесят лет, и ситуация — по крайней мере, в развитых странах — изменится на обратную: пожилых там будет в два раза больше, чем детей. Самой «старой» страной будет Испания, а самым «молодым» континентом — по-прежнему Африка.

Надо думать, что и понятие о сроке человеческой жизни довольно сильно изменится. Средняя продолжительность жизни приблизится к 90 годам, а максимальная, вполне возможно, составит 130 лет.

Ну, хорошо. Демографический переход, урбанизация, постарение мира… Но как быть с «золотым миллиардом»? Нас сейчас в шесть раз больше «положенного», а через полвека станет — в десять раз. То, что на всех хватит пространства, — это понятно. Но хватит ли еды? Сколько вообще человек может прокормить Земля?

На этот вопрос есть самые разные ответы. Начнем с того, что «золотой миллиард» — это все же зловещая пропагандистская штучка, не более того. Помимо «прогрессий» Томаса Мальтуса есть еще такая вещь, как научный и технический прогресс, а он включает и достижения генетики и биотехнологии, и профилактику заболеваний растений и животных, и успехи агрикультуры (вспомним хотя бы о «зеленой революции»), и тот факт, что человечество все больше воспринимает правила экологического поведения. Может быть, это не очень широко известно, но за последние 25–30 лет рост производства продуктов питания в мире обгонял рост населения примерно на 16 %. Другое дело, что производимое в нарастающих количествах питание достается далеко не всем: не менее четверти землян живут впроголодь, а из них почти половина испытывает хронический голод, от которого ежегодно гибнут миллионы людей, — но эта печальная проблема, строго говоря, не имеет отношения к демографии.

Серьезным ученым давно уже ясно, что Земля прокормит и 6, и 8, и 12 миллиардов человек. Герман Кан называл цифру — 15 миллиардов. А английский экономист Колин Кларк оптимистично считал, что Земля, даже если исповедовать американские стандарты жизни, может прокормить 47 миллиардов человек, а если взять стандарты японские — то и все 157 миллиардов.

По мнению Сергея Петровича Капицы, «при разумных предположениях Земля может поддерживать в течение длительного времени до 15–25 миллиардов людей».

Сейчас есть все основания полагать, что, когда демографический переход завершится для всего человечества, население мира стабилизируется на уровне заведомо ниже критического, как бы эту «критичность» ни определять. Так что если употреблять эпитет «золотой», то следует говорить о «золотой десятке» миллиардов, которые будут жить на планете и в XXI веке, и в последующих столетиях. (Заметим, что «средний» прогноз отдела народонаселения ООН на 2150 год — 10,8 миллиардов.)

Вы не посмотрели на часы, когда приступили к этому очерку? Сколько вам потребовалось на чтение? Минут двадцать, от силы тридцать? За это время на планете Земля прибавилось четыре с половиной тысячи человек — целый поселок. Давайте скажем им: «Милости просим! Располагайтесь. Места хватит всем».