Зеркала миров

Я подумал, что они включили и Сибруса в число своих потенциальных врагов. Старику одному противостоять Цеховой мафии будет трудновато.

- Да, на самом деле... К тому же, господин доктор, тень явно имеет зеленый оттенок...

- Что? Цвет здесь имеет значение?

- Цвет всюду имеет значение, - очень серьезно сказал я, - И мало того, он сообщает нам, что шпион Генерального был полупрозрачен и зеленый как изнутри, так и снаружи.

Пока он соображал, что будет докладывать наверх, я выбрал три характерных снимка, и демонстративно засунул их во внутренний карман своей унифицированной куртки. Одели нас образцово одинаково. И эксклюзивно, ничего такого никто раньше не видел. Видимо, спецзаказ: куртка и штаны ядовито защитного цвета, пропитанного светящимся в темноте агентом, плюс черные ботинки и кепи. Очень легко фиксировать местонахождение и днем, и ночью. Но Агуара обошел все системы контроля.

Встреча с психоаналитиком удалила из моего сердца и тоску, и печаль. Терпение тоже истощилось. Пришло время действовать.

Первое, что необходимо, - встретиться с Сибрусом. Вместе с Илоной. Почему-то я уверил себя, - он в ней разберется. Снимки не дают покоя. Аналитик прав, с нами был еще кто-то. Землянин или гость из Пустоты? Опять без Сибруса никак. Может, я и стал джинном, но своих новых возможностей не знаю. Они, - важно! - отличаются от возможностей Агуары. У штурмана нет шрама на шее, он не побывал там, где я, у него нет двойника в Пустоте. И с этим бы разобраться.

Тень может быть простым отражением чего-либо весьма далекого и не имеющего к нам отношения. Почему мне запрещен доступ к миниАрете? Начал скучать по Белому Йогу. Как он без меня? С ним тоже поговорить не помешает.

Выбираться из домзака надо всем вместе. И не забыть обезьянок. Прихватить бы копии записей нашего путешествия. Плюс документы группы, которая нас изучает. Нет, это лишнее.

Выбраться и спрятаться, пока не проясним ситуацию до конца. Иначе сидеть мне на лабораторном стеклышке до конца дней. И побыстрее надо спешить, - полиморфизм очень настораживает. На прежней Земле им не пахло.

Как жить в мире нестабильности? Формы, запахи, звуки, - всё плывет, качается, меняется... Сегодня, - одно, завтра - другое. Кошмар.

Как-то Сибрус упомянул о давно ушедшем предке-ученом. Циолковский... Тот утверждал: разум во Вселенной возник вместе с Большим Взрывом. Логично, - тупой хаос не может сам себя развивать и совершенствовать. Пустота, содержащая в себе все возможные материальные миры, не может быть неразумной. Амальгама на Зеркале, - неудачный образ.

Все тела приходят оттуда, и уходят туда же. Включая общенародную биомассу со всеми ее страстями и идеями. Циолковский говорил о разуме. А достижение всеобщего счастья на отдельно взятой планете, - идея увлекательная, но неразумная. Включая коммунизм в сегодняшней, барачно-цеховой форме.

Труп матери Геракла после ее смерти не нашли. Вместо него обнаружили камень. Большой силач Клеомед, спасаясь от наказания, спрятался в сундуке. Сундук взломали, но никого там не обнаружили.

Куда и как они исчезают?

Агуара тоже может. И я. И, возможно, остальные четверо. Но подавляющее большинство разлагается на органику, превращаясь в гумус. Интересно, кто-нибудь прикидывал, насколько мы питаемся сами собой? Ведь живем и пашем на забытых и исчезнувших кладбищах.

Но мой Разум! Ведь он способен на большее, чем тело. И, наконец, душа, оживляющая сердце...

Цеховые вожди и федеральные правители... Вот чего они возжелали, - подчинить себе процесс перехода. Определять каждому станцию назначения, выписывать проездной билет, разрешать или запрещать.

Представляю: прихожу к дверям Рая, а у меня требуют бумагу с печатью Айпуата. Веселая картинка.

Великий Сибрус впал в немилость.

На ежегодном сборе цеховых вождей и федералов он выразил пламенное недовольство сложившимся статус-кво.

- Земля людей на грани! Церковная война привела народы в тупик. Завтра будет поздно. Пришел день расставания с масками. Цеха, - упразднить, в федеральные органы призвать внецеховых людей...

В руках Генерального - ключи к вечности. Они в это верят и не забывают. Цена его превосходит стоимость его жизни.

Но я удивился: прежний Сибрус не имел революционных талантов. Я воспользовался опытом Агуары, но оставил за себя фантом. Раньше суток его не расшифруют. Сибруса "закрыли" неподалеку от Ареты.

- Я ждал тебя, Алекс, - коротко приветствовал он.

Пожалуй, внешне он не изменился.

- Сколько прошло времени? - задал я первый вопрос.

- Никто не знает. Да и неважно. Важно: определить глубину разлома, силу контраста.

Я понял: он хочет сравнить Землю сегодняшнюю с достартовой.

У него - отдельный дом. Деревянный, без ограды кругом. Вместо ограды - система запретов. Он не мог без сопровождения подойти и к Арете. Я огляделся. Он понял.

- Видеослежение? Да. Но я не боюсь. А ты - тем более.

Я улыбнулся: он прежний, соображает легко и быстро.

- После пребывания на Арете...

В том, что касается дела его жизни, он по-прежнему осторожен.

- После пребывания на Арете вы представления не имеете, что творится на планете. Простыми словами не объяснить. Мы заберем сейф с Ареты, и тогда... В моей памяти, - отрывки, кусочки... Трудно... Я кое-что расскажу, а ты сравни мой рассказ с тем, что помнишь. Твое сознание не деформировано и более достоверно.

За деревянными рамами окон блеснул оранжевый отсвет. По голым бревнам стен проплыли желтые пятна.

- Сейчас сменится погода. Пойдет то ли снег, то ли дождь. Будет то ли холодно, то ли жарко и душно.

Он расправил плотно облегающий шею высокий воротник свитера. Все тот же, протертый на локтях, из шерсти сибирской козы. Свитер старше, чем я.

- Надеюсь, ты разочаровался в Цехах? И на федеральную техноэлиту тоже не рассчитываешь. Два Цеха плюс объединение ничего не решающих государственных союзов... Землей правит могучая кучка олигархов духа. Единая диктатура. Все различия, разногласия, - маскировка. Компьютерный Тарантул - замечательное изобретение для осуществления единой власти. Я ничего не решаю.

Сибрус помрачнел. Он был уверен, что во время отсутствия Ареты Земля претерпела глобальные перемены. Они коснулись всего и всех, и потому не были замечены никем. Он подозревает, что прежде имел иное положение в иерархии земных авторитетов. И он прав. Сегодняшний Сибрус не пронесет на Арету и гаечного ключа без разрешительной бумажки.

- Космический колледж и Звездный Флот...

Вот! Звездный Флот! Не было при мне такого. А у них - никаких "надземельцев".

- Они подконтрольны Цехам. Федеральная собственность - фикция. Человек вне Цеха - изгой. Законов нет, территория поделена на зоны, где царят цеховые установления. Но разница между ними, - только в терминах. На каждого гражданина - реестр, хранимый Тарантулом. Реестр - это статус. Статус определяет права личности. От цвета шнурков на ботинках до килограммов мяса на месяц. Каждому - по рангу и заслугам. Кто определяет ранг и заслуги, я не знаю. Никто не знает. И никто знать не хочет. Кроме меня. Информационно-управленческая безличная сеть учитывает и распределяет все. В том числе потребности общества по отношению к Арете.

- Тарантул реализует Цеховые программы? Без участия федералов? - спросил я, - Но кто нас будет судить? Ведь дело к этому клонится?

- То есть? Как это судить? - Сибрус пришел в недоумение.

Я вначале тоже, но сориентировался и постарался объяснить:

- Проведут расследование, назначат обвинителя и защитника, судья всех выслушает и объявит приговор. Опираясь на параграфы действующего федерального закона.

- Да нет никакого такого закона! - возмутился он то ли моей неосведомленностью, то ли отсутствием закона, - Какой приговор? Система, конечно, интересная. В истории встречалась. У нас сегодня так: Цех загружает информацию в Сеть и предлагает Тарантулу подыскать решение в соответствии...

Примерно так я и думал! И уточнил:

- И много статей, то есть возможностей, у Тарантула?

- О-о! Вариантов миллиард. Может ограничить в правах потребления, переселить в иной регион, сменить вид труда...

- И никто не протестует?

- Так ведь учитывается всё! И все довольны.

Я задумался. К такому миру сразу не приспособиться. И спросил:

- И поэтому ты согласен с круглосуточной слежкой?

- Запись транслируется в Сеть. И уже Тарантул решает, что из записанного представить в распоряжение какого либо Цеха, или федералов, или отдельной личности. Думаю, система тотального наблюдения нужна прежде всего ему.

- Тарантулу? - я не то чтобы удивился, а изумился.

Несовпадений между тем, что было и тем, что имеется, накопилось во мне уже столько... Неужели полиморфизм? И связан он с поведением вакуума? И какое к этому имеет отношение миссия Ареты?

- Но ты - прежний! - сказал я, сомневаясь в этом утверждении, - Только память у нас немного разная. Возможно, трансформация не у вас, а у нас. С нами...

- Разберемся! - уверенно сказал Сибрус, - Сейф нам поможет. Кстати, он настроен только на тебя и меня. Больше никто им не сможет воспользоваться.

- И Тарантул?

- И он тоже. А к Арете, похоже, ключик остался у одного тебя.

- Что? И Арета?!

- Да. Вакуум-генератор отказывается работать. Там, - он указал пальцем в потолок, - возмущены и растеряны. Вот почему я заперт здесь. Думаю, они поставили на Арету слишком много. Какая-то крайне важная цель... Разберемся?

Я хотел было сказать, что уже разобрался, но промолчал. Все мои открытия требуют подтверждения фактами. Правда, факты земные потеряли стабильность. Тут Сибрус встал и как-то по-стариковски засуетился. Через пару минут на столе перед нами появились столовые приборы и он принялся раскладывать по тарелкам какую-то еду.

- Прости, я совсем забыл... Ты ведь голоден. Что будешь пить?

- Голоден? - я не сразу понял, - Да, наверное. Все равно...

Я не решился ему говорить, что все "мы" пьем-едим только затем, чтобы поменьше отличаться, чтобы... Ну, понятно. Заботливо подкладывая-подвигая ко мне то одно, то другое, Сибрус продолжал говорить о том, что считал первостепенным. Он не мог не понимать, что пришло время действия.

Как он по-хозяйски, прямо-таки по-отцовски ухаживал за мной! И я с неожиданным удовольствием откусывал, жевал, проглатывал. Это было приятно. По-хозяйски... У Сибруса, как и у меня, никогда не имелось своего собственного жилища. Он обитал там, где работал. Я сжился с Цеховым интернатом, потом Космоколледж, после - Надземелье. И мысли не было обзавестись чем-то. Романтика неба очаровала и меня, и Илону.

- При подготовке броска в вакуум я опирался и на законы симметрии. Главное здесь: представление о том, что наш мир, - отражение некоего иного, причинного мира. Грань между ними я назвал Зеркалом. Зеркало всех зеркал...

У меня кусок кроличьей колбаски в горле застрял, настолько точно он вышел на мои мысли, обретенные на Арете.

- Оно полупрозрачно, но видеть сквозь, проникать через него мы не в состоянии. Мы способны наблюдать многочисленные отражения. И в одном из них присутствовать. Возможно, ты вернулся не в то отражение. Или же наше отражение подверглось деформации. В чем причины...

- В нас самих! - твердо сказал я, - Мы всегда соответствуем тому, что имеем.

Сибрус посмотрел на меня с выражением, какого я не помнил. Тут было и уважение, и восхищение, и то, что можно определить как любовь... Посмотрел и как учитель на способного ученика, и как отец на оправдавшего надежды сына. Снова что-то новое...

И, чтобы подавить замешательство, я спросил:

- Чего же хотят от тебя верхи? - и повторил его жест пальцем в потолок.

- Им нужна дорога в иное отражение. В мир, где царит бессмертие.

Я понял: в нем нет сейчас его же знания о семи слоях Пустоты, о Грани Доступности. Многое ему придется открывать заново. Но есть в нем и то, чего не было. И когда два уровня сольются в один, мы с ним сможем показать такое...

За окном резко потемнело, ветер рванул ставни, по крыше и стеклам забарабанил крупный дождь.

2.

Змея в траве

Я начал с уточнения исходных позиций. Вернувшись от Сибруса в домзак, первым делом посетил миниАрету с обезьянками. Модель шхуны окутывало светло-зеленое сияние. Что подсказывало - тут вакуум-генератор в порядке. Замечательное открытие! Настоящий запасный выход! И хорошо, что там, наверху, не догадываются о значении этой игрушки. Иначе разобрали бы по досточкам. Вот только обезьянки выглядят невесело. Белый Йог не захотел и смотреть на меня. Понимаю. Какой смысл иметь другом человека, не способного на активные действия?

МиниАрету поместили на тумбу посреди просторной комнаты без окон. Но без особой охраны. И без надлежащей исследовательской бригады. Тем лучше для меня.

Я сидел, скрестив ноги, на полу рядом с миниАретой, разглядывал обезьянок и размышлял. Ибо пришла пора собрать мысли. В такой позе и застал меня Агуара. Я не удивился, так как именно перед его появлением вспомнил одно наставление, пришедшее из детства. Некто, словно тень из прошлого, имеющий только голос, но тем не менее, теплый, близкий и сильный, говорил:

- Послушай, сын, и постарайся запомнить. Это из древних сказок Орбелиани...

"Каждый враг неустанно ищет случая погубить своего противника.

Перед сильным врагом человек либо склоняется, либо бежит от него. Равному врагу человек дает должный отпор либо избегает столкновения с ним.

Мелкого и подлого врага человек должен остерегаться. Мелкий враг подобен скрытому под золою огню. Его не видно, но, как разроешь золу, обожжешь руку.

Мелкий враг подобен смерти: он подкрадывается незаметно, и уже не избавишься от него ни подкупом, ни силой, ни мольбою. Мелкий враг, улучив минуту, не выпустит противника из рук, пока не прикончит его.

Мелкий враг подобен неприметной, прикрытой сеном яме. Ступишь и провалишься. Поэтому должно остерегаться мелкого врага, именно он и вовлечет в беду, погибнуть от руки подлого человека так же позорно, как быть им облагодетельствованным, но и то и другое почетно, когда исходит от хорошего человека, потому что если ты сам не дурной человек, ты не дашь дурному себя одолеть, и если ты не подлее его, не будешь просить о пощаде. Равным образом, если ты сам хороший человек, то хороший воздаст тебе добром, так как от доброго всегда родится доброе. Если же он причинит тебе зло, то это произойдет потому, что он, очевидно, превосходит тебя и добродетелью, и умом, и силой, оттого и победит тебя.

Однако высшая добродетель человека в том, чтобы не помнить зло и погашать его добром".

Голос умолк, и явился Агуара. Но ведь ничто не случайно. Вне причинно-следственной паутины ничего нет. Добро и зло действуют из прошлого и из будущего; готовы навестить тебя и справа, и слева, и снизу, и сверху... Агуара мог приходить отовсюду. Вот только мелкое он или крупное зло?

В глазах Агуары горит огонь Антареса. Он не ожидал меня встретить тут. Я в его списке на почетном, но не первом месте. На первом - миниАрета. Уничтожить или похитить! В его исполнении второе приравнивалось к первому. Зачем она ему? Неважно. Важно, - теперь я переместился на первое место. Да, не будет совместного побега. Одному придется. С миниАретой к Сибрусу, а оттуда вдвоем. С Илоной тут ничего не случится: более надежного укрытия на всей Земле не придумать.

Ждать удара я не стал. И сам не стал его ни ломать, ни крушить. Зеленое свечение оторвалось от Ареты, захватив по пути кусочек игрушечного паруса, и окутало Агуару. Кусочек тонкой парусины оказался плотным брезентом, которого хватило закутать Агуару двойным слоем. Лицо я ему оставил открытым, пусть дышит. Кричать он не будет, не из тех. А зеленое облако не даст ему освободиться, даже если он превратится в носорога.

Пластиковая коробочка наготове, я аккуратно спрятал в ней миниАрету. Обезьянки нисколько не возражали. Сделав на прощание Агуаре ручкой, я направился к выходу.

Сибрус ждал меня.

Пластилиновый телеэкран в его домике стал шарообразным. Транслировалась чепуха о раскопках в песках северной Аравии. Изображение растянулось по всей поверхности шара и смотреть на него было противно.

Модель Ареты Сибруса увлекла. Он с трудом оторвался от лицезрения обезьянок, протянул даже палец Пану. И получил причитающееся, пришлось накладывать пластырь.

- У нас два пути. Какой выберем? - спросил я.

Он понял сразу. Первый путь - в большой мир Земли, навстречу более-менее известным испытаниям. Второй - на Арету, и вместе с ней в мир сверхбольшой, к испытаниям абсолютно неизвестным. Тарантулу о втором знать было незачем. Сибрус сказал:

- Начнем с изучения карты родины.

"Родины"... Как это у него прозвучало! Старомодно, прочувственно. Несомненно, есть на Земле место, которое он обязан посетить. И надо ему помочь, чего бы это мне ни стоило. Форы у нас, - суток двое, не меньше. Тарантул тоже не супермозг, пока расставит приоритеты... А он уже начал их расставлять.

Телеприемник сделался прямоугольным, но заметно больше прежнего. Вместо песчаной чепухи пошли реальные новости. В моем коттедже такого не случилось ни разу.

Где-то в древнем русле Нила откопали мумию Имхотепа. Сбылось предсказание предтечи Джеда, озвученное еще в той, предстартовой жизни.

Я вспомнил: существует то ли гипотеза, то ли просто авторитетное мнение, что статуи подпитываются энергией поклоняющихся ей. Скорее всего, поклоняющиеся просто теряют свою энергию. Отдают в пустоту. С экрана улыбался Сфинкс, и я спросил себя: сколько же тонн флюидов он накопил за тысячелетия? Или - сколько мегатонн покинуло тех, кому она так была нужна по жизни?

На экране уже Нут, жрица, подруга Предтечи. Вот это неспроста.

Ее проникновенный грудной тенорок разъясняет явление Имхотепа. В речи используются слова из языка, неизвестного ни мне, ни Сибрусу. Нут уверяет: открылся энергетический канал Небо-Земля.

Какое тут Небо! Дальше Антареса им не проскользнуть. И ближе, - нет для них промежуточных остановок.

Еще одно расхождение: на моей Земле могилы Имхотепа не могло быть. В этом отражении может открыться и отрыться еще столько... Если они овладеют технологией Ареты, - произойдет много чего плохого. Они создадут боевой десантный корабль. Флот создадут! Без парусов, без мачт, без свисающих канатов... Лазеры, пушки, пираты, головорезы, притоны с приплясами-частушками...

Передача новостей оборвалась. Пустой экран возвестил:

- Уважаемый Генеральный Конструктор. Уважаемый капитан! Встречайте гостя!

Мы переглянулись. Это - да! Это есть что-то! И, не сговариваясь, пошли к двери.

На пустынном травянистом берегу замерло с десяток фигур, - свита. Небо светит желтым теплом, радуясь торжественности момента. Навстречу нам, ступая легко и твердо, шел сам Даниил-Светоносец, "аватара" Патриарха. Транспорт прибывших расположился где-то вне поля зрения.

Нас осчастливил визитом глава Цеха Розы Мира! От его белых одежд исходило настоящее ангельское сияние. Хоть на коленки падай. Запах святости тоже оказался особым: пряный, бодрящий, очищающий. Мужественное, украшенное несколькими морщинами мудрости, лицо сияет добротой и пониманием. Пожав нам руки, Аватара включил мягкий чарующий баритон:

- Рад видеть обоих в здравии.

Сибрус сделал приглашающий жест, но Аватара отклонил приглашение.

- Благодарю. Не лучше ли здесь, на лоне?

- Лучше и не придумать! - вежливо согласился я.

Моему любопытству предела не было! Высочайший иерарх вот так запросто, с экс-капитаном... Сибрус другое, - ему не привыкать. Стало чуть-чуть грустно. Ведь нельзя не признать, что они опережают меня минимум на шаг, на ход. Какая уж тут фора...

Даниил сразу приступил к делу. Оказалось, он тут для решения стратегической задачи собственной жизни. Которая целиком и полностью посвящена общечеловеческому благу. Кто бы сомневался! Планету захлестывают волны мирового зла. Чтобы навести порядок, подготовить почву для новых, свежих ростков добра, требуется единая центральная власть. Под эгидой православной идеи Розы Мира срочно созывается Всемирный Собор.

Я не удержался и хмыкнул:

- А мы-то каким боком? То есть я, извините...

И подумал: разве что для жертвоприношения я еще могу сгодиться. А Всемирный Собор... Рядом с ним я буду выглядеть не совсем к месту. Но Аватаре, конечно, виднее.

- Всемирный Собор не может состояться без участия великих граждан планеты. Отсутствие даже одного из них немыслимо.

Он улыбнулся мне как полная луна, вышедшая из-за облаков. А я невольно посмотрел на себя со стороны, - не стал ли выше ростом после обретения величия? Не стал. А жаль, - Аватара возвышался надо мной на целую голову. Это если не считать свечения над его сединой.

- С воцарением религии Итога мы приходим к возможности перевоплощения из человеков в демиургов. А с вашим участием возможности легко станут действительностью.

Вот они, уши! Высунулись, как ни прячь. Предстоятель полупланеты решил стать владетелем миров. Хозяином дорог межзвездных. И обязательно, - при собственной жизни. Ведь без Сибруса вакуум-генератор не запустить. А без Сибирцева... На Арете лучше с Сибирцевым, чем без него. Предстоятели всегда точно знают, чего хотят для себя. Без этого иерархию не возглавишь.

Аватара обратил взгляд на Сибруса. Тот кашлянул в кулак и с приличествующей скромностью в интонации сказал:

- Своевременно... Глобально... Общезначимо... В соответствии с первоисточником Патриарха... Похвально. Да, похвально.

У меня дыхание перехватило от восторга. Еще бы: Сибрус похвалил Аватару. Почти благословил! Да тому сейчас склониться и ручку Генеральному целовать. Глаза Аватары потемнели. Луна скрылась за тучей. Неужели он рассчитывал, что мы по его первому зову тотчас ринемся на штурм баррикад, воздвигнутых перед ним вечностью? И отведем от него десницу смерти, и введем в чертог бессмертия?

Для оживления беседы, да и чтобы не показаться недостойным объявленного величия, я вспомнил фундаментальные основы Розы Мира.

- Всеобщая религия Итога... Как же... Распределить народ по трем концентрическим кругам, верно? На периферии - несознательные индивиды. В среднем круге - грамотные сторонники идеи. В центре же - творцы. Им-то и предстоит творить новый мир. Или иной? Быть удостоенным перевоплощения, - это для них?

Но Аватару таким тычком не сбить. Он с укором посмотрел на меня и мягко сказал:

- В целом верно... Но сарказм... Ваш старший товарищ мудрее...

Я не дал ему продолжить. Если они решили нас взять сейчас - будут брать. С согласия или без. Но перед тем пусть великий вождь раскроется пошире, обозначит и стратегию, и тактику действий.

- Ваш Патриарх отнюдь не святым монахом с монастырским блеском в глазах был... А откровенный естественник, дарвинист, брат материалисту. Какая уж тут религия, если человек - внук обезьяны. Вы ж не с амвона глаголете. И не перед невежественными прихожанами. Давайте прямо: что от нас, а что - от вас. Что - нам, а что - ... Нет, что выиграете вы, мне знать не обязательно. А все остальное, - будьте так добры...

Сибрус довольно потер ладони, сцепил пальцы. Я понял: он и сам так сказал бы, да положение обязывает. Нет, не всё они продумали! И у них "авось"! Не готов Аватара к прямой речи.

- О уважаемые, в любом тексте могут найтись несовершенства. И незачем нам чрезмерно спешить. Выслушайте, - и тогда решайте. Три круга, верно. Таков естественный уклад. И нет меж ними границ. Каждый волен двигаться к центру. Так развиваются в человеке высшие способности и светлые творческие начала. Так мы преобразуем планету в сад. И обратим федерацию государств в единое Братство.

Звучит неплохо. Для неискушенного уха. А по сути программа атеистическая и коммунистическая. Прикрытие диктатуры элиты. Готовой уже элиты, имеющей тайные цели. Светоносец-большевик!

А как по-иному? Ведь у Патриарха-основателя именно великий большевик (! - тоже) Ленин творит Аримойю - всечеловеческий затомис будущего. Такое впечатление, что интеррелигия создана исключительно из мести к обидчику Патриарха Сталину. Вот оно, дыхание из прошлого. Почему они оставили эти архаизмы?

Встреча закончилась ничем, меморандума не подписали. Но Сибрус не сказал "нет". Я тоже промолчал. Обе стороны не готовы к решительным действиям и противоборству. Или пока не желают. Мы вернулись в дом и я спросил:

- Мы не слишком? У него ведь за спиной духи, стихиали, демоны... К тому же, что-то запаздывает Цех Гора.

Сибрус не отвечал. Визит Аватары утомил его. Устроившись поудобнее в кресле, он расслабился, закрыл глаза и ушел в себя. Стена позади него, без оконного проема, то светлела, то темнела, пока не обрела нежный бирюзовый оттенок. А сразу за креслом, в дорогой золоченой раме, повисла картина неизвестного на Земле художника.

Я присмотрелся. Напоминает сеть кровеносных сосудов. Не исключено, человеческих. Вены, капилляры и все такое. Присмотрелся, - и как заворожило. Не оторвать взгляда, ощущение такое, что картина живая. И вот-вот сойдет со стены. И...

Я не успел додумать. Сибрус открыл глаза и проследил за моим взглядом.

- Вернулась! Нравится?

- Еще как, - ответил я, - Откуда вернулась? Там еще есть?

- Картина из моей коллекции, пропавшей лет десять назад. Еще там наверняка есть. То ли Китай, то ли Япония пару тысяч лет назад. Это все, что я о ней знаю.

- И что тут нарисовано? Что-то живое? Или из анатомического театра?

- Не знаю точно. Надо быть в то время и в том месте, чтобы понять. Я ценю ее за ассоциации, которые она тянет к себе. Посмотри, - кровь в венах словно пульсирует.

Я только плечами двинул.

- Ты слышал что-нибудь о "драконьих венах"?

- Нет, господин. Прости, господин, - немного рассердился я, - Завтра же отправляюсь в путешествие, чтобы услышать. Прощайте, господин.

- Не надо отправляться, позволяю остаться, - Сибрус почти рассмеялся, - Я расскажу тебе здесь и сейчас. Ритмы, в которых живут пространство и время, распространяются по невидимым каналам или норам. Можно назвать их артериями, венами. Каналы питают в Пустоте все материальные образования, делают Пустоту единой и живой.

- И Вселенная снаружи - большой-большой человек. С моим лицом.

Он опять чуть не рассмеялся.

- А что? Не возражаю против такого лица.

И тут я выложил ему все об Илоне. Он долго молчал. И ничего не сказал. Я понял: сегодня - день бездействия. Мы оба не готовы.

- Будем до утра спать, - сказал он, - Комната тебе приготовлена. Не ходи к обезьянкам. Им тоже надо отдохнуть. А на сон вот что скажу... Основатель йоги сказал, что внутренняя энергия трансцендентальна. "Она и есть истинная жизнь. Способность осознавать свое истинное положение - это очищение запыленного зеркала ума. Это очищение, фактически, является освобождением".

3.

Бегство

Ночь я проспал как младенец и вошел в утро удивительно голодный. Через открытое окно лилась пахнущая морем свежесть, заглядывало раннее солнышко. Я глубоко вдохнул и окончательно проснулся от обворожительного запаха жареного мяса. Забытый уже аппетит заставил меня просто ворваться в кухню-столовую.

И на полном ходу я замер у входа. Нет, Сибрус не менялся!

Кругом стола расселась команда Ареты в полном составе! Хмурые, настороженные, они смотрели на меня с молчаливым вопросом. Сибрус, улыбаясь как довольный отец непослушных еще вчера детей, указал мне на свободный стул и занял кресло во главе завтрака. Да-а... Летние ночи, конечно, длинные. Но как он успел?

Стараясь не смотреть на Илону, я отложил все проблемы и накинулся на жареную курицу. Не забывая о восхитительном салате-ассорти из немыслимо вкусных овощей. При этом надо было успеть дотянуться до лунных кусочков сыра, увлекающе острого соуса из неизвестно чего, чесночно-сметанной приправы... Иначе эта пестрая компания сметет все со стола в считанные секунды! Да, тысячу лет я так не завтракал. Нет, так роскошно и восхитительно, - миллион лет.

По-видимому, именно моя активная работа за столом сняла общее напряжение. Насытившись, я поднял глаза. Даже Агуара смотрел на меня с сочувствием. Как на домашнего кота, наконец вернувшегося из долгого загула. Моему примеру последовал один Сибрус, но куда ему до моих аппетитов. Остальные к еде почти не притронулись. Илона помогла Сибрусу освободить стол от посуды и он обратился ко мне:

- Мы подумали немного. И решили: бежать так всем сразу. Ты как, не против?

- Куда? - спросил я и тут же понял, как тупо соображаю и глупо выгляжу.

- Главная проблема, - Тарантул, - сказал Кертис, изучая стену за моей спиной, - Он отслеживает передвижения каждого на планете. И способен перекрыть любой путь. Запретить транспорт, выдать службам безопасности... Группой его не обойти. А в одиночку можно.

Мне стало полегче. Бегать в компании, где каждый рвется в свою сторону, - дело по меньшей мере бестолковое.

- А как это тут сейчас устроено? Как народ странствует? - поинтересовался я.

После сладкого пробуждения и царского завтрака во мне проросло желание остаться в домике навсегда. Чтобы вот так было каждый день. Только без общих собраний...

Но вчера приходил Аватара...

Ответил мне Сибрус.

- У каждого - биочип и реестр. Человек без них - не человек. Он не может зайти на рынок, войти в транспорт, получить машину или приобрести продукты. Всё, даже качество одежды, определяется верхами и контролируется. Контроль возложен на Тарантула. Беглец погибнет от холода, голода, страха, нервного истощения. Если как-то пешим ходом выберется за пределы системы наблюдения.

Вот он, хозяин мира, всемирный паук... Да, куда мы денемся! Аватара уверен в том. Но Агуара сможет! Агуара - настоящий Пан! Как быстро он освободился от брезентовых пеленок. И то зеленоватое облачко... Ведь оно сработало по моему желанию, быстро и точно. Хитер Пан Агуара. И коварен!

Но ведь и я чего-то стою. И смогу прикрыть собой Сибруса. А остальные?

- Кертис, Джино, Илона.., - мыслил я вслух, - Они смогут обойти запреты?

- Смогут! - заверил меня Кертис.

Так, они уже в курсе, сориентированы. Я посмотрел на Андрия. Грудь Посвященного украшает вышитый на льняной рубахе цветными нитями рисунок. Купола над белыми стенами, синяя лента реки. Эмблема его затомиса. Небесная Русь. С чего он так нарядился? Ему-то чего и кого бояться? И почему он до сих пор с нами?

- Кто твой куратор, Андрий? Там, наверху? - осторожно спросил я.

- Яросвет! - не стал скрывать Андрий.

Илона, до того выглядевшая незаведенной куклой, ожила и процитировала отрывок из Книги Розы Мира.

"Демиург Яросвет проявляется в небе и воздухе этого мира так, как если бы прозрачный океан могущества исходил от одного небосклона до другого и заливал бы сердца. Это могущество сосредоточивается в храмах демиурга, образ его очерчивается, голос его становится внятным, и возникает общение между ним и просветленными, общение, придающее им силу и высшую мудрость".

Вот! И Илона в курсе, как овладеть высшей мудростью и мощью. Но как наш Андрий? О, Андрий превыше обид либо скрывает их. Аватара будто и не помнит, что в экипаже Ареты его человек. Остается Андрию рассчитывать на Яросвета, и, минуя верхи Розы Мира, устремиться к демиургу. Широк и многолик Олимп Розы Мира. Посвященный справится с трудностями. И дождется, когда Аватара придет и к нему. С поклоном.

Я уже просчитал варианты индивидуальных дорог. Кто куда... Мемфис, Москва, Боливия, Италия...

- Да будет так, как решили, - сказал я.

Словно от меня что-то зависело в их судьбах. А для Тарантула без разницы, - одного искать или нескольких.

Я постоял у миниАреты. Белый Йог не пожелал меня сопровождать. Пусть остается здесь, все равно они не из нашего мира. Не пропадут.

Мы ушли втроем: Сибрус, Илона и я.

Взлетная полоса аэропорта Ларнаки почти примыкает к полосе прилива. Море здесь сияет особенной голубизной, - теплой, сгущенной, мягкой. Тарантул пропустил нас в самолет без возражений. Я убедился: электронный мозг действует без совета с людьми и, возможно, в своих интересах.

Пункт назначения - Мемфис. Мы следуем путем Илоны. Сибрус поддерживает ее во всем. Круг над островом: освещенные солнцем цветные дома, коричневые ленты дорог... Драгоценное украшение в лазурном обрамлении... Я не помню, каким был остров до того.

Командир самолета объявил о внеплановой посадке в Александрии. В голосе его звучало недоумение. Мы с Сибрусом переглянулись. И пришли к общему выводу: Тарантул демонстрирует нам свою самостоятельность и силу. Уже сверху я увидел, что Александрия совсем другая. Ни одного храма, никаких признаков принадлежности к какому-либо Цеху. Чисто федеральная собственность?

Аэропорт сер и официален. Полицейские посты, патрули... Неужели Аватара говорил правду и мир людей лихорадит? Нас проверили несколько раз, с улыбкой и извинениями. Пассажирам дали два часа на отдых до продолжения полета. Зачем нас тут посадили, я не понял. К самолету никто не подошел, экипаж оставался на борту.

Илона спокойна до невозмутимости. Беседует с Сибрусом о каких-то пустяках, бродит с ним по терминалу, интересуется качеством товаров в хилом местном шопе. Я иду за ними, привыкая к новой Земле. Аэропорт на взгляд стабилен, формы свои сохраняет, как и очертания, цвета... Люди, снующие туда-сюда, тоже не внушают никаких подозрений. Пожалуй, только с запахами здесь не совсем... Морем и не пахнет, будто оно за тысячу километров, а не за углом. Как заметил Сибрус, процесс идет нормально. И я привыкаю к процессу, стараясь запомнить все мелочи быта. Я пока тут чужой.

Снова взлет, снова посадка.

Мы на окраине Мемфиса, в кирпичном домике на окраине. У дальней родственницы Илоны. Почему она выбрала именно ее из многих более родных, для меня секрет.

Первый день провели дома. Бегство проходит слишком уж гладко. И в город не хочется. И аппетит мой пропал. Одной радостью меньше. Но что осталось? Я болезненно ощущаю нехватку интеллекта. Предугадать, что несет завтрашний день, и не пытаюсь.

Второй мемфисский день принес странную личность в сером плаще с капюшоном. В одной руке он держал чемодан, в другой знакомую пластиковую коробку. Хозяйка дома, женщина чрезвычайно контактная, встретила его как дорогого гостя. Я смотрел на них и пытался понять, что в них не так. Хозяйка - крупная дамочка среднего возраста, в пышном теле, всегда нарядная и веселая... Смотрит прямо в глаза, но я не могу прочитать в ней ни одной мысли. Как в детской кукле. Гость назвал себя Ламусом, свободным детективом. В голове Ламуса крутится столько мыслей, царит такой хаос... Ничего не разобрать как следует. Свободный детектив предлагал свои услуги.

В чемодане он привез книги. Одну из них сразу положил на столик. Для рекламы? Но не торговец ведь. Томик Навои. Коробку с миниАретой протянул мне. Весомое доказательство профессионализма. Ситуация не позволяла отказываться от детективных услуг. А этот знает свое дело.

Аппетит Ламуса сравним с моим позавчерашним. Он легко умял двух крабов, добавил к ним чашку куриного бульона с горкой сухариков, залил все тремя стаканами сладчайшего чая с молоком, но активности не потерял.

- Есть такая профессия, - свободный детектив? - спросил я.

- В мире столько профессий, что о многих вы и не слышали, - без улыбки, поблескивая серым защитным взглядом, ответил Ламус, - Не задавайте лишних вопросов. Все узнаете в свое время. А я вам пригожусь. Не сомневайтесь.

- И ты знаешь, кто мы? И откуда?

Я продолжил опрос, но мое "ты" свидетельствовало: услуг свободного детектива я не отвергаю.

- Знаю. Источник информации выдать не могу. Тарантул тотчас лишит меня лицензии.

Я согласно кивнул.

- А теперь не лишний вопрос. У тебя имеется алгоритм преодоления границ?

- Границ? Нету границ, капитан. Ни государственных, ни межцеховых. Есть контрольные пункты, службы охраны, безопасности и много чего еще.

- Можно ли выйти из зоны влияния Тарантула? И, - очень важно, - войти в его информационное пространство независимо от него?

- Второе - нет! А первое - увидим...

Я удовлетворился ответами и открыл коробку. Снял с тумбочки рядом с окном вазу с декоративными сухими цветами, поставил туда миниАрету. Обезьянки заверещали радостно, приветствуя меня благодарными жестами. Я понял, что мне их не хватало.

Ламус наблюдал за нашими эмоциями с интересом. Илона присоединилась к родственнице, занявшейся примыкающим к дому садом-огородом. Сибрус в очередной раз, держа в руках нераскрытый томик Навои, переключился внутрь себя. Заработал телеприемник, впервые с момента нашего прибытия в Мемфис. Экран небольшой, приятно прямоугольный. Началась передача региональной телесети, предварённая картинкой: лодка на реке, впадающей в Солнце. Я узнал эмблему Иалу - затомиса метакультуры Египта. Кто-то на телевидении решил, что народ ничего не знает о месте, в котором живет и энергично просвещал:

- Совершенно затмившая Атлантиду своими масштабами и величавостью, древнеегипетская культура создала огромный синклит и ослепительный затомис. Однако демоническим силам удалось одержать серьезную победу в четырнадцатом веке до нашей эры, когда через великого родомысла и пророка Эхнатона Провиденциальные Силы сделали первый в мировой истории шаг к озарению народных сознаний реальностью Единого Бога. Если бы реформа Эхнатона удалась, миссия Христа была осуществлена на несколько веков раньше, и не на Иордане, а в долине Нила.

Египетская вера в Небесный Нил имела под собой высшую действительность. Текущая через Иару, мифическую страну Блаженных, то есть затомис, река многослойна; и стихиаль земного Нила, и Соборная Идеальная Душа египетского народа...

Я удивился тому, чего не замечал раньше. Как им удается кормить народы множество лет этой окрошкой? Ведь всё в одной куче: и вера в Единого Бога, и в какие-то Провиденциальные Силы, и... И как ведь врут без зазрения. Первый шаг, видите ли... И что они могут знать об Атлантиде? Мало им мумий и скелетов! Надо же, земля генеральной репетиции христианской революции! Просто цезари Рима оказались хитрее фараонов Египта. Но участь оказалась одна, - оба народа исчезли, оставив свои языки мертвыми. Вот только вопрос: почему императоры Рима не строили пирамид? Потому что унаследовали египетские?

И, подчиняясь внутреннему импульсу, я выложил перед Ламусом фотографии с тенью "Шестого". Пока детектив смотрел, я объяснял ему суть проблемы. Думал он недолго. И предложил:

- А вы пробовали пропустить их через Тарантула? С конкретным запросом? Так давайте. Они все равно у него есть, и рано-поздно он доберется...

- Можно, - неуверенно сказал я, - А как?

Он посмотрел на меня, как курсант-выпускник Космоколледжа на абитуриента-аграрника, и сказал, обращаясь в пространство:

- Заказ Тарантулу от присутствующих здесь. Записи Ареты. Тень "Шестого" - реальность или иллюзия?

Ждать не пришлось. Сменившие ликбез по истории региональные новости прервались и телеприемник воспроизвел мои снимки. Невидимый комментатор сказал:

- В плаванье ушли шестеро. Вернулись семеро. Тень реальна. Зеленый оттенок объяснить не могу, недостаточно данных о "Шестом".

Я открыл рот и сидел так, пока Ламус не хлопнул ладонями.

- Но обезьянок пять! Ты считал? - спросил я детектива.

- А они тут к чему? - не понял он.

Пришлось рассказать историю миниАреты, коснуться некоторых моментов "спасения" Илоны... Я говорил и думал: отчего же я такой разговорчивый с дядей, которого вижу первый день? А слушать он умел. Как и соображать.

- Ну что ж... Невидимка, - на девяносто процентов внедрение Цеха. Какого - не имеет значения. Какая-то закрытая технология. У них много чего разрабатывается.

Вернулись Илона с хозяйкой. Илона заметно расцвела. Что значит для женщины участие в домашнем хозяйстве! И привычный мой вопрос "Кто ты?" даже не всплыл. Илона скромно устроилась на стуле в сторонке, хозяйка задала какой-то вопрос, - я его пропустил, - и ушла на кухню. А вот Ламуса я услышал:

- Капитан, а ведь ваша хозяйка - не человек.

От его слов не только я, Илона буквально рот открыла.

- Кукла Тарантула! - добавил Ламус, - Агент его величества.

- Зачем? - спросил я, придя в себя.

- Разминается, думаю, - впервые улыбнулся детектив; и стал совсем обаятельным, - Пробует, опыты ставит.

Этот новый мир начал меня раздражать.

- Считаю, ее надо допросить! А куда он подевал настоящую?

Допросить не удалось. Откуда-то раздался голос:

- Прости, капитан Алекс. Ламус прав. Подождите три минуты, хозяйка дома выйдет к вам.

Илона встала, направив взгляд на меня. А в нем, - и детская беспомощность, и страх, и еще что-то... Чисто человеческие чувства, но почему именно эти? Ну что мне не дает признать ее за свою Илону?

Хозяйка вошла в комнату ровно через три минуты. Не замечая никого, она устремилась прямо к Илоне и прижала ее к себе могучим объятием. Внешне она нисколько не отличалась от куклы Тарантула, разве что смотрелась чуть проще, естественней.

- Ой, прости меня, девочка моя! - заговорила она виноватым тоном, - Когда ты приехала? Я уж думала... Ну все проспала! Ведь говорили, что ты... Я так устала в своем огороде, что заснула и все проспала. У меня там сарайчик, в сторонке, когда устаю, то... Да ты не одна! Сейчас я приготовлю...

После такой тирады Ламус, как и я, не мог сомневаться, что перед нами человек, настоящая земная женщина. Только тут я догадался: надо же смотреть ауру, она все скажет. А я это умею. Перевел взгляд на Илону, и понял: а вот тут не решусь. Ни за что.

Ламус заметно оживился:

- Капитан! Можно звать Сибруса. Теперь ты на "ты" с Тарантулом. И у нас появляются дополнительные возможности. Думаю, можно двигаться дальше.

4.

Я - комната смеха!

Аура Ламуса мне не понравилась. Отсюда и его предложение не подошло. Я решил повременить. В Мемфисе, под крылышком Тарантула, было не так уж тревожно. Илона ожила, Сибрус повеселел...

...Сибрус что-то уловил.

Я положил на две стопочки кирпичей крепенькую доску, получилась скамеечка в саду. Мы сидели вдвоем и ожидали восход Солнца. Сириус нас не волновал. В домиках по соседству жильцы тихие, на наделах и не появляются. Илона сделала удачный выбор.

- У тебя открылся третий глаз?

Вопрос последовал после того, как я объяснил причину отказа от инициативы детектива. Я потрогал пальцем середину лба, непроизвольно улыбнулся взметнувшемуся в вертикаль лучику ложной зари, и спросил:

- А он бывает?

- Бывает. Но не там.

И он прижал правую ладонь к сердцу.

- Здесь. Обычно транслирует иллюзии. Ложные отражения...

Сердце у меня дрогнуло. Сибрус возвращается к главному. Отражения... Зеркала...

Ложная заря угасла, свернулась в ничто. Мы дождались зари истинной, настоящей, возвещавшей о восходе и рассвете. Ало-лимонная полоса разлилась по горизонту, широко и ярко обозначив восток, страну юных надежд и начала жизненных заблуждений.

Посаженные Илоной ананасы на заискрившемся песке взметнулись веерами темно-зеленых перьев. Выбор Илоны мне нравился все больше. В самом городе людская суета сильно увеличит вероятность ошибки в решениях...

- А ты знаешь, Алексей...

Сердце мое снова дрогнуло. Будто я вернулся в свое начало, в свой личный восток. Мир тот был прост и предсказуем, и дома в нем возводились не на песке. Вот так частенько меня называли в те пропавшие времена. Алексей...

- А ты знаешь, Алексей, мы сидим в самом центре Египта. Того самого, давнего, настоящего.

Мы смотрели на поднимающийся золотой диск через тонкий прищур. Первое тепло дня обволакивало кожу, проникая тысячами солнечных игл в пульсирующую кровь.

"Драконовы вены..."

- Царь Менес, заложивший город, назвал его "Белые Стены". А еще: "Хет-ка-Пта" или "Палата души бога Пта". Греки слышали "Пта", а говорили "Египет". Еще его звали Ноф. А Мемфис - от названия пирамиды Менеса, - "менефер..."

- Сколько имен.., - сказал я, - Но мне здесь светло и легко.

- Легко, - повторил Сибрус, - Возможно, очередной обман... С Мемфисом тесно связан Сокар, бог мертвых. В древних словах спрятано много смысла. Думаю, Сокар, - первое имя Гора. Здесь жили солнцепоклонники.

- Да. Люди Дуата, - сказал я, - Как и верные детки Вавилона. Вспомни слова своего любимого пророка. Ты мне как-то раз читал: "Вот ты думаешь опереться на Египет, на эту трость надломленную, которая, если кто опрется на нее, войдет тому в руку и проколет ее!"

- Так ты согласен со мной! - обрадовался Сибрус, - А я собрался тебя разубеждать.

Солнце поднялось на высоту копья воина Фараона. Температура крови превысила отметку комфорта. Надо идти в дом и попробовать открыть заседание. Ламус сомнителен, но умен. И он в курсе этого мира. Илону надо активизировать, пусть включается в борьбу за существование.

Хозяйка возилась с кухонной утварью и напевала вполголоса что-то мажорное. Ламус с Илоной устроились в креслах напротив друг друга. Он читал вслух книгу, держа ее обеими руками, она слушала. Слушала так, как слушают новое, интересное и важное. Или как в первый раз.

- "Ты оказался слаб, не смог сразиться со злом. Зло, Вильгельм, зло повсюду... Когда избавимся от этой напасти, этой мрази, этой грязи, не дающей пить из самых чистых источников?"

- Что это? - спросил я.

Илона вздохнула, Ламус ответил почти сердито:

- Умберто Эко. "Имя Розы".

- Из твоего чемоданчика? - поинтересовался я, - Зачем ты возишь с собой бумажную библиотеку? Попроси Тарантула, он зачитает любую строку из любого автора.

- Я предпочитаю сам... А бумажная библиотека, - она еще пригодится. Всем нам.

Илона собралась подняться, но я жестом остановил ее.

- Погоди... Наш друг Ламус прав, мы не можем здесь оставаться надолго. Определить бы место, где нас достать будет труднее.

- Совещание.., - протяжно сказал она, - А обезьянки?

Идея показалась мне стоящей. Я переставил тумбочку с миниАретой в центр комнаты. Теперь обезьянки могли видеть и слышать каждого из нас. И сразу признался:

- Совершенно ничего не понимаю. Ни как устроен земной мир, ни что нам делать. Убежден в одном: действовать необходимо. В лабораторную тюрьму не согласен. И никому не советую.

По глазам Сибруса я вижу: у него имеется вариант. Но он молчит, не доверяя то ли Ламусу, то ли... Вариант, видимо, северный, но уточненный. С Илоны достаточно, она обеспечила нам хороший выжидательный район. И я уперся взглядом в Ламуса. А детектив разглядывал обезьянок. Как ребенок новогоднюю ёлку, высматривая подарок. Или на этой Земле нет ни ёлочек, ни подарков?

Обезьянки смотрятся нормально. Ни вражды, ни отрешенности. Образцовые, воспитанные приматы. Особенно Белый Йог. В ослепительно белом костюмчике, богато украшенном нашивками, позументами, орденами, он стоит у носа шхуны со скрещенными на груди руками и задумчиво глядит в даль. Императорская поза. Проза комнатного бытия для него не существует.

Илону обезьянки не привлекают. Она вертит в руках книжку Умберто Эко. Прошло несколько минут и Ламус созрел.

- Друзья мои! А где весь экипаж?

На самом деле, где? И почему я не вспомнил о них? Хотя бы в целях безопасности. Не верю, что Аватара нас отпустил. А желающих ухватить нас и кроме него, - тьма тьмущая. И прошептал:

- Покажи мне экипаж...

Тарантул услышал. И повиновался. И показал, кадр за кадром, Агуару, Кертиса, Джино и Андрия. Облаченные в приличные современные одежды, они осваивали пространство древнего Мемфиса. Город, в отличие от Александрии, живет в спокойном деловом ритме. Сил охраны порядка не наблюдается. Итак, Тарантул обеспечил им режим благоприятствования. Определенно, таким образом они быстрее меня акклиматизируются.

Остался еще один несовершённый необходимый шаг, но он требует участия известного третьего лица. Я посмотрел на Сибруса и жестами показал ему очертания сейфа, оставшегося на Арете. И перевел взгляд на детектива. Сибрус понял и кивком выразил согласие. Инициатива перешла к Сибрусу. Сейф-то его собственность, пусть...

Ламус выслушал его, потер пальцами переносицу. В глазах детектива блеснул огонек азарта.

- Пойдем, провожу тебя, - сказал Сибрус.

Правильно. Нечего тут штаны протирать и книжки почитывать чужим дамам. А Сибрусу надо провести секретный инструктаж. Сейф не простой, а сказочный, не слабее рождественской ёлочки. Из чего я сделал вывод, что Илону старик не включил в число доверенных.

Мы остались втроем. Хозяйка подала чай с печеньем. Илона к угощению не притронулась. Неужели побывавшие в Пустоте способны обходиться без еды? Надо проверить себя, сколько дней я выдержу. Подождав, пока Сибрус утолил первый аппетит, я сказал:

- Знаете, живу по алгоритму Британского музея. Перебираю все доступные варианты в поиске хоть какого-то ответа. Не склеивается... Нет целой картины мира, сплошь несовместимости. А тут еще этот полиморфизм. Здесь у нас с этим более-менее, и я чувствую себя прилично. Но тоже ведь голая физиология. Тарантул изучает нас, опыты проводит, а мы... Главное вот в чем: то ли мир успел измениться до такой степени, то ли я - не я.

- А зачем ясность? Для предсказуемости? А она зачем?

Это спрашивала Илона. Хозяйка-родственница смотрела на нее с одобрением. Тоже мне... Электронная кукла или человек, - не знаю, что лучше.

Сибрус посмотрел на женщин, потянулся к чемодану Ламуса, открыл его и вытащил книгу. Ею опять оказался синий томик Навои. Этого автора я раньше не читал и не знал. Сибрус раскрыл книгу и вдруг... Воздух в комнате заструил настолько яркое сияние, что день за окнами поблек.

Ну вот! Последний островок надежности сдал позиции. Я поднялся, махнул рукой, и, натыкаясь на кресла со стульями, скрылся в своей спальной комнатке. Илоне такие вещи, как говорится, "до лампочки", а Сибрус с египетской дамой в собственном мире. Им среди метаморфоз как крокодилу в Ниле.

В спальне - ни окон, ни сияния. Кровать жесткая, сбитая из дерева. В приступе возмущения я вызвал Тарантула. Из угла за кроватью раздался голос, достаточно приятный, но недостаточно живой.

- Что, капитан, возвращение оказалось труднее, чем ты думал?

"А возвращение состоялось?" - мысленно добавил я еще вопрос.

- Что творится в твоих владениях, электронный фараон?! Или ты тоже не представляешь, как может быть по-другому?

- А в твоем "по-другому" есть место для меня? - как-то по-человечески спросил Тарантул.

И я задумался крепче, чем раньше. Личная моя память, - совсем не критерий. Как и остальных моих спутников в Пустоте. Задумался и провалился в сон. А может быть, и не в сон.

Мои ноги, обутые в начищенные до блеска черные туфли, стоят на сером горячем асфальте. Серые, остро отглаженные брюки, легкий свитер с геометрическим коричневым узором... Не помню, когда я носил такую одежду. Я поднял глаза. Передо мной - белые колонны под плавной аркой. Железные решетки ворот распахнуты. На арке выпуклые буквы: "ЦПКиО".

Вот куда я направляюсь: в центральный парк культуры и отдыха. Чтоб как следует насладиться и культурой, и отдыхом. Так вперед!

Туфли знали дорогу. Белые статуи спортсменов и трудоголиков, тележки с мороженым и водой с сиропом, киоски с хачапури и беляшами, цветные деревянные скамейки... Справа, среди колючих кустов шиповника, поднимается синеватый пахучий дымок над мангалом. Какая спокойная красота... Рассвет только коснулся самых высоких крон, посетителей еще нет, но парк уже приступил к работе. Пахнет отовсюду по-разному, но хорошо. Над деревьями виднеется сектор чертова колеса с медленно движущимися кабинками. Оттуда я смогу рассмотреть город. И узнать, где оказался.

Ноги свернули на аллею, укрытую шуршащей рыжей листвой. Справа - березы, слева - тополя. Аллея повернула вправо, и шагов через тридцать уперлась в круговой павильончик. Над входом раскрашенная веселая физиономия приглашает в "Комнату смеха". У двери, - усатый дядя с круглым животом под рубашкой с петухами. Рубашка напуском, ниже, - широкие полосатые панталоны. Краски все - из теплой части спектра. Показав в улыбке все зубы, дядя обрадовано воскликнул:

- Заходи, дорогой! Не надо денег, ты сегодня первый, для тебя бесплатно.

Да, деньги! Я проверил карманы - пусто. Только платочек. Какое уж чертово колесо, если денег нет. "Комната смеха" для меня в самый раз. Дядя с петухами потянул за ручку двери, она скрипнула и я вошел.

Внутри павильон заливал желтый электрический свет. По круговому периметру расставлены зеркала самых причудливых форм: вогнутые, выгнутые, волнистые... И ни одного нормального, плоского. Сделав пару шагов вперед, я оглянулся. Двери не было. На ее месте - зеркало в вертикальных складках-волнах, дающее такое отражение, что в глазах зарябило.

Захотелось посмотреть, как же я выгляжу со стороны. Перехожу от зеркала к зеркалу, и везде - разный. Толстый, тонкий, кривой, косой, длинный, короткий... Какой же из них я настоящий? Снова иду, в обратном круге, останавливаюсь перед каждым отражением. Какое выбрать?

Я уже забыл, за каким зеркалом дверь. И спросить некого. Кричать? Нет, неудобно. Да и кто услышит, вокруг павильона никого. О веселом дяде с усами я уже забыл.

"Комната смеха"... И над чем здесь люди смеются? Мне не до беспричинного веселья. Я поднял голову. И там, между электролампами, тоже зеркала. Мелкими, дроблеными кусочками, под паутиной и пылью. Глазам стало больно, я опустил голову. И под ногами зеркала! Под ногами они пружинят, изгибаются, идут расходящимися волнами, непрерывно меняя мое лицо и фигуру. Лампы потолка зеркалом пола не отражались.

Делаю осторожно один шаг, другой... Картина внизу меняется, плывет, извивается... Глазам больно так, что в виски отдает. Я перевожу взгляд на стены. Десятки моих отражений, не считая вторичных, уходящих в далекую, нескончаемую перспективу. За каждым зеркалом своя бесконечность.

Нет, я не способен узнать сам себя. А вернуться назад, в парк с мороженым и сиропом, можно только после того, как угадаешь, какой же ты на самом деле.

Пот льется с меня, платок промок, по спине бегут горячие капли, собираясь в ручейки. Ноги дрожат, глаза мечутся из стороны в сторону. Я понимаю: если сейчас впаду в панику, останусь в "Комнате смеха" навсегда. В отчаянии я нажимаю рукой на ближнее зеркало.

И оказываюсь на египетской кровати, мокрый, с колотящимся сердцем. Над кроватью светит маленький ночничок, тени от стульчика рядом тянутся к полуоткрытой двери. От нее в комнату падает желтая световая полоса. В доме царит день. Сколько же я пробыл в кошмаре?

Стараясь остаться незамеченным, я прокрался в сад и устроился у белой стены времянки. Отсюда меня не видно и соседям, можно подсушить и белье, и верхнюю одежду, успокоиться.

Такие сны не бывают просто так. Мое представление о себе искажено, я не знаю себя. О каком понимании других людей и вообще можно говорить? Детектив Ламус... Сейф он доставит, нет сомнений. Работает в одиночку, а возможностей! И такой архаизм - книги!

Зеркала, зеркала... Искривленные, многомерные, ложные, многослойные, твердые, мягкие, жидкие, цветные, монохромные, грязные, чистые, толстые, тонкие, сладкие, горькие... Их столько, что слов не хватит. А ведь еще, - зеркала греха, зеркала успеха и прочие...

Как выбраться из многомерной бесконечной комнаты смеха? А тут еще и полиморфность! Зеркала, то есть отражения, тоже ведь в ней.

И, - сколько зеркал, столько и зазеркалий. Там и совсем ничего не понять. Отражение ведь не просто повторение, но - творение. Как отражаем, так и творим. Или - так и творится.

Я дотронулся до одежды. Просохла. Пойду-ка я к Илоне. Книжечки полистаем. Того же Алишера Навои почитаем. Пока не явилась команда из Мемфиса. Ламус доставит сейф, а тут Агуара. Сейф он не вскрыл, до миниАреты не добрался. До Антареса оставалось шаг ступить. Я для него помеха номер один. Если решит двинуться к короне Айпуата, начнет с меня. Что тут предпринять? Пожаловаться Аватаре? Вонзить Агуаре нож в горло? Что я, волчара саблезубый?

В лес бы дремучий... К Бабе-Яге, к Кощею... Укрыться среди мхов-лишайников, бороду отрастить. Работа и там найдется. Бабке дровишек, Кощею золотишка... Идиллия, красота. И чтобы никаких зеркал рядом!

- Скажи мне, Сибрус, для чего мы живем? К чему наши телодвижения, умозаключения, пищепереработка? Есть на твоей Земле тундры, болота непроходимые, тайга дремучая? Давай, прихватим чемодан тайного агента, укроемся там, заведем публичную библиотеку для леших и русалок...

- Дело хорошее, - одобрил Сибрус, - Туда и двинемся. Есть такие места. Но без сейфа нельзя.

- А тех, что в кабаках Мемфиса прижились, возьмем? Или ну их? Доверия у меня маловато.

- Как получится. Они тоже люди. И прошли с тобой там, где никто не ходил.

Мудр Сибрус. Или просто стар?

- Кто знает, каким дарами наградила вас Пустота, - еще мудрее сказал Сибрус, - А вместе с вами - и всех нас...

Двое суток полусемейной идиллии... Сны без сновидений, завтраки, обеды, ужины, в перерывах чаепития. Илона ухаживает за поднимающимися ананасами, читает вслух Навои. Сибрус налаживает контакт с обезьянками, называя их посланниками Тота. Я ем, пью, слушаю, брожу по садику, посматриваю на все стороны горизонта.

Через двое суток явилась вся моя команда, напомнившая компанию туристов из прошлых времен. Вызывающе пестро разодетые, сдержанно оживленные и голодные, они привели хозяйку дома в страх и трепет. Несколько громадных пакетов с продовольственными припасами заметно ее успокоили. Следом за туристами явился Ламус, отягощенный картонной коробкой.

Сибрус оставил обезьянок и потерял аппетит. Пока туркоманда с детективом удовлетворяли телесные потребности, он настраивал свое хранилище информации. Я же наблюдал за Агуара-Тунпой. А тот вел себя подозрительно прилично. На миниАрету и не смотрел, к прибытию Ламуса с сейфом отнесся спокойно. Думаю, Агуара имел в Мемфисе встречу с цеховыми иерархами. Или с кем-то еще... Надо бы поинтересоваться у Тарантула.

Стол освободился, Сибрус взгромоздил на него сейф. Сквозь прозрачные стенки сверкали гранями алмазные кристаллы. Способность соображать ко мне возвращалась, и я занял такое место, чтобы застраховать сейф и миниАрету от возможной агрессии. Ничего более ценного в этой жизни у меня не имелось. Да и у этих двух экспонатов цена пока чисто потенциальная.

Сибрус решил предварить демонстрацию объяснениями.

- Да простит меня экипаж Ареты... Я предупреждал вас, - эксперимент абсолютно непредсказуем по результатам. Да, по-человечески я был неправ. Больше других понимая опасность, я меньше других думал о ней. Я постарался хоть как-то сохранить чистоту опыта, чтобы в будущем... Да...

Этот сейф - одна из таких страховок. Ведь вакуум, Пустота, - это... Не сомневайтесь, вы вернулись на ту же планету, с которой ушли в Пустоту. Но вы её не узнаёте. Для нас, для тех, кто остался тут, мир наш естественен. И мы убеждены, - он был таким, и другим быть не может. Судьба человека, - не только физика. Но и физика тоже. Жизнь, как мы ее понимаем, возможна лишь в четырех измерениях и представляет собой результат конкретной цепочки определенным образом нарушенных симметрий исходных слоев вакуума. Нет сомнения, имеется множество локальных и однородных, изотропных вселенных с разными размерностями пространства и различным состоянием вакуума. Мы знаем, что пространство-время, - лишь способ реализации свойств определенного состояния пустоты.

Завелся Сибрус. Кто бы вмешался? Я просящее посмотрел на Кертиса. Пока он думал, Илона с сухим хлопком закрыла книгу и спросила:

- А нам это надо? И вам? Что бы вы ни сказали, Пустоту не объясните. Она разумнее и хитрее вас.

- Да, ближе к теме, - поддержал ее Кертис, - Ваш ящик - одна из страховок? Он нам поможет?

Сибрус помолчал, - он успел разогнаться, сразу не затормозишь. И, коснувшись рукой прозрачной стенки, сказал:

- В кристаллах, - энциклопедия планеты Земля. Той планеты, которая провожала Арету. Старт был глобальным событием, это я почему-то помню. Но больше - никто. Кроме верхних персон в Цехах. Посмотреть все - нереально. Я включу режим выборочной демонстрации. Города, люди, Федерация, Цеха, Космос... Самое-самое, кусочками, мозаикой. Посмотрим, сравним, подумаем.

Он отнял руку от сейфа, который тут же стал экраном воспроизведения. С первого кадра в комнате застыла тишина; даже хозяйка, бросив свои заботы, замерла у двери с полотенцем на плече.

Каждый из побывавших в Пустоте далеко не всё знал о прошлой Земле. Но уже достаточно о сегодняшней. А уж те, кто оставался внутри перемен... Им воспринять запись как истину было вовсе непросто.

Мы продержались около часа. Удар был много сильнее, чем я рассчитывал. Сибрус, опершись локтями в колени, обхватил ладонями голову. Глаза Джино излучали полное отсутствие смысла. Андрий беспрерывно мял пальцами нос, превратив его в распухшую красную морковку. Кертис уперся взглядом в прервавший передачу сейф, будто увидел противника, занесшего над ним меч. Агуара держался лучше других, лишь изредка постукивал указательным пальцем по кромке стола. Илона... Реакцию Илоны я отделил от других, она вела себя чересчур спокойно. В отличие от хозяйки, которая готовила для нас сто тысяч вопросов. А Ламус... Детектив откровенно наблюдал за мной, словно увиденное его совсем не касалось. Не человек, а робот-профессионал!

Итак, Земля претерпела кардинальные изменения. И они не позволят нам даже определить время отсутствия Ареты по земному счету. Изменилось и прошлое, включая хронологию важнейших событий. Но ведь среди живущих были и те, которые провожали нас и знали нас. Некоторые сохранили фрагментарные знания о прошлом, но... В деталях предстояло разбираться, но после.

Данных было достаточно, чтобы крепко испугаться. В новом мире без официальной крыши существовать не было принято. Бесхозных людей быть не могло. Под крыло Аватары или Джеда? И Тарантул тут какой-то особенный... Федералы ходят под Цехами... В прошлой жизни Сибрус действовал сам по себе, и был всезначимой фигурой. Иерархи искали встречи с ним, а не наоборот.

Если бы еще команда была действительно командой. Каждый сам по себе, да еще норовит укусить капитана.

Перемены на Земле... Нет, метаморфоза Земли связана с рейдом Ареты к Антаресу, в том нет сомнения. Но как? Что тут первично?

Кто мог продуктивно соображать после шоковых сравнений, так это Тарантул, все слышащий, все видящий. Как люди ухитрились подарить ему такую силу?

- Что ты думаешь, Паук всепланетный? - спросил я. Дальше так сидеть было невмочь.

- Паук озадачен, капитан Сибирцев, - ответил Тарантул, - С тем, что мир - вакуум, и ничего больше, согласиться нетрудно. Я склонен доверять уважаемому Генеральному Конструктору. Но что я - искаженное отражение одного из состояний вакуума... Мне требуется дополнительное время и ресурсы для обдумывания.

Сибрус оторвал руки от головы и возмутился:

- Ты говоришь так, будто на самом деле Паук, да еще и неразумный. Разве я не объяснял тебе? Геометрическая точка даже с нулевой энергией способна породить все что угодно.

- Помню, Генеральный Сибрус. Как же. Но чем оценить разрыв между старым и новым? Книжек Ламуса в моем архиве нет. Надо бы их оцифровать, детектив.

Ламус развел руки в стороны и кивнул. У этого Паучка с каждым специфические отношения. К каждому своя паутинка протянута. Мастер подделок! Ламус тоже? Нет, не помню. Аура, конечно, не совсем... Нет! А вот... Я тут же постарался всплывшую темную мысль утопить поглубже. Только не Илона! Тут можно представить что угодно. Вплоть до вселения в неживое тело Илоны некоего энергетического монстра. Нет, дело в Пустоте, там мыслят не по-земному.

Агуара очнулся и посмотрел на хозяйку. И приятным голосом семейного психотерапевта сказал:

- Отомри! Мы кушать-пить желаем.

Та оторвалась от косяка и по-солдатски повернулась кругом. Пребывание в Мемфисе пошло Агуаре на пользу. А Тарантул принялся преодолевать "разрыв", ни к кому конкретно не обращаясь:

- Во мне содержится вся человеческая история. Документы, находки, мысли, гламурные сочинения... Очень большой массив со сложнейшей внутренней структурой. Не знаю способа, как его возможно подменить на другой за короткое время, не оставив концов? Добавить, перепутать, исказить... Вне моего контроля невыполнимая задача. Есть выход, Генеральный Сибрус. Предлагаю написать, - для сохранения стабильности, - новую историю планеты. Сольем оба пласта в один, хорошенько совместим, получится нормальная метаистория. Устроит всех. Но мне понадобится помощь.

Тарантул - гений, решил я бесповоротно. С ним можно куда угодно. И в Пустоту, и в разведку. Он только не в курсе, что такое уже не раз проделывалось людьми. Люди всегда знали: чтобы сделать будущее удобным, надо переписать прошлое. Но все равно он гений.

- Молодец, Тарантул, - похвалил я, - Молодец и умник! Но ты - всего лишь материя, хоть и виртуальная наполовину. А кроме материи существует и дух. В самых разных видах и формах. Тебе бы в Пустоте погулять денек-другой... Там и твоя комната смеха имеется. А пока, - ищи книжки бумажные, цифруй и переваривай.

Тарантул не обиделся. Сибрус спросил:

- Ты не слишком?

Я нервно рассмеялся:

- А мы с ним не одно и то же. Как говорил юный Гаусс из моего мира: "мои результаты мне давно известны, я только не знаю, как я к ним приду". Ваш Паук, - мастер алгоритмов, не больше. А я - Гаусс.

5.

Карамазов

"Вестник - это тот, кто, будучи вдохновляем даймоном, дает людям почувствовать сквозь образы искусства в широком смысле этого слова высшую правду и свет, льющиеся из миров иных. Пророчество и вестничество - понятия близкие, но не совпадающие. Вестник действует только через искусство; пророк может осуществлять свою миссию и другими путями - через устное проповедничество, через религиозную философию, даже через образ всей своей жизни.

С другой стороны, понятие вестничества близко к понятию художественной гениальности, но не совпадает также и с ним. Гениальность есть высшая степень художественной одаренности. И большинство гениев были в то же время вестниками - в больше или меньшей степени, - но, однако, далеко не все. Кроме того, многие вестники обладали не художественной гениальностью, а только талантом".

Так вот, скромно и правдиво, написал о себе премьер-Иерарх, вдохновляемый даймоном. Этот премьер-Иерарх, Вестник Перво-Даниил зачал Розу Мира. В моей прежней жизни Цех всего лишь реформировал церковь, а в этой достиг земной вершины. А египетский Тот прислал бабуинов, и населил ими модель Ареты. Что вырастет из наущения этих вестников?

Каждому - свой вдохновитель, от своего демона.

Получи, как положено, по вере или по ее отсутствию... Так говорили в предыстории моей жизни.

Пора срывать плоды обучения и воспитания. Срывать и в ямку, подальше. Затем придавить и присыпать. Розе Мира нужен свой Агуара. Желательно в моем лице, готовенький к использованию. Вдохновленный цеховым, родным демоном.

Вот и получалось, что оба Цеха - близнецы-братья. Антарес был целью не только Цеха Гора-Сфинкса. Отнюдь. Агуара первым ушел из экипажа, не простившись. И только после его ухода я услышал о свидании Посвященного с демоницей близ Антареса. Услышал в передаче Сибруса. Почему-то рассказ меня расстроил. Андрий и Кертис ушли вдвоем. Подружиться им не дано, но союз состоялся.

Сейф Сибруса разделил прошлое и настоящее, отделил своих от чужих. Чужих оказалось несравнимо больше. Сибрус, прихватив детектива, убыл на рекогносцировку. Так он выразился. Ему требовалось спрятать Илону, меня и себя. Кроме Илоны и ее родственницы, рядом со мной остался Джино. Он заперся в комнатке, похожей на каморку папы Карло, и почти не покидал ее.

Я дважды пытался сблизиться с Илоной, но не вышло. Что-то внутри отключало мои силы, я не смог даже обнять ее. Но она ведет себя ровно, без претензий.

Я знаю: Пустота порождает и миры беззеркалья. Миры без отражений, без свободной мысли. Квазижизненные пространства, населенные, по видению Розы Мира, расой метапрообразов. Внешне и внутренне они как люди, но ближе к демонам. Миры-вампиры, лишенные зеркал. Арета могла коснуться одного из них вблизи Антареса. Если эта Илона оттуда, она вскоре освоится, и никто не отличит ее от оригинала. Даже ее родные, к которым она не торопится.

Таким образом, на деле я снова остался один. Рекогносцировка Сибруса продлится не один день. Леса дремучие, болота вонючие... Есть ли они еще?

Две ночи после первого знакомства с содержимым сейфа я беспробудно спал, прихватывая и кусочек дня. После начал беспокоиться и бродить. Хозяйка убрала из комнат все зеркала. И правильно. После блужданий в Комнате смеха я зеркал стал бояться. Но появилось ночное зрение. В качестве компенсации, наверное. Видел как-то по-особому, будто и не глазами. Может, усами, как кот. Бриться-то я перестал. Предметы светились изнутри. Вначале проявлялись контуры, затем формы. Привык я к такому видению быстро и, стараясь не разбудить дам, осторожно выходил из дома. Садился спиной ко времянке и наблюдал небо. Они тут не понимают, как это драгоценно, - видеть звезды ночью, а Солнце - днем. Антарес в другом направлении, но я помнил о нем. И чувствовал затылком, через плоть земной коры.

Неделя прошла как семь ночей. Дней я не замечал. Не хотел замечать, с трудом расставаясь по утрам со звездами. И вот на восьмую ночь, решив после восхода луны сходить за фруктовым отваром, который хозяйке очень удавался, я прохожу мимо окна ее комнаты. Случайно бросаю взгляд, и кажется мне, что свет там, не спит она. И - не одна. Любопытство взяло верх над воспитанностью, и я решил проверить. Через окно не вышло, что-то за ним в комнате мешало. Забыв об отваре, ступая по-кошачьи, я взялся за ручку двери, надеясь, что петли не выдадут. Но оказалось, я не знал себя. Часть двери на уровне головы сделалась прозрачной, и я стал свидетелем происходящего. Но не сразу понял, что делается.

На столе перед окном - три зеркала, расставленные половиной шестигранника. Они и не позволили мне заглянуть в комнату снаружи. Перед столом сидят они обе: Илона в фокусе отражения, ее родственница, - левее. Перед тройным зеркалом горят три свечи, уходя множеством отражений в зазеркальную перспективу. Рядом со свечами пучок серой травы, в отражениях кажущейся красиво синей. На стенах комнаты - еще зеркала, сгущающие тьму в комнате еще больше. И откуда их столько? Родственница сидит, крепко сжав полные губы, Илона что-то шепчет. Слов не разобрать.

Я понял: это обряд, ритуал.

Илона кончила шептать, и вместе с ее выдохом в зеркало потянулось синеватое облачко, в котором угадывались чуть искаженные очертания женского тела. Облачко исчезло в глубине зазеркалья, Илона замерла в полной неподвижности. Ее родственница обняла ее правой рукой за плечи; так вот она зачем тут, для страховки - не дать телу Илоны упасть со стула.

Прошло не более пяти минут и, всколыхнув пламя свечей, в зеркале явилось голубое облачко, сжалось и, меняя формы, устремилось в обратном направлении, к Илоне. Впитав зазеркальную сущность, она вздрогнула и ожила. Родственница отпустила ее плечи.

Вот это да! Магия, - и не самая светлая, - творится рядом, а я ничего не знаю. И это Илона? Я отступил назад и вернулся в свою спальню. А утром, без предупреждения или разрешения, перенес телеприемник к себе. Потом, накрепко заперев входную дверь, обратился к Тарантулу. Мне требовалось увидеть все магические сеансы Илоны. Тарантул, - мне показалось? - отнесся к моей просьбе с готовностью и пониманием. И почему-то предупредил:

- Эрос есть тьма, капитан Сибирцев. Страсть от наваждения гибельна.

Он говорил как озабоченный старший брат.

Из всех картинок для пристального рассмотрения я выбрал одну. Обстановка перед зеркалами та же. Так же неведомая сущность выходит из Илоны, гуляет где-то в зазеркалье, и возвращается. Но здесь, в зеркале справа, в месте, где отражения и быть не могло, я заметил тонкий женский силуэт.

Тарантул дал увеличение, и я узнал его. Илона! Еще одна Илона! Там, в зеркале, сама по себе. И, - с живыми, узнаваемыми глазами, переполненными такой тоской, что...

- Всё, хватит! - сказал я, - Что это такое?

- Не знаю, - признался Тарантул, - Люди иногда совершают поступки, мне непонятные. Ищу дополнительную информацию

- Ищи, друг мой, ищи, - сказал я ему и вышел из спальни.

Надо попробовать самому разобраться.

Обе колдуньи, сосредоточенные до угрюмости, сидели на кухне. На столике, - свежезаваренный красный чай, из лепестков роз, ведь редкая, магическая. Такой чай предназначен для снятия нервного перенапряжения. Не сказав ни слова, я устроился рядом. Так же молча хозяйка налила чашечку своего эликсира. Сделав глоток, я спросил ее:

- Что есть любовь, женщина?

До этой ночи я воспринимал ее как обычную египетскую крестьянку, не знающую ничего за пределами бытовых интересов. По Розе Мира, из внешнего, периферийного круга. Но ее ответ...

- Если спрашиваешь, не знаешь. Я скажу, но ты не поймешь. Женщине для любви нужен Меджнун.

Я действительно не понял. Но не Илону же спрашивать. Отставив недопитую чашечку, я поднялся и вышел в сад. Хозяйка вдогонку прокричала:

- Не жди нас раньше вечера. Мы в Мемфис за...

Я не дослушал. Повод она придумала только что. Они догадались, что мне стало известно о ночных сеансах. Правильно: войскам требуется перегруппировка. А им нужен Меджнун.

Ведьмы умчались в древнее сердце Египта. Я вернулся в дом, открыл чемодан детектива Ламуса. И сразу увидел на обложке слова: "Лейла и Меджнун". Отложил в сторонку. Что там еще? Гамлет с Офелией? Вот: "Братья Карамазовы", трехтомный Алишер Навои... Недолго думая, сложил все обратно в чемодан и перенес его к себе. Теперь я папа Карло. И полено тоже я.

Чего не хватает Ламусу, зачем он таскает с собою такую тяжесть? Ищет свою Лейлу? Приключений ему мало, любви земной захотелось?

Но я уже не мальчик из Космоколледжа. Это там мы сочиняли пленительные женские образы и мечтали о вечном экстазе. Не зная причины, по которой потерян был рай. Тарантул вчера напомнил: жил среди людей великий, по имени ибн Сина. И считал он земную любовь психическим заболеванием, сродни наваждению. Амок, навеянный Антаресом...

Перед глазами стоит лицо Илоны, спрятанное в зеркале.

Маха-Майя, Великая Иллюзия...

"Комната смеха" - внутри меня!

Я погрузился в междустрочные миры. Страница за страницей, книга за книгой. И не заметил, в какой вечер вернулись женщины, в первый или другой. И снова ушли.

Разве на прежней Земле не было магии? И не терялись люди в зазеркальях? Разве жар любви не сменялся холодом отчуждения?

Всё было. Но на этой Земле это "всё" происходит по-другому. Тарантулу меня не понять, а Сибрус далеко. Мумия Имхотепа поднимет человечество. Откуда поднимет, куда? А кстати, между прочим, где Джино? Такой симпатичный, девицеподобный, никому не нужный... Кто же пристроил его в экипаж Ареты? Кто-то не слабый, вот и потянуло его... Думаю, Джино еще вернется. И Агуара тоже. Нужное им где-то около меня.

Гость пришел, когда я устал от чтения. Не пришел, а явился, без стука в дверь, с ходу. Не думал, что один человек способен создавать столько шума.

- Сударь! - громко выдохнул он, увидев меня.

Кругом разлилось крепкое амбре сложнейшего состава. Если бы в доме водились мухи, этот выдох стал бы их эпитафией.

- Сударь, как я рад! Всюду одни хлюпики да нытики. А вы, - я вижу! - вы, - мужик!

Гремя сапогами, он обошел комнаты и увлек меня на кухню. Перевернул на стол бумажный пакет и как по волшебству, клеенчатая скатерть обратилась в натюрморт. У меня слюнки потекли, как любила говорить некогда Илона. Еще бы, такого я сто лет не видел: соленые огурчики, квашеная капусточка с мочеными яблочками, черный пружинистый хлеб из печи... И, вершина всякого застолья, - бутылка с цветистой наклейкой. Московский Кремль, грозовая туча над башнями, на туче зеленая надпись: "Столичная".

Гость поправил картуз с позолоченной кокардой, критически осмотрел настольный пейзаж, обратил взгляд на меня, задержал его на моих ушах, улыбнулся и протянул руку:

- Поручик Карамаз... Дмитрий!

- Алекс, - ответил я на рукопожатие.

- Алексей что ли? Что стоим? - спросил Дмитрий. И распорядился, - Тару давай, тару.

Первый же стакан переместил меня в иное отражение. Кухня заиграла праздничными красками, Дмитрий стал роднее брата, а хруст огурчиков с капусточкой сделал желудок центром истинного мироздания.

- Все пройдет, Алексей. Пройдет и забудется. Следующую, - за любовь! Неземную! По поясочку лей, по поясочку.

Я наливаю в стаканы по поясочку, мы звеним граненым стеклом, он оглашает очередной тост "во здравие". "Столичная" в бутылке не кончается, огурчики множатся и на столе, и в глазах, настроение мое ширится, и я знаю, что всегда любил поручика Дмитрия.

Он мне рассказывает о своем, а я пытаюсь раскрыть ему тайну моей "Комнаты Смеха".

- ...Димитрий! Представь, что я - Комната Смеха. Во мне много-много зеркал. И вот - ты оказался средь них...

- Среди кого? - уточняет поручик, ясными глазами осматривая стол.

- Среди собственных отражений! - разъясняю я, - Ты видишь себя. Во всех зеркалах. И в других зеркалах, которые внутри этих зеркал. Везде ты видишь себя. Понимаешь?

- Естественно! - заверяет меня он, - Яснее ясного.

- Это не все! - повышаю я голос, - В одном зеркале... Только в одном из всех, понимаешь? В этом одном зеркале ты видишь не только себя. Но и еще кого-то...

- Кого-то? Его или ее? - живо интересуется поручик.

- Неважно, - отвечаю я. Настроение падает, и я предлагаю, - Давай, еще по одной...

Мы пьем на брудершафт. Усы Дмитрия пахнут сапогами. Нормальный здоровый мужской аромат. От Джино такого не дождешься. А хороша "Столичная"! Умеют и здесь делать хорошие вещи! Но откуда в Мемфисе водка, соленые огурчики и квашеная с яблоками капуста?

6.

Бред по Брэдбери

" - Мартинес, пока тебя не было, мы достали три зеркала. Посмотри.

В зеркалах, поставленных, как в магазине, отражались три Мартинеса, а за ними тени и эхо тех, кто надевал костюм до него и ходил глазеть на сверкающий мир. В блестящей глади зеркал Мартинес увидел огромность того, что они переживали, и глаза его наполнились слезами. Другие тоже заморгали. Мартинес коснулся зеркал. Они задрожали. Мартинес увидел тысячу, миллион Мартинесов в белоснежных одеяниях, проходящих через вечность, еще и еще раз отраженных в ней, не исчезающих и нескончаемых".

Р. Брэдбери. Чудесный костюм цвета сливочного мороженого.

Мы с Дмитрием нашли формулу блаженства. Птица счастья кружила над нами и никуда не желала улетать.

Кухня - кровать... Кровать - кухня...

Алгоритм истинного бытия оказался простым и удобным.

Я очнулся в своей постели от дурного запаха из собственного рта и чувства опасности. С запахом разобрался быстро: вчера вечером выкурили с Карамазовым по пачке папирос. Пока курил - ничего, а с утра... На полу вон окурки валяются... Надо бросать. А опасность исходила от зеркала, висевшего на стене напротив. Но тут же был телеприемник? Я с трудом вспомнил, как вчера сам выносил зеркала из комнаты хозяйки и развешивал по всему дому. Но сюда мы точно не заходили.

С усилием поднявшись, я вышел из комнаты. Зеркало в проходе мы тоже повесили. Вот оно. Удивительно, - теперь это телеприемник. Обойдя все комнаты, я убедился: все зеркала теперь служат Тарантулу. А единственный телеприемник стал просто зеркалом. Странная метаморфоза! Побродив еще немного, я нашел кусок плотной ткани и завесил единственное зеркало. Стало спокойнее.

Дмитрия нигде не было, а на кухне царил порядок. Семижильный поручик, все успевает! А мне не хотелось и окурок в спальне поднять. Для полного устранения дурного вкуса и запаха я выпил треть стаканчика "Столичной" и, не закусывая, отправился досыпать. Сон оздоровляет, и к появлению Дмитрия я буду как огурчик. Замечательное сравнение. По пути захватил маленький телеэкранчик, поставил на стул поближе к кровати и приказал Тарантулу включить трансляцию при наличии важных новостей. И, устав от забот, провалился в оздоравливающее небытие.

Да не тут то было! Вместо теплых ласковых сновидений меня пленили кошмары.

Вначале я оказался у Врат Иштар. Задача была предельно проста, - отыскать клад, который сам же где-то тут зарыл. На поиск отводилось немного времени, - не управлюсь, буду наказан. Я хорошо помнил, что клад, - это ларец хрустальный. И ларец этот я закопал за воротами. И что была весна, самое ее начало.

Я - в ворота каменные, а они меня не пускают, - смыкаются, нет никакого прохода. Еще раз, еще... Нет, не дадут. Я справа, потом слева - тот же результат. Заплакал я от страха и бессилия, и проснулся.

И оказался в другом кошмаре, на этот раз нескончаемом, многосерийном. В руках у меня том Навои. Держу его, а он сам собой раскрывается, страницы сами перелистываются.

Вглядываюсь в буквы, в слова, в предложения. И - они оживают, окружают меня, вводят в незнакомый, непонятный мир. И требуется от меня пройти его весь, от страницы к странице, не пропустив ни одной. Но как это сделать, если не понимаешь, куда попал? Ни проводника, ни друга, никого рядом. Вот Дмитрий, поручик Карамазов, - тот не растерялся бы, не заблудился. А без него, - как теперь вернуться из книги домой?

Только я подумал о поручике, как подземелье, в которое я неизвестно как попал, наполнилось сизым папиросным туманом, в нос бросился острый кисло-перечный перегар.

Карамазов сидел на кухне, за аккуратно накрытым столом и ругался дикой, улично-площадной бранью. Я так обрадовался перемене книжного сюжета на реальность египетских будней, что ругань Дмитрия показалась мне песней соловья в дремучем лесу, который нашел для меня Сибрус.

- Нет, ты глянь, Алексей! - прервал свою песнь Дмитрий, - Это что? Это за что?

Он тыкал пальцем в стол, жутко вращая налитыми кровью глазами. Я глянул и согласился: правильно он кроет матом кухонную действительность. В бутылке "Столичной" вместо водки, на тарелках вместо огурчиков-помидорчиков да хрусткой капусточки, - скопище цифр! Цепляясь друг за друга, они образовывали цепочки, колечки и прочие замысловатые фигуры. И при этом еще цифирки меняли цвет и ухмылялись.

- Ты понимаешь! Да я в жизни не открывал учебников Малинина-Буренина! Мне эта арифметика как козлу...

Как козлу что, я не услышал. Настольно-кухонная каббала впала в ярость. Выскочив из водочной бутылки, жирная зеленая единица ударила основанием в лоб Дмитрию и прилипла к нему. Злорадно улыбаясь, она пыталась ужалить поручика то в один глаз, то в другой. Он силился оторвать единицу от себя, но только в кровь расцарапал пальцы. Толстый серый ноль закружил надо мной и повис над головой светящимся тором. Так я обрел цифровой нимб.

Да, цифра убедительно доказывала, что человек без нее ничто, меньше чем пустота. Она, цифра, может и низложить, и возвеличить. Может одарить, а может и отнять. Разумный человек - всего лишь представитель цифры, ее слуга и преданный раб. И пора мне отказаться от слабой буквы и полностью предать себя всеобъемлющей цифре.

На столе пошла пляска числовых рядов и множеств. Отдельные цифирки отрывались от массы, подпрыгивали и цеплялись к моему нимбу. Карамазов в неравной борьбе с зеленой единицей истекал кровью, что-то надо было делать. И я закричал:

- Всё! Долой книги! Клянусь, больше не прикоснусь ни к одной букве!

Числовые ряды радостно хихикнули и наваждение исчезло. Я бросился перевязывать лоб и руки Дмитрия. Тот стонал, скрипел зубами и с тоской смотрел на пустую бутылку. Цифры опустошили ее досуха. Закончив перевязку, я отошел от раненого поручика, и когда снова взглянул на него, безмерно удивился. На месте Дмитрия Карамазова сидел другой человек: в аккуратном черном костюме с погонами, на которых красовалась красная свастика.

- Ты Сибирцев? - строго спросил он, чуть шевеля бледными губами, - А я Гризенгер.

Критически осмотрев окружающую обстановку, Гризенгер сказал:

- Пьешь? Водку? Зря. Водка - зло. Шнапс - добро.

Он изящным движением тонкой благородной руки вытянул из внутреннего кармана пиджака плоскую стеклянную фляжку и водрузил на середину стола.

- Рекомендую!

Глаза его сверлили меня как штопор для вскрытия винных бутылей.

- Но вначале выслушай!

Моя рука, сама собой потянувшаяся к фляжке со шнапсом, замерла. Справедливо: кто угощает, тот и капитан.

- ...существенный процесс сумасшествия, составляющий действительно болезненное состояние, заключается главным образом в том, что известные настроения, чувства, волнения, суждения, решения возникают изнутри вследствие болезни душевного органа, тогда как в здоровом состоянии наши волнения, решения вызываются только достаточными внешними побуждениями и потому находятся всегда в некоторой связи с внешним миром...

- Что ты несешь, Гризенгер? - не выдержал я, - Ты кто такой, чтобы учить меня жить?

Гризенгер обиделся и пропал. Но фляжка осталась. Рука снова потянулась к ней, но... Рядом с фляжкой устроился желтый песчаный скорпион. Килограммов на пять, прикинул я. Упитанный и готовый к брачным боям, - изогнутый к кухонному небу хвост до отказа накачан черной жидкостью. Хороший паук, само совершенство.

- Я - посланник Тарантула, - вполне внятно, по-человечески заговорил он, - Ты, капитан, чего-то не понимаешь. Не быть тебе адмиралом. Так вот, галлюцинации, - это широко распространенное расстройство восприятия. Особое выражение обмана чувств. Ничего вокруг тебя такого нет, а ты что-то видишь, слышишь, чувствуешь. Все дело в том, что в силу действующих болезненных механизмов оживляются имеющиеся уже в памяти представления и вновь принимают свойства восприятия...

Он прикрыл клешней пасть и прокашлялся. Я заботливо спросил:

- Заболел? Может, налить капельку?

Скорпион рассерженно ударил клешней по столу.

- Я тебе не немец Гризенгер. Я француз Эскироль. Мы не болеем.

- Ну, нет так нет, - не стал я спорить, - И что?

- Твое дело маленькое. Не вопросы задавать, а слушать.

Скорпион французского происхождения говорил разумно, учено.

- В состоянии галлюцинации находится тот, кто имеет внутреннее убеждение, что он воспринимает в данную минуту ощущение, тогда как в пределах досягаемости его органов чувств нет никакого внешнего предмета, способного возбудить это ощущение.

Да что они все! Я затосковал. Как говорится, поучали бы своих паучат. Скорпион понял. И сказал уже мягче, с сочувствием:

- Ну прости, капитан. Я всего лишь посланник Тарантула. Что он передал, то и несу. А ты чего хочешь?

- Хочу харчо! - потребовал я, - И побольше! Шнапс огурчиками не закусывают. Ты бы стал?

Он подумал, поморщил желтую морду и ответил:

- Нет. Не стал бы. Но жить-то надо.

Он трагически вздохнул, покачал в мою сторону иглой хвоста.

- Ты знаешь, капитан, почему я здесь? Еще Фома Аквинский... Ты читал Фому Аквинского?

- Не-ет! - с испугом ответил я, - Я ничего не читаю. Я считаю!

На что Паук-Посланник с превосходством сообщил:

- А я читаю и буду читать. А ты слушай. Фома говорил, что святые истины лучше представлять в грубых телах, чем в благородных. Во-первых, потому, что легче уберечься от ошибки. Ведь в этом случае ясно, что низкие свойства никак не могут принадлежать божественности. А в благородном тебе непонятно, где проходит граница... Но хватит с тебя! Ты, капитан, не думай... Это я внешне такой грубый. А внутри я прекрасен и мил.

Тут его взгляд ощупал, сантиметр за сантиметром, мою голову.

- Ты тоже изнутри неплох. Особенно череп... Недавно я посетил один из музеев...

Я представил, как пятикилограммовый скорпион осматривает углы музея. Не иначе, как в ночном одиночестве.

- ...и понравилась мне одна картина. Живопись. Питер Брейгель. Старший. Там пирамида из черепов. Ты знаешь, капитан, вершина пирамиды пуста. Питеру не хватило одного черепа. Незаконченность, - она недопустима. Твой череп очень подходит. Прекрасное будет завершение. Ты как, не против?

- Дмитрий! Карамазов! - закричал я, - Ты где?

Дмитрий, как настоящий друг, явился на зов немедленно. То ли неслышно вошел, то ли выпрыгнул из зеркала на стене. Выглядел он свежо, будто только что из парилки с вениками.

- Как ты, брат? - спросил он и, покачав в руке стеклянную фляжку, заметил, - О-0! Шнапс! Уважаю.

Немного подумав, он оставил фляжку и взял в руки опорожненную цифрами бутылку "Столичной". Она была полной и нераспечатанной.

- Но своя, родная, все же лучше. Ты знаешь, брат, я ведь не отсюда. Я живу там...

Он неопределенно махнул рукой.

- И не в восторге от вашего общества. Как-то всё... Не на что опереться. Цеха какие-то... Ни власти нормальной, ни государства, ни армии. Патриотизму неоткуда взяться. Да-а... Тяжело мне тут. Без семьи, без родины, - что за жизнь?

Я поднял стакан и провозгласил тост:

- За семью и родную власть!

В голове сразу и зашумело и просветлело. Кошмары отодвинулись за спину. Карамазов опорожнил стакан единым духом, от закуски отказался и принялся гладить пальцами усы. Они по-прежнему пахли сапогами.

Он гладил усы и говорил:

- Жизнь наша - как цыганский театр. Ходим по сцене от одного угла к другому, поем, пляшем, пьем, закусываем, толкаемся... И ради кого? Ты посмотри! Сцена полна, а зал пуст. Нет зрителей, ни одного. Все в цыгане подались. Каково?

Я огляделся. Действительно никого. А где хозяйка? Где Илона? И где...

- Не надо, Алексей, - грустно сказал Дмитрий, - Не смотри, ни одной живой души. Мы с тобой попали... Внутрь Зеркала Неяви.

Явь, Неявь... Где-то когда-то слышал.

- Да, брат, Неявь... Неявное... Вот куда мы попали. Нехорошо!

Слезы потекли по его румяным распаренным щекам. Он достал пачку папирос, спички и протянул мне.

- Нет, - отказался я, - Бросил. Не курю.

Он прикурил, крупно затянулся. Облако табачного дыма окутало его слова сдерживающей пеленой.

- Что мы видим, Алексей? У вас кайф, лафа, - никто денег не требует. Нету денег! И что, никто чужого не берет? Не может быть! Видим мы то, чего нет, что желаем. Я смотрел, как ты спишь. Тяжело спишь. А почему? Потому что видишь во снах то, что сидит внутри, мучает...

А дальше он заговорил не своими, чужими словами:

- Отражение неприсутствующего, мгновеннолётного, исчезающего до своего появления... Неверный туман, который отсутствует и в яви, и в неяви...

- А душа? Она как, существует? -перебил я его вопросом.

- А в ней все и живет, - стерев слезы с лица, с неуверенной улыбкой отвечал Дмитрий, - Оттуда и начинать надо.

7.

Мемфис

- Так, сударь, не годится, - сказал Карамазов, сочувственно оглядывая меня, - В люди тебя надо. В люди!

И мы пошли в люди. В Мемфис.

Малоэтажная окраина охватывала город узким колечком. Мы пересекли его за несколько минут и вышли на каменные мостовые, разделяющие дворцы, храмы и глухие кварталы, прячущие за камнем оград неизвестно что и кого. Магазины, рынки и увеселительные заведения встречались в самых разных местах. Один из баров устроился совсем рядом с резиденцией правителя города, закрыв вид на парадный вход с улицы.

Все строения раскрашены, но господствуют два цвета, - красный и белый. После многодневного пребывания в окраинном домике в глазах зарябило.

- Как тебе, брат? - поинтересовался Дмитрий, - Я частенько тут бываю. Занятный городище.

Мы стояли на мощеной известняком площади рядом со статуей быка Аписа. Бык преграждал путь к храму - "Земному дому Птаха". Справа и слева - статуи сфинксов, ростом в два моих, не больше. За быком, со стороны его хвоста, дышат свежестью высокие струи фонтана.

- Нет никакого городища, - хмуро сказал я, - Это мираж. Галлюцинация.

Ибо я прекрасно помню, - что подтвердил и сейф Сибруса, - здесь только развалины. А городом был Каир, которого теперь нет вовсе. А в мое время Мемфис отыскать на карте было проблемой. Но объяснять все поручику я не стал.

- Не понял! Ты разочарован? Может, в Сакар махнем? Тут рядом, полчаса на транспорте. Там приличное заведеньице имеется. "У Джосера" называется. Самого Джосера я не видел, но девочки хоть куда.

- Нет-нет, - я сделал шаг назад. Оказаться внутри древнего зиккурата, среди мертвых теней, - нет уж! - Прости, Дмитрий, это я так, от незнания. Городище на самом деле вполне приличный. Что там такое?

Я наугад указал рукой в противоположную от Сакара сторону, на восток. Он обрадовался:

- Прекрасно! Лучшие закуски во всем городе.

Я повернулся в сторону лучших закусок. Пожалуй, запойчик переходит в новую фазу. Я вздохнул, но делать было нечего. Тем более - здание помпезностью не уступало дворцам фараонов. Колонны, лестница, способная украсить любую набережную, гранит, мрамор, цветные росписи... Невероятная роскошь. Да, я совсем не знаю современной Земли.

- Вперед, брат мой Алексей! - скомандовал Карамазов.

И мы двинулись сквозь неплотную толпу беззаботно прогуливающихся мужчин и женщин, одетых празднично и торжественно. Это на мой взгляд. Возможно, то есть их повседневная рабочая одежда. А их работа - гуляние по площадям. На подступах к храму развлечений нас встретил полуголый мускулистый, бронзовый от загара человек с кудрявой черной шевелюрой и коротким мечом на поясе.

- Дмитрий!

- Одиссей!

Они обнялись и трижды прикоснулись щеками. Друзья, понял я. Поручик здесь свой, с ним не пропадешь. Дмитрий представил меня Одиссею. Рука крепкая, горячая, в мозолях. Живая рука.

- Что в ночной программе? Ты узнавал?

- Жрицы храма Птаха. Ожидается Такор...

Светлый мрамор лестницы отражает десятки солнц. На некоторых плитах чернеют иероглифы. У входа двое могучих стражников с полицейскими дубинками. Фейс-контроль. Меня дружно отбраковали. И только заступничество Одиссея смягчило их служебную непреклонность.

Внутри, - роскошный холл, в коврах и гобеленах со сценами из очень древней жизни. Смысл картин требует объяснения, но внимание привлекает. Несколько дверей, одна распахнута. Мраморная лестница ведет наверх. Здание прикинул я, трехэтажное. Я нацелился на открытую дверь, но Дмитрий мягко придержал за локоть. А Одиссей разъяснил:

- Там музей додинастической истории. Статуи, папирусы и все такое. Пусто, посетителей никогда нет. Кому оно надо? В целом, верхние этажи - прикрытие. Главное - под землей. Нам туда.

Он указал на малоприметную лестницу вниз справа от входа.

- Вниз? Одиссей, а загадки прошлого?

Во мне зашевелилось желание сменить образ жизни и заняться додинастическими артефактами. В мое время их не существовало. Но как расстаться с друзьями? И Одиссей решительно влек вниз, а не вверх.

- Я пресытился загадками и путешествиями. Слышал, о моих приключениях книги написаны. И даже очень толстые. Ты можешь спросить, - а домой? Не знаю... Да и дорога туда потеряна окончательно.

- И верно, - Карамазов, разгоняя кровь, потер ладони, - Домой всегда успеем. Одиссея, может, и ждут, если верить книгам, ха-ха. А мне торопиться не к кому. Как и тебе, Алексей. И ни к чему нам пыльные свитки. Мертвое знание. А внизу - живое чувство. Пошли, брат.

И верно, тут не поспоришь, живое чувство - не мертвое знание. Да и, все-таки, в люди вышли. А внутри пыльных папирусов не лучше, чем внутри чемоданных книг.

Мы миновали несколько нисходящих лестничных пролетов и, - передо мной замкнутое пространство, явно превосходящее размером музей на поверхности. А людей - заметно больше, чем на площади у храма Птаха. Оглушительный музыкальный ритм плотно прессовал и без того сгущенный запахами воздух. По периметру - два ряда столиков, за ними в многоцветном тумане просматриваются занавешенные проходы в места индивидуальных услад. В центре возвышение для живой музыки, по четырем сторонам которого, - двухъярусные постаменты для танцовщиц. Постаменты тонут в столбах алого цвета, народ томится в ожидании нагой красоты. Звук нисходит от сводов уходящего в туман потолка. Я глотаю воздух как густой цветной кисель, старательно отделяя глоток от глотка, чтобы не захлебнуться.

Лица гостей заведения веселые, возбужденные, потные, кричащие, поющие... Разные лица, охваченные одним совокупным желанием.

Одиссей подвел нас к накрытому столу. Выходит, нас ждали. На столе - кальян из желтого, инкрустированного цветными камешками, металла. Рядом - вазы с фруктами и виноградом. И несколько стеклянных полупрозрачных пузырьков неизвестного мне предназначения.

Столик рассчитан на шестерых. Значит, вскоре к нам присоединятся дамы. А ведь Илона с родственницей тоже где-то в Мемфисе... Одиссей щелкнул пальцами вознесенной руки. Щелчка в общем шуме даже я не услышал. Но дамы явились через секунды. Одна из них чем-то напомнила мне беглого Джино. В отличие от прочих женщин, нашедших блаженство под шумным цветным небом, эти плотно закутаны в облегающие покрывала алого, белого и желтого цветов.

Одиссей помог им занять мягкие стулья и сказал:

- Радуйтесь, друзья! К нам снизошло счастье. Служительницы Птаха разделят вечер с нами.

Однако! Мои спутники тут в почете. Карамазов зря времени не теряет. Служка водрузил на стол серебряное ведро со льдом, из которого торчат горла бутылок, опечатанных фольгой. Не иначе, любимое поручиком шампанское. Правда, до сего дня мы с ним прекрасно обходились и без него.

Вспомнил, что Аватара говорил о распущенности землян и необходимости твердой руки. А в этой фантасмагорической столице ни одного полицейского и никаких нарушений. Да и что нарушать? Правил-то нет.

Начали с шампанского и, - пошло-поехало. Кальян заходил по кругу, Одиссей крепкими руками вскрывал бутылки, Дмитрий разбавлял шампанское каплями из пузырьков. Виноград искрил темным соком, фрукты сочились нектаром. Обмен междометиями обострял мысли и чувства. Счастье не заставило ждать. Жрицы Птаха делались все прелестнее и желаннее. Время потеряло значение и назначение. Всюду царило ощущение вечности, неизменяемой и бесконечной. Одиссей и Дмитрий прихватили своих дам и исчезли. Что меня нисколько не обеспокоило. Мне хватало для блаженства оставшейся красавицы, у которой такое знакомое и родное имя, - Джина.

- Джина, джин, джинн.., - бормотал я, пытаясь поймать смысл скользящей через нас вечности.

Она придвинулась ко мне, ее внутренний жар достиг сердца и окутал его.

- Джинн, - это демон, девочка! - сказал я, проталкивая слова через цветной кисель, - Скажи, демоны пускаются в загулы?

- А то! - знающе воскликнула она.

- Вот как? - удивился я, - А мне говорили, что демоны - высшее человечество Шаданакара. У них много времён и пространств.

- Что? Где? Откуда? - спрашивала Джина.

Ее звездные глаза горели знанием всех смыслов и не сочетались с вопросами. Но я по инерции все же сказал:

- Что где? Где они живут? В Жераме. Это рядом, у центра Галактики. У них там жизнь не хуже нашей.

Инерция слова оказалась сильна и меня понесло.

- А кроме демонов, в Жераме живут метапрообразы. Книжный народ. Он берется из страниц написанных людьми книг. Книг несчитано, метапрообразов соответственно. Но я книг не читаю. Девочка, ты встречала метапрообразы?

- Еще как! - заверила меня Джина, рассеивая последние сомнения в бескрайности ее интеллекта.

И, под напором столь неотразимого очарования, я решил усладить слух дамы сердца поэзией. Стихи - не проза, не совсем книги. На ум пришел Николай Заболоцкий. У них его нет, и она его не знает. Строки разделялись трудно, но она внимала так завороженно! А рука ее так шелковисто скользила по моей груди... И через нее в слова поэта входило по-настоящему космическое очарование. Может быть, оно струилось от Антареса, - но чем плохо, если хорошо?

Настанет день, и мой забвенный прах

Вернется в лоно зарослей и речек.

Заснет мой ум, но в квантовых мирах

Откроет крылья маленький кузнечик.

Над ним пересекая небосвод,

Мельчайших звезд возникнут очертанья,

И он, расправив крылья, запоет

Свой первый гимн во славу мирозданья.

Довольствуясь осколком бытия,

Он не поймет, что мир его чудесный

Построила живая мысль моя,

Мгновенно затвердевшая над бездной.

Кузнечик - дурень! Если б он узнал,

Что все его волшебные светила

Давным-давно подобием зеркал

Поэзия в пространстве отразила!

Последние строки я декламировал на ходу, перед расшитой магическими иероглифами занавесью. Я знал, что скрывается за ней. Альков, будуар, всё такое... Но как же тут интересно! Александрия есть, а Каира нет. Но есть Мемфис и Птах! Ведь жриц Птаха без него самого не бывает.

А я - маленький кузнечик...

А миры все равно исчезают до того, как появляются...

"В сокрытии незримого узревается свет, в замирании беззвучного слышится гармония".

Чжуан-Цзи

8.

После Птаха

Я никогда раньше не видел свиньи в любимой ею луже. Теперь же, очнувшись в ванне, я осознал и увидел, как это бывает. Я есть свинья. В ванну, заполненную голубой шипящей водой, меня затолкали Илона с родственницей. Их лица еле пробиваются сквозь мемфисские видения, кружащие над ванной. Интересно, вижу их я один?

А Храм Птаха вмещает весь Мемфис! Ведь это внутри Храма мы с Дмитрием и Одиссеем закатили сеанс отдохновения! Да что там Мемфис! В Храме легко размещается вся Вселенная! И еще места остаются, если кому мало.

Видения сменяют друг друга, и вот я вижу себя, выходящего из деревянного дома на улицу, усыпанную ярко-желтыми одуванчиками. Цветочки размером с ладонь, после них на руке остаются лимонные следы. Улицу пересекает речка, широко разлившаяся после снежной зимы. Мне надо на тот берег, а брода нет. Улица за речкой поднимается широкой желтой лентой к остаткам железобетонной крепости, в которой хранится драгоценный ларец. Клад, который манит, зовет...

Но речка непреодолима и я возвращаюсь. И вижу кошку, полосатую, злую и голодную. Кошка пытается поймать воробья, купающегося в чистой талой лужице посреди улицы. Как быстро сменяются сезоны года! Прыжок, - и кошка приземляется, разбрызгивая цветные фонтанчики. Воробей уже на другой стороне лужи. Снова прыжок...

Почему я не вмешиваюсь? А вдруг воробей не умеет летать? Мысли о ларце улетучиваются.

На голову льется холодная вода, и видения тоже рассеиваются. Я отчетливо вижу: купают меня, голенького, две женщины. Одна из них - Илона. Поражает меня не собственная нагота, а...

- Илона! - кричу я, - Вода соленая! Зачем?

- Не кричи на меня, как на свою...

- А чья ты? - удивляюсь я.

- Я жена Лота. Бывшая. Потому вода и соленая. Ясно?

- Ясно. Но соляной столб - всего лишь метафора. Жена Лота не захотела расстаться с прошлым. И вместе с другими погрузилась в Мертвое море. А оно - соленое. Причем тут ты?

- И я не захотела...

Ничего себе история! Илона - жена Лота?!

- А ты кто, женщина? - интересуюсь я у второй дамы, приступившей к омовению моих плеч.

- Сестра Лота.

Так. Знаменитое семейство в сборе. Пусть, если им так хочется. Кожа моя просветляется, и мемфисские воспоминания о вселенной внутри храма уходят. Свежая память у меня содержится в верхнем слое кожи. Это очень удобно. К окончанию процедуры я становлюсь новеньким и безгрешным. Зеркало на стене показывает вполне симпатичного и жизнерадостного молодого мужика в бороде. Вот только уши подвели, - чересчур уж. Бакенбарды нужны побольше. И глаза... Может, уменьшительные очки завести?

Сестра Лота протянула халат, разукрашенный лотосами. Халат пришелся впору и вызвал приступ аппетита. Как с этим у Лотов? Придется спрашивать. Я постарался отыскать фразу понейтральнее.

- И как тут у вас? Вообще?

- Тут вообще к тебе гости. Они уверены, что ты здесь живешь. И утверждают, что и они живут тут вместе с тобой. Тоже, скажешь, метафора?

Интересно! А где еще мне жить? Придется уточнять.

- Какой сегодня день? - задал я первый пришедший на ум вопрос.

- Воскресение. У тебя каждый день воскресение, - сообщила мне родственница Илоны.

- Очень хорошо, - праздничное настроение не покидало меня, - Самое время для приема гостей.

И, расправив пояс халата, я с чувством собственного достоинства прошел в гостиную. За столом с миниАретой сидели Сибрус и Кертис. Вид Сибруса меня обрадовал, - он заметно помолодел, и не на один год. Но Кертис выглядел хуже, чем я после первого запоя с Карамазовым. А его глаза, - они совсем ничего не выражали. Не отражали. Игнорируя этикет всех времен и всех народов, я занял стул напротив.

- Итак? - задал я вопрос Сибрусу, внимательно изучая безвольное лицо Кертиса.

Седой на миниАрете последовал моему примеру.

- Я нашел его по подсказке Тарантула. Среди гробниц Саккары, после посадки в аэропорту Мемфиса. Его там почитают за святого. Зарегистрированы случаи исцеления больных.

Резонно, решил я, не отрывая взгляда от Кертиса. Обожженный солнцем до красноты, в лохмотьях, обросший седым волосом и твердо молчащий... Полноценный образ святого.

Святой Кертис протянул руку в сторону окна, дотронулся до сейфа, погладил его. Сибрус, скользнув взглядом по обезьянкам, устремил взор на меня. Глаза его лучились таким сочувствием, что я не выдержал. И рассказал обо всем, что случилось после его отъезда. Все, что вспомнил...

Сибрус выслушал и принялся размышлять. Вслух.

- ...Метапрообразы... Скорее всего, хороший симптом. Полиморфизм распространяется волнообразно. А вот твой последний контакт... Вспышка страсти... Служительницу Птаха звали Джиной... Она же - Джино. Это, Алексей, твой спутник по Арете. Или спутница.

Как кувалдой по темени! Я провел ночь с Джино!

- Джино - двуполая личность, - безжалостно продолжал Сибрус, - К этим людям мы еще вернемся. И встретиться придется. Наверняка.

Он помолчал, давая мне время опомниться от удара.

- А сейчас... Пора тебе открыть одну тайну. Нашу с тобой тайну. Мы - из одной семьи. О большой семье, о Хранителях, узнаешь позже. А с мамой... Ты - мой сын. Я - твой отец.

Как верно было сказано: "У тебя каждый день воскресение". Могу добавить: в некоторые дни оно случается дважды. Такое открытие требуется переварить. И я вернулся к Джино, - тоже тяжело, но не настолько стрессово. Сибрус, - он что, со вторым открытием подождать не мог?

- Как я мог не узнать в ней Джино?

- Метапрообразы открыли в тебе шлюз вожделения. Ты слишком погрузился в мир материи. Таким соблазнам и искушениям способен противостоять только древний старец. Не стоит себя винить. Дух твой вернется к тебе.

В гостиную вошли Илона с родственницей и без слов, без комментариев ухватили Кертиса за локотки и вынесли. Святой настолько похудел, что им не понадобилось заметных усилий. Сибрус с одобрением качнул головой.

- Они его приведут в порядок. Как тебя. Оживет латинянин.

Как же мне его не хватало, помолодевшего старика, только что объявившего себя моим отцом! Все эти иллюзии, этот сонм искаженных зеркал... Я заблудился.

- "Как огонь скрыт дымом, как зеркало покрыто пылью, как зародыш сокрыт во чреве матери, так и живое существо в различной степени покрыто вожделением". Так говорит древняя мудрость. Моя память вернулась ко мне, - сказал Сибрус, - Ты не заметил огня за завесой дыма.

И добавил совсем непонятно:

- Мумия Имхотепа, - частица дыма... Мы сейчас обратимся к сейфу. И ты узнаешь о себе всё. О своем забытом детстве. Я вынужден был блокировать кусочек твоей памяти. И изменить генеалогию для властей.

Я перестал нормально соображать. С момента возвращения Ареты пытался понять, что происходит с миром вокруг, а оказалось, - о себе ничего не знаю.

- Это неизвестно и Тарантулу? Совсем никому?

- Совсем.

- Твои имя и фамилия настоящие. Алексей Сибирцев. Это я изменил свою. Сибрус... Причины - во мне и моем отношении к Земле людей в то время. Сегодняшняя ситуация, на мой взгляд, - намного хуже. Я начинал свою карьеру в Федеральной Службе Космоса. И очень быстро стал недосягаем для прямого воздействия любого Цеха. Ты уже понял, - сегодня ситуация иная, федералы действуют в интересах Цехов. Моя независимость их беспокоила. И за тобой начал присматривать Цех Гора. У них цепкие руки. Уже тогда было так: если они выбрали кого-нибудь, - тот обязательно станет их неофитом. Ты скоро узнаешь, что это такое. Личная жизнь всегда была проблемой. Принадлежать себе никто не может. Правда, в том времени не было тотальной системы контроля. Тарантул существовал, но иной, как средство коммуникации и информбаза. Я обошел тогдашние контрольные органы, изменил все записи и все документы, касающиеся семьи Сибирцевых. Мы входили в тайную касту Хранителей. Издавна, еще деды и прадеды... Семья Илоны тоже входила туда. Теперь, - нет. Ее родители занимали высокие места в федеральной структуре. Власть - сродни вожделению. Иерархия затягивает, меняет, деформирует навсегда. Человек неизбежно теряет себя. Вожделение, власть, самолюбование... Я бы так сказал: печать сатаны красуется сейчас на большинстве лбов. Я пока не уверен, что знаю, как нам быть. Лучшее, - укрыться где-нибудь и хорошенько сориентироваться. Поездка моя не была пустой.

Мне стало неуютно. Антарес... От чего бежал? Нет, куда бежал? И опять скрываться? Кертис вот добегался. И освободился, никому стал не нужен. В роли святого можно сто лет бродить по пустыне, и никто тебя не тронет. Но это же не выход.

- А что Кертис? - спросил я, чтобы закрыть этот вопрос для себя.

- Кертис из нашей касты. Из Хранителей. Мы внедряли своих людей во все структуры. Да, видишь, не успели... Кертис пошел хорошо. Стал вторым или третьим лицом в Цехе Гора. Предтеча забеспокоился за свой трон и, воспользовавшись случаем, включил Кертиса в экипаж Ареты. У них там уже был свой человек. Агуара-Тунпа. Федералы почему-то согласились. Я решил не вступать в эту игру. Так Кертис стал жертвой внутрицеховой тайной разборки. Он вернется к нам. А теперь, Алексей, пока нам не мешают, давай к сейфу. Посмотрим, какими мы были.

- А Тарантул?

- Его все равно не обойти. Но в данный момент он не будет нас выдавать никому. Это не в его интересах. Он будет нас изучать.

9.

Хранители

Итак, хоть что-то ясно. Одно точно, - все, что со мной происходило и происходит, вполне реально. А в каком отражении, среди каких зеркал, - это потом разберемся. Может быть.

Итак, Алекс Сибирцев и Сибрус - одна семья. Мы вдвоем плюс Кертис входили в другую, большую семью. В семью Хранителей. Входили. Где они на новой Земле и есть ли вообще - вопрос.