Зимний гастрольный тур

Глава 25

Нельзя сказать, что план массированной бомбежки нефтепромыслов Баку не учитывал данные разведки. Совсем наоборот!

Английские штабисты сделали тот же вывод, что и советские: наиболее удобным аэродромом для расположения истребительного противодействия была та же Кала. И внимание сосредоточилось именно на ней.

Разумеется, регулярные полеты пары "ишачков" не могли не привлечь внимание. Разведка принялась собирать факты.

Почти мгновенно удалось установить: все вылеты совершаются на одних и тех же машинах. Мощный бинокль позволил выявить еще один интересный факт: летчики менялись. Конечно, лицо под летными очками различить было трудно или даже невозможно, но уж особенности фигур не совпадали.

Большинство аналитиков сделало вывод: именно эти две машины находятся в самом лучшем состоянии. Но потом пришли другие сведения. На территории аэродрома располагалось несколько ангаров. Из других источников стало известно, что там находятся устаревшие (еще больше, чем И-16) истребители-бипланы. Слухи об их степени готовности к бою варьировали: одни утверждали, что машины не способны даже взлететь, не то, что воевать; другие уточняли: да, к бою не готовы, но лишь потому, что пока что нет ракет, каковые предполагается установить на эти бипланы. А вот как те появятся, так сразу же… Обе версии подтверждались количеством летчиков: их явно было не двое и не четверо, а гораздо больше, чем самолетов. И почему-то ни один пилот ни разу не поднялся в воздух на том, что пряталось в ангарах.

Любой нормальный штабист обязан предусмотреть наихудший вариант исходной информации. Английские военные не составили исключения. В этом, пусть и не самом вероятном случае на аэродроме противника стоят и готовы взлететь двадцать девять истребителей. Особое беспокойство вызвали, как ни странно, именно медленные бипланы с их ракетным вооружением. По прикидкам специалистов по ПВО — как раз то, что надо против плотного строя бомбардировщиков. Правда, количество ракет, которое эти бипланы могли унести, было меньше, чем количество противостоящих им бомберов. Разумеется, рассчитывать на попадание каждой ракеты в самолет не приходилось. До такого могли бы додуматься разве что репортеры из ведомства доктора Геббельса. Но серьезно проредить строй бомбардировщиков это русское подразделение могло.

Средства противодействия русским старым машинам не блистали новизной. Известно-переизвестно: истребительное прикрытие, вот что помогает в таких случаях. Единственным препятствием для создания такового было расстояние от своего аэродрома до цели.

Тут штабные офицеры вспомнили про отставленный в свое время проект подвесных топливных баков для истребителя "Супермарин Спитфайр". Проверка показала, что эта модернизация приводит к такому снижению максимальной скорости и маневренности, которое было сочтено недопустимым. Однако именно в данном случае начальная стадия полета (более половины расстояния) предполагалось над дружественной территорией, то есть там, где воздушные бои виделись крайне маловероятными. По замыслу конструктора машина должна была с успехом противостоять даже "мессершмитту" серии Е, а уж о русскому старье и говорить не стоило. Вы только подумайте: скорость пятьсот восемьдесят километров в час, а к ней аж целых восемь пулеметов!

Идею отвергли понимающие люди. При том, что в летных характеристиках этой машина никто не сомневался, у нее был неустранимый недостаток: узкое расположение шасси, из-за чего использование на грунтовых аэродромах могло привести (и приводило) к значительным небоевым потерям. В этом отношении куда лучше выглядел "Кёртис Хок-75". Те прекрасно чувствовали себя даже на грунтовых полосах, имели более прочную конструкцию и двигатель воздушного охлаждения, а потому повышенную боевую живучесть. По летным характеристикам они также опережали И-16, не говоря уже об И-153. Сколько-то этих машин американского производства оставалось в Великобритании. Изначально они предназначались для французских ВВС, но просто не успели попасть на континент. Правда, практическая дальность у них была не ахти, всего лишь около 1450 км, но подвесные баки могли решить эту проблему. Американские изготовители пробовали их устанавливать, но заказчик отказался от данной модификации.

Отдать должное британским рабочим и инженерам: сами баки и оборудование для подвешивания были изготовлены с рекордной скоростью: меньше, чем за неделю. Настроение у сотрудников завода-изготовителя было чуть подпорчено изменением заказа в самый последний момент: по зрелом размышлении заказчик счел необходимой партию подвесных баков аж для двадцати шести машин. Вообще-то планировалось сначала сопровождение в дюжину истребителей, потом количество переиграли в сторону удвоения. И еще пара комплектов баков была заказана ради осторожности: мало ли, вдруг в последний момент нечистый устроит пару серьезных отказов. Для этого и запланирован был перелет к театру военных действий двадцати шести, а не двадцати четырех самолетов.

Само собой, на базовом аэродроме приземлились самолеты только с британскими опознавательными знаками. А если часть машин была сделана не в Англии — кому и какое до этого дело? К слову сказать, приметливый арабский (якобы) купец Ибрагим так и не распознал происхождение самолетов. Эрудиции ему не хватило. А еще лучше подошло бы специальное авиационное образование, но и его не было.

Дора Самуиловна была опытной мамой. Трое сыновей! И вроде как благополучие мальчиков не находилось под вопросом. Старший не просто закончил железнодорожный техникум: он продолжил образование уже в Институте путей сообщения. У него точно складывалась карьера инженера, то есть солидного и обеспеченного человека. Средний закончил ВУЗ, правда, по не особо серьезной художественной специальности, зато распределен был в помощники архитектора и тоже вроде как находился на пути к успеху. Младший… тот вернулся с войны с палочкой. Соседи дружно твердили, что Дорочке повезло: сын живой, да еще орденоносец. И невелика беда, что прихрамывает на ходу. Непутевый Марк еще кое-чем порадовал маму: поступил на второй курс мехмата и учился на одни пятерки. И только одно настораживало Дору Самуиловну: своим зорким материнским взглядом она перехватила сына в компании с молодой и довольно симпатичной девушкой. Опрос выявил, что она тоже воевала в одной воинской части с сыном и также заслужила орден. Эта Валентина трудилась на кафедре авиационных приборов в Военно-воздушной Академии и одновременно училась. Но относительно нее Марк явно чего-то недоговаривал, а от прямых вопросов ловко уходил (ну точно его покойный отец).

Сам Марк твердо решил, что женится сразу же по окончании мехмата. Эта мысль была доведена до сведения потенциальной невесты. Все ее возражения были бы отметены. К счастью, у барышни хватило ума дать согласие заранее. А еще комиссованный старший лейтенант был твердо уверен, что может получить комнату. На это ему намекнул специалист (в звании майора) по расчетам фундаментов, состоявший в штате Военно-инженерной Академии. Он устроил товарищу Перцовскому жесткий, хотя и неофициальный экзамен, по результатам которого было заявлено:

— Ну, старлей, ты только доучись — пробью тебе место преподавателя, а там и до старшего преподавателя, глядишь, дотянешься.

Ни Марк, ни Валентина знать не знали, что их судьбы сложились совсем иначе, чем в другом мире, о существовании которого эта парочка даже не подозревала.

Эта информация могла просто не успеть дойти до адресата. Сведения шли столь же прямым путем, как и заказное письмо в известном стихотворении Маршака. До воинской части, дислоцированной в городе Мосул, им предстояло добираться из Баку через Лондон. Но она все же успела. В сообщении говорилось, что на аэродроме Кала не приземлился ни один дополнительный самолет. А ведь после длительного перегона машины требуют профилактики, самое меньшее, а то и ремонта.

Но мы не можем исключить версии недооценки информации. Несомненно, до английской разведки могли дойти разговоры о повышенном количестве летного состава на этом аэродроме, но толпа летчиков без самолетов — еще не авиаполк.

Информацию к размышлению представило еще одно не вполне заурядное событие.

На территорию аэродрома въехал автобус с необычными пассажирами. Все, как одна, женского пола, но в командирской форме. По крылышкам в петлицах любой мог догадаться, что приехали летчицы. Из ВВС, это уж точно.

Мальчишки проводили новоприбывших уважительными взглядами. Имена Гризодубовой, Расковой, Осипенко и других великих были на виду и на слуху. Тем более, самые глазастые тут же узнали Полину Денисовну, чей портрет неоднократно печатался в газетах. Самые рассудительные сделали свой вывод: эти героические девушки будут тоже летать на тех самых "ишачках". Правда, никто из будущих авиаторов не задумался над простым вопросом: а куда ж столько летчиц в ситуации, когда истребителей меньше раз этак в десять? И зачем они нужны, если самолетов даже на мужчин не хватает? Самые эмоциональные просто прыгали на месте, выкрикивая нечто вроде: "Ура нашим лучшим летчицам! Ура Осипенко!" В ход также шло простое "Ура!" без всякого сопроводительного текста, а равно подтекста.

— Ну, товарищи, пройдемся бархоткой по плану действий.

Такими словами коринженер открыл совещание. С большой долей вероятности можно было полагать, что следующее будет посвящено уже подведению итогов борьбы с налетом на Баку. Смушкевич, Рычагов и Осипенко преисполнились серьезности.

— Для начала довожу до вашего сведения: высшее руководство страны запретило преследовать противника на сопредельной территории.

Рославлев сделал легкую паузу, хотя она не требовалась: это условие предполагалось с самого начала.

— Расчет уже подготовил, Павел Васильевич? Я так и думал. Где перехватывать будете, уже ясно, но подумалось мне вот о чем. Вы помните, надеюсь, еще одно условие: никто не должен вырваться с тем, чтоб доложить о происшедшем. Думаю, это условие надобно уточнить. К сожалению, есть вероятность, что кто-то успеет все же смыться.

Эти слова звучали обидно и даже оскорбительно для самого Рычагова и его подчиненных, но генерал сдержался, зная, что Старый никогда и ничего не говорит просто так.

— Все дело в том, что у вас всех, товарищи, большой опыт налета на истребителях, — это было не совсем точно: Полина Осипенко больше летала на двухмоторных. — Ну-ка, вопрос: вы в одномоторной машине. У вас отказал движок. Что делать?

Мужчины, не сговариваясь, уставились на даму. Осипенко сначала чуть порозовела от такого внимания, но потом сообразила, что товарищ Александров просто следует старому морскому обычаю: первым слово получает младший по званию.

Ответ был вполне уверенным:

— По возможности идти на вынужденную. А если обстоятельства не позволяют — прыгать.

Генералы, сами того не заметив, кивнули в унисон. Они имели богатый опыт полетов на истребителях. Их мнение было таким же, как у Полины Денисовны.

А Старый продолжал:

— Для истребителя ответ верный. А если бомбардировщик, у которого сдох один мотор?

Осипенко вскинула было руку, но тут же, застеснявшись, опустила. Смушкевич вдруг схватил карандаш, листок бумаги и торопливо поверил свою мысль цифрами. Все прочие терпеливо ждали.

— Делись соображениями, Яков Владимирович.

— Если запас по мощности мал, то на одном моторе машина полетит со снижением. Тут она от истребителя почти ничем не отличается, разве что вынужденная будет помягче. Но даже если мощности хватает на полет с уцелевшим мотором, то и тогда такой самолет — не боец. А у меня есть данные, так что вот прикинул…

— Какой там "боец" — ему дай-то удачи до своего аэродрома дотянуть. Расход горючего сразу же увеличится.

— Ну, если нерабочий винт флюгировать[30]…

— И еще облегчить машину, сбросив бомбы в чисто поле, и тянуть до своих.

— Павел Васильевич, я вижу, выводы у тебя готовы. Давай, выкладывай.

По правде говоря, похвала была не вполне заслуженной. Рычагов даже не успел до конца сделать эти самые выводы. Поэтому он заговорил, вопреки обыкновению, медленно:

— Необходимо следить за строем бомберов. Если над территорией СССР кто-то вывалится — его сбивать в первую очередь, чтоб не доложил потом. А если над чужой — так пусть себе летит. Основной перехват начинается через пятьдесят километров после пересечения государственной границы, а на этом расстоянии ничего толком разглядеть нельзя.

— Толково придумано. Яков Владимирович, у тебя что-то есть?

— Имеется мыслишка. Нужен не один, а два поршневых в воздухе.

Младшая в звании немеделенно выкатила возражения:

— Яков Владимирович, решение нерациональное! Двое не могут одновременно командовать боем. Мешанина будет!

— Верно сказано, Полина Денисовна. Второй нужен совсем для других надобностей. Он будет считать потери — свои и чужие. Ну, надеюсь, что своих-то не случится. И еще: ты, Павел Васильевич, говорил, что есть такой приборчик, вроде кинокамеры, только компактный. Записывать ситуацию.

— Сергей Васильевич, этот вопрос больше к тебе. Можешь такое организовать?

Коринженер хмыкнул.

— Сам этот регистратор установить — не велика штука, но его надо будет правильно ориентировать. Если направить, как обычно, прямо по курсу, так он не все будет видеть… ну разве что наблюдатель не будет совать нос слишком уж близко… Да, возможная вещь. Но и тебе такой тоже следует установить, Павел Васильевич. Четыре глаза все ж лучше двух.

— А как же я?

— А вам, Полина Денисовна, — по неизвестной причине Смушкевич упорно именовал Осипенко на "вы", — самая нудная задача. Сидеть смирненько и ждать. Взвод десантников видели? Они тоже будут наготове, чтоб взять парашютистов в плен.

Яков Владимирович из пилотского суеверия не упомянул о другой обязанности вертолетчиц: спасать свою подбитую технику и людей, если понадобится. И тут же самым небрежным тоном заметил:

— Мне бы неплохо лететь с тобой, Пал Василич.

— А вот этого нельзя, — неожиданно жестким голосом отрубил коринженер. — Тебе, Яков Владимирович, оставаться на месте. Будешь распоряжаться резервами, если понадобится.

Разумеется, сам Рославлев от души надеялся, что такая надобность не возникнет. И добавил как бы между прочим:

— Полина Денисовна, вот еще кое-какие сображения по тактике…

После первой недели пребывания в Москве генерал Эрнст Удет решил, что русские тянут время и всеми силами пытаются уклониться от поставок передовой техники. Однако в течение второй недели этот вывод подвергся коррекции: русские явно чего-то ждали.

Имея опыт боевого летчика, Удет также являлся техническим руководителем и анализировать умел. В результате он сам себе поставил вопрос: а чего могли бы ждать контрагенты?

Первое, что приходило в голову: разрешения от большого начальства. Возможно, от самого Сталина. На такое повлиять немецкий генерал не мог. Вторым, весьма вероятным и тоже непросчитываемым вариантом виделось некое событие… Какое? Переговоры с третьей страной? Ни о чем таком Удета не предупреждали. Да и с кем? С Англией отношения у СССР более чем холодные. Америка? Те сидят за океаном, отгородившись изоляционизмом. Франция — да кто ж говорить с ней будет? Япония? Это выглядело более возможным. Из своих источников авиационный военачальник знал, что японцы крепко нацелены на завоевание внешних источников сырья и внешних рынков. Следовательно, их столкновение с США видится более чем вероятным. Но есть ли смысл для русских помогать японцам? Торговля, понятно, не в счет. Но передавать им самую передовую технику? Лично он, Эрнст Удет, такого делать бы не стал. Значит, что-то еще…

И тут на очередной встрече генерал Удет заметил, что русские переговорщики сделались чуть более нервными. Что-то надвигалось или уже надвинулось. Немец пребывал в полнейшей уверенности, что русским военные конфликты не нужны — во всяком случае, сейчас они не намерены их развязывать. Но что, если на них нападут? Сплошное гадание.

Тим Перкинс, третий лейтенант[31] Королевских ВВС, штурман бомардировщика "Бристоль-Бленхейм", был исключительно добросовестен. Это видели его коллеги, командир экипажа; наконец, то же отмечалось в послужном списке.

Командир Лоуэлл Маг-Грегор держал в памяти не только методичность и аккуратность, но также необыкновенную удачливость своего штурмана. Эскадрилья бомбардировщиков во время "странной войны" ухитрилась попасть под огонь германских зениток (и что такое гуннам почудилось?). Хотя сбитых не было, но все машины были помечены осколками — все, кроме той, в которой сидел штурманом Везунчик Тим. Со всей тщательностью тот наблюдал за техобслуживанием своей машины на земле. Результат? Да хотя бы то, что еще ни разу Мак-Грегор не выходил на вынужденную посадку, даже когда им по ошибке залили низкосортный бензин. Движки чихали, дымились, но все же машина дотянула до своего аэродрома. По этом причинам второй лейтенант Мак-Грегор пребывал в убеждении, что его штурман "нутром чует опасность", хотя ни с кем этим сокровенным знанием не делился.

Вот и на сей раз вместо того, чтобы пропустить вечерком пинту-другую йоркширского, невесть откуда появившегося в столовой, штурман лично проследил за профилактическими работами, а потом не поленился сам проверить и крепеж, и герметичность трубопроводов, и электрические контакты, и многое другое. Механик не обижался на такую придирчивость. Он всегда выполнял свою работу должным образом, а штурманская проверка лишь подтверждала этот факт. На этот раз штурман погрузился в мотогондолы чуть на большее, чем обычно, время.

Глухой темной ночью на аэродроме экипажи бомбардировщиков и истребителей принялись беззвучно прогревать двигатели…

Ах, как замечательно прозвучала бы эта фраза! Но авторы, движимые любовью к правде, не могли ее выдать с чистой совестью.

Во-первых, прогрев двигателей всегда, увы, сопровождается громким шумом. В особенности это относится к авиационным. Но существовало также "во-вторых". Ночь была не очень-то темная. Подготовка к вылету велась при ярком свете прожекторов. Даже если бы — допустим на минуту — потенциальный шпион засек вылет огромной группы самолетов, он вряд ли мог бы спасти своим сообщением обреченную цель. Последние данные от разведки недвусмысленно свидетельствовали: аэродром Кала не готов к отражению налета. Другие — и того меньше. Зато превосходное освещение вполне могло предотвратить разные несчастные случаи. В темноте ведь кто-то обязательно споткнется или чего-то уронит — короче, летному составу и аэродромной службе были ни к чему лишние приключения.

Да и сама ночь была не такой уж глухой. До быстрого южного рассвета оставалось полтора часа. Конечно, вне действия прожекторов царила темень, но небо начало потихоньку светлеть.

Как ни странно, взлет эскадры прошел без накладок. Хотя по тайному и несправедливому мнению англичан, американские летчики склонны к повышенному разгильдяйству, огромные В-17 уверенно встали в строй. Возглавляли его отягощенные дополнительными баками истребители.

До советской границы было немногим более часа лета.

Надо отдать должное генералу Смушкевичу. Он расстарался, готовя прием незваных гостей.

Разумеется, радары, хотя и были расположены на самых высоких местах, какие только удалось подобрать, до границы не добивали. Им не хватало километров этак с триста. Так что ж из того: поближе к границе были переброшены тяжелые грузовики марки "Урал", которым, вообще говоря, была предназначена роль подвижных станций РЭБ. Но также в экипаж входил пост ВНОС. А поодаль расположилась позиция звукометристов. Они как раз и среагировали первыми.

— Здесь "Ромашка-4". Слышу звук моторов, множественный. Азимут… дистанция…

Штаб Смушкевича и так не спал, а после сообщения проснулся до полностью бодрого состояния. Командиры с кубарями принялись вычерчивать на картах направления. Тут же посыпались дополнительные сообщения.

— "Ромашка-3" докладывает: засекли подлет. Садлов, нанеси: азимут… дистанция…

— Товарищ генерал-лейтенант, разрешите доложить! Идут вот здесь, — палец ткнул на карту.

— Похоже, направляются к побережью. С точки зрения штурмана — прекрасный ориентир.

— Есть сообщения от "Редута"!

— Сколько?

— Пока не могут сосчитать, отметок слишком много.

Рычагов слушал все это через свой шлемофон. Он и лейтенант Мяклин уже сидели в готовности номер один в кабинах истребителей. Не очень удобное место для руководителя подразделения в момент отражения налета, но лучшего придумать не удалось.

— Одна отметка отделилась!!!

Павел Васильевич с некоторой долей ревности подумал, что Старый в очередной раз оказался прав. Но проверка виделась просто обязательной. Смушкеви пришел к той же мысли как бы не раньше:

— Всем постам ВНОС — проверить направление полета этого отставшего!

Через шесть минут последовал доклад:

— Здесь "Ромашка-5". Отставший направляется в направлении к государственной границе.

А у самой границы командир ВНОСа опустил бинокль:

— А ведь у вражины правый мотор дымится, ей же. Горит он!

Старший лейтенант преувеличил. Движок "Бристоль-Бленхейма" не горел, а всего лишь дымился. И на то была чисто физическая причина.

В этом самом самолете в это самое время экипаж перебрасывался репликами. Точнее сказать, это делали командир и штурман, стрелок лишь наблюдал за густеющей струйкой дыма, тянущейся из-под капота.

— Давление масла падает!

— Дым!

— Заглушаю двигатель, флюгирую винт.

Следующая фраза была адресована полковнику Клируотеру, командовавшему авиасоединением:

— Сэр, говорит Робин! — это был позывной Мак-Грегора. — Докладываю: отказ правого двигателя, он дымится.

— Робин, приказываю избавиться от бомбового груза. Постарайтесь добраться до персидской границы. Там можете прыгать. Не вздумайте сгореть в самолете, иначе у меня прибавится бумажной волокиты по списыванию формы и личного оружия.

Это была шутка, конечно. Мак-Грегор все отлично понял, но отвечал серьезным тоном:

— Сэр, у нас горючего хватит дотянуть до Мосула. Кажется, отказавший двигатель лишь дымится, а не горит.

— Переломайте себе ноги, парни[32].

Командир бомбардировщика доложил точно. Движок испускал дым, но гореть вроде как не собирался. Мак-Грегор, как и полагается доброму шотландцу, был порядочно упрям. Приняв во внимание доклад штурмана, он вычислил, что горючего вполне может хватить до Мосула — если, конечно, не вылезут дополнительные неприятности. Но короткий взгляд на Тима убедил командира, что таковые вроде бы не предвидятся. Штурман всем своим видом излучал спокойствие и уверенность в себе.

Следующее сообщение ушло на аэродром. Противопожарная служба знала свое дело. Тут же завели двигатель небольшого грузовичка с пожарной помпой. Водитель направил машину на то место, где должен был остановиться бомбардировщик — если приземление пойдет так, как надо.

Через шесть минут полуисправный бомбер перелетел государственную границу в сторону сопредельной территории, что пост ВНОС и зафиксировал. В докладе было отмечено, что летчик избавился от бомбового груза там же.

— Уш-ш-шел! — прошипел Смушкевич.

— Да и (мужской причиндал) с ним, все равно он ничего не увидел, — резонно ответил Рычагов из кабины истребителя. По расчетам взлетать ему предстояло через двадцать три минуты. Другие летчики толпились неподалеку от места, куда им должны были выкатывать реактивные машины.

Механизм ПВО стоял на боевом взводе.