Злато-серебро

— Да и вообще натворить дел, — проворчал Вермей.

— Пытались они снова поговорить с тобой? — спросил Черен.

Серп без утайки рассказал о нападении на Иволгу и последующем визите Глиняшки с кошелем золота.

— Так-так, значит, деньги ты взял, — круглое лицо главы Кротов не выражало осуждения, но Серп счел правильным объясниться.

— Я отдал половину девчонке. Ей досталось. А мне пришлось тратиться на камни для охранного амулета.

— Да я и не жду, что ты храму Светлого Солнца пожертвуешь, — улыбнулся Черен. — Это хорошо, что себе оставил. Значит, у лиходеев по-прежнему есть надежда тебя заполучить.

— Меня это не сильно радует, — чародей мрачно зыркнул на добродушного Крота.

— А меня — очень даже. Есть, на кого зубастую рыбку ловить. Ты ведь не откажешься помочь?

— Нет, — буркнул Серп.

— Вот и чудно! — Черен разулыбался еще солнечнее, поднимаясь на ноги. — Приходи, как освободишься, в Кротовину. Вермей объяснит дорогу. — Глянул напоследок на стол, не удержался и прихватил еще кусок пирога. — Эх, хорош! Я такие только в Пироле едал. Ни в Дэре, ни в Мелге с грибами и лучком обжаренным не пекут. Да и стряпуха искусная. За такую держаться надо.

— Я не забыл разговор с Юнкусом, — Серп не скрывал досады. Казалось бы, глава Кротов должен быть умнее, не бить по больному нужного человека. — И мечтаю посчитаться с лиходеем.

— Надо же! А я особого рвения не заметил, — с круглой физиономии начисто исчезло добродушие. Даже пирог в руке не мешал теперь видеть, что Черен — безжалостный и опасный противник.

— Мало чести — быть наживкой.

— Еще меньше — палачом, особенно младшим. Прощения прошу, Вермей, — последовал короткий поклон в сторону старшего.

— Ладно тебе, Черен, — проворчал тот. — Парень согласился, чего еще нужно-то? Я тоже не сказать чтобы счастлив. Так и знал, что начнете по своим делам дергать, как прознаете, что одаренный.

— Одаренного твоего хорошо кормят, — беспечно махнул рукой уже вновь лучащийся добродушием глава Кротов. — Значит, силушки на все хватит, — откусил кусок и направился к двери. — Бывайте! Благодарствую за угощение.

Если раньше Серп проводил вечера в трактирах, когда считал нужным, то после разговора с Череном посещение злачных мест стало обязанностью. Главный Крот настоял, чтобы внимание чародей уделял вертепам с самой дурной славой, большая часть которых находилась на Западном зубце.

— Наткнешься на своего знакомца или кого из их шайки, не геройствуй. Войди в доверие и, не откладывая, донеси нам, — Черен протянул Серпу средних размеров кошель, наполненный серебряными монетами. — Здесь и на расходы в заведениях, и плата за твои услуги. Под расходами я разумею выпивку и закуску, — улыбнулся с легкой издевкой, видно, желая намекнуть, что девицам, буде возникнет охота, палачу придется платить самому. — И помни, я жду отчета обо всех необычных происшествиях. Ты чародей, а у нас одаренных на службе нет. Вдруг важное заметишь, что от обычного Крота ускользнет.

Серп бродил по трактирам вторую неделю, но пока так и не встретил ни лиходейского чародея, ни его подручных. Узнать что-нибудь существенное для Черена, не говоря уж о своем деле, тоже не удавалось. Подслушивались лишь мысли мелких воришек, мошенников да нечистых на руку торговцев. Зубастая рыбка (как выражался главный Крот) либо затаилась, либо пользовалась амулетами, ограждающими сознание и скрывающими подлинную внешность владельца. Распознать хозяев таких штук и обойти купленные чары нетрудно, но наживке подобные хитрости не по чину, мстительно рассуждал чародей. Наживка ждет, когда на нее клюнут.

Ждать постепенно надоедало. Пиво и в особенности кормежка в притонах были далеко не лучшие. Серп, чтобы не терять времени, отправлялся шататься по кабакам сразу после ухода из пыточной и уже не раз с тоской вспоминал кушанья Иволги, которыми теперь в одиночку наслаждался мраков Крестэль. Жизнь отравляли и приставания изрядно потасканных гулящих девиц, бедовых, отчаявшихся настолько, что и ошейник их не пугал.

Однажды в трактир, где обосновался тем вечером Серп, нагрянули стражники. Чародей издали узнал Кайта и ругнулся вполголоса. Отвечать на вопросы, что он делает в такой дыре, неохота, а избежать их вряд ли удастся. У стражников имеются амулеты, которые не дадут ни скрыться незамеченным, ни стать невидимым и переждать облаву. Попробуй чаровать против таких, тут же пойдет сигнал вахтенному и на помощь воякам явится чародей, хорошо, если один.

— Кайт, гляди-ка, это ж твой земляк! — провозгласил веснушчатый парень, обследовавший часть зала, где сидел помощник палача.

Крестэль, который только что вытащил из-под стола обнаруженного с помощью амулета невидимку, стянул с запястья мужчины зачарованный браслет и подошел к чародею.

— Ступай, Греч, займись тем невидимым молодцем. С земляком я сам поговорю. Отойдем-ка, — кивнул Серпу на совсем уж темный уголок, где никого не было. — Ты что же, месяц мрачный, по таким притонам шляешься?

— Тебя не касается. Я ничего противозаконного не делал. Где хочу, там и пью.

— Ничего странного тут не заметил, пока сидел?

— И чего вас всех на странное потянуло? — не сдержался Серп.

— Кого это всех? А-а, ясно, — Кайт понимающе кивнул. — Слыхал я, что Черен недавно в пыточную наведывался. А уж догадаться, что ему нужно было, нетрудно.

— Я смотрю, в Мелге все всё про всех знают, даром что город велик. Только мои вопросы почему-то без ответов остаются, — проворчал Серп. — Идти можно? Или в каталажку потащишь?

— Утихомирься, Полумесяц. Лиходеев в пыточной взглядом прожигай. Не те кабаки выбираешь, вот и остаются твои вопросы без ответа, — подмигнул Кайт. — Проведи вечер-другой в «Кабаньем клыке». Это притон на задах портовых складов. Слыхал?

— Не слыхал, но найду. Только если это очередная дурацкая шутка, и мне весь вечер придется отмахиваться от престарелых шлюх…

— Да нет там никаких шлюх, мой подозрительный земляк. Баб туда не пускают. Только хозяйка, Большая Мерта, но она покруче иных мужиков будет.

— Спасибо, — буркнул Серп, запоздало сообразив, что лжи в словах Крестэля нет и в помине.

— Мне не столько твоя непривычная вежливость нужна, сколько помощь, — признался Кайт. — Дело такое: у одного купчины в прошлом месяце дом обчистили. Он теперь чуть не каждый день к Грифу ходит, справляется, когда вора поймают. Торговец, как назло, приходится родичем одному из старейшин. А тот не стесняется капитану напоминать, что город страже деньги не за ношение форменных плащей платит.

— Приятно узнать, что в Мелге не только об меня ноги вытирают.

Говоря, Серп с досадой заметил, что к Кайту приближается один из стражников, дружок Бурьяна. Последние слова достигли ушей вояки, тот недобро осклабился.

— Ох, и много ты о себе мнишь, чарун! Кому это в Мелге понадобилось пачкать ноги о кучу…

— Хватит, Чиж! — прервал сослуживца Кайт. — Даже Бурьян уже унялся, а тебе все неймется.

— Дык, а чего он! Говорил, здоровяки в постели слабосильные.

— Он и мне это говорил. И много чего еще в придачу, всего не упомню. Ты-то что так взъелся? Или палач верно угадал, а, Чижик?.. — Кайт издевательски усмехнулся. Похоже, солдат не вызывал у него особой приязни.

— А может, это про тебя он угадал? Вот ты на правду и не злишься! — вспылил Чиж.

— Вы померяйтесь, вояки, — доброжелательно проговорил Серп, привалившись к стене и скрестив руки на груди. — А я рассужу.

— Сгинь, Чиж! — прошипел Кайт. Он не желал привлекать внимания окружающих к назревающей ссоре. — Я хочу чародея попросить здешних прощупать, а ты все портишь! Если на командира плевать, о себе подумай. Не надоело третью неделю без толку по грязным кабакам шляться да отребье вылавливать?

— Чародея попросить! У такого мрака ночью не допросишься! — стражник с ненавистью зыркнул на Серпа. — А здешних и щупать нечего. Мелочь одна да пьянь.

— Мелочь? А как же невидимка, которого я поймал?

— А, то девка! — Чиж оживился и почти позабыл свою злость. — На ней кроме невидимости еще и амулет, что внешность меняет, был. Благородного какого-то дочка, из Дэры. В замке у папаши скучно стало. Поразвлечься, вишь, приспичило. Я б ее развлек, кралю этакую, — оглянулся в сторону кучки посетителей, оттесненных стражниками к стойке, подальше от двери и окон.

Серп с Кайтом тоже не преминули посмотреть туда. Высокая темноволосая девушка в небедной мужской одежде заметно выделялась среди завсегдатаев трущобного кабака.

— Хороша, — мечтательно проговорил Крестэль. — Хочу сам ее допросить. Чиж, скажи, чтоб пока не отпускали.

Стражник с ворчанием ушел передавать просьбу.

— Не серчай, Серп, — примирительно попросил Кайт. — Чиж — не слишком большого ума мужик. Зато Бурьяну преданный друг. Ну, а ты и сам вряд ли станешь спорить, что норовом обладаешь гадостным.

— Не стану. Знаю, как выгляжу в глазах болванов. На предмет кражи прощупайте вон того, белобрысого, — Серп кивнул на светловолосого парня, который держался непринужденно, едва ли не весело, и потому вызывал у стражников меньше подозрений, чем остальные посетители трактира.

— Ты, надеюсь, тоже не шутишь? — прищурился Кайт, решив не обращать внимания на «болванов».

— Нет, не шучу. Парень больше двух недель ждал, встречу скупщику не назначал. Теперь страшно досадует, что вы нагрянули. Будет запираться, тащите завтра ко мне. А с девицей этой поосторожней. По-моему, кроме двух мощных амулетов у нее еще кое-что припасено.

— Завидуешь? — усмехнулся Кайт. — Я думал, ты белокурых предпочитаешь.

— Завидую? Тебе? — удивление в голосе было настолько искренним, что немудрящие слова прозвучали изощренным оскорблением. — И поменьше думай, а тем более обсуждай, кого я предпочитаю.

— Можешь считать меня болваном, а норов у тебя все-таки гадостный, — усмехнулся Кайт. — Спасибо за помощь, — стражник направился к белобрысому весельчаку. — Эй, ребята, пропустите Вермеева помощника! — крикнул солдатам, охранявшим дверь.

Серп вышел из кабака, по пути бросив взгляд на одетую в мужское девицу. Ее нельзя было назвать настоящей красавицей — высоковата, излишне стройна, хотя, одень в платье, и все положенные округлости наверняка станут заметнее. Смуглая, на высоких скулах играет румянец, глаза чуть раскосые, как у кочевников Равнин, сверкают зло. То и дело покусывает яркие полные губы, глядит с презрением. На Крестэля, впрочем не подействовало, сам из благородных, к их спеси привычен. И коса, длинная, тяжелая черная коса, обернута несколько раз вокруг головы, чтобы не выдала ненароком в мужском обличье. Тьфу, как мальчишка, стоит красивую косу увидеть, тут же хочется… нет, уже не дернуть. Расплести, посмотреть, как рассыпаются пряди по обнаженным плечам.

Пред мысленным взором заструился водопад золотистых иволгиных волос, омывающий бело-розовое, и Серп прикинул, а не пойти ли домой. Вечер-то все равно не заладился. Но в воображении вдруг возникла черная блестящая коса, змеей сбегающая меж острых лопаток по гибкой смуглой спине. Чародей тряхнул головой, отгоняя наваждение, и повернул к портовым складам.

Вывеска рекомендованного Крестэлем трактира была освещена чародейским светильником, значит, на доходы хозяйка не жалуется. Серп с интересом рассмотрел устрашающего вида кабанью голову, клыки и рыло щедро перепачканы красным. То ли секач кого-то задрал, то ли ему самому башку снесли. В любом случае настраивает на нужный лад.

Верный настрой сменился удивлением, стоило войти внутрь. Небольшой зал, освещенный лишь горящими свечами, по одной на стол, да мерцающим облачком над стойкой. Народу немного, сидят по одному-двое, самое большее, по трое, едят-пьют, чинно беседуют. Ни дать ни взять, зажиточные купцы и цеховые мастера в уважаемом заведении на Среднем зубце. И где же обещанный Моховиком притон?

— Чего застыл, морковка чернявая? — раздался пронзительный женский голос от стойки. — Раньше тебя тут не видела. Подойди-ка!

Серп подошел и уставился на крошечную сухонькую женщину преклонных лет, совершенно седую. Несмотря на малый рост, она едва ли не возвышалась над мужчиной, стоя на установленных за стойкой мостках. Нос крючковатый, сморщенный рот щелью, а вот в ясных зеленых глазах еще достаточно огня.

— Каким же боком я на морковку похож, хозяйка? — спросил чародей. — Не рыжий ведь. Сама сказала, что чернявый.

— Жаль, не спросил, каким местом похож! — ухмыльнулась женщина. — Я б с радостью ответила!

— Не сомневаюсь, — невольно улыбнулся Серп. Неизвестно, как выглядела эта самая Мерта лет сорок назад, но глаза точно были прекрасны, наверняка сверкали не хуже смарагдов.

— Эх, была б я помоложе, ты бы мне не монетами платил, — хозяйским жестом взяла мужчину за подбородок, приподняла лицо, потом скользнула взглядом на шею. — Плевать, что палач. На морковку ты фигурой смахиваешь. Тощий, а в плечах широк.

— Как скажешь, — Серп дернул головой, высвобождаясь. Сравнение не показалось ему удачным. Раздражало и то, что он сам привык рассматривать девичьи личики тем же способом, которым воспользовалась Большая Мерта. Ну, Моховик! Отрекомендовал здешнюю хозяйку! Впрочем, может, старушка и впрямь покруче иных мужиков будет, закалки и задора ей не занимать. Ну, а Большой ее остряки прозвали. Мрак знает, ей, поди, еще и лестно.

— Чем обязана? — спросила Мерта. — Давненько ко мне палачи не заглядывали.

— Ищу кое-кого.

— По долгу службы? — хозяйка глянула издевательски. — Ты ж, болтают, кое-с-кем только в пыточной дело имеешь.

— Это прежде было, пока надеялся, что мое рвение оценят, — не моргнув глазом заявил Серп.

— Ах, вот как! Я не чародейка, правду от лжи отличить не умею. Иди, присядь. Может, и дождешься того, кого ищешь. Эй, Яс, принеси гостю пива! — завопила пронзительно, обернувшись к боковому проходу, который вел на кухню.

Серп не стал ждать появления неизвестного Яса, пошел по привычке в дальний угол, уселся. За соседним столом негромко беседовали два степенных мужика средних лет.

Очень скоро рядом с чародеем появился ладный парень с кувшином пива и кружкой.

— Угощайся, — поставил посуду перед посетителем. — Есть будешь?

— Нет, — Серп положил на стол серебряную монету, разглядывая молодое лицо, на котором сияли те же глаза, что и на сморщенном личике Большой Мерты.

— Кувшин стоит две монеты, — сообщил парень. — Не боись, пиво хорошее. Маманя за поставщиками следит строго.

— Если оно и впрямь хорошее, я ей третью оставлю, — проворчал Серп, которому до тошноты надоело мерзкое пойло из дешевых кабаков.

— Давай сразу! — ухмыльнулся сынок Мерты.

— Отдал бы, кабы ты девчонкой был, — фыркнул Серп. — Дочки-то у твоей мамани имеются?

— Не-а, — покачал головой Яс. — Уж больно она мужиков любит. Мы с братьями шутим, мол, поэтому ни одной дочки и не родила. А сюда девок пускать отказывается, — парень погрустнел. — Сунулся тут намедни один с подружкой. Так маманя такой крик подняла, чуть посуда не полопалась.

— Яс! — раздалось от стойки. — У тебя что, дел больше нет?

Парень тут же поспешил прочь. Серп пригубил пиво и зажмурился от удовольствия. Такое ароматное и вкусное он в последний раз пил в Регисе, когда еще был подающим надежды молодым чародеем. Вот тебе и притон! Поневоле задумаешься, а не принять ли предложение лиходейского чаруна, коли он и впрямь тут завсегдатай.

Наслаждаясь пивом, Серп поглядывал на посетителей. Имя пирольской принцессы, неожиданно долетевшее от соседнего стола, заставило насторожиться и прислушаться к беседе.

— …Да, Эрону! Наследную принцессу… — (Увы, говорили собеседники вполголоса и даже обострение слуха с помощью чар помогло мало.) — …Крестэль сынка-то и отослал подальше… — Серп хотел было осторожно передвинуться вместе со стулом ближе к говорящим, но в этот момент к столу подошел некто, закутанный в плащ с капюшоном и, не спросив позволения, уселся напротив.

— Вот и довелось нам еще разок перемолвиться, — знакомый голос вновь прозвучал не вовремя, еще более ни к месту, чем в памятный вечер у Лилеи.

— Так и будешь прятаться? — раздосадованный Серп окинул взглядом черную фигуру, со злостью ощущая, что чародейская сущность лиходея как и в прошлый раз остается скрытой. И защита выставлена мощная, с наскока не пробьешь. Впрочем, побоище затевать он и не собирался.

— А ты б на моем месте не таился? Я ведь знаю, что и у Грифа ты после нашей встречи был, и у верховного. И хитрый толстый Крот свое рыльце в пыточную совал.

— У вас человек, что ли, в замке?

— Ты не у себя в подземелье. Тут вопросы задаю я. Темнить не вздумай.

— Ох, госпожа моя Луна, пошли терпения… — пробормотал Серп вполголоса. — Как я темнить-то буду? Ты ж говорить со мной не станешь, если тоже закроюсь.

— Ага, значит, все-таки ночной, — удовлетворенно заявил незнакомец. — Ладно-ладно, не начинай опять зудить о вежливости! Чхал я на твой источник. Меня, кстати, Рубус зовут. А тебя как кличут? Серп — не чародейское имя.

— Серпилус.

— Ты откуда? Дэрский или из Пиролы? Иль совсем издалече?

— А не много лишних вопросов задаешь? Какая разница, откуда я родом? Ты ж не замуж за меня собрался, — Серп глотнул пива, откинулся на спинку стула и с усмешкой глянул на собеседника.

— Экий бойкий! Замуж! — расхохотался Рубус. — Раскатал губу! Это я б на тебе женился, коли зад у тебя не такой костлявый был. С норовистыми веселее, сам знаешь. Твоя-то девчонка горяча! Так Рачка боднула, что нос ему сломала. Во он возбухал, пока не скумекал, что смазливая внешность ему больше ни к чему.

Серп ощутил неожиданное удовлетворение, сообразив, откуда именно у Иволги была шишка на лбу. Может, служаночка и говорила о своих подвигах, но его тогда гораздо больше занимал вопрос, не испортили ли его источник, учинив насилие, а малозначительные подробности проскакивали мимо ушей.

— Сурово ты с подчиненными.

— Не терпеть же дураков! От них вред один, — презрительно бросил Рубус. — Сам, небось, знаешь.

— Знаю, — согласился Серп, невольно вспоминая, как не раз высказывался в подобном духе.

— Ты не пужайся. Знаю, что не глуп. Станешь помогать, на равных будем. Оба ж чародеи.

— Заманчиво, — помощник палача усмехнулся про себя. На равных, как же! Власть — как женщина, ею не делятся.

— Так ты и впрямь передумал?

— Да, и впрямь, — Серп прибегнул к давно отработанному приему, оставив в голове лишь мысли о том, как хочется поучаствовать в готовящемся крупном дельце.

— С чего бы? У Лильки, помнится, праведность из тебя чуть фонтаном не хлестала. Я решил, такого убедить удастся, только подружку захватив.

— С того, что вышестоящие праведности моей не оценили. И, Рубус, для ясности. Девчонка мне не подружка, а служанка.

— Да ну! Только служанка? А чего она теперь с охранным амулетом разгуливает?

— Готовит хорошо, не хочу лишиться. Амулет у нее всего лишь из сангрилов, а не из очей полнолуния. Я в нее не влюблен.

— Это портит дело. Я-то думал, она у меня побудет, пока ты нам пособляешь. Врать вроде не врешь, но осторожность прежде всего, смекаешь?

— Что ж, ничего не выйдет, коли ты такой подозрительный. А жаль! — Серп снова хлебнул пива.

— Расскажи-ка, что ты этим шишкам мелжским про меня наговорил.

— Да все как было. Верховному ведь тоже не соврешь. Про твое предложение рассказал. И про то, что ни выследить, ни узнать тебя не смогу.

— А что они?

— Похвалили за честность. Весьма сдержанно, как и ты.

— А Крот? Неужто не приказал меня искать? Чего ты по кабакам-то забегал?

— Да я и раньше ходил. Пива выпить, новости послушать. Должен бы знать, раз и девчонкин амулет, и зад мой костлявый разглядеть удосужился.

— Знаю, что ходил. Но не в те, что на Западном зубце.

— Разнообразия захотелось. Уж больно купчишки и мастеровые уныло беседуют. Тут, говорят, новости интереснее.

— Что Кроту было надо? — Рубуса, похоже, начинала раздражать манера собеседника говорить правду о каких-то незначительных вещах, обходя вниманием важные вопросы.

— Чтобы я встретился с тобой, вошел в доверие и сдал его людям.

Лиходей напрягся. Серп отлично понимал, что тот снова, более тщательно проверяет трактир и окрестности, ощупывает чутьем в поисках затаившихся недругов. Никого не обнаружив, Рубус перевел дух.

— Выполнишь его приказ?

— Пока стараюсь, и довольно успешно, — усмехнулся помощник палача. — Встретился, в доверие вошел…

— Не зарывайся! Отвечай прямо, без увиливаний. Собираешься сдать меня?

— Нет, не собираюсь.

— И помогать нам согласен?

— Да, согласен.

— Не врешь, — Рубус откинул капюшон.

Взгляду Серпа предстало совершенно заурядное лицо. Возраста лиходей был неопределенного, не юн, не стар, с жидкими русыми волосами, круглыми щеками и небольшой ямкой на подбородке. Чародейская сущность оставалась скрытой, да и отличить в словах собеседника правду от лжи помощник палача по-прежнему не смог бы. Значит, нет уверенности и в том, что внешность настоящая.

— Не за Лильку ли мстить собрался? — продолжил допрос лиходей.

— Вот еще! — совершенно искренне фыркнул Серп. Он и за Иволгу мстить не собирается, не то что за Бурьянову зазнобу. Он собирается посчитаться с болваном, который решил, что сможет использовать Серпилуса. И заодно показать всем этим Юнкусам, Черенам и Грифам, что помощник палача один стоит поболе их всех вместе взятых. — Давай-ка, сразу на пару следующих вопросов отвечу. Лилею к целителю тащил, чтобы начальнички не придрались. Твое предложение решил принять, потому что соскучился по деньгам и власти. Верховный-то меня за верность не обласкал. Еще и в ошейник носом ткнул, как напакостившего щенка.

— А откуда у чародея ошейник?

— А это, Рубус, к нашим делам никаким боком не относится. Но я готов поделиться, если ты снимешь защиту со своего сознания и поведаешь, что заставило одаренного избрать лиходейскую стезю.

— Ну ты и чирей! — хмыкнул чародей. — Ясно, почему мелжские шишки тебя по шерстке гладить не стали.

— Ты-то берешь в подельники? — пиво Большой Мерты оказалось не только вкусным, но и забористым, так что Серпу уже вековые сосны казались по плечо.

— Беру. Условимся так. Будешь захаживать сюда через два дня на третий. По вечерам, вот как сегодня. Мало ли, понадобится с тобой дельце обсудить. Когда у меня все готово будет, здесь же и сообщу. И подробности, и чем пособить сможешь.

— Идет, — помощник палача с сожалением перевернул над кружкой пустой кувшин. — Недоверчивый ты мужик, Рубус. Впрочем, я б на твоем месте…

— Во-во. Хошь, еще кувшин поставлю. Вместе разопьем.

— В другой раз. Я, пожалуй, домой пойду. Спать охота, — Серп потянулся и зевнул.

Соседний стол, за которым перед приходом Рубуса вели столь увлекательную беседу, давно опустел, а пить с лиходеем не хотелось. Впрочем, еще придется. Кого б сюда притащить, так это Крестэля. Откуда странное заведение известно Боровичку? И почему его имя поминают вместе с именем наследницы пирольского престола? Напоить бы Мертиным пивом и выпытать, можно и к чарам прибегнуть. Только позаботиться, чтобы охранный амулет стражник дома оставил. Ну, да это не трудно.

— Бывай, коли так, — благодушно ответил Рубус. — И не забудь, через два дня на третий.

— Помню, не дурак, — отмахнулся Серп, вставая.

Проходя мимо стойки, чародей положил перед хозяйкой монету.

— Вот, держи, Мерта. Я твоему парню обещал еще одну накинуть, коли пиво понравится. Отменное, давно такого не пил.

— Заходи еще, морковка, — улыбнулась трактирщица. — Пиво у меня всегда хорошее. И кушанья тоже.

— Зайду непременно. Может, и кушанья попробую. Хотя и дома кормят неплохо.

— По тебе не скажешь. Тощий больно! — рассмеялась Мерта.

На улице было темно, Госпожа Луна пряталась за тучами. Промозглый осенний ветер доносил запах дегтя и рыбы. Несмотря на непроглядную ночь, пробравшуюся в Мелгу осень и портовые ароматы на душе было легко и радостно. Лиходея, наконец, нашел, дело сдвинулось. Теперь Серпилус всем покажет: и мелжским преступникам, и шишкам.

Чародей прикинул, не прогуляться ли до дома пешком. Нет, неохота. Далеко, большая часть пути идет по трущобам, где непременно нарвешься на приключения. Коли можно было бы идти лунными лугами, дело другое, но сегодня не получится. И он открыл переход.

Немного не рассчитал (давал себя знать хмель), крепко приложился плечом о дверь дома Боровика. Невидимый хранитель заверещал было, но узнал чародея и, повинуясь велению хозяина, умолк, даже услужливо распахнул дверь.

На кухне было темно, и Серп поплелся к себе, слегка досадуя. У Иволги наверняка что-то припасено для него, но рыскать по котелкам и сковородкам лень. Лучше попросить птаху принести, если она еще не спит.

Из-под двери комнаты чародея пробивался свет. Удачно: служаночка бодрствует. И чем же занята: одежду штопает? Как бы ни так, сидит за столом, на его месте, читает. Вернее, читала. Услышала, как дверь отворилась, и обернулась, мордашка встревоженная.

— Тебя так долго не было. Что-то случилось?

— Случилось, — нарочито мрачно буркнул Серп. — Да не пугайся ты! Случилось то, чего я давно ждал, — пошатываясь, сделал пару шагов и рухнул на кровать. Полежал немного, глядя в потолок, потом с некоторым трудом приподнялся на локте. — Ты, оказывается, молодец! Тому болвану в трущобах нос сломала. Не ожидал от тебя такой прыти.

— Сломала? — взволновалась Иволга. — Я думала, просто разбила. А откуда ты знаешь? Ты его видел?

— Нет, не видел. Я разве не говорил? Он мертв.

— Ты его убил? — выдохнула девушка с испугом.

— Как я мог его убить, если не видел? Хотя мог бы. У тебя на одежде наверняка была его кровь. Да успокойся, это я только сейчас сообразил. Его другой чародей прикончил. Чего распереживалась? Неужели жалеешь?

— Нет, — задумчиво покачала головой Иволга. — Но и смерти ему я не желала. А тебе ни к чему брать лишний мрак на душу.

— Ты еще начни о моей душе печься, — проворчал Серп. — Лучше поесть принеси.

— Хорошо, — Иви встала. — Сними-ка сапоги. Нехорошо лежать на постели обутому.

Когда девушка вернулась с подносом, Серп уже храпел, не удосужившись избавиться от обуви. Иволга покачала головой, поставила ужин на стол и принялась раздевать спящего.

Серп ни с кем и словом не обмолвился о встрече в «Кабаньем клыке». Расскажи он об успехе Черену, тот не удержится и подсадит в Мертино заведение своих людей. Рубус их непременно почует, и — прости-прощай, возможность расквитаться.

Нет, что бы он дальше ни решил, пока рано хвалиться, нужно побольше узнать о лиходейских планах. Может, после пары-другой вечеров за пивом удастся по-настоящему втереться в доверие, и уж тогда…

Но, к досаде Серпа, больше Рубус в трактире не появлялся. Помощник палача вынужден был оценить хитрость и предусмотрительность преступного чародея. Тот наверняка наблюдал издали, не позволяя ни на волос проникнуть в собственные замыслы.

Бывая в «Кабаньем клыке», Серп частенько обострял слух в надежде узнать что-нибудь о Крестэле или каких-то пирольских делах, но и здесь не преуспел. Везло исключительно в установлении добрых отношений с хозяйкой заведения. Большая Мерта уже и потчевала чародея чуть ли не бесплатно, исправно требуя монеты только за пиво.

Поначалу Серп поддерживал беседу, надеясь, что Мерта, как многие трактирщики, пустится в рассказы о своих завсегдатаях. Но старая женщина все больше перемывала косточки знатным мелжанам, иногда вспоминала молодость, да еще выспрашивала гостя о его житье-бытье. Сплетни чародей слушал внимательно — вдруг проскользнет что-то полезное? Воспоминания большей частью пропускал мимо ушей, да и трактирщица, по счастью, меру знала. А уж на вопросы о себе Серп почти не отвечал, все больше отшучивался. Мол, поздно я родился, надо было лет на тридцать-сорок пораньше, да тебя б, хозяюшка, вовремя встретить, тогда бы и жизнь по-другому пошла. Мерта смеялась и на время бросала попытки вызнать подноготную чародея.

Так прошли десять дней, в течение которых Серп трижды наведывался в «Кабаний клык» и ни разу не встретил никого из лиходеев. Это начинало раздражать, тем более что от Черена уже приходил человек, справлялся, нет ли у младшего палача вестей для главы Кротов. Да и Иволгу неожиданно начали тревожить поздние возвращения Серпа.

— Где ты опять пропадал? — спросила она, когда чародей в очередной раз вернулся поздно.

— Не волнуйся. Там была только одна женщина, хозяйка, которая мне в бабки годится.

— Я вовсе не из-за этого! — возмутилась Иви, отчаянно покраснев. Это позабавило Серпа, хотя он с удивлением ощутил, что говорит птаха чистую правду. — Я думала, что, может быть, ты нашел того, кто надел тебе ошейник.

— Если б я его нашел, то либо уже расстался с палаческим знаком, либо был на пути к новому воплощению.

Иви вздохнула и больше ничего не сказала. Ей искренне хотелось, чтобы Серп снова мог зарабатывать на жизнь чародейством, но в этом случае он перестал бы нуждаться в ней. Может быть, предложил остаться в качестве служанки, на что она теперь вряд ли согласилась бы.

— Брось тревожиться, — Серп по-своему истолковал грустное выражение лица девушки. — Я обещал, что не брошу тебя на произвол судьбы. А если со мной что-то случится, Кверкус не даст тебе пропасть. Вот, смотри, — порылся в котомке, что валялась под кроватью, достал медный желудь. — Бросишь в огонь, он раскалится. Вслед за ним раскалится парный, который находится у наставника. Дальше Кверкус найдет способ с тобой связаться. Может, сразу сам заявится.

— Почему ты раньше не рассказывал? — Иви с интересом разглядывала искусно сделанную вещицу, почти не отличимую от настоящего желудя, даже шершавая шапочка наверху имелась.

— Потому что ты раньше не тревожилась, — Серпа начинала утомлять въедливость птахи. — А ты решила, я ввязался во что-то?

Иволга не ответила, вынула из мужских пальцев медный желудок.

— Красивый. Кто его делал? Кузнец? Или сам Кверкус?

У девушки тоже оказались свои немудрящие способы скрывать правду от чародея. Серп, не слишком ждавший ответа, принялся объяснять, как можно с помощью чар создавать сигнальные амулеты.

Было поздно, Серп собрался уходить из «Кабаньего клыка». Очередной вечер прошел впустую. Ни Рубуса или его человека, ни разговоров о Пироле, даже Мерты сегодня почему-то не было, ее заменял Яс. Чародей с досадой покосился на пшеничные волосы и зеленые глаза парня за стойкой. Чего б такому девкой не родиться? Ясочкой. Время бы прошло много веселее.

Трактир все больше пустел, и без того немногочисленных посетителей почти не осталось. Не удивительно, время уже за полночь. Серп поднялся из-за стола, проворчал нечто нечленораздельное на Ясово вежливое пожелание спокойной ночи и вышел в темноту. Не успел сделать и десятка шагов, как за спиной раздалось:

— Не спеши.

Чародей тут же развернулся и оказался лицом к лицу с ухмыляющимся Рубусом.

— Ну как, настучал на меня, праведник?

— Все проверяешь? Нет, не настучал.

— Проверяю. Ночь сегодня подходящая, — лиходей кивнул на ясное небо, в котором царила круглая, словно монета, Госпожа Луна. — Пойдем-ка.

— Назад в трактир? Поздно уже. Яс, по-моему, закрывать собирается.

— Не, зачем в трактир? — усмехнулся Рубус. — На дельце. Или передумал?

— Вот еще! — фыркнул Серп. — Только объясни, наконец, в чем оно заключается? И, главное, что от меня требуется?

— Экий нетерпеливый! — лиходей явно наслаждался. — Дойдет до дела, там все и узнаешь.

— Как скажешь, — раздраженно бросил Серп.

Ему приходила в голову возможность такого развития событий, но он каждый раз отметал ее. Дело наверняка затевается серьезное, значит, разумнее обсудить его заранее. Но Рубус, видно, счел, что безопасность важнее и исключил всякую возможность утечки сведений. Что ж, в хитрости и предусмотрительности мужику не откажешь. Ну да и Серпилус — не пустоголовый Глиняшка на побегушках. На ходу что-нибудь придумает.

А может, лиходеи просто хотят для начала впутать его в какое-то мелкое дельце. Замарать репутацию, дабы вертеть потом, как душа пожелает. Считают, он не сможет на них донести, раз сам в чем-то виноват. Эх, ладно, поглядим!

Направлялись они, как и предполагал Серп, к основанию Западного зубца. Вскоре показалась серебристая в лунном свете стена замка, она приближалась, все выше вздымаясь в темное небо. Помощник палача ждал, что теперь Рубус свернет налево, к зажиточной части города, но аппетиты у лиходея оказались куда солиднее. Он двинулся вдоль каменной кладки направо.

— Почти пришли, — подмигнул, довольный. — Парни уже должны быть на месте. Слизню нужно время, чтобы подкопаться. Не шибко долго, но подождать придется. Ты уже сейчас можешь взяться за полотно сил. Чем больше захватишь, тем вернее. Хорошо б весь замок держать. — Надежда на мелкое дельце, затеянное для закрепления места новичка в шайке, стремительно испарялась. — Полотно не должно трепыхаться, чтобы стража и прочие ничего о наших делишках не пронюхали. Я нарочно выбирал лунную ночь, сил должно хватить нам обоим.

— Хитро придумано, — похвалил Серп, мрачно усмехаясь про себя.

Хитро, как же! Причину, по которой понадобился лиходеям, он угадал давно. Держать полотно не трудно, даже немалый его кусок, особенно пока ничего толком не происходит. Его поведение с Лилеей, оказывается, было правильным. Рубус решил, что источник палача — свет Бледной Госпожи. И сам заодно раскрылся хоть в чем-то. Впрочем, пользы от этого мало, только осознание, что силы противника ясной ночью полнолуния не ограничены. Чего нельзя сказать о самоуверенном Серпилусе, хихикнул где-то в голове Кверкус. Вот ведь вредный старикашка!

— Слышь, Рубус! Что у тебя там за слизень такой? Надеюсь, это не кличка одного из твоих людей?

— Я б на твоем месте спрашивал, куда он подкапывается.

— А что тут спрашивать? Мы под самой стеной Мелжского замка. Всем известно, что в его подземелье хранится городская казна. Изрядный куш. Там и золото, и камни драгоценные.

— Угадал.

Серп различил впереди с десяток человеческих фигур, столпившихся вокруг темной кучи. В воздухе стоял влажный запах разрытой земли.

— Парни, это мы, — Рубус вполголоса успокоил нескольких горячих голов, схватившихся за мечи. — Давно выпустили?

— Как ты и велел. Караул прошел и пустили.

— Хорошо. Щас наброшу чары, они закроют это место. Никто ни подойти, ни разглядеть наших делишек не сможет. Заодно проверим, как новичок полотно держит, — глянул на Серпа, тот нахмурился.

— Знаешь, Рубус, твоя подозрительность начинает утомлять. Ты, кстати, не сказал, сколько я получу. Раз хапнуть предполагается мелжскую казну, золотишка мне должно отвалиться немало.

— Не дрейфь, не обижу, — лиходей позаботился о создании завесы. — Пока хорошо справляешься. Полотно и не шелохнулось.

Серп с трудом сдерживал радость. Расход силы ощущался, но отнюдь не так болезненно, как тогда, с Лилеей. Лиходей доволен, нужно только еще чуть-чуть усыпить его бдительность и можно действовать.

— Так что там за слизень? Долго он копать будет? — спросил помощник палача. О таинственной твари разузнать полезно не только для отвлечения внимания Рубуса. Вдруг она опасна? Еще растерзает половину обитателей замка. Как потом перед Череном, Грифом и Юнкусом оправдываться?

— Сказал уже, не долго, — из ямы под стеной как раз вылетел очередной фонтан земли и мелких камешков. Несколько лиходеев, склонившихся над дырой, с руганью отскочили, отряхиваясь и отплевываясь. — Слизень — это такой зверь с Рудных островов. Слыхал?

— Про острова слыхал. Лежат далеко отсюда, к западу. Гористые, богаты залежами металлов.

— Вижу-вижу, что книжки ты зубрил исправно. Наставник заставлял, или самому нравилось? — с обидным смешком перебил Рубус. Серп сдержался и промолчал. Рассказывать такому о своей хорошей памяти — себя не уважать. — Ну так вот, людишки с тех островов слизней используют, чтоб до золотых жил добираться. Слизни — подгорные твари, прогрызают ходы даже в твердом граните, не то что в здешнем известняке. Золото им нужно, чтобы гнезда делать. Почему-то их яйца ни на камне, ни на голой земле, ни на других металлах не вызревают. Так что запасы золотишка они чуют ого-го через какие толщи!

— Значит, он сейчас в сокровищнице загнездится? — брезгливо спросил Серп. — Вроде дракона?

— Яйца отложит и сдохнет, — пояснил Рубус. — Это быстро, тварь на сносях. Я за ней слежу, — постучал себя по лбу. — Как только кончится, вытяну через тоннель из сокровищницы золото и что там еще запрятано. Может, несколько яиц повезет зацепить. Их неплохо сбыть можно, да и самим еще пригодятся.

— Хороший план, — вынужден был признать Серп. — Никогда не слышал об этих слизнях.

— Рудокопы ими дорожат и не кричат на каждом углу, особливо при чужаках. Я у них не один год жил, вот и прознал.

Или сам родом с тех островов, подумал Серп.

— Зачем я держу полотно? Только из-за твоей волшбы? Слизень вряд ли вмешивается в плетение сил. Это же обычный зверь, ведь так?

— Больно ты любопытен. Делай свое дело и молчи. В накладе не останешься.

Серп задумался. Скорее всего, слизень не опасен, раз подобных тварей используют простые рудокопы. Или подождать, пока зверь сдохнет, чтобы уж наверняка?

— Эй, Чудь, подь сюда! — Рубус окликнул одного из своих людей.

К чародеям приблизился огромный мужик с всклокоченной, давно не стриженной шевелюрой, лицо до глаз заросло густой черной бородой. В расшнурованном вырезе рубахи виднелась клочковатая шерсть, покрывавшая широкую грудь. Не просто Чудь, настоящее чудише.

— Придется, Серп, еще маленько потерпеть мою подозрительность. Чудь, подержи у его бока перышко. Начнет рыпаться, вспори и вырви печень.

— Не подойти к нему, Руб, — прогудел детина, наткнувшись на невидимую преграду, которой Серп окружил себя, стоило встретиться с лиходеем у трактира.

— Не балуй, палач, — Рубус с явным удовольствием рассматривал искаженное злостью лицо напарника. Щит преступного чародея стал таким мощным, что оказался видим, по крайней мере, Серпу. Клубился призрачно мерцающим облаком вокруг фигуры в плаще, надежно ограждая хрупкое человеческое тело. — Сними свою защиту, пока я не взломал. Дай Чудю выполнить приказ, и можешь закрыть вас обоих. Мой человек возражать не будет. Он дергаться начинает, когда рядом с ним чудят, — ухмыльнулся.

— За это тебе придется как следует мне надбавить, — скрипя зубами, процедил Серп. От волосатого бородача, который стоял теперь едва ли не вплотную, приставив нож к правому боку чародея, сразу под ребрами, нестерпимо воняло немытым телом, рыбой и чесноком.

Справившись с бешеной злостью, Серп подумал, что влип. Слишком долго выжидал, ловя подходящий момент для удара, хотел наверняка. И вот пожалуйста: все его чародейские умения бессильны перед острым лезвием. Не просто острым, заговоренным от чужой волшбы. Рубус отлично подготовился: и сознание Чудя защитил от возможного вмешательства случайного напарника. Как теперь незаметно ударить лиходейского главаря чарами? Стоит пошевелиться, напрячься — а без этого не высвободишь достаточно силы, чтобы пробить мощный щит — и мужик либо предупредит Рубуса, либо просто вспорет Серпу бок. Если же сначала тем или иным способом избавиться от вонючего громилы, это не укроется от преступного чародея, и неожиданного удара не получится.

В открытом противостоянии Серпу будет непросто одержать верх. Перевес сил, увы, не на его стороне. Пока мощи достаточно, но восполнить расход не удастся, и кто знает, получится ли чаровать, когда силы убудет вполовину. Как его тогда прижало с Лилеей! А Рубус может пить, захлебываясь, свет полной луны. Хоть бы облака набежали.

Иволга больше не могла читать. Глаза успешно разбирали слова, но разум напрочь отказывался воспринимать их смысл. Серп опять где-то пропадал, как пропадал два дня назад, и еще за два дня до того. Будто у него условлено проводить где-то каждый третий вечер. Может быть, и правда, условлено?

Простейшее объяснение его отсутствий — любовную связь — Иви отмела почти сразу. Чародей по-прежнему нуждался в ней как в источнике силы. Нет, за проведенными невесть где вечерами крылось нечто другое. Когда Серп в первый раз вернулся позже обычного, изрядно навеселе, то сказал странную вещь. Мол, она сломала нос напавшему на нее в трущобах. Откуда он мог узнать? И про смерть того человека?..

Девушка с беспокойством дотронулась до бусин браслета-оберега. Они, кажется, стали еще теплее, такого раньше не бывало. Камни, наоборот, холодили кожу, стоило ей обнажить руку. Студеной водой полить, чтобы окончательно убедиться?

Но за водой она не пошла, снова углубившись в раздумья. В трущобах ее схватили неспроста, хотели чего-то добиться от чародея. Вдруг они нашли его, пригрозили и теперь заставляют работать на них? Правда, Серп в последние дни совсем не походил на человека, которого принуждают выполнять неугодное. Наоборот, он был довольным и еще более самоуверенным, чем обычно.

Ох, Светлое Солнце, наверное, чародей все-таки впутался в какие-то темные дела! Эти сангрилы становятся все теплее, плавя последние сомнения, словно огонь свечи — воск. В прошлые вечера Серп возвращался сразу после полуночи, а сейчас уже четверть второго в замке пробило…

И Иволга наконец решилась, быстро натянула платье, прогнала смущение и направилась к Кайту.

Стоило пару раз стукнуть в дверь, как в комнате послышалась возня: стражник спал чутко. Через несколько мгновений, за которые сердечко Иви успело сделать множество ударов, створка приоткрылась, и в коридор выглянул заспанный парень. Увидел в свете чародейского светильника девушку, тут же бросил злой взгляд ей за спину, словно ожидая узреть преследователя.

— Что случилось? — Кайт открыл дверь пошире, стараясь рассмотреть дальний конец коридора. Рубахи на стражнике не было, только штаны.

— Серпа до сих пор нет, — Иволга залилась краской. — Уже второй час ночи. Я тревожусь.

— Светлое Солнце! Хочешь, чтобы я его по кабакам искал? — изумился Кайт.

Девушка, не зная куда девать глаза, чтобы не натыкаться на мощный торс, пустилась в объяснения. Рассказала вкратце и о сломанном носе лиходея, и о поздних возвращениях через два дня на третий, и о разогревшихся камнях в амулете.

— Я знаю, что самое первое в голову приходит, — неожиданно твердо завершила свою речь Иви, глядя парню в лицо. — Любовницы тут ни при чем. Серп ходит в какой-то трактир, где женщин не бывает. Только старая хозяйка.

Кайт запустил пятерню в свои буйные кудри. Значит, Полумесяц внял его совету и зачастил к Мерте. Там он вполне мог встретить того самого мракова чароплета, с которым столкнулся у Лилеи. Гриф предупреждал, что лиходея ищут Кроты, что надо быть настороже, и что младшему палачу позволено участвовать в поисках на правах чародея. Получается, Иволга тревожится не зря. Да еще этот ее разогревшийся амулет.

— Подожди, сейчас оденусь, — он прикрыл дверь.

Когда вышел, Иви стояла и сосредоточенно щупала оберег через ткань платья.

— Позволь мне?

Она кивнула, и Кайт осторожно прикоснулся к рукаву, под которым ощущался плетеный браслет с каменными бусинами. Парень сжал руку покрепче, но никакого тепла, кроме тепла девичьего тела, не почувствовал.

— По-моему, камни как камни. Не горячие, не холодные.

— Значит, ты не можешь почувствовать, — упрямо сказала она. — Это же не твой оберег. Пойдешь со мной искать Серпа или нет?

— Пойду. Только как мы его найдем? Мелга большая, — засомневался Кайт.

— Может быть, камни помогут.

И они вышли в осеннюю ночь, озаренную светом желтой, будто цветок лютика, луны.

Серп не знал, что бесило сильнее: смердящий Чудь, который уже не просто стоял вплотную, а едва ли не прижимался, или невозможность немедленно покончить с Рубусом.

Из ямы давно не вылетала земля, но сколько прошло времени, чародей сказать не мог. Кажется, они пришли сюда вскоре после того, как часы в замке пробили один раз. Отбивали уже два или нет? Если и отбивали, он не заметил, поглощенный злостью и лихорадочными попытками найти хоть какой-то выход. Вообще-то выход был, довольно простой, но Серпу вовсе не улыбалось рисковать жизнью ради мелжской казны, в угоду Черену с Юнкусом.

— Зверюшка сдохла, — прозвучал в тишине голос Рубуса. — Ну, Госпожа Луна, пособи-ка.

Серп увидел, как лунные лучи над головой лиходея замерцали, сплетаясь в частую сеть, та полосой светлого тумана скользнула к вырытой слизнем яме и стекла в темноту. Очень скоро невод вернулся с добычей. На землю, звеня, выплеснулся тускло поблескивающий в бледных лучах поток, рассыпался монетами, иные, наткнувшись на камни, подпрыгивали, будто шустрые рыбешки. Грабители восторженно загомонили, стянулись ближе к подкопу.

Помощник палача словно увидел, как пустеет подземелье, где хранится мелжская казна, как лунная сеть неумолимо захватывает сокровища, вытягивает их наверх через темный, пахнущий землей тоннель. И расплескивает россыпью богатого улова у ног радостных лиходеев — это уже видно обычным зрением.

— И чо тут у нас? — Рубус подошел поближе к яме, с заметным усилием поднял большую шкатулку. — Тяжелая, зараза.

Снова плеснуло монетами, и лиходей отскочил, хохоча. Со шкатулкой расставаться не захотел, видно, решил, что в ней содержится нечто особо ценное.

— Парни, кончайте набивать карманы, — приказал своим людям. — Знаете же, что я все до последней монетки вытряхну. И не только из одежды, но и из разных-прочих отверстий. Берите мешки и собирайте золотишко. Потом сразу в переход, — придерживая шкатулку одной рукой, другой открыл мутную воронку.

— Так-то, Серп! — обернулся к напарнику. — Тут на всех хватит!

Чародей в который раз за этот несчастливый вечер заскрипел зубами. Еще немного, и шайка смоется с награбленным, переход отследить по-прежнему не удастся. И никакой уверенности, что его возьмут с собой. Он бы на месте этого Рубуса нипочем не взял. Показал бы задаваке, где его место. А место его в мелжской тюрьме, а то и на виселице. После того, как Вермей познакомит бывшего помощника со всеми своими умениями. Интересно, огорчится палач, когда Серпа приволокут в пыточную для допроса? Неужели опять придется бежать? Только бы успеть забрать птаху…

— А это еще что за явление? — Рубус, откинувший крышку вожделенной шкатулки, смотрел не внутрь, а за спину напарника. Серп надеялся, что Чудь обернется, ослабит хватку хоть на миг, но тот относился к своим обязанностям серьезно и еще сильнее прижал нож к боку чародея, заодно засопел в ухо. — Да это ж твоя служанка, палач! С каким-то громилой. Не бойся, я не дам им уйти.

Серп обернулся. Вдоль стены замка медленно брели Иволга и Крестэль. Они напряженно смотрели по сторонам, видно что-то искали. Вот девушка остановилась и, поморщившись, словно от боли, потерла руку повыше локтя, где был надет амулет. Губы ее зашевелились, чародей напряг слух.

— …Жжет невыносимо. Наверное, он где-то здесь.

— Да где же? На стене? — Кайт задрал голову. — Или в землю зарылся? Эй, Полумесяц! — закричал он. — Где прячешься? Выходи! Твой амулет сейчас Иволге руку зажарит.

Грабители, услышав голоса, отвлеклись от работы и уставились на приближающуюся парочку.

— Делом занимайтесь! — прикрикнул на них Рубус, ставя открытую шкатулку на землю у своих ног. — С этими я разберусь!

Он что-то пробормотал, сделав движение рукой в сторону Кайта и Иволги. Серп понял, что лиходей пропускает их сквозь завесу. Дело принимало совсем дурной оборот. Птаха, конечно, оказалась рядом, если все рухнет, можно схватить ее и сбежать. Да вот позволит ли Рубус?

— Что это вы здесь творите? — с возмущением вопросил Кайт, оглядывая картину грабежа и бесчинств, внезапно возникшую на месте тихой, пустой, залитой лунным светом улицы.

— А не тот ли это тупица, Серп, в доме которого ты окопался? — спросил Рубус.

— Он, — Серп отлично чувствовал, что за спинами незадачливой парочки завеса восстановила свою целостность, отрезая путь к бегству.

— Эх, люблю прикончить стражника! — воодушевился лиходей.

— Нет! — рявкнул Серп. — Не вздумай!

— Ты что же, палач, ухитрился меня облапошить? — вкрадчиво поинтересовался Рубус. — На шишек работаешь? Их пса защищаешь?

— Я тебе не врал. — Злость, теперь и на бестолкового Крестэля, который подвернулся так не вовремя, да еще с драгоценной девчонкой, затопила рассудок. Чародей, забыв об осторожности, раздраженно отпихнул Чудя. — Отлипни, вонючка. Я что, на девку похож?

— Но-но, не рыпайся, — мужик ощутимо кольнул острием ножа в бок, но соизволил слегка отстраниться.

— Хватит! — заорал Рубус. — Не хочешь, чтобы я его прикончил, давай сам.

— Ты прямо мысли мои читаешь! — оскалился Серп. — Именно это я давно мечтаю сделать. Прикончить мракова Моховика.

Смотреть на лица Крестэля и Иволги было не слишком приятно. Даром обладать не нужно, и так отлично видно, что о тебе думают. А Рубус доволен. Еще бы: Серп говорил совершенно искренне. Прикончить стражника хотелось ужасно, только делать этого чародей не собирался, ни сейчас, никогда прежде. Зато теперь у него есть возможность применить чары, не опасаясь удара ножом.

— Иволга, отойди, — Кайт попытался оттолкнуть девушку подальше. — Полумесяц, мрак ему в душу, на сей раз, похоже, не шутит. Может, мой амулет выдержит…

— Серп, не смей! — закричала Иви, вцепляясь в стражника. — Если только ты хоть что-то Кайту сделаешь, никогда больше…

— Обидно, если собственная служанка предпочитает другого, — хмыкнул Рубус.

Серп был благодарен лиходею за злорадство. Это давало повод посмотреть в его сторону, не только посмотреть, немного повернуться. Силы он уже высвободил достаточно, золотое сверкание вот-вот просочится меж пальцев сжатых кулаков. И щит пробьет, и оглушит, хотя бы слегка. А там еще поглядим, кто кого. Раз птаха рядом, может, способность чаровать не исчезнет, даже когда запас мощи поубавится.

При взгляде на Рубуса злость в душе Серпа сменилась ликованием. У ног лиходея в раскрытой шкатулке, полной до краев, мерцали очи полнолуния, напитанные силой. Это было отлично видно по их блеску, слишком яркому, серебристому. Пустые же кристаллы сияли мягко, казались подернутыми синеватым туманом. Спасибо наставнику, который показал, как опасны могут быть лунные камни, если извлекать из них накопленную мощь чересчур торопливо. Тот крошечный камешек, стоило приказать ему отдать силу полностью и немедленно, разлетелся в пыль, а на полянке, где он лежал, образовалась немалых размеров яма.

Если до этого Серпу казалось, что время тянется, словно поддетый ложкой загустевший мед, то теперь оно понеслось быстрее горного потока, попавшего в стремнину.

Вот чародей мысленно приказывает Иволге и Кайту лечь на землю. Они, к счастью, на сей раз соображают быстро, едва ли не падают. Стражник еще и девчонку прикрывает, что ж, спасибо, но это лишнее. Их защитит его волшба. Грабители, занятые больше золотом, чем разборками чародеев, набивают мешки, один, самый шустрый, уже нырнул в переход. Интересно, успеет добраться до места или сгинет в тумане нигде-никогда?

Серп поднял глаза к полной луне и произнес вполголоса:

— Светлая Госпожа, прошу, возьми назад свою силу, — и, направляя чары, повел рукой в сторону раскрытой шкатулки.

Ночное светило не нужно было просить дважды. Стоило прозвучать словам, из-под ног Рубуса взметнулся вверх сияющий голубовато-белый столб, снеся лиходею половину туловища.

Земля задрожала, из замковой стены, которую от основания до середины прорезала изломанная, будто молния, трещина, посыпались булыжники, грабители попадали, кто со страху, кто просто не в силах устоять на ходящей ходуном тверди, на людей обрушилась лавина песка и камней.

Чародей, воззвав к Госпоже и направив чары на шкатулку, перестал удерживать полотно сил, крепко зажмурился и упал плашмя на живот, не препятствуя Чудю навалиться сверху, только пытаясь хоть как-то отгородиться щитом от ножа, да прикрыть голову.

От ножа уберечься почти получилось. Лезвие скользнуло по касательной, несильно рассекло кожу. Потом что-то большое рухнуло совсем рядом, Чудь неожиданно обмяк и стал невыносимо тяжел. Серпу показалось, что перед этим послышался какой-то хруст, но уверенности не было. Уши заложило, голова раскалывалась от боли, открывать глаза он боялся — вдруг ослеп? Сумасшедшее полыхание силы чувствовалось и за закрытыми веками, причем было во много раз сильнее, чем когда он ломал скрепку на ошейнике. Вырвавшаяся на свободу мощь сбила лишенных дара с ног, забросала песком и камнями, а чародея, выпустившего ее, оглушила почти до бесчувствия.

Когда земля перестала дрожать, Иволга с опаской подняла голову, но ничего не увидела, кругом была темнота. Кайт зашевелился почти одновременно с девушкой.

— Что за мрак? — он попытался подняться, но не сумел.

Оказалось, они лежат будто под туго натянутой парусиной, на которую сверху, кажется, что-то навалено.

— Этот проходимец нас еще и чарами накрыл? — удивился парень. — И как отсюда выбираться, если его уже нет в живых?

— Он жив, — Иви завозилась, пробуя освободиться. — Иначе чары рассеялись бы.

Стоило ей это произнести, щит исчез, и на парочку посыпалась земля. Кайт с шипением выдернул пальцы из-под внушительного булыжника, скатившегося, по счастью, с небольшой высоты.

Девушку исчезновение укрытия словно подхлестнуло. Она вскочила на ноги, и, не отряхиваясь, заозиралась по сторонам.

— Серп! Где ты?!

— Не вопи! — поднявшийся Кайт легонько встряхнул ее за плечи. — Тут же было полно лиходеев. Меч-то при мне, да я один.

Но одни они оставались недолго. Не успел Крестэль насчитать с полдюжины медленно выбирающихся из завалов фигур, как совсем рядом открылась воронка перехода, и оттуда шагнул Юнкус в сопровождении десятка стражников. Кайт увидел среди них Грифа, который выглядел, словно его только что выдернули из постели, и одевался капитан впопыхах. Так оно, конечно, и было.

Верховный чародей повел рукой, замыкая в непроницаемый круг место происшествия, отрезая для участников любую попытку бегства.

— Стража, арестуйте преступников. Нужно кому-то объяснять, что теперь без моего позволения уйти отсюда невозможно? — окинул суровым взглядом всклокоченных, грязных лиходеев.

Те замотали головами и, не пытаясь оказать ни малейшего сопротивления, позволили стражникам связать себя.

— Кайт, кто это? — прошептала Иви.

— Верховный чародей Мелги.

— Надо сказать ему про Серпа.

— Иди и скажи, — несколько раздраженно ответил парень, соображая, как самому объясняться с начальством. Он не предполагал, что Иволга решится заговорить с верховным, но та тут же направилась к чародею, осторожно ступая между вывороченными камнями.

— Господин, послушайте… — начала было Иви.

Тут раздался стон, груда земли неподалеку от девушки зашевелилась, показалось огромное тело, скорее всего, мертвое. Из-под него на четвереньках выбрался Серп, с трудом выпрямился, принялся оглядываться, щурясь и морщась. Увидел рванувшуюся было к нему Иволгу, сделал знак оставаться на месте. Она послушно остановилась.

Юнкус с прохладным любопытством наблюдал за происходящим.

— Итак, за всеми этими беспорядками и разрушениями стоит ни кто иной, как Серпилус, — молвил верховный чародей, когда помощник палача сделал несколько шагов в его сторону.

— Я выполнял задание. Твое в том числе.

Слова давались с трудом, Серп стоял, пошатываясь. Одежда на боку, где скользнул нож, намокла, из носа и ушей сочилась кровь, глаза видели плохо, обоняние обострилось. Чудева вонь, хвала бледноликой Госпоже, уже не ощущается, зато в нос бьет кладбищенский запах разрытой земли и мерзкий душок скотобойни: кровь, разорванная требуха. Это от Рубуса. Серп подавил приступ тошноты.

Солнечный отлично видит, в каком он состоянии, но исцелять не торопится. Ждет, что его попросят? Не дождется. Серп попытался затворить кровь, кажется, получилось. Он привычно вскинул голову и чуть не застонал, такой болью отдалось движение внутри черепа.

— Ты, сколько мне известно, был наживкой. Никто не поручал тебе участвовать в делах шайки. Почему ты не сообщил Черену, что встретился с преступным чародеем? Где он, кстати? Одаренных, кроме тебя, тут нет. Успел уйти?

— Вон он лежит, — Серп хотел кивнуть на останки Рубуса, но в последний момент вспомнил о больной голове и указал рукой. Почти засыпанное землей тело с трудом угадывалось на краю немалых размеров воронки. Носок начищенного сапога был хорошо виден в лунном свете.

— Немного же от него осталось, — Юнкус подошел ближе, мановением руки заставил лишнюю землю исчезнуть и хладнокровно осмотрел изуродованный труп. — Что ты с ним сделал? — Серп терпеливо объяснил. — Хм, а Черену говорил, никаких особых умений не имеешь, — верховный бросил на собеседника полный подозрения взгляд.

— Мгновенно выпустить мощь из очей полнолуния, тут много умения не надо, — высокомерно заявил Серп. — Наверное, то же самое легко проделать и с золотом, что напитано силой Светлого Солнца. Не тревожься, Юнкус. Я могу работать только с ночными источниками. Разнести купола храма дневного светила не сумею.

— По-прежнему дерзишь, одаренный, — покачал головой Юнкус. — Взгляни, что произошло по твоей вине. Сокровищница разрушена. Кстати, как туда смогли проникнуть, да еще так быстро?

— Слизень какой-то. Вроде бы тварь с…

— Рудных островов, — закончил Юнкус. — Мне известно о таких созданиях. А тебе, я вижу, нет. Жаль, что преступный лиходей погиб. Я хотел бы с ним побеседовать. У него, судя по всему, были глубокие познания. По крайней мере, в области редких и необычных животных. И использовал он эти знания изобретательно.

Серп даже порадовался, что опять подкатила тошнота. Иначе даже представить страшно, чего бы он наговорил Юнкусу в ответ на его оскорбительные высказывания и сочащийся изощренной издевкой тон. Точно бы вылетел тогда из Мелги, хорошо, если без наказания плетьми на площади или протыкания языка каленым железным прутом. А так главенствует одна мысль: только бы не упасть при всех в лужу собственной блевотины. Он вдохнул поглубже, стараясь успокоиться. Ну вот, и желудок перестал судорожно сжиматься, и устоять удалось.

Иволга видела, каких усилий стоит чародею держаться на ногах. Когда он в очередной раз пошатнулся, девушка не выдержала, быстро подошла и подставила плечо. Сознание Серпа туманилось, он с облегчением навалился на неожиданно появившуюся рядом опору, не отдавая себе отчета, что прикасается к женщине в свете бледноликой Госпожи да еще в ночь полнолуния. Стоять стало легче, тошнота отступила.

— Господин верховный чародей, — зазвенел отнюдь не испуганный, а больше возмущенный девичий голосок. — Вы же, говорят, можете легко исцелять любые раны и болезни. Прошу, помогите Серпу. Он не замышлял ничего худого, я уверена. А что разрушения такие вышли… — Иви невольно оглянулась вокруг. — Наверное, по-другому было нельзя.

— Ты-то кто такая? — вопросил Юнкус, глядя не на девушку, а на помощника палача. Надо же, позволяет своему жалкому источнику заговаривать с верховным чародеем Мелги. Да еще в таком тоне! Наставник у парня был искусен в обращении с даром, но совершенно не умел обламывать не в меру наглых ученичков. Или не считал нужным, встречаются порой и такие чудаки.

— Я его служанка, — твердо, едва ли не дерзко, ответила девица.

— Вышколенные служанки молчат, когда господа разговаривают, — бросил Юнкус с презрением.

Пигалица не посмела снова раскрыть рот, но глаз опускать не стала, зыркнула едва ли не зло.

— Я бы помог тебе, Серпилус, с исцелением. Но ты ведь предпочитаешь сам справляться. Лиходеев вот в одиночку изловил. Даром что городской запас очей полнолуния уничтожен, золото из казны разбросано на пол-Мелги, замку причинены немалые разрушения. Твое счастье, что дома горожан не пострадали. Я еще подумаю, не взыскать ли с тебя. Может, поручу работать бесплатно на восстановлении стены и сокровищницы.

— Поработаю непременно, — с трудом выдавил Серп. — Когда исцелюсь своими силами.

— Он не в одиночку лиходеев ловил, — внезапно раздался низкий голос.

Иви обернулась и просияла — к ним подошел Кайт.

— Серп рассказал мне о готовящемся налете на сокровищницу. Просил предупредить капитана только в самый последний момент, чтобы не спугнуть лиходеев. Я здесь наблюдал, дожидался, когда время подойдет. А потом… — Кайт замялся, соображая, что врать дальше.

— А потом господин Крестэль заметил меня, — не моргнув, подхватила Иви. — Стал прогонять, лиходеи нас услышали и…

— Чёрен мрак, какие болваны! — не выдержал Серп. — Врете нескладно, а главное — кому?

Иволга с Кайтом огорошено переглянулись и захлопнули рты.

— Надо же, какая преданность, — поджал губы Юнкус. — Ты-то, стражник, почему его выгораживаешь?

— Он мой земляк.

— А-а, ты и есть тот пиролец, что живет теперь в доме Боровика. Как тебя там кличут? — изобразил забывчивость верховный. — Крыстэль?

— Крестэль, — поправил Кайт. — Из Приморского Предела.

— Забирай своего земляка и тащи домой. Сам, боюсь, не дойдет. И помни: за чужаками в Мелге хорошо приглядывают.

Юнкус приоткрыл завесу, выпуская троицу. У соседних домов стояли, непонимающе озираясь, жители. Горожан разбудили дрожь земли и грохот, теперь, глядя на пустую улицу, что привычно тянулась вдоль замковой стены, люди недоумевали, что же потревожило их сон.

Внезапное появление из воздуха трех человек напугало любопытных, но, как прекрасно понимал Кайт, ненадолго.

— Серп, сможешь сделать нас невидимыми?

— Смогу. Только тогда тебе придется меня нести, — хмыкнул чародей, который по-прежнему тяжело опирался на плечо Иволги.

— Ничего, донесу, если понадобится. Пока обопрись-ка о меня. И давай, не тяни с невидимостью. Не хочу я с зеваками объясняться.

— Не хочешь — не объясняйся. Поручи это птахе. Вон она как с верховным говорила, я заслушался, — теперь Серп висел на плече Кайта. — Не зря старики говорят, что нельзя баб грамоте учить. Мигом от рук отбиваются.

— Я почтительно с ним говорила! — возмутилась Иволга. — Это он грубый и злой! Ну и что, что чародей? Кверкус тоже чародей, но совсем не такой.

— Кверкус не верховный, — Серп неожиданно соскользнул вниз, упал на колени, и его все-таки вырвало. — Ну вот, навел невидимость, — проворчал, отплевавшись. — Трудно мне сейчас чаровать. Волшба недолго продержится, надо убираться от замка.

Кайт подхватил чародея и закинул себе на плечо.

— Тяжело? — участливо спросила Иви.

— Если уж он Лилею пол-Мелги тащил, то я его как-нибудь донесу.

— Ох, какой же ты все-таки болван, Крестэль! — простонал Серп и лишился, наконец, сознания.

Очнулся чародей в постели. Иволга сидела рядом, то ли шила, то ли штопала.

— Птаха, дай попить, — просипел, с трудом ворочая пересохшим языком.

Девушка тут же поднесла к его губам кружку с водой.

— Ночью тебя тошнило от травяных взваров. И от воды, вообще-то, тоже. А сейчас как?

— Не знаю, — Серп сделал несколько глотков, с большой осторожностью подвигал головой и тут же ощутил боль. Не острую, как ночью, приглушенную, но его все равно замутило. — Пожалуй, лучше, но не особенно.

— Принести поесть?

— Нет.

— Что с тобой? Мы никаких ушибов не нашли и ран тоже, кроме пореза на боку. Он неглубокий, кровь не шла, но Кайт все равно зашил. Стежки кривые получились, — Иви глянула виновато. — Я не смогла по живому.

— Придется научиться, — угрюмо изрек Серп. — Не желаю, чтобы меня осматривали мужики, да еще и штопали кривыми стежками. — Иволга захлюпала носом. — Что ты, птаха? Я не сержусь. Пошутить хотел.

— Я поняла, — смахнула слезинки. — Это от радости. Я очень боялась за тебя. И сейчас еще боюсь.

— Не бойся. Я поправлюсь. Надеюсь, быстро. Хотя если порез не затянулся… Наверное, Госпожа Луна прогневалась, что я убил Рубуса пред ее ликом без предупреждения. Поэтому и силой меня так крепко ударило. Ох, Светлое Солнце, да поправлюсь я, все равно поправлюсь! — Серп с трудом потрепал вновь залившуюся слезами девушку по руке. — Проваляюсь на несколько дней дольше, вот и все.

Несколько дней растянулись на пару недель. Поначалу чародею было плохо, есть он не мог, только пил, и то помалу. Но постепенно тошнота и головная боль прошли, вернулся аппетит. Иволга, прежде почти все время сидевшая у постели больного, теперь была занята приготовлением разных блюд повкуснее и мытьем посуды.

Кайт воспользовался ее отсутствием и заглянул как-то вечером, сразу после ужина, в комнату чародея.

— Я Иволге все объяснил насчет Лилеи, — первым делом сообщил слегка смущенный великан. — Сказал, что ты уже тогда следил за лиходеями, вот и пошел к ней. Иволга, оказывается, слышала разговоры на рынке. Ну, знаешь, что девица памяти лишилась, а потом…

— …От великой любви вспомнила своего суженого, — закончил Серп, слегка оправившись от удивления при виде стражника.

— Да, это самое. Она теперь еще больше тобой гордится. Аж завидно, — усмехнулся Кайт.

— Чему тут завидовать? Могу представить, что обо мне твои сослуживцы болтают. После развала сокровищницы и половины замка.

— Половины замка! Любишь же ты заноситься! Ту трещинку в стене уже почти заделали. И обидного никто не болтает. Гриф и вовсе тебе благодарен. Еще и отдельное спасибо передавал за того белобрысого, дружки которого купца обчистили. Вермей вот на днях спрашивал, как ты.

— Ему помощника не хватает.

— Ну что ты за человек? — покачал головой Кайт. — Я, выходит, Иволге жизнью обязан? Если б она тебе не пригрозила, ты б меня прикончил?

— Нет, не прикончил бы. Ты-то знаешь, надеюсь, что есть разница между желанием, пусть и самым искренним, и способностью пойти у него на поводу?

— Как не знать! Совсем недавно руки чесались старейшине, что капитана допекал, кое-что на кулаках объяснить. Да и прежде бывали случаи. Но отец мне эту разницу еще в детстве втолковал накрепко.

— А Рубус, преступный чародей, про эту разницу забыл. А может, некому объяснить было, поэтому и связался с лиходеями, — Серп с досадой поймал себя на том, что говорит на манер своего наставника.

— Мое счастье, что у тебя память хорошая, — вздохнул парень. — Я чего к тебе зашел-то. Закончил на днях прадедовы бумаги разбирать и обнаружил, что его друга-чародея, который на дом охранную волшбу наводил, звали Юнкусом. Как думаешь, это нынешний верховный или другой какой-то? Жить-то, знаю, чародеи могут долго. И выглядеть молодо в любом возрасте для них пустяк.

— Чёрен мрак! Наверняка он! Вот откуда старикашка прознал про мой источник! Здесь полно зеркал, значит, за домом ему следить — раз плюнуть. Да еще болтливый страж! — Серп со злости ударил кулаком по постели.

Кайт подошел к висящему на стене зеркалу, отражавшему кровать и большую часть комнаты, снял и аккуратно поставил в углу, стеклом к стене.

— Вот так. Но слышать, он, наверное, все равно сможет.

— Еще немного приду в себя и наложу глухие чары, — пообещал Серп. — Может, тебе стоит поговорить с Юнкусом? Прадеду твоему он был хорошим другом. Над домом поработал добротно.

— Мне с ним говорить бессмысленно, — развел руками Кайт. — Судя по письмам, Юнкус собирался жениться на моей бабке.

Через день после визита Крестэля чародея навестил Вермей.

— На Юнкуса не обращай внимания, — сказал палач после положенных приветствий и вопросов о здоровье. — Слыхал я от стражников, как он с тобой. Не по-людски это. Зато Черен твоей помощью доволен. Заходил на днях в пыточную, думал тебя застать. Вот, просил передать, — снял с пояса небольшой кошель.

— Щедро, — Серп заглянул внутрь и увидел, что на этот раз получил от главы Кротов золото.

— Черен рад, что ты прикончил лиходея. Юнкус бы стал с ним разговоры разговаривать, пытаться к совести воззвать. Солнечные это любят, а тут еще и свой брат-чародей оступился. А Черен повидал таких, да и я тоже. Для них обычные люди, что для нас муравьи. Их уже не исправишь. Зато они горазды притворяться, сбегать и браться за старое.

— Я не стремился его убить, просто выхода другого не видел.

— Ну да, там же еще и друг твой оказался. И девушка. Очень милая, приветливая, — заулыбался палач. — Назвала меня дядюшкой Вермеем. Заплечных дел мастера дядюшкой, а?

— Ей к ошейникам не привыкать, — пробурчал Серп. — И Крестэль мне не друг. Земляк.

— Тем более похвально, что пирольцы друг за друга горой.

Благодушие Вермея оказалось не так-то легко поколебать, и Серп был рад, когда палач ушел, напоследок довольно подробно поведав о свадьбе Лилеи и Бурьяна, на которую оказался зван вместе с женой.

— И тебя бы пригласили, коли здоров был, — заверил помощника на прощание.

Чародей вспомнил слова Вермея, когда пришел в замок после болезни и обнаружил, что стражники перестали плевать ему вслед. Изменившееся отношение заставляло чувствовать себя неуверенно, но это быстро прошло после разговора с Юнкусом.

Верховный пожелал видеть Серпа ближе к вечеру, держался прохладно, но, как ни странно, доброжелательно.

— Я решил не налагать на тебя серьезное взыскание.

— Благодарствую, — Серп заставил себя почтительно поклониться.

— Сокровищницу и стену, пока ты выздоравливал, успели восстановить. Нарочно решил не прибегать к помощи целителей?

— Нет. Я полагал, что ты распорядился не оказывать мне помощи, — такая мысль посещала Серпа, и теперь он изо все сил стремился убедить себя, что полностью ее принял.

— Хм, видно, в голове у тебя еще не прояснилось окончательно, — недовольно заметил Юнкус, так и не сумев понять, лжет помощник палача или нет. — Ты должен будешь напитать силой запас очей полнолуния, как только камни доставят в Мелгу. Восполнить то, что уничтожил. Сумеешь?

— Сумею. Если Госпожа Луна снизойдет до моей просьбы после того, как я осквернил ее сияние кровью, пролитой без предупреждения.

— Ты до сих пор не испросил прощения?

— Конечно, испросил, и у Госпожи, и у Светлого Солнца. Пожертвования сделать не успел, потому что в храмах еще не был.

— Я уверен, ты справишься с заданием. Ночная Госпожа снисходительна к тем, кто ищет ее благословения.

— Ищет благословения? — непонимающе переспросил Серп. — В чем?

— В заключении брачного союза.

Помощник палача в полном недоумении уставился на верховного чародея. Юнкусу немало удовольствия доставило наблюдение за лицом заносчивого одаренного, выражение которого постепенно менялось от неведения к прозрению.

— Я на нее опирался… — пробормотал Серп. — Она подошла, когда ты надо мной куражился. Подошла и постаралась поддержать. А я уже мало что соображал. И Госпожа сияла над нами во всей своей славе…

— Не куражился, а отчитывал. Кто-то должен довершить твое образование, раз наставник не со всем справился. А на свой подзаборный источник ты не столько опирался, сколько обнимал. Как только будете готовы, приходите. Я лично совершу над вами обряд в храме Светлого Солнца.

— Подзаборный? — повергнутое в панику сознание Серпа выхватило только самое явное оскорбление из всей тирады Юнкуса.

— Да, именно. Не станешь же ты утверждать, что твоя девица родилась в достойной семье, образована и хорошо воспитана?

— Я знаю, что отвечать вопросом на вопрос невежливо, но никак не могу удержаться, о верховный, — Серп сумел-таки отогнать мысли об оплошности, которую невольно совершил в ночь полнолуния, и говорил очень спокойно. — Скажи, от меня несет рыбой?

— Глупый вопрос! — поморщился Юнкус. — Нет, не несет. Это странно, ибо доходы твои невелики, а рыба в Мелге дешева.

— Значит, пройдет не так уж много времени, и мой источник трудно будет отличить от твоей невесты. Кстати, сей благородной девице не идет презрительное выражение лица. У нее губы слишком тонкие.

— Убирайся, — холодно бросил Юнкус, повернулся и скрылся за дверью, что вела во внутренние покои.

Выйдя из замка, Серп направился прямиком в храм Госпожи Луны, небольшое круглое строение с высоким куполом, которое стояло на обрывистом берегу Восточного зубца. Храм был построен в отдалении от жилых домов, дабы их тени лунными ночами не падали на святилище.

Родная Пирола скрывалась в туманной мгле, что перед заходом солнца незаметно вползла в пролив с моря. Вольный город не зря получил свое название — Мелга — мглистая. Осенью, зимой и ранней весной туманы не были здесь редкостью. Даже летом по утрам и вечерам морские дали часто подергивались сизоватой дымкой.

Храм пустовал, только у входа, на стуле с высокой спинкой клевал носом старенький служитель. Заслышав звон монет, упавших во вместительную кованую кружку, он стряхнул дрему и поднял голову, но покидать насиженное место не торопился. Закутанный в плащ посетитель уверенно направился туда, где в куполе зияло круглое отверстие.

В эту часть храма беспрепятственно проникали лучи ночного светила, и предназначалась она для чародеев, пожелавших пообщаться со своей Госпожой. Одаренным не требовались для этого посредники, и храмы они посещали не так уж часто, разве что прощения попросить, коли провинились в чем, да оставить искупительное пожертвование.

Серп пришел в святилище не только затем, чтобы отдать обещанное бледноликой Госпоже золото, выкуп за пролитую без предупреждения кровь. В глубине души он надеялся узнать, сильно ли оплошал, позволив себе прикоснуться к женщине в свете полнолуния. Конечно, спрашивать об этом Госпожу бессмысленно, она не ответит, как полагают лишенные дара простаки. Но если сосредоточиться мысленно на тревожащем вопросе, вспомнить, как вел себя до неудачной ночи, как стал держать себя с девчонкой после, может быть, что-то и прояснится.

Чародей застыл прямо под отверстием в куполе. Оно было зачаровано и не пропускало ни дождь, ни редкий в Мелге снег. Только вездесущий морской ветерок пробирался внутрь, разгоняя висящий в храме аромат дорогих благовоний.

Их курили в особо значимые дни цикла Госпожи Луны. В черные ночи новолуния — с резким, бодрящим запахом, чтобы помочь светилу оправиться от нездоровья и вернуться в темные небеса. В полнолуние храм наполнялся сладкими, чувственными ароматами, ведь именно эти светлые ночи благоприятствуют влюбленным и желающим продолжить род. Сейчас в храме витали нежные, тонкие запахи, приветствующие нарождение молодого месяца. Они не мешали Серпу ясно ощущать терпкий аромат лунной пыли, хорошо знакомый каждому, кто хоть раз ступал на лунный луг. Интересно, птахе понравилось бы, если б он позволил ей уйти с ним из хижины Кверкуса в человеческом обличье?

Чародей стиснул кулаки. Что за мысли? Неужели знак? Нет, одна глупая праздная мысль никак не может быть знаком.

Серп поморщился. Размышлять о своих отношениях со служаночкой не хотелось. Он вообще не привык много думать о женщинах. Да, они необходимы для пополнения чародейской силы, и как мужчина он в них нуждается. Но с его внешностью (спасибо матери с отцом) трудностей в получении желаемого не возникало, пока не обзавелся ошейником.

Любовные томления всегда вызывали недоумение и легкое презрение. Просто удивительно, как это люди без устали слушают все эти песенки, баллады, сказания, грамотные еще и книжки читают. Странно, что птаха то и дело сует нос в его книги по истории и естественным наукам, иной раз и толковые вопросы задавать умудряется. Впрочем, стишки и сказки они с Крестэлем мусолят гораздо чаще. Этот-то благородный чего в ней нашел, в темной, безродной, невзрачной служанке? Хотя есть у птахи одно существенное достоинство: она почему-то не раздражает. Даже его, Серпа, с самого начала не раздражала, в отличие от многих других. Вспомнить ту же Лилею! Представить страшно, что связался б с этакой красоткой, бесстыжей, манерной, сюсюкающей. Как там в Регисе иные девицы его любили называть? Серпик? Серпушечка? От одного воспоминания передергивает!

И все же птахины немногочисленные достоинства — не повод давать слабину. Тут еще это мраково нападение некстати случилось, пришлось амулет сделать, позволить спать под боком. Сангрилы, правда, неожиданно помогли ему самому. Не появись тогда Крестэль с девчонкой, неизвестно, чем бы закончилась история с Рубусом. Но это дело прошлое, а теперь пришла пора водворить птаху в ее комнату.

Серп прислушался к своим ощущениям. Кажется, все нормально. Мысль о просторной кровати, где можно будет спать одному, вольготно раскинувшись, не вызвала ни малейших сожалений, лишь удовлетворение.

Может, все эти разговорчики о том, что не следует прикасаться к девушке в свете Госпожи, всего лишь суеверие. И почему он в свое время не уточнил у Кверкуса? Наверное, потому, что наставник, как ни странно, не забивал ученику голову глупыми стишками и историями о вечной любви, да и вообще о женщинах говорил мало. А ведь вполне мог бы донимать проповедями, учитывая добродетельность старика и источник Серпилуса.

Только один раз наставник подсунул ученику пергаментный свиток с напыщенным названием, не то «Сказание об извечном свете», не то легенда о каком-то там сиянии. Юного Серпа сразу разочаровали рисунки: мужчина и женщина, слившиеся в страстном объятии, но, увы, одетые, а в самом низу — сердце, из которого во все стороны бьют лучи. В конце (куда он заглянул сразу после изучения картинок) положенное «и жили они долго и счастливо, и сила их любви не оскудевала».

Тратить время на прочтение старинных, неразборчиво написанных, а местами и попросту выцветших строк Серпилус не стал. На вопрос наставника ответил, что, мол, прочел. Прочел ведь и название, и последние строчки.

— И? — почему-то не пожелал оставить тему Кверкус.

— Красивое и поучительное сказание, — напустив на себя умный вид, ответствовал Серп.

Старикашка усмехнулся, забрал свиток, аккуратно свернул и мановением руки отправил куда-то, наверное, в свой заветный сундук. Серп фыркнул про себя: сам-то наставник, небось, не женат, а ученика какие-то дурацкие истории о вечной любви штудировать заставляет. Сказки все это, бессмысленные, бесполезные сказки!

Кажется, Госпожа Луна тоже так считает, раз не заставила его сердце дрогнуть хоть раз, пока он размышлял о златокосой служаночке.

Когда Иволга вечером закончила убирать после ужина и пришла в комнату чародея, тот, не отрываясь от очередной книги, сказал:

— С лиходеями покончено. А ты уже давно спишь без кошмаров. Перебирайся-ка назад, в свою комнату.

— Я тебе мешаю? — Иви не спеша подошла к столу, придвинула стул поближе к Серпу, села. — Храплю? Брыкаюсь?

— Нет, — чародей поднял голову и взглянул на девушку с интересом, к которому примешивалась толика удивления.

— Твое чтение допоздна тоже мне не мешает. И ты давно перестал раскидываться во сне на всю постель, лежишь на своей половине.

— Когда это я перестал раскидываться? — встревожился Серп. — Во время болезни?

— Нет, раньше, — сама того не ведая, успокоила чародея Иволга. — Во время болезни ты часто спал беспокойно.

О том, что Серп приобрел привычку временами вцепляться в нее изо всех сил, поначалу будя и пугая, девушка решила умолчать.

— Я бы предпочел, чтобы ты ночевала у себя.

— Почему?

— Я не обязан тебе объяснять.

— В таком случае, я не обязана соглашаться.

Серп уставился в безмятежное личико, не находя слов. Теперь понятно, что чувствовал Юнкус, когда эта пигалица требовала исцелить неудачливого помощника палача.

— Мне спокойнее с тобой, Серп, — Иви потупилась. — Кайт сказал, этот Юнкус следит за домом. А ты наверняка можешь укрыться от его чар. И еще мне нравится, что по вечерам ты отвечаешь на мои вопросы. Рассказываешь что-то, учишь. У тебя так хорошо получается, даже я с первого раза все понимаю. И ты очень умный, знаешь много, — девушка пустилась в неприкрытую лесть в надежде смягчить чародея.

— Учу, ну да, — хмыкнул Серп, мысли которого сначала приняли не слишком приличное направление, но быстро свернули к сегодняшнему разговору с верховным чародеем (комплименты своей разумности были приятны, но воспринимались почти как должное).

Почему бы и в самом деле не заняться девчонкой всерьез? Подзаборный источник! Да где б она ни родилась, от совсем уж дремучих трактирно-залесненских привычек и представлений избавилась на удивление быстро, причем сама. Если еще чуть-чуть отшлифовать… В конце концов, столичному чародею (а он непременно вернет себе это положение, еще и на самый верх заберется!) предпочтительнее иметь служанку, которая умеет правильно говорить, одеваться и вежливо вести себя с посетителями. Ладно, пусть и дальше спит под боком. Не было же у него ни сомнений, ни сожалений, когда только что пытался выставить птаху из своей постели. Может быть, Госпожа Луна видит разницу между прикосновением к желанной женщине и необходимостью опереться на кого-то, чтобы не упасть.

Как-то, вернувшись домой раньше обычного, Серп столкнулся в прихожей с Кайтом, который провожал гостью, ту самую чернокосую девицу, что пряталась в трущобном трактире под столом, невидимостью и мужской личиной. Сейчас она была одета как положено, в богатое платье из темно-зеленой парчи, расшитое черными с серебром узорами. В перекинутой на грудь длинной косе мерцала нить дорогого лазоревого жемчуга. Как и предполагал чародей, в женском наряде незнакомка выглядела вполне завлекательно, в движениях и позе сквозила змеиная грация.

— Это и есть мой земляк, Серп, — представил Крестэль вошедшего. — А это Серпента, дама из Дэры.

— Как странно созвучны наши имена, — манерно протянула девица, одарив чародея томной улыбкой.

— По счастью, они далеки по смыслу, — холодно заявил палач, раздраженный и глупой фразой, и тоном, и, самое главное, удачей стражника. Ясно, что парочка не беседы вела и не книжки читала. Уж больно вид у девицы удовлетворенный, того и гляди облизываться начнет, как налопавшаяся кошка. Да и Крестэль сияет, что плешь при луне.

— Поумерь-ка… — начал было нахмурившийся стражник, но чернокосая расхохоталась, весело, задорно, чего чародей совсем не ожидал.

— Ничего страшного, Кайт, — проговорила девушка сквозь смех. — Я слышала, помощник мелжского палача норов имеет непростой. Он всего лишь подтвердил городские слухи. А мне по вкусу…

— Норовистые? — не сдержался Серп.

Девица снова залилась смехом, закинула голову, открывая на обозрение смуглую нежную шею с розоватой меткой под подбородком. Палач невольно сглотнул.

— Зря ты ворчал на земляка, Кайт, — проговорила, отсмеявшись, Серпента. — Он в высшей степени забавен. Не обижайся, — тут же схватила маленькой сильной рукой пальцы Серпа, сжала. — Ты забавен, но отнюдь не смешон. Ненавижу вежливых до зевоты хлыщей, которые ни одной своей мысли не имеют и говорят, будто урок отвечают.

— Я тоже не скажу, что знакомство мне неприятно, госпожа, — поклонился Серп. — Прошу прощения, я устал и проголодался. Созерцание вашей красоты после неспокойного дня в пыточной действует живительно, но — увы! — не избавляет от мук голода.

— Надеюсь, мы встречаемся не в последний раз, — улыбнулась девушка. — Проводи меня до гостиницы, Кайт. Со стражником я чувствую себя гораздо спокойнее, даже на Среднем зубце.

Серп скривился, увидев, как ручища Крестэля по-хозяйски обняла гибкий стан, и молча направился в кухню.

Хлопотавшая там Иволга была на удивление мрачной.

— И давно Крестэль подружкой обзавелся? — спросил Серп, снимая плащ и усаживаясь за стол.

— Он пишет ее уже несколько недель, — ответила Иви, ставя перед чародеем тарелку.

— Пишет? — хмыкнул тот. — Как мило ты стала изъясняться. Я такие забавы по-другому называю.

— Кайт на самом деле рисует эту Серпенту. Он мне говорил, даже показывал, что получилось.

— И как? Хороший он художник?

— Хороший. Но иногда у него получается красивее, чем на самом деле.

— Большие сиськи этой чернокосой пририсовал? — хмыкнул Серп, наливая себе пива из кувшина, который девушка достала из холодного ларя. — Надо бы взглянуть.

— Ничего он ей не пририсовывал! — Иви на удивление неаккуратно шлепнула на тарелку тушеного мяса с овощами. — Она и так красавица!

— Птаха, не заставляй думать, что мне стоит присматривать за тобой и Крестэлем, — Серп глянул на девушку с прищуром.

— Как тебе такое в голову могло прийти! — Иволга раскраснелась и стала еще более сердитой. — Просто эта Серпента Кайту совсем не подходит. Да и он ей, по-моему, не нужен. Она… — осеклась. — И целуется она противно.

— Она тебя, что ли, целовала? — Серп с трудом сдерживал смех. Служаночка, оказывается, умеет уморительно злиться. И становится при этом очень-очень миленькой.

— Не думала, что тебе в голову приходят такие непристойности, — Иви села напротив и серьезно взглянула на чародея.

Он все-таки рассмеялся — сколько нового можно в одночасье узнать друг о друге после нескольких месяцев самого тесного совместного проживания — но тут же одернул себя. Неужели Юнкус прав, и те прикосновения под полным ликом Госпожи не прошли даром?

— Я случайно видела, как она целовала Кайта, — призналась Иволга.

— Да многих ли ты прежде видела целующимися?

— Многих. И не только целующимися, — холодно заявила служаночка, и Серп вспомнил, где она провела большую часть своей жизни.

— Ну, рассказывай, — чародей был слегка заинтригован.

— Она его облизывала, — нехотя сказала девушка. — Может, ему и было приятно, но со стороны выглядело очень противно.

— Облизывала? — удивленно переспросил Серп.

— Да. То и дело отрывалась от губ и проводила языком по щекам, шее. Один раз даже лоб лизнула. По-моему, это мерзко.

Чародей молчал, погруженный в свои мысли. Хорошо, что тогда, в первый раз, он не слизнул капельки силы с лица птахи. И позже он почему-то этого ни разу не делал, наверное, потому что мощи всегда было с избытком. Ощущение, когда язык покалывает, пощипывает, холодит, очень приятно. Но эта Серпента, проще говоря, Змейка — не чародейка, чтобы наслаждаться вкусом силы. Он видит ее как простую смертную, лишенную дара. Хотя есть у девицы в сознании запертая дверка, которую он почуял еще в первую встречу, в том кабаке. Но храниться там может что угодно, вплоть до какого-нибудь гаденького и глупого полудетского секрета, которого она до сих пор чересчур стыдится.

Да, собственную, лишь твою чародейскую сущность нетрудно скрыть, как нетрудно утаить под капюшоном черты лица. Но пытаться полностью спрятать — все рано что выдавать живого человека за восковую куклу. Серпу, во всяком случае, ни разу не приходилось слышать об успехе подобного предприятия, и сам он не сумел бы. Что до облизывания, наверное, девица просто имеет своеобразные привычки. Интересно, что еще она в постели вытворяет? Вот бы разговорить Крестэля…

— Неужели мужчинам это нравится? — возмущенный голосок вырвал из раздумий, все дальше уносившихся в океан чувственности.

— Нет, облизывать меня не надо. Лицо, во всяком случае, — ухмыльнулся Серп. — А вот ты всегда так золотишься, что я бы…

— Золочусь? — любопытство заставило пропустить очередную непристойность мимо ушей.

— Я вижу силу, которую ты мне даешь. Она выглядит как текучее золотистое сияние. И когда тебе хорошо, наслаждение выступает у тебя на лице крошечными капельками. — Серп поспешно прикусил язык, потому что у него едва не сорвалось «будто роса на лепестке цветка.»

— Это, наверное, красиво, — пробормотала Иви, потупившись. На щеках вспыхнул румянец. — Если хочешь, то можешь…

— Тебе же будет неприятно.

— Ты никогда так не делал. А вдруг ничего противного в этом нет?

— Вот и проверим, — улыбнулся Серп.

Злоупотреблять разрешением Иволги он не стал, попробовал чуть-чуть, собрав золотую росу не столько языком, сколько губами. И только сейчас вспомнил, что девицы, вернее, сила, которую они дают, отличается по вкусу. Иные были приторно-сладкими, другие, наоборот, обжигали, как имбирь, да и пахла каждая по-своему.

С птахой ему показалось, что рот наполнился прохладной сочной мякотью раннего яблока, желтого, словно масло, у которого на солнце просвечивает сердцевина с темными семечками. Что до запаха, рядом со служаночкой чародею всегда мерещился цветущий летний луг. Ощущения были необычайно приятны, но где-то в глубине зудела мысль: а какова на вкус Змейка?

Наверное, поэтому Серп, дождавшись, когда Иволга уснет, выбрался из постели, натянул штаны и отправился на чердак, взглянуть на крестэлеву мазню. Прикрыл за собой дверь, напитал силой чародейский светильник, чтобы горел поярче, и огляделся. Вдоль одной из стен, подальше от застекленного ската крыши, стояло несколько досок. При ближайшем рассмотрении это и оказались картины, повернутые обратной стороной.

Потомок Боровика рисовал хорошо. Серп легко узнал несколько видов Мелги в разную погоду и время суток, а букетик иволгиных ночных фиалок в глиняной кружке выглядел вполне живым. То же самое можно было сказать и о служаночке, изображенной далеко не единожды. Чародей поначалу нахмурился, но все портреты оказались на редкость пристойными. Девчонка была полностью одета, позы и взгляд лишены фривольности. На одной картине птаха выглядела едва ли не сказочной принцессой, даром что наряд не блистал роскошью. Стояла здесь, на этом самом чердаке, у застекленного ската крыши и смотрела на молодую луну с непонятным выражением: не то мечтательным, не то блаженным, не то счастливым, не то задумчивым. Не то все сразу, решил Серп, ставя картину на место.

Теперь понятно, что она имела в виду, когда говорила, что Крестэль приукрашивает действительность. Служаночка не была дурнушкой, а пожив в покое и достатке да научившись носить нормальную одежду, стала и вовсе хорошенькой. Но не настолько, чтобы, встретив на улице, оглянуться ей вослед. А на девушку с картин хотелось любоваться. И не только оглянуться, может быть, и пойти за ней.

Серп уже приготовился насладиться необычной красотой Змейки, но та была изображена лишь на одной картине, весьма традиционно выполненном портрете, зато карандашных или угольных (в таких тонкостях чародей не разбирался) рисунков оказалось много. Вот уж с кем Крестэль отвел душу! Позы девица принимала одну завлекательнее другой, смотрела так, что мурашки по спине. На парочке рисунков она оказалась полностью обнаженной.

Чародей успел лишь бегло проглядеть наброски, как услышал скрип ступеней на чердачной лестнице. Поднял голову и встретился взглядом со стоящим в дверях Кайтом.

— Ну и как, по-твоему, я рисую? — на удивление миролюбиво спросил парень, приваливаясь плечом к дверному косяку.

— Неплохо, — без воодушевления признал Серп. — Только мнение мое недорого стоит. Я в картинках ничего не смыслю. Похоже, и ладно.

— Это для того, кто тебя плохо знает, недорого стоит, — усмехнулся Кайт. — А для меня — наоборот. Ты ж никому слова доброго не скажешь.

— Всегда говорю, когда заслужат. А улещивать кого-то не в моих правилах. Чего ради ты птаху приукрасил? Скорее уж перед Змейкой должен бы стелиться.

— Я никого и ничего не приукрашиваю. Рисую, что вижу, — Крестэль не переспросил, кто такая Змейка, тем самым выдавая свое знакомство с одним из древних языков Меддины. — Иволга — славная девушка. И мне порой бывает досадно, что она связалась с тобой.

— Я все-таки должен держать ухо востро, — хмыкнул Серп. — Вы с ней страшно озабочены постельными делишками друг друга.

— Можешь быть спокоен. Я не интересуюсь чужими женщинами.

— К чему тебе эта простушка, если ты Змейку заполучил, — чародей невольно снова взглянул на рисунки.

— Это, скорей, она меня заполучила, — неохотно признался Кайт. — Искусна, как ласса.

— Не трепал бы, о чем не знаешь, — поморщился Серп.

— В женщинах я не хуже тебя разбираюсь! — стражник подошел к чародею и забрал у него рисунки.

— Не сомневаюсь! У благородных с детства толпа служаночек в полном распоряжении. А вот с лассой тебе вряд ли доводилось дело иметь.

— А тебе доводилось? — с вызовом и некоторым любопытством спросил Кайт.

— Было однажды… — Серп, рассказывая раньше о своем аресте, не стал поминать нечистую тварь. Теперь — другое дело. Откровенность должна подвигнуть Крестэля на ответную, а спросить у него есть что.

Вспоминать до сих пор было противно, слова сочились с языка, будто отравленные ядом. Так и хотелось сплюнуть их поскорее и забыть. Но нет, довел повествование до конца. В конце концов, он мужчина и чародей, нечего себя жалеть.

— Звучит жутковато, — подвел итог повествованию Кайт. — Но, болтают, ощущения при этом отнюдь не неприятные.

— Даже тебе такой приятности не желаю, — серьезно сказал чародей. — Наверное, так себя чувствует шлюха, которую ночь напролет пользовал десяток изголодавшихся матросов. И самое мерзкое, что пока яд остается в теле, невыносимо хочется еще. Мне повезло, что она сожрала лишь мою чародейскую силу. Простых смертных лассы превращают в немощных стариков. А то и до смерти доводят.

— Есть что-то общее с Серпентой, — задумчиво проговорил Кайт. — Она меня большей частью именно пользует. Все сама делает. Делает хорошо, не пожалуешься, но я к другому привык. Да и мера должна быть.

— Благородному подчиненное положение должно быть невыносимо вдвойне, — фыркнул Серп. — Поэтому и сбежал от принцессы Эроны?

— Откуда ты знаешь?! — парень придвинулся едва ли не вплотную к чародею и непременно схватил бы за грудки, если б на том была рубаха.

— Случайно услышал обрывки разговора в «Кабаньем клыке». Занятное местечко ты мне присоветовал. Не расскажешь и о нем поподробнее?

— А ты мне все о себе рассказал? — стражник опомнился и отстранился от полуобнаженного чародея.

— Теперь, когда и о лассе вспомнил, все. А, нет. Забыл сказать, что родом из ваших, крестэлевских, владений. Мой отец — рыбак из деревушки, что неподалеку от Приморских Холмов.

— Так ты, выходит, самый что ни на есть мой земляк, — улыбнулся Кайт. — Ладно, давай побеседуем по душам. Уж больно твоя история непонятна, хотя вряд ли с моей связана. Где безопаснее, чтобы Юнкус не прослышал?

— Где угодно. Я давно навел глухие чары. Страж тоже ничего не услышит, но ты на всякий случай можешь приказать ему молчать. Он не посмеет ослушаться хозяина дома.

— Уже приказал.

Кайт уселся в кресло, в котором на портрете сидела Серпента, чародей без малейшего смущения развалился полулежа на кушетке, на некоторых рисунках тоже не пустовавшей.

— Неплохо смотришься, — задумчиво проговорил стражник, разглядывая Серпа. — Может, позволишь тебя написать?

— Только вместе со Змейкой. И она должна быть раздета.

— Нет, вы с Иволгой выглядели бы лучше. Темные и светлые волосы…

— Слишком заурядно, — пренебрежительно заявил Серп. — Надоело уже. Хозяин Подземного царства и Лунная дева. Вождь с Равнин и принцесса Дебрей. Картинка с такой парочкой в каждом втором кабаке имеется. И если тебе так уж нужно темное и светлое, то Змейка смуглая, а я нет.

— Да я совсем не то…

— А ты не так уж прост, Крестэль, — перебил чародей. — Вместо того, чтобы о деле говорить, опять на художества свернул.

— Да-да, Серп. Привык ты у себя в пыточной самую что ни на есть запрятанную правду разглядеть, — усмехнулся Кайт. — О деле так о деле. Насколько хорошо ты осведомлен о положении в королевском семействе Пиролы?

— Какое там семейство? Одна принцесса осталась. Королева при родах скончалась. Король во второй раз жениться не стал, раз наследница выжила. А зря, может, вторая жена принесла б ему сына. Сам король умер лет десять назад, болтали, тихо и мирно, во сне. А на самом деле как? Отравили? Чары?

— Нет. Король Игл действительно умер во сне.

— Наместником стал дед принцессы, отец покойной королевы, Аул Харьер. Девчон… Простите, господин Крестэль, благородной госпоже Эроне тогда было лет семь.

— Когда ты пытаешься изобразить почтительность, еще гаже выходит, — сказал Кайт. — И иначе чем девчонкой наследную принцессу не назовешь. Год назад она точно такой и была. Мелкой, тощей и благонравной до оскомины. Очень скоро ей стукнет восемнадцать, и деду придется усадить ее на трон.

— Хочешь сказать, Харьер вошел во вкус и не пожелает уступить?

— Нет, Харьер все эти годы вел себя безупречно. Я мог оценить это, пожалуй, лишь в последние лет пять. Но отец говорит, дед принцессы с самого начала был честен и справедлив. В последние годы при нем появился некто Маргрит. Слыхал?

— Нет. Наверное, это было уже после того, как меня упекли в Залесный. Пока жил в столице, я не упускал возможности узнать новости из дворца. Так что же Маргрит?

— Не стар, немногим за тридцать. Чужестранец, говорят, из простых, не из благородных. Предпочитает держаться в тени, но все очень быстро поняли, что он — правая рука Харьера.

— Чародей?

— Нет. Его проверяли, и не раз. Говорят, дар скрыть нельзя. Это правда?

— Правда, — кивнул Серп. — Я, во всяком случае, никогда не слышал, чтобы кому-то удалось. И давай-ка ближе к делу. Я пока не могу понять, с чего ты пустился в бега. Разве что Эрона уж очень не в твоем вкусе. Хотя ради возможности стать королем…

— Ты бы и жизнью рискнул?

— Не знаю, не задумывался.

— Подумай на досуге, может, пригодится. Принцесса, чтобы стать полноправной королевой, должна выйти замуж. Харьер пока ищет ей жениха в Пироле. Так надежнее. Родичи чужестранного принца могут заявить права на наши земли.

— И выбор пал на тебя?

— Не сразу. Сначала были еще двое потомков древних родов.

— Поубивали друг друга, не поделив принцессу?

— Один неудачно упал с лошади, и у него отнялась нижняя часть тела. Престолу нужен наследник, так что подыскали другого жениха. Вскоре после знакомства с принцессой бедолагу укусил клещ. Он тяжело заболел, думали не выживет. Парень все-таки выздоровел, но стал дурачком.

— А целителей рядом не случилось?

— В первом случае — нет, не случилось. Несчастье произошло где-то в глуши, на охоте. Пока парня доставили домой, пока вызвали чародея, было уже почти поздно. Он ходит, но с трудом. Ну, и по части наследника тоже, говорят…

— С трудом?

— Ага. А у второго мать не доверяет чародеям. Какая-то неприятная семейная история, — Кайт изобразил рукой неопределенный жест. — Целителей не подпускала, пока сын болел. Надеялась, обойдется. А потом тоже поздно стало.

— М-да, если бы меня прочили третьим женихом, я крепко подумал, прежде чем согласиться.

— Вот мы с отцом и решили, что Крестэлям вполне хватит Приморского Предела. Тем более что я — единственный наследник земель. Младшая сестра просватана в Дэру. Были у родителей еще сын и дочь, но умерли едва ли не во младенчестве.

— А первый жених успел познакомиться с Эроной?

— Успел. Вроде бы они даже понравились друг другу.

— Я мог бы предположить, что девчонка не желает выходить замуж и навела на обоих порчу… — задумчиво проговорил Серп. — Но она не имеет дара. Может, кто-то в ее близком окружении?

— В ее близком окружении нет чародеев. Королевская семья по традиции всегда обращается к главному чародею Региса.

— Должность по-прежнему за Альнусом? — Кайт кивнул. — Прежде я думал, хуже не бывает. Теперь познакомился с Юнкусом и изменил мнение.

— Знаешь, земляк, если так судить, раньше или позже ты станешь главным чародеем. И совсем не в жабьем углу.

— Очень на это рассчитываю, — Серп будто не заметил издевки. — С принцессой разобрались. Вернее, с тем, почему ты от нее сбежал. Теперь расскажи-ка о «Кабаньем клыке» и старушке Мерте.

— А, она тебе тоже в душу запала? Все о тебе выпытывала: что, как да откуда. Не бойся, ничего я ей толком не сказал. В особенности про твой источник.

И Кайт поведал о хозяйке припортового трактира. Оказалось, Мерта в свое время служила у Нетопырей. Впрочем, тогда об этом мало кто знал или догадывался. Проницательная, хитрая, ловкая, лишенная стыда и угрызений совести, она добывала сведения любыми способами, не гнушалась и убийством. Даже единственную свою слабость — страсть к мужчинам — умудрялась держать в узде. Правда, преимущественно в том, что касалось длительных отношений и каких-то обязательств. Более ни в чем Мерта себе не отказывала и каким-то образом почти не оставляя службы, ухитрилась произвести на свет пятерых сыновей, ни один из которых не умер в детском возрасте. Но в конце концов годы взяли свое, и Мерта осела в Мелге. Открыла трактир, куда женщин не пускала, как болтали, из ревности. Зато привечала всяких темных личностей: лазутчиков, разведчиков, лиходеев, к обществу которых успела привыкнуть (а с некоторыми и завести нечто вроде дружбы или, скорее, взаимовыгодного сотрудничества) за время службы у Нетопырей.

— Мерта торгует тайнами и возможностью ими обменяться. Так что не зря она о тебе расспрашивала. Одаренный в ошейнике — ясно, что дело нечисто. — Кайт ненадолго замолчал, может, ожидал, что чародей выскажется. — Досадно, что обо мне и Эроне уже треплют в «Клыке».

— А я бы порадовался, если б о своем дельце услышал, — пробормотал Серп себе под нос. — Ты-то откуда столько про Мерту знаешь?

— От отца. Были у них какие-то делишки лет тридцать назад.

— Может, один из ее сыновей — твой братец?

— Все может быть, — ничуть не оскорбился Кайт. — Она любит видных мужиков, а мой отец еще и сейчас ого-го. Но доподлинно узнать не получится. Все ее сыновья больше на мать похожи. А Мерта, не будь дура, многим своим знакомцам говорила, что родила им сына. Но никогда никому не указала, какого именно. Отец мне через нее письма передает. Сообщает, как дела на родине. Мы слух пустили, что я мир захотел повидать, а он против был. Вот я будто бы и уехал без спроса.

— Значит, ты в Мелге прячешься, как и я, — Серп изменил позу, сел, потер ладонями лицо. — Но ты хоть знаешь, от чего. Хотя несчастья с женихами Эроны могут быть простым совпадением. И разговорчики о вас — просто слухами.

— Все может быть, — согласился Крестэль. — Я не жалуюсь. В самом деле хотел мир посмотреть, да и вольный город по вкусу пришелся. Задержусь тут, пока отцу не понадоблюсь. Он не больно мои художества одобряет. А ты, если передумаешь, скажи. Картину обещаю написать необычную.

— Ночной чародей и солнечная чародейка? — ядовито осведомился Серп.

— Нет. Душа палача, — признался Кайт. — Название, может, и другое подберу, а замысел, по-моему, неплох.

— Тем более Змейку надо приглашать.

— Я не твою душу изображать собираюсь, Серп, уж извини. Для воплощения задумки мне нужна угрюмая и недобрая, но не уродливая внешность.

— Внешность твоими стараниями уже подпорчена, — чародей поднялся на ноги, потянулся, выставляя на обозрение заметный кривой шрам на боку. — Откровенность ценю, Крестэль. Если прослышу что-то, с Эроной или тобой связанное, непременно сообщу.

— Я тоже о твоем деле не забываю. Очень оно смущает своей бессмысленностью.

Чародея не слишком заинтересовали сведения о принцессе Эроне, а вот история Мерты не шла из головы. У хозяйки «Кабаньего клыка» наверняка остались надежные связи среди Нетопырей. Отчего бы не воспользоваться ее расположением и не попробовать узнать о своем деле?

Орден Нетопырей был основан в незапамятные времена чародеем Лотусом, дабы тайно надзирать за одаренными, не допускать их до злоупотребления властью и примерно наказывать провинившихся. Предания гласили, что сам Лотус славился добронравием и терпеть не мог, когда чародеи использовали свои способности в неблагих целях.

В состав ордена входило немало одаренных, тщательно отобранных в детстве и прошедших особое обучение. Не гнушались Нетопыри и помощью обычных людей, которые обладали теми или иными подходящими способностями, таких, как Мерта. Во главе ордена стоял совет глав, члены которого представляли все страны Меддины, но имена их хранились в тайне даже от рядовых братьев, не говоря о посторонних.

Серп, как и многие чародеи, не слишком жаловал Нетопырей. Он полагал, что у одаренных и без того хватает ограничений. Ни один чародей не имел права исподтишка убить человека или нанести иной существенный вред пред ликом своего Господина или Госпожи. Самые могущественные солнечные чародеи оказывались связанными крепче других. Их Господин, дарующий жизнь, запрещал причинять людям и прочим тварям какое бы то ни было зло. Конечно, находились хитрецы вроде Юнкуса, которые умудрялись любое свое действие объявить совершенным во благо или действовали чужими руками, но терпение светила было не беспредельно. Каждый чародей знал историю Кардуса, слишком часто и серьезно нарушавшего заветы, а потому лишившегося дара и впавшего в безумие.

Серп как-то спросил наставника, есть ли в предании крупица правды, или оно придумано, чтобы держать одаренных в узде.

— Неужели ты станешь проверять? — ответил вопросом на вопрос Кверкус.

— Нет, не стану, — буркнул ученик.

— Насколько мне известно, никто из одаренных не пытался ответить на твой вопрос опытным путем. Что до срывов, они случаются у всех. Важно вовремя осознать, покаяться и стараться больше не оступаться. Но если вдруг забудешься, думаю, Нетопыри найдут тебя скорее, чем гнев Госпожи.

Странно было, что Нетопыри не нашли Рубуса, впрочем, если учесть, что в Мелгу их допускали крайне неохотно, то удивляться особенно нечему.

Поначалу правители государств Меддины приветствовали деятельность Нетопырей. Хотя одаренных в каждом поколении рождалось не так уж много, да и уровень мощи у них оказывался неравным, сильные чародеи проживали очень долгие жизни, копя знания и опыт. Это не могло не тревожить лишенных дара власть имущих, которым везде мерещилась угроза их тронам и престолам. Древний закон не позволял сильному одаренному становиться во главе страны, и на протяжении столетий соблюдался неукоснительно. Но и поддержка могущественного ордена не казалась лишней.

С течением времени Нетопыри, первые из которых были в большей степени стражами, чем бойцами, становились особой силой, которая стремилась не только поддерживать равновесие, но и менять мир к лучшему сообразно своим представлениям. Попытки влияния ордена на действия государей и верховных чародеев усиливались. Кое-кто из правителей уже всерьез подумывал, что страшнее: призрачная угроза объединения чародеев с целью захвата власти или частое и порой достаточно жесткое вмешательство Нетопырей. Мелга стала первым городом, запретившим членам ордена появляться в своих пределах без особого разрешения. Вероятно, не последнюю роль в этом сыграл Юнкус, который не желал делить полноту чародейской власти с кем бы то ни было.

Когда Серп вошел в «Кабаний клык», Мерты за стойкой не было, там снова хозяйничал Яс.

— Вечер добрый! — тут же приветствовал он посетителя. — Встреча назначена или просто пива выпить пришел?

— Рано тебя мать сюда поставила. Учиться еще и учиться. Какое твое дело, встреча или пиво?

— Маманя-то мне и наказала строго-настрого, — ухмыльнулся Яс. — Если палач придет с кем-то встречаться, гнать в шею. Ей, мол, каждый завсегдатай дорог, а одного она уже лишилась по твоей милости.

— Так я и поверил, что ее завсегдатай впервые помер после душевной беседы в «Клыке». Где сама Мерта? У меня к ней дело.

— По долгу службы? — не отставал настырный парень.

— Нет. Хочу ее кое о чем попросить.

— Смотри, чарун! Нас у мамани пятеро. И я самый младший и тщедушный, — Яс расправил отнюдь не узкие плечи и выкатил грудь. — Если что, и с одаренным справимся.

— Догадываюсь, как вглядят твои братцы, — хмыкнул Серп, вспоминая откровения Крестэля. — Нет мне резона с Мертой схлестываться, так что не тревожься.

— Она наверху, — Яс кивнул на приоткрытую дверь в углу, за стойкой. — Жалуется, мол, по осени кости начало ломить. А я думаю, меня к делу всерьез пристроить хочет. Если б она хоть девок сюда позволила пускать…

Серп кивнул и, не дослушав сетования, направился к двери, за которой обнаружилась узкая винтовая лестница, освещенная чародейским светильником.

В небольшом коридоре на втором этаже витал слабый запах сушеных трав и пряностей, по стенам виднелось несколько дверей. Самая дальняя была открыта, из нее падал неяркий свет, почти не разгоняя сгущавшиеся вдали от лестницы тени.

Серп направился туда, переступил порог и оказался в маленькой комнатке, будто шкатулке, стены которой были обиты яркой материей с узором из цветов и листьев. Ни время, ни свечная копоть не оставили следа на свежих красках. Или не успели, или здесь, как и в жилище Боровика, работали охранные чары.

Пряный дух в комнатке ощущался отчетливее. Пол закрывал толстый ковер с незнакомым орнаментом. По правую и левую руку от входа стояли два высоких подсвечника с парой свечей в каждом, в камине напротив двери плясал на дровах рыжий огонь. Живое пламя светило не так ярко, как чародейское, зато добавляло уюта, мягко взблескивало на начищенной серебряной посуде, во множестве расставленной на полках, полочках и столиках.

Здесь были кубки и кружки, тарелки и блюда, соусники и молочники, украшенные тонкой работы цветочными гирляндами, фигурками животных, птиц, людей, инкрустированные перламутром и драгоценными камнями, попадались и простые, гладкие, без малейшей гравировки, но все равно притягивающие взгляд совершенством формы и гармонией линий. Над камином висело огромное блюдо в форме цветка подсолнуха.

Серп невольно задался вопросом, за сколько лет у хозяйки «Клыка» скопилась такая тьма серебряной утвари.

Кроме полочек и столиков в комнате была еще низенькая скамеечка у очага да повернутое к камину большое кресло. Из-за высокой спинки и широких подлокотников нельзя было понять, есть в нем кто-то или нет.

— Проходи, чего встал, — послышался пронзительный голос Мерты. — И блюдо, и половицы давно оповестили меня о госте.

Серп слегка удивился про себя: вроде бы доски под ногам молчали. Но кто знает, что там за способности у бывшей Нетопырихи. Или, скорее, свойства у ее вещей: чародеи из ордена вполне могли постараться для своего человека.

— Здравствуй, Мерта, — он подошел к камину, взглянул в кресло.