Злодеи и другие истории

Кроме того, она ему на самом деле нравилась.

Черт побери!

Забудь о ней.

Он попытался. Он попытался думать о других.

Как они визжали и кричали. Как выглядели их лица. Как пронзается кожа. Как алые ручьи крови вытекают из берегов разрезанной плоти, бегут и расходятся, сливаются в новые течения, и скользят по бархатистым полям, образующим мерцающие бассейны во впадинах тела, стекают вниз по наклону.

Сколько тел, вздрагивающих от ужаса или бьющихся в агонии! Сколько хлещущих ран!

И все - у незнакомцев.

Если не считать лицо, тело и раны его матери. Борясь с ошеломляющим потоком образов, пытаясь противостоять мыслям о Линн. Он сосредоточился на матери. Ее голосе из-за двери.

- Солнце, принеси мне "Бэндэйд", пожалуйста.

Он увидел себя, увидел, как входит в заполненную паром ванную, тянется к аптечке за жестяной банкой с пластырями, берет один и направляется к ванне, где лежит мать. Вода в ней мутная. По ее поверхности плавают клочья мыльной пены. От ее грудной клетки поднимаются два блестящи влажных островка, удивительно круглых и гладких, на вершине каждого - кожа оттенком порумяней, выступающая наверх. От одного взгляда на эти островки Чарльз почувствовал себя как-то непривычно и смутился.

Мать держала в руке бритву. Левую ногу она держала над водой, упершись ступней о край ванны под одной из ручек крана. Порез расположился между ее коленкой и местом, где колыхалась вода.

- Я тут порезалась, когда брилась, - сказала она.

Чарльз кивнул. Посмотрел на рану. Проследил, как красные ленточки скользят по блестящей коже вниз. Из-за этого вода между ее ног становилась розовой. Там у нее росли волосы. Он не мог разглядеть ее письки. Он уставился, пытаясь найти ее, хотя и знал, что смотреть туда ему ни в коем случае нельзя. Но ничего не мог с этим поделать. Ему стало нехорошо.

- Ты же не отрезала ее, да?

- Что отрезала, солнышко?

- Ну... письку.

Она мягко рассмеялась.

- О, знаешь, у мам не бывает письки. Тут.

И она нежно взяла его за руку и потащила ее вниз, в горячую розовую воду. Провела ею по всему телу. По порезу - нет, не просто порезу, а по огромной ране со скользкими краями. Он попытался вырваться, но она сжала руку сильней и удержала его.

- Ну же, потрогай, - сказала она.

- А это не больно? - спросил он.

- Совсем не больно.

Оно было длиной почти с ее ладонь. Теплое и скользкое внутри. И очень глубокое. Она немного заерзала, когда он шарил там пальцами.

Голос ее прозвучал как-то странно, когда она сказала:

- Я такой создана. Все мамы такие.

Она выпустила его руку, но он все держал ее там.

- Хватит, солнышко. Лучше налепи этот "Бэндэйд" мне на ногу, пока я не истекла кровью до смерти.

И Чарльз подготовил пластырь. Когда он поднес его к маленькому кровоточащему порезу, она сказала:

- Ты же не упадешь в обморок?

Но этот голос принадлежал не его матери. Он повернул голову. Женщиной, развалившейся в ванной, была Линн.

* * *

На рассвете Чарльз, совсем не отдохнувший, выполз из постели. Ноги едва держали. Он не знал, спал ли он вообще. Может, немного. Если и спал, то вся ночь для него оказалась круговоротом снов настолько ярких, что они могли быть воспоминаниями или галлюцинациями.

После долгого душа стало получше. Вернувшись в спальню, он уселся и посмотрел на часы. Четверть седьмого. Это означало, что у него есть больше десяти часов до работы. И очередной встречи с Линн.

Он видел ее голой, он сверху, она корчится от боли, а он полосует ее бархатную кожу.

- Нет! - выпалил он и топнул ногой.

Были способы предотвратить это. Трюки. За эти годы он выдумал сотни трюков, чтобы кормить свои желания, притуплять нужду, хоть как-то держать себя в руках.

Вестибюль университета выглядел пустым и огромным. Чарльз знал, что он совсем не пуст. Но пока он шел к лестнице, по пути не встретился никто. Те немногие студенты и преподаватели, что вынуждены приходить к восьми часам, уже попрятались по аудиториям, и сейчас наверняка сидели, протирая глаза, зевали и мечтали вернуться в кровать.

Он поднялся на четыре скрипучие ступеньки вверх и остановился. Прислушался. Кроме звуков собственного дыхания и биения сердца, он слышал отдаленный голос. Наверное, доктор Деррик. Доктор Дурик для студентов, которым приходилось страдать на его обязательных (университет был методистский) занятиях по истории христианства. Не только обязательных, но еще и скучных, и ставились всегда в расписании на 8.00.

Это была одна из трех лекций, что читались в Уэллер-Холл по понедельникам, средам и пятницам в столь небогоугодное время. Аудитория Деррика находилась прямо наверху у лестницы.

Усмехаясь, Чарльз вытянул нож, раскрыл его и вогнал в повидавшее виды дерево перил. Вырезал аккуратную борозду длиной в два дюйма. Вычистил ее. Наклонившись, провел большим пальцем по замызганной ступеньке. Потер большим пальцем бледный порез на перилах, прикрыв его грязью, маскируя его.

С помощью острогубцев пристроил в полученное отверстие бритвенное лезвие.

Выпрямился и восхищенно посмотрел на результаты своей работы.

Край лезвия совсем чуть-чуть выдавался над поверхностью перил. Его едва было видно.

Дрожа от возбуждения, Чарльз поспешил наружу. Он присел на скамейку и стал наблюдать за входом в Уэллер-Холл.

Шикарно будет, - подумал он. - Это всегда шикарно.

Однако, он никогда не делал этого в кампусе. Это его обеспокоило. Он даже подумал о том, чтобы вернуться к лестнице и вытащить лезвие. Можно было выйти в город и установить ловушку где-нибудь там, где-нибудь в месте не столь опасном.

Но ему совсем этого не хотелось. Слишком часто случалось, что на его трюк попадал кто-нибудь старый и уродливый, следовательно, все шло насмарку. Он не мог так рисковать. Ему нужно было, чтобы порезалась молодая цветущая студенточка. Такая, как Линн.

Минуты тянулись и тянулись. Когда в здании начали собираться, Чарльз испугался, что может все пропустить. Он еще немного подождал. Едва сдерживаясь. Поднялся со скамейки, проскакал вверх по бетонным ступенькам и вошел внутрь.

По коридору расхаживало несколько студентов, они останавливались у дверей, заходили в кабинеты. На лестнице никого. Он прошагал в конец вестибюля. Там достал из портфеля экземпляр "Поминок по Финнегану" в бумажной обложке, раскрыл книгу, прислонился к стене и сделал вид, что читает.

Отсюда ему открывался прекрасный вид на лестницу.

Книга дрожала в руках.

Когда мимо прошли две девушки и повернулись к лестнице, он задержал дыхание. Похоже, первокурсницы. Они вели себя, как полагается первокурсницам - громко говорили, смеялись и активно жестикулировали.

Девушка, что шла со стороны перил, левой рукой прижимала к груди учебники. Правая свободно болталась. На первой ступеньке она взялась за поручень. Рука заскользила по перилам.

Ее яркие блондинистые волосы развевались за спиной. На ней была рубашка без рукавов. Очень тесные белые шорты. Чарльз видел очертания ее трусиков. Достаточно откровенно.

Его сердце застучало.

Шагнув с третьей ступеньки на четвертую, она резко отдернула руку.

Попалась!

Но она не вздрогнула и не закричала. Просто разрубила ладонью воздух. Какой-то идиотский жест, подкрепляющий какую-то ерунду, которую она пыталась втолковать своей подруге.

Она была почти на месте. Когда рука вернулась на перила.

Чарльз вздохнул. Почувствовал себя ограбленным.

Это еще не конец, - сказал он себе.

Но она подходила просто идеально. Симпатичная блондинка, и стройная, как Линн. На пару лет младше, но все остальное сходится.

Все равно лица бы не увидел, - утешил он себя.

Сверху раздался грохот шагов.

Мытарства по Христу подошли к концу, и студенты в панике спасались бегством. Через секунды первые из них уже огибали лестничную площадку и шли по лестнице вниз. Дрожа от возбуждения, Чарльз не сводил глаз с тех, кто спускался у самых перил. Первым шел парень. К счастью, его руки были заняты книгами. За ним шла гибкая брюнетка. Ее грудь мерно покачивалась в футболке. Но в руках она несла портфель, поэтому не стала заморачиваться с перилами.

За ней следовал толстяк в спортивном костюме. Но за ним - златовласая красавица, плечи открыты, туловище крепко сжато в объятьях ярко-желтого топа. И она держалась за перила!

Да!

- Ай, черт!

Толстяк.

Нет!

Он отдернул руку и так неожиданно остановился, что блондинка чуть в него не врезалась. Он поднял руку к своему раскрасневшемуся лицу, на котором застыло потрясение. Кровь капала, оставляя полосы на спортивном костюме.

- Еб твою мать, а! Посмотрите на это! Черт!

Вокруг начала собираться толпа.

Скоро кто-нибудь найдет лезвие.

Испустив долгий вздох, Чарльз захлопнул книгу. Зажал ее под мышкой, подхватил портфель и пошел по коридору.

Позже этим утром, после семинара по ирландской литературе двадцатого века, Чарльз сидел на парковой скамейке на одной из аллей кампуса. Скамейка пряталась в живой изгороди по бокам, а сзади ее скрывал дуб.

Он достал из портфеля два лезвия "Икс-Акто". Каждое было около дюйма в длину, в форме буквы V, края острые-преострые. На тупом конце - разъем, который можно было вставить в любую из множества ручек, поставлявшихся в комплекте. Ручек Чарльз с собой не брал.

Пряча лезвия в ладони, он притворялся, что читает Джойса. На самом деле, он следил за аллеей. Поток прохожих не прекращался.

Потерпи, - сказал он себе.

Не успел он найти время установить лезвия, как на скамейку напротив уселась влюбленная парочка. У них были пакеты из "Бургер Кинга" в квартале от кампуса. Чарльз ждал, пока они наедятся и наболтаются. Ждал, пока они насидятся и нацелуются. В конце концов, они ушли. Парень сунул руку в задний карман коротенький джинсовой юбки девушки.

Он осмотрелся. Наконец чисто!

Действуя молниеносно, он вставил одно из лезвий острием вверх в крашеную зеленую рейку у бедра. Отодвинулся и вырезал место для второго лезвия на спинке. Снова осмотревшись, чтобы не было свидетелей, вставил его.

После он пересек аллею и уселся на скамейку, на которой влюбленные угробили столько его времени. Они насорили. Чарльз стряхнул мусор на землю. Открыл "Поминки по Финнегану" и принялся ждать.

Люди шли и шли. Множество людей. Поодиночке, парами, небольшими кучками. Студенты, тренеры, профессора, администраторы, техперсонал. Мужчины и женщины. Стройные симпатичные девушки. Невзрачные девушки. Неряхи.

* * *

Чарльз прождал до обеда.

Никто туда так и не сел.

Никто.

Но Чарльз по-прежнему ждал. Его воображение снова и снова рисовало, как на скамейку садились прекрасные молодые женщины. Они подскакивали и вскрикивали. Спешили прочь, кровь из рассеченных ягодиц пропитывала их шорты, юбки и джинсы, пачкала спины их блузок, футболок, или текла по голой коже тех, кто носит топы или еще какую-нибудь открытую сзади одежду.

В его лучших фантазиях на скамейку садилась Линн. В белом бикини.

К этой фантазии он возвращался постоянно.

Линн остановилась перед ним.

Он недоуменно посмотрел на нее. Она была не в бикини. На ней была белая хлопчатобумажная рубашка для игры в поло. Розовые шорты, почти достававшие до колен, белые носки и кроссовки. У бедра висела громадная кожаная сумка.

- Привет, Чарльз, - сказала она. - Как дела?

Он пожал плечами. Выдавил улыбку. Он был почти уверен, что это - Линн, а не очередное порождение его фантазии.

- Ну что, готов к труду и обороне? - спросила она.

Он посмотрел на часы. Без десяти четыре. Не может быть! Он не мог просидеть так долго.

- Думаю, пора, - пробормотал он.

Линн покачала головой.

- Ты в порядке?

- Поспать нормально не смог.

- Да и я не выспалась. Ну что, идем?

- Конечно. Да. Думаю, да.

Он убрал книгу, поднял портфель и встал. В последний раз бросив взгляд на скамейку напротив, он зашагал к Линн.

Это - Судьба, - подумал он. Он пытался направить свою жажду в сторону от Линн, но ни одна попытка не увенчалась успехом. Так и должно быть. Им руководили силы, над которыми он не имел никакой власти, силы, что предписали Линн пролить кровь для него.

- Посмотри на мой палец, - сказала она по пути.

Она подняла палец к его лицу.

Пластыря не было. Чарльз увидел маленькую завитушку бороздки на подушечке пальца. Его сердце забилось сильнее.

- Выглядит неплохо, - сказал он.

- Почти как новенький, - cлегка задев его, она улыбнулась и опустила руку. - Если бы не твоя первая помощь - кто знает, что могло бы случиться. Я же могла умереть от потери крови.

Чарльз понимал, что она шутит. Но сердце застучало еще сильней. По всему паху расползся жар.

- От того, что бумажкой порезалась?

- Конечно. Такое постоянно случается. Это - главная причина смерти среди библиотекарей и редакторов. Честное слово, - oна посмотрела на него. - Ты же умеешь улыбаться, да?

- Конечно, - пробормотал он.

- Давай посмотрим.

Он попытался.

- Это никуда не годится, - сказала она. - Знаешь, если бы ты хоть иногда улыбался, то был бы вполне симпатичным молодым человеком.

Он впился в нее взглядом. Представил, каким будет ее лицо, если но нему потечет ярко-красная кровь. Представил, как будет слизывать кровь с ее щек и губ.

- Больше похоже, будто ты не улыбаешься, а хочешь меня съесть, на самом деле, - сказала Линн. - Но и так сойдет. Тебе нужно почаще тренироваться.

Даже когда все книги уже были уложены, Чарльз оставался среди стеллажей на втором этаже.

Если он пойдет вниз, то увидит Линн. Она будет сидеть на стуле у стола выдачи, принимать и выдавать книги или ходить там взад-вперед и, мило улыбаясь, предлагать помощь.

Пока я ее не вижу, - сказал он себе, - ничего не случится.

Наверх поднялось несколько студентов. Некоторые выбирали книги, а другие влезли в кабинки для индивидуальной работы и занимались своими делами. Среди них были и девушки, но Чарльз не обращал на них внимания. Или Линн, или никто.

Он и сам забрался в кабинку. По какой-то неведомой причине она стояла в углу, куда не попадал свет. Это ему было на руку. Тут уютно и никто его не увидит.

Он скрестил руки на парте и положил на них голову.

Может, удастся поспать.

Он закрыл глаза. Представил, как Линн висит, привязанная за запястья к балке под потолком, ее ноги не достают до пола. Но у него не было веревки. Плохо. Сходить домой и принести? Аварийный выход под сигнализацией. Он не сможет выйти, не попадаясь Линн на глаза.

Может, ремень подойдет?

Раньше это срабатывало. Он обмотает руки девушки ремнем, а другой его конец прибьет к потолку.

Нет молотка, нет гвоздей.

Да и вообще, веревка была бы лучше. Пусть даже ее не было, но ему нравилось представлять Линн беспомощно висящей на веревке. На ней была рубашка для поло. Но в его воображении на ней была обыкновенная блузка. На пуговицах. И он отрезал эти пуговицы одну за другой.

Чарлз вздрогнул и проснулся, когда его погладили по затылку. Он аж подскочил. Позади него, совсем рядом, хмурясь, стояла Линн.

- Вырубился, значит, - сказала она.

Голос ее в тишине показался далеко не шепотом.

- Прости. Я не...

- Да ладно тебе, - eе рука оставалась у него на затылке. - Я уже беспокоиться начала. Ты же просо исчез.

- Я тут книги раскладывал. И так устал...

- Ничего, - губы растянулись в улыбке. - Я подумала, может, ты меня избегаешь? Ты со вчерашнего дня себя как-то странно ведешь.

- Это я странно себя чувствую.

- До сих пор переживаешь, потому что я порезалась?

- В какой-то степени - да, наверное.

Он встал и толкнул стул. Тот издал пронзительный скрип. От шума Чарльз поежился.

- Мне тоже было не по себе, - сказала Линн.

Он повернулся.

- Правда? - заглянув в глаза, она взяла Чарльза за руку. - Как ты себя вчера вел... Такой милый, принес мне пластырь и все такое, прилепил мне на палец, хоть и боишься порезов. Я поняла... какой ты чудесный.

- Я?

- Да, ты.

Она подняла руки к его лицу. Нежно поглаживая его щеки, она встала перед ним. Запрокинула голову. Прижалась к его рту губами. Медленно, нежно поцеловала его, и посмотрела ему в глаза.

- Мы одни, - прошептала она. - Я уже закрыла все на ночь.

Чарльз смог лишь ойкнуть. Он дрожал. Сердце выпрыгивало из груди, дыхание сперло. В паху напряглось, и Линн прижималась так, что наверняка чувствовала его эрекцию.

Он отступил. Ее руки обвили его торс.

- Я не спала всю ночь, - сказала она. - Думала о тебе.

- Я тоже думал о тебе, всю ночь.

- Правда?

В голосе ее послышалась дрожь.

- Да.

- О, боже! - oна тихо и нервно рассмеялась. - Мне надо было порезаться давным-давно.

Дрожащими пальцами она начала расстегивать его рубашку. Распахнула ее. Поцеловала грудь.

Одной рукой Чарльз ласкал ее спину. Второй - полез в карман брюк. Сжал пластиковую ручку ножа.

Все так же глядя ему в глаза, Линн вытянула край рубашки из шорт, стянула через голову и бросила на пол.

Чарльз почувствовал, будто из его легких высосали дыхание. Ему отчаянно не хватало воздуха.

Линн нашарила поясок своих шорт. Шорты скользнули вниз по ноге. Она вылезла из них и легонько оттолкнула носком кроссовка.

Пластиковая ручка ножа стала скользкой от пота.

- Тебе нравится, как я выгляжу? - прошептала Линн.

Чарльз кивнул.

- Ты выглядишь... прекрасно.

Прекрасна. Стройная и привлекательная. Обнажена, если не считать откровенного белого бюстгальтера, белых носков и кроссовок.

На лице застыло спокойное, мечтательное выражение. Намек на улыбку. Выгнувшись дугой, она потянулась руками за спину.

- Нет, - пробормотал Чарльз.

Она поднял брови.

- Я хотела отцепить...

- Знаю. Давай я.

Ее улыбка засияла.

- Конечно.

Чарльз вытянул нож. Раскрывая лезвие, он не сводил глаз с Линн, готовый схватить ее, если она вдруг вздумает убежать.

Ее улыбка скривилась. Она стояла, не шелохнувшись, впилась взглядом в нож.

- Ты что, шутишь?

- Я должен.

Она перевела взгляд на его лицо. Казалось, она изучает его. Потом повела плечом.

- Ну давай, Чарльз.

- Что?

- Раз ты должен, значит должен. Куплю новый.

- Ох.

Она положила руки ему на бедра. Чарльз чувствовал, как она слегка дрожит. Когда он резал бретельки, она усиливала хватку. Потом лезвие скользнуло между чашечками бюстгальтера. Она закрыла глаза. Рот раскрылся сам по себе. Чарльз слышал ее скрипящее дыхание. Он потянул, разрывая бретельки.

Бюстгальтер упал.

Линн открыла глаза. На губах заиграла улыбка.

- Да ты извращенец, - сказала она охрипшим от волнения голосом.

Она затрепетала, когда Чарльз провел тупой стороной лезвия по ее левой груди. В мерцании флуоресцентной лампы он увидел, как ее гладкая кожа покрывается пупырышками. Сосок набух. Он вдавил сосок внутрь и смотрел, как он снова взбухает. Линн застонала.

Она ослабила его ремень. Расстегнула пуговицу на джинсах, дернула ширинку вниз и лихорадочно потянула их вместе с нижним бельем.

Так не бывает, - подумал Чарльз.

У него никогда не было ничего подобного. Он подумал, что, должно быть, спит.

Но знал, что это совсем не так.

Линн обхватила его пальцами.

- Теперь трусики, - прошептала она. - Ножом.

Он разрезал их по бокам. Тонкая ткань повисла, но трусики не спадали. Они застряли между ног. Тогда она потянулась к ним, легонько дернула, и они полетели на пол.

- Это так странно, - задохнулась она. - У меня никогда... ничего такого.

Ее ласковые пальцы заскользили по нему. Вверх и вниз.

Трясущимися руками он поднес нож к ее груди. Он прижал его к Линн прямо над левой грудью. Нежно.

- Осторожно, - сказала она. - Ты же не хочешь меня порезать.

- Вообще-то хочу.

Ее рука соскользнула. Она выпрямилась, посмотрела ему в глаза.

- Шутишь, да?

- Нет.

- Но ты же терпеть не можешь порезы.

- Прости. На самом деле, я их обожаю. Они... делают со мной что-то такое...

- Заводят?

- Да.

- Но это же сумасшествие!

- Наверное, ты права. Прости, пожалуйста, Линн.

- Держи себя в руках.

- Я должен сделать это! Должен тебя порезать.

- О, боже!

Он покачал головой.

- Ты прекрасна, и... думаю, я люблю тебя.

- Чарльз, нет!

Он уставился на вошедший в ее кожу нож. Рассек верхнюю часть груди.

Линн ухватилась за его руку, скрутила ее. Чарльз завизжал, и она ударила его локтем в челюсть. Чарлз дернулся назад, оступился и выронил нож. Запутавшись в спущенных брюках, он врезался в одну из кабинок и свалился.

Линн молнией бросилась к ножу, подобрала его и пошла к Чарльзу.

Тот встал на колени. Посмотрел на нее снизу. Прекрасна. Сердито смотрит на него, обнажена, если не считать белых носков и кроссовок. Лезвие ножа блестит.

- О, Чарльз, - пробормотала она.

В глаза брызнули слезы. Он сгорбился, закрыл лицо руками и заплакал.

- Чарльз?

- Прости меня! - выпалил он. - Боже, прости меня! Я не знаю, почему... прости меня!

- Чарльз! - в ее голосе послышались командирские нотки.

Он протер глаза и поднял голову.

Линн смотрела на него. Легонько кивнула. Уголок губ задрожал.

Она выбросила запястье вперед. Когда лезвие сделало маленький порез, она вздрогнула и скривила лицо. Сложила нож и опустила его.

Чарльз уставился на ленточку крови. Она начиналась прямо под ключицей и тонкой струйкой бежала вниз.

Она проходила над грудью, делилась на две, одна часть выбирала новый курс по бледному округлому боку, а вторая медленно добиралась до соска.

- Подойди сюда, - прошептала Линн.

На следующий день в аптеке Чарльз сгорал от стыда.

Линн хихикала.

Она бросила на прилавок три пачки презервативов. Аптекарь, молодой парень, разглядывал Чарльза. Он изумился.

- Вы что, против безопасного секса? - спросила Линн.

- Нет. Не-а.

Чарльзу хотелось лечь и умереть на том самом месте.

- Это тоже пробейте.

Линн швырнула на прилавок три банки пластыря.

Перевод: Амет Кемалидинов

"На лесной поляне"

Звук, похожий на шум шагов рядом с палаткой, вывел меня из полусна. Турист? Не похоже. Мы расположились вдали от главных троп, и никого не видели уже дня три.

Может, там никого не было. Может, просто с дерева поблизости упала ветка или шишка. Или запах съестного привлек к нам в лагерь какое-то животное. Крупное животное.

Я снова услышал его - глухой тяжелый звук.

Я боялся пошевелиться, но заставил себя повернуться и посмотреть, не спит ли Сэйди.

Она ушла.

Я глянул вниз на спальный мешок. Расстегнутую москитную сетку задувало внутрь. Холодный пахнущий сыростью ветерок коснулся моего лица, и я вспомнил, что Сэйди вышла из палатки. Как давно? Этого я сказать не мог. В любом случае, ей уже давно пора было вернуться, чтобы мы могли закрыть палатку.

- Эй, Сэйди, ты чего не заходишь?

Я слышал только журчание ручья в нескольких ярдах от нашего лагеря. Он шумел так, словно в лесу бушевал шторм.

- Сэйди! - позвал я.

Тишина.

- Сэээ-йдиии!

Она, должно быть, ушла далеко и не слышала. Ладно. Ночь была прекрасная: прохладная, но безоблачная, с такой круглой и белой луной, любоваться которой можно было часами. Чем мы, собственно, и занимались, прежде чем пойти на боковую. Я не мог винить ее за то, что она решила выйти прогуляться на свежем воздухе.

- Отдыхай, - пробормотал я и закрыл глаза.

Мои ноги немного замерзли. Я поерзал ими, свернулся калачиком и поправил подложенный под голову сверток из джинсов. Только я начал устраиваться поудобнее, как кто-то возле палатки кашлянул.

Это была не Сэйди.

Мое сердце замерло.

- Кто там? - спросил я.

- Всего лишь я, - ответил низкий мужской голос, и палатка ужасно закачалась. - А ну вылазь!

- Что ты хочешь?

- Живо!

- Хватит раскачивать палатку! - я достал нож из чехла на поясе джинсов.

Палатка замерла.

- У меня дробовик, - сказал мужчина. - Выходи, пока я не досчитаю до пяти, или я разнесу эту палатку вместе с тобой. Один...

Я выскочил из спального мешка.

- Два...

- Эй, ты не можешь подождать, пока я оденусь?

- Три... Выходи с пустыми руками, четыре...

Я сунул нож в носок, рукояткой вниз, чтобы он не выпал, и выполз наружу.

- Пять, ты успел.

Я встал, ощущая под ногами шишки и ветки, и посмотрел в ухмыляющееся бородатое лицо мужчины, имеющего какое-то неприятное сходство с Распутиным. Дробовика у него не было. Только мой ручной топорик. Я бегло осмотрел побережье ручья за ним. Никаких признаков Сэйди.

- Где твой дробовик? - спросил я.

И закрыл рот на замок.

Мужчина сухо рассмеялся.

- Доставай нож из носка.

Я посмотрел вниз. На мне были только шорты и носки, и в лунном свете нож на фоне моей ноги сверкал, как серебряный.

- Доставай его медленно, - предупредил он.

- Нет.

- Хочешь увидеть свою женушку снова? Если я дам знак, мой друг убьет ее. На кусочки порежет.

- Сэйди у вас?

- Там, за деревьями. Нож отдай.

- Ни за что, - я сжал колени, чтобы унять дрожь. - Вы все равно нас убьете.

- Не-а. Все, что нам нужно - ваша еда и снаряжение. Мы просто хотим немного пожить на природе. Понимаешь, мужик? - oн ухмыльнулся, словно вид его кривых зубов помог бы мне понять его лучше.

И он помог.

- Что вы сделали, - спросил я, оттягивая время. - Банк ограбили?

- Ну, и банк ограбили тоже. Давай, избавляйся от ножа, или мне крикнуть Джейку - пусть режет?

- Лучше кричи Джейку, - сказал я и выхватил нож.

- Ты уверен?

- Уверен. Хотя, сделай мне одолжение. Ты не будешь против, если я попрощаюсь с женой?

Он снова ухмыльнулся.

- Валяй.

- Спасибо, - сказал я, и заголосил: - Прощай, Сэйди! Сэйди! Прощай, Сэйди!

- Хватит.

Он подошел, высоко подняв топорик, словно взвешивая его в руке. И все это время ухмылялся.

Мой нож полетел в него, отражая лунный свет, и ударил его прямо в грудь. Рукояткой.

Он подходил все ближе и ближе. В конце концов, я уперся спиной в дерево. Холодная, влажная кора впилась мне в кожу.

- Нет никакого Джейка, - сказал я, стараясь отвлечь его.

- И что? - ответил он.

Я поднял руки, чтобы закрыться от удара, и подумал, долго ли будет больно.

Тут раздался леденящий душу горловой вой. Через ручей, шлепая по воде, несся мастиф. Огромный зверь, черный, как смерть. Обернуться Распутин не успел. Он успел только вскрикнуть, прежде чем Сэйди, рыча, сбила его с ног и вцепилась в глотку.

Перевод: Амет Кемалидинов

"Вторжение мертвецов"

- Что ты здесь делаешь? - спросил Чарли у трупа женщины.

Женщина не ответила. Она расположилась в садовом кресле Чарли, в том самом кресле, в которое собирался сесть он сам, в кресле, в котором он по утрам пил свои первые две чашки кофе. Эту часть дня он любил больше всего: так тихо, воздух все еще сохраняет ночную свежесть и прохладу, а солнце мягко пригревает. Но сейчас!..

- Эй! - окликнул он

Она не пошевелилась. Просто сидела, скрестив ноги и сложив руки на коленях. Чарли отхлебнул кофе и обошел ее. На ней было блестящее голубое вечернее платье. Какая неподходящая одежда, - подумал Чарли. Летнее платьице или купальник были бы в самый раз, а строгое, официальное платье с открытыми плечами выглядело нелепо, даже претенциозно. Совсем не то, что нужно.

Чарли зашел на кухню налить кофе и, вернувшись, застал ее на том же самом месте. Несправедливость ситуации накрыла его волной. Он решил столкнуть ее с кресла - пусть сама о себе как-нибудь позаботится.

Именно это он и сделал. Женщина плюхнулась и растянулась на газоне, и Чарли занял ее место.

Несколько мгновений спустя он вздохнул в отчаянии. Он просто не мог пить кофе перед ней.

Выливая кофе на траву, он поднялся на ноги и устремился в дом. Ему хотелось вломиться в дверь спальни Лу, но это могло его разозлить, так что Чарли тихонько постучал.

- Не шуми! - заорал Лу.

- Можно войти?

- Если хочешь.

Чарли открыл дверь и вошел в комнату, пропитанную застоявшимся дымом. Лу лежал в кровати. Натянув одеяло до самого верха, так что виднелось одно лицо. Его пухлая физиономия с приплюснутым носом и выпученными глазами всегда напоминали Чарли о мопсе по имени Снэппи, который у него когда-то был. Снэппи, кусавший всех, до кого мог добраться, и тот имел характер помягче, чем у Лу. Особенно поутру.

- Вставай, Лу. Я хочу тебе кое-что показать.

- Что?

- Вставай, вставай!

Лу вздохнул и сел.

- Надеюсь, мне это понравится.

- Нет, это тебе вряд ли понравится, но тебе стоит это увидеть.

Лу слез с кровати, надел халат и тапочки и пошел за Чарли во двор.

- Полюбуйся, - сказал Чарли.

- Кто это? - спросил Лу.

- Откуда я знаю?

- Ты же нашел ее.

- То, что эта дама сидела в моем кресле, еще не значит, что я с ней знаком.

- И что она делала в твоем кресле?

- Ничего особенного.

- Как она оказалась на траве?

- Она сидела на моем месте, Лу.

- И ты ее скинул.

- Ну да.

- Как некультурно, Чарли! - Лу опустился на колени. - Неплохо одета, правда?

- Ну уж точно получше, чем ты оставлял своих, - сказал Чарли.

- Спорить не стану, - oн наклонил голову женщины назад и коснулся синяка на шее. - Нейлоновый чулок, - сказал он. - А может - шарф. Не мой почерк.

- Я тебя ни в чем не обвинял, - возразил Чарли.

- Не обвинял. Спасибо. Ты, должно быть, удивляешься.

Чарли пожал плечами.

- Ты же читал мою книгу?

- Конечно.

На самом деле, Чарли ее не читал. Он вообще не читал ни единой книги после "Сайласа Марнера" в школе. Но Лу несказанно гордился романом "Души до последнего вздоха: Правдивая история Риверсайдского душителя, рассказанная им самим". И, бесспорно, имел право гордиться. Книга, написанная им за последние два года в тюрьме, стала бестселлером в твердой обложке. Права на издание в мягкой обложке принесли 800 000 долларов, а Эд Ленц подписал контракт на исполнение роли Лу в фильме студии "Юниверсал".

- Во-первых, - сказал Лу, - они должны были быть блондинками. Во-вторых, я забирал их одежду и наряжал в нее дома манекенов. В-третьих, я не пользовался шарфом, я пользовался пальцами. За то меня и прозвали - "Пальцы".

- Конечно же, я все это знаю.

- В-четвертых, я не разбрасывал их по чужим дворам. Это некультурно. Я оставлял их на дорогах, - oн ткнул тело ногой. - Совсем не в моем стиле.

- Но полиция...?

- Вот именно. Надо от нее избавиться.

- И что мы будем с ней делать? - спросил Чарли.

Лу вытянул из кармана халата сигару, снял обертку и бросил ее на траву, сунул сигару в рот и зажег.

- Что мы будем с ней делать, - сказал он. - В банк положим.

Тело спрятали в багажнике "Доджа" Чарли до темноты. Вечером они выехали покататься. Чарли, бывший автоугонщик, который увел немало машин и лишь раз прокололся, украл "Форд-Mустанг" со стоянки у многоэтажки в Студио-Сити. Лу ехал за ним на "Додже". На темной, извилистой дороге на Голливудских холмах Чарли взломал замок багажника "Mустанга". Женщину переложили в этот багажник и оставили "Mустанг" у филиала "Банка сбережений и займов" в Санта-Монике.

- Неприятная это работенка, - пожаловался Чарли после.

- А мне понравилось, - сказал Лу.

Два дня спустя, читая утреннюю газету, Лу объявил:

- Они нашли наше тело.

- А?

- Вот что пишут: "Танцовщица найдена убитой. Тело двадцатидвухлетней балетной танцовщицы Марианны Тамли было найдено вечером в субботу. Очевидно, она стала жертвой удушения. Мисс Тамли, которая была ученицей лос-анджелесской балерины Мэг Фонтаны, исчезла вечером, после исполнения ее труппой "Лебединого озера". Ее тело было обнаружено в багажнике автомобиля, брошенного в Санта-Монике, согласно официальным сообщениям полиции", - Лу забормотал под нос, не найдя больше ничего интересного.

- Ты же не думаешь, что нас привлекут за это?

- Ни за что.

Несколько дней Чарли пил свой утренний кофе во дворе, наслаждаясь свежим воздухом, лучами солнца и спокойствием одиночества. В субботу, однако, он наткнулся на тело худощавой брюнетки, занявшей его кресло.

Он посмотрел на нее. Она посмотрела в ответ.

- Да что это такое! - сказал он. - Ты не можешь испортить мне день сегодня!

Но она это сделала.

Несмотря на то, что Чарли уселся в плетеное кресло Лу, спиной к брюнетке, он почти чувствовал ее изучающий взгляд на затылке. Раздраженный, он пошел в дом снова наполнить чашку. Наливая кофе, он нашел выход. Сходил к шкафу для белья. Перед тем, как снова усесться в кресло, он накрыл голову женщины полосатой наволочкой. К сожалению, Чарли был почти уверен, что она будет из-под нее выглядывать. Каждые несколько секунд он оборачивался и смотрел на нее. В конце концов, это ему надоело. Он бросился в дом, и ввалился в спальню Лу.

- Лу! - закричал он. - Там еще одна!

Хмурое лицо Лу осветилось улыбкой.

- Занятой человек этот наш душитель.

* * *

Позже, этим вечером, они положили тело в багажник украденного "Файрберда" и оставили машину на стоянке Международного аэропорта Лос-Анджелеса.

Пусть газеты и печатали статьи об исчезновении еще одной танцовщицы - исполнительницы роли в "Лебедином озере", - ее тело не могли найти до четверга. Это стало темой номера утренней газеты в пятницу.

Прочитав статью вслух, Лу зажег сигару.

- Мы хорошо с тобой поработали, Чарли. Если бы мы завернули ее получше, чтобы удержать аромат, она бы там еще неделю пролежала. Знаешь, что я сделаю, следующую я...

- Какую еще следующую? - насторожился Чарли.

- Мы находим этих баб уже две недели подряд. Тело за номером три должно появиться завтра, готов поспорить.

- Лу?

- Что?

- Давай устроим душителю засаду. Если он принесет очередное тело, мы его накроем!

- И что потом?

- Заставим забрать его обратно.

Лу проследил за ручейком дыма, поднимающимся из его сигары к потолку, и сказал:

- Хорошая идея. Прекрасная идея! Я совсем не против с ним встретиться.

Чарли сидел на стуле возле забора. Около полуночи он услышал шум автомобиля на аллее. Автомобиль остановился прямо перед ним за оградой. Он услышал, как заглох двигатель, и тихонько хлопнула дверь.

Вот, значит, как он это делает, - подумал Чарли. - Просто заезжает по аллее и приносит их сюда. Но ворота? Они же всегда закрыты. Как...?

Позади Чарли что-то с глухим стуком ударилось о сосновый забор. Он повернулся и посмотрел вверх. Оттуда ему улыбалась блондинка. Он услышал чье-то кряхтение. Женщина, казалось, хотела перелезть через забор. На мгновение она зависла над Чарли и согнулась в талии. Чарли отскочил в сторону и изумленно посмотрел на неё. Кто-то за забором снова закряхтел. Стройные ноги блондинки взмыли вверх. В лунном свете они выглядели бледно-серыми. Женщина кувырком нырнула в траву и успокоилась.

Чарли посмотрел в сторону гаража. Боковая дверь открыта. В темноте Чарли видел красный огонек сигары Лу.

Он яростно замахал руками, маня Лу к себе.

Чарли быстро пригнулся возле забора и уперся спиной в дерево. Кто-то перекинул руку через забор и, тяжело дыша - ногу. Перескочив забор одним быстрым движением, в траву упал мужчина. Он бесшумно приземлился на ноги меньше чем в ярде от Чарли.

Наклонившись, он поднял тело и закинул его на плечо.

- А теперь, - сказал Чарли, - аккуратно перекинь её через забор назад и забирай отсюда. Сори во дворе у кого-нибудь другого.

Не отпуская тела, душитель повернулся к Чарли и сказал:

- Что?

- Я сказал, забирай её отсюда!

- Почему? - спросил душитель.

Он оказался младше, чем представлял Чарли. Его бритая голова блестела в лунном свете. Обтянутое тесной футболкой и джинсами, его коренастое тело выглядело опасным.

- Потому что, - ответил Чарли приглушенным голосом, - ты оставляешь их в моём садовом кресле.

- Я думал, вам это нравится.

- Нравится?

- Ну да.

Чарли почувствовал облегчение, увидев, как Лу ковыляет к ним, энергично попыхивая сигарой.

- Вы хорошо о них заботились, - продолжал парень. - Знаете?

- Зачем ты приносил их сюда? - спросил Лу.

Душитель обернулся. Чарли едва увернулся от удара левой пяткой трупа.

- Ты знал обо мне? - спросил Лу. - Поэтому, да?

- Что знал?

- Я - "Пальцы" О'Брайен. Риверсайдский душитель.

- Правда?

- Ты читал мою книгу? - в голосе Лу звучал неподдельный интерес.

- Какую книгу?

- Проехали, - Лу, похоже, расстроился. - Ну и почему же ты оставляешь эту мертвечину у нас во дворе?

- Как я уже говорил вот ему, вы хорошо о них заботитесь. Ну, первую я принес сюда с аллеи. Тут темно, понимаете. Так что я просто бросил её сюда через забор.

- И как она оказалась в моём кресле? - спросил Чарли.

- Я думал, понимаете, будет ли ей удобно лежать на траве? Поэтому я перетащил её в кресло.

- Очень вежливо с твоей стороны, - сказал Лу.

- Мужики, а вы о ней хорошо позаботились.

- Спасибо, - сказал Лу.

- Поэтому я вернулся. Я подумал, почему бы не дать вам возможность позаботиться и о других?

- Скажи мне вот что, - сказал Лу. - Зачем ты это делал?

- Я же сказал, вы очень хорошо...

- Он хочет сказать, - пояснил Чарли, - зачем ты убивал их?

- О, - он улыбнулся, - это она мне приказала.

- Кто - она?

- Айседора.

- Кто? - спросил Лу.

- Айседора Дункан. Ну, вы же знаете - Айседора. Ей нужны балерины в труппу.

Лу стряхнул пепел с сигары.

- Вряд ли они будут ей чем-то полезны мертвыми.

Чарли тяжело вздохнул, потрясенный невежеством Лу.

- Она мертва, - объяснил Чарли, - Айседора. Её шарф попал в колесо машины. Давно. В двадцатые, кажется.

- Серьезно? - Лу кивнул молодому душителю. - То есть, ты подбрасываешь ей танцовщиц?

- Можно вопрос, - вмешался Чарли. - Насколько большая труппа ей нужна?

- О, большая. Очень большая.

- Насколько большая?

- Пятьдесят две.

Чарли представил еще пятьдесят два тела во дворе, сидящих в его кресле.

- Не нужно мне такое счастье! - выпалил он. - Лу!

- Боюсь это слишком много, парень.

- Слишком много?

- Ага. Прости.

Чарли видел, как женщина упала. Борьба была недолгой. У парня не было никаких шансов. Шарфа под рукой он не имел, а пальцы Лу всегда носил с собой.

Солнечным прохладным утром в конце недели Чарли вышел во двор с чашкой кофе и удивленно остановился.

- Что ты здесь делаешь? - спросил он.

Лу, в солнечных очках и кепке с эмблемой "Доджеров", сидел в своём кресле. Из его рта торчала сигара. Подперев коленкой, он держал блокнот на пружинках.

- Как это звучит? - спросил он. - "Танец перед смертью: Правдивая история Душителя "Лебединого озера", рассказанная им самим"?

- Это звучит как вранье, - ответил Чарли.

- Можно делать с фактами что хочешь, - сказал Лу, - если ты - литературный негр.

Перевод: Амет Кемалидинов

"Джойс"

Барбара стрелой вылетела из спальни прямо в объятия Даррена. Он поймал её и прижал к себе.

- Что случилось? - спросил он. - Что такое?

- Там кто... кто-то под кроватью!

- Ой. Прости. Она тебя напугала? Это же Джойс!

- Джойс? - Барбара выбилась из рук Даррена и изумленно посмотрела на него. - Но ты же говорил, что она умерла!

- Ну да, так и есть. Или ты думаешь, я бы женился на тебе, если бы у меня всё еще была жена? Как я и говорил, аневризма сосудов головного мозга, три года назад...

- Но она у тебя под кроватью!

- Конечно. Пошли, я тебя представлю.

Даррен взял Барбару за руку и повел в спальню. Она нетвердой походкой шла рядом. На полу возле кровати лежал её чемодан - единственный, что она взяла с собой в медовый месяц, и распаковала этим вечером после душа с Дарреном. Даррен решил унести чемодан с глаз долой.

- Нельзя хранить багаж под кроватью, - пояснил он. - Вынесу его в гараж.

Барбара стояла в новом шелковом кимоно, дрожа и задыхаясь, пытаясь удержаться на ногах, пока Даррен переносил её чемодан к двери. Он вернулся, присел на корточки и вытянул Джойс из-под кровати.

- Дорогая, знакомься, это - Джойс.

Джойс неподвижно лежала на ковре, уставившись широко раскрытыми глазами в потолок. Её губы растянулись в улыбке, выставляющей напоказ края ровных белых зубов. Пучки каштановых волос спадали ей на лоб. Густые струились, словно яркое шелковое знамя, протянувшееся до правого плеча. Ноги прямые, слегка раздвинуты в стороны. Обнажены.

Из одежды на ней было лишь неглиже, весьма откровенное, с узкими бретельками и глубоким вырезом. Оно было столь же коротким, как то, что Барбара надела для Даррена в первую брачную ночь, и таким же прозрачным. Из-за того, что Даррен вытянул ее из кровати, неглиже перекрутилось и обнажило правую грудь.

Улыбнувшись Барбаре через плечо, Даррен спросил:

- Разве она не красавица?

Барбара лишилась чувств.

Очнулась она, лежа в кровати. Даррен сидел рядом, на краю, его лицо выглядело обеспокоенным, а рука нежно поглаживала ее бедро под кимоно.

- Ты в порядке? - спросил он.

Она повернула голову.

Джойс стояла возле кровати, в шести футах от нее, все так же улыбаясь. Ее ночнушка слегка колыхалась от ветерка из окна. Пусть ее тонкая ткань ничего не скрывала, по крайней мере, теперь ее подправили, и грудь больше не выглядывала наружу.

Фигура у нее получше моей, - подумала Барбара.

Она красивее, чем...

Барбара хмуро посмотрела на Даррена. Она старалась сдержаться, но голос ее прозвучал высоко и по-детски, когда она спросила:

- Что происходит?

Даррен пожал плечами. И провел руками по ее бедру.

- Нет причин расстраиваться. Правда.

- Нет причин расстраиваться? У тебя под кроватью чучело твоей мертвой жены... еще и в таком наряде!

Он нежно улыбнулся.

- О, это не чучело. Она лиофелизирована. Я нашел место, где сушат мертвых домашних животных, и... Она прекрасно выглядит, правда?

- О Боже! - прошептала Барбара.

- А это - ее любимая ночная рубашка. Я не вижу причин отнимать ее, но если ты считаешь, что ей лучше носить что-нибудь поскромнее...

- Даррен. Она мертва.

- Ну конечно.

- Мертвецов хоронят. Или кремируют. Их... не держат дома.

- А почему бы и нет?

- Так просто не делается!

- Ну, если бы я не мог сохранить её такой красивой, думаю, были бы причины от неё избавиться. Но ты взгляни на неё.

Барбара решила этого не делать.

- Она такая же, как в день смерти. От неё не пахнет. В чем проблема?

- В чем проблема? Проблема?

- Не вижу никакой проблемы.

- Она была здесь... в твоём доме... всё это время?

- Естественно.

- Под кроватью?

- Ну только когда я ожидал, что ты придешь. Я боялся, что тебе это не очень понравится, поэтому решил её спрятать.

- Под кроватью? Когда я была здесь? Все те ночи, что я провела здесь, она была... О, Боже! Этот труп был здесь под кроватью, когда мы...

- Не просто труп. Моя жена.

- И поэтому ты считаешь это нормальным?

- Она была моей женой, дорогая. Что я должен был сделать, выкинуть её как старые туфли? Я любил её. Она любила меня. Почему мы должны были расставаться только из-за того, что её жизнь оборвалась? Без неё я был... был таким... таким одиноким. И взгляни на это с её точки зрения. Думаешь, ей бы понравилось, если б её закопали в землю? Или сожгли? Господи Боже, да кто бы пожелал себе такую судьбу? Вместо этого она здесь, в своем собственном доме, со своим мужем. Разве это не то, чего хотелось бы тебе самой? Правда? Я бы хотел этого. Я бы поступил так и с тобой, если бы, Господи прости, ты умерла раньше, чем я. Так мы всегда были бы вместе.

- Думаю, - пробормотала она, - так было бы лучше, чем... чем это все.

- Несомненно.

- Но ты должен был сказать мне об этом.

- Я ждал подходящего момента. Прости, что тебе пришлось узнать об этом именно так. Она, наверное, повергла тебя в настоящий шок.

- Да, скажу я тебе.

- Но ты хорошо с этим справилась. Ты - умница, - с этими словами он распахнул ее кимоно.

- Даррен! - она быстро прикрылась.

И посмотрела на Джойс. По виду которой нельзя было сказать, что она подглядывает. Взгляд бывшей жены был устремлен не на Барбару, а на открытое окно над кроватью, вид которого, казалось, развлекал ее.

- Ну же, - сказал Даррен. - Расслабься.

- Но Джойс...

- Она не может видеть, что мы делаем, она же мертвая!

- Какая мне разница? Не перед ней. Ни за что.

- Ты ведешь себя глупо.

- Глупо? Черт возьми!

- Тссс, тссс. Успокойся. Все хорошо. Я о ней позабочусь.

Даррен низко наклонился, приподнял краешек кимоно, обнажив низ живота, нежно поцеловал ее туда, и перелез через кровать. Встав перед Джойс, он снял свою велюровую пижаму.

- Ты же простишь меня? - спросил он, и накрыл ее пижамой.

Отошел. Посмотрел на Барбару. Улыбнулся.

- Так лучше?

- А не мог бы ты вынести ее в коридор или еще куда-нибудь?

Даррен, казалось, расстроился.

- Это некрасиво. Это и ее спальня тоже, ты же знаешь. Я не могу просто так вынести ее отсюда.

Барбара вздохнула. Эта ночь должна была стать первой, которую они провели бы как муж и жена. Она не хотела поднимать шум. Кроме того, это действительно было не так плохо, ведь лица Джойс не было видно.

- Ладно, - сказала она.

- Я могу снова положить ее под кровать, если ты...

- Нет, все в порядке.

Под кроватью она была бы гораздо ближе. Прямо под ними, как тогда, когда они занимались любовью. Ужасно.

Даррен повернулся к выключателю.

- Нет, не выключай свет.

- Ты уверена?

- Я не... хочу быть с ней в темноте.

- Как скажешь, дорогая.

Когда он вернулся в кровать Барбара, приподнялась и сняла кимоно. Потом она взглянула на Джойс, улеглась и закрыла глаза.

Даррен залез на Барбару и поцеловал ее в губы.

- Я так горжусь тобой, - шепнул он.

- Я знаю. Я - умница.

- Так и есть. На самом деле.

Барбара ничего не могла поделать - каждый раз, как Даррен целовал ее, ласкал ее или входил в нее, она поглядывала на Джойс. Его другую жену. Его мертвую жену. Лежащую здесь, накрытую пижамой. Которая была натянута не настолько низко, чтобы скрыть, как ее прозрачная ночнушка, колыхаясь на ветру, касалась темного пучка волос у нее между ног.

Он занимался с ней любовью, - подумала Барбара. - Здесь, на этой самой кровати.

Знает ли она? Знает ли она, что он занимается сейчас этим со мной, прямо перед ней? Ревнует?

Не выдумывай.

Барбара попыталась стряхнуть эту мысль. Не смогла.

Выбрав подходящий момент, она изобразила оргазм.

Даррен некоторое время приходил в себя. Вскоре после того, как он снова задышал ровно, Даррен прошептал:

- Видишь, все было хорошо.

- Ага.

- Она же тебя не беспокоила, да? Джойс, я имею в виду.

- Нет, на самом деле.

Ложь. А почему бы и нет?

- Готов поспорить, что с ней тебе было лучше. Мне было.

О, Боже, - подумала Барбара, но вслух сказала:

- Не знаю. Может быть.

Через некоторое время Даррен сказал:

- Может, теперь я могу выключить свет?

- Нет, не выключай.

- Ты же уже не боишься?

- Немножко.

- Ну хорошо. Я уверен, что ты уже немножко к ней привыкла.

Я никогда к ней не привыкну, - сказала Барбара про себя. - Никогда.

* * *

Даррен скоро уснул. Барбара тоже старалась, но не могла - из-за переполнявших голову мыслей. Она только что вышла замуж за человека, который держал свою мертвую жену у себя в спальне. И ему это нравилось. И он явно заводился, занимаясь любовью, от того, что она рядом.

Ужасно. Отвратительно.

Но мысли о том, как все изменится, когда она избавится от Джойс, успокоили Барбару. Успокоили настолько, что она почти смогла уснуть.

Но каждый раз, погружаясь в сон, она просыпалась в тошнотворном ужасе и должна была посмотреть. Чтобы убедиться, что Джойс не двигалась, не стянула пижаму с головы, не подползла ближе к кровати.

Эта сучка, казалось, лежала там же.

Естественно.

Все, что, казалось, было в движении - ее ночнушка, что колыхалась от легкого ветерка, и касалась ее живота, кудрей на лобке и бедер.

Когда Барбара проснулась, комната была залита солнечным светом. Она уснула, в конце концов. Все-таки. Несмотря на Джойс.

Джойс.

Она не хотела ее видеть, и уставилась в потолок, сопротивляясь искушению взглянуть, и пыталась наслаждаться теплым ветерком, ласкающим ее тело.

Я не могу провести еще одну ночь в комнате с ней, - подумала Барбара. - Просто не могу. Я должна заставить Даррена прислушаться ко мне.

Она повернула голову к другой половине кровати.

Даррена не было.

Нет! Что, если он забрал свою пижаму? Что, если она не накрыта?

Барбара поспешно повернулась в обратную сторону.

Джойс тоже не было.

Где она?

Барбара вздрогнула. С глухо стучащим сердцем она осмотрела комнату. Никаких следов тела. Она слабо выдохнула и наполнила легкие сладким утренним воздухом.

Она не здесь. Может, Даррен опомнился и...

Она похолодела внутри, и по коже побежали бумажки.

Он положил ее под кровать!

Стеная, она бросилась прочь с матраса в середину комнаты. Там, на безопасном расстоянии, она встала на четвереньки, и заглянула в пустоту под кроватью.

Джойс не было.

Слава Богу.

Но где же она? Что Даррен с ней сделал?

По крайней мере, она не здесь. Это главное.

Потихоньку успокаиваясь, Барбара поднялась на ноги.

Она все еще дрожала, покрывшись гусиной кожей.

Я не могу так жить, - подумала она, возвращаясь в кровать. Она надела свое шелковое кимоно, закуталась в него поуютней и завязала пояс. Потом повернулась к шкафу - хотела взять домашние тапочки.

А что, если Джойс там?

Она посмотрела на запертую дверь. И решила, что лучше ей оставаться запертой. Она может обойтись без тапочек.

Направляясь к двери спальни, она заметила, что ее чемодана не было на месте. Даррен, наверное, вынес его в гараж.

Может, он и Джойс вынес в гараж.

Если бы.

Держи карман шире.

Она остановилась в дверях, вытянулась вперед и посмотрела по сторонам. Коридор чист. Устремилась в ванную. Ее дверь была открытой. Никаких следов Джойс. Пережила несколько неприятных секунд, подходя к ванне. Но ванна была пустой. Барбара вздохнула, немого расслабившись.

Воспользовалась туалетом, умылась, почистила зубы, присела на край ванны и попыталась набраться смелости покинуть свое убежище в ванной.

Это сумасшествие, - сказала она себе. - Почему я должна бояться Джойс? Она ничего не может мне сделать. Ничего не может сделать, но сводит меня с ума. Из-за нее я думаю, что вышла замуж за психа.

Он не псих. Он заботится о ней, вот и все. Не может с ней расстаться.

Черт бы побрал это все!

Он еще как с ней расстанется, черт возьми! Или я, или она.

Правильно. Что я буду делать? Куда пойду? Я оставила свою квартиру. Я уже ушла с работы, ради Бога! Будто я всегда смогу найти...

Почему я должна уходить? Она мертва.

Нужно просто поговорить с Дарреном. Если он ко мне прислушается и уберет ее куда-нибудь, все будет в порядке.

Барбара заставила себя выйти из ванной. Когда она шла по коридору, кто-то вышел из спальни. Она вздрогнула, прежде чем поняла, что это Даррен.

Он уже оделся. На нем была одна из тех ярко-красных гавайских рубашек, которые они купили на Мауи. Рубашка свободно болталась над шортами. Под шортами виднелись загорелые ноги, а под ними - белые носки "Рибок".

- Доброе утро! - сказал он, и поспешил к ней. - Ты что там, спала?

Она очутилась в его руках, крепко обняла и поцеловала. Мой Даррен, - подумала она.

Он был таким крепким, таким теплым, таким уютным.

Когда они выпустили друг друга из объятий, Даррен сказал:

- У меня для тебя сюрприз.

- Ты убрал Джойс в кладовку?

Его улыбка погасла.

- Не глупи. Я съездил за пончиками. Кленовые пончики!

Он знал, как Барбара любит кленовые пончики. Но она лишь смогла выдавить без особого энтузиазма:

- О, здорово!

Взяв за руку, Даррен повел ее на кухню. На столе уже стоял кофе, и ждала тарелка с пончиками, четыре из которых были с кленовым сиропом. В углу, улыбаясь, и уставясь на Барбару, едва та вошла, стояла Джойс.

Ее волосы были собраны в конский хвостик. На ней была чистая белая блузка, сквозь тонкую ткань проглядывал черный бюстгальтер. Блузка была аккуратно заправлена под эластичный пояс ее блестящих голубых шорт. Еще на ней были белые носки и голубые кроссовки "Эл Эй Гир".

- Ты переодел ее, - пробормотала Барбара.

Даррен усмехнулся.

- Ну не сама же она переоделась.

- Почему?

- Разве это не очевидно? - он тихо засмеялся и поднял кофейник.

- Я имею в виду, зачем ты ее одеваешь?

- Ну, было бы некрасиво, если бы она весь день ходила в ночной рубашке.

Он наполнил чашки кофе и поставил их на стол. Пододвинул стул Барбаре.

- Я присяду здесь, - сказала она.

И заняла место на противоположной стороне стола. Чтобы не поворачиваться спиной к Джойс. И приглядывать за ней.

Даррен присел на стул, предназначавшийся Барбаре, и отхлебнул кофе.

- Вообще-то, некоторое время я держал Джойс в купальном халате, в самом начале. Я думал, зачем мне лишние хлопоты с ее переодеванием? Но это расстраивало меня. Дни и ночи она проводила в этом халате. Из-за этого она выглядела... ну, не знаю... как инвалид.

Вместо того, чтобы поддаться искушению высказать замечание, Барбара вцепилась зубами в пончик.

- И я решил начать переодевать ее. Снять этот надоевший старый халат, и надевать на нее... ну, то, чего требовали обстоятельства. Ночную одежду - ночью, повседневную - днем, одно из ее стильных бикини - когда мы выходим к бассейну... ей всегда нравилось отдыхать со мной у бассейна, хотя она не особо любила плавать. Для более торжественных случаев - дней рождения, Дня благодарения, и всякого такого - красивое вечернее платье. То, что казалось подходящим.

Улыбаясь, он вцепился в желейный пончик.

- Как будто у тебя кукла Барби в натуральную величину.

- Ты - моя кукла Барби, - сказал он с набитым ртом. Его губы были покрыты сахарной пудрой и красным желе. - А она - моя кукла Джойси.

Джойс улыбалась, глядя на Барбару..

- Тебе не... трудно ее одевать? Ну, она же не сгибается.

- О, мы справляемся. Что-то надеть проще, что-то - сложнее, но мы делаем все, что можем.

Барбара попыталась откусить еще кусочек пончика. Но он был бы словно ком грязи в ее горле, как и первый, и не пошел бы в горло. Она положила пончик и отпила немного кофе.

- Что-то не так с твоим пончиком?

- Нет, он хороший, - тихо сказала она.

Озабоченно нахмурившись, он слегка подался вперед.

- Это из-за Джойс?

- Ну конечно из-за Джойс. О чем ты думаешь?

- Мы же разобрались со всем этим прошлой ночью, дорогая. Я думал, ты поняла.

- Боже мой, ты одеваешь ее будто она настоящая.

- Она и есть настоящая.

- Но она мертва! Ты таскаешь ее из комнаты в комнату. Одеваешь. Надеваешь на нее бюстгальтер. И трусики, судя по всему, тоже.

- А тебе было бы лучше, если бы она была без трусиков?

- Было бы лучше, если бы ее здесь не было.

Кивая, он разжевал, проглотил. Отхлебнул кофе.

- Ты к ней привыкнешь. Когда ты познакомишься с ней поближе, я уверен, ты...

- Я хочу, чтобы она убиралась отсюда.

- Из кухни?

- Из этого дома. Желательно на долбаное кладбище.

- О, дорогая. Ты расстроилась.

Печаль на его лице отразилась болью в ее сердце.

- Прости, - пробормотала она. - Да. Я люблю тебя. Но Джойс...

- Она пугает тебя, да?

Барбара кивнула.

- Она не укусит, ты же знаешь.

- Знаю.

- Она вообще ничего не делает.

- Она смотрит на меня.

- Это всего лишь стеклянные глаза, - пояснил Даррен.

- Не ее?

- Ее глаза не выдержали... процедуры. Но если они тебя беспокоят... Вернусь через секунду, - oн оттолкнулся от стола и быстро вышел из кухни.

* * *

Когда он ушел, Барбара принялась изучать лицо Джойс. Стеклянные глаза. Они выглядели как настоящие. Слишком настоящие, слишком яркие и проницательные. Стало ли Барбаре легче оттого, что она узнала, что они ненастоящие? На несколько мгновений она подумала, что это так.

Это не глаза Джойс.

Это не ее мертвые глаза. Просто пара блестящих стеклянных шариков, вставленных в углубления.

Углубления.

На самом деле, у Джойс не было глаз. Их выдавили? Вытащили? Вынули с помощью хирургических щипцов? Или они высохли во время "процедуры" и выпали?

Эти прекрасные, живые глаза, внимательно смотрящие на макушку Барбары, были кусочками стекла, воткнутыми в дырки.

Выпадают ли они?

Бывает ли, что Даррен с любовью вынимает их время от времени, чтобы почистить?

Барбара уставилась на Джойс. Нет глаз. Боже. Это - не ее глаза. Просто крышечки. Колпачки, вставленные туда чтобы скрыть пару отвратительных впадин.

Почувствовав омерзение, она отвернулась. Спасибо, что сказал мне, Даррен. Спасибо большое.

- А вот и мы, - сказал Даррен, с шумом ввалившись на кухню. - Это будет то, что доктор прописал, - oн поцеловал Барбару в макушку головы и быстро обошел стол.

Она посмотрела как раз вовремя, чтобы увидеть, как он натягивает на лицо Джойс солнечные очки. Они были очень похожи на те, что носил патрульный, который остановил Барбару в прошлом месяце за то, что она нарушила правила, пересекая линию на трассе в Санта-Монике. Проволочная оправа, стекла в форме капли с серебристой отражающей поверхностью.

- Как тебе это? - спросил Даррен. Отступив на шаг, он восхищенно оценил произведенный эффект. - Так она выглядит довольно стильно, правда?

Теперь я не могу сказать, куда она смотрит, - подумала Барбара. Но она не хотела обижать Даррена. Он старался помочь.

- Так намного лучше.

Может, так и на самом деле лучше, - сказала она себе. - Сейчас, хотя бы, ее глаз не видно. Может, я смогу забыть о них. Забуду, что это не глаза, а просто колпачки, скрывающие впадины.

Даррен сел к столу, явно довольный собой.

- У каждой проблемы есть решение.

- Думаю, что это так, - сказала Барбара.

Она взяла пончик и заставила себя есть.

Когда Даррен спросил, как она хотела бы провести этот день, Барбара предложила пойти на пляж.

- Великолепная идея, - выпалил он. - Это будет так, словно у нас все еще медовый месяц.

- Только мы вдвоем, да?

- Конечно.

- Ты же не хочешь взять её с нами?

- Джойс будет хорошо здесь, - он подмигнул. - Она, на самом деле, очень домашняя девочка.

В спальне Барбара завязала своё бикини, сверху одела блузку и шорты, и обула сандалии. Даррен вошел, когда она застилала постель.

- Я возьму полотенце и все такое, пока ты переоденешься, - сказала она.

- Я буду готов через секунду, - ответил он и подмигнул.

Перед уходом Даррен перенес Джойс в гостиную, положил её на диван, сунул подушку под голову и снял с неё туфли.

- Тебе удобно? - спросил он.

Даррен хлопнул Джойс по ноге, забрал пляжную сумку у Барбары, и пошел к выходу.

* * *

Было прекрасно уйди из дома. Подальше от Джойс. На пляже они побродили по побережью, взявшись за руки. Расстелили полотенца на песке, натерли друг друга кремом от загара и лежали неподвижно под горячим солнцем и успокаивающим бризом.

Измученная почти бессонной ночью, Барбара спокойно задремала.

Позже, они опробовали пирс. Ходили по сувенирным магазинам. Покатались на бамперных машинках. Даррен попал мячом в корзину, и выиграл ей пушистого розового плюшевого мишку. Они ели жареных моллюсков и домашние картофельные чипсы на скамейке высоко над океаном.

Потом они вернулись на песок. Снова расстелили полотенца, улеглись, и Барбара снова заснула.

Она проснулась, когда Даррен поцеловал её плечо.

- Нам уже пора идти.

Её желудок скрутило, он завязался узлом, повис ледяной глыбой.

- Не сейчас.

- Мы же не хотим сгореть.

- Мы не сгорим. Крем...

- Всё равно. Нам нужно возвращаться.

- Еще рано.

Он посмотрел на часы на запястье.

- Четвертый час.

Она кивнула и заставила себя улыбнуться.

Улыбка стала искренней, когда она натягивала шорты.

- Я знаю, давай пойдем в кино!

- Кино?

- Ага. Дневной сеанс. Будет здорово!

- Ну...

- Пожалуйста! Это наш последний день вместе перед тем, как... как тебе нужно будет идти с утра на работу. Мы ничего не сможем делать вместе до следующих выходных. Пожалуйста!

- Конечно, почему нет?

Они вернулись в машину, поехали на стоянку возле торгового центра на Третьей улице и пошли в кинотеатр. Один из шести фильмов, что там показывали, по расписанию начинался через пятнадцать минут. Даррен купил билеты, и они вошли.

Скоро кинотеатр погрузился во тьму. И, слишком скоро, фильм закончился.

- Несомненно, будет прекрасно вернуться домой и принять душ, - сказал Даррен, когда они шли по вестибюлю. Он шлепнул Барбару по попке. - Вместе.

- Может, останемся и посмотрим еще один фильм?

- Правда, дорогая, я думаю, одного достаточно.

- Пожалуйста! Ты же знаешь, как я люблю кино.

Он улыбнулся.

- А как тебе такое? Мы заскочим в видеопрокат по пути и возьмем пару фильмов на ночь?

Барбара вздохнула. Она не хотела ничего начинать.

- Хорошо. Если ты так хочешь.

И они поехали в видеопрокат.

Барбара изучала полки с записями, покачивая головой, не желая делать выбор. Снова и снова она находила причины, чтобы не соглашаться на фильмы, которые предлагал Даррен. Этот она уже видела, название этого звучит не очень хорошо.

- Не волнуйся, - говорила она несколько раз. - Мы найдем что-нибудь. Здесь точно должно быть что-нибудь подходящее.

И они искали дальше.

Ей удалось растянуть поиски больше чем на час. Наконец, Даррен сказал:

- Давай просто возьмем парочку. Я умираю от голода.

Барбара взяла два фильма, которые приметила с самого начала.

* * *

В машине она сказала:

- Почему бы нам не перекусить перед тем, как мы поедем домой?

- Возьмем с собой?

- Я бы поела в ресторане. Так намного веселей.

- Посмотри, как мы одеты.

- А мы поедем в какое-нибудь место попроще. "Джек в Коробке" или "Бургер Кинг". Что-нибудь в этом роде?

Даррен поехал в "Бургер Кинг". Они присели за столик. Медленно расправляясь со своей трапезой, Барбара пыталась придумать еще какой-нибудь способ отдалить возвращение домой.

Бросай это, - наконец подумала она. - Я задерживала его настолько долго, насколько могла, не вступая в перепалки. Мы не можем гулять вечно. Может, стоит уже смириться.

Так что, когда с едой было покончено, они забрались в машину и поехали в сумерках домой.

Где их ждала Джойс.

Может, нам повезет, - подумала Барбара, - и, пока нас не было, дом сгорел дотла.

Держи карман шире.

Они обогнули угол и увидели дом. Стоит себе, как ни в чем не бывало.

- Тебе понравилось? - спросил Даррен, сворачивая на подъездную дорожку к дому.

- Прекрасно. Я даже расстроилась, когда это кончилось, честно.

- Ничего не кончилось, дорогая.

Он остановил машину, потянулся к Барбаре и погладил её по голове.

- Наша совместная жизнь только начинается. У нас будет очень много хорошего вместе.

- Я тоже так думаю.

- Не сомневайся.

Барбара последовала за ним в дом. Даррен взял пакет с видеокассетами в гостиную и положил его в ногах Джойс.

- Она же не будет должна смотреть кино с нами? - спросила Барбара. - Не мог бы ты, унести её в другую комнату?

- Я бы мог. Но чем раньше ты к ней привыкнешь, тем лучше. Ты так не думаешь?

- Я не думаю, что вообще когда-нибудь к нему привыкну.

- О, ты привыкнешь, привыкнешь. Просто нужно время. А сейчас иди в душ. Я буду через минуту, - oн подмигнул, наклонился, скользнул руками под Джойс и поднял её с дивана.

Сердце Барбары забилось сильнее.

- Куда ты её несешь?

- В комнату для гостей, - oн усмехнулся. - Нужно снять её дневной наряд.

Барбара поспешила удалиться от них и закрылась в ванной. Дрожа, она разделась.

Дневной наряд, - подумала она.

Он раздевает её. Потом прискачет сюда и будет трогать меня.

Вот что он надумал.

Она проверила дверной замок, затем пошла в ванную и включила душ.

Ему просто придется выбирать, - подумала она, регулируя краном напор воды. - Джойс или я. Другого не дано.

Что, если он выберет её?

Я не могу его потерять. Только не из-за проклятого трупа!

Вздыхая, Барбара забралась в кабинку и задвинула стеклянную дверь. Горячая струя была восхитительна; брызги били ей в лицо и голову, и скользили по телу вниз.

Его руки будут чистыми, - сказала она себе. - Они будут полностью в мыле, когда он будет натирать меня. На них не будет Джойс."

Но она будет ждать, когда мы выйдем.

В своей маленькой ночнушке, через которую все видно.

Боже!

Будет там в своей ночнушке и солнечных очках, пока мы смотрим кино. А потом - возле кровати, когда мы будем заниматься любовью.

С меня хватит!

Может, мне стоит перестать подпускать его к себе, пока она здесь?

Нет, он мне этого не простит. Я не могу ничего сделать, чтобы заставить его избавиться от Джойс. Он будет вечно злиться на меня за это. Нужно, чтобы он сам так захотел.

Если бы она не сохранилась так хорошо! Если бы она гнила или воняла. Он бы точно не держал её здесь.

А что если я завтра пойду на рынок, пока он на работе, куплю какого-нибудь по-настоящему вонючего сыра, и запихаю ей кусочек в рот? Засуну ей его во всё?

Фу! Мне придется прикасаться к ней.

Для этого всегда есть перчатки.

Даррен подумает, что она портится.

И избавится от неё?

А что, если он её осмотрит, и найдет сыр?

Стоит ли игра свеч?

Барбара вздрогнула и испугалась, когда загремела, открываясь, дверь душевой. Она обернулась. Джойс уставилась на неё, улыбаясь. Без серебристых очков, без ночнушки.

- Нет! - oна отшатнулась назад, когда Джойс встала, поднятая Дарреном высоко вверх. - Убери её вон отсюда! - oна поскользнулась и шлепнулась задом на дно ванны. - Ай!

- Дорогая, ты в порядке?

- Нет! Убери её вон отсюда!

- Что с тобой происходит? Это - отличный способ для тебя получше с ней познакомиться. Правда. Ты не ушиблась?

- Жить буду.

Барбара дернулась назад и прижала колени к груди, когда Даррен шагнул в ванну с Джойс. Обхватив тело одной рукой на животе, он закрыл дверь душевой.

Струя разбрызгалась о плечи Джойс. Вода бежала по её телу блестящими ручейками.

- Пожалуйста! - взмолилась Барбара. - Я не хочу знакомиться лучше. Унеси её отсюда.

- Будет хорошо, когда ты получше её узнаешь.

- Вода её разрушит! Ты бы лучше...

- О, нет, она достаточно прочная. А сейчас встань, пожалуйста, дорогая.

- Даррен!

- Разве я прошу слишком много? Просто встань. Пожалуйста.

Дрожа и затаив дыхание, Барбара с усилием поднялась на ноги.

Даррен улыбался над плечом Джойс.

- Подойди ближе. Осторожно, только не упади.

Она сделала несколько маленьких шажков вперед и остановилась.

- Ближе.

Она подошла ближе.

- Нет. Хватит.

Еще шаг и она встретится с Джойс.

- Хорошо, - сказал Даррен. Он поморгал, чтобы стряхнуть воду с ресниц. - Ты все делаешь правильно. Ты растешь. Сейчас я хочу, чтобы ты прикоснулась к её лицу.

- Не заставляй меня, - голос Барбары прозвучал жалобно.

- Я не хочу тебя заставлять. Сделай это для меня. Сделай это для нас. Пожалуйста. Ты должна избавиться от этой фобии к Джойс.

- Это не фобия.

- Мы сможем спокойно жить вместе. Я уверен, она тебе даже будет нравиться. Она будет составлять тебе хорошую компанию, когда я буду на работе, каждый день. Ну пожалуйста. Тронь её лицо.

Барбара подняла мокрую руку к щеке Джойс. И замялась, пальцы задрожали.

Джойс смотрела на неё веселыми сияющими глазами.

Стекляшками, вставленными в углубления.

- Ты так близко, - сказал Даррен. - Не останавливайся.

Задержав дыхание, Барбара прижала кончики пальцев к щеке Джойс. Легонько толкнула. Погладила. Кожа была гладкой и жесткой. Как хорошая кожаная туфелька.

Даррен просиял.

- Я так горжусь тобой!

Барбара опустила руку.

- Я сделала то, что ты просил. Теперь не мог бы ты...

Она затаила дыхание, когда тело накренилось вперед. Руки тела коснулись её боков. До того, как она отскочила, другие руки обхватили её. Руки Даррена. Они вцепились в её бока, резко потащили вперед. Тесно прижали Джойс.

Барбара отвернулась и успела избежать столкновения с лицом Джойс. Их щеки потерлись друг о друга.

Даррен поцеловал её, прижал свои губы к её над плечом Джойс. Затолкал язык ей в рот.

Он не может этого делать!

Только не с Джойс между ними!

Но он делал это; Джойс была между, её упругая грудь уткнулась в грудь Барбары, её живот, и пах, и бедра плотно прижались к ней. И двигались. Терлись об неё, пока Даррен извивался, стонал и вонзался в неё языком.

Барбара сомкнула зубы.

Даррен закричал. Его руки соскочили с неё.

Она завела руки перед Джойс и отпихнула её, припечатав Даррена к облицованной кафелем стене над сливным отверстием. Он захрипел, гулко стукнувшись головой. Кровь хлынула изо рта.

Барбара отшатнулась - от четырех ног, которые потянулись к ней.

Выплюнула кусок языка Даррена.

Она не собиралась откусывать, но...

В ужасе Барбара смотрела, как окровавленный ошметок упал прямо в пупок Джойс.

Я погубила его!

- Смотри, что я из-за тебя наделала! - закричала она.

Даррен не ответил. И не пошевелился. Падая, он поскользнулся, и его голова оказалась под Джойс. Руки безвольно лежали на дне ванны, ноги растянулись в ногах Джойс, а гениталии виднелись между ее бедрами.

Вода, стекающая по телу Джойс, увлекла за собой язык Даррена.

Барбара отошла еще на шаг назад. Нога опустилась с всплеском.

Ванна наполнялась!

Он утонет!

Быстро опустившись на корточки, она схватила Джойс за лодыжки. Потянула. Тело подалось вперед. Барбара потянула Джойс за ноги, загоняя ее в заднюю часть ванны.

Показалось лицо Даррена.

Вода поднялась до уровня его ушей. Глаза закрыты, рот - открыт.

- Все будет в порядке, - закричала она. - Я спасу тебя!

Его глаза раскрылись.

Слава Богу!

Красная струя гейзером вырвалась наружу, когда он пронзительно закричал:

- Сука!

Он быстро присел. Его грудная клетка встретилась с головой Джойс и подняла тело. Она оказалась жесткой, и выглядела как доска, поднятая за один край.

Барбара, отшатнувшись от Даррена, поскользнулась.

И упала вперед, коленями на живот Джойс.

Кррррак!

Голова Джойс подскочила вперед, уткнувшись подбородком в горло, лицом в грудь, конский хвост указал на Барбару, а обрубок ее разорванной шеи ловил струю воды.

Даррен яростно взревел.

Барбара схватила голову за конский хвост.

Когда Даррен подался вперед и потянулся к ней, она треснула его по лицу головой Джойс. Голова врезалась в его щеку и срикошетила, стеклянные глаза вылетели и разбились о край ванны. Даррен выпучил глаза и упал. Барбара раскрутила голову за хвост и снова ударила. На этот раз левый глаз Даррена вылетел из орбиты и повис на веревочке. Третий удар его расплющил. С четвертым изо рта полетел зубы.

- Джойс прочная, да, ты, ублюдок!

Она била его по голове, пока сломанный череп Джойс не отделился от скальпа. Это случилось, когда Барбара готовилась к очередному удару. Ее оружие внезапно потеряло вес. Она поежилась от отвращения, увидев, как кости головы с грохотом разбились о дверь душевой. Осколки разлетелись и дождем посыпались ей на плечо и спину.

Она выпустила мокрую копну волос.

Потом Барбара оторвала правую руку Джойс и использовала против Даррена, пока та не сломалась. Ей пришлось остановиться и перевести дыхание перед тем, как вырвать левую.

Она обрушила руку на то, что осталось от лица Даррена.

Рука долго не продержалась.

Было нелегко отломать Джойс ноги. Но она справилась. Ради такого дела не грех и потрудиться.

Перевод: Амет Кемалидинов

"Хорошее укромное местечко"

Новенький вышел из дома, где жили Эдди и Шэрон. Мы уже видели его - в тот день, когда он приехал. Даже издалека мы не хотели иметь с ним дела. Во-первых, ему не могло быть больше двенадцати. Во-вторых, сразу ясно, что он - придурок.

Так вот, мы с Джимом играли в мяч у меня на заднем дворе. Был прекрасный летний вечер, смеркалось. Стояла такая тишина, что было слышно, как мяч шлепает по нашим бейсбольным перчаткам. А этот новенький шагал по улице.

Намерения его были очевидны. На руке у него была перчатка.

Не просто какая-нибудь перчатка - перчатка первого бэйсмена. Вы никогда не обращали внимание, что настоящие тупицы всегда берут перчатку первого бэйсмена? Думаю, это потому, что они боятся мяча. Большой кожаный черпак - чтобы не подпускать мяч к себе близко.

Во всяком случае, на лужайку он не пошел. Он стоял на обочине, за спиной у Джима, и наблюдал за нами. Мы сделали вид, что не замечаем его. Джиму-то легко, он на него не смотрит. Мы бросали мяч друг другу, а этот смотрел мне прямо в лицо, изредка поглядывая в небо.

Мало того, что для нас он был малолеткой и носил эту дурацкую перчатку первого бэйсмена, парень был маленький и толстый. Голову он, наверное, не мыл целый месяц; грязные, сальные пряди волос спадали на лоб. Лицо - как у поросенка. Круглое, с маленькими розовыми глазенками. Красный нос сопливил, поэтому толстяк постоянно шмыгал и время от времени слизывал сопли с губ. На нем была красная рубашка с желтыми цветами, расстегнутая внизу. Живот пер наружу, как серый пудинг. Ниже торчали боксерские трусы. Будто он подтянул их, но забыл подтянуть шорты. Трусы были белые в синюю полоску. Шорты - клетчатые бермуды - похоже, готовились свалиться. У них были громадные, раздутые карманы до колен. Дальше, за жирными икрами, он нацепил черные носки. На ногах - сандалии.

Я не шучу. Именно так он и выглядел.

Настоящий подарочек.

Я старался на него не смотреть, но это было нелегко, потому что он стоял прямо за Джимом. Я ужасно хотел, чтобы он свалил. И чувствовал себя полным ничтожеством, потому что игнорировал его. Он не говорил ни слова. Просто стоял там, шмыгая носом, лизал сопливые губы и изображал что-то вроде улыбки.

Очень скоро он начал бить кулаком по перчатке.

Я не мог на это смотреть. Не очень-то приятно, когда от тебя воротят нос.

Поэтому я окликнул его:

- Выше голову, парень! - и бросил ему мяч.

Не швырнул изо всех сил, нет, ничего подобного. Бросил высоко, слабо и прямо к нему. Он на секунду оживился, а потом, когда мяч подлетел выше, занервничал. Наклонившись, он отвернулся и потянулся своей здоровенной перчаткой вверх, совсем не туда, куда надо. Мяч пролетел над ним куда-то на улицу. Когда мяч отскочил от тротуара, толстяк заглянул в перчатку. Он нахмурился, будто на самом деле удивился, что она пустая, и сказал:

- Извини.

Это было первое слово, что я от него услышал. Извини.

И он погнался за мячом.

- А ты добряк, малыш Рикки, - сказал Джим.

- А что ты хотел? Что мне делать - не обращать на него внимания?

- Теперь этот дурень к нам точно прицепится.

- Темнеет. Скажем, что уже поздно.

- Да, полностью согласен.

Нo нам надо было дождаться мяча. Наш новый сосед искал его уже довольно долго. В конце концов, он откопал мяч на клумбе перед домом Ватсонов и вприпрыжку понесся к нам. Не стал к нам приближаться, а просто бросил мяч.

- Боже! - пробормотал Джим. - Он что, девочка что ли?

Это был мой мяч, и ошибка тоже была моя, поэтому найти мяч предстояло мне. Я не очень-то хотел брать его в руки после толстяка, потому как после его рук мяч наверняка был липким. Так что выловил его из травы перчаткой. Когда я возвращался, парень переступил через бордюр и шел к Джиму.

- Что-то уже так темнеет, - сказал я. - Наверное, пора расходиться.

- А мы должны? - спросил толстяк.

Это "мы" мне совсем не понравилось.

- Да, а то еще мяч потеряем.

- Ну ладно, - oн шмыгнул и вытер верхнюю губу тыльной стороной ладони. - Я - Джордж Джонсон. Мы недавно переехали, - oн указал своей короткой пухлой рукой. - Вон туда.

- Я - Рик, а это - Джим.

К счастью, он не стал пытаться пожать нам руки.

- А вы хорошо играете.

- Много тренируемся, - сказал я.

- Хотите "Твинки"? - oн достал из болтающегося кармана целлофановый пакет.

"Твинки", бисквиты с кремом, наверняка хорошенько передавились.

- Спасибо, - сказал я, - я недавно ужинал.

- Ну пожалуйста, - сказал Джордж. - Они вкусные.

- Что за хрень, - сказал Джим.

Сунул перчатку подмышку, забрал пакет у Джорджа, сказал "Спасибо" и разорвал. Достал один размозженный "Твинки" из картонки и дал его мне.

- Там их только два, - сказал я. - Кушай сам, Джордж.

- О, у меня их много. Это тебе.

Ну, бисквит был в упаковке. Так что я решился и взял его.

Джим и я стояли с набитыми ртами, когда Джордж сказал:

- Вы будете моими друзьями?

Как можно отказать парню, только что угостившему тебя "Твинки"?

- Ну, э-э-э... - сказал я.

- Что за хрень, - сказал Джим.

* * *

На следующий день мы совершили ошибку - проехали на велосипедах мимо дома Джорджа. Мы направлялись в "Фэшн Молл". Это - отличное место чтобы погулять и поглазеть на девчонок - особенно на Синди Тэйлор. Она танцевала в группе поддержки университетской бейсбольной команды и не догадывалась о нашем существовании, но летом она подрабатывала в музыкальном магазине. Мы могли притворяться, что выбираем компакт-диски и кассеты часами, все это время не сводя с нее глаз. Знаю, звучит это глупо. Однако вы бы так не думали, если бы видели Синди.

Дело было в том, что Джордж, наверное, следил за нами. Не успели мы отъехать от его дома, как сетчатая дверь хлопнула, и он выскочил оттуда с криком:

- Эй, пацаны! Подождите!

Джим с отвращением взглянул на меня, но Джордж все еще был в пижаме, поэтому я решил, что мы в безопасности. Мы свернули к обочине.

- Привет, Джордж, - сказал Джим.

Джордж стоял перед нами, тяжело дыша и улыбаясь.

- Куда едете?

- Никуда, - сказал я. - Просто катаемся.

- Отлично! Сейчас я выйду!

- Это хорошо, - сказал Джим. - А больше тебе делать нечего?

- Нет!

Он убежал, сверкая толстой задницей.

Дверь захлопнулась.

- Ужас, - пробормотал я.

- А давай смоемся? - сказал Джим.

Это мы и сделали.

Мы помчались на велосипедах к углу, поспешно свернули, и срезали путь по узкому переулочку. Всю дорогу к торговому центру мы оборачивались в страхе, что Джордж может висеть у нас на хвосте. Но его не было.

Не было его и у торгового центра.

Как бы то ни было, он все испортил. Я не мог перестать думать о нем. Он так хотел покататься с нами. Он, наверное, несся сломя голову, чтобы переодеться, а потом крикнул своей маме что-то вроде:

- Мам, я иду погулять с друзьями!

Наверное, по пути в гараж за велосипедом он увидел, что мы ушли. Я подумал - плакал ли он? Попытался представить, как он объяснил маме, что друзья его бросили. Я почувствовал себя полным ничтожеством.

У меня даже не получилось особо возбудиться от слежки за Синди Тэйлор. Я смотрел на нее, но передо мной стоял Джордж. Меня тоже так пару раз кидали. Я знаю, что это такое.

И не всегда намного лучше, если именно ты и кинул.

* * *

В этот день мы вернулись домой окольными путями, чтобы не проезжать мимо дома Джорджа.

Каждый день с тех пор, как закончились занятия в школе, мы играли в мяч у меня во дворе после обеда. Но не сегодня. Я прошел по задним дворам к Джиму. У него был бассейн, значит, был и забор. Я с трудом перелез через него. Джим ждал. Мы перебрасывались мячом через бассейн. Потом Джим встал на трамплин для прыжков в воду, и я кидал мяч так, чтобы он свалился в бассейн. Пару раз едва удержав равновесие, он сказал:

- Я упаду и испорчу перчатку, пошел ты в жопу!

- Следи за язычком! - крикнула его мать из дому.

Когда стемнело настолько, что мяча почти не было видно, кто-то включил свет. Пришла его сестра, Джоан, с подругой. Они обе были постарше, обе в бикини. С нами они не разговаривали, ничего подобного, но все равно было круто. Они плескались в бассейне, сверкая водяными каплями, а мы бросали мяч с одного конца бассейна на другой. Думаю, им нравилось красоваться перед нами. Они много плавали на спине.

Потом мама Джима увидела, что происходит, решила, что так можно зарядить в кого-нибудь мячом, и велела нам прекратить.

Мы пошли в гостиную и играли в "Супербратьев Марио" до моего ухода.

Я пошел по улице. Издалека виднелся дом Джорджа. Где-то по дороге я даже остановился, чувствуя себя последним дерьмом из-за того, что было утром.

На следующий день, когда мы собирались в торговый центр, я прилетел к Джиму на всех парах. Он ждал меня на подъездной дорожке.

- Хочешь остановиться возле Джорджа и посмотреть, хочет ли он с нами гулять? - спросил Джим, усмехаясь.

- Мечтай.

- Маленький говнюк.

- Вот-вот.

Мне уже было не только не жаль этого болвана - меня возмущало, что он с нами сделал. Черт, мы не могли поиграть у меня во дворе, не могли проехать на великах у него перед домом. В своем собственном квартале мы вели себя как беглые каторжники. И еще чувствовали себя виноватыми. По крайней мере, я. И мне это не нравилось. Ну и черт с ним.

Мы выехали на улицу, и Джим свернул направо.

- Поехали так. - сказал я, и свернул налево.

- Шутишь?

- Да пошел он на хрен.

Перед домом Джорджа мы набрали приличную скорость. Ни один из нас на него не смотрел. Я не слышал, как хлопнула дверь, поэтому решил, что мы проехали слишком быстро для этого маленького урода. И я обернулся.

Джордж, скрючившись над рулем своего десятискоростного велосипеда, катил по дорожке на улицу. Он давил на педали, словно чокнутый, пытаясь догнать нас.

- О нет, - пробормотал я.

Джим взглянул назад.

- Черт побери. Тебя и твои прекрасные идеи.

- Эй, подождите! - заверещал Джордж.

- Что, попробуем оторваться? - спросил Джим.

- Боже! Ну его черту! - я сбавил скорость.

Джим сделал то же самое.

Джордж въехал между нами и подстроился под наш темп.

- Как дела? - спросил он.

- Ничего особенного, - ответил я.

- А куда вы вчера поехали?

- Никуда, - сказал я.

Меня пронзило какое-то мерзкое чувство. Стыд, хотелось мне того, или нет.

- Меня понос схватил, - пояснил Джим, - поэтому нам пришлось ехать домой. Извини, что не подождали тебя. Но так и на улице можно было обделаться, понимаешь?

- Ужас.

- Говно не ждет, - добавил Джим.

Джордж засмеялся.

- Сейчас все хорошо?

- Нормально, - пробормотал Джим и посмотрел на меня.

- Так куда мы едем?

Джим спас нас историей о поносе. Теперь моя очередь.

- В бассейн. В Джефферсоновском центре отдыха.

Улыбка Джорджа погасла.

- Бассейн?

- Ага, - ответил я.

Джордж расстроился. Нахмурившись, он повернулся к Джиму:

- Разве у тебя нет бассейна?

Джим не растерялся.

- Есть, конечно, но в общественном - симпатичные девчонки.

- Джордж, а у тебя плавки с собой? - спросил я.

Джордж оценивающе оглядел наши велики.

- А где ваши?

- На нас, - сказал я, и похлопал себя по заду. - Под джинсами.

- А-а-а.

- Сгоняй возьми плавки, - сказал Джим, - встретимся у бассейна.

- А я не знаю где он.

Джим рассказал дорогу. Джордж слушал, кивая и хмурясь, выдавил нервную улыбку и сказал.

- Хорошо. Надеюсь, найду.

- Отлично, - сказал Джим.

- Увидимся, - сказал я.

Джордж развернул велосипед и покатил домой.

Джим и я переглянулись, усмехаясь. И направились к торговому центру.

В музыкальном магазине мы кружили вокруг да около, притворяясь, что рассматриваем товар, наблюдая за Синди. Я чувствовал себя немного виноватым за грязный трюк, который мы разыграли с Джорджем, но забыл об этом, когда к нам подошла Синди. Стоять к ней так близко! Я едва это выдерживал. Она была до боли красивой и пахла восхитительно.

- Вам чем-то помочь? - спросила она.

Я не решился вымолвить и словечко. Все, на что меня хватило - покачать головой.

- Мы просто смотрим, - сказал Джим, как делал всегда.

Когда к нам подходила она или кто-нибудь еще из персонала.

- Хорошо. Понадобится помощь - обязательно дайте знать.

- Конечно, - сказал Джим.

Она улыбнулась и ушла.

- О, боже, - прошептал Джим. - Я бы все отдал...

- О, да.

* * *

Когда она ушла, мы устроились. Чтобы рассматривать ее издалека. Некоторое время она помогала покупателям, а потом в магазин зашла Бобби Андерс. Она была главной танцовщицей в группе поддержки, но даже в подметки Синди не годилась. Синди была стройной, прекрасной, изящной, а Бобби - коренастой, да еще и с кроличьим лицом. Но она все равно пользовалась успехом. На это были три причины: живость и пара огромных сисек. Но меня ничего из этого особо не интересовало. Лично я считал ее отстоем.

Но она была лучшей подругой Синди.

Они встали за прилавком и о чем-то болтали.

Мы решили, что Синди слишком увлеклась разговором, чтобы нас заметить. Поэтому прошли по ряду, чтобы получше их видеть. Мы сохраняли осторожность, делая вид, что сильно интересуемся разложенными там дисками, и подошли к самому краю.

Синди находилась так близко, что я мог дотянуться до нее рукой. Она стояла на другом ряду, слегка прислонившись. Край лотка впился в ее складчатую юбку, ну и в попку тоже. Сквозь белую блузку виднелись бретельки ее лифчика. Со своего места я видел, как ее шелковистые волосы спадали на мягкую щечку.

- К десяти, наверное, - сказала Бобби, когда я прислушался. - Не позже одиннадцати.

- Без проблем, - сказала Синди. - не волнуйся. Мы будем просто жрать и смотреть кино, - улыбаясь, она ткнула Бобби локтем. - Пока родители не пойдут на боковую. Ты ничего особо не пропустишь. Не забудь взять спальный мешок.

- Надеюсь, Доррис в него не пердит.

Синди снова ткнула ее локтем и рассмеялась.

Потом Джим ткнул локтем меня, пока они не заметили, что мы могли их слышать.

Выйдя из магазина. Джим схватил меня за запястье.

- Ты это слышал? - он раскраснелся и едва дышал. - У них будет вечеринка, а потом они останутся у нее на ночь! Ты думаешь о том же, о чем и я?

Так оно и было.

- Думаешь, это сегодня? - спросил он.

Я знал, что она не работала по выходным. Была пятница.

- Сегодня или завтра.

- Да!

Мы поехали ко мне, окольными путями, чтобы не проезжать возле дома Джорджа. Когда мы были в безопасности, спрятавшись в гараже, Джим сказал:

- Интересно, может, он до сих пор в бассейне.

- Может, он все понял, - сказал я.

- Такие как он никогда не понимают.

Дома я спросил, может ли Джим остаться на ночь. Мама разрешила, и предложила поужинать с нами. Потом мы задними дворами прошли к Джиму домой. Он спросил разрешения у матери, взял спальный мешок и белье, и мы вернулись ко мне.

Мы быстро поставили палатку, притащили пару стоек от лежаков и разложили спальные мешки.

Но ждать было долго.

Ничего на свете не может быть дольше ожидания чего-нибудь очень крутого.

* * *

Наконец папа пришел с работы. Наконец, мы поужинали. Наконец опустилась тьма и мы пошли в палатку.

Нам пришлось переодеться в пижамы и оставить одежду на улице. Мы так всегда делали, и не хотели привлекать внимание родителей нарушением привычного уклада. Это чревато неприятностями. Они ожидали, что мы совершим еще несколько походов домой - почистить зубы, отлить и все такое. Когда они улягутся спать, одежду можно будет забрать без проблем.

Мы взяли с собой в палатку пару фонариков, две банки "пепси" и пакет чипсов с луком. Закрыли москитную сетку, но не стали застегивать вход в палатку, чтобы проветривалась. Мы уселись, скрестив ноги, на спальные мешки и принялись за закуску.

- Это офигенно! - сказал Джим.

- Чипсы?

- Сам знаешь что.

- Боже, не могу поверить, что собираюсь это сделать.

- Надеюсь, мы хоть что-то сделаем.

- У них одноэтажный дом, - сказал я, - значит, они точно не поднимутся наверх.

- Если только они не закроют занавески.

- Не закроют. Не смогут. Это слишком жестоко.

Джим тихо засмеялся.

- Как думаешь, когда пойдем?

- Стоит подождать хотя бы до одиннадцати.

- Черт, лишь бы мы все не пропустили.

- Бобби туда даже не придет до одиннадцати. Тем более, что они, скорей всего, всю ночь будут развлекаться.

- Но мы же хотим увидеть, как они переодеваются.

- Во что переодеваются?

Это не я спросил.

Это спросил Джордж.

Мы оба вздрогнули и быстро повернулись ко входу в палатку. И увидели Джорджа, стоящего, согнувшись, сбоку от москитной сетки. Его поросячье лицо в темноте посерело. Мы посветили на него фонариками. Он зажмурился и сказал:

- Привет, пацаны.

- Что ты здесь делаешь? - рявкнул я.

- А вы не будете спать всю ночь? - спросил он спокойно, словно не слышал меня.

- Это частная собственность, - сказал Джим.

- А можно мне чипсов?

- Ты сюда не влезешь, - сказал я. - Места мало.

- А я вам давал "Твинки"!

- Хорошо, хорошо, - сказал я. Я не хотел спорить - хотел просто от него избавиться. Я расстегнул "молнию" и протянул ему пакет. - Доставай. Можешь хоть все забрать.

- Ух ты, спасибо.

- А не хочешь забрать их домой, - сказал я, - и поделиться с родителями?

- О, их нет дома.

Он набил рот пригоршней чипсов.

- Ну, дай няне.

- Няне?

- Они же тебя не одного дома оставили, да? - спросил я.

- Одного. Всегда так делают.

- Отлично, - пробормотал Джим.

- А куда мы пойдем?

- Никуда, - сказал я.

- Мы будем подсматривать в окна?

Как долго он подслушивал?

- Мы никуда не идем, - сказал Джим.

- Я пойду с вами. Я люблю подсматривать в окна. Можно много чего увидеть.

- Ты что, - спросил Джим, - маленький извращенец?

Джордж засмеялся, изо рта полетели крошки чипсов.

- В мои окна лучше не подсматривай, - сказал я.

- Или мои, - добавил Джим.

- Нет, мне только на девочек нравится смотреть.

- Ты шпионил за моей сестрой? - спросил Джим.

Джим покачал головой и забил рот чипсами до отказа.

- Он знал о твоем бассейне, - напомнил я Джиму.

- Точно. Ты что, вокруг моего дома шастал, а?

- Не-а. Честно.

- И не суйся, чувак.

- А у меня кое-что для вас есть, и если вы возьмете меня с собой

- Не возьмем мы "с собой", - сказал я.

- Ну пожалуйста!

- И что у тебя есть? - спросил Джим.

- "Твинки".

- Это ерунда. Что еще?

- Перестань, - сказал я Джиму. - Нет у него ничего стоящего.

- Бухло. У папы в комнате целый бар, а еще - винный погреб.

- Можешь принести нам бутылку вина?

- Конечно.

- Твой старик тебя убьет.

Джордж пожал плечами.

- Все равно он не узнает. А если узнает - какая разница? Ну что, стащить бутылку?

- Круто, - сказал Джим.

- Боишься? - спросил я.

- А ты? Ну? Можно будет выпить по пути к Синди.

- Было бы неплохо, - пробормотал я.

Я не мог поверить, что он сказал ее имя перед этим слизняком.

- А кто такая Синди? - спросил Джордж.

- Никто, - сказал я.

- Это - девочка, за которой мы будем следить?

- Иди домой и принеси вина, - сказал Джим, - но не возвращайся до одиннадцати. Раньше мы никуда не пойдем.

- Обещаете, что без меня не уйдете?

- Да чтоб мне умереть, если вру, - сказал Джим. - А теперь иди.

Джордж сунул пакет с чипсами в палатку и убежал.

- Ты дебил! - заорал я.

- Я знаю, что делаю.

- Ты дебил! Ты выдал ему ее имя! Сказал, куда мы идем. Мы... Я не пойду! Не пойду, если это говно пойдет с нами. Ни за что. Я не позволю ему шпионить за Синди.

- Как он шпионит за моей сестрой?

Это меня слегка охладило.

- Думаешь, он это делает?

- А ты думаешь - нет? Как ты сам сказал, откуда он знает о бассейне?

- Мог слышать всплеск, или...

- С улицы? Не-е-ет. Он тут ошивается. Буду спорить, что он перелезает через забор. А окно Джоан как раз там.

- Это еще не значит, что он туда заглядывал.

- Эй, он сам признался. Он сказал, что заглядывает в окна.

- Но не в окно Джоан же.

- Так уж он тебе и сказал бы. Сам подумай. И как ты думаешь, что он делал у тебя во дворе вчера?

- Нас искал, наверное.

- Да, наверное. Или, наверное, пришел посмотреть, что там творится в спальне у твоих родителей. Может, он к их окну каждую ночь ходит. Ему, наверное, нравится твоя мама раздетой.

- Она закрывает занавески, - сказал я, чувствуя раздражение и отвращение.

- Да, но она их полностью закрывает? Если между ними хоть щелочка будет...

- Если он за мамой подглядывал - ему не жить.

- Спорим - подглядывал? И за моей мамой, может, тоже. Может, и за Джоан, и за мамой. И, может, за всеми девушками района. Ты же слышал. Ему нравится подглядывать.

- Если он когда-нибудь шпионил за мамой...

- Надо его проучить. Поэтому я сказал, что он может пойти с нами. Думаешь, мне нужно его вино и "Твинки"? Возьмем его с собой, а потом этот Любопытный Том получит.

Мы улеглись на спальные мешки, головой к выходу, чтобы следить за Джорджем, и принялись разрабатывать план.

* * *

Около десяти тридцати в спальне моих родителей зажегся свет. Мама подошла к окну и задернула занавески. Через некоторое время свет погас. Однако сквозь шторы пробивалось тусклое дрожащее свечение. Их телевизор, который они любили смотреть в кровати, пока не кончатся одиннадцатичасовые новости. Они не вставали с кровати, разве что кому-то понадобится сходить в туалет.

- Ну что, идем? - спросил Джим.

- Скоро уже.

Мы подождали еще немного. Я ужасно нервничал. Не потому, что нужно было влезть в дом. Из-за всего остального.

Наконец я сказал:

- Вперед.

Мы выползли из палатки и прошли через патио к задней двери. Хлопнули дверью и направились к ванной, совсем не пытаясь не шуметь. Джим вошел. Я ждал в коридоре. Когда он смыл унитаз, я, под прикрытием этого шума помчался в свою комнату. Щелкнул выключателем, нашел у себя в шкафу бухту веревки и собрал одежду. Быстро, как только мог, выключил свет. Потом стоял в темноте и ждал, пока Джим не сольет воду снова. Услышав шум бегущей воды, я погнал к задней двери. Вышел, посмотрел на окно родителей - никто не смотрит - и побежал к палатке.

Я снова устроился наблюдать за двором через москитную сетку.

Скоро пришел Джим и заполз в палатку.

- Все нормально? - прошептал я.

- Отлично.

Мы ненадолго включили фонарики, чтобы разобраться с одеждой. Потом, уже в темноте, разделись. Ощущать голой кожей теплый воздух было непривычно. Мне бы даже понравилось, если бы я мог думать о чем-либо кроме вылазки к дому Синди. Но Джордж все испортил.

Когда одежда, кроме рубашки, была на мне, я намотал веревку на запястье в несколько оборотов, аккуратно, чтобы колечки не накладывались друг на друга, а потом - подогнул концы.

Я только надел рубашку, когда Джим шепнул:

- Идет.

Я быстро застегнулся.

Мы взяли фонарики и выползли наружу.

Джин поднес палец к губам. Джордж кивнул и поднял пакет, который принес собой.

Я повел. Мы остановились у гаража.

- Принес? - спросил Джордж.

- Конечно.

Джордж раскрыл пакет и вытащил бутылку вина.

- И "Твинки" еще.

- Отлично. Положи пока.

- А сейчас не хотите?

- Позже.

- У нас по пути есть хорошее укромное местечко, - прошептал я. - Остановимся там и устроим небольшую вечеринку.

- Клево! - сказал Джордж.

Поход к нашему "хорошему укромному местечку" занял около двадцати минут.

Это был железнодорожный тоннель под Джефферсон-авеню.

Не будь с нами Джорджа, мы с Джимом прошли бы тоннель быстро, как только могли, и радовались, что он остался позади.

Даже при свете дня от него по спине бежали мурашки.

Мы никогда не спускались туда ночью.

Всю дорогу я нервничал.

Отчасти я боялся, что нас засекут копы, или проедет кто-нибудь знакомый. Каждый раз, когда проезжала машина, я отворачивался.

Но больше, все-таки, я боялся заходить в тоннель.

Мы там достаточно редко бывали, заходили несколько раз на разведку. Судя по тому, что мы видели, туннель облюбовал местный сброд. Бетонные стены покрыты надписями, часто - странными и сумасшедшими. Кругом мусор: пустые бутылки из-под бухла, раздавленные пивные банки и сигаретные пачки, какое-то мерзкое шерстяное одеяло или два, даже старый перепачканный матрас. Одежда. Грязный кроссовок на низкой подошве, чье-то старое нижнее белье и пара брюк.

Как-то мы очень взбудоражились, когда наткнулись на лифчик. Джим поднял его. Он затвердел от высохшей грязи, а одну бретельку порвали.

Нашей лучшей находкой был номер журнала "Пентхаус". Он, похоже, промок незадолго до того, как мы его нашли, потому что его страницы распухли и одеревенели, и многие слиплись. Мы расцепили их и смогли увидеть довольно много фоток. Мы забрали его с собой, и Джим тайком хранил его в своей комнате.

Самой отвратительной находкой был использованный презерватив. Его мы трогать не стали.

А самым ужасным, что мы там нашли, думаю, были остатки костра - круг опаленных камней, огораживающий гору золы. В золе лежала пара обуглившихся банок и кучка маленьких косточек. Мы решили, что они - индюшачьи, или что-то вроде этого. Пока я не нашел череп. Я поднял его и сдул золу. У черепа был короткий нос и острые зубки. Джим сказал:

- Боже, это кошка!

Я закричал и выбросил его. Череп ударился о камень и разлетелся на кусочки.

После этого мы старались держаться от тоннеля подальше.

Я уж точно не собирался идти туда ночью.

Я бы сдрейфил, если бы не одно: это прекрасное место, чтобы научить Джорджа не приставать к нам.

Добрались мы туда слишком быстро.

Джим остановился прямо у начала поручней моста. Мы молча стояли там, ожидая, пока проедет машина. Когда она скрылась из виду, издалека показались фары еще одной. Джим, похоже, решил, что водитель еще нас не видит, и прошептал:

- Сюда, быстро, - после чего сошел с обочины.

- Куда мы идем? - спросил Джордж.

- Это классное место, - сказал я. - Тихое и укромное.

Не успела машина подъехать, как мы вслед за Джимом спрятались среди деревьев. Водитель со свистом пронесся мимо, так нас и не заметив. Мы проползли между деревьями и начали спуск по заросшему кустарником крутому склону к железнодорожным путям. Вправо пути тянулись вдоль пустого поля, сверкая в лунном свете. Влево - скрывались в темной пасти тоннеля.

Промчалась еще пара машин, но мне было наплевать. Мы были под мостом, так что нас никто бы не заметил.

Траву покрывала роса, отчего мои джинсы промокли до колен. Пару раз я поскользнулся. Джордж разок приземлился на задницу. Наконец спустившись, мы поднялись к дороге по невысокой насыпи.

- Вот оно, наше местечко, - сказал я Джорджу.

- Там, под мостом? - он совсем не удивился.

Джефферсон-авеню была четырехполосной, поэтому тоннель был достаточно длинным. Можно было увидеть тусклый лунный свет в его конце, но этого было недостаточно, чтобы рассмотреть хоть что-нибудь внутри.

- Надеюсь, там никого нет, - пробормотал я.

- Смотрите в оба, - сказал Джим. - И будьте готовы бежать со всех сил.

- Может, лучше просто тут остаться? - спросил Джордж.

Джим покачал головой.

- Нас могут увидеть с дороги. Пошли.

- Ну, не знаю... - сказал Джордж.

- Ты же хотел пойти с нами, - напомнил я.

- Эй, - сказал Джим. - Если хочешь дружить с большими пацанами, должен делать то же, что и мы.

- Или можешь пойти домой, - сказал я. - Ты как хочешь, а мы идем.

Он заколебался, когда мы с Джимом, когда мы переступили рельсу и пошли по колее к тоннелю. Я изо всех сил надеялся, что Джордж струсит. Я не хотел туда спускаться, не хотел трогать его, я хотел одного - чтобы он убрался от нас подальше и навсегда, а мы пошли к Синди.

Но он пожал плечами и пошел вслед.

Путей было два. Их разделяло несколько футов. Перед нами стояли широкие бетонные опоры моста.

Дойдя до самого края моста, мы включили фонарики. Джордж порылся в пакете и достал большой шестивольтный фонарь.

- Прекрасно, - прошептал Джим.

Мы направили лучи во тьму. Фонарь Джорджа светил очень ярко. Прежде чем идти дальше, мы все бегло осмотрели.

- С виду все нормально, - пробормотал Джордж.

С виду ничего не было нормально. Совсем. Но, по крайней мере, мы никого не заметили.

Джим направил фонарь на ближайшую опору. Бетон был испещрен именами и ругательствами, датами и незатейливыми рисунками. Самый большой из них был очень старым, и я видел его много раз. Он изображал мультяшную девицу с большущей грудью и раздвинутыми ногами. Мы с Джимом называли ее "Пизденкой". С того времени, как мы ее в последний раз видели, кто-то добавил прямо под ней огромный эрегированный член, целящийся ей между ног и гейзером извергающий струю.

Вообще, мы бы неплохо повеселились, разглядывая и комментируя эти художества. Но с нами был Джордж. И мы спешили попасть к Синди. И стояла ночь.

Нам было не до этого.

- Посмотри на той стороне, Джордж, - сказал Джим.

- Я?

- У тебя мощный фонарик. Посмотри, чтоб там никого не было.

- Э-э-э, черт.

- Делай, что говорят, - сказал я. - Мы же не хотим, чтобы на нас налетел какой-нибудь алкаш.

Джордж вздохнул, но послушался. Он прокрался за опору, посветил фонариком, поднял фонарик и осмотрел три других.

- Здесь все хорошо, - сказал он дрожащим голосом. Поспешно перешел на нашу сторону тоннеля. - Вино открывать?

- Можно, - сказал Джим.

Джордж присел на корточки, положил пакет на землю и вытянул бутылку. Встал. Джим светил на ее горлышко, пока Джордж пытался поддеть фольгу на пробке грязным ногтем.

Я воспользовался моментом, чтобы осмотреться. Я стоял на месте и водил фонариком туда-сюда. Свет отразился от пустой бутылки, которая валялась неподалеку. Под стеной лежали какие-то лохмотья, наверное, рубашка. Рубашку окружили бутылки, битое стекло и смятые сигаретные пачки. Посреди стены была нарисована огромная черная свастика. Я уже ее видел, а вот картинка рядом с ней оказалась для меня в новинку - задница, в которую вставили стоячий член.

Я решил бросить смотреть по сторонам.

Джордж, со швейцарским армейским ножом в руке, зажал бутылку между ног. Он раскрыл штопор, наклонился и принялся вкручивать его в пробку.

Когда штопор был достаточно глубоко, он потянул и запыхтел.

- Крепко сидит, - пробормотал он.

- Может, ты попробуешь? - сказал мне Джим.

Джордж протянул бутылку мне. Я положил фонарик на землю, зажал бутылку между ногами точно так же, как и он, и с усилием дернул нож.

Сначала пробка не поддалась.

- Поторопись, - сказал Джим. - Ты же не хочешь опоздать к Синди.

Пробка немного продвинулась.

Потом она быстро выскользнула. Раздался хлопок, после чего Джим резко обхватил Джорджа, подставил ногу и положил его на лопатки. Джордж удивленно взвизгнул, и, шлепнувшись оземь, хрюкнул.

Именно так мы и планировали, но это внезапное нападение удивило меня едва меньше, чем Джорджа.

Я быстро отложил нож и бутылку.

Джордж не сопротивлялся, и Джим перевернул его и шлепнулся ему на поясницу.

- Ну что вы, ребята? - задыхался Джордж. - Что вы...?

- Заткнись! - сказал Джим. - Ничего с тобой не случится.

Я начал связывать Джорджу руки.

- Эй! - сказал он. - Не надо! Не надо!

- Успокойся, - сказал Джим.

- Это... это что... посвящение?

- Конечно, - ответил Джим.

- Нет! - сказал я. - Зачем ты такое говоришь? Он подумает, что он... Это не посвящение, Джордж. Ты никуда не вступаешь. Мы просто хотим, чтобы ты за нами не ходил, а ты ни хрена не понимаешь. Ты нам не друг! Ты - жирная грязная заноза в жопе!

Джордж зарыдал.

- И еще озабоченный!

- Да, - присоединился Джим. - Ты шпионил за моей сестрой, грязный извращенец!

- За кем ты еще шпионил?

- Ни... ни за кем!

- Не верю, - сказал Джим.

- Да, - сказал я. - И ты думал, что пойдешь с нами, и там еще на Синди будешь пялиться!

Джим слез с него, схватил за ноги и потянул, пока икры не прижались к бедрам. Разобравшись с руками, я обмотал веревкой его лодыжки, натянул ее и связал ноги.

К тому времени, как я закончил, Джордж орал во всю глотку.

- Лучше прекрати, - пригрозил Джим. - Тебя могут услышать.

- И прийти за тобой, - добавил я.

- П-п-п... Пожалуйста!

- Я бы на твоем месте вел себя очень тихо, - сказал Джим.

- Теперь, - сказал я, - не думай с нами связываться.

Мы отошли. Джим выключил фонарь Джорджа и взял бутылку вина и пару упаковок "Твинки" из пакета. Я выкрутил пробку со штопора и положил нож на землю в паре футов от Джорджа. После чего поднял свой фонарик и сунул в карман.

- Если ты будешь здесь, когда мы вернемся, - сказал я, - мы тебя развяжем.

- Если вернемся, - добавил Джим.

И мы поспешили прочь. Джордж кричал всякое вроде "Пожалуйста!", "Не бросайте меня!" и "Вернитесь!". Но прекратил, когда мы поднимались по склону.

- Сюда, - сказал Джордж, когда мы шли по мосту, и предложил мне "Твинки".

Я покачал головой.

- Не надо мне от него ничего. Мы же его обманули, понимаешь?

Джо ухмыльнулся.

- Хорошенько обработали.

- Может, вернемся и отпустим?

- Сдурел? Мы и так вон сколько времени потратили. К тому же, этот дебил все равно может захотеть с нами пойти. Подумает, что мы пошутили, или еще что-нибудь, и придется начинать все сначала.

- Да, ты прав.

- Еще он, наверное, за пять минут развяжется и убежит.

- Не знаю. Я его хорошо связывал.

- Ну ладно, пусть десять. Даже не думай его жалеть. Сам напрашивался, вот и получил.

- Точно. Может, будет теперь держаться от нас подальше.

- И от наших окон. Если я увижу, что он шпионит за мамой или Джоан, он поймет, что сегодня легко отделался, - сказал он с набитым ртом.

Смотря на него, я почти чувствовал этот вкус. Скоро я сказал:

- И вообще, он перед нами в долгу.

- А?

- За всю херню, которую мы из-за него пережили.

- Чистая правда, черт возьми.

- Кроме того, он съел наши чипсы.

- Так и есть.

Я взял одну упаковку у Джима, отдал ему бутылку, разорвал целлофан и начал есть. Я съел уже половину "Твинки", когда Джим отхлебнул вина.

Он вздохнул.

- Зашибись.

Джим передал бутылку мне. Я сделал пару глотков. Во рту запекло. Когда вино достигло желудка его словно огнем прожгло.

- То пальто, - сказал я.

Джим расхохотался.

Так мы и шли, время от времени прикладываясь к бутылке и покусывая "Твинки": прятали бутылку каждый раз, когда мимо проезжала машина. Как-то мы сошли с Джефферсон, потому что там было много машин. К тому времени "Твинки" кончились, а бутылка опустела более чем наполовину.

- Давай сохраним оставшееся, - сказал Джим.

- Для чего?

- Для нас, дурень.

Мы покатились со смеху. Успокоившись, Джим сказал:

- Мы же не хотим испачкаться?

- Говори за себя.

- Где пробка? - я отдал пробку, и Джим вогнал ее в горлышко бутылки. - Оставим на обратную дорогу.

Неплохая идея.

Он нес бутылку всю оставшуюся дорогу к Синди.

Не считая лампы в конце подъездной дорожки, дом Синди стоял во тьме. Даже на крыльце света не горел.

- Что такое? - сказал Джордж.

- Не знаю.

- Она же здесь живет, да?

- Точно.

Мы оба здесь бывали. Три раза мы ходили за ней после школы, в первый - чтобы узнать, где она живет, а потом - просто потому, что нам нравилось смотреть на нее, на то, как она вышагивает, прижав книги к груди, как ее волосы блестят золотом в солнечном свете, а юбка порхает, как бабочка.

- Точно похоже на ее дом.

- Потому что это он и есть.

- Может, они сзади?

Мы пересекли передний дворик и прошли вдоль дома. Окна были темными. То же самое было и сзади. Все это время меня трясло: боялся, что нас поймают. Теперь я мог понять, почему парням вроде Джорджа нравится шпионить. Это - как доза. Это возбуждает. Но возбуждение ушло, когда мы вышли на улицу.

- Вот говно, - сказал Джим.

- Наверное, мы опоздали.

- Спасибо Джорджу, маленькому говнюку.

- Черт!

- Это же тот дом, да? - спросил Джим.

- Конечно это... эй! Может, мы временем ошиблись? Может, это завтра? Мы же наугад пришли, помнишь?

- Да! Буду спорить, что это завтра.

- Отлично! Значит, ничего страшного. Придем.

Мы отвернулись от дома и пошли.

- Завтра, - сказал Джим, - нам не придется париться из-за Джорджа. Теперь он к нам близко не подойдет.

- Правильно. И мы придем раньше. Мама и папа куда-то собираются. Их не будет дома допоздна.

- Чувак!

- Сможем выйти часиков в десять!

- Отлично! Как раз успеем накатить!

Мы еще по паре раз приложились к бутылке. Мы, наверное, порешили бы ее и напились вдребезги, но бутылка разбилась вдребезги первой. Джим споткнулся и накренился назад. Бутылка вылетела и взорвалась на тротуаре перед нами.

Перепугавшись, что кто-нибудь мог услышать шум, мы бросились бежать, и промчались два квартала, пока не добрались до Джефферсон-авеню.

Когда показались перила моста, у меня внутри похолодело. Последнее, чего мне хотелось - спускаться в тоннель.

- Интересно, как там Джорджи-Порджи поживает, - сказал Джим.

- Думаю, стоит сходить посмотреть.

- Спорим, он уже дома?

- Да, - сказал я. - Надеюсь.

- А я надеюсь, что он усвоил урок. Будет совсем нехорошо, если и завтра придется чем-нибудь таким заниматься.

- Теперь, когда он будет нас видеть, - сказал я, - будет обходить краем дороги.

- Только если ему не понравилось.

- Такое никому не понравится.

- Не знаю. Он - парень со странностями.

- Но не настолько же. Там охренеть как страшно.

Джим захохотал.

- Надеюсь, он там обосрался, говнюк мелкий.

Перейдя мост, мы юркнули в рощу и пошли вниз по склону. Я лишь разок взглянул на вход в тоннель. От одной мысли, что Джордж лежит там связанный мне становилось не по себе.

И Джим, и я несколько раз шлепнулись, пока добрались до низу. Наверное, причина была в вине.

* * *

В конце концов мы подошли к путям. С каждым шагом меня трясло все сильней. Я твердил себе, что Джордж наверняка уже развязался и убежал домой. Что нам не придется туда идти, просто посветим фонариками, и убедимся, что его нет, и уйдем.

Он наверняка оставил мою веревку где-то там. Но не настолько мне нужна веревка, чтобы лезть за ней.

Там, где пути исчезали во тьме, мы зажгли фонарики. Рельсы заблестели. В двадцати футах от нас на левой рельсе лежала веревка.

Моя веревка. Должно быть.

Джордж все-таки развязался.

Значит, можем идти домой.

Свет от фонарика Джима направился от веревки туда, где мы оставили Джорджа.

Как я и ожидал, его там не было.

Но он не ушел.

Свет нашарил его в паре ярдов ближе к стене.

У нас обоих перехватило дух. Мне будто в живот пнули.

Мы побежали к Джорджу и водили фонариками по сторонам, надеясь увидеть того, кто с ним это сделал. Но никого не увидели.

Мы остановились рядом с телом, но не смотрели на него. Светили куда угодно, только не туда. Оба тяжело дышали, хотя пробежали всего ничего. Джим с каждым вдохом издавал какой-то странный жалобный звук.

- Никого не видишь? - спросил я.

- Не-а.

- Может... они ушли.

Я провел лучом по центральным опорам. Четыре широкие бетонные стенки. За каждой из них могло спрятаться по психу, а то и по два и по три. Я сознавал, что кому-нибудь из нас придется сходить на ту сторону и заглянуть за них. Но у меня была кишка тонка.

- Давай... ва-ва-ва... - прохныкал Джим.

- Нельзя его так оставлять.

Мы посветили фонариками на Джорджа. Он лежал, растянувшись на спине, рубаха нараспашку, его боксерские трусы и бермуды болтались на одной ноге. Он был весь в крови до колен.

- Что с ним... сделали?

Я покачал головой.

Глаза закрыты. Один распух так, что был похож на сваренное вкрутую яйцо с разрезом посередине. Однажды я видел по телевизору боксера с точно таким же глазом после одиннадцати раундов в тяжелом весе.

Шея - ярко красная, но без видимых порезов.

Он был такой круглый и толстый, что у него были сиськи. Я подумал, как же ему доставалось, когда он переодевался на физкультуру. И потом подумал, что у него больше никакой физкультуры не будет. А все из-за нас.

Я повел луч вниз по его толстому брюху.

Он выглядел таким одиноким, таким жалким!

- Откуда взялась вся эта кровь? - прошептал Джим.

Зайдя мне за спину, он обошел Джорджа. И застыл. Тусклый лучик света пошел вниз между ног. Джим испустил ужасный стон, нетвердой походкой отошел в сторону и сблевал.

Я направил луч Джорджу в пах.

И узнал, откуда шла кровь.

Кровь до сих пор капала из свежей щели на том самом месте, где должен был быть его "болт".

Я оцепенел и закачался. Пришла мысль, что я могу грохнуться в обморок, и я понадеялся, что не свалюсь на него. Потом меня кто-то схватил за руку. Я завизжал. Но это оказался всего лишь Джим.