Зловещее наследство

Глава 10

И если он прежде не распорядился своим имуществом, предупредите его, чтобы мог выразить свою волю… для большего облегчения своей совести и спокойствия исполнителей его воли.

Посещение больных

— Ты, кажется, не очень продвинулся, сказал Чарльз. Он сидел в кресле и оглядывал холл. Девушка, орудовавшая полотером, находила Чарльза с его длинными светлыми волосами очень красивым. Она решила поработать в зале больше, чем обычно. — Великое дело такая аккуратность, как здесь. У нас давно этого нет. Я стартую на пивоваренном заводе в понедельник. — Чарльз легко менял темы разговора. — Уверен, есть что-то подозрительное в этом парне Примьеро, Роджере Примьеро. Я вчера вечером позвонил ему перед тем, как ехать сюда, и уговорился встретиться с ним сегодня в половине одиннадцатого утра.

Арчери посмотрел на часы. Почти десять.

— Тогда тебе лучше идти. Где он живет?

— Видишь? Вот если бы я был на твоем месте, то это разузнал бы первым делом. Он живет в Форби-Холл. Предполагаю, что он воображает себя лордом, владельцем поместья. — Он посмотрел на отца и быстро сказал: — Хорошо бы, если бы у меня была машина.

— Полагаю, да. Что ты собираешься сказать ему? Он может выставить тебя вон.

— Не думаю, — задумчиво сказал Чарльз. — Я кое-что разузнал о нем: он до безумия чувствителен к гласности. Всегда очень заботится об имидже. — Он поколебался, потом добавил уверенно: — Я скажу ему, что был главным в «Санди планет» и что мы делаем серию о биржевых магнатах. Неплохо, как думаешь? Предполагается, что он очень приветлив с прессой.

— А когда окажется, что это неправда?

Чарльз торопливо сказал:

— Конец — всему делу венец. Я думаю, что мог бы представить начало его жизни как полосу упорных неудач: отец умер, бабушка убита, никаких перспектив — такие вот дела. А посмотри на него сейчас. Никогда не знаешь, что выйдет.

— Пойдем возьмем машину.

Было, как всегда, жарко, только еще более душно. Легкая дымка закрыла солнце. На Чарльзе была белая с открытым воротом рубашка и довольно узкие брюки. Арчери подумал, что сын похож на дуэлянта времен Регентства.

— Форби, кстати, всего милях в четырех отсюда, — сказал он. — Не хочешь посмотреть его окрестности?

Они прошли но Хай-стрит и мосту через Кингсбрук. Арчери был горд тем, что рядом с ним сын. Он знал об их большом сходстве, но ни на минуту не обманывался, что их можно принять за братьев.

— Ты не помнишь, Чарльз, откуда это?

Иди, пастушок, к вечному покою;

Твоя история поведана.

Агнец Божий собирает

Пастухов к своему стаду.

Чарльз пожал плечами:

— Звучит знакомо, но не могу определить откуда. Где ты это видел?

— На церковном кладбище в Форби.

— Ты меня действительно в могилу сведешь, отец. Я думал, ты хочешь помочь мне и Тэсс, а все, что ты делал, — это возился с кладбищами.

Арчери с трудом сдержался. Если Чарльз собирается все взять в свои руки, то, кажется, нет причин не вернуться немедленно в Трингфорд. Удивительно, но перспектива возвращения в приходский дом показалась ему унылой. Вдруг он остановился и толкнул сына локтем.

— Что случилось?

— Та женщина возле лавки мясника, в плаще — это миссис Крайлинг, о которой я тебе говорил. Мне бы лучше не встречаться с ней лицом к лицу.

Но было слишком поздно. Та уже увидела их и в развевающемся плаще ринулась к ним.

— Мистер Арчери! Дорогой мой друг! — Она взяла его за обе руки, будто собиралась стать его партнером в туре шотландской кадрили. — Какой приятный сюрприз! Я только сегодня утром говорила дочери, что надеюсь еще раз встретить дорогого для меня человека и постараться поблагодарить его за заботу обо мне в моем несчастье.

Это было что-то новенькое. Миссис Крайлинг напоминала величественную престарелую даму на званой вечеринке в саду. Плащ был знакомый, но платье, надетое под ним, обычное хлопковое, простое и безвкусное, кое-где спереди забрызганное соусом. Она широко улыбалась спокойной и доброй улыбкой.

— Это мой сын Чарльз, — пробормотал Арчери. — Чарльз, это миссис Крайлинг.

К его удивлению, Чарльз взял протянутую не слишком чистую руку и слегка поклонился.

— Как поживаете? — Поверх ее головы он послал отцу сердитый взгляд. — Я много о вас слышал.

— Хорошее, надеюсь. — Если ей и приходило в голову, что Арчери ничего хорошего о ней не сказал, то она не подавала виду. Миссис Крайлинг была вполне в своем уме, весела, даже легкомысленна. — Теперь не откажитесь удовлетворить мою маленькую прихоть. Я хочу, чтобы вы оба пошли в «Карусель» и выпили со мной по маленькой чашечке кофе. Я угощаю, конечно, — добавила она лукаво.

— Наше время, — высокопарно заявил Чарльз (нелепо, подумал Арчери), — полностью в вашем распоряжении. До одиннадцати пятнадцати. И не надо говорить о каком-то угощении в присутствии джентльменов.

— Разве он не мил? — замурлыкала она. Они вошли в кафе.

— Дети — это такое счастье, как вы думаете? Венец жизни. Вы должны гордиться им, даже если он держит вас на заднем плане.

Чарльз выдвинул для нее кресло. Они были единственными посетителями, и до сих пор никто не подошел к ним принять заказ. Миссис Крайлинг доверительно наклонилась к Арчери.

— Моя крошка получила место и начинает завтра. Оператор по производству дамской одежды. Как я понимаю, перспективы блестящие. С ее знаниями еще неизвестно, как далеко она может пойти. Беда в том, что у нее не было шанса, — говорила она низким благовоспитанным голосом. Вдруг она отвернулась от него и, ударив сахарницей по столу, закричала в сторону кухни: — Официант!

Чарльз подпрыгнул. Арчери бросил на него торжествующий взгляд.

— Всегда появляются надежды подняться, а потом они сходят на нет, — спокойно продолжала она, будто и не было этого пронзительного вопля. — Ее отец был как раз таким — туберкулез сразил его в цветущем возрасте, и через полтора года он умер. — Арчери вздрогнул, когда она еще раз дернулась от стола. — Куда провалилась эта проклятая девчонка?!

Женщина в зеленом фирменном платье со значком менеджера, вышитым на корсаже, вышла из кухни. Она одарила миссис Крайлинг уничтожающим взглядом:

— Я просила вас не заходить к нам больше, миссис Крайлинг, раз вы не умеете себя вести. — Она холодно улыбнулась Арчери: — Что для вас, сэр?

— Три кофе, пожалуйста.

— Мне черный, — сказал Чарльз.

— О чем я говорила?

— О вашей дочери, — напомнил Арчери.

— О да, моя крошка. Действительно странно, что она обанкротилась, потому что когда Лиз была малышкой, то выглядела словно на званой вечеринке. Видите ли, у меня была старая подруга, которая ее буквально на руках носила. И она купалась в деньгах, держала слуг и все такое…

Принесли кофе. Это был эспрессо с пенкой.

— Вы можете принести мне белый сахар? — хмуро сказала миссис Крайлинг. — Мой желудок не принимает эту мерзость.

Официантка с вызывающим видом ретировалась, вернулась с другой сахарницей и со стуком опустила ее на стол. Как только она удалилась на достаточное расстояние, миссис Крайлинг бросила:

— Глупая сука! — потом вернулась к своей теме: — Моя подруга была очень старой и не вполне могла отвечать за свои действия. Это называют дряхлостью. Снова и снова она говорила мне, что хотела бы что-нибудь сделать для моей крошки. Я, конечно, постепенно прекратила это, имея абсолютное отвращение к расчетам на получение наследства. — Она вдруг остановилась и бросила четыре полных ложки сахара в свой кофе.

— Естественно, — поддержал Чарльз, — последнее дело, если бы кто-то руководствовался в таком деле корыстью.

Миссис Крайлинг удовлетворенно улыбнулась и, к полному удовольствию Арчери, перегнувшись через стол, похлопала Чарльза но щеке.

— Вы — прелесть, — сказала она, — милая, чуткая прелесть. Однако вы должны последить за собой. — После глубокого вздоха мадам продолжала более прозаически: — Я не давила до тех пор, пока доктор не сказал мне, что мистеру Крайлингу осталось жить не более шести месяцев. Я была в отчаянии: ни страховки, ни пенсии. Мне представлялось, что нищета вынудит меня оставить ребенка на ступенях приюта.

Арчери такого себе представить не мог. К тому времени Элизабет была крепким пятилетним сорванцом.

— Продолжайте, — сказал Чарльз, — очень интересно.

— «Вам следовало бы составить завещание, — сказала я своей подруге. — Я схожу и получу для вас форму завещания. Тысяча или две имели бы большое значение для моей крошки. Вы знаете, как она радовала вас последние годы, а что когда-либо для вас сделали ваши внуки? Ни черта, я думаю».

— Но разве она не сделала завещания? — спросил Арчери.

— Что вы об этом знаете? Дайте мне самой все рассказать. Это было примерно за неделю до ее смерти. Я тратила неделю за неделей, чтобы получить форму для завещания, а в это время бедный, заброшенный мною мистер Крайлинг угасал. Но заполнит ли она эту проклятую форму? Только не она, старая корова. Я была вынуждена использовать всю силу убеждения. Каждый раз, когда я говорила хоть слово, эта ее сумасшедшая старая служанка вставляла палки в колеса. А потом эта старая дева — Флауэр ее звали — получила сильную простуду и должна была оставаться в постели. «Вы больше не думали, как распорядиться вашим состоянием?» — спросила я свою старую подругу в обычной легкой манере. «Может быть, я бы сделала что-нибудь для Лиззи», — сказала она, и я поняла — вот он, мой удобный случай. Я слетала через дорогу. Мне, знаете ли, не хотелось самой выступать свидетелем спектакля в пользу моей крошки. Пришли миссис Уайт, моя соседка, и леди, помогавшая ей по дому. Они были просто в восторге, ведь, как говорится, это внесло некоторое разнообразие в их скучную жизнь.

Арчери хотел сказать: «Но миссис Примьеро скончалась, не оставив завещания» — и не осмелился. Любой намек на то, что он знает об этом деле, — и повествование пришло бы к концу.

— Ну, мы все это переписали. Я — великий книгочей, мистер Арчери, так что была в состоянии изложить все правильным языком. «Кровь мутнее воды», — сказала моя старая подруга, — она бредила, — но подписала внукам только по пятьсот каждому. И восемь тысяч для моей крошки при моем попечительстве до того, как ей исполнится двадцать один. И немного оставила Флауэр. Моя подруга горько плакала. Полагаю, она осознала, как безнравственно она поступила, что не сделала этого раньше. Такие вот дела. После чего выпроводила миссис Уайт и вторую леди — куда больших дур, чем я, хотя в то время я этого не знала. Я обещала хранить завещание, что и делала. Она не должна была упомянуть в нем еще кого-нибудь. И — поверите ли? — неделей позже она встретила свою смерть.

Чарльз невинно заметил:

— Это был хороший старт для вашей дочери, миссис Крайлинг, несмотря на то что потом случались и неудачи.

И изумился, когда она резко встала. Она побледнела как тогда, в суде, глаза сверкнули.

— Кое-что она получила, — глухо сказала она, — от родственников ее умершего отца. Это была благотворительность, холодная благотворительность. «Посылайте мне ее школьные документы, Джози, — сказал мне ее дядя. — Я буду оплачивать их напрямую, а ее тетушка может пойти с нею, чтобы приобрести форму. Если вы думаете, что она нуждается в лечении нервов, ее тетушка также может сходить с ней на Харли-стрит».

— А что же с завещанием?

— Это проклятое завещание! — вскричала миссис Крайлинг. — Оно оказалось незаконным. Я обнаружила это только после ее смерти. Я отнесла его к Квадрантам, солиситорам, что на Хай-стрит. Старый мистер Квадрант тогда был еще жив. «Что это за исправления?» — спросил он. Ну, я посмотрела — и что ж! Старая корова набросала огромное количество дополнительных пометок, пока я была у входной двери с миссис Уайт. Пометки и размазанные каракули. «Они лишают бумагу всякой законной силы, — сказал мистер Квадрант. — Вы должны заставить свидетелей подписать их или иметь дополнение. Вы можете побороться за это, — сказал он, понимая, что я осталась на бобах, и неприязненно оглядывая меня с ног до головы, — но я не сказал бы, что у вас много шансов».

К ужасу Арчери, она вылила поток такой брани, какой он никогда прежде не слышал. Появилась менеджер и взяла ее за локоть:

— Уходите. Вы не можете здесь находиться.

— Господи, — сказал Чарльз после того, как она была выдворена, — я вижу, ты смутился.

— Должен признать, что ее словарь меня немного шокировал.

Чарльз посмеивался:

— Это вообще не годится для твоих ушей.

— Хотя это все же было познавательным. Теперь ты собираешься побеспокоить Примьеро?

— Во всяком случае, не повредит.

Арчери долго ждал в коридоре возле офиса Уэксфорда. И только он начал подумывать о том, чтобы явиться позднее, как большая дверь в кабинет открылась и невысокий светлоглазый мужчина в рабочей одежде прошел между двумя полицейскими без формы. Он явно смахивал на преступника, но казалось, что здесь его все знали и считали объектом развлечений.

— Терпеть не могу эти современные участки, — нагло заявил он сержанту. Уэксфорд вышел из кабинета и, не обращая внимания на Арчери, прошел к столу, — мне подавай старинный вид. У меня трущобные воспоминания, это — моя проблема.

— Меня не интересуют твои взгляды на интерьер, Обезьяна, — ответил Уэксфорд.

Человечек повернулся к нему и осклабился:

— У вас паршивый язык, знаете ли. Чем больше вас повышают, тем ниже ваше чувство юмора. Вот досада.

— Заткнись!

Арчери с восхищением слушал незнакомца. Хотелось бы ему с таким же самообладанием разговаривать с миссис Крайлинг, или чтобы Чарльз с подобной интонацией вел диалог с Примьеро. Уэксфорд, неторопливо заговоривший о бомбах и покушениях на жизнь, проводил человечка в свой кабинет, и дверь за ними закрылась.

— Не могу ли я на минутку увидеть старшего инспектора? — спросил Арчери сержанта.

— Я посмотрю, свободен ли он.

В конце концов, к нему вышел Берден:

— Доброе утро, сэр. Прохладнее не становится, а?

— У меня есть кое-что поважнее, чтобы поговорить с вами. Можете вы уделить мне минут пять?

— Конечно.

Но он не сделал ни единого движения, чтобы перейти в более уединенное место. Сержант занялся перелистыванием большой книги. Сидя в нелепом, ложкообразной формы кресле, Арчери чувствовал себя как школьник, долго ждавший директора школы, но вынужденный принять возможную кару от мелкой сошки. Он коротко рассказал Вердену о миссис Крайлинг.

— Очень интересно. Вы имеете в виду, что, когда миссис Примьеро была убита, Крайлинг думала, что ее завещание действительно?

— Равносильно тому. Об убийстве она не упоминала.

— Мы ничего не можем сделать. Вы понимаете?

— Я хочу, чтобы вы сказали мне, есть ли у меня достаточные основания для письма министру внутренних дел.

Откуда-то появился констебль, постучал в дверь Уэксфорда и был допущен.

— У вас нет никаких весомых доказательств. Уверен, что старший инспектор не одобрил бы это.

Сардонический хохот донесся сквозь тонкую стену. Арчери почувствовал себя несправедливо задетым.

— Я думаю, что мог бы все же написать подобное письмо.

— Вы должны делать как вам удобнее, сэр. — Берден поднялся. — Многое осмотрели в окрестностях?

Арчери справился с гневом. Если Берден намеревается завершить деловое свидание небольшим разговором, пусть будет небольшой разговор. Разве он не обещал своему старому другу Грисуолду и, в некотором смысле, старшему инспектору, что он не доставит им хлопот?

— Я вчера ездил в Форби, — сказал он. — Побывал там в церкви и случайно увидел могилу этого мальчика, о котором говорил мистер Уэксфорд па днях в суде. Его звали Грейс. Помните?

Лицо Вердена осталось безучастным, но сержант поднял взгляд.

— Я сам из Форби, сэр, — сказал он. — Мы иногда пели и танцевали в доме Джона Грейса. Вам в Форби все расскажут о нем, о том, что случилось двадцать лет назад.

— О нем?

— Он воображал себя поэтом, бедный малыш, и писал пьесы. Он был вроде религиозного мистика. Толкался во все двери, пытаясь продать свои стихи.

— Он был пастухом?

— Нет, насколько я знаю. Разносчиком булок или что-то такое.

Хлопнула дверь Уэксфорда, вышел констебль и сказал Вердену:

— Старший инспектор зовет вас. Голос Уэксфорда гремел вслед ему:

— Можете вернуться сюда, Гейтс, и получить заявление от Гая Фавкеса. И дай ему сигарету. Он не будет взрывать.

— Кажется, меня зовут, сэр, так что извините…

Берден вместе с Арчери прошел в двери.

— Вы поговорили с Алисой Флауэр как раз вовремя, — сказал он.

— Да, я разговаривал с ней. А что?

— Она умерла вчера, — сказал Берден. — Об этом есть в местных листках.

Арчери нашел агентство печати. «Кингсмаркхем кроникл» вышла как раз в это утро, и свежая груда газет лежала на прилавке. Он купил экземпляр и внизу последней страницы нашел сообщение.

«Смерть мисс А. Флауэр»

Он просмотрел его и вернулся на террасу отеля, чтобы прочитать внимательнее.

«Сегодня… скончалась…» Имеется в виду вчера, подумал Арчери, посмотрев дату под сообщением. «Сегодня в стоуэртонской больнице скончалась мисс Алиса Флауэр. Ей было восемьдесят семь лет. Мисс Флауэр, которая жила в нашем округе двадцать пять лет, более всего останется в памяти своей ролью в пресловутом убийстве в «Доме мира» и судебном слушании. В течение многих лет она была служанкой и доверенным другом миссис Примьеро…» Далее следовало краткое изложение убийства и судебного разбирательства.

«Похороны состоятся в приходской церкви круга Форби в понедельник. Мистер Роджер Примьеро выразил желание, чтобы прощальные обряды прошли спокойно и без туристов». Роджер Примьеро, преданный до конца, подумал Арчери. Ом очень надеялся, что Чарльз не сделал ничего, что огорчило бы этого доброго и исполнившего свой долг человека. Итак, Алиса Флауэр в конце концов умерла; смерть ждала достаточно долго, чтобы она успела рассказать ему, Арчери, все, что знала. Ему снова показалось, что это рука судьбы. Надежная, хорошая и преданная служанка. Покойся с миром!

Он отправился на ленч, чувствуя изнеможение и печаль. Где носит Чарльза? Он ушел больше двух часов назад.

Арчери ковырялся во фруктовом салате и растаявшем мороженом. Его воображение рисовало ему сына, самым неприятным образом допрашиваемого Уэксфордом, когда в обеденный зал ворвался Чарльз, размахивая ключами от машины.

— Интересно, где тебя носило?

— У меня было самое полезное утро. Здесь что-нибудь случилось?

— Ничего особенного. Умерла Алиса Флауэр.

— Можешь мне об этом не сообщать. Примьеро был переполнен этим. Видимо, вчера он провел у ее кровати несколько часов. — Он плюхнулся в кресло рядом с отцом. — Господи, как жарко в этой машине! Собственно говоря, ее смерть, пожалуй, похожа на спасение.

— Не думал, что ты можешь быть таким черствым, — недовольно сказал Арчери.

— Оставь, отец. Она отжила положенное плюс еще семнадцать. Она могла уже не хотеть жить. Хочешь услышать, что я вытащил из него?

— Конечно.

— Ты не хочешь больше кофе? Давай выйдем отсюда.

На террасе никого не было. Желтые вьющиеся розы разбросали свои лепестки по всей земле и разбитым плетеным тростниковым креслам. Там было много разных вещей — журналы, библиотечные книги, каталог унылых вязаных вещей, пара стаканов, — которые оставили завсегдатаи словно для того, чтобы зарезервировать постоянное место. Чарльз безжалостно сдунул лепестки, очистив два кресла. Арчери впервые обратил внимание, что он выглядел чрезвычайно счастливым.

— Ну, — сказал Чарльз, когда они сели, — во-первых, дом. Это настоящая резиденция, примерно с десять Трингфорд-Менор. Построенный из серого камня с этаким фронтоном над входной дверью. Миссис Примьеро жила там, когда была девочкой, и Роджер купил дом, когда его выставили на продажу этой весной. Имеется парк с оленями и широкий проезд, начинающийся от столбов въезда. С дороги дом увидеть нельзя, только из кедрового парка. У них итальянец-дворецкий — не такой классный, как англичанин, не так ли? Но я полагаю, что итальянцы — вымирающая раса. Так или иначе, этот символ дворецкого впускает меня и оставляет примерно на десять минут слоняться в зале размером с первый этаж нашего дома. Я был немного возбужден, потому что подумал, что он звонил в «Санди планет», а там сказали, что никогда не слышали обо мне. Но хозяин ждал меня в библиотеке. У него превосходная коллекция книг, и некоторые из них выглядят весьма зачитанными, то есть можно предположить, что кто-то их читал, хотя не думаю, что он. Они были переплетены в кожу, черную кожу. Среди книг много современной секс-дряни. Он пригласил меня сесть и предложил выпивку…

— Немного рано, а?

— Людям это нравится, они купаются в грязи весь день. Если вы представитель рабочего класса, то становитесь алкоголиком. Но можно избежать этого, если у вас дворецкий и около пятидесяти тысяч в год. Потом вошла его жена. Она, можно сказать, прекрасно выглядит — немного из прошлого, конечно, — но великолепно одета. Не то чтобы я хотел бы, чтобы Тэсс одевалась так же… — Его лицо вытянулось, и сердце Арчери окатило сочувствие. — Если бы я даже мог указывать Тэсс, что носить, — меланхолически добавил Чарльз.

— Продолжай.

— Мы выпили. Миссис Примьеро была не слишком разговорчива, но ее муж оказался более откровенен. Мне не пришлось много просить его, так что тебе не нужно разводить пары по поводу моей совести, и он вполне естественно добрался до убийства. Примьеро продолжал говорить, как ему жаль, что он так рано покинул «Дом мира» тем воскресным вечером. Он легко мог остаться. «Я только должен был встретиться с двумя парнями в пабе в Суинбери, — сказал он. — И так получилось, что это оказалось чистым недоразумением, потому что они так и не появились. Или, точнее сказать, они появились, но мне назвали не тот паб. Так что я ждал около часа, а потом возвратился в свое жилище. Удивительно, сколько раз я проклинал себя за то, что не остался в «Доме мира». Что ты думаешь об этом? Я подумал, что это сомнительно, — заключил Чарльз.

— Он не обязан был рассказывать тебе, — возразил Арчери. — В любом случае полиция, скорее всего, допросила его.

— Может быть, допросила, может быть, нет. Он не сказал. — Чарльз откинулся на спинку, покачивая ногой, просунутой сквозь решетку. — Потом мы перешли к деньгам, — сказал он. — Могу сказать, деньги являются главной пружиной его существования.

Необъяснимо, Арчери чувствовал себя предназначенным в защитники Примьеро. Алиса Флауэр рисовала его в таких ярких тонах.

— У меня создалось впечатление, что он был скорее прекрасных качеств человеком, — сказал викарий.

— Он в порядке, — сказал Чарльз равнодушно. — Он очень современен в том, что касается его успеха и его денег, — он хмыкнул, — тот тип характера, который всегда поносит банк. Как бы то ни было, теперь мы дошли до самой сути дела. Как раз перед тем, как миссис Примьеро была убита, некий тип спрашивал его, не хочет ли он войти в дело. Импорт или экспорт. Я точно не знаю, что это было, но не имеет значения. Товарищ должен вложить в дело десять тысяч, и Примьеро — тоже. Ну, Примьеро денег не достал, даже частично. Потом умирает миссис Примьеро.

— Нам это все известно, — сказал Арчери, — Алиса Флауэр рассказала мне, как много…

— Хорошо, подожди. Алиса Флауэр не знала этой малости. «Это было моим становлением», — сказал он очень прохладно. «Не то чтобы я не терзался смертью моей бабушки», — добавил он, как бы спохватившись. Его жена сидела там все время с безразличным видом. Он не спускал с нее беспокойного взгляда. «Я получил деньги, и мы уехали, — сказал он поспешно, — и с тех пор я никогда не оглядывался на прошлое». Я стоял перед небольшой дилеммой. Все шло так гладко, мне не хотелось испортить дело. Я все думал, почему он так вызывающе себя ведет, и вдруг понял. Он не знал, как много мне известно о деньгах миссис Примьеро! Она умерла, не оставив завещания, это было шестнадцать лет назад, я был газетным репортером, и, насколько он понял, меня интересовал мистер, а не миссис Примьеро.

— Надеюсь, у тебя был достаточно вызывающий для газетчика вид, — вставил Арчери.

— Подожди минутку. Потом я задал вопрос. Выстрел вслепую, но имел успех. «Так что вы получили ваши десять тысяч, как раз когда нуждались в них?» — небрежно спросил я. Примьеро ничего не ответил, но его жена посмотрела на меня и сказала: «Именно такую сумму после налога на наследство. Вам следовало бы спросить меня. Роджер рассказывал мне об этом так часто, что я знаю всю историю лучше его». Ну, я не мог это так оставить. Я настаивал. «Я так понял, что у вас есть две сестры, мистер Примьеро, — сказал я, — полагаю, они унаследовали такие же суммы?» Он начал смотреть очень подозрительно. В конце концов, это не мое дело и не имеет отношения к той истории, которую, как предполагалось, я пишу. «Они тоже удачливы в бизнесе?» — спросил я, пытаясь оправдать свои вопросы. Это был штрих гения. Извини, если это кажется самодовольством, но я в самом деле увидел, что Примьеро расслабился. «Мы на самом деле не часто их видим», — сказал он. «Ах, Роджер, — сказала его жена, — ты же знаешь, что мы никогда не встречались с ними». Примьеро бросил на нее холодный взгляд. «Одна замужем, — сказал он, — другая работает в Лондоне. Они много моложе меня». — «Это, наверное, прекрасно — унаследовать десять тысяч фунтов, будучи еще ребенком», — сказал я. «Мне представляется, что это всегда прекрасно, — сказал он, — но я никогда больше не имел удовольствия наследовать. Оставим эту тему и займемся историей моей жизни». Я притворялся, что записываю. Я действительно машинально выводил каракули, но он думал, что это стенография. Когда мы закончили, он встал, пожал мне руку и сказал, что он просматривает «Санди планет». Я при этом почувствовал некоторую неловкость и просто не знал, что сказать, но его жена спасла меня, пригласив на ленч. Я принял приглашение. Ленч был роскошный, с конченым лососем и огромными бифштексами, большим говяжьим боком и малиной в ликере.

— Ты нахал, — сказал Арчери со сдержанным восхищением. — Это было неуместно. Просто неэтично.

— Все в интересах дела. Разве ты не понял, отец?

Почему дети всегда думают, что старый — значит еще и несерьезный, сугубо практичный и все же нерациональный, годный на то, чтобы поддерживать их, но тупой до слабоумия?

— Конечно, я понял, — раздраженно сказал Арчери. — Алиса Флауэр и миссис Крайлинг обе говорили, что миссис Примьеро оставила всего десять тысяч, но очевидно, что Роджер Примьеро получил не просто треть от них, он получил все десять тысяч.

Чарльз резко повернулся к нему, сбросив с решетки еще больше лепестков:

— Но почему? Завещания определенно не было. Я это проверил. И существовало именно три наследника: Роджер, Анджела и Изабель. У миссис Примьеро не имелось других родственников в мире, и согласно закону деньги должны были быть разделены между тремя внуками. Но Роджер получил все.

— Этого я не понимаю.

— Я тоже. Может быть, пойму, когда увижу сестер. Я не мог спросить Роджера, где они живут, но Примьеро — нечастое имя и может оказаться единственным в лондонской телефонной книге. Я еще не совсем составил мнение насчет того, какую линию разговора с ними выбрать, но есть кое-какие идеи. Я мог бы сказать, что я из налоговой службы…

— Благими намерениями дорога в ад вымощена.

— В вопросах такого рода, — категорично заявил Чарльз, — нужно быть кровожадным, смелым и решительным. Можно я завтра опять возьму машину?

— Если нужно.

— Я думаю, тебе понравилось бы съездить в «Дом мира», — сказал Чарльз полным надежды тоном, — и просто осмотреться. Погляди, не мог ли Примьеро где-нибудь спрятаться и прокрасться как-нибудь по лестнице, вместо того чтобы выйти через входную дверь в тот воскресный вечер.

— А ты не позволяешь своему воображению выходить из-под контроля?

— Фамильная слабость. — Его глаза вдруг затуманились, и, к ужасу Арчери, он упал головой на руки. — Тэсс не говорила со мной уже два дня, — застонал юноша. — Я не могу потерять ее, не могу.

Если бы он был лет на десять моложе, отец взял бы его на руки. Но если бы он был на десять лет моложе, такая вещь просто не могла бы случиться.

— Я не проклинаю того, — сказал Чарльз, взяв себя в руки, — кем был ее отец или что он делал. Мне не важно, даже если все ее предки были повешены. Но ты что-то делаешь, и она что-то делает… И что пользы? — Он встал. — Извини, что устроил спектакль. — Все еще глядя вниз, Чарльз возил ногой по водовороту лепестков. — Ты делаешь что можешь, — сказал он с ужасной чопорностью, — но в твоем возрасте всего не понять. — Не глядя на отца, Чарльз повернулся и ушел в отель.