Злые компаньоны

Глава десятая Оборотень

Вот как все вышло. Гадюки приняли меня в свой круг, но только потому, что я перепугал их. Я использовал их — по крайней мере обоих парней — и получал от этого огромное удовольствие. Я боялся покидать дом и, словно оборотень, выходил только ночью. Приближался час, когда я начну…

Однажды утром я проснулся от того, что все время трезвонил телефон и действовал мне на нервы. Шатаясь, я вышел в переднюю и поднес трубку к уху. Я никогда не любил телефоны, считая, что их волшебное воздействие превосходит любые мои способности. Звонили из телефонной компании — телефон отключали, потому что Энн уже три месяца как не оплачивала счет. Женщина пыталась сообщить мне о звонках Энн на Виргинские острова и Европу, но я повесил трубку. Одной головной болью меньше.

В квартире было необычно тихо. Мотоцикл исчез из гостиной. На внутренней стороне выходной двери губной помадой было написано для меня:

«Мы ушли на большую дорогу.

Мы вернемся и еще повеселимся».

Так что я оказался предоставлен сам себе, было десять часов жаркого весеннего утра. Мое настроение поднялось, когда я подумал, что вся квартира находится в моем распоряжении. Они скоро вернутся, но тем временем я порадуюсь своему одиночеству.

Я провел день за телевизором. Я испытал блаженство, сидя голым, куря марихуану и смотря по телевизору что хочется. Во время показа мыльных опер я особенно наслаждался слезами, которые текли по лицам женщин по мере того, как перед ними возникала одна проблема за другой. Когда меня приспичит, я вытащу свой торчащий член и буду через экран потирать им лица. Могу спорить, что они уйдут домой, лаская свои лица.

Когда стемнело, я уже был не в своем уме, и у меня выросли клыки. Я пристрастился выходить только ночью, потому что, видя мое лицо днем, ребята швырялись в меня камнями.

Я вышел, облачившись в накидку, которую сделал из черного фетра, и закутав шею, чтобы скрыть бороду психа. Все магазины — маленькие винные погребки и лавки для хиппи — уже закрылись и железные решетки опустились. Однако я хотел купить то, что не скроешь за железными воротами. Я прошел два квартала, остерегаясь неторопливо плывущих акул, патрульных машин девятого полицейского участка. Не думаю, что меня узнали бы, но мне не хотелось, чтобы эти обезьяны что-то выведали обо мне. Стайка ребят околачивалась на углу и поджигала мусорный бак. Я приблизился к ним и стоял поодаль, пока один из ребят не решил обратить на меня внимание.

— Эй, посмотрите на этого битника. — Они собрались вокруг меня, человек пять, — должно быть, им было лет десять-одиннадцать. — Парень, тебе надо побриться. Тебе не стыдно ходить вот так? — спросил тот же парень.

— Это такая мода, — ответил я, храня спокойствие.

— Никому нельзя позволять так одеваться, — добавил другой. Это был симпатичный парень с бейсбольной битой в руке. Он носил одну из тех кепок Атлетической лиги полиции, какие встречаются в Нью-Йорке, белую рубашку с коротким рукавом и модные летние брюки. У него было смуглое лицо, вокруг тонких линий у рта играли едва заметные тени, а зубы сверкали белизной. Я сосредоточил свое внимание на нем.

— Может, я изменил внешность. Ты не подумал об этом? Возможно, я ношу маску.

— Ты выглядишь так, будто тебя огрели кривой палкой, — сказал другой, и все захихикали. Я видел, что моя внешность бросает всех ребят в дрожь.

— Если на тебе маска, то ее надо снять, — сказал мой маленький красавец.

— В чем дело? Тебе не нравятся оборотни? — игриво спросил я, но это слово было им незнакомо.

— Что такое оборотень? — спросил он с любопытством.

— Оборотень, — сказал я, кладя руку ему на плечо, — выходит ночью, чтобы жрать детей.

Мои слова испугали всех ребят, кроме моего красавчика. Ребята стали пятиться назад.

— Давай, Эйнджел, пойдем в клуб.

Я держал его рукой за плечо, но он не отступал.

Этого парня звали Эйнджелом, и его можно было бы наградить рогами и копытами, твердил я себе снова и снова, пока мы шли по улице. Похоже, парень вообще не испытывал никаких сомнений, словно с ним такое и раньше приключалось. Эта мысль забеспокоила меня. Я вспомнил десятилетнего мальчика с голодными глазами, который тянул меня за рукав на 10-й улице и предложил оральный секс за двадцать пять центов.

— Тебе раньше доводилось ходить с незнакомым человеком? — Он промолчал, не зная, видимо, какой ответ меня устроит. — Тебе приходилось? — спросил я снова.

— Конечно, ради своей сестры.

— Сестры?

— Да, ради Розы. Ей пятнадцать. Знаешь, она трахается как кролик.

— Ей ведь слишком мало лет, чтобы заниматься этим, правда?

— Нет, она большая. У нее скоро появится ребенок.

Он улыбнулся мне и ухватился за мою руку. У него была горячая и липкая рука. Он провел указательным пальцем по моей ладони, подавая знак, древний как мир.

— Прекрати это, — сердито сказал я.

— Парень, не сердись. У тебя не найдется сигареты?

Вдруг я почувствовал к нему отвращение; я искал целомудрие, а если его нельзя получить, то этот липкий малыш мне был не нужен.

— Мне хотелось бы увидеть твою сестру.

— Наверно, она сегодня занята своим стариком.

— Кто это?

— Наварро — ему шестнадцать. У него трезвая голова.

— Почему бы нам не зайти к ней?

— Как хочешь. Но тебе придется заплатить мне.

Мне хотелось выбить зубы этому корыстному маленькому ублюдку, но я позволил ему отвести себя к большому жилому дому на авеню D, мимо группы ребят, игравших в домино на ступеньках, и на шестой этаж, где была его квартира. Прежде чем войти, он крикнул у двери:

— Роза! К тебе пришли!

Мы ждали у открытой двери, пока не появилась Роза. В руке она держала блюдо и вытирала его. У девушки было милое лицо, если не считать прыщей, усыпавших щеки, она носила прилегающий оранжевый свитер, подчеркивавший титьки величиной с арбуз, округлившийся живот бросался в глаза. На ней была узкая юбка с расстегнутой на боку молнией, чтобы пристроить живот. Я видел ее кожу через юбку, на ней не было трусиков. Ее короткие носки привели меня в восторг; я не думал, что девушки еще носят такие.

— Роза, этот парень пришел к тебе. — Эйнджел представил меня.

— Да?

— Она хорошо берет в рот, — рекомендовал ее Эйнджел.

— Заткнись, Эйнджи! — приказала юная принцесса, но не рассердилась. — Я мою посуду, — сообщила она. — Иди на кухню, если хочешь поговорить.

Эйнджел уже собрался пойти за нами, но я отвел парня в сторону и сунул ему в карман два доллара.

— Пойди догони ребят, — посоветовал я, подталкивая его к двери.

— Поздно, они уже ушли. Я посмотрю телевизор. Я вам не помешаю.

Кухня оказалась крохотной, пахла острыми приправами и дешевой едой. Роза наклонилась над раковиной и чистила ее. Я смотрел, как напрягаются мышцы в ее икрах, а когда задралась юбка, выяснилось, что у нее почти идеальные ноги.

— Где твои мать с отцом? — спросил я. Мне не хотелось нарваться на неожиданность в следующие несколько часов.

— А, они ушли. Видишь ли, моя бабушка умирает, поэтому они пошли к ней.

— Ты ходишь в школу?

— Ты шутишь? Терпеть не могу это проклятое место. Все время какое-нибудь дерьмо говорит тебе, что делать.

Я мог лишь разделить это чувство.

— Где твой дружок?

— Который?

— Эйнджел говорил, что его зовут Наварро.

— О, этот глупый идиот. Он надоел своими приставаниями. Я выставила его на улицу. Видел бы ты, как он разозлился!

— Ты заботишься о своем брате?

— О брате? Он сам о себе заботится. Но у меня две сестрички вон в той спальне, поэтому говори потише.

Во время всего разговора она стояла ко мне спиной, и я подошел и обнял ее у раковины. Она повернулась ко мне.

— Парень, не трогай мой товар. Он не отпускается бесплатно.

— Ладно. Как насчет того, чтобы сделать это побыстрее?

— Ты спешишь?

Роза оценивала меня и скривила губы при виде моих волос и бороды.

— Ты волосатый ублюдок, правда?

— Ты говоришь глупости.

— Да, но ты же битник, а?

— Нет… я еще хуже.

— Правда?

У нее проснулось любопытство.

— Я оборотень, — сказал я и показал ей зубы.

— Ты забыл почистить зубы.

Я снова присел, а она устроилась за столом напротив меня.

— Покажи мне деньги, — сказала она.

Я вытащил десять долларов и положил на стол.

— Ребятам вроде тебя за это приходится раскошеливаться, да? — спросила она, будто ей действительно было интересно услышать ответ.

— Иногда, — ответил я. — Теперь ты займешься своим делом?

— Да, ладно. Но нам придется остаться здесь. Малышки заснули в спальне, а Эйнджел смотрит телевизор.

Но Роза продолжала сидеть. Я протянул руку и взял одну из ее больших грудей. Грудь была твердой и не вмещалась в лифчик. Как только я провел рукой по соску Розы, ее глаза начали закатываться, а рот раскрылся.

— Тебе нравится? — спросила она, снова проявляя любопытство.

Я удивлялся, почему меня считают таким необычным явлением.

— Это хорошо.

Сосок проделал дырочку в плотной ткани свитера. Рядом с унылой грудью Энн это было райское наслаждение. Я продолжал гладить грудь, а дыхание Розы становилось все отрывистее.

— Хватит этих глупостей, у меня уже по ногам потекло.

Я развернул стул, чтобы быть к ней лицом, взял ее за лодыжки и положил ноги себе на колени. Пальцы ног Розы уперлись в мой торчавший член. Я задрал ей юбку так высоко, как это было возможно, и прошелся пальцами по золотисто-коричневой внутренней стороне бедер. Чуть поднявшись вверх, мои пальцы нащупали влажность.

— Ты знойная сучка, — я сделал ей комплимент.

— Парень, не ругайся при мне. Я не потерплю такого дерьма.

Кустарник Розы был густым и черным. Волосы спутались и слиплись, но когда я сделал пробор, показались вишнево-красные срамные губы. Вдруг я понял смысл канзасской песни Джо Тэрнера «Вишнево-красный». Отдам свою жизнь за это, это уж точно.

Я засунул два пальца в отверстие Розы и приступил к разведке. Ее бедра стали вращаться на стуле, а соки обдали мои пальцы. Внутри, там повыше, я нащупал конусообразную штуку и понял, что коснулся ее живого чрева. Моя вторая рука нежно поглаживала созревший живот. Я не хотел сделать ей больно, но если это признание в данный момент звучит странно, пожалуйста, не слишком торопитесь судить обо мне.

— О-о-о, ну давай же, ты чертов битник или как тебя там! — простонала Роза. Ее рука добралась до молнии и вытащила мой член, который к этому времени стал тверд, как слиток золота. Она резво потерла его, словно собиралась развести костер в лагере девушек-скаутов.

— Не торопись, — сказал я и ткнул пальцем в кончик ее чрева. Роза простонала. Мне захотелось, чтобы она отсосала мою дубину, но я стеснялся просить об этом, поэтому встал между ее ног и высунул язык. Я не сомневался, что он та кой же длинный, как у муравьеда, ибо Роза как никогда возбудила меня, наверно, своим животом, а возможно, молодостью.

Мой язык обвил ее клитор, а руки начали массировать ей живот и сиськи. Я рывком поднял свитер и лифчик ей до шеи и воткнул язык ей в щель, будто собирался пробурить ее. Роза обезумела.

Однако остановимся на этом месте и проследим это действо с начала. Сказанное мною звучит так банально, но случившееся на самом деле отнюдь не было таковым. Скажем так: от жесткого пола у меня разболелись колени; ее промежность отдавала едва уловимым ароматом чеснока; я вошел в другой мир, мир плоти, мир крови. Живот Розы оказался упругим, а зародыш брыкался, когда я надавливал рукой; ее щель оказалась такой маленькой, что язык с трудом проникал в нее. Мышцы щели схватили мой язык и удерживали его; тем временем я вцепился в твердые груди, словно то были дверные ручки, на случай, если начну тонуть и камнем пойду ко дну ее испанской плоти.

Мне пришлось подняться, ибо ноги больше не выдерживали испытание жестким полом. Слизь Розы покрыла мое лицо, и, встав, я сразу прильнул к ее устам, дабы она смогла отведать собственного экстракта. Роза хотела отдернуть лицо, но я крепко держал ее в своих руках. Достаточно измазав Розу, я за волосы подвел ее голову к своему члену. Она прокричала на испанском нечто вроде того, что откусит мои cojones[1], поэтому я до упора воткнул свой член ей в рот, затем задвигал ее голову вперед и назад, словно доил корову. Пчелиная матка и тля.

Наверное, Эйнджел расслышал ее болтовню, ибо он тут же пришел сюда и смотрел жадными глазами.

— Отвали, — сказал я, но мальчик не уходил — он был заворожен. Я выбросил ногу назад и угодил Эйнджелу в голени, и тому пришлось немного отойти, но он все равно не уходил. Я смотрел, как его глаза лезут на лоб, видя, что сестра заглатывает мой член. В конце концов, когда ему стало невмоготу, он вытащил свой маленький член и начал мастурбировать, не спуская с нас глаз. Этого я не мог вынести — вся атмосфера так увлажнилась сексом, что стало трудно дышать, ибо сперма проникала в легкие.

Я больше не мог сдерживаться. Мне пришлось выдернуть член и дать ему пульсировать в воздухе. Роза вытерла рот тыльной стороной руки и сплюнула на пол.

— Тебе следует побриться, — произнесла она, ловя воздух. — Парень, ну давай же. Воткни его. Воткни в меня эту штуковину.

Я поднял Розу и повернул кругом, взяв ее за ягодицы, которые выпятились, являя собой типичное для подростков совершенство и дерзость.

— Нагнись, — скомандовал я.

— Я не собака, — огрызнулась она, но я наклонил ей голову и, немного присев, ткнул свой член в желобок ее зада, повел его вниз к традиционной щели и быстро проник внутрь. Высунув язык и дыша тяжело, как собака, я тут же принялся за дело, будто двигал свечой, — мои волосы развевались, когда я пытался воспламенить эту свечу внутри нее. Вспыхнув, свеча сбила Розу с ног, я пошел на таран, собрав все последние силы.

— Ты этого не забудешь, — пообещал я, вытаскивая член и падая на стул. Я превратил Розу в тварь, передал ей часть дьявольской силы, обретавшей во мне. Пряди волос скрыли ее лицо, она тяжело дышала, содрогалась и пускала слюни как сука, которую хорошо обслужили. Я оглянулся, глазами ища мальчика, но от него осталась лишь лужа спермы на полу у моих ног. Я ступил в лужу и растер ее по полу.

— Не надо, — умоляла Роза. — Теперь мне снова придется вытирать.

Уходя, я сгреб десять долларов и, тихо посмеиваясь, сбежал вниз по узкой лестнице.

Возвращаясь на квартиру, я слушал, как стук моих ботинок отдается на безлюдной улице. На полпути я миновал польский бар, из которого выходил маленький польский мальчик. Некоторое время тот шествовал впереди меня, время от времени оглядываясь через плечо, словно позади меня кто-то шел. Но кроме нас больше никого не было. У следующего перекрестка мальчик отстал от меня, затем я услышал, как он идет следом за мной. Я пошел вприпрыжку, как обезьяна, чтобы напугать его, но тот приближался. Я наблюдал, как его тень подошла ко мне на расстоянии нескольких футов, и тут показался мой дом. Я свернул в сторону и вошел в дом. Мальчик сказал что-то, и я повернулся, чтобы взглянуть на него. Он повторил жалобным и унылым голоском:

— Хочешь, я возьму в рот?