Его разбудил птичий шум за окном, яркое солнцем и голосок Шелама, вопрошающий о чем-то жалобно и плаксиво.
– Значит, я ее больше никогда не увижу? – разобрал киммериец слова коротышки.
– Увидишь, но только издалека.
Отвечал Шейх Чилли. Конан открыл глаза и увидел, что его подельники сидят напротив, и что у хозяина дома лицо скорбное и унылое, словно он мучается животом.
– Нашел драгоценности Агбея? – спросил варвар, поднимаясь с дивана. Он ополоснул лицо из кумгана, вылив воду прямо на ковер и поискал глазами какого-нибудь животворного напитка на столе.
– Нет, – отвечал Чилли тусклым голосом, – но я нашел ту, кто их украла.
– И где же она?
Варвар обнаружил наконец кувшин с пивом и припал к горлышку.
– Сейчас, думаю, во дворце наместника. А ночевала сия дама у нас на леднике.
Конан чуть не поперхнулся. Отставил сосуд, вытер губы и воззрился на хозяина дома, словно увидел крокодила под зонтиком.
– Что-то многовато оживших мертвецов, – сказал он немного погодя, – Ловкач, Раббас, а теперь еще эта Нана…
– Она такая же Нана, как я стигийский маг, – зло буркнул Чилли. – Зовут ее Фитис, она дочь покойного землевладельца Аддемекара.
– И она украла побрякушки сынка Хеир-Аги?
– И мою посуду, – вставил Шелам.
– Его посуду, одежду и твои деньги, Конан, подсунув собак и коня своего отца, которые послушно убежали из сарая по ее свистку.
– Постой, – перебил киммериец, чувствуя, как начинает кружиться голова, – что ты мелешь! Ведь животных мне продал усатый юнец!
– Если у чародея Дарбара есть желтая борода, а у мнимого Раббаса еще и фальшивый нос, почему бы женщине не переодеться в мужское платье и не наклеить усы?
– То-то мне показалось знакомым ее лицо, когда я засветил вчера лампу, – пробормотал растерянно варвар. – Но она была мертва!
Чилли взял что-то из деревянной чашки и протянул Конану. Это была змеиная голова на обрубке чешуйчатого тела.
– Шаккуза, – киммериец потрогал голову пальцем, – опасная тварь. Маленькая, а от укуса умирают почти сразу.
– Кусают зубами, – проворчал Чилли и нажал с двух сторон от пасти гадины.
Пасть открылась. Страшные зубы были спилены у самого основания.
– Яд выдавили, – сообщил Шейх, – змейка не опасней песчаной ящерицы.
Конан потер лоб, силясь что-либо понять. Признавшись себе, что не в силах этого сделать, он потребовал объяснений.
– Две седьмицы назад в этой комнате появилась женщина под темным покрывалом, скрывавшим лицо, – начал Шейх Чилли, бросив змеиную голову обратно в чашку и брезгливо вытирая пальцы. – Она сказала, что ее отец, почтенный Аддевекар, умер и оставил ее без гроша. Незадолго до своей кончины он якобы одолжил большую сумму судье Раббасу из Северного предместья, не взяв с того расписки. Теперь судья все отрицает и Фитис просила меня оказать ей услугу: вернуть деньги и маленькую шкатулку из атлайского ореха, в которой хранится некий невзрачный камешек.
Я попросил время, чтобы обдумать дело, а сам навел кое-какие справки. Мне стало известно, что Аддевекар никогда не давал в долг даже медную полушку и вообще мало с кем поддерживал отношения, живя уединенно в своем поместье и отдаваясь полностью единственной страсти – разведению боевых собак и коней. Никто и никогда не видел землевладельца в доме судьи, а Рабас никогда не бывал в поместье землевладельца.
Немного поразмышляв, я пришел к выводу, что одолженные якобы деньги – только предлог, чтобы соблазнить меня, пустившись на хитрость, выудить у судьи шкатулку с камнем. Следовательно, камень сей должен иметь большую ценность, о чем Раббас должен был знать, иначе Фитис просто могла бы купить у него то, что ей требовалось.
Я отправился в городской скрипторий и засел за древние рукописи. И в одном манускрипте, начертанном стигийским письмом, натолкнулся на то, что искал. Говорилось там о Змеином Камне, зреющим в капюшоне кобры, невзрачном с виду, но обладающем столь волшебными свойствами, что цены ему нет…
– Значит это не сухое дерьмо и не минерал, как ты говорил, а настоящая драгоценность? – прервал его рассказ варвар.
– Для тебя он не представляет никакой ценности, – улыбнулся Шейх, – во всяком случае, пока. Змеиный Камень можно использовать только один раз: приготовить из него снадобье и выпить, если доживешь до восьмидесяти годов от роду. Тогда происходит омоложение, и человек снова становится сорокалетним…
– Фу! – фыркнул киммериец. – Стоит ли стараться? В сорок лет мужчина уже мало на что годится.
– Доживи и убедишься, что это не так, – сказал Чилли. – Но не станем отвлекаться. Итак, я стал думать, зачем юной девушке понадобился Змеиный Камень. Для отца? Но он мертв. Для любимого? Трудно представить восьмидесятилетнего любовника.
– Я бы сразу догадался, – перебил вдруг Ловкач, – все знают, что объявил Хеир-Ага два года назад.
– Меня тогда еще не было в Шадизаре, а посему прошу извинить, – насмешливо поклонился ему Шейх. – Сплетники уже устали чесать языками, и я не сразу узнал, что наместник поставил сыну условие повенчать его лишь с той, за которую дадут в приданое сию чудесную панацею. Хеир-Ага хоть еще и не стар, но жить собирается долго и, как видно, не один раз.
– Болтали, что такого камня вовсе не существует, – вставил Шелам, – а наместник просто разозлился за что-то на Агбея и решил его таким образом наказать. Потому и с глаз долой убрал, в Хоршемише учиться.
– Как видим, Змеиный Камень существует, – продолжил Чилли. – Когда все стало на свои места, я вывел следующее умозаключение: Фитис в тайне влюблена в Агбея и хочет во что бы то ни стало стать его законной женой. Не плохая, надо сказать, партия, если учесть титул и состояние. Чего тут больше – любви или корысти – судить не берусь.
– Но откуда камень взялся у судьи? – спросил Конан.
– Думаю, Раббас навсегда унес эту тайну на Серые Равнины, и даже стигийская магия не поможет ее узнать. Как Фитис прознала, что у судьи имеется то, что ей необходимо, мне тоже доподлинно не известно, но, думаю, здесь не обошлось без Аюма, который в тайне от отца сватался к прекрасной дочери Аддевекара.
– Этот жирный боров! – презрительно воскликнул киммериец.
– Она ему, конечно, отказала, – сказал Чилли, потирая гладкие щеки, – но решила завладеть камнем во что бы то ни стало. Далее события развивались следующим образом. Аддевекар умер, и дочь осталась хозяйкой имения. Она решила действовать незамедлительно. Ее не остановил даже мой отказ…
– Не понимаю, почему ты решил ей отказать? – спросил Ши.
– Потому что тоже хочу жить долго, – сказал Шейх, – Фитис имела на Змеиный Камень не больше прав, чем я. О боги, если бы я знал, для кого старюсь…
– Но зачем ей понадобилось опустошать лавку Ши и подсовывать мне собак? – недоуменно спросил варвар, которому вся эта истории казалась совершенно невероятной.
– Все очень просто, – вздохнул Чилли, – она просто хотела меня поторопить. Знала, что я не стану приниматься за дело без помощников. По Шадизару гуляли слухи о некоем северянине и еще одном человеке по прозвищу Ловкач, которые однажды вместе со мной участвовали в одном хитром деле. И Фитис смекнула, кто мне нужен. Но Ловкач превратился в преуспевающего лавочника, у северянина тоже были деньги. Тогда она и разыграла два небольших представления, целью которых было вас разорить и свести под крышей моего дома.
– Три представления, – добавил Ши, – она еще украла мою одежду.
– Когда Конан рассказал мне историю с собаками и боевым конем, я, конечно, догадался, кто за ней стоит, но ничего не стал говорить киммерийцу: хотелось посмотреть, что будет дальше. Решил, что Фитис просто отыгрывается на моих приятелях. Я принял вызов и поспешил завладеть камнем. Как вы знаете, наше предприятие увенчалось полным успехом. Я подкупил жрецов, чтобы они благословили ночное действо на шамашане, подарил Бехмету горшок вендийского банга – сильнейшего наркотического зелья, к коему сей дост йный сын своего отца имеет пагубное пристрастие – и намекнул, что подкину еще. После того, как наш храбрый Шелам успешно изобразил ожившего мертвеца и объявил, что братья должны вернуть деньги и шкатулку, отступление было отрезано, и Бехмет вынужденно распрощался со второй молодостью. Он знал о Змеином Камне, но, думаю, предпочел долгой жизни туманные видения, вызываемые вендийским зельем. Правда, в одном я перестарался: произнес для пущего эффекта настоящее стигийское заклинание, переписанное в сафьяновую нигу из одной древней рукописи. Эффект превзошел ожидания: несчастный Раббас ожил и даже пытался выбраться из ямы. Впрочем, второе заклинание позволило его душе отлететь на Серые Равнины.
Я ждал, что Фитис постарается завладеть камнем и, признаться, даже приписал вылазку шуххрийских воров ее усилиям. Боги, как я недооценил эту женщину!
Вчера утром, когда за мной пришли из дворца наместника, удивленного дерзким похищением драгоценностей, я решил, что Фитис отважилась на этот отчаянный шаг, чтобы хотя бы ночь провести со своим возлюбленным. Хеир-Ага был весьма доволен, что я сразу объявил имя похитительницы. Мы отправились с небольшим отрядом в имение покойного Аддемекара, но никого там не обнаружили. Мне надо было сразу догадаться, что Фитис задалась целью выманить меня из дома!
Она явилась сюда в сопровождении своей старой няньки и блестяще разыграла последнюю сцену задуманного ею спектакля. Страстные объятия молодого пылкого киммерийца, змея, лишенная яда, которую она заранее спрятала в складках одежды… Оставалось только проглотить лист дерева акчар, сок коего дарит некое подобие смерти, чтобы оказаться в самом холодном месте дома, где, согласно всем предписаниям, и должен храниться Змеиный Камень Тонкий расчет и бесстрашный танец на лезвии ножа… О Индра, что за женщиа!
Шейх Чилли умолк и впервые за многие годы сделал глоток вина.
– Одного не понимаю, – сказал Конан, последовав этому доброму примеру, – как она выбралась из подвала?
– Исчезновение Ахбеса все объясняет, – рассеянно отвечал Чилли, – думаю, она его подкупила.
– Прямо не женщина, а демон какой-то, – проворчал варвар, – не проще ли было дать хромому денег, чтобы он сам вынес камень?
– Может быть и проще, – задумчиво молвил Шейх Чилли, – но, сдается мне, Фитис немало времени провела за вендийской игрой, двигая фигуры по черным и белым клеткам. А в игре сей ценится не только победа, но и изящество комбинаций…
Стук в дверь прервал его слова. Вошел слуга и доложил, что хозяина желают видеть. Следом появилась высокая старуха в черном.
– Госпожа передает приветы почтенному обществу, – сказала она не слишком любезно, – и просит в знак уважения принять подарки.
– Где она? – вскричал Шейх, вскакивая.
– Во дворце наместника, – был ответ, – готовится к свадьбе. Подарки во дворе.
Шейх Чилли, Ловкач Ши и Конан-киммериец спустились вниз.
Вдоль ограды аккуратно стояли кувшины, горшки, блюда, супницы, котлы, сковороды, курильницы, жаровни, бочонки – вся посуда и утварь из лавки Шелама.
А в тени под навесом лежали на траве огромные псы в железных масках и шипастых бронях и стоял великолепный конь с железными когтями на копытах и белой отметиной на задней ноге.
В тот вечер Шейх Чилли записал в «Книге тысячи песчинок»:
«Напрасно мужчины гордятся красотой и мудростью; в сердцах у женщин с изогнутыми бровями всесильный бог любви делает, что хочет. Когда сердце, как соломенная хижина, сгорает в огне любви, какой человек, как бы он ни был мудр, поймет замысел женщины? Это столь же невозможно, как старику подняться на горные пики, а ветреному юноше удержать богатство.»
Конан ничего не ведал о сем изречении, и все же оно оказалось пророческим. Деньги легко пришли к варвару, сделав его богачом, и так же легко растаяли без следа.
Но это уже другая история.