Знак И-на

4

Помощь от Третьякова с неохотой, но приняли. Все равно никуда от него не денешься, а работы много. Одних опросов соседей – ворох. Всех объехали только к утру – четыре деревни и несколько отдельно стоящих домов. Слава богу, людей оказалось меньше, чем они ожидали. Стучались ко всем, но ориентировались на наличие дыма в трубе – самый верный способ определить, есть ли кто-то в доме в такой холод. Даже если во дворе нет машины, это не значит, что дом пустой. Да, в некоторых дворах стояло по четыре-пять машин, там уже собралась новогодняя компания. А кто-то приезжал вместе с кем-то, заодно, по пути, чтобы не соблазняться и в Новый год не сесть за руль пьяным. А пить собирались все и много.

Люди встречали Третьякова и выделенного ему в помощь молодого оперативника Сережу с недовольством. Коренастый, с бульдожьими глазками Сережа только подливал масла в огонь, буквально набрасываясь на людей с вопросами, и своей суетой начал раздражать Ивана еще до того, как они вошли в первый дом с дымом в трубе. Сережа явно хотел выслужиться и смотрел на московского майора с придыханием, отчего Ивану хотелось дать ему подзатыльник и отправить восвояси. Но – нельзя. Сережа был как довесок к неофициальному перемирию между капитаном Комом, имеющим тут все полномочия, и Иваном Третьяковым, не имевшим тут ничего. Удачных, информативных визитов было всего два-три. Все визиты проходили по одинаковой схеме: оперативник Сережа стучался в двери, если удавалось войти через калитку, а затем показывал удостоверение и начинал опрос. Иван Третьяков стоял сзади и слушал.

– Доброй ночи, извините за беспокойство, неотложное дело, нужно задать несколько вопросов. – Сережа говорил так же энергично, как и двигался, и уставший выше всякой нормы Иван еле сдерживался, чтобы не попросить его перестать мельтешить. – Мы выясняем, кто вызвал пожарную бригаду на пожар в доме на том конце Благинина.

– Мы вас не вызывали, – следовал стандартный ответ, и заспанные, злые люди зябко поеживались, стоя – кто в валенках на босу ногу, кто вообще в пластиковых шлепках.

Иван молчал и наблюдал, составлял список. В Благинине на момент пожара жильцы были в одиннадцати домах.

– Не нас, а пожарных. Возможно, это сделал кто-то из ваших гостей? – продолжал Сережа. – Кто-нибудь к вам сегодня вечером приезжал?

– У нас все только сегодня подтянутся, – жмурился в свете фар жилец дома на второй, параллельной улице деревни Благинино.

– Совсем никто не приезжал? А чьи машины во дворе? Может быть, у вас есть знакомый по имени Алексей? – налегал оперативник, а Иван отслеживал реакцию.

– Можем хоть внутрь зайти? Холод же собачий! – возмутился хозяин, и они втроем прошли в его прихожую.

Дом был новее, чем морозовский, но внутри все было типичным для дачных домов этих мест. Сюда явно свозилось все, что жаль выкидывать, но и хранить дома тоже невозможно. Большой серый в фиолетовых цветах диван с округлыми подушками – прямо у дверей. Два серванта с разномастной посудой. Рядом со стеной штук семь пластиковых ведер и тазов. Обычное дело.

Искали Алексея, потому что Алексеем назвался человек, который звонил по линии экстренных служб. Мог и соврать, но в большинстве подобных случаев люди все-таки называют реальное имя. Те, кому нечего скрывать, конечно. Да, формально Алексей был обязан представиться полностью, а также сообщить свой номер телефона, однако когда оператор спросила, может ли Алексей остаться и дождаться бригаду, он бросил трубку. Испугался, что придется торчать на пожаре всю ночь? Спешил куда-то? Был пьян? Последнее весьма вероятно, но люди боятся контактировать с властью вообще, и Иван по опыту знал это. Не доверяя представителям власти по самым разным причинам, звонящие не спешат оставлять свои персональные данные. Теперь Третьяков с ног сбился, чтобы найти единственного человека, который мог видеть убийцу Морозова.

– Я сам Алексей, – угрюмо ответил тот. – Но я со вчерашнего дня никуда не ходил, а машины наши – не ваше дело. От нас никто никуда не звонил. Мы ничего ни о чем не знаем. Это все?

– Хотите сказать, что и о пожаре не слышали? – тут же отреагировал оперативник Сережа, глядя на опрашиваемого с нескрываемым подозрением. Инициативный, энергичный, далеко пойдет. Убить бы, подумал Иван. Лезет вперед паровоза. Впрочем…

– Я о пожаре слышал, – с неохотой ответил он. – Я даже ходил туда, и что? Там уже были пожарные.

– А кто-то еще с вами ходил?

– А это правда, что там хозяин угорел? – спросил Алексей и посмотрел на Ивана.

– Вопросы тут задаю я, – бросил Сережа.

Иван закатил глаза и вздохнул. Затем он поймал взгляд хозяина дома и с извиняющимся видом развел руками.

– Да, к сожалению, правда. И мы, конечно, никого ни в чем не обвиняем, мы просто собираем информацию, – продолжил он, но Алексей, кажется, не услышал последнюю фразу, настолько был потрясен новостью.

– Господи, кошмар какой. Насмерть? Вот же жуткая смерть! Нет, от нас никто не звонил, правда. Мы собирались к нему зайти завтра. То бишь уже сегодня. Черт, вот ведь… Прямо под Новый год. Хотя какая разница. А вы с Никитиными говорили? Может, они чего-то знают? Или с Салатниковыми, они живут прямо рядом, – заговорил Алексей совсем другим тоном.

– Салатниковы? – переспросил Сережа. – Это которые слева от него?

– Там только один дом рядом. Петрович-то на краю жил.

– Алексей, можно я вам задам один вопрос? – проговорил Иван медленнее и тише, но – знакомый ему парадокс – Алексей тут же сосредоточился и кивнул. – У Андрея Петровича тут, в этом районе, были с кем-нибудь конфликты? Может быть, вы знаете кого-то, у кого могли быть с ним сложные отношения? Что-то не поделили? Забор не там поставили или шумели по ночам? Что угодно?

– Петрович-то – хороший мужик, дельный, и охотник. Его тут вообще очень уважают. Уважали… – поправился Алексей. – Конфликтов у него ни с кем особо не было.

– А не особо? – уцепился Иван, подумав про себя, что они с Сережей нечаянно разыграли «хорошего и плохого следователя». Алексей на Сережу даже не смотрел, игнорировал.

– Да это я так просто сказал. Ни с кем он не конфликтовал. Он вообще ровно со всеми. Больше всего его охота волновала. Дружил с теми, кто охотится. К примеру, с Никитиным они были неразлейвода, даже когда-то работали вместе. И дома тут купили, в одной деревне, чтобы вместе охотиться. И в покер играли, Морозов покер очень вообще любил, – Алексей вдруг смутился. – То есть, вы не подумайте, не на деньги играли.

– А на что? На «просто так»? – усмехнулся Сережа. – В покер?

– Не волнуйтесь, нас покер не интересует. Никитин? – уточнил Иван. – А зовут как? Какой дом?

– Звали. Он уже лет семь как помер, царствие небесное. Инфаркт вроде. А может, и нет, я не знаю. Мужики часто именно от инфаркта умирают.

– Умер, значит? Жаль. А с кем из ныне живущих он общался?

– А звали Никитина Олегом, – продолжал Алексей, словно не услышав вопроса. – Отчества не помню. Петрович и по сей день с его вдовой общается, только ее я мало знаю. Она на той же улице живет, если что. Дом обложен белым кирпичом. Он один такой на всей улице. А Салатниковы – те от Морозова прям через забор. Только Салатников на этот Новый год вроде в Москве остался. У них внук родился, его жена там помогает невестке, а Салатникову одному на дачу ехать не дадут, это я вам гарантирую. Салатников – как дитя малое, если от жены вырвется, все выпьет, что найдет. В общем, одному ему сюда нет дороги, – Алексей хмыкнул, и Иван понимающе кивнул.

– У вас их телефоны есть? Салатниковых, Никитиных и других, возможно? – спросил Иван, и Алексей пошел, шаркая тапками, в дом.

После Иван и Сережа ходили от дома к дому, и так до самого утра. Иван уже с ног падал. Сухой остаток – толку ноль. Алексея, позвонившего в пожарку, не нашли, конфликтов с подполковником Морозовым не смог припомнить никто. Все теми или другими словами говорили о нем одно и то же: что Морозов – мировой мужик, старшее поколение, не то что нынешние, которые за деньги на все готовы. Однако делу это никак не помогало. В домах Салатниковых, Никитиных и Воробьевых – самых близких к Морозову семей в деревне Благинино – никого не оказалось. Правда, до Салатникова удалось дозвониться. Ответила жена; узнав, что случилось, заверещала, заохала, поужасалась смерти соседа, десять раз уточнила, в целости ли их собственный дом, да и все. Никакой информации. Разве только то, что Салатникова подтвердила: калитка, выходящая к пролеску, практически никогда не закрывалась, потому что Морозов туда постоянно курить ходил.

Никитиным дозвониться не удалось, ни вдове, ни дочери, их телефоны были вне зоны действия сети, а Воробьевы просто не взяли трубку, что тоже неудивительно – шесть утра тридцать первого декабря, кто же берет трубку? Из опрошенных жителей деревни Иван отметил пару личностей как подозрительных, но так, больше для того, чтобы иметь хоть какой-то результат от этой многочасовой работы. Подозрительные личности – некто Василий Булдаков и некто Борис Лемешко – были подозрительны тем, что первый был неприлично, просто по-свински пьян, а второй так же странно, необъяснимо трезв, адекватен и бодр, словно и не спал вовсе, когда ему постучали в дверь в пять часов утра.

Оставалось только одно неотложное дело: поговорить с единственной дочерью подполковника Морозова. Хвала небесам, это была не его проблема.