Знак обнаженного меча

5. Между небом и морем

Прошел еще день и еще, а Рой Арчер в банке так и не появлялся. Может быть, думал Рейнард, его обещание было, в конечном итоге, не более чем данью обычной вежливости; однако до конца ему в это не верилось, а поскольку Рой имел в банке счет, то должен был рано или поздно зайти.

Наконец, четыре дня спустя после своего визита в Прайорсхолт, Рой объявился — неторопливо вошел в банк за десять минут до закрытия, когда Рейнард его уже и не ждал. Он никак не показал, что узнал Рейнарда, и прямиком направился в другое отделение, где им занялся Тэд Гарнетт; когда двери закрылись, они все еще беседовали. Сдерживая нетерпение, Рейнард ждал, пока закончится разговор с Гарнеттом: он был уверен, что Рой по пути к выходу остановится, чтобы поболтать с ним и, быть может, договориться о встрече на вечер. Но, к его изумлению, Рой сразу же вышел из банка, даже не обернувшись в его сторону.

Первым побуждением Рейнарда было кинуться вдогонку приятелю и потребовать объяснений; вторым — тут же выяснить у Тэда Гарнетта, не оставил ли Рой для него сообщения. В действительности он не сделал ни того, ни другого: к нему как раз подошла клиентка, и ему пришлось на несколько минут сосредоточиться на деле, а к тому времени, как посетительница — въедливая дамочка из мещан — наконец ушла, он обнаружил, что его первое возмущение утихло. Им овладела уверенность в том, что странному поведению приятеля должно быть какое-то объяснение; он также не мог заставить себя поверить (хоть эта унизительная мысль и пришла ему в голову), что Рой проигнорировал его из чистого снобизма. Если бы Рой принадлежал к иному классу, он, вероятно, мог бы счесть Тэда Гарнетта (из-за его офицерского чина, полученного на войне) более подходящим для публичного общения, чем Рейнард, однако Рой совершенно точно не был способен на такое мелкобуржуазное предубеждение. Наверняка, думал Рейнард, они вскоре встретятся снова, и тогда мнимое отступничество приятеля получит достойное объяснение… А пока он поспешил доделать свою работу, чтобы пораньше успеть домой: он хотел перекопать одну из заросших травой клумб в саду.

Часом позже, идя по Хай-стрит к мэрии, где он обычно садился на автобус, Рейнард уже почти забыл о визите Роя. Тем больше было его удивление, когда знакомый голос окликнул его из машины, стоявшей у тротуара.

— Ну наконец-то — а я тебя жду, — воскликнул Рой. — Залезай, поехали перекусим.

— Я… мне домой надо — правда, — запинаясь, выговорил Рейнард, от удивления утратив связность речи.

— Ничего, я тебя потом довезу. Залезай и не спорь, — велел Рой с добродушной угрозой.

Рейнард без дальнейших возражений повиновался, в глубине души со смутной униженностью сознавая, что эта скорая уступчивость осталась в нем от солдатской выучки. Когда машина тронулась с места, он готов был спросить своего приятеля о причине странного поведения в банке, но его удержала внезапная деликатность: если у Роя имелась причина (а она, несомненно, имелась) его проигнорировать Рейнард, весьма вероятно, что она не из тех, которые тот желал обсуждать.

Рой молча вел машину по узким улочкам за мэрией и затем вверх по крутому склону холма к вершинам утесов.

— Куда мы едем? — спросил Рейнард.

— Я подумал, можно перекусить в «Храбром солдате», — объяснил Рой. — Потом можем там чего-нибудь выпить, и я тебя отвезу домой. Бензина у меня полно,[4] — добавил он с усмешкой. — Они, как видно, думают, что моя задача вполне того стоит.

«Храбрый солдат» был маленьким постоялым двором, уединенно расположенным на вершине утеса. За ним, вглубь материка, тянулись к Прайорсхолту и Ларчестеру высокие меловые холмы; внизу, раскинувшись как попало в воронке долины, лежал Глэмбер, затянутый дымом и туманом с моря. Напротив, в долине, с другой стороны городка, тяжко нависали над узкими улочками мрачные серые казармы; время от времени в спокойном вечернем воздухе переливался еле слышный сигнал горна.

В маленькой гостиной «Солдата» еду им подала неопрятная женщина; лицо ее было обезображено багровым родимым пятном огромной величины, и заказ у них она приняла молча, словно их присутствие было ей не совсем по нраву. Рейнард уловил ее враждебность и, когда она от них отошла, сказал об этом Рою.

— О, это неплохое местечко, — заметил Рой, — и Матушка Тэнтрип на самом деле ничего. Я довольно часто здесь бываю, это удобно для… — Он оборвал себя, ухмыльнулся и сказал:

— Бери еще тостов.

Пока они ели, наступили сумерки; потом они вышли в садик сзади паба, чтобы, как предложил Рой, дождаться там открытия бара. Садик тянулся до кромки утеса, и от пропасти его отделяла всего лишь ненадежная ограда. Все здесь показалось Рейнарду каким-то неустойчивым: маленький мирок, зыбко повисший между морем и небом, не имеющий прочных корней в земной тверди. В это время года мало кто заглядывал в паб перекусить, и у садика был жалкий, запущенный вид: на клумбах засыхало несколько вялых астр да к ограде прижался куст октябрин — приглушенные огоньки цветков слабо брезжили в гаснущем свете.

— Хорошая погода, — заметил Рой, с удовольствием вдыхая приятный воздух. Небо было безоблачным; под утесами лежало гладкое, как блюдо, море, окрашенное меркнущими оттенками заката; чайки лихорадочно кружили внизу — их пронзительные крики приглушал далекий шепот волн. Несколько минут Рой стоял, безмолвно глядя на море; затем внезапно повернулся к Рейнарду.

— Так ты подумал насчет тренировок? — спросил он.

В сумраке лицо Роя виднелось неотчетливо и призрачно; даже голос его на этой пустынной высоте над морем звучал, казалось, нечетко и бестелесно. Его неожиданные слова оставили у Рейнарда странное впечатление, будто они были не столько произнесены, сколько переданы телепатически в его собственное сознание. Он промолчал и, когда Рой чуть погодя повторил вопрос, от неожиданности вздрогнул.

— Что ты сказал? — неуверенно переспросил он.

— Насчет твоих тренировок. Ну, о которых мы тогда говорили в «Королевском Дубе».

— Но что за тренировки? О чем ты? Я не помню.

Рой фыркнул.

— Да помнишь ты — соберись. Я бы связался с тобой раньше, но мы сейчас все силы бросили на этот план, и времени для друзей у меня маловато. Кстати, продвигается все, скажу я тебе, просто отлично: у нас столько сверхсрочников из местных, что прямо не знаем, куда их и девать. В бараках ополчения мест не хватает, так что последний набор пришлось разместить в палатках. Приятного мало, но ребята не жалуются: большинству к походным условиям не привыкать, да и платят им, естественно, неплохо. К тому времени, как ты прибудешь, у нас все уже должно маленько утрястись.

Все это Рой произнес с обычной своей деловитой интонацией, но в речи его Рейнард уловил нотку растущего энтузиазма. В замешательстве он промолчал, и после паузы Рой продолжал, уже более откровенно и доверительно:

— Одна важная вещь: если хочешь на этот раз податься в офицеры, нужно тебе позаботиться об этом сразу. Пока что это несложно, но сам знаешь, как бывает: чем дальше, тем с начальством труднее. Слава богу, я свои офицерские курсы[5] прошел вовремя — тем ребятам, которые после меня были, ждать пришлось чертовски долго.

— Но я не понимаю, — вставил наконец Рейнард. — Я правда не понимаю, почему… — Он замолчал, не в силах выразить словами овладевшее им замешательство. Было ясно, что во время той их встречи Рой и его приятель, по всей вероятности, склонили его — возможно, что и хитростью — к некоему обещанию или уговору, которых он не помнил; быть может, виной тому было пиво. Ему очень смутно припомнился разговор об «учениях» — но какого рода учениях и в какой связи, он вспомнить не мог. Наверняка, решил он, это что-то по части территориальной армии.[6]

Между тем Рой снова принялся говорить с непринужденностью, которая, как казалось ошеломленному Рейнарду, подразумевала целый ряд невысказанных условий, ему, Рейнарду, предположительно уже известных. Сейчас Рой довольно подробно описывал саму программу учений: туда входил бег (длинная и короткая дистанция), рукопашный бой («это ты помнишь по войне»), поэтапный курс физических тренировок, строевой подготовки и плавания; не забыты были также борьба и бокс. («Бокс тебе будет в удовольствие — я бы даже мог устроить, чтобы Спайк Мандевилл тебя малость потренировал».) Слушая друга, просто и деловито излагавшего ему план, Рейнард почувствовал, как первоначальное его недоумение уступает место некой гипнотической убежденности в том, что он наконец-то постиг (или почти постиг), к чему клонит Рой. В школьные годы (о которых он до сих пор иногда вспоминал со стыдом) с ним бывали случаи, когда, неоднократно выслушав разъяснение какого-нибудь алгебраического уравнения, он убеждал себя, испуганно кривя душой, в том, что в итоге все понял, хотя на самом деле вопрос оставался для него столь же темным, как и прежде. И вот теперь опять, слушая разъяснения Роя по поводу «программы», он обнаружил, что одной лишь силой своего желания понять начинает действительно кое в чем разбираться (или же так ему казалось). Неотложная необходимость «тренировок» и эта идея записаться в какое-нибудь «территориальное» подразделение уже представлялись ему не пугающей загадкой, а вполне разумным и четким планом. И в самом деле, стоило ему преодолеть свое первоначальное недоверие, как он стал находить эту перспективу необычайно привлекательной. За последние несколько дней возродившаяся тяга к садоводству поразительно улучшила состояние его здоровья; быть может, ему как раз и требовалась эта магия тяжелых физических нагрузок; так или иначе, слушая в сгущающихся сумерках голос друга, он ощутил растущее желание узнать, когда же должна начаться «программа» и в какой день ему следует явиться за инструкциями.

Чуть погодя, воспользовавшись паузой, он расспросил Роя о деталях.

— Я сам тебя потренирую первые несколько недель, — пообещал Рой. — Просто устроим тебе небольшую разминку — бег, спарринга чуток и всякое такое. Если хочешь, можем начать прямо завтра — я обычно в это время свободен. Могу забрать тебя у мэрии, как сегодня, — пару часов позанимаемся, а потом домой.

Почти совсем стемнело: моря уже было не видно, но городок под утесами ярко светился огнями. Вдалеке, по ту сторону бухты, маяк мерцал с одинокого мыса; на безоблачном темно-лиловом небе зажглись звезды, и месяц скользил в вышине над потемневшим проливом.

— Пора бы заглянуть к Матушке Тэнтрип и чего-нибудь выпить, — предложил Рой.

Они зашли в бар, теперь уже ярко освещенный, и Рой заказал две пинты горького. Здесь было еще несколько мужчин, по большей части молодых, тренированного вида — возможно, военные в штатском; Рой, похоже, их знал: он кивнул им запросто через бар.

— Не пожалеешь, точно тебе говорю, — сказал Рой. — Я о тренировках. Я, с тех пор как начал, форму набрал не поверишь как. Никто, конечно, не знает, сколько эта чрезвычайка продлится, но, так или иначе, все на пользу.

Рейнард заметил, что в речи приятеля уже не в первый раз промелькнуло слово «чрезвычайка»; сначала оно его озадачило, но он уже потерял охоту доискиваться значения терминов, которые употреблял Рой. Он предположил, что под «чрезвычайкой» Рой подразумевал просто общую ситуацию со времени войны; и в самом деле, официально «чрезвычайное положение» существовало до сих пор: никто его не отменял. Он ощутил мимолетную вину за свою неосведомленность в международных делах, вспомнив, как халтурно читал «Таймс», заголовки которой, даже когда он на них смотрел, будто расплывались бессмысленными пятнами. Ему казалось, что «кризис» стал уже чем-то вроде перманентного состояния умов: его принимали, как принимают погоду или часы работы банков, не подвергая сомнению и не ожидая ничего иного.

За второй пинтой Рой стал еще доверительней. Он говорил понизив голос, почти заговорщицки; его глаза сверкали необычайным возбуждением.

— Между нами говоря, — шепотом сказал он, — очень похоже, что события назревают быстрее, чем думает большинство. Я тут общался недавно с парой «шишек» — они, конечно, ничего не говорят, но мы и между строчек читать умеем.

Рейнард, ставший, как обычно, от пива более восприимчивым и менее критичным, слушал с возрастающим интересом. Даже сейчас он не понимал всего того, на что намекал Рой в своей речи, однако полагал, что довольно хорошо представляет себе основные детали. Уже в тот вечер, когда его друг впервые появился в Прайорсхолте, Рейнард ощутил необычайную убежденность в авторитете Роя; тогда он, конечно, не ведал о природе этого авторитета, но даже в самую первую их встречу сердце его и так дало внутреннее согласие, обет верности, не требовавший для подтверждения никакой формальной клятвы.

— И я догадываюсь, — говорил Рой, — что те тоже укрепляются — не в открытую, конечно; официально это просто рутинная операция — но, судя по тому, что видно и слышно, похоже, что к Блэдбину и Клэмберкрауну стягивают крупные силы. Может, это, конечно, просто блеф, но кое-кто из наших ребят уверен, что те ничего хорошего не замышляют…

Захмелев со второй пинты, Рейнард почти не вникал в то, что говорил Рой; ему довольно было смотреть вблизи на лучащееся здоровьем, обветренное лицо, на темные заводи глаз и подвижные губы под короткими щетинистыми усами. Пришло время уходить. Они вышли из бара и направились к машине Роя; стоял очень тихий вечер, шоссе почти вымерло, и крика чаек было не слышно. Рой сел в машину, не проронив ни слова, и Рейнард вслед за ним. Ему показалось, что он, должно быть, ошибся насчет местонахождения паба, так как до материнского дома они доехали необычайно быстро.

От настойчивого приглашения зайти чего-нибудь выпить Рой отказался вежливо, но твердо.

— Дел полно, — улыбнулся он. — Значит, не забудь — завтра вечером, в то же время на том же месте. Захвати шорты и — спортивная обувь у тебя есть? Отлично, ну тогда до встречи. Бывай!

Он завел машину и отъехал. Зайдя в дом, Рейнард подумал, что вернулся сегодня гораздо позже обычного, и виновато признался в этом матери. Однако миссис Лэнгриш восприняла его задержку с обычной безмятежностью; и действительно, когда он взглянул на часы в гостиной, то увидел, что еще вовсе не так поздно, как он вообразил. Он решил, что, должно быть, ушел из банка раньше, чем ему тогда показалось.

Ближе к ночи, перед сном, он ненадолго вышел в сад подышать воздухом. В тишине ему опять почудился далекий сигнал горна, и он припомнил, что Рой сказал что-то про «Блэдбин и Клэмберкраун». Тогда он оставил это замечание без внимания; теперь же вновь поймал себя на мысли, преследовавшей его уже несколько дней. Загадочный район, известный как Клэмберкраун, лежал за холмами к юго-востоку — и именно с той стороны, как ему казалось, доносились звуки горна. Рейнард безуспешно попытался вспомнить, что конкретно Рой сказал об этой местности; но он устал, выпил две пинты пива, и слова Роя — в чем бы они не состояли — совершенно изгладились из его памяти. И все же, пока он стоял в саду, напряженно вслушиваясь в темноту, ему на память пришел один случай, когда-то давно приключившийся с ним самим: он снова вспомнил дни раннего детства, когда исхаживал мили по лесистым холмам в поисках заброшенного постоялого двора под названием «Пес». Он так его и не нашел — но как-то в жаркий августовский день, пробираясь сквозь плотные заросли, вдруг выбрался на поляну и увидел вокруг себя солдат. То был, как он потом узнал, пехотный батальон, вставший лагерем в этом уединенном месте для каких-то особых полевых учений… Испугавшись багровых, ухмыляющихся рож, он развернулся и бросился наутек по той же тропинке, по которой пришел, — вслед ему несся хохот и свист. Это происшествие так его поразило, что он на годы оставил поиски Клэмберкраунского «Пса»; когда же он перерос этот нелепый страх, то обнаружил, что и давняя его мечта найти постоялый двор тоже исчезла.