Знание-сила, 2001 № 08 (890)

Родные баксы

Продолжаем публиковать рассказы доктора экономических наук, бывшего министра экономики России Евгения Григорьевича Ясина о событиях, происходивших в российской экономике в девяностые годы. Беседу ведет корреспондент радио «Эхо Москвы» Ольга Бычкова.

О. Бычкова: – В начале девяностых, когда цены были освобождены, они сразу сташ астрономическими. вообще рубли стали исчислять в цифрах астрономических – и сразу появились так называемые условные единицы. Это стыдливый эвфемизм, который до сих пор заменяет нам официальное название долларов США. На самом деле, это стыдно для экономики страны – исчислять все, что только можно, не своей валютой?

Е. Ясин: – Приличной стране, конечно, приличествует такая национальная валюта, в которой исчисляются все цены, все суммы денег. Но в экономиках слабых или переживающих кризис довольно часто национальную валюту однозначно «привязывают» к какой то твердой валюте или к корзине валют.

О. Бычкова: – Официально? Так, как сразу объявили в прибалтийских странах?

Е. Ясин: – Да, в Эстонии, например, сразу «привязались» к немецкой марке. А в Аргентине какое-то время национальной валюты вообще не было, просто ходили доллары США. Знаете, как в известном анекдоте: ихние доллары – это же наши баксы!

Как получилось, что баксы стали нашими? Это очень интересная история. Если помните, до реформ в советское время был твердый курс рубля, выраженный в золоте, и золото служило переводчиком в доллары, поскольку доллар тоже до определенного момента был привязан к золотому содержанию. Президент Никсон к концу своего правления отменил золотую базу доллара; но для нас постоянным осталось отношение 62 копейки за I доллар.

О. Бычкова: – Это был реальный курс?

Е. Ясин: – Абсолютно нереальный. Это был официальный курс, и он имел свои прелести. При выезде в заграничную командировку (надо было оказаться среди счастливцев, которые ездят в заграничные командировки) вам та 400 рублей выдавали 700 долларов. Я помню, как я летел в США, по-моему, в девяностом году. Я никак не мог взять в толк: как же так: на 700 долларов можно накупить черт знает чего, а 400 рублей в то время – это просто ничего. Таковы были гримасы того курса, того способа установления всех макроэкономических параметров. Естественно, был черный рынок, и на нем доллар стоил иначе, но цена тоже была очень невысокая, сравнительно с нынешним временем, просто потому что тогда валютные операции карались в уголовном порядке. Не так давно за это просто расстреливали, поэтому и продавцов, и покупателей находилось не слишком много.

Во времена перестройки лед тронулся, и экспортерам, чтобы поощрить экспорт, разрешили оставлять себе определенную долю валютной выручки. Появились валютные счета предприятий и организаций. Потом регионы потребовали, чтобы у них тоже были валютные счета. Эта либерализация началась задолго до того, как 1 июля 1992 года был введен свободный курс рубля. Но как только он был введен, да еще на фоне общей либерализации иен. мы получили совершенно другую динамику отношения рубля к доллару. И доллар вошел в нашу жизнь уже не как чужая валюта, а как нечто такое, что здесь, у нас в стране, присутствует и от национальной валюты отличается устойчивостью: наш доллар не падает, не поднимается, колебания его столь незначительны, что имеют смысл только для валютных спекулянтов, на валютном рынке. А любой гражданин мог какую-то часть своих денег поменять на доллары и не бояться, что его обманут, что банк лопнет, что инфляция съест эту сумму. Можно сказать, что доллар в России, как нигде, укрепился в качестве средства тезаврации, средства сохранения сбережений.

О. Бычкова: – Доллары до сих пор остаются реальным и наиболее надежным вложением денег (по кройней мере, по сравнению с рублями). Но кроме того, в годы большой инфляции было совершенно невозможно уследить за ростом рублевых цен и нужно было иметь базу для расчетов. Нельзя же сегодня умножать на 100, завтра на 150 послезавтра на 390…

Е. Ясин: – Собственно говоря, вы описали мотивы, по которым началось бегство от рубля. Вообще-тооно началось давно, еще в советский период. Но дальше оно просто усилилось, потому что люди искали гарантированное помещение своих сбережений и естественную, более стабильную меру стоимости, как говорят в теории.

О. Бычкова: – Я помню, что в начале 90-х годов во многих, если не во всех магазинах цены указывались в долларах и в немецких марках. Сейчас немецких марок в этом качестве практически нигде нет. Значит ли это, что в какой-то момент был выбор между долларом и маркой ?

Е. Ясин: – Выбор был, он и сейчас есть. У нас объем торговли с Германией больше, чем с США, так что в каком-то смысле было бы более естественно, если бы мы равнялись на марку. Но доллар – это мировая визированная валюта, а марка – нет. В России уже давно так получилось, что доллар, который опирается на мошь США, считается более привлекательным. Больше того, даже когда во всем мире доллар падает, а марка растет, у нас доллар все равно растет. Такое ощущение, что доллар здесь – некая абсолютная ценность, хотя, на самом деле, это совсем не так. И в США тоже инфляция, и там на величину от 0,5 до 3 процентов в год цены растут, а значит, падает ценность доллара. Но такие копеечные изменения для российских масштабов не представляют значительных проблем.

О. Бычкова: – Известно, какая доля долларов, существующих в мире, приходится на обращение в России?

Е. Ясин: – Довольно значительная. Поскольку доллар – это мировая резервная валюта, она обращается не только в США; непосредственно на них приходится примерно половина всего объема долларов в мире. Другая половина – в общей сложности порядка 600 миллиардов – обращается в других странах. В том числе в Европе, в арабских странах, на Дальнем Востоке, в общем – во всем мире. В любой развивающейся стране обязательно, независимо от того, что разрешено делать с национальной валютой, конвертируема она или нет, все равно где- то вы обнаруживаете, что можете все, что угодно, купить на доллары. На Россию приходится примерно 15 процентов долларов за границами США.

В 1999 году, после кризиса, количество долларов, завозимых в Россию, резко, примерно вдвое, сократилось, а до этого мы несколько лет подряд завозили ежегодно по 30 миллиардов долларов. Наши банки закупали их для того, чтобы обеспечивать работу обменников и для разных других нужд. До кризиса примерно половина всех сбережений граждан была обращена в доллары: либо валютные счета в банках, но это незначительная доля, а в основном под подушкой. Считается, что в обороте у нас примерно 30 миллиардов долларов, принадлежащих населению. Я думаю, что не все это принадлежит населению. По оценке экономиста Михаила Делягина, относящейся еще к 1994 году, примерно треть этой суммы – деньги, которые находятся в обороте теневой экономики, где они служат не средством тезаврации (сбережения), а средством расчетов.

О. Бычкова: – Родными баксами?

Е. Ясин: – Да, это когда мы ничего не пишем ни в каких ведомостях, а кэшем (даже «кэш» – это тоже английское слово именно для таких случаев) рассчитываемся «зелеными». Это, к сожалению, довольно распространено.

О. Бычкова: – И что же с этим делать?Согласиться?

Е. Ясин: – Можно предпринять некоторые административные меры. Это пытались много раз делать, и не так давно, после кризиса, была еще одна попытка таким образом бороться с вывозом капитала. Тогда повысили долю обязательной продажи валютной выручки экспортерам с 50 до 75. Сейчас мы немножко из-за этого страдаем, потому что тем самым стимулируется предложение долларов, а Центральный банк, последняя инстанция, должен их покупать, если их не покупают другие. Поэтому он должен печатать рубли.

Главное объяснение инфляции: перенасыщение экономики рублями. А количество рублей увеличивается, потому что высокие цены на нефть, высокая валютная выручка Эта валютная выручка поступает в Россию, 75 процентов ее надо продавать. Такого спроса на рынке нет, покупает Центральный банк, пополняет резервы. Это создает условия для укрепления рубля. Возникла инфляция, а укрепление рубля, паление доллара нам сейчас невыгодно. Что делать?

Экономические методы должны действовать. Укрепление национальной валюты должно быть результатом укрепления, подъема российской экономики. В сущности, что такое применение иностранной валюты внутри страны? Значит, национальная валюта не обладает нужными качествами, спрос на нее падает, начинается бегство от национальной валюты, и она ищет замену. Либо это твердая валюта, либо это различного рода денежные суррогаты, скажем, взаимозачеты, бартер, векселя. Причем заметьте: несмотря на то что все эти инструменты имеют более низкую ликвидность, то есть они менее применимы и дешевле стоят, чем рубли, тем не менее их предпочитают, потому что они оставляют развязанными руки для еще каких-то операций. Скажем, перед кризисом соотношение рубля и доллара в обороте было примерно 50:50. После девальвации ситуация поменялась очень сильно. Сейчас по текущему курсу отношение между количеством рублей и количеством долларов примерно 1:5.

О. Бычкова: – На 1 рубль 5 долларов?

Е. Ясин: – Нет. Из общей денежной массы 1/5 часть в рублях, и 4/5 – это доллары. Хотя по номиналу количество долларов в стране не выросло, а просто обесценились рубли и увеличилось их количество.

О. Бычкова: – Что же делать государству и что должно произойти, чтобы рубль все-таки стал рублем, а доллар остался иностранной валютой?

Е. Ясин: – Многие, в том числе даже и некоторые экономисты, убеждены, что денег, точнее, рублей в российской экономике не хватает, поэтому их надо допечатать. У нас повысится так называемый уровень им монетизации, то есть отношения денежной массы к валовому внутреннему продукту, и тогда можно будет вытеснить доллар. Иначе говоря, присутствие доллара в российской экономике – это результат нехватки рублей. Дескать, напечатаем рубли, и не надо будет прибегать к доллару. На самом деле это не так, спрос на рубли определяется совершенно другими факторами. Прежде всего, надежностью этой валюты в качестве меры стоимости, средства платежа и средства сбережения.

О. Бычкова: – То есть, если говорить по-простому; чем больше рублей, тем меньше я в них верю, тем больше я буду ориентироваться на что-нибудь другое, например, на доллар? Это все мы уже проходили.

Е. Ясин: – Да, совершенно верно. Поэтому, как говорят, денежные власти – Центральный банк, Минфин – должны внимательно следить за тем, каков спрос на рубли, и мерами, которые направлены на подъем экономики, на повышение конкурентоспособности, на занятие Россией все более сильных позиций на мировых рынках, добиться того, чтобы рубль стал предпочтительным. Причем предпочтительным в России и в других странах. Я вам скажу такую любопытную вещь: на Тайване доллары стараются не принимать, а предпочитают национальную валюту. Объясняется это очень просто. На Тайване 100 миллиардов долларов – это резервы Центрального банка, там просто избыток. Они столько экспортируют, столько зарабатывают, что у них огромные резервы и никакой потребности в долларах нет. Надо иметь в виду, что если вы кладете доллары в резервы, то они просто лежат и не работают, в то время как национальная валюта работает. Это инвестиции, это доходы, все крутится, и поэтому можно сказать, что для Тайваня тайваньские единицы выгоднее и лучше, чем американские доллары Нам хорошо бы тоже прийти к такому положению.

О. Бычкова: – А это реально?

Е. Ясин: – Мы сейчас приняли программу Грефа, и там прописаны методы лечения. В основном они правильные. Просто надо еще довольно много времени, чтобы все это осуществить.

О. Бычкова: – Если доллар обращается во всем мире, и все на него так или иначе ориентируются, то па постсоветском пространстве в государствах, которые окружают Россию, рубль тоже имеет хождение, не только у нас.

Е. Ясин: – Я думаю, что у всех граждан бывшего Советского Союза примерно один менталитет, несмотря на религию, нравы, традиции. Конечно, есть много различий, но к доллару всюду отношение трепетное. Оно во многом и объясняет спрос на доллары. Но, конечно, в качестве второй резервной валюты во многих республиках бывшего СССР выступает рубль. И во всяком случае, он по сравнению со многими национальными валютами предпочтителен, поскольку он более твердый.

Есть Белоруссия, Украина, закавказские республики, пожалуй, кроме Азербайджана, где нефть и более стабильная собственная валюта. Думаю, что и в Казахстане тоже. Остальные республики (Молдова тоже) не удерживают свою валюту, она падает. На Украине уже была проведена денежная реформа. Они сначала имели карбованцы, потом поменяли их на гривны, и гривны тоже упали. Поскольку там в общем, исключая отдельные периоды, осуществляется менее жесткая монетарная политика, чем в России, и у них меньше экспортных ресурсов, стало быть, меньше источников зарабатывания валюты, то у них менее стабильная валюта. Соответственно, рубль предпочтительнее местных денег, но после доллара и после других твердых валют. В первое время рубль был даже более предпочтительным, чем сейчас: все-таки у него тоже обнаружились сильные недостатки, особенно после кризиса 98 года.

О. Бычкова: – Но, наверное, для России выгодно, чтобы ее рубль обращался как можно в большем количестве стран. Или нет?

Е. Ясин: – В общем-то, это нам безразлично. Тут есть свои преимущества, это некое экономическое влияние. И вы можете, предположим, печатая деньги здесь, влиять на политику или на развитие экономики других стран. Так же, как это делали США; президент Рейган проводил такую политику. Это была политика предложения. Резко снижены налоги, значит, образовался большой бюджетный дефицит, который закрывался за счет привлечения денег. Скажем, государство продавало свои ценные бумаги, «трежери билз», типа наших ГКО (конечно, с гораздо меньшей доходностью), и во всем мире их очень охотно покупали. И доллары со всего мира притекали в США. Вот в такой ситуации страна использовала свое преимущество как владельца мировой резервной валюты.

Я подозреваю, что рублю до этого далеко, и выгоды для нас от этого достаточно мизерные. Но для других стран это может быть выгодно. Труднее найти достаточное количество долларов, чем рублей. Скажем, украинские предприятия довольно мало вывозят на Запад, но они активно торгуют с Россией. Каждый раз наши металлурги или производители сахара поднимают шум, зачем мы даем Украине продавать на территории России столько продукции. Мне эти возгласы кажутся не совсем правильными, потому что торговля должна быть свободной, на этом мы выигрываем всегда больше, чем проигрываем. Но при этом мы должны знать, что определенное количество рублей попадает на Украину, и там они тоже могут использоваться. Я думаю, украинцы берут рубли, потому что они легче находят применение, чем их гривны.

О. Бычкова: – Но все-таки когда валюта одной страны попадает в валюту другой страны, то какая из этих двух стран находится в более выгодном положении?

Е. Ясин: – Это всегда в одну сторону: если валюта попадает в другую страну, значит, она сильнее, чем местная национальная валюта У нас тут тоже есть определенные плюсы, но пока они в торговле со странами СНГ не очень существенны.

О. Бычкова: – Вот вы говорит, что на долю России приходится 15 процентов мирового оборота долларов за границами США. Может ли благодаря этому Америка манипулировать российской экономикой?

Е. Яеин: – Абсолютно никак не может. Предположим, они по каким-то соображениям стали бы печатать доллары и направлять их в Россию, увеличивать их количество, они могли бы добиться того, чтобы доллар упал в цене. Но они этого не делают и делать никогда не будут. Применение доллара неприятно, но с точки зрения национальной безопасности никаких особых угроз не таит. Это просто сигнал того, что экономика слабая, что в ней отсутствует макроэкономическая стабильность, и нет доверия к государству, к институтам власти.

И уже давно. Все считаю!, что с 1992 гола, а мы с вами уже в этих беседах выяснили, что началось это гораздо раньше. Я уже как-то вспоминал слова Салтыкова-Щедрина, сказанные во второй половине XIX века, что сейчас в Европе за рубль дают половину, а скоро будут давать в морду. После этого, правда, была денежная реформа Витте, и ситуация изменилась. Под рубль подвели золотую базу. Но, тем не менее, давняя традиция портить деньги, печатать их сохранилась. И в особенности сильно это было в советский период: товарный дефицит был сигналом того, что денег больше, чем товара. Поэтому – устойчивое недоверие населения к рублю. Вы можете ограничить свободу, лишить возможности использовать доллары, расстреливать валютчиков, фарцовщиков, как это было когда-то, но это не оздоровит экономику, а просто загонит внутрь недоверие к национальной валюте.

Сегодня мы сделали ситуацию открытой и увидели, что недоверие сохраняется. Больше того, перед кризисом как-то стеснялись говорить про эти у.е., указом президента даже запрещено было принимать доллары в расчетах на территории России, и этот указ никто не отменял. А сейчас все свободно об этом говорят. И в правительственных материалах, положим, об административной реформе предполагаемые зарплаты чиновников прямо указаны в у.е. или в долларах США. Это вошло в жизнь. Ничего страшного я в этом не вижу. Просто все мы должны понимать, что мы можем вернуться к твердой национальной валюте, которая вызывает доверие населения, если это население будет доверять государству и своей собственной экономике, в каком-то смысле будет доверять изделиям своих собственных рук.

О. Бычкова: – Кажется, в 1998году упало доверие ко всему, что предлагало государство, начиная с 92-го.

Е. Ясин: – С начала реформ население трижды теряло, и удары приходились на его доверие к отечественной валюте. Я не говорю о том, что было при советской власти. Но инфляция 1992 года плюс потеря сбережений – это был первый сильнейший удар. Второй довольно сильный удар – это кризис октября 1994 года, когда рубль упал на 30 процентов и был сильнейший скачок инфляции. Он несравним с 98 годом, но тоже был довольно сильным. И сбережения тоже обесценились. Потом частично был банковский кризис в 95 году. И 98 год – наиболее яркое явление в этом ряду. Ведь устойчивость денег связана с устойчивостью экономики. Вы умеете делать хорошую продукцию, вы ее продаете по высокой цене, значит, у вас ваша денежная единица приобретает ценность, всем хочется ее иметь. Если вы не умеете, если вы продаете за рубеж только то, что берете из земли (нефть, газ), и это все, то каждый раз вы сталкиваетесь с тем, что рубль падает.