Знание-сила, 2006 № 08 (950)

Фридрих I Барбаросса: история мифа

Имя "Барбаросса" в сознании наших современников вызывает в первую очередь, может быть, не столько германского императора, прозвищем которого оно было, сколько план нападения гитлеровской Германии на Советский Союз. Лидеры Третьего рейха дали ему такое название тоже неслучайно, а в несомненной связи с тем, что Барбаросса, как историческая фигура — и в науке, в художественной литературе — абсолютно мифологизирован. Прежде всего, конечно, в немецкой — там процесс мифологизации доведен просто до фантастических пределов.

Согласно этому мифу, который начал складываться еще в Средневековье, император не умер (хотя смерть его, прямо скажем, забегая вперед, была, увы, бесславной). Он спит в горах Тюрингии, чтобы в день Страшного суда возглавить воинство, которое будет противостоять Антихристу Его внук, Фридрих II Штауфен, тоже будто бы спит в кратере Этны... То есть — полноценная мифологическая фигура, прямо король Артур какой-то. Каждому народу хочется иметь своего Артура.

Что еще из этого мифа нам существенно? Барбаросса более велик, чем Карл Великий, ибо лично — лично! — канонизировал Карла Великого, хотя и вышел при этом за пределы, образно говоря, должностных инструкций. Канонизировать может только Папа Римский. А Барбаросса Карла лично, под восторги толпы, объявил святым - — в Аахене в 1165 году. Устроил самый пышный пир в истории европейского Средневековья. (В Средние века масштабы пира и молва о нем — это очень важно.) В 1184 году, близко к закату своей жизни, близ Майнца он устроил такое пиршество в честь своего сына, будущего императора Генриха VI, от которого долго вздрагивала, вздыхала и восторженно восклицала вся европейская общественность — от верхушки общества до простонародья. Молву-то о пире слышали все.

Фридрих II

Карл Великий

Итак, вот он какой: победитель, великий, страшный для врагов. Это правда. Но возглавлять борьбу с Антихристом — за что? Канонизировать вместо Папы Римского кого бы либо, пусть даже Карла Великого — почему? Каковы его заслуги? И эта мифологизация, к моему изумлению, жива по сей день.

О Барбароссе есть две книги на русском языке: научно-популярная книга "Фридрих Барбаросса" французского историка Марселя Пако, русский перевод которой был издан в Ростове-на-Дону в 1998 году, и еще одна — в серии "Жизнь замечательных людей", с тем же названием, автор — Василий Балакин. Вышла в Москве в 2001 году.

Так вот, наш с вами соотечественник Балакин пишет: "Смерть Барбароссы в Крестовом походе, пусть и не в сражении с неверными, являлась достойным завершением славной жизни". (О смерти еще скажу, ох, не блистательная.) Как же было не назвать план самой-самой молниеносной войны "Барбаросса"? Но скажу сразу: удивительнейшим образом, план "Барбаросса" при его осуществлении в деталях воспроизвел судьбу Фридриха I Гогенштауфена. И я покажу это на реальных событиях.

Надо напомнить, что Фридрих не был сыном императора. Он стал императором и основателем династии сам.

Гогенштауфен — его родовое имя - — происходит от горы в Швабии. Этот человек жил с 1125 по 1190 год, германским королем стал в 1152, императором Священной Римской империи — в 1155. И всю жизнь посвятил объединению Италии с Германией.

Будем справедливы: идея такого объединения принадлежала не Фридриху Она возникла гораздо раньше. Еще с 962 года Оттон I начинает итальянскую политику германских королей, а затем императоров: политику восстановления Римской империи. Все германские монархи чувствовали себя не кем иным, как римскими цезарями. И это чувство было для них, похоже, настолько убедительным, что они следовали ему в деталях, в подробностях своей реальной жизни и подчиняли идее восстановления Империи всё: силы, деньги, жизнь, в конце концов.

Казалось бы, так удобно: соседняя страна, к югу от Германии. Альпы, конечно, разделяют. Но Альпы были проходимы уже и тогда, в определенное время года, все знали перевалы. Преодолей Альпы — и там лежит такой дивный край! Бывшее сердце Римской империи, роскошный, богатый, красивый, с культурными городами, которые уже в XII веке богатеют и становятся центрами мировой торговли. Денег у них сколько угодно. Ну, как не офабить? Соблазн, конечно, невероятный. Более того: они разобщены, нет в этой Италии единого, тем более сильного правителя. Кажется — приди и возьми.

Слева: Фридрих Барбаросса со знаками императорского достоинства. Справа: изображение Рима

Бюст Фридриха Барбароссы. Считается, что он точно передает черты императора

И вот северные варвары приходят туда с мечом, фемя доспехами. А на пути — два препятствия. Одно — Папа Римский. Он все время маневрирует: то сам коронует этих императоров, а то, когда видит, что это опасно, что сила становится реальной, — сам же им мешает. Это отдельная драматическая история — их борьба с папами. И второе — кажущееся сначала просто пустяком — свободолюбие горожан. Да кто они есть, казалось бы?! Плебеи. Ну что они могут? Даже на конях сражаться не умеют. Ополченцы хилые: ремесленники, оружейники, ювелиры, мясники, кожевники...

На этом Фридрих и погорел в битве при Леньяно, которая стала для него настоящим Сталинградом в плане "Барбаросса". Эти ребята защищали, во-первых, свои богатства — а это существенно! — и, во-вторых, свою свободу. А, как показывает история, люди почему-то — чуднейшим образом! — готовы драться насмерть и умереть за свободу и независимость. Так и произошло. То есть начало биографии у Барбароссы — точно как у его предшественников.

Всего Фридрих совершает пять походов в Италию. И в этом он — продолжатель и высшая точка политики предшественников, которую начала еще Саксонская династия. Он поставил цель: покорить наконец эти города — реально и окончательно. Вообще-то императоры возрожденной Западной Римской империи фабили их постоянно. Приходили короноваться — и по дороге грабили. Причем довольно элегантно они это оформляли.

Приходили и спрашивали: у кого в городах, на кого какие жалобы? А слабостью этих жадных горожан было то, что жалоб у них было много — на соседей. И жаловались всегда. Тогда император говорил: "Ну, хорошо, накажу". Было все равно, кого. На кого пожаловались—того и наказывали. И города подвергались полному разграблению — за плохое поведение в отношении соседей. Это была традиция. И более того — итальянские города в целом ее приняли.

Таким образом, собирались большие богатства. И жили так с X века — примерно с 962 года. Но вот — XII век, и Фридрих I из новой династии Гогенштауфенов принимает решение: подчинить наконец по-настоящему. Пять походов — и кажется, ют-вот получится, цель близка... Был, конечно, еще и соперник в липе Папы. С папой все очень сложно: удается то договориться с ним, то прижучить его...

Самый знаменательный поход состоялся в 1158-м. Фридрих шел со строжайшими намерениями реально покорить Италию, пожег уже несколько городов — и встретил очень серьезное сопротивление в Милане. Он осаждал месяц. Это была первая осада Милана (вторая продлится два года). И миланцы сдались бы — то есть они действительно сдались, но тут Барбаросса проявил свои черты, которые и делают его мифом и показывают, что особенно всерьез принимать этот миф нельзя.

Руины замка Фридриха Барбароссы

Ему мало было просто их капитуляции. Он захотел их крайне унизить. Совершенно как план "Барбаросса": вначале — успешные военные действия, устрашение, затем — унижение. Но план еще не выполнен, Сталинград впереди.

Фридрих заставил миланцев прибыть к нему в военный лагерь и лечь ниц. Ну, уж это-то было совсем необязательно. Ибо к этому времени верхушка города — это те, кто на римский манер называет себя патрициатом. Они и знатны, и богаты, и считаются городской аристократией. Нет, потребовал непременно лечь ниц, унизиться. И, само собой, ограбил. И был доволен собой чрезвычайно. Собрал в Ронкальской долине так называемый сейм: совещание представителей всех основных итальянских городов Ломбардии по долине реки По. Совещание проходило в творческой атмосфере: долина была плотно окружена рыцарями Фридриха, и он фактически предъявил итальянцам ультиматум. Отныне в каждом городе будет наместник императора, называющийся подеста. Отныне высший суд во всех городах (а они управлялись коммунально) тоже у императора, и самое главное: периодическими фабежами, ребята, больше не отделаетесь. Вместо этого теперь будет регулярная подать в пользу императора. В той творческой обстановке, в которой все происходило — все помнили, как миланцы лежали ниц, кругом стояли солдаты Фридриха — итальянцы сказали: поняли, приняли. И Барбаросса, страшно довольный, удалился за Альпы.

И Милан немедленно восстал. Темпераментные миланцы вышвырнули этого самого подеста в окно с какого-то этажа, и он погиб. А дальше события стали приобретать драматический характер.

У Барбароссы, конечно, не было выхода. Мятеж надо было подавлять, тем более, что рядом волновалось еще несколько городов. И он учинил расправу над Миланом.

Два гола — с 1160-го по 1162-й — Милан был в осаде. И все время надеялся, что города вокруг него придут на помощь, станут союзниками, рассылал воззвания. Но окрестные города, прежде довольно сплоченные, на помощь не торопились. Горожан тоже не стоит идеализировать. Между итальянскими городами уже в конце ХП века вовсю была торговая и финансовая конкуренция, и Милан лидировал. Конечно, соперники думали: пусть он этот Милан как следует накажет, и в лидеры вырвутся другие: Болонья, Пьемонт, Винченца, Генуя, Венеция... Там же полно было претендентов. На помощь Милану никто не пришел. И миланцам после страшных бедствий пришлось сдаться Фридриху во второй раз.

Фридрих Барбаросса с сыновьями

И на этот раз вроде бы у Барбароссы опять-таки нет выхода. Ниц-то уже полежали, теперь надо что-то посильней. И он придумал. (Все это и формировало тот его мифологизированный образ, который так охотно проглотил Третий рейх.) Расправа чудовищная, всех — в крепостное рабство, всех провести под ярмом, выгнать из города все население, без имущества — унесешь только то, что можешь унести. А город разобрать. Совсем, полностью. Дома, церкви, в том числе собор. Стены, возведенные еще в древнеримскую эпоху. Ничто не уцелело: от целого города не осталось и пятидесятой части. То, что мы знаем — это Милан-2, отстроенный позже заново.

Ну, казалось бы, все? Но нет, Барбароссе мало. На рыночной площади он приказал провести борозду плугом и засеять ее солью. Как в Карфагене. Даром что уже христианская цивилизация: жест, важный в Риме, в Средние века был еще важней. Ведь Средневековье на первых порах — цивилизация не пишущая и почти не читающая. Жест для них — это текст. И вот таким жестом Барбаросса как бы оставляет текст: "Да, я настоящий римский император и с мятежным городом поступаю так, как римляне в третьей Пунической войне с враждебным североафриканским государством Карфаген". А эта так называемая третья война на самом деле была никакой не войной, а просто уничтожением Карфагена. И я убеждена: Фридрих знал об этом. Ведь основные реалии античной истории, хотя и сильно искаженные, подчас наивно перетолкованные, — жили в западноевропейском Средневековье. Сохранялись культовые и знаковые фигуры: Ахилл, Гектор, Александр Македонский...

Вот и Пунические войны каким-то отзвуком дошли.

Словом, расправа чудовищная. И вот тут-то города и объединились — в мощную Ломбардскую лигу. Император ушел, у него дома было много забот — вечных забот германских правителей: борьба со своими крупнейшими вассалами, которые восставали, едва он отлучится в эту самую Италию. Все-таки Альпы — хорошая преграда, за ними можно вести себя очень независимо.

Призрак Ломбардской лиги возникал и раньше, но теперь города создали общую казну и стали готовить общую военную основу лиги. Это, кстати, сильно напоминает Афинский морской союз, хотя я и не уверена, что они ему подражали: общая казна и общее войско — и полная самостоятельность всех членов лиги во всем остальном.

Горожане, члены лиги, конечно, понимали, что рано или поздно Фридрих вернется. Он ведь был человеком, который совершенно соответствовал своей — рыцарской — эпохе. Он должен был вернуть себе облик победителя, подтвердить, что и Ломбардскую лигу он тоже покорит. И он действительно вернулся: в 1176 году ему пришлось встретиться, километрах в 20 от Милана, у деревушки Леньяно (теперь там музей) с войском Ломбардской лиги.

Схватка Ричарда Львиное Сердце со львом

У нас этой битвы, кажется, вообще не знают. А между тем именно от этого события 1176 года современная Италия отсчитывает свою национальную историю; ей посвящена одна из лучших опер Джузеппе Верди — пламенного борца за свободу и независимость Италии: "Битва при Леньяно". Она шла с грандиозным успехом, зал приветствовал Верди стоя, его за эту оперу буквально носили на руках, как национального героя.

Там, у Леньяно, для Барбароссы наступил Сталинград.

Его рыцарская конница потерпела страшное, сокрушительное поражение от городского ополчения. Конница у итальянцев тоже была, но слабая. Она разбежалась и была подавлена. А вот вокруг своей знаменитой повозки — кароццы — где итальянцы держали свои городские реликвии, они стали пешим строем с длиннющими пиками: мужики, ремесленники, готовые умереть. Это очень важный фактор любого сражения и любой войны, и, видимо, его не очень учитывал Барбаросса. Битва пошла не в пользу немецких рыцарей. Их сбрасывали с коней крепкими руками и резали упавших: упавший рыцарь в полных доспехах — 30—50 кг — и с малоподвижными элементами не мог подняться без посторонней помощи, а оруженосцы разбежались — и многие погибли. Сам император был сбит с коня. И как ни стараются писать симпатизирующие ему авторы по сей день, "он метался, как молния, пока не убили коня..." Возможно. Но дальше в источниках — туман. Наступила темнота, и он исчез с поля боя. И появился дня через три в Павии. А у ломбардцев остались его знамя, пика, крест и шлем. Для идеализированного образа это все не слишком подходит...

Поэтому воспринимать его как идеального рыцаря очень трудно. Он просто жил в те времена, когда рыцарские идеалы как раз формировались. Конец его жизни — время оформления эпоса о Нибелунгах. В эту эпоху рыцарство осознает себя как непобедимую военную элиту. И элите нужны такие герои. Куда более странно, что современные авторы мало обращают внимание на то, что все-таки это — столкновение рыцарского века с поднимающимся новым. И горожане Северной Италии раньше других отошли от чистого Средневековья. Они воплощают будущее: эпоху буржуазии со всеми ее ужасами — конкуренцией, отсутствием солидарности там, где замешаны деньги... — но и с духом свободы, которая как раз стремится противостоять рыцарственности и праву сильного.

Я не берусь утверждать, и, наверное, никто сейчас не может с точностью сказать, как и почему у Барбароссы родилась идея принять участие в Крестовом походе. В 65 лет — для Средневековья это очень серьезный возраст, до которого доживали немногие — он отправился в третий Крестовый поход и там, в 1189 году, погиб.

Точно сказать, что его к этому побудило, трудно — но предположить можно. Наивные рассказы источников таковы: едва в Германию пришла страшная весть о том, что Саладин (Садах ад-Дин) отбил у крестоносцев Иерусалим, все в едином порыве бросились его возвращать. Но за порывами стояли разные мотивы. Этот, третий Крестовый поход возглавили три государя: Фридрих I Барбаросса — главный и старший среди них, английский король Ричард I Львиное Сердце (тоже "эталонный" рыцарь, но он, при всей своей жестокости и прочих особенностях, был ближе Фридриха к этому эталону) и французский король Филипп II Август. Поход, в сущности, оказался неудачным. Но если говорить о какой-то победе — точнее, о том, что от этого похода кто- то что-то выиграл, — то выиграл только Филипп II. Совсем не рыцарственный. Хитрый, великий дипломат, обманщик, мастер интриги, абсолютно не прославленный рыцарскими доблестями.

Фридрих Барбаросса потерял жизнь — утонул, Ричард Львиное Сердце потерял свободу на несколько лет, а Леопольд Австрийский опозорился тем, что взял его в плен и продал новому германскому императору.

И только Филипп выиграл, потому что ослабил своего главного соперника — английского короля, подготовился к войне с Англией. И едва Ричард I Львиное Сердце подозрительно вовремя умер, Филипп II отбил у англичан важные французские владения. А что же с Барбароссой?

В 1183 году он подписывает в Констанце мир с Ломбардской лигой. Они признают его своим сюзереном, а он сохраняет им все их свободы. То есть фактически — он потерпел поражение. Папе Александру III наш великий, непобедимый герой был вынужден поклониться, поцеловать ему ногу — то есть как бы покаяться и перед папой тоже. Сплошные поражения. И это, конечно, побуждает Фридриха, в его годы — принять крест.

Был ли он искренне религиозен? В это трудно поверить — хотя бы уже судя по его бесконечной борьбе с папами. Вообще в истинную, духовную религиозность (как мы сегодня ее понимаем) многих представителей тогдашней высшей знати поверить трудно. Ритуально — да: все положенные обряды соблюдались. Рыцарь, если он считал, что сражается за правое дело, мог вонзить окровавленный меч в землю и тут же на его рукоять помолиться. И принятие креста — это не только личное мужество. Это. как сегодня сказали бы, имидж. Он должен вернуть себе имидж и ради этого идет на смерть.

Принимает крест на съезде князей. Готовит огромное войско — 100 тысяч человек. Прекрасное войско, которое верит в него и верит в победу, несмотря на все его поражения: миф есть миф. И он живет рядом с реальной фигурой.

И что удивительно — живет и в современных книгах. Я представляю, что было в исследованиях, посвященных Барбароссе, в 30-е годы в Германии! Там просто был сплошной памятник. Но сегодня-то! О Леньяно — полторы странички, а о так называемых его успехах в покорении Италии: сколько уничтожил городов, с кем поссорился, кого обманул в договоре — все подробно. Удивительно. Но миф, когда он сформирован, — живет уже своей жизнью и продолжает работать.

То, что поход возглавия Фридрих Барбаросса, для современников, вероятно, было очень важно. Хотя, может быть, Ричард Львиное Сердце и ревновал — он был молод и горяч и сам хотел бы быть первым. Потом и стал поневоле, но это не принесло ему ничего, кроме горя. А так войско было воодушевлено, что с ними Фридрих Барбаросса. Чем он был замечателен? Как человек своей эпохи — в их глазах — высокого роста (видимо, это правда), могучего телосложения, светловолосый, с рыжей бородой. В бою часто был замечен как отважный. Про Леньяно, правда, молчим. Вот куда он тогда исчез и откуда через три дня взялся в Павии? Не сообщают источники.

И это как-то не подчеркивается. Когда идет общественное мифотворчество, общественное сознание, кажется, умеет само с собой договориться и высвечивать то, что подходит для принятого образа.

Я все-таки хочу вернуться к его смерти и посмертной жизни. Есть две версии того, как утонул император. Поразительно! Император — утонул. Не был сражен кривой саблей или копьем неверного. Итак, как же это случилось? Существуют две версии.

Войско крестоносцев — в Малой Азии. Движутся с мучениями, с небольшими сражениями, стычками, подчас трудными, гоня перед собой заложников. Тяжело: жара, пустыня. Трудная местность. Долго идут вдоль речки Салев — это близ Селевкии. Император решил ее форсировать: подругой стороне идти будто бы легче — и прямо на лошади (речка небольшая) двинулся через нее. И вот первая версия: была страшная жара, а вода в реке холодная — это горная река. И сердце не выдержало контраста температур. Мгновенная смерть. Во всяком случае, приближенные очень быстро выловили труп. Или, наверное, недостаточно быстро — он успел умереть.

Вторая версия: император будто бы благополучно переправился, и на том, более ровном, более благоприятном берегу, устроил пир. От пира Фридрих впал в такое хорошее настроение, что решил еще раз окунуться. Тот же контраст температур, и после пира, как это бывает со многими купальщиками, император скончался. Опять-таки выловили труп.

И это еще не все. Было принято решение захоронить его тело недалеко от места, где он утонул, — в Тарсе. Точнее, его внутренности — так иногда делали. Захоронили. А кости отделили и потащили в Иерусалим. Ибо мечтой императора было наверняка — быть погребенным в Иерусалиме. Но Иерусалим-то они не взяли. Помаялись, помаялись с косточками и закопали их где-то в пустыне, недалеко от Акры. Закопали, и место никому не известно.

Так и вспоминается бункер, тело некоего вождя, покончившего с собой, завернутое в ковер и сожженное. Поразительно. Я не мистик. Но некая внутренняя связь здесь, несомненно, есть. На чем она основана? На обмане и самообмане.

Есть немало изображений Барбароссы. Скульптуры, монеты, даже дарохранительница в форме его головы — для мощей Карла Великого. Так вот, эти портреты все друг на друга похожи. Я думаю, что они действительно перелают что-то из его реальной впечатляющей внешности.

Но в годы Первой мировой войны, когда идеология в очередной раз билась за дух германской нации, был создан его портрет. Это символическая фигура огромного размера, с нечеловечески огромным мечом, смутно передающая черты реального средневекового Фридриха Барбароссы, — фигура-символ немецкого—в скором времени арийского — духа. Да, конечно, для немецкого национализма, а потом и фашистской идеологии он стал прекрасным материалом. Только нет ничего хорошего в том, что из какой бы то ни было личности, из живого человека делают идеологический материал и используют его, как хотят. Даже если его реальная жизнь дает некоторые основания для этого материала.

Михаил Голубовский