Знойные ветры юга. Ч. 1

Глава 19

Июль 633 года. Братислава.

Сотня всадников ушла от устья Дуная на север, чтобы добраться до племени полян и найти там удобное место для городка. Сотник получил самые подробные инструкции, но толку от них было совсем немного. Из того, что видел князь Самослав в прошлой жизни, сейчас не было совершенно ничего. То самое место было на правом, крутом берегу могучего Днепра, там, где в него впадала крошечная речушка Почайна. Потом сотня должна будет уйти на запад, чтобы отыскать один из удобнейших перевалов через Карпаты, который позже назовут Торуньским. И там тоже нужно будет присмотреть место для крепости, которая перекроет путь на Братиславу. Те четыреста миль, что отделяли перевал от столицы, конное войско покроет за три недели. Ничтожное время, если подумать. Был и еще один важный момент во всем этом. Низовья Волги, где сейчас не было ничего, кроме дикой птицы, рыбацких деревушек и табунов, которые пасли степные роды, совсем скоро станут самой оживленной точкой торгового маршрута, который соединит восток и запад, север и юг. Оттуда не было пути в Братиславу короче, чем земли полян и тот самый перевал. И самая короткая сухопутная дорога из земель франков в Персию тоже проходила через Братиславу, Торуньский перевал и тот самый, еще не построенный городок на берегу Днепра. Так что у племени полян просто не было выбора. Это место и в ТОЙ княжеской жизни служило важнейшим перевалочным пунктом в торговле купцов — рахдонитов, окопавшихся в Хазарии[36].

Если Кубрат и, впрямь, разделит свою орду между сыновьями, то болгарскому владычеству в этих землях настанет конец, и тогда будущим князьям придется выстраивать взаимоотношения с новыми хозяевами степи — хазарами. Их столица, Итиль, замкнет на себе торговлю в этом регионе, а хазары станут абсолютным гегемоном в северном Причерноморье на ближайшие лет триста. До этого события остается совсем недолго. Кубрат проживет еще три десятка лет.

Но все эти материи совершенно не интересовали княжеских жен, которые снова засели за субботним преферансом, пока их государь и муж приводит к покорности словенские племена в низовьях Дуная.

— Я, пане, столько конницы в жизни не видела, — сказала Людмила, аккуратно выкладывая карту на стол. — Аварской молодежи просто без счета в поход пошло.

— Знамо дело, — ответила Любава, отвечая на ее ход. — Земли вислян опустошили уже дотла, а добычи-то хочется. Казна за челядь хорошо платит. Особенно, если семьи на поселение ведут. В западных жупанствах свободных весей множество. Заселяйся и живи.

— Этих примучат, за лужицких сербов примутся, — вздохнула Людмила. — Не вылезает князь из походов. Дети отца и не видят почти.

— Как съездила, подружка? — с улыбкой спросила Мария. — Не отбила себе ничего в дороге? С седла-то не слезала, наверное?

— Да что там того седла, — улыбнулась ей в ответ Людмила. — День пути. До порогов на ладье шли, и после порогов на ладье. Кони бечеву тянули. Там на мили вокруг — ни одной бабы, представляешь! Не то, что во дворце этом. Плюнь, и обязательно в какую-нибудь шлёнду[37] попадешь. Особливо на третьем этаже, где одна беглянка бургундская живет. Я бы еще раз к болгарам съездила. Ведь каждую ночь с мужем в шатре ночевала. Как в молодость вернулась. Э-эх!

— Врешь ты все! — в досаде закусила губу Мария. — Играю шесть треф.

— Я непраздна, подружка, — торжествующе посмотрела на нее Людмила. — К весне, если Богиня благословит, я своему мужу еще дитя рожу. А ты продолжай ядом капать и саму себя умнее всех считать. И поумнее видели.

— А ну, цыц! — хлопнула по столу Милица. — Опять сцепились, змеюки скудоумные. Никакого сладу с вами нет. Вот скажу сыну, разошлет вас по лесным усадьбам. Будете за высоким тыном от тоски волком выть.

— С кем тогда в карты играть будешь? — прошептала Мария. И добавила еще тише: — Карга старая!

— Мы шутейно, матушка, — с елейной улыбкой ответила Людмила. — Мы на самом деле с Марией не разлей вода. Правда, подружка?

Мария, которая обычно хорошо владела своими эмоциями, сидела черная, словно грозовая туча. Соперница беременна пятым ребенком, а у нее лишь один сын. Один! Что такое один ребенок в мире, где множество детей не доживает и до года, сраженные простудой и плохой водой.

— Мы с Людмилой лучшие подружки, матушка, — подтвердила Мария. — Так, иногда языками цепляемся. Так это от скуки, а не со зла.

Мария в глубине души свою свекровь люто презирала. Но только в глубине души. Ей и в голову не пришло бы проявить непочтительность, зная, как Самослав относится к матери. Да и обычаи у словен были на стороне Милицы. Свекровь обладала немалой властью над невестками. Бывшая рабыня могла бывшую королеву и вожжами отходить. Ей бы и слова поперек никто не сказал.

— А почто Само в те края пошел? — спросила свекровь. — У него земли уже столько, что и за год не объехать. Куда ему еще-то?

— Никак невозможно по-другому, ваша светлость, — пояснила Любава, севшая на раздачу. — Либо ромеи те земли заберут со временем, либо степняки, либо у них свой сильный князь появится. А нам это ни к чему. Пока они еще к власти кагана привычны, их малой кровью примучить можно. Потом намного сложнее будет.

— Вот ведь тяжела доля княжеская! — вздохнула Милица. — Я старого кагана хорошо помню. Он из своего кочевья и не выезжал почти. Только если в дальний поход какой.

— Ой! Ты, Мария, опять без двух! — ласково улыбнулась Людмила. — Ты чего-то сегодня сама не своя! Денег-то хватит расплатиться?

— Если не хватит, я у мужа попрошу, — сквозь зубы процедила Мария. — Считай игру, Любава. Я что-то себя чувствую плохо. Отдохнуть хочу.

Невинная, казалось бы, манипуляция сильно изменила расклад во дворце. Сейчас Мария сильно сожалела о том, что сделала. Ненавистная соперница была долгими неделями рядом с князем, и теперь снова ждет ребенка. На этаже Людмилы, в собственных покоях, поселилась какая-то полудикая девчонка, которую пытаются приучить к бане и туалету. Пока получалось так себе. Едва уговорили ее прожечь над жаровней старую одежду, кишащую блохами. Ее вульгарные манеры шокировали бургундскую королеву, но деваться некуда, придется улыбаться и терпеть. Она может стать женой будущего великого князя, и тогда уже придется терпеть куда больше. Мария влетела в свои покои, оплеухой прогнала подвернувшуюся по горячую руку служанку и в слезах рухнула на кровать.

— Я не хочу так жить! — всхлипнула она. — Я уже не могу больше! — княгиня прижала к себе маленького Владимира и положила его к себе на грудь. Малыш смотрел ей в глаза удивительно серьезным для такого возраста взглядом.

— Ненавижу их всех! Я дочь римского сенатора! Я не должна унижаться перед этой чернью! Ты достоин трона, сын. Ты, а не дети этой деревенщины! И не смотри на меня так! Да, твой отец принял закон о наследстве, и тебе в лучшем случае светит какая-нибудь дыра в лесной глухомани! Но мамочка обязательно что-нибудь придумает, мой львенок. Мамочка уже работает над этим.

В то же самое время. Тергестум. Истрия.

Святослава тут помнили. И даны, и готы из дружины Виттериха, видя его, одобрительно похлопывали по плечу, что разительно отличалось от того отношения, которое мальчишка встретил дома. Эти люди его понимали, они ценили то, что княжич с друзьями сделали в прошлом году. И это все только усложнило. Святослав понимал, что отец не хотел ему зла. Понимал он и то, что князь изо всех сил пытался загладить свою вину, устроив всей его роте этот морской поход. Но обида все равно рвала его сердце, и он ничего не мог с этим поделать. Тем более, когда то один, то другой человек подходил и проявлял свое сочувствие, раздирая до крови едва зажившую рану.

Святославу здесь нравилось. Он вообще любил солнце, а не мрачную сень словенских лесов. Солнце и море! Вот к чему он стремился всей своей юной душой. И того, и другого в Тергестуме было предостаточно. Город разрастался, и здесь уже появился целый иудейский квартал, каких без числа было в Галлии, в Испании и на Востоке. Местные поглядывали на новых соседей исподлобья, но не говорили ничего. Иудеи с их единобожием были куда ближе христианам, чем язычники даны, словене и авары, которых здесь тоже было множество. А еще у них водились денежки, и они вовсю покупали всякую всячину у местных мастеров, примирив тех с жестокой действительностью. В городе было спокойно. Герцог Виттерих, к вящему неудовольствию епископа Иллиодора, запретил любые склоки на почве религии под страхом изгнания из города.

Правитель Тергестума в последнее время был слегка рассеян и мечтателен. Свирепый в бою гот попал в нежные, но от этого не менее крепкие объятия своей женушки Баддо, которая пару месяцев назад приплыла к нему из Испании. На их свадьбе гулял весь город, а молодых просто засыпали подарками, которые герцог уже готов был пропить, если бы не молодая супруга. Она мягко, но решительно поблагодарила гостей и отправила всех по домам, справедливо посчитав, что пяти дней беспробудного пьянства вполне достаточно.

Перемены в Истрии начались как-то сразу. Первым делом герцогиня произвела инвентаризацию казны и выявила там недостачу. Сумма небольшая, полсотни солидов, но камерарий из местных ромеев уже на следующий день болтался на виселице, услаждая взор всех, кто въезжал в Тергестум со стороны порта. Добродушный разгильдяй Виттерих, которого ничуть не привлекали бумаги и жуткая скука регулярных отчетов, превращался в лютого зверя, когда узнавал, что его кто-то обманывает. Казначей, который перед смертью выдал все, что украл, еще не добрался до виселицы, а его дела уже приняла на себя юная герцогиня, обученная в Испании счету и письму. Виттерих, которому симпатичная фигуристая девчонка и так понравилась, теперь в ней и вовсе души не чаял. Он любил порядок в делах, но как навести его, не имел ни малейшего представления. Он был воином, а не счетоводом. А вот юная герцогиня оказалась дамой не только разумной, но и весьма темпераментной, как и все испанки. Баддо влюбилась в красавца мужа по уши, ревнуя его ко всем бабам в Истрии. И если раньше Виттерих спал на широкой скамье, подоткнув под голову свернутый плащ, но теперь вспомнил, что такое кровать и подушки. Он после свадьбы в кровати проводил довольно много времени, молодая жена не давала ему спуску. Вот это все Святослав узнал в первый же вечер, как только словенский дромон причалил в гавани Тергестума. Недавняя свадьба все еще была здесь новостью года.

— Третий взвод! — заорал командир, когда мальчишки сошли по сходням вниз. — В колонну по двое, становись! Кони за городом ждут! Коней напоить, почистить, сбрую проверить! Потом свободное время — час. Всю стипендию сразу не тратить!

Стипендия! Дурацкое ромейское слово отроки выучили сразу и навсегда. Ведь те, кто служил в пятой, шестой, седьмой и восьмой роте, получали четвертак в месяц, что для мальчишек, живших на княжьих харчах, было совсем немало.

— Пойдем, перед отбоем сладости поищем! — шагающий рядом Лаврик ткнул Святослава локтем в бок. — Так хочется, просто сил нет.

— Пойдем, — согласно кивнул Святослав. Лаврик был сладкоежкой и почти все свои деньги спускал в лавках со съестным. Они разговаривали едва слышным шепотом. За болтовню в строю можно было и наряд схлопотать.

— Тут такие пирожные на меду, — проглотил Лаврик набежавшую слюну. — Просто пальчики оближешь. Эх, хорошо здесь, тепло! Я вот часто Грецию вспоминаю, Дражко. Там куда лучше, чем в Братиславе. И дождей таких нет, и снега по пояс. Э-эх!

— Погоди, вот выпустимся, все по-другому будет, — многообещающе сказал Святослав. — Я, когда в охранении княгини стоял, знаешь, чего слышал?

— Чего? — жадно спросил Лаврик.

— Что у нас в Сотне судовую рать готовить будут! — вдохновенно соврал Святослав. Ничего подобного он не слышал, и слышать не мог. Просто его собственные мечты прорвались наружу вот таким вот чудным образом.

— Вот бы нам туда попасть! — простонал Лаврик. — Руку отдал бы за такое!

— Попадем! — убежденно ответил Святослав. — Я шкурой чую!

— Айсыну только ничего не говори, — шепнул Лаврик. — Он, косоглазая рожа, в кирасиры попасть хочет. Или в мораванский полк клибанариев. Спит и видит просто.

— Да-а, — поскучнел Святослав. Их друг, рожденный в кочевье, моря не одобрял, и даже боялся. Ему тяжело дался морской переход. Айсын мечтал попасть в тяжелую кавалерию, потому что коней любил истово, до безумия. Сказывалась степная кровь.

— Я что-нибудь придумаю, — решительно ответил Святослав. — Но пока да, ему ни слова.

Вечером, перед самым отбоем вся их четверка сидела на камнях портового причала, свесив ноги в ласковую, почти горячую воду. Они завороженно смотрели на бирюзовую волну и ели медовые пирожные, которые мастерски пекли здешние ромеи. Мальчишки были счастливы.

— Когда первое жалование получу, то сразу же пирожных этих наемся, — мечтательно сказал Лаврик. — Буду есть, пока тошно не станет.

— Ну, и зачем так есть? — недовольно спросил Вячко.

Он был на редкость рассудительным парнем, в отличие от Лаврика, который вспыхивал, словно сухая трава, и не знал удержу ни в чем. Мир Лаврика был черно-белым, и он четко делил его на хорошую и плохую половину. Медовые пирожные однозначно относились к хорошей половине, причем к самой лучшей ее части.

— Остановиться не смогу, — честно признался Лаврик. — Буду есть, пока мед из ушей не потечет. Или пока деньги не закончатся.

— Нет, ну это перебор, — поморщился Вячко, который был прижимист и абы куда деньги не тратил, собирая гривенник за гривенником. Он уже немало скопил, нанизывая монеты с дыркой посередине на крученую веревочку.

— Слышали, парни, — включился в разговор Айсын, — ротный сказал, мы на Градец[38] сначала пойдем, а потом на Братиславу. Неделю точно выиграем.

— Через ничейные земли пойдем? — удивленно посмотрел на него Святослав.

— Да там, говорят, воины хана Шебы так прошлись, что они уже, почитай, либо княжеские, либо пустые, — махнул рукой Айсын. — Я с воинами из тарниахов на рынке поболтал. От Тергестума до самого Белграда сильных племен, почитай, не осталось.

— Это там теперь княжеские жупаны сидят? — удивился Святослав.

— Да пока вроде сами по себе живут, — почесал вытянутую голову Айсын. — Словенские владыки родами правят, как у нас раньше. Они, говорят, уже вовсю княжеской солью торгуют. Им с государем ссориться незачем. А те, кто не захотел, дальше на юг ушли.

— А еще что слышал? — заинтересовались мальчишки.

— Слышал, что великий князь в поход пошел, — продолжил Айсын. — Семь племен под свою руку приводить.

— Мои родичи с Северами из Семи племен часто бились, — прошамкал Лаврик, по подбородку которого тек мед. — Племя сильное! Нам тогда тяжко пришлось. Выбили нас с самых лучших пашен.

Лаврик зачерпнул ладонью воды и умылся. Пирожные закончились, как и деньги, но он был на седьмом небе от счастья.

— Первый колокол! — навострил уши Святослав. — Построение скоро.

— Пошли, — лениво встали мальчишки. — Если опоздаем, влетит по первое число.

Святослав шел в лагерь, не проронив больше ни слова. Он для себя уже все решил. Он хочет воевать на море, взяв себе удел мечом, как все эти люди из книги, подаренной теткой Марией. Селевк, Птолемей, Антигон Одноглазый… Чем он хуже их? Отец крепок, а Святослав совсем скоро будет совершеннолетним. Он не хочет ждать долго. Осталась одна проблема, как за три недели пути до Братиславы придумать что-то такое, чтобы уговорить отца. Судовая рать! Он возглавит ее, ведь княгиня Мария обещала подарить ему собственный корабль. Она не станет лгать ему, ведь Святой Георгий, он же бог Яровит, поразит ее за это своей молнией. А может быть, обратиться за помощью к ней? Отец прислушивается к ее мнению, ведь, по слухам, княгиня Мария весьма умна. Точно! Святослав от радости даже насвистывать начал. Тетка Мария поможет ему советом. Она не откажет в такой малости, ведь она обязана ему жизнью!