Золотая месть

Глава 17

Течение реки и морские приливы вымыли на острове к востоку и к западу от устья реки глубокий канал с крутыми берегами. На северной стороне канала буйно разрослись мангровые деревья, а дальше начинались джунгли.

Трента снесло течением немного к востоку от устья реки. Он выплыл на поверхность метрах в пятнадцати от мангровой рощи. Позади над водой промелькнули три плавника – это акулы спешили к трупу напавшей на него хищницы. Ему очень хотелось скорее доплыть до берега и укрыться в кустарниках. Но тогда часовые на песчаной косе могут заметить всплески от его ласт, и он постарался подавить страх. Трент плыл, погрузившись в воду, так что на поверхности виднелся только верхний конец дыхательной трубки, не отталкивался ногами, а только загребал по-собачьи руками. С берега до него доносился запах болота с привкусом серы.

Вулкан непрерывно издавал глухое ворчание. Ночью Трент должен был повести Джей по склону вулкана, и его беспокоило – как далеко доходили потоки лавы. Было бы злой насмешкой судьбы после всего, что он преодолел за последние двадцать четыре часа, оказаться в руках неприятеля из-за этой горы.

Трент ощутил дно под ногами, ухватился за корень мангрового дерева и подтянулся к берегу по илистому дну. Как следует вымазавшись ради маскировки в грязи, он стал медленно – дюйм за дюймом, продвигаться вперед и вскоре оказался в самой середине болотистой чащи. Любое движение могло выдать присутствие здесь человека или животного.

Он все глубже проникал в лесные дебри, пробираясь через стену переплетающихся корней деревьев и кустарников и чутко прислушиваясь к каждому звуку. Ортега мог оставить часовых на краю джунглей. На Карибских островах или в лесах Центральной Америки об их присутствии дали бы знать тучи птиц, спугнутых с мест кормежки, но на Филиппинах птиц очень мало.

Ему встречались на пути следы крокодила. В неглубоких лужах, оставшихся после прилива, копошились какие-то ракообразные, похожие на больших жуков-скарабеев. И комары – миллионы комаров! Их нескончаемый пронзительный писк как алмазное сверло пронизывал басистый рев вулкана. Грязь, которой вымазался Трент, спасала от укусов насекомых, но не от пиявок, которые успели присосаться к его телу. Он был утомлен до предела и обессилел так, что порой был готов сдаться, но каждый раз заставлял себя двигаться вперед, обещая, что поспит часов пять, как только найдет надежное убежище в джунглях.

В 10.30 у него над головой пролетел вертолет и приземлился на середине песчаной косы. Трент представил себе, как Ортега, присев на корточки, изучает ложные следы надувной лодки, ощупывает песок и оглядывает море, взвешивая различные варианты. Прошло уже более часа с тех пор, как Трент привязал к деревьям двух морских пехотинцев. Этого могло быть достаточно, чтобы отойти на веслах за пределы слышимости, а затем включить подвесной мотор и добраться до ближайшего атолла.

Вертолет поднялся с песчаной косы, быстро набрал высоту и направился на юг. Трент сомневался, что Ортега поверил, будто они бежали на лодке. Скорее он начинает поиск, одновременно продумывая новые планы. Трент поступил бы именно так.

Стояла гнетущая жара, и воздух был настолько насыщен влагой, что казался намокшим хлопком. Нагретый ил издавал нестерпимо острый запах. Небольшая змея подняла голову и посмотрела на Трента – ему пришлось подождать, пока она потеряет к нему интерес и уползет прочь. Раны на руке и на бедре сильно болели, и боль отдавалась в глазах, когда он смотрел на выцветшее от жары небо. До деревьев теперь оставалось всего метров двадцать, и он продолжал медленно пробираться вперед, все время озираясь – не прячется ли где-нибудь в чаще морской пехотинец из команды Ортеги.

Чтобы не оставлять на стволах деревьев следов глины, по которым его могли обнаружить, Трент, подойдя к краю джунглей, очистился от грязи. На пиявок он не обращал внимания – если содрать их, они оставят в теле свои присоски, и это вызовет нагноение. Единственное надежное средство избавиться от пиявок – приложить к ним горящую спичку или зажженную сигарету.

После схватки с акулой у него вспухло предплечье и на руке – по обе стороны огромного серповидного синяка, следа челюстей акулы, – остался багровый след. Рука вскоре онемеет, подумал он и попробовал тренировать мускулы, сгибая и разгибая руку в локте. Трент соскреб с тела остатки глины, разрезал отобранные у солдата брюки на узкие полоски, сплел из них веревку, обвязал ею ствол и, завязав концы вокруг щиколоток, взобрался на дерево до первой развилки, а затем стал карабкаться вверх с ветки на ветку, пока не почувствовал себя в безопасности в густой листве.

Привязавшись веревками к стволу дерева в узкой развилке между двумя толстыми сучьями на высоте двадцати метров над землей, он уснул, но при этом продолжал чутко прислушиваться. Во время службы в разведывательных органах он специально тренировался распознавать звуки даже во сне. Услышав даже тихие шаги, он мгновенно проснулся, тогда как на громыхание извергающегося вулкана его подсознание не реагировало.

Очередной вулканический спазм потряс пещеру, и Джей зашевелилась в забытьи. Трое суток она жила одним лишь предвкушением мести, и воля к жизни поддерживалась только картинами воображаемых пыток ее врагов. Теперь наконец, когда ее воображение истощилось, а работа ума сделалась бесцельной, на нее снизошел покой и все в мире стало безразлично. Отныне Джей все дальше и дальше уносилась от того, что, будь она в состоянии мыслить, воспринимала бы как саму себя. Девушка медленно, но верно умирала – ее дыхание становилось все более редким и поверхностным, как будто организм уже больше не нуждался в кислороде.

Она находилась на пороге смерти.

Пещеру снова тряхнуло, с потолка упал ком глины.

Трента разбудила ружейная стрельба в зарослях джунглей. Солдаты Ортеги медленно приближались, продираясь между деревьями. Они были уже в полумиле к северу и шли ломаной цепью: одним флангом – к берегу реки, другим – по полю маниоки, раскинувшемся за деревней, к востоку от места укрытия Трента. Когда солдаты дойдут до берега, этот второй фланг повернет и двинется обратно к реке, так что Трент окажется в неводе. Если ему все же удастся выбраться из западни, то Ортега, вероятно, сочтет обманные следы на песчаной косе за настоящие. Но выскочить из сети будет трудно, даже очень трудно, размышлял Трент, массируя вспухшую багровую левую руку.

Он пошевелил раненой ногой, проверяя, насколько она сохранила способность действовать, затем спустился на следующую ветку и еще на одну. Убедился, что сможет выдержать боль в руке, если работать ею в полсилы. Но переломов не было, и в случае необходимости он вполне мог ею пользоваться. Рана на бедре тоже болела, но терпимо.

Спустившись на последнюю ветку, он перекинул веревку через ствол, замотал ее концы вокруг кистей рук и соскользнул по гладкому стволу до земли. Прислушавшись к отдаленному шуму, он решил, что у него еще есть полчаса.

Прежде всего Трент вернулся к болоту, где выходил на берег. Все его следы смыло приливом. Успокоившись, он присел на корточки между двумя деревьями и, аккуратно сняв с поверхности слой листьев, набрал из ямки сырой земли и размазал ее по лицу и телу. Затем снова уложил листья на место и замер, насторожившись, как серна, готовая в любой момент сорваться с места и бежать. Он принюхивался, ловя в воздухе все оттенки запахов и отмечая малейшие их изменения: запах серы, прелой листвы, древесной плесени, мангровых деревьев – это главные ингредиенты; а кроме того – слегка сладковатый аромат какого-то серо-зеленого кустарника, горький запах камедного дерева, папоротника, гнилостный запах грибов с желтыми шляпками.

Солдаты обшаривали подлесок, опасаясь ловушек и мин. Трент должен соблюдать крайнюю осторожность. Возможности движения для него определялись просветами между деревьями. Наиболее безопасен путь там, где деревья растут близко друг к другу и их разветвленные корни выступают над землей. В таких местах трудно копать и почти невозможно замаскировать установленную мину.

Он постоянно соблюдал определенные правила предосторожности: прежде всего нужно выбрать дерево – ориентир движения, затем тщательно обследовать все окружающее пространство. Он должен быть уверен, куда ставит ногу. Он принюхивался, прислушивался и внимательно изучал окружавшую его стену растительности. Он не шел, а как бы скользил от одного дерева к другому, скользил и застывал в неподвижности, стараясь по возможности встать ногами на корень.

В цепи солдат были, конечно, свои слабые места – страх, неопытность, отсутствие сноровки, но Трент не мог знать, где именно находятся эти слабые места, так что ему приходилось рассчитывать только на чистую случайность, когда он выбирал щель, через которую мог бы проскользнуть сквозь цепь.

Стрельба усиливалась, как только солдаты замечали хоть что-нибудь подозрительное. Кое-где раздавались жалобные стоны раненых обезьян. Трент пошел налево – на сильный запах плесени – там на земле лежало упавшее дерево. У прогнившего ствола торчали кучки грибов с бледными сморщенными головками, кора его превратилась в склизкую, слабо фосфоресцирующую массу, по которой шествовали вереницы красных муравьев. Рядом стояла чахлая, пальма саго, не сумевшая как следует прижиться в пустоте, образовавшейся в зарослях после падения поверженного дерева-гиганта. У подножия пальмы рос высокий папортник. От корней упавшего дерева до пальмы саго протянулась паутина.

Ствол лежащего дерева был слишком велик и слишком толст, чтобы можно было просто перепрыгнуть через него. С другой стороны, он так прогнил, был так отвратителен на вид, что вряд ли кто-нибудь пожелал бы прикоснуться к нему и тем более – перелезть через него. Но и укрыться за ним было невозможно. Так или иначе, в этом месте цепь облавы неминуемо должна разорваться, пехотинцам придется обходить длинное гнилое бревно.

Солдаты приближались и сейчас были менее чем в ста метрах. Он быстро перебежал через открытое пространство к корневищу дерева. План его был таков: выждать, спрятавшись в папоротнике, отвлечь внимание, бросив в сторону камень, и в этот момент проскользнуть через цепь. За папоротником на стволе дерева лежала, свернувшись, полусонная кобра. Вспугнутая Трентом, она ринулась на него. Трент отскочил назад и вдруг почувствовал, что земля проваливается у него под ногами. Он заскользил вниз, судорожно пытаясь сквозь слой листвы ухватиться за что-нибудь. Но земля была слишком рыхлая и не выдерживала его веса. Постепенно, дюйм за дюймом, он сползал в яму, на дне которой торчали острые колья. Воспользовавшись последней возможностью, он закинул руку за спину, схватил свой метательный нож и воткнул его в землю.

Трент постарался воткнуть нож вертикально, но лезвие стало медленно клониться в сторону края ямы. Взглянув вниз, он увидел на трехметровой глубине вкопанные зигзагообразно на расстоянии менее тридцати сантиметров друг от друга заостренные деревянные колья, торчащие из земли сантиметров на семь. Трент слышал, как где-то совсем рядом солдат-филиппинец обшаривает кустарник. В какой-то миг, уже совсем отчаявшись, он хотел было позвать на помощь, но на помощь рассчитывать было нечего – разве только на более быструю смерть. Скорее всего, солдат просто выбьет ногой нож из земли.

Итак, девушка – внучка Ли – либо умрет от жажды и голода, либо разобьется, вывалившись из пещеры. Никогда и ни к кому Трент не испытывал такой ненависти, как к этому китайскому финансисту.

Поблизости треснул сучок под сапогом, и он взглянул наверх. Его отделяли от смерти считанные секунды – те несколько секунд, в течение которых нож еще продержится в земле. Он вновь посмотрел – на этот раз на правую сторону. Трент не сразу обратил внимание на небольшой просвет между кольями. Очевидно, здесь стоял человек, готовивший ловушку. Это была небольшая площадка непосредственно под Трентом, имеющая форму полуромба с острыми углами. Площадь ромба – 50 на 50 сантиметров – не представляла собой слишком обширное пространство для маневра.

Солдат наконец увидел руки Трента, вцепившиеся в край ямы. Он не стал звать товарищей, опасаясь, что придется делиться вознаграждением, причитающимся тому, кто первым увидит беглеца.

Трент положил левую руку поверх правой и повис, держась обеими руками за рукоятку ножа. Не выдержав дополнительной тяжести, нож вырвался из земли, и Трент упал на дно ямы с ножом в руке. Он приземлился на левую ногу непосредственно у вершины ромба и начал заваливаться вправо. Вторая нога попала в самую середину свободной площадки. Он споткнулся и стал падать на стену ямы, едва не напоровшись на кол в вершине ромба. Правая рука подвернулась и онемела. Сила падения увлекала его назад, но он успел схватиться за кол левой рукой. Казалось, что мускулы в поврежденном предплечье разорвутся от напряжения, но они выдержали, и он опустился на землю, опершись всей тяжестью на правую руку, поднялся на ноги и выпрямился во весь рост.

Некоторое время он не мог отдышаться, но приближающиеся шаги солдата, бежавшего по сырой листве, заставили его действовать. Он переместился вправо, расставив ноги по обе стороны кола. Вытащил нож, очистил лезвие рукой, а затем взял его в зубы и стер грязь с большого, указательного и среднего пальцев. Чтобы иметь хороший угол замаха, он отвел левую ногу в сторону, поставив ее во второй ряд кольев.

Солдат сунул ствол своей винтовки в яму и наклонился, заглядывая поверх края. И увидел Трента – голого и безоружного… Солдат уже предвкушал награду за поимку, роскошную новую жизнь в родной деревушке в высоких горах Лусона, богатство и власть. Нож загнанной жертвы нисколько не пугал его – это была скорее игрушка, чем оружие. Филиппинец засмеялся и стал поднимать винтовку. Расстояние между ними не превышало трех с половиной метров. Трент сделал молниеносное движение рукой – и нож вонзился противнику в горло. Солдат выронил винтовку из рук и попытался вытащить нож из горла, захлебываясь в собственной крови. Какое-то время он раскачивался, стоя на краю ямы, затем колени его подогнулись, и он упал вперед на остатки крыши, которой была закрыта яма.

Крыша проломилась, и филиппинец рухнул на колья. Происходящее было похоже на замедленную киносъемку. У Трента начались рвотные спазмы, и он с трудом заставил себя пощупать пульс солдата. Все было кончено, и Трент вытащил из горла мертвого противника свой нож. Потом, превозмогая тошноту, стал пристраивать труп так, чтобы острие кола вошло в ножевую рану. Как-то сразу оробев перед необходимостью такой операции, Трент перекрестился и помолился про себя, вспоминая с пятого на десятое выученные когда-то в католической школе слова молитвы.

Осмотрев стену ямы, он метнул нож так, что тот вонзился в землю на метр ниже от края. Затем вытащил мачете солдата и воткнул лезвие глубоко в стену на высоте груди. Привязав полосы от разорванных брюк к рукояти мачете, приставил винтовку к стене дулом вниз. Осторожно ступая по импровизированным ступенькам, дотянулся до ножа, оттолкнул ногой винтовку, подтянулся и выглянул из ямы.

Момент был не очень благоприятен. Двое солдат по обе стороны от ямы уже продвинулись вперед метров на десять. Им было приказано следить, чтобы в цепи не было никаких прорех, и они в любой момент могли хватиться своего мертвого товарища.

Трент вытащил нож из стены, воткнул его глубоко в землю в полуметре от края ямы и вылез из нее. Потом с помощью полосок из разорванных брюк поднял наверх мачете, обтер его лезвие и бросил на сломанную крышу ловушки.

Солдат слева от него позвал: "Тони!" – и что-то спросил на местном языке – вероятно, осведомился, как дела. Не получив ответа, он крикнул погромче.

Трент укрылся за поваленным деревом и, присев возле ямы, замаскировал свои следы, настилая поверх целые листья и траву.

Солдат снова закричал – на этот раз он звал второго соседа по цепи. Тот тоже окликнул Тони и опять же, не получив ответа, сообщил об этом по радио. Затем оба вернулись назад. Они находились теперь на расстоянии пятидесяти метров и секунд через тридцать должны были обнаружить яму.

Не поднимаясь, Трент стал на корточках передвигаться назад, легонько заметая за собой следы руками. Он добрался до первого дерева и спрятался за его стволом. Ползти нельзя – останутся следы; если же он поднимется на ноги, его обязательно заметят, стоит только двинуться. Он внимательно изучил почву впереди, наметив места, куда можно поставить ногу так, чтобы не осталось следов.

Первый солдат обошел гнилое бревно, заметил яму и крикнул, предупреждая товарища, который с шумом продирался через густой кустарник. Увидев тело, лежащее на остриях кольев, он выругался. Второй присоединился к нему и стал что-то сердито кричать по радио.

Эти люди были вооружены до зубов и находились в каких-нибудь пяти метрах от места, где притаился Трент. Они стояли, повернувшись к нему спиной, и глядели в яму. Если он двинется – они услышат, если они повернутся – то увидят его. Но, так или иначе, надо бежать. И он метнулся в сторону, как тень, мягко ступая по земле, почти невидимый в своем камуфляже из грязи. Он пробежал метров пятьдесят и скрылся в грандиозном храме джунглей с его колоннадой из стволов могучих деревьев. Огромными скачками Трент бежал вперед, не чувствуя своего веса. Отбрасываемые высокими деревьями длинные тени свидетельствовали о скором приближении ночи. Наконец он остановился, схватившись за ствол дерева. И тут раздался выстрел.

Трент стремительно бросился на землю и перевернулся через голову – пуля прошла у него над правым плечом. Он проклинал себя за глупость: как можно было не догадаться, что хитроумный Ортега оставит за главной цепью облавы проверочные посты! За несколько секунд Трент успел о многом подумать. Теперь он лежал на спине, широко раскинув руки с раскрытыми ладонями так, чтобы стрелявший филиппинец мог убедиться, что он безоружен и беззащитен. Тяжело дыша, Трент поднялся на ноги, заложив руки за голову, посмотрел прямо в лицо своему преследователю. Вид у него был весьма жалкий – грязный, с всклокоченными волосами, одетый лишь в продранные на коленях солдатские штаны, все тело в шрамах от давнишних и свежих ран.

"Ну и ну! Этот парень битый и перебитый!" – посмеялся когда-то главарь мафии, увидев Трента голым в свете прожектора. Тогда, сочтя его абсолютно безвредным, гангстеры следили за ним не слишком строго. Трент надеялся, что солдаты Ортеги допустят ту же ошибку.

Этот солдат морской пехоты был молод, крепок, хорошо натренирован. Его прямо-таки распирало от восторга. Надо же, как повезло! Он чуть не лопнул от смеха, рассматривая это чучело. Вот это добыча! Десять тысяч долларов тому, кто нашел его, да еще десять тысяч за женщину. Господи! Такая куча денег! Теперь он сможет завести в Пуэрто-Галера отель с дискотекой, сможет поставлять толстякам-австралийцам несовершеннолетних девочек. Сначала, конечно, нужно разыскать женщину, но это сущие пустяки. Не составит большого труда заставить говорить это жалкое существо. Для начала, чтобы наладить дело, он размахнулся и со всей силы ударил Трента по лицу прикладом винтовки.

Трент мог тут же убить его, но он покорно принял удар, только покачнулся и, застонав, рухнул на колени.

В странах, пораженных коррупцией, полиция и родственные ей организации культивируют презрение ко всем, кто не принадлежит к привилегированным кругам. Так было и с этим морским пехотинцем.

Трент покорно склонился перед ним, закрыв голову руками, чтобы смягчить следующий удар. Он молил своего палача о пощаде, жалобно хныкал, положив ладони на землю между сапогами солдата, согнув спину и тычась лицом в грязь, – какой-то гибрид католика и мусульманина за молитвой.

Солдат презрительно засмеялся и снова поднял свою винтовку.

Но в это мгновение Трент вытянул руки и, ухватив филиппинца за ноги, с силой рванул их на себя. Солдат опрокинулся на спину и от неожиданности выронил оружие. Трент бросился на него, но филиппинец перевернулся, и Трент оказался под ним. Солдат норовил ударить его коленкой в пах, но Тренту удалось вывернуться. Пальцы филиппинца сомкнулись у него на горле. Трент брыкался, вертел головой и отчаянно пытался разжать руки, мертвой хваткой перехватившие его шею.

Но враг был сыт, молод, полон сил, а Трент, израненный и уставший, находился уже на грани полного истощения. Он проклинал себя, что не убил филиппинца раньше, когда была такая возможность, и пытался придать себе силы, вызывая в памяти образ девушки. Он яростно выворачивал правую руку, сжимавшую его горло, и наконец железные пальцы на его шее разомкнулись. Он попытался ударить солдата головой в лицо, но тот уклонился и со своей стороны нанес Тренту удар локтем в челюсть, от которого голова его качнулась в сторону. Солдат увидел на земле свой нож и схватил его.

Торжествуя, он сжал нож в руке. Солнечный луч, пронизав листву, сверкнул на лезвии.

Трент, теряющий последние силы, лежал между коленей солдата, делая вид, что находится в полубессознательном состоянии. Он вновь призвал образ девушки и молился про себя.

Солдат с облегчением вздохнул и стал подниматься на ноги. Он победоносно улыбался и, встав на колени, готовился, обрушившись на противника всем телом, нанести последний решающий удар.

Удар был хорошо рассчитан. Нож уже начал опускаться, когда Трент, собравшись с силами, ударил солдата в пах правым коленом. Филиппинец полетел вперед, нож выскочил у него из рук и упал на землю. Трент извернулся, всей своей тяжестью обрушился на спину противника, обхватил рукой его шею и прижал лицом в грязь, одновременно другой рукой нащупывая его сонную артерию.

Трент понимал, что это его последний шанс. И ни о чем другом думать не мог. Он давил на спину противника, в то же время зажимая рукой артерию у солдата на шее, и старался дышать ровно, не обращая внимания на боль в раненой руке.

Постепенно боль утихала и обуревавший его страх начал проходить. Трент понял, что одержал победу – враг был мертв. Перевернувшись на спину, он лежал рядом с трупом и смотрел, как высоко над головой играют в листве солнечные зайчики. Он вспоминал, как когда-то нырял под водой, течение несло его вдоль кораллового рифа, а наверху, на поверхности моря, так же играли солнечные блики. Но тут громкий кашель вулкана вновь вернул его к действительности.

Единственная возможность спастись для Трента и девушки заключалась в том, что Ортега должен поверить, будто они бежали морем. Там, в яме-ловушке, он представил все так, будто солдат умер, свалившись на колья. Теперь он намеревался разыграть другой спектакль. Этот солдат сделал единственный выстрел. Вряд ли кто-нибудь обратил на него внимание – ведь с юга, откуда шла цепь морских пехотинцев, доносилась беспрерывная пальба.

Трент трясущимися руками обшарил одежду мертвого врага и наконец нашел то, что искал, – это была копия швейцарского армейского ножа с двумя лезвиями, с приспособлением для открывания бутылок, шилом, штопором и вилкой.

Он сделал шилом на щиколотке убитого два маленьких укола, затем глубокие крестообразные разрезы в наколотых местах и попытался выдавить кровь. Но крови было мало. Тогда он вытащил из нагрудного кармана солдата жестяную коробку, закурил сигарету и приложил зажженный кончик к пиявке у себя на теле. Пиявка отвалилась, он выжал из нее кровь на ранку и зарыл пиявку в землю. Трент проделал эту операцию несколько раз. Он не торопился – времени было достаточно. Наконец, удовлетворившись, он помазал кровью руки и губы мертвеца и отпустил его – труп повалился на левый бок.

Трент потратил еще пять минут, устраняя следы борьбы. Теперь вся картина представлялась достаточно очевидной. В какой мере она действительно может убедить – зависело от степени подозрительности человека. Ортега же был подозрителен, как выдрессированный для охоты фокстерьер.