Золото партии

Нью-Йорк. Бруклинский Централ…

Самая мрачная тюрьма Нью-Йорка — Бруклинский Централ находилась на одном из небольших скалистых островков в изобилии, разбросанных в акватории залива Грейвсенд. Ее построили еще в начале восемнадцатого века и, до сих пор в центре острова высилась двадцатиметровая каменная башня, в которой содержались первые заключенные. За прошедшие с момента постройки годы, тюрьма несколько раз меняла свой облик и в настоящий момент состояла из десяти громадных сложенных из гранитных глыб восьмиэтажных казематов. Помимо них, на ее территории размещались: административный корпус, медицинский центр, католическая церковь, а также ряд других построек, помогавших вести сложное и разнообразное тюремное хозяйство. После начала войны в Афганистане и в Ираке, когда в тюрьме появились заключенные-мусульмане, здесь также возвели украшенную золотистым изогнутым серпом мечеть.

Территорию тюрьмы окружала высокая, десятиметровая стена. Через каждые сто метров над стеной высились увешанные прожекторами и пулеметами наблюдательные вышки. С южной стороны, выходящей к Атлантическому океану, и с северной обращенной к городу находились ворота, охраняемые бетонными бункерами. Остров с материком соединяла трехсотметровая песчаная дамба, по которой извилистым серпантином вилось узкое асфальтовое шоссе. Ночью остров был постоянно освещен ярким светом прожекторов. Над ним барражировали вертолеты. А мутные пенистые воды вокруг скалистых берегов бороздили быстроходные патрульные катера.

Бруклинский Централ был особой тюрьмой. Здесь содержались наиболее опасные преступники, отбывающие по решению суда, пожизненное заключение, а также те, кто дожидался своей очереди для судебного разбирательства. В одиночных и общих камерах сидели: исламские террористы, руководители самых крупных и жестоких мафиозных группировок, серийные убийцы и насильники. В последнее время сюда стали помещать представителей русских преступных сообществ, в большом количестве возникших в густо заселенном эмигрантами Бруклине. Тюрьму охраняло специальное подразделение полиции, набранное из бывших морских пехотинцев, прошедших войны на Ближнем Востоке. Тюремный распорядок был крайне строг. За малейшее нарушение дисциплины и неповиновение заключенного бросали в карцер или подвергали другим жестоким наказаниям в виде лишения сна и пищи.

Громкий звонок известил охрану о приближении к северным воротам тюрьмы автомобиля. Окованная бронированными листами, дверь со скрежетом распахнулась, и во двор въехал серебристый «Бентли», принадлежащий директору Бруклинского Централа Отто фон Либенштайну. Его пассажир вышел у административного корпуса, небрежно кивнул вытянувшимся охранникам и на лифте поднялся на пятый этаж. Проходя мимо секретарши, с подобострастной улыбкой, встретившей своего шефа у двери кабинета, Либенштайн бросил.

— Пригласите ко мне моего заместителя и начальника блока строгого режима.

Эта сцена повторялась в одно, и тоже время почти каждый день, и сотрудники централа, зная крутой нрав своего директора, старались к его приезду быть на рабочих местах. Утро в Бруклинском централе, как и в любом другом административном учреждении, начиналось с совещания, на котором Либенштайн подводил итоги тюремной жизни за прошедшие сутки. Выслушав доклады заместителя и начальников блоков, он, в зависимости от настроения, и от характера произошедших за истекшие сутки событий, мог и щедро наградить, и сурово наказать вовлеченных в эти события людей. Первое происходило, однако крайне редко. Либенштайн не любил поощрять своих подчиненных, так как считал, что этим он лишь потворствует их желанию уклониться от добросовестного несения службы. Как старый и опытный чиновник прошедший сложный и тернистый путь к креслу директора Бруклинского Централа Либенштайн считал, что в основе функционирования доверенного ему учреждения должен лежать страх. И этот принцип он распространял не только на сидящих в нем заключенных, но и на работающих вместе с ним сотрудников.

Зайдя в кабинет, Либенштайн подошел к столу, на котором лежала толстая пачка пришедшей на его имя корреспонденции, но затем передумал и с брезгливой миной на лице направился к висящему на стене зеркалу. Это вошло у него в привычку и, измеряя по увиденному в нем прожитые годы, он старался угадать, сколько же их отпущено ему судьбой. Сегодня зеркало огорчило его. На него смотрел усталый человека с почти лысой головой, высоким лбом, светлыми глазами и слегка отвислой нижней губой, придающей лицу капризно-презрительное выражение. «Вот уже скоро пятьдесят три, а выгляжу намного старше. — подумал вдруг Либенштайн. — Но обижаться не стоит, внешность соответствует затраченным на жизнь силам». Он вздохнул и, поправив на шее галстук, постарался придать своему отражению более привлекательный вид. После нескольких безуспешных попыток его старания были вознаграждены и, увидев в зеркале умудренного жизненным опытом, бодряка с железным спокойствием, взирающего на него, Либенштайн удовлетворенно цокнул языком и, в значительно лучшем настроении вернулся к столу.

Сегодняшний день у него был расписан по минутам, но вспомнив вчерашний звонок директора ФБР, Либенштайн решил в первую очередь заняться выполнением той просьбы, с которой обратился к нему глава этого ведомства. Вытащив из сейфа папку с надписью «Nadezhda Smirnova», он раскрыл ее и, надев на кончик носа очки, углубился в чтение. Довольно долго в кабинете был слышен только шелест переворачиваемых страниц. Лицо же Либенштайна, по мере изучения им собранных в папке материалов, из одухотворенно-спокойного постепенно превращалось в раздраженно-злое. Особенно его заинтересовали фотографии, хранящиеся в небольшом конверте. Разложив их как карточный пасьянс, Либенштайн долго менял цветные и черно-белые снимки местами и, наконец, выбрав один из них, поднес к глазам.

— Хм, на удивление фотогеничное лицо. — недовольно пробормотал он себе под нос. — Похоже, русские решили засылать к нам одних красоток.

Созерцание фотографии если не изменило выражение его лица, то немного смягчило прорезавшие его глубокие морщины. Отложив карточку в сторону, Либенштайн положил папку обратно в сейф, и, недовольно взглянув на часы, нажал кнопку селектора.

— Я вас слушаю, господин дирек… — донесся оттуда писклявый голос секретарши.

— Нет, это я вас слушаю! — прервал ее Либенштайн и, наливаясь злостью, закричал в динамик. — Пятнадцать минут назад я приказал вызвать ко мне заместителя и начальника блока строго режима. Где они?..

— И… извините господин д-директор… — голос секретарши задрожал, и было слышно, как она уронила трубку телефона на пол. — Я им звонила… — через несколько секунд снова послышался ее голос. — но их не оказалось на месте.

— Что!.. — Либенштайн привстал из-за стола. — Сколько раз я говорил, чтобы утром все были на своих местах и ждали моего вызова.

— Но они так и сделали… — оправдывалась секретарша. — А потом их вызвали, чтобы оформить новую заключенную…

— Какую еще заключенную? — взорвался Либенштайн. — Этим занимается старший надзиратель, а не мой заместитель.

— Все правильно, но ее привезли люди из ФБР… — быстро вставила секретарша. — И ваш заместитель счел необходимым встретить их лично.

Либенштайн на секунду умолк и затем медленно сел в кресло.

— Из ФБР говорите… Как, ее фамилия? — спросил он.

Было слышно, как секретарша листает журнал.

— А вот нашла… — послышался, наконец, ее голос. — Ее зовут Сильвия Карро.

Вспомнив вчерашний разговор с директором ФБР, Либенштайн неопределенно хмыкнул.

— Ну, тогда все понятно… Хорошо… Как только они ее оформят, пусть зайдут ко мне. — уже своим обычным голосом сказал он.

Спустя полчаса в дверь кабинета постучали и на его пороге выросли две затянутые в синие мундиры фигуры.

— Входите!.. — не отрываясь от чтения лежащих пред ним документов, разрешил Либенштайн.

Когда вошедшие заняли кресла напротив, он отложил ворох сводок и приказов в сторону и, сняв с переносицы очки, прошелся по ним взглядом. Слева от него сидел мужчина примерно одного с ним возраста, тоже абсолютно лысый и видимо пытаясь скрыть волнение, вертел в руках большую черную папку. Его лицо с бегающими глазами то и дело меняло свое выражение и из абсолютно спокойного становилось напряженным и озабоченным. Поймав на себе взгляд Либенштайна, он заерзал в кресле и, виновато улыбнувшись, едва заметно кивнул ему головой.

Не удостоив его ответом, Либенштайн перевел взгляд на другого вошедшего, и застал его за созерцанием висевшей на стене картины. Заметив, что директор смотрит на него, он тоже смутился и, пригладив руками жесткую шевелюру на голове, сложил их на коленях, давая понять всем своим видом, что внимательно его слушает. Его, ничего не выражающее лицо, покрылось румянцем, а глубоко посаженные глаза преданно уставились на Либенштайна. «Подчиненных не выбирают…» — философски обобщил результаты своих наблюдений Либенштайн и положил на край стола отобранную им фотографию.

— Уважаемые господа! — начал он, чуть повысив голос. — Перед нами поставлена очень важная задача, которую мы должны выполнить в самые короткие сроки. Кем поставлена задача, вы, думаю, уже догадываетесь, ибо прибывшая к нам сегодня Сильвия Карро является наряду с нами одной из ее исполнительниц.

Заметив, как его подчиненные закивали головами, Либенштайн продолжил.

— Посмотрите на эту фотографию… — он указал на лежащий на столе снимок. — Завтра ФБР переводит к нам эту женщину и от нас зависит, как скоро она вернется туда обратно. Надеюсь, вы понимаете, о чем я говорю?

— Конечно, сэр! — заверил Либенштайна сидящий слева от него заместитель. — Я думаю, на эту красотку, мы не потратим много времени. Наши камеры оборудованы самой современной аппаратурой, и мы не только выпотрошим из нее всю информацию, которой она располагает, но и заставим работать на себя.

Либенштайн сделал протестующий жест.

— Не хочу тебя огорчать Марк, но директор ФБР сказал, что она оказалась твердым орешком. И чтобы этот орешек разгрызть нам придется постараться.

Либенштайн повернулся к сидящему справа офицеру.

— Как там поживает Грин?.. — поинтересовался он.

Офицер по-военному вскочил и, четко выговаривая слова, ответил.

— Грин в порядке, сэр!

Либенштайн взмахом руки посадил его на место и, взяв трубку телефона, приказал секретарше соединить его с директором ФБР. Когда на другом конце провода раздался его голос, Либенштайн перейдя с начальственного тона на дружеский, произнес.

— Хелло Стив!.. Я по поводу нашего вчерашнего разговора. Можете присылать вашу подопечную. Мы организуем ей здесь горячий прием.

Нью-Йорк. Площадь Объединенных Наций…

Андрей вернулся на работу в Секретариат ООН через три дня после своего ареста в Нью-Мексико. Консульская машина доставила его из Вашингтона в Нью-Йорк поздно вечером, но уже утром он появился в своем департаменте. За неделю, что он отсутствовал, здесь произошли большие изменения. Часть сотрудников уехала в командировку в Южную Америку. Часть вернулась на родину. Не застал он на своем месте и Сильвию Каро. Из шутливых ответов ее коллег на вопрос: где она? Он понял, что у девушки возникли какие-то непредвиденные семейные обстоятельства, и она срочно вылетела домой в Боготу.

Услышав это, Андрей облегченно вздохнул и поспешил нанести визит Хельге Кристенсен. К удовольствию Андрея, она, как всегда, трудилась за компьютером в углу зала и, увидев перед собой живого и здорового Черкашина, страшно обрадовалась. Она заставила его подробно рассказать обо всем, что произошло в горах Нью-Мексики. И всякий раз, когда Андрей рассказывал о погоне или о перестрелке, бледнела и брала его за руку. Рассказать правду Андрей, конечно, не мог. Поэтому он поведал Хельге о том, как вдвоем с приятелем вызволял из рук бандитов их общую знакомую.

Рассказ Андрея изобиловал сценами, которые он почерпнул из прочитанных им боевиков, и поэтому вскоре вокруг них собрались все сотрудники департамента, восторженно выражающие свое одобрение действиями Андрея. Когда его рассказ достиг своей кульминации и крики, и смех стали слишком громкими, в это обсуждение вмешался руководитель департамента индус Шарат Капур. Остановив рассказ Андрея недовольным взглядом, он попросил всех присутствующих разойтись по рабочим местам, а Андрея пригласил в свой кабинет. Усевшись за стол, Капур указал Андрею кресло напротив и, надев очки, что он делал только в самых важных и ответственных случаях, сказал.

— Уважаемый коллега, я понимаю переполняющие вас чувства, но вынужден напомнить, что согласно регламенту нашей организации, обсуждать вопросы, напрямую не связанные с вашими должностными обязанностями, вы можете только в нерабочее время.

Капур со своими сотрудниками всегда общался подчеркнуто сухо и официально и слыл в аппарате ООН самым закостенелым бюрократом и блюстителем внутреннего распорядка. Возразить Андрею было нечего. Поэтому, он с виноватым видом опустил голову и потупил взгляд.

— В дополнение к этому, — продолжил Капур. — меня попросили сообщить вам следующее… К руководству аппарата ООН обратились представители Государственного департамента США с требованием незамедлительного вашего увольнения. Так как они имеют неопровержимые доказательства того, что вы занимаетесь деятельностью несовместимой со статусом сотрудника ООН.

Капур сделал паузу и из-под очков строго взглянул на Андрея. Тот, понимая, что этого разговора не избежать, и дни его работы в Америке сочтены, продолжал хранить молчание.

— Руководство аппарата ООН обратилось к представителю России в ООН господину Чуркину с просьбой произвести ротацию вас на другого сотрудника. В настоящий момент достигнута договоренность, что эта процедура произойдет в течение месяца. Поэтому готовьтесь сдавать дела. Вам все понятно?..

Кивнув в знак согласия, Андрей встал и в подавленном настроении покинул кабинет Капура.

Нью-Йорк. Бруклинский Централ…

Комната имела странный вид. Серые покрытые известковым налетом стены были забрызганы пятнами масляной краски. Потолок, до которого можно было дотронуться рукой, темнел мокрыми зеленоватыми разводами, а крошечная электрическая лампочка, едва освещавшая небогатое убранство комнаты, бросала в ее углы причудливо изогнутые тени. Сквозь зарешеченное окно, внутрь комнаты проникали редкие лучи солнечного света и, падая на стены, рисовали на них разноцветную мозаику. Воздух в комнате, казалось, застыл на месте, и, плавающие у потолка беловатые клубы табачного дыма, создавали в нем непроницаемую мутную пелену. На полу комнаты в беспорядке валялись пустые банки из-под пива, обрывки пакетов для попкорна и смятые фантики от жвачки.

Шагнув через порог, Надежда в нерешительности остановилась рядом с дверью. Когда ее глаза привыкли к темноте, она с трудом различила в дальнем углу комнаты сидящего за столом человека. Его лицо скрывалось в облаках табачного дыма, и Надежде показалось, что она встретилась с героем известного романа Майн Рида. Человек что-то быстро писал в лежащем перед ним журнале. Его громадные волосатые руки изредка подрагивали. Темно-синий мундир плотно облегал гигантское неповоротливое тело, а воротник рубашки, казалось, вот-вот лопнет, обтягивая красную покрытую складами жира шею. «Ну и тип…» — подумала про него Надежда и, чуть расслабив болящую после допросов на вилле Ромащуков ногу, опустила глаза к полу и погрузилась в раздумья.

Сегодня из штаб-квартиры ФБР ее доставили в эту тюрьму, в которой, по словам, сопровождавших Надежду полицейских, ей придется коротать время вплоть до начала судебного разбирательства. Сколько это продлится… неделю, месяц, год… никто из них не знал. По словам одного из полицейских в здешних камерах содержатся заключенные совершившие преступление много лет назад и до сих пор ожидающие заседания суда. Надежда припомнила слова своих конвоиров, назвавших место, куда ее привезли, «Бруклинским адом». В тот момент она не ощутила тревоги, но переступив порог тюремных ворот и увидев вокруг потемневшие от времени стены казематов стала понимать их зловещий смысл.

После ее ареста в горах Нью-Мексико прошло две недели. Все это время ее продержали в штаб-квартире ФБР в Вашингтоне и только однажды на машине отвезли в Нью-Йорк для проведения очной ставки с сотрудниками банка «Восток-Кредит». На допросах она упорно все отрицала. Прямых улик против нее не было и, как сказал ее адвокат Роберт Люсиано, на суде ее дело, скорее всего, развалится или срок, который она получит, будет очень небольшим. Она постоянно встречалась с Александром Гонгадзе и была в курсе того, какие шаги предпринимает посольство для ее освобождения. Федорова она видела только один раз, но со слов Люсиано знала, что на следствии он всю вину взял на себя, и категорически отрицает ее участие в шпионаже в пользу России. Видимо в ФБР поняли, что Надежда «крепкий орешек» и получить от нее информацию обычным путем не удастся. Несколько дней ее продержали в камере, не тревожа допросами. А затем известили, что согласно решению суда, она переводится до проведения судебного заседания в одну из нью-йоркских тюрем.

Прошло минут пять пока человек, сидящий за столом, не закончил писать. Отложив журнал в сторону, он рукой разогнал перед собой дым и маленькими прищуренными глазками уставился на Надежду. Теперь его лицо было хорошо видно, и Надежда мысленно сравнила его с лоснящимся от масла блином, которые она так любила, есть на весеннюю Пасху. Щеки незнакомца светились двумя багровыми пятнами, нос был похож на неочищенную картошку, а глаза утопали в толстых складках посиневших век. Человек в мундире долго изучающее разглядывал Надежду и, наконец, разлепив такие же жирные, как и все остальное лицо губы, произнес.

— Добро пожаловать в Бруклинский Централ, мэм!

Выждав несколько секунд и не услышав ответа Надежды, он продолжил.

— Меня зовут Казимир Хайда… Я старший надзиратель блока строгого режима, куда вас по распоряжению начальника тюрьмы господина Отто фон Либенштайна поместили. Теперь я ваш бог и судья и от меня зависит, в каких условиях вы будете здесь, находиться, и вообще выйдете ли когда-нибудь отсюда.

Губы надзиратели скривились в презрительную улыбку, а глаза до этого ничего не выражавшие, превратились в два маленьких буравчика, вонзившиеся в лицо Надежды. Заметив, что оно побледнело, Хайда довольно хмыкнул и, откинувшись на спинку стула, вытащил из кармана брюк сигару.

— Не возражаете, если я закурю? — отламывая у сигары кончик, спросил он.

Надежда с безразличием пожала плечами.

— Пожалуйста… мне нравится табачный дым. — стараясь сохранять спокойствие, ответила она.

— Вот и хорошо!.. — выдохнув перед собой большое беловатое облачко дыма, ответил Хайда.

В комнате надолго повисло молчание. Хайда с нескрываемым удовольствием курил, все, более погружаясь в клубы дыма, а Надежда с тревогой ждала, что он скажет дальше. Наконец, бросив окурок в пепельницу, Хайда придвинулся к столу и, сцепив руки перед собой, сказал.

— С тюремным распорядком вас ознакомит дежурный надзиратель, но от себя могу добавить следующее… — он окинул Надежду тяжелым задумчивым взглядом. — Насколько я знаю, в ФБР вам сделали одно предложение и, как мне известно, вы его отклонили… — Хайда выдержал длинную паузу, во время которой его лицо еще больше налилось кровью и покрылось мелкими капельками пота. — Это ваше право… — продолжил он. — Но человек под воздействием определенных обстоятельств может изменить свое решение. Подумайте еще раз. На это у вас будет время. Взвесьте все «за» и «против». И я уверен, вы согласитесь с тем, что вам предлагают.

Хайда снова откинулся на спинку стула. Затем левой рукой нажал на столе кнопку звонка.

— Сейчас вас отведут в камеру. — сказал он. — Вашей соседкой будет некая Сильвия Каро… — Хайда почему-то усмехнулся. — Я думаю, вы с ней подружитесь. Она у нас недавно, но вам будет, о чем с ней поговорить.

В дверь постучали и в комнату вошли две женщины-охранницы.

— Можете отвести ее в камеру! — распорядился Хайда.

Уже выходя в коридор, Надежда оглянулась и увидела в глазах Хайды зловещий блеск.

Нью-Йорк. Бруклинский Централ…

Соседка по камере Надежде не понравилась с первого взгляда. Несмотря на свою привлекательную внешность и даже, как была вынуждена признать Надежда, красоту она вызывала какое-то странное чувство. Надежде казалось, что все в ней было фальшивым: красота, душа, слова, поступки. Уроженка Колумбии Сильвия Карро действительно была красивой женщиной. Правильные черты лица, пухлые губы, большие зеленоватые глаза удивительно гармонировали с ее густыми черными волосами, а хорошо сложенная фигура имела в избытке все то, что положено было иметь стандартной голливудской красотке. Карро всегда нравилась мужчинам и, не смотря на свой довольно юный возраст, уже могла похвастаться многочисленными любовными похождениями.

Известная в Боготе фотомодель, она зарабатывала на жизнь не только рекламой товаров брендовых фирм, но и с удовольствием проводила ночи с мужчинами, которые могли за это щедро заплатить. Со временем она пристрастилась к наркотикам. Вначале к легким, веселящим и услаждающим сексуальные утехи. А затем основательно подсела на кокаин. Именно тогда она познакомилась с одним из главарей колумбийского наркокартеля и именно поэтому оказалась сейчас в камере строгого режима Бруклинского централа Нью-Йорка.

Все это Карро, почти сразу, рассказала Надежде, едва они успели познакомиться, и едва та расположилась на одной из двух коек, находящихся в камере. Та откровенность и наивность, с какими девушка поведала Надежде свою историю, вначале расположили ее к ней. Но затем, перебирая в памяти сказанное Карро, Надежда ощутила какую-то смутную тревогу. Зачем было столь откровенно и подробно изливать душу первому встречному человеку? Даже собрату по несчастью. Если Карро посадили за связь с наркомафией, то наверняка стараются узнать у нее побольше о темных делишках ее боссов. Но даже самая наивная девушка должна понимать, что с ней сделают наркобароны, если заподозрят, что она разоткровенничалась с ФБР. Расплата за такой поступок одна — смерть. А Карро подробно поведала Надежде не только о том, где приобретала кокаин в Нью-Йорке, но и какими путями он доставляется в город, и кто из местных мафиози в этом замешан.

Размышляя над сказанным Карро, Надежда снова и снова задавала себе вопрос. Зачем она посвятила ее в свои сокровенные тайны? По наивности?.. Возможно… Первое впечатление о Карро было именно таким. Но только первое… Внимательно наблюдая за девушкой, Надежда отметила наигранность в ее поведении. Казалось, Карро исполняет какую-то роль, которая, кстати, самой ей не очень нравилась. В ее словах то и дело проскальзывали нотки самодовольства, откровенной иронии, а иногда и цинизма, что не очень вязалось с тем, что она рассказывала о себе. Надежде начинало казаться, что перед ней две Сильвии Карро. Одна юная наивная девушка, ищущая у нее помощи и поддержки в трудную минуту жизни. Другая циничная и расчетливая хищница, озабоченная только своим личным благополучием. И какой из этих образов настоящий, а какой мнимый Надежде надо было обязательно решить.

Россия. Поселок Полярный…

На берегу Кольского полуострова царствовало короткое северное лето. Скалистые горы, покрытые гроздьями лишайника, давали приют тысячам перелетных птиц. Никогда не стихающие ветры и ураганы, казалось, забыли о своей могучей силе и лишь слабо полоскали флаги кораблей, стоящих на рейде. Небо, обычно затянутое темно-серыми тучами, очистилось и радовало жителей Заполярья удивительной синевой. А волны Баренцева моря, разбиваясь о прибрежные камни, бросали в него искрящиеся на солнце брызги соленой морской воды…

Российская многоцелевая подводная лодка «Барс» второй день готовилась к выходу в открытое море. Причальные краны опускали в открытые люки лодки контейнеры с продуктами и снаряжением. Жирные от смазки торпеды крепились на специальные стеллажи. А по проложенным к пирсу трубопроводам в баки и цистерны лодки подавалась свежая вода и горючее для дизелей. Пока снующие по отсекам механики наводили на многочисленных приборах и механизмах последний блеск, члены команды, в который уже раз, перечитывали наставления и инструкции и часами работали на тренажерах, имитирующих различные боевые и аварийные ситуации. На подготовку к походу было дано три дня, и чтобы успеть к сроку работы на лодке велись круглосуточно, днем и ночью.

Подводный ракетоносец представлял собой последнее достижение современной науки и техники… Его ядерная двигательная установка, оснащенная новыми винтами, снижающими шум лодки во время движения, позволяла находиться под водой многие месяцы. Специальное покрытие корпуса гасило отраженный от лодки акустический сигнал. А его обводы и мощность двигателя сообщали «Барсу» скорость в тридцать узлов в час, и давали возможность легко догнать любого противника, как подводного, так и надводного, а при необходимости также легко от него скрыться.

Поражало воображение оружие, размещенное на подводном крейсере. Двадцать четыре крылатые ракеты, предназначенные для борьбы с различными целями, ждали своего часа в специальных пусковых установках в корпусе лодки. Несколько торпедных аппаратов могли выпускать не только самонаводящиеся и телеуправляемые торпеды, но и противолодочные ракеты, которые, двигаясь по воздуху, поражали цели вне зоны ответного удара. Глаза лодки — гидроакустическая стация улавливала самый незначительный шум на расстоянии в десятки километров, а специальные средства акустического противодействия затрудняли наведение на лодку самых современных торпед и ракет. Все это делало «Барс» грозным противником любого военного корабля или подводной лодки, и давало возможность выполнять боевые задачи в сложных погодных условиях практически в любой точке мирового океана.

Командир лодки капитан первого ранга Владимир Кузнецов, также как и другие члены экипажа, все эти дни был на ногах. Сто двадцатиметровый корпус субмарины, казалось, был исхожен им вдоль и поперек. Пройдясь в очередной раз по отсекам, Кузнецов зашел в свою каюту и, вытащив из сейфа полученный от главкома флота приказ, решил его еще раз прочитать. Согласно приказу, будущий поход проходил в условиях полной секретности. Членам экипажа было объявлено, что лодка выполняет обычные учебные стрельбы на полигоне, расположенном в Баренцевом море. О том, чем в действительности им придется заниматься, кроме Кузнецова на лодке знали еще два человека. Это были главный штурман корабля Вениамин Павлов и главный инженер Николай Соколов. Первый отвечал за прокладку курса к точке назначения и своевременность прибытия в эту точку. Второй за техническую готовность лодки к дальнему автономному походу.

Полученный приказ был для Кузнецова полной неожиданностью. «Барс» только месяц назад вернулся из дальнего похода и сейчас проходил профилактический ремонт. Все члены экипажа были отпущены на берег, а на лодке постоянно находились только специалисты инженерных служб. Сам Кузнецов готовился с женой и детьми поехать в отпуск, в котором он уже не был два года, но неожиданный вызов к командующему флотом прервал его планы. Командующий приказал ему начать подготовку к новому плаванию и пояснил, что лодка будет выполнять важное государственное задание. Ей надлежало в минимально возможные сроки прибыть в заданный район Атлантического океана у территории США и принять на борт пловца, который назовет заранее оговоренный пароль. Больше в приказе ничего не говорилось, но указывалось, что в случае необходимости этот человек может быть высажены в любой точке побережья, мимо которого будет проплывать лодка, кроме территории США и их союзников. Спросив у Кузнецова, все ли ему ясно командующий пожелал ему удачи и, как принято у подводников, чтобы число погружений его лодки всегда равнялось числу всплытий. Спрятав пакет с приказом в сейф, Кузнецов по телефону внутренней связи вызвал к себе главного штурмана.

— Садись, Вениамин Сергеич. Давай еще раз обсудим, каким курсом пойдем, чтобы уложиться к заданному сроку. — предложил он, когда штурман занял место напротив.

Штурман расстелил перед Кузнецовым карту Атлантического океана.

— У меня есть некоторые задумки… — взяв в руки карандаш, сказал он. — Нам придется пересекать два противолодочных рубежа. Первый у Шпицбергена и второй в Норвежском море. — Павлов провел карандашом на карте две жирные черты. — Да и НАТО сейчас усилило свою активность. Идет постоянное патрулирование акватории океана самолетами и надводными кораблям. Если пойдем на максимальной скорости, начнем сильно шуметь. Нас могут обнаружить на переходе, и задание будет сорвано. Обложат, как медведя в берлоге… — сквозь рыжеватые усы усмехнулся он. — Всплыть в такой ситуации мы не сможем, а принять на борт человека, находясь на глубине, крайне сложно. Для этого нужна специальная техника. Да и прибывающий к нам пловец вряд ли обучен обращению с ней.

Кузнецов озабоченно потер ладонью подбородок.

— Согласен… И что ты предлагаешь? — он устремил на Павлова вопрошающий взгляд.

— А предлагаю я следующее… — Павлов отметил на карте кружок, обозначавший столицу Норвегии Осло. — Через три дня из Осло в Нью-Йорк отправляется круизный лайнер «Испания» с туристами на борту и если мы к этому времени успеем его догнать, то сможем пристроиться в кильватер и спокойно пройдем все рубежи. Шум лайнера будет маскировать наши собственные шумы.

Кузнецов задумался.

— А как по срокам? Когда, лайнер придет в порт назначения? — спросил он.

— В том-то и дело!.. — Павлов стукнул кончиком карандаша по карте. — «Испания», новое судно и по скорости немного уступает нам. Я прикинул. Двигаясь за ней, мы вполне успеваем достигнуть нужного района. Вот мои расчеты… — он положил перед Кузнецовым лист, исписанный цифрами.

Кузнецов внимательно прочитал его и затем отложил в сторону.

— Предлагаешь перехитрить наших противников? — задумчиво произнес он. — Ну что ж, попробуем сделать ставку на «Испанию». Другого варианта я не вижу.

Кузнецов встал. Вслед за ним встал Павлов.

— Еще раз все проверь, Вениамин Сергеич и будем надеяться, что наше решение окажется правильным. — приказал Кузнецов.

Нью-Йорк. Бруклинский Централ…

С момента заключения Надежды в Бруклинский централ прошла неделя. Она уже хорошо освоилась с местными порядками и с помощью Карро завела полезные знакомства в администрации тюрьмы. Карро была на удивление осведомленной сокамерницей. К своему удивлению, Надежда узнала, что рядом с ней находились ее бывшие мучители, супруги Ромащук: Василий Несторович и его жена Агрипина. Как руководителей преступной группировки их содержали отдельно от других членов банды. Их камера находилась на том же этаже, и Надежда уже два раза видела их во время дневной прогулки. Василию Ромащуку сейчас сильно нездоровилось, и он мало напоминал того бодрого старика, которого Надежда встретила на вилле в Нью-Мексико. Вместе с ними в камере сидела и набожная старушка Софья, которая, как и на вилле исполняла роль прислуги и домработницы. И здесь она следила за чистотой в камере. Постоянно ругалась с разносчиками еды, стараясь достать для своего хозяина все самое вкусное. И с согласия надзирателей мыла отхожие места.

Другой колоритной фигурой, с которой познакомилась Надежда, был известный насильник и серийный убийца, отбывающий в централе пожизненное заключение, Фредди Грин. Это имя когда-то наводило ужас на обитателей Нью-Йорка. О Грине слагали почти легенды. А суд над ним восемь лет назад привлек внимание всей страны. Сейчас его ореол поблек. И только наручники на руках Грина во время прогулки напоминали о том, что его несколько лет подряд упорно и безуспешно ловила вся нью-йоркская полиция.

Тюремная жизнь централа не отличалась разнообразием. Утром и вечером проводилась перекличка. Затем следовал групповой поход в столовую на завтрак и в середине дня на обед. Между завтраком и обедом заключенных посещали адвокаты или их отвозили на допрос в прокуратуру. Иногда, если была хорошая погода, им разрешали короткие прогулки в тюремном дворе. И только вечером, когда руководство централа разъезжалось по домам, и за порядком оставалась следить дежурная смена надзирателей, можно было отвести душу — обменяться записками, почитать книгу, вдоволь поговорить с соседями по камере. В это же время разрешались посещения родных и знакомых и в камеры доставлялись передачи и письма пришедшие от них.

Блок строгого режима отличался от других блоков тем, что сидящих в нем заключенных не привлекали к работе в разнообразных мастерских, которые находились на территории централа. В них изготовляли предметы необходимые для повседневного обихода: ложки, алюминиевую посуду, мебель, одежду. И только женщин вне зависимости от того в каком блоке они сидели, направляли в столовую, где они помогали поварам, тоже заключенным, готовить пищу. Надежда за прошедшую неделю уже несколько раз побывала там и сумела незаметно спрятать под стелькой ботинка, найденный на полу обломок ножа, справедливо полагая, что такой находкой пренебрегать не стоит. В остальном ее жизнь не отличалась от жизни других заключенных. Казалось, все забыли о ней. И только взгляд Хайды, который он при каждой встрече бросал на нее говорил Надежде, что впереди ее ждут нелегкие испытания.

Случай узнать истинное лицо Каро представился Надежде довольно скоро. Как-то вечером, вернувшись из медпункта, куда она ходила залечивать полученные на вилле Ромащуков синяки и ссадины, она застала Карро в каком — то особенно взвинченном настроении. Та с грустным выражением лица шлялась по камере и на вопрос Надежды: «Что случилось?» Вдруг расплакалась и бросилась к ней на шею. Усадив девушку на койку, Надежда стала осторожно расспрашивать ее о причинах такой грусти.

— Ой, и не спрашивай Надья!.. — заливаясь слезами, с трудом вымолвила Каро. — Сегодня я получила такое известие, которое, наверное, убьет меня.

Надежда удивленно вскинула брови, пытаясь понять, что же такое могла узнать Каро. Судя по ее рассказам, ничего серьезного ей не грозило. Она проходила по делу как свидетельница и, не сегодня, завтра должна была покинуть централ и вернуться к себе в Боготу. «Может быть, ей угрожают ее бывшие приятели наркобароны?» — размышляла Надежда, стараясь успокоить девушку. Но со слов посещавшего Сильвию адвоката, те давно забыли про нее и не видели в Карро сколько-нибудь серьезной угрозы своей безопасности и благополучию.

Надежда уже подумывала, не послать ли с ней весточку на волю. Адвокату и Гонгадзе во время свиданий ничего кроме самого необходимого она сказать не могла. Да и то, говорить приходилось намеками, стараясь, чтобы присутствующие на встрече сотрудники тюрьмы, не догадались об истинном смысле сказанного. Все отсылаемые ею письма тщательно проверялись на предмет тайнописи и тоже не могли стать надежным каналом связи. В этих условиях любая возможность сообщить своим товарищам о том, что ее беспокоит и при случае получить от них совет, было для Надежды крайне важным.

Карро как никто лучше подходила для этой цели. Они сидели в камере вдвоем и даже если в ней установлено подслушивающее оборудование, Надежда могла сообщить Сильвии всю необходимую информацию так, чтобы об этом знала бы только Сильвия. Выйдя из централа, та пришла бы по указанному в сообщении адресу и передала встретившему ее человеку все, что рассказала ей Надежда. Этот способ был традиционен для тюрем и практически не контролировался администрацией. Вся проблема заключалась в том, не является ли твоя соседка или сосед специально подсаженным к тебе человеком, который должен втереться к тебе в доверие и затем все рассказанное тобой сообщить администрации тюрьмы. Знала про такие уловки, и Надежда и поэтому очень осторожно вела себя с Карро. Пока ее соседка не давала повода усомниться в ее честности. Но какая-то двуличность ее натуры настораживала Надежду.

— Так что же все-таки случилось? — улучив заминку в рыданиях Сильвии, спросила ее Надежда.

Та подняла заплаканное лицо и, вытерев с губ слезы, прошептала.

— Скоро уезжает мой любимый! И, похоже, мы расстаемся навсегда.

Ожидая услышать все, что угодно, кроме этого, Надежда чуть не рассмеялась.

— Ну… я-то думала у тебя действительно случилось, что-то серьезное. — стараясь оставаться серьезной сказала она. — А с любимым, я думаю, ты рано или поздно встретишься. Если не с этим, так с другим.

— Нет, ты ничего не понимаешь Надья! — запротестовала Сильвия. — Он уезжает так далеко, что мы уже больше никогда не увидимся.

— И куда же он уезжает? — спросила Надежда.

— В Россию… — ответила Каро.

— В Россию? — переспросила Надежда и, поразившись этому совпадению, растерянно посмотрела на Карро. — Ты никогда не рассказывала, что у тебя есть знакомые из этой страны.

Та сквозь слезы виновато улыбнулась.

— Не было случая, но теперь он появился. Мы познакомились на работе.

— И как твоего знакомого зовут? — поинтересовалась Надежда.

— Андрей Черкашин… — вдруг, перестав плакать, ответила Сильвия и, смахнув с век слезы, пристально посмотрела Надежде в глаза. — Ты его случайно не знаешь?

Надежда была поражена во второй раз и, с трудом сохранив самообладание, сказала.

— Да, я знаю одного Черкашина. Но он работает в Секретариате ООН, и ты с ним вряд ли знакома.

Сильвия вдруг улыбнулась и всплеснула руками.

— Ой!.. Так ведь это же он и есть! — с радостью воскликнула она.

Удивившись перемене ее настроения, Надежда поинтересовалась.

— Значит, ты тоже там работаешь?

— Да… — опустив глаза, ответила Сильвия. — В том же отделе, что и Андрей.

Надежда уже перестала удивляться ее откровениям и, кажется, стала понимать, почему Сильвия из Секретариата ООН переместилась к ней в камеру.

— И что же ты про него узнала? — спросила она у нее.

— Его через две недели высылают из страны…

Надежда в душе усмехнулась. Она разгадала нехитрую игру Карро и теперь решала, как себя повести.

— Значит, вы еще успеете встретиться. — успокоила она ее.

Карро, вдруг блеснув высохшими глазами, предложила.

— Надья, у меня к тебе будет огромная просьба. Мне самой с Андреем встречаться неудобно, но, если ты его знаешь, может быть, тебе надо ему что-то передать. Ты не стесняйся. Я все расскажу Андрею.

Надежда сделала вид, что раздумывает и затем согласно кивнула головой.

— Что ж, это мысль!..

Карро устремила на нее радостно-жадный взгляд.

— Я слушаю… — сказала она.

Надежда наклонилась к ее уху и прошептала.

— Передай ему… — она сделала паузу и посмотрела в торжествующие глаза Сильвии. — Передай ему… — повторила она. — Привет!..

— Что?.. — не поняла Сильвия.

— Привет!.. — повторила серьезно Надежда.

Лицо Сильвии вдруг стало меняться и из торжествующего превратилось в обиженное.

— И это все?.. — разочарованно спросила она.

Надежда развела руками.

— К сожалению, я с ним в отличие от тебя не настолько хорошо знакома, чтобы передавать что-то еще.

— Ой!.. — вдруг воскликнула Сильвия. — Совсем забыла… Мне надо срочно в административный корпус.

Она подошла к двери камеры и нажала кнопку звонка. Дверь почти сразу открылась, и Сильвия, выскользнув из камеры, громко стуча каблуками ботинок, побежала по коридору. Проводив ее взглядом, Надежда еле заметно улыбнулась. Она, наконец, поняла, кто такая Каро и была довольна тем, что ее провокация не удалась.

Вашингтон. Пенсильвания-авеню…

С какого-то момента работа в ФБР стала Майкла Дугласа тяготить. Не то чтобы она ему разонравилась. Дело было не в этом. Он по-прежнему четко и беспрекословно выполнял все распоряжения своих начальников, и часто получал от них поощрения и благодарности. Но прежнего ощущения причастности к некой элите, которое охватило его, когда он впервые переступил проходную бело-желтого здания на Пенсильвания-авеню он уже не испытывал. Почему и когда это произошло, Майкл понять так и не смог. Просто узнав не только лицевую сторону своей работы, но и ее обратную и темную, он понял, что не во всем согласен с теми правилами и принципами, на которых она зиждилась. До какого-то момента он это терпел, прикрываясь чувством долга и статьями устава, но, когда в его жизни появилась Надежда Смирнова, понял, что дальше так продолжаться не может.

Почему именно Смирнова подтолкнула его к этому решению, Майкл не знал. Возможно, впервые в жизни испытав чувство, которого до этого он был лишен, Дуглас перешел ту незримую грань, которая отделяла его от предательства. Назвать то, что он задумал предательством, он никогда бы не решился. Просто судьба Смирновой вдруг стала для него не безразлична, и, повинуясь этому желанию, он решил ей помочь. Конечно, если бы это можно было сделать без ущерба для своей работы, Майкл не думал бы так долго, но вся проблема заключалась в том, что, помогая ей, он тем самым шел на должностное и государственное преступление. И, тем не менее, решение им было принято и осталось только выбрать способ, которым его надо было осуществить.

Перебирая в памяти всю информацию о Смирновой, Дуглас хорошо понимал, что в одиночку он ничего сделать не сможет. Он был слишком маленькой фигурой в ФБР, без связей и влиятельных друзей. Чтобы осуществить задуманное ему был нужен союзник способный, воплотить его планы в реальность. И таким союзником для него могла стать только Россия. Если Смирнова действительно работала на эту страну, то только в ее силах было чем-то реально помочь своему, оказавшемуся в беде разведчику. От Майка же требовалось совсем немногое, подсказать, как это сделать.

По характеру своей работы Дуглас знал кое-что о российских спецслужбах. Но этих знаний было достаточно, чтобы бороться с ними. А сейчас ему надо было им помочь. Снова и снова он просматривал архив ФБР, ища ту лазейку, через которую это можно было сделать. Использовать легальные учреждения России: посольство и консульства Дуглас не решался, так как прекрасно знал, какой контроль за ними установлен. Попасть в поле зрения своих коллег Дуглас хотел меньше всего. Его интересовал такой канал связи, с помощью которого он смог бы установить контакт с российскими спецслужбами и в то же время оставался для них до определенного момента неизвестным. Это в какой-то мере гарантировало его безопасность, так как исключить ситуацию, что в их рядах не находится информатор ФБР он не мог.

Наконец, спустя неделю бесплодных поисков ему улыбнулась удача. В одном из отчетов Дуглас наткнулся на информацию о том, что ряд сотрудников Госдепа заподозрены в связях с русской мафией. Среди указанных в отчете фамилий фигурировал и некий Михаил Бронштейн, с которым Майкл был знаком по Колумбийскому университету. «Где русская мафия, там и русские спецслужбы…» — решил Дуглас. Порывшись в записной книжке, он нашел адрес электронной почты Бронштейна и еще раз все тщательно обдумав, написал ему следующее письмо.

«Дорогой Михаил, тебя беспокоит твой бывший одногруппник Майкл Дуглас. Я обращаюсь к тебе с не совсем обычной просьбой. Не мог бы ты передать твоим русским знакомым следующее сообщение (оно в приложении). Чтобы они знали, кому его адресовать, сообщи им, где я работаю. Об этом у нас с тобой был разговор на прошлогодней встрече выпускников. Твой Майкл Дуглас…»

Приложением к письму Майкл сделал текстовый файл, содержащий только набор цифр. Это, зашифрованное простейшим кодом письмо, гласило:

«Уважаемые русские коллеги, я обращаюсь к вам со следующим предложением. В настоящий момент ФБР арестовало пять граждан США по подозрению в работе на российские спецслужбы. По решению суда арестованных переводят в Бруклинский централ, где их жизни будет угрожать реальная опасность. Я не приветствую такие методы работы ФБР и готов для спасения этих людей оказать вам посильную помощь. Если вы готовы ее принять, то в ближайший четверг, в три часа дня жду вашего представителя по адресу: Нью-Йорк, Запад-стрит, док номер четырнадцать. Меня вы узнаете по значку «Микки мауса». О вашем согласии встретиться оповестите меня, разместив, объявление о сдаче в наем помещений, расположенных по указанному выше адресу на сайте риэлторской компании «Эванс Нью-Йорк».

Отослав это сообщение, Майкл, с тревогой и нетерпением, стал ждать на него ответа.

Нью-Йорк. Бруклинский Централ…

Выходить на дежурство в столовую именно сегодня Надежде не хотелось. Эта смена была ночной, а такие смены были для нее особенно неприятны. К утру, она еле передвигала ноги, и, вернувшись в свою камеру, сутки не вставала с постели, отсыпалась. В ночную смену приходилось выполнять самую тяжелую и грязную работу. Чистить овощи, отмывать от жира гигантские котлы, выносить скопившиеся за день помои. Днем работа была попроще и полегче. Надежда обычно попадала на раздачу и механически совала в руки проходящих мимо нее заключенных тарелки с гречневой кашей. Не хотелось ей идти и потому, что сегодня была очередь Сильвии. Обычно, та охотно проводила время в столовой, но почему-то именно сегодня экспансивная колумбийка наотрез отказалась туда идти. Сославшись на внезапно одолевшую ее болезнь, она легла на кровать и укрылась с головой одеялом. Все уговоры Надежды, а затем надзирателя оказались безуспешными и Надежда, чертыхнувшись, вынуждена была отправиться на дежурство вместо нее.

Прокопченный зал столовой встретил ее дымным чадом газовых горелок и громадным роем мух, вьющихся у потолка. Дежурный по столовой, старый глуховатый негр, сидевший в централе, наверное, уже лет двадцать, в грязном переднике и таком же грязном помятом колпаке отвел Надежду в кладовку в углу зала и, указав на корзину с баклажанами, приказал к утру ее перебрать. Тяжело вздохнув, Надежда кивнула, в знак того, что задание понятно и, присев рядом с корзиной, стала ждать, когда дежурный уйдет. Задание было не сложным, и она надеялась, что помимо переборки гнилых баклажанов сможет еще немного поспать. Наконец, захватив ящик с тушенкой, дежурный вышел, прикрыв за собой дверь. Отыскав на полу кладовой место посуше, Надежда расстелила на нем мешки из-под картошки и, с наслаждением, потянувшись, улеглась на них. Звук голосов из соседнего зала стал постепенно затихать, видимо дежурную смену повели разгружать приехавший автомобиль с продуктами. Обрадовавшись, что про нее забыли, Надежда закрыла глаза, и чтобы быстрее заснуть стала по привычке считать трещинки на потолке. Когда она дошла до двадцати пяти перед ее глазами поплыли круги и она, повернувшись на бок, погрузилась в сон.

Проснулась она от того, что ей стало холодно. Машинально поискав рукой несуществующее одеяло, она приподняла голову и, с трудом приоткрыв один глаз, попыталась понять, где находится. Кругом стояла черная как кусок угля темнота и Надежде долго это не удавалось. Наконец, по приторно-кислому запаху, ударившему ей в нос, она вспомнила про дежурство, и ей стало неловко, от того, что вместо разборки гниющих баклажанов, она спокойненько спит на полу. «Как бы не попасть в карцер!..» — с тревогой подумала она, зная, что за невыполнение назначенного задания у нее могут возникнуть большие неприятности. Дежурный по столовой был лишен чувства жалости и за малейшую провинность беспощадно наказывал. Надежда испуганно вскочила с пола и вдруг с ужасом поняла, что одежды на ней нет, и она стоит на полу совершенно голой!

Секунду она стояла в полном замешательстве, затем ощупав рукой свое тело, села на корточки и машинально поискала одежду на полу. Ее поиски оказались напрасными, и Надежда растерянно опустилась на мешки из-под картошки. Ее мысли бешено скакали друг за другом, и она никак не могла понять, что ей теперь делать. Наконец, она решила позвать на помощь, и чтобы закричать, открыла рот…

— Ну что крошка, проснулась?.. — раздался вдруг из темноты пугающе знакомый ей голос.

Надежда вздрогнула так, словно взялась руками за оголенный электрический провод. Вскочив на ноги, она чтобы не упасть, схватилась за угол стоящего рядом ящика. Голос в темноте удовлетворенно хмыкнул, и Надежда, присмотревшись в направлении, откуда он раздался, стала различать у стены смутные очертания человеческой фигуры.

— Ч-то вам н-надо?.. — дрожащим голосом спросила она.

— Что?.. — человек хрипло кашлянул и, затем, шипя и проглатывая куски слов, добавил. — Сама… дол-на… поним-ть… Не мал-нькая…

Когда смысл сказанного дошел до Надежды, она вдруг поняла, чей голос она слышит. «Это он!..» — с ужасом подумала она и, чуть помедлив, спросила.

— Это ты Фредди?..

Темнота у стены зашевелилась, и невидимый до этого человек приблизился к ней. Украшенное многочисленными шрамами лицо, татуировка змеи на груди и длинные как у гориллы руки не позволяли ошибиться. Надежда сразу узнала Фредди Грина.

— Я… — лицо Грина растянулось в глуповатой улыбке.

Он остановился рядом с Надеждой и, обдав ее горячим дыханием, прошептал.

— Я хочу провести с тобой эту ночь малютка. О кей!..

Несмотря на холодящий сердце страх, Надежда окинула Грина презрительным взглядом и, скривив губы, сказала.

— Но ты забыл спросить, хочу ли этого я?

Секунду Грин молчал, затем улыбка на его лице сменилась маской гнева и он, схватив Надежду за руку, прохрипел.

— Когда я чего-то хочу, то не спрашиваю, хочет ли этого кто-то другой…

Надежда увидела искорки безумия в его глазах и, поняв, что сейчас он бросится на нее, изо всех сил закричала. Ее крик глухим эхом пробежался среди ящиков и стеллажей кладовки и отразился в ее дальнем углу. Грин ладонью зажал Надежде рот и, схватив за талию, повалил на пол. Два тела переплелись в отчаянной схватке и, осыпая друг друга ударами, покатились по полу. Картошка, лук, помидоры сыпались на них с полок. Из порванного мешка белым густым облаком вырвалась мука.

Оттолкнув Грина в сторону, Надежда вскочила на ноги, но тут же снова упала на пол, поскользнувшись в луже разлившегося оливкового масла. Издав звериный рык, Грин бросился на нее и накрыл своим телом. Надежда почувствовала, как руки Грина сжимают ей горло и, придушенно захрипев, начала терять сознание. «Все!..» — промелькнуло у нее в голове. Из последних сил она вырвалась из сжимающих ее смертельных объятий и, перевернувшись на бок, поползла к выходу. Сзади раздался нечеловеческий, похожий на рев раненого зверя, вой.

— Помогите!.. — кричала Надежда, стуча кулаком в закрытую дверь.

Сзади нее снова раздался крик Грина, и Надежда почувствовала, как ее схватили за ногу. Ее сердце замерло от ужаса, а в голове раздался оглушительный, отключающий сознание, звон. Она в отчаянии еще раз ударила в дверь кулаком и вдруг та распахнулась, и рука Надежды провалилась куда-то в пустоту…

Нью-Йорк. Медисон-авеню…

Генеральное консульство Российской Федерации в Нью-Йорке размещалось в небольшом четырехэтажном угловом здании, находящемся на пересечении Медисон-авеню и девяносто первой — стрит. Взглянув на уныло свисающий с балкона триколор, Андрей вошел в здание через главный вход и, затем по лестнице поднялся на второй этаж. Постучав в украшенную позолоченной табличкой дверь и услышав разрешение войти, он заглянул в комнату. Здесь находился визовый отдел консульства, куда по делам Секретариата ООН, ему часто приходилось обращаться. В комнате работали четыре женщины, но сейчас в обеденный перерыв, когда поток посетителей прервался, на рабочем месте была только одна из них, миловидная блондинка средних лет, в строгом черном костюме, белой блузке и туфлях на огромных каблуках. Приветливо улыбнувшись Андрею, она поправила на смуглом подкрашенном румянами лице очки, и когда Андрей присел в кресло напротив, сказала:

— Добрый день! Давно тебя жду…

Андрей смущенно опустил глаза и, чуть замешкавшись, ответил.

— Извините Татьяна Андреевна, с утра было много дел в Секретариате, и я смог освободится только сейчас.

Женщина понимающе кивнула.

— Не беспокойся… Встреча с Дугласом назначена на три, и ты успеешь к ней подготовиться. Инструкции в этой папке… — она положила перед Андреем обтянутый кожей скоросшиватель. — Садись за мой стол и читай. Когда закончишь, поговорим о том, как вести себя на встрече и что ты должен узнать у Дугласа.

Сев в припаркованный у тротуара «Шевроле Лачетти», Андрей привычно оглянулся и включил зажигание. Еще не успевший остыть двигатель задрожал, затем по приборной доске скользнула цепочка разноцветных огоньков, и в салоне послышалось привычное глухое урчание. Дождавшись пока стрелки приборов, остановились у отметки «норма», Андрей выжал сцепление и, плавно дав газ, выехал на Медисон-авеню. Поток машин тут же подхватил его и понес в направлении Сохо. В эти полуденные часы движение в центре Нью-Йорка было особенно интенсивным. Обычно это Андрея раздражало, но сегодня обилие машин было как раз на руку, так как доставляло его преследователям немало хлопот.

«Хвост» за собой он заметил почти сразу. Отъезжая от здания консульства его «Шевроле» чуть не столкнулся с помятым темно-красным «Опелем», в салоне которого сидели два подозрительных субъекта в темных очках и о чем-то говорили по мобильным телефонам. Пропустив «Опель» вперед, Андрей тут же перестроился во второй ряд, а затем на ближайшем перекрестке свернул на параллельную Медисон-авеню улицу. Как он и ожидал, «Опель» повторил его маневр, и, пристроившись сзади, мигнул фарами. Андрей усмехнулся. «Дают понять, что нахожусь под наблюдением…» — подумал он. К такому поведению агентов ФБР он уже привык и знал, что и когда надо делать, чтобы оторваться от слежки. Прибавив скорость, его «Шевроле», резко перестроился в крайний левый ряд. Преследователи замешкались. Их «Опель» продолжал двигаться во втором ряду между двумя большегрузными фурами, водители которых то и дело сигналили друг другу и, высунувшись из окон, кричали непристойности.

Андрей знал, что впереди на пересечении Седьмой-авеню и Чарльз-стрит начались ремонтные работы, и движение на перекрестке было сильно затруднено. Поток машин сужался в тонкий ручеек, который с трудом пробирался между горами строительного мусора и вырытыми котлованами. Светофор на перекрестке не работал, и движение регулировал полицейский, который следил не столько за порядком проезда машин, сколько за тем, что делают строители. Окружающие Андрея машины начали выстраиваться в цепочку и теперь его «Шевроле» отделяло от «Опеля» с десяток грузовиков и автобусов. Его преследователи заволновались, пытаясь к нему приблизиться, но шедшие впереди них фуры упорно не уступали дорогу. На сигналы «Опеля» из кабины ближайшей фуры высунулась рука с монтировкой и погрозила его пассажирам.

Проехав перекресток, Андрей резко увеличил скорость, и пока его преследователи выясняли отношения с водителями фур и объезжали стоящие на перекрестке машины успел свернуть на Брум-стрит и мимо парка Сары Рузвельт оказаться в Чайнатауне. Взглянув в зеркало заднего вида, и не заметив преследовавший его «опель», он через Уорт-стрит поехал к портовым докам в Тринити. Часы на большом рекламном щите с пестрой эмблемой «Кока-колы» показывали половину второго, и чтобы попасть на оговоренное место встречи у него еще оставалось достаточно времени. Остановившись у небольшого кафе, Андрей решил перекусить. Заказав чашку кофе и пару сэндвичей, он расположился за столиком у окна и стал обдумывать план своих дальнейших действий.

Предложение, полученное от Дугласа, инициатором которого был он сам, удивило и озадачило руководство резидентуры. Контакт действующего сотрудника ФБР с российской разведкой мог означать, либо провокацию, которую хотели организовать сотрудники ФБР в связи с арестом российских нелегалов. Тогда Дуглас действовал по распоряжению своих начальников. Либо попыткой самого Дугласа получить от российских разведчиков или передать им некую информацию, интересную и важную для него самого. И тогда он действовал от своего имени.

Большинство сотрудников резидентуры склонялись к первому варианту. Так как второй случался крайне редко и только тогда, когда ищущий контакты сотрудник ФБР попадал в критическую для себя ситуацию. Например, влезал в долги или нуждался в дорогостоящей медицинской помощи. Дуглас, по мнению экспертов, в настоящий момент вряд ли оказался в такой ситуации. Так как, во-первых, он был еще очень молод, а долги и проблемы со здоровьем, как известно, появляются в зрелом возрасте. И, во-вторых, он работал в ФБР сравнительно недавно, и за ним вряд ли числились какие-либо серьезные должностные преступления, страх за которые мог повлечь нарушение им принятой присяги.

После тщательного анализа полученного от Дугласа письма руководство резидентуры решило, что его желание встретиться с сотрудниками российской разведки является хитро спланированной провокацией с непонятными пока целями. Поэтому, согласившись направить на встречу с ним своего человека, руководство выбрало для этого Черкашина, учитывая, что он уже известен ФБР, как сотрудник российских спецслужб и его арест, поэтому, не повлечет за собой каких-либо серьезных последствий.

Все это Андрей прочел в переданных ему в консульстве материалах. В них так же содержались варианты его действий на случай возникновения во время встречи тех или иных неожиданностей. Как то, попытка его ареста ФБР или передачи ему компрометирующих Россию документов. Как сотрудник ООН, Андрей имел статус неприкосновенности, но в создавшейся ситуации можно было ожидать любого развития событий. Место проведения встречи контролировалось несколькими сотрудниками резидентуры, которые вооружившись биноклями и радиосканерами, засели на верхних этажах близлежащих зданий. Они должны были обеспечить его безопасность в случае попытки ареста или нападения. Если бы ФБР арестовало Черкашина, то сотрудники, имеющие дипломатический статус должны были установить его местонахождение и вступить в переговоры с представителями государственного департамента о его освобождении.

Все это было известно Андрею и, готовясь к встрече с Дугласом, он боялся лишь одного. Как бы своими действиями не скомпрометировать его, если он вопреки мнению руководства резидентуры будет действовать по своей инициативе. Если Андрей приведет за собой «хвост», то поставит Дугласа в критическое положение. Именно поэтому Андрей выехал на встречу за два часа до назначенного срока и тщательно продумал, как оторваться от слежки, применив для этого неиспользуемый ранее прием. Он знал, что сотрудники наружного наблюдения ФБР всегда тщательно анализируют свои провалы и ошибки и стараются в дальнейшем их не повторять.

Поэтому, заметив неделю назад, что улица, по которой он обычно ездил с работы домой, начала ремонтироваться, он решил приберечь этот вариант на крайний случай. Его уловка удалась, и он был уверен, что в настоящий момент наблюдение за ним не ведется. Теперь необходимо было получить информацию от страхующих его сотрудников резидентуры. Пользоваться телефоном для связи было нельзя, так как ФБР могло прослушивать частоты, на которых они работают, в этом районе. Поэтому была разработана система контрольных сигналов, предупреждавших об опасности. Решив, что ему пора ехать на место встречи Андрей, расплатился и, не допив кофе, погнал свой «Шевроле» к набережной залива Аппер.

Нью-Йорк. Бруклинский Централ…

Надежда пришла в сознание только на третьи сутки. Открыв глаза, она увидела над собой белый потолок и поняла, что несмотря ни на что жизнь продолжается. Рядом с ней на стуле сидел бледный и поникший Александр Гонгадзе и держал ее за руку. Она попыталась улыбнуться ему, но из-за стягивающих голову бинтов, улыбка вышла жалкой и неправдоподобной. Увидев, что Надежда открыла глаза, Гонгадзе с радостной улыбкой наклонился над изголовьем ее кровати.

— Наконец-то… — в его голосе зазвучали нежность и грусть. — Наконец ты очнулась. Врачи уверяли меня, что с тобой все в порядке, но я им не верил.

Гонгадзе поправил под головой Надежды подушку.

— Я попросил перевести тебя из блока строгого режима в какой-нибудь другой блок. Подальше, от этого сумасшедшего Грина. — сказал он и затем, приглушив голос, добавил. — Мне сказали, что этот вопрос может решить только директор Централа.

— Тебе никогда не удастся с ним договориться. — посетовала Надежда. — Старший надзиратель сказал, что поблажек мне не будет.

Гонгадзе нахмурил брови.

— Посмотрим… имея деньги, особенно большие, можно договориться о чем угодно. Так что лежи и поправляйся.

Норвежское море…

Шли седьмые сутки похода… «Барс» медленно двигался на стометровой глубине, изредка всплывая к поверхности моря, чтобы принять очередную радиограмму или уточнить по спутниковой навигационной системе свои координаты. Глубина, на которой находилась лодка, была наиболее пригодной для скрытного плавания, так как акустические волны, которые она издавала, попадали в своеобразный звуковой канал, образуемый теплым течением Гольфстрима, и из него обратно уже не выходили. Обнаружить лодку можно было, только оказавшись практически рядом с ней, а такое событие в бескрайних водах Атлантики имело очень малую вероятность.

В двух кабельтовых от «Барса» плыла расцвеченная огнями иллюминации «Испания», и акустики подводной лодки, вынуждены были делать перерывы, чтобы их уши отдохнули от постоянного писка и щелчков в эфире. Расчет Павлова оказался верным. Подводная лодка шла точно по графику, и задержать ее могли лишь непредвиденные обстоятельства. Слева по курсу остались скалистые берега Исландии, вдоль которой проходил рубеж гидроакустических станций «Цезарь» и теперь наибольшую опасность для лодки представляли корабли и самолеты, курсирующие на возможных путях движения субмарин. Приходилось опасаться так же многоцелевых подводных лодок блока НАТО, специально предназначенных для поиска российских подводных ракетоносцев. Однако глубина погружения и скорость, с которой двигался «Барс», позволяли встреч с ними легко избежать, и Кузнецов почти не сомневался, что сможет прийти в нужный район Атлантики к заданному сроку.

Он в задумчивости сидел в командирском кресле на главном посту лодки, изредка бросая взгляд на лежащую перед ним карту, на которой был обозначен проложенный штурманом курс. Красная извилистая линия почти упиралась в побережье США, и Кузнецов снова задавал себе вопрос: — «Кого же он примет там на борт?..» Место встречи находилось в пяти милях от берега. Это расстояние можно было преодолеть, и вплавь и на надувном плотике, лишь бы море не штормило. Но в этой зоне постоянно курсируют катера береговой охраны США, и направлять туда подводную лодку было крайне рискованно. Если она будет обнаружена, возможен международный скандал, а этого сейчас стараются избегать. Видимо возникла критическая ситуация, потребовавшая экстренных, неординарных мер. «Ну что ж, наверху виднее, как и что делать…» — наконец решил Кузнецов и, взглянув на, висящие на стене, часы, приказал увеличить скорость лодки.

Нью-Йорк. Тринити…

Подъехав к указанному в письме доку, Андрей остановил машину и, выйдя из нее, осмотрелся по сторонам. До встречи с Дугласом еще оставалось десять минут, и он решил, что успеет проверить окружающие док строения. По пути сюда он получил два сигнала, означавшие, что все в порядке, но излишняя осторожность в такой ситуации не помешает. Осматривая стоящие вокруг дока сараи, Андрей заметил группу рабочих, разгружающих вагон с углем. Два негра и один белый, бодро махая лопатами, кидали уголь на ленту транспортера, который уносил его куда-то внутрь дока. Остановившись рядом, Андрей понаблюдал за их работой, но взглянув на часы, заторопился дальше.

— Эй, приятель, не найдется закурить? — услышал он вдруг за своей спиной.

Оглянувшись, Андрей увидел, как белый, отбросив в сторону лопату, направился к нему. До него было метров десять, и Андрей хорошо его рассмотрел. Это был молодой плечистый парень лет тридцати в заляпанной грязью фуфайке и потертых джинсах. Его лицо такое же грязное, как и фуфайка ничего не выражало, а слипшиеся от пота черные волосы были небрежно откинуты назад. Подойдя к Андрею, парень окинул его долгим изучающим взглядом и, даже не посмотрев на протянутую Андреем пачку «Мальборо», спросил.

— Вы кого-то ищете?

Андрей неопределенно пожал плечами.

— Возможно, ищу…

Парень усмехнулся.

— Тогда я, наверное, смогу вам помочь…

Заметив на лице Андрея недоумение, он вытащил из кармана джинсов значок с изображением «Микки мауса» и прицепил его на фуфайку. Значок был, оговоренным в письме условным сигналом, и Андрей понял, что перед ним стоит Майкл Дуглас.

С минуту Дуглас и Андрей стояли молча. Затем Андрей, прервав молчание, спросил.

— Вы прислали нам письмо и просили о встрече?.. — он пристально взглянул на Дугласа.

Тот, продолжая молчать, смотрел куда-то мимо Андрея. Андрей продолжил.

— И вот я здесь… — сделав ударение на последнем слове, сказал он.

Опять наступило молчание.

Когда оно затянулось, и Андрей как бы невзначай бросил взгляд на часы, Дуглас вдруг тихо и медленно произнес.

— Прошу понять меня правильно. То, что я пригласил вас на встречу, не означает, что я хочу предать свою страну, а означает лишь то…

Он на полуслове умолк.

Не отвечая, Андрей в знак согласия кивнул.

— А означает лишь то, что я не во всем согласен с действиями моего руководства… — снова заговорил Дуглас. — …и хотел бы помочь одному человеку… который мне не безразличен. — немного поколебавшись, закончил он фразу.

— А как зовут этого человека? — спросил Андрей.

Дуглас некоторое время не отвечал, и по его лицу было видно, что в нем борются два сильных противоположных чувства, но затем, видимо приняв окончательное решение, он сказал.

— Надежда Смирнова…

Теперь настала очередь Андрея надолго замолчать.

«Что это… провокация?.. — напряженно думал он, пытаясь по лицу Дугласа понять его мысли. — Этот парень участвовал в ее задержании. Я видел его там, в Нью-Мексике. И в ФБР он, судя по всему, не на последних ролях. Почему он захотел нам помочь? Что толкнуло его на это?.. Непонятно. Возможно, в резидентуре правы. Это провокация. Серьезных улик против Смирновой у ФБР нет. Втянув меня в переговоры, они надеются их получить…» Андрей ладонью вытер со лба вдруг выступившие капли пота. «Тогда может быть прервать переговоры? — подумал он. — Зачем рисковать. Может и так все обойдется. У Надежды хороший адвокат. Он ее вытащит из тюрьмы. Хотя… — вдруг мелькнула у него мысль. — Возможно, этот парень знает такое, чего не знаем ни мы, ни адвокат. И тогда переговоры необходимы. Пусть скажет, что он хочет от нас. А я пока не буду раскрывать того, что Смирнова наш человек. По-моему, это верное решение…» — мысленно согласился сам с собой Андрей и его лицо просветлело.

— Скажу откровенно, Смирнова нас мало интересует. — чуть помедлив, с безразличием сказал он. — Но любая информация о ней была бы для нас очень кстати.

Дуглас усмехнулся.

— Другого ответа я от вас и не ждал. — сказал он. — Раскрывать то, что Смирнова ваш человек вы конечно не будете. Но сейчас важно другое… Ее жизнь подвергается реальной опасности. И, несмотря, на то, что я остаюсь ее и вашим врагом, я бы не хотел, чтобы с ней что-то случилось. Почему… — Дуглас сделал длинную паузу и искоса посмотрел на Андрея. — Это не ваше дело. Но в данном вопросе я готов вам помочь.

— Хорошо… — Андрей решительно тряхнул головой. — Будем считать, что договорились.

Он протянул Дугласу руку.

Тот после некоторой заминки пожал ее.

— Как с вами можно связаться? — спросил Андрей у него.

— В этом нет необходимости. Если я что-то узнаю, то свяжусь с вами сам. А пока нам лучше не встречаться. — ответил Дуглас.

— Как хотите… — Андрей пожал плечами.

Затем он повернулся и, не оборачиваясь, пошел к машине.

Нью-Йорк. Манхэттен…

В субботний летний вечер тридцать пятый этаж гигантского небоскреба «Трамп Уорлд Тауэр» снова был полон гостей. Ничего особенного не предусматривалось. Такие деловые встречи у одного из руководителей международного инвестиционного банка «Морган Стенли» стали своего рода традицией. Приглашенные на нее, не спеша, прогуливаясь по многочисленным комнатам фешенебельных апартаментов, решали множество проблем, договориться по которым в другом месте они бы никогда не смогли. Здесь налаживались тесные деловые контакты. Заключались выгодные сделки. Мирились непримиримые враги. Делалось все, чтобы экономика Америки и дальше крепла, и процветала. Этот вечер ничем не отличался от множества других. Приглашенные на него гости давно и хорошо знали друг друга. Поэтому личные темы их не интересовали, а разговоры в основном вились вокруг политики и бизнеса.

Разбившись на небольшие группы, они с жаром обсуждали последние новости Уолт-стрита, пытаясь понять, какую выгоду из этого можно извлечь. Сегодня самой обсуждаемой темой было падение акций ряда крупных банков страны. Это известие серьезно обеспокоило их вкладчиков, и они взволнованные и растерянные гадали, что же им теперь делать. К числу таких вкладчиков относился и господин Отто фон Либенштайн. Банк, в котором он хранил свои сбережения, тоже оказался в трудном финансовом положении и теперь Либенштайн опасался за их сохранность. Его не часто приглашали на такие светские рауты, и из сегодняшнего визита в «Трамп Уорлд Тауэр», он надеялся извлечь для себя существенную коммерческую выгоду. К сожалению, услышанное им здесь, не сулило в будущем ничего хорошего. Экономический кризис продолжал развиваться, и надо было срочно что-то предпринимать, чтобы спасти с таким трудом нажитый капитал.

Выпив у фуршетного столика рюмку коньяка, Либенштайн закусил ее ломтиком осетрины и полный мрачных мыслей направился к балкону, подышать свежим воздухом. Внезапно кто-то тронул его за плечо. Он обернулся и узнал своего давнего знакомого, с которым не виделся много лет, топ-менеджера крупной обувной компании, офис которой, находился где-то на среднем Западе. Они сердечно поздоровались, и затем вместе вышли на балкон. Закурив сигару, Либенштайн устремил задумчивый взгляд на огни ночного Нью-Йорка. Он отдал этому городу всю свою жизнь и теперь, когда достиг всего, чего хотел, судьба нанесла ему жестокий удар. Заметив, что его собеседник находится не в лучшем расположении духа, топ-менеджер спросил.

— У тебя какие-то проблемы, Отто?

Либенштайн вяло взмахнул рукой.

— И не говори, Макс! Ты слышал о том, что творится на бирже?

Топ-менеджер усмехнулся.

— Еще бы… Это моя работа, знать все, что творится на бирже. Но наша компания не пострадала. Даже наоборот, мы остались в выигрыше, так как наши конкуренты из-за роста платежей по краткосрочным кредитам были вынуждены поднять цены и товары нашей фирмы стали лучше продаваться.

— Вам повезло… — со вздохом, сказал Либенштайн. — А вот мне, к сожалению, нет. Банк, в котором я храню сбережения, оказался на грани банкротства.

— Что ты говоришь! — удивился топ-менеджер. — А как он называется?

— Это банк Молинхауэра на Гудзон-стрит… — уныло ответил Либенштайн.

Топ-менеджер на секунду задумался, а затем, оживившись, воскликнул.

— Отто, кажется, я смогу тебе помочь!

Либенштайн с надеждой посмотрел на своего старого знакомого и тот, видя его интерес, продолжил.

— Да, Отто, не удивляйся. У меня действительно есть такая возможность.

Топ-менеджер наклонился к уху своего собеседника.

— Тебе надо обязательно встретиться с одним банкиром. Его зовут Александр Гонгадзе. Он сегодня тоже приглашен на этот вечер. Он может дать тебе дельный совет.

Глаза Либенштайн, до этого тусклые и печальные оживленно заблестели.

— И как мне с ним встретится? — нетерпеливо спросил он.

— Да очень просто… — ответил топ-менеджер. — Я его минут пять назад видел в оранжерее. Он там всегда любит гулять. Если хочешь, я могу вас познакомить.

— Буду тебе искренне благодарен, Макс! — залебезил Либенштайн и, взяв топ-менеджера под руку, повел его к лестнице, ведущей на второй этаж, где находилась оранжерея.

Зимний сад и оранжерея «Трамп Уорлд Тауэра» были гордостью его хозяина. В них были собраны самые разнообразные представители флоры со всех концов света. Тропические пальмы здесь соседствовали с сибирскими кедрами и соснами. Арктический ягель с цейлонскими орхидеями. К стеклянному потолку оранжереи тянулись многоцветные вистерии и клематисы. Стены украшали побеги в стиле бонсай. А пол был усыпан гирляндами бегоний.

Либенштайн никогда не был поклонником этого чудесного сада, но сегодня, не переставая восторгаться его красотами, с нетерпением ожидал встречи с названным ему банкиром. Наконец, в дальнем углу оранжереи они нашли того, кого искали. Невысокий смуглый мужчина с копной густых черных волос в традиционном смокинге и визитке не спеша прохаживался по дорожкам между зелеными зарослями тропических растений.

— Александр!.. — топ-менеджер, с улыбкой пошел ему навстречу. — Извини, что беспокою в такой момент, но возможно тебя заинтересует один мой старый друг, который очень хочет с тобой познакомиться.

Александр Гонгадзе остановился, и на его лице появилось учтивое и доброжелательное выражение.

— Здравствуй Макс! Твои друзья всегда были для меня выгодным приобретением. — в свою очередь улыбнулся он.

Они радушно поздоровались и топ-менеджер, кивнув на, стоящего рядом, Либенштайна сказал.

— Отто фон Либенштайн. Чиновник министерства юстиции. У него возникли некоторые проблемы по части финансов, и, возможно, ты сможешь ему помочь.

— Очень приятно! — Александр Гонгадзе протянул Либенштайну руку.

Тот с искренней радостью ее пожал. Топ-менеджер вдруг заторопился и, сославшись на неотложные дела, направился к выходу из оранжереи.

— Так что у вас за проблемы, уважаемый господин Либенштайн? — приглашая пройтись вместе с ним по дорожке, спросил Гонгадзе. — Чиновники министерства юстиции редко занимаются бизнесом и интересуются состоянием биржи.

— Ну что вы, какой бизнес. Просто перед вами очередная жертва этого проклятого кризиса.

— И на чем же вы погорели? — поинтересовался Гонгадзе.

— Собственно говоря, погорел не я, а мой банк… — печально изрек Либенштайн.

— Ах, вот оно в чем дело! — искоса взглянув на него, воскликнул Гонгадзе. — К сожалению, очень распространенная в настоящий момент ситуация. Как ваш банк называется?

— Банк Молинхауэра на Гудзон-стрит…

— Что вы говорите!.. — с все возрастающим интересом слушал его Гонгадзе. — А вы знаете… именно сегодня мы с господином Молинхауэром заключили соглашение, по которому часть вкладов его клиентов переводится в банк «Восток-Кредит». Естественно, тех клиентов, в которых мы заинтересованы… — со значением добавил Гонгадзе.

В глазах Либенштайна появился лихорадочный блеск.

— И к-как попасть в их число? — дрогнувшим голосом, спросил он.

Гонгадзе чуть заметно усмехнулся.

— Надо быть полезным нашему банку…

— А я не могу быть ему полезен?.. — с надеждой спросил Либенштайн.

Гонгадзе пожал плечами.

— Мы не интересуемся юстицией… — он сделал долгую паузу и посмотрел на побледневшего Либенштайна. Тот стоял, чуть не плача и с мольбой смотрел на него. — да… мы не интересуемся юстицией. — повторил Гонгадзе. — …но один мой клиент как-то просил познакомить его с представителем вашего ведомства. У него велась какая-то судебная тяжба и ему требовалась помощь.

— А где сейчас этот клиент? — торопливо спросил Либенштайн.

Гонгадзе снова чуть заметно усмехнулся.

— Как это ни странно, но он тоже приглашен на этот вечер, и я могу вас с ним познакомить.

— Будьте так любезны! — воскликнул Либенштайн. — Я буду вам искренне благодарен.

Гонгадзе вяло отмахнулся.

— Какие там благодарности! Но если вы ему поможете, то вопрос о переводе ваших сбережений в наш банк будет решен положительно. Можете в этом не сомневаться. А, вот, кстати, и он!.. — вдруг воскликнул Гонгадзе и показал на появившегося в дверях оранжереи высокого представительного мужчину с головой украшенной серебристой сединой. — Он крупный бизнесмен из России. Его зовут…

— Виктор Сергеевич Романов… — представился, подходя к Либенштайну, мужчина и протянул ему руку.

Нью-Йорк. Бруклинский Централ…

Приехав рано утром на работу, Либенштайн срочно вызвал к себе начальника блока строго режима и голосом, в котором чувствовались нотки раздражения и недовольства, спросил.

— Что это за инцидент у вас произошел со Смирновой?

Начальник блока растерянно заморгал глазами и, силясь понять причину недовольства директора, ответил.

— Мы действовали согласно утвержденного вами плана…

— Какого еще плана!? — перебил его Либенштайн и так посмотрел на начальника блока, что у того похолодело внутри. — Никакой план я не утверждал. Это ваша личная инициатива. Вы меня поняли?..

Начальник блока согласно кивнул, а Либенштайн продолжил.

— Немедленно обеспечьте ей должный медицинский уход. Если возможности тюремной больницы не позволяют это сделать, переведите Смирнову в какой-нибудь пансионат за территорией тюрьмы.

— Но она же содержится… — попробовал возразить начальник блока.

Либенштайн снова перебил его.

— Я знаю, где она содержится!.. — не сдержавшись, закричал он. — Но, если она вдруг по нашей вине не доживет до суда, министр с меня шкуру спустит. Я не хочу таскать каштаны из огня для этих выскочек из ФБР. У них свое начальство. У меня свое!

Либенштайн смахнул со лба капельки пота.

— Все, выполняйте! — приказал он начальнику блока. — О пансионате, в который переведете Смирнову, доложите мне лично. И запомните… — в голосе Либенштайна зазвучали металлические нотки. — За ее охрану там, вы будете нести персональную ответственность.

Когда начальник блока, козырнув, вышел, Либенштайн снял трубку телефона и, набрав номер, любезно сказал.

— Господин Гонгадзе, мисс Смирнова сегодня же будет переведена из тюремной больницы в пансионат. В какой… я вам сообщу позже. Надеюсь, мой вопрос по вкладам теперь будет решен положительно?

То, что Либенштайн услышал в ответ, позволило ему облегченно вздохнуть и в первый раз за последние дни довольно улыбнуться.

Штат Нью-Йорк. Пансионат «У озера»…

В тот же день тюремная машина доставила Надежду в один из лучших пансионатов, находящихся в окрестностях Нью-Йорка, и она разместилась в просторном двухместном номере, из которого заранее вынесли одну кровать. Охрана пансионата была поручена специальной команде полицейских, прибывшей вместе с ней из Бруклинского Централа. В нее входили десять человек, разбитые на две смены. Двое охранников дежурили перед главными воротами пансионата. Двое у двери ее палаты и один под окнами корпуса, где она находилась.

Пансионат размещался на самом краю большого лесного массива, уходящего далеко на север к Гудзону. Четыре белоснежных трехэтажных корпуса были обнесены высоким пятиметровым забором и утопали в зелени разбитого вокруг них тенистого парка. Проход на территорию пансионата посторонним лицам был запрещен, и в нем проживали только его пациенты и обслуживающий персонал. Такой строгий режим был обусловлен тем, что в пансионате отдыхали и поправляли свое здоровье сотрудники президентской администрации и ряда ведущих министерств и ведомств страны.

Сотрудники ФБР, инспектировавшие пансионат остались довольны тем, как охраняется Смирнова. Хоффман в сопровождении Дугласа тщательно проверил расставленные посты и, дав ряд, по его мнению, ценных советов, предложил даже убрать из палаты, где находилась Смирнова видеокамеры. Офицер полиции с ним согласился, так как мониторы камер были расположены в конце коридора, и тогда бы около них пришлось организовать еще один пост и увеличить число охранников. С предложением Хоффмана согласился и директор централа, когда с ним связались по телефону, и спросили его мнение. «У меня сотрудников и так не хватает! — посетовал он. — А вы хотите, чтобы я направил к вам еще четырех человек. Обходитесь наличными силами.»

Дуглас во время обсуждения этого вопроса старался держаться в тени, и на это у него были свои причины. Именно он подсказал Хоффману мысль о том, что в палате Смирновой видеонаблюдение ненужно, когда увидел проходящую мимо окна палаты пожарную лестницу и понял, что единственное, что помешает Смирновой скрыться из пансионата, это объектив видеокамеры. Хоффман с его предложением согласился. Ему явно не хватало оперативной подготовки, и он в большинстве вопросов всецело полагался на мнение своих сотрудников. Дуглас прекрасно понимал, что отсутствие видеонаблюдения является вопиющим нарушением всех наставлений и инструкций, существовавших в ФБР, и для такого профессионала, как Смирнова незаметно скрыться из пансионата теперь будет так же легко, как если бы он и вовсе не охранялся. Но теперь вся ответственность за это ляжет на Хоффмана и поэтому Дуглас в довольном настроении возвращался в Нью-Йорк.

Нью-Йорк. Манхэттен…

Вернувшись поздно ночью в гостиничный номер, Дуглас после недолгих раздумий решил связаться с Черкашиным. Они встречались уже два раза и для оперативной связи договорились использовать Интернет. Включив ноутбук, Майкл написал письмо и, сохранив его в файле с именем «andrey777.com», выложил в файлобменник. Текст письма гласил:

«Дорогой друг! Сегодня я посетил нашу общую знакомую. Ее здоровье в порядке. Надеюсь, в ближайшее время вы сможете с ней увидеться. Будьте к этому готовы.»

По договоренности, Андрей два раза в сутки просматривал содержимое файлобменника и если находил файл со своим именем, то скачивал его. Написать более подробно Дуглас не решался, так как гарантии, что его письма не читают, его коллеги из ФБР, у него не было.

Северная Атлантика…

Кузнецов стоял на мостике «Барса» и, приложив к глазам бинокль, с напряжением вглядывался в покрытую облаками розоватую полоску горизонта. Лодка двигалась в надводном положении, и ее корпус упруго разрезал бесконечную череду волн на два широких, покрытых беловатой пеной, водяных вала. Яркий мячик восходящего солнца красноватыми бликами отражался на ограждении и антеннах рубки, а легкий морской бриз лениво полоскал на флагштоке бело-голубое полотнище андреевского флага.

Было раннее дождливое утро. Затянутое облаками небо, в разрывах которых еще виднелись непогасшие звезды, сливалось у горизонта с сине-зелеными океанскими просторами и казалось, что лодка движется в каком-то нереальном, фантастическом, похожем на призрак, мире. Шли пятнадцатые сутки похода. Обогнув остров Ньюфаундленд «Барс» приближался к точке назначения. Вчера, обгоняя замедлившую ход «Испанию», лодка изменила курс и теперь шла строго на юго-запад, пересекая оживленный морской путь, исстари соединяющий Европу и Америку. Всплывать в таком районе было крайне рискованно, но возникшие на переходе неполадки с электрооборудованием привели к задымлению в ряде отсеков лодки и, чтобы не расходовать зря средства регенерации воздуха, Кузнецов принял решение подняться на поверхность.

Рядом с ним на мостике находились два наблюдателя — матросы первогодки, впервые участвующие в таком дальнем и ответственном походе. Они, так же, как и Кузнецов, напряженно всматривались в горизонт, стараясь отыскать на нем любую, даже самую маленькую точку, которая при приближении могла оказаться фрегатом или патрульным катером. Взглянув на часы, Кузнецов облегченно вздохнул. До погружения осталось две минуты. Он уже хотел отдать команду готовиться к нему, как вдруг стоящий слева матрос громко крикнул: «Самолет!» Кузнецов поднял голову и сразу же увидел на фоне темно-серых облаков маленький серебристый крестик. «Воздушная тревога!..», — крикнул он в висящий на груди микрофон и, пропустив вперед матросов, бросился к входу в лодку. Спускаясь по лестнице на центральный пост, он на ходу отдавал команды на срочное погружение. Спустя считанные секунды, корпус лодки задрожал, и она словно гигантское морское чудовище, опустив нос, устремилась в океанскую пучину. Фонтаны брызг вырвались из-под нее. Затем волны тяжело сомкнулись, и уже ничто не напоминало, что всего мгновение назад здесь плыл грозный подводный ракетоносец.

Выслушав доклады командиров боевых частей и постов о приведении лодки в боевую готовность, Кузнецов сел перед пультом управления информационно-поисковой системы и, надев наушники, вместе с акустиками стал внимательно слушать звуки, улавливаемые гидроакустической станцией. Было ясно, что самолет их обнаружил, и теперь все ждали, что он предпримет. По силуэту, промелькнувшему в облаках, Кузнецов определил, что это «Орион», патрульный самолет стран НАТО, предназначенный, как раз для борьбы с подводными лодками. Такая встреча не сулила «Барсу» ничего хорошего. Все зависело от того, как долго самолет находится в полете. Если он уже заканчивает патрулирование, то, передав координаты обнаруженной лодки в береговой центр слежения, он улетит. Если же самолет только начал патрулировать, то, скорее всего, он попробует установить за лодкой наблюдение и вызвать в этот район противолодочные корабли. Такой сценарий имел бы для лодки катастрофические последствия и сорвал выполнение поставленной задачи, так как уйти от группы кораблей, даже имея тридцати узловую скорость, было практически невозможно. Кузнецов все это хорошо понимал и готовился принять ответные меры.

— Слышу всплески! — доложил старший акустик.

Кузнецов приник к наушникам и тоже различил среди скрежета и писка, обычно стоящего в гидроэфире, еле различимые глухие хлопки.

— Определить пеленг! — приказал он.

Спустя несколько секунд, акустик доложил.

— Пеленг постоянно меняется от нуля до ста восьмидесяти градусов…

Кузнецов озабоченно потер подбородок.

«Окружает буями. Решил взять нас в кольцо…» — сразу понял он то, что происходило на поверхности океана. Очевидно «Орион» кружил вокруг лодки и сбрасывал гидроакустические буи, которые, приводнившись, могли прослушивать подводные звуки вокруг себя и передавать эту информацию по радио на самолет. Самое неприятное было то, что буи работали в пассивном режиме, то есть не испускали зондирующий сигнал и поэтому определить, обнаружена лодка или нет, было невозможно. Кузнецов взглянул на стоящего рядом Павлова, затем перевел взгляд на карту перед собой и спросил.

— Что будем делать?

— То есть ляжем на дно или попробуем прорваться? — в свою очередь спросил Павлов.

— Да… — коротко ответил Кузнецов.

Некоторое время Павлов по привычке задумчиво постукивал карандашом по карте и затем сказал.

— Я предлагаю все-таки прорываться.

— Почему?.. — спросил его Кузнецов. — Дождемся пока у «Ориона» кончится горючее, и он улетит, и спокойно уйдем.

Павлов с сомнением покачал головой.

— Так-то это так… Но по последней оперативной сводке в этом районе курсирует крупная корабельная группировка ВМС США и где гарантия, что они не успеют сюда прийти, пока над нами кружит «Орион». К тому же до берега не так далеко и они могут вызвать другие самолеты.

Кузнецов снова задумчиво погладил ладонью подбородок, затем согласно кивнул.

— Наверное, ты прав… Рисковать не стоит.

Он придвинул к себе микрофон и, чуть повысив голос, сказал в него.

— Командиру боевой части один доложить о готовности к запуску приборов гидроакустического противодействия.

Из динамика, висящего на стене, раздалось.

— Приборы к запуску готовы.

— Ждать моей команды! — приказал Кузнецов.

Затем, обернувшись к Павлову, добавил.

— Рассчитай курс уклонения и точку старта приборов.

Павлов вытянулся.

— Есть!..

Штат Нью-Йорк. Пансионат «У озера»…

Комната Надежде понравилась. В ней не было ничего лишнего. Только просторная мягкая кровать, тумбочка и платяной шкаф, в который она повесила свои вещи. Шкаф после этого сразу закрыли на ключ, а Надежду переодели в ночную рубашку, больничный халат и маленькие, похожие на две изящные белые лодочки, тапочки. Когда сопровождавшие ее полицейские вышли, она присела на кровать и, устало откинувшись на подушку, вытянула ноги. После тюремной камеры, в которой она провела почти две недели, новое жилище показалось ей райским уголком. И если тюремная тишина ее пугала и нервировала, заставляя думать только о неприятном и грустном, то тишина, в которой она оказалась сейчас, наоборот успокаивала и придавала ей сил.

Надежда глубоко вздохнула и, запрокинув голову, посмотрела вверх. Потолок комнаты, как и ее стены, были выкрашены в светло-зеленый цвет, и поначалу было трудно понять, где кончается одно и начинается другое. Она перевела взгляд на окно и за его большими стеклами увидела такие же зеленые, как и стены комнаты верхушки деревьев. Сквозь неплотно прикрытые створки в комнату проникал легкий ветерок, приносящий приторно-горьковатый запах нагретой смолы и хвои. Он приятно щекотал нос, и Надежде очень захотелось чихнуть. С трудом подавив в себе это желание, она встала с кровати и, подойдя к окну, пошире распахнула его. С высоты третьего этажа ей открылся удивительно красивый вид, и она заворожено глядя, на зеленеющие вокруг луга и перелески, вдруг почувствовала себя свободной и счастливой.

Легкий шум за спиной вернул ее к действительности.

— Вы уже оделись, мисс?.. — прозвучало в комнате.

Надежда обернулась и увидела вошедшую в палату медсестру. Ее строгое лицо под голубым чепчиком и сложенные на груди руки, говорили Надежде, что хотя в пансионате с ней обращаются вежливо и корректно, но здесь она далеко не желанный гость.

— Да, я готова… — ответила Надежда.

— Тогда пойдемте, я покажу вам, где находится кабинет врача и процедурная. Их вам придется часто посещать.

— А прогулки?.. — спросила Надежда, подходя к двери.

Лицо сестры стало еще строже.

— Прогулки вам не нужны… — ответила она, металлическим голосом. — За территорию пансионата вам выходить запрещено. Можете гулять только по палате.

Выйдя вслед за сестрой в коридор, Надежда увидела у двери двух вооруженных охранников. При виде сестры они подтянулись, и Надежда поняла, что та, скорее всего, прибыла вместе с ними из Бруклинского централа и также как и они будет ее охранять в этом пансионате. «Крепко стерегут, не убежишь…» — подумала Надежда, но тут же отогнала от себя эту мысль и решила не торопиться с выводами. Спустившись по лестнице на первый этаж, сестра провела Надежду в процедурный кабинет и, велев раздеться, оставила одну. В кабинете Надежда задержалась надолго. У нее взяли бесчисленное количество анализов и, затем, поместив в узкую длинную трубу, сделали томографию головного мозга. Пока она одевалась, результаты были готовы и Надежде сообщили, что ее здоровью и жизни, к счастью, ничто не угрожает.

В сопровождении той же сестры она вернулась в свою палату и нашла на тумбочке поднос с обедом. С удовольствием отведав его, Надежда легла под одеяло и, свернувшись калачиком, как она делала в детстве, закрыла глаза.

— Спит… — услышала она за дверью, и почти сразу в тишину палаты вторгся звук шагов мерно расхаживающих по коридору полицейских.

Спать Надежда, конечно, не собиралась. Эта передышка понадобилась ей, чтобы хорошенько обдумать план своего побега. Что это возможно, она поняла, как только взглянула в открытое окно, и теперь ей следовало тщательно и скрупулёзно просчитать последовательность своих дальнейших шагов. Справа от окна палаты находилась пожарная лестница, идущую вдоль стены, добраться до которой, было пару пустяков. Чтобы перелезть через забор Надежде потребовалось бы не более минуты, так как рядом с ним росло большое дерево и его ветки, изгибаясь, свисали далеко за территорию пансионата. Оказавшись за забором, можно было сразу исчезнуть в густом лесу, и дальше, петляя по нему, запутать следы и уйти от возможной погони.

Все это не представлялось Надежде сколько-нибудь сложным и невыполнимым. Проблема была в другом… А именно в дежуривших вокруг ее палаты охранниках. Двое стояли у двери. И еще одного Надежда случайно заметила, когда перед тем, как лечь спать, закрывала окно. Что касается видеокамер, то, сколько Надежда не изучала стены и потолок комнаты, как до визита в процедурный кабинет, так и после него найти их признаки она так и не смогла. Откровенно говоря, это ее удивило и озадачило. Но задумываться, почему их здесь нет, у нее уже не было, ни времени, ни желания. Бежать она решила, как можно скорее, пока условия ее содержания не изменились. Ведь никто не мог гарантировать того, что через день или два ее охрана не будет усилена или ее из пансионата, не переведут еще куда-нибудь. «Как же их отвлечь?..» — напряженно размышляла Надежда, перебирая в памяти все прочитанные ею детективы и боевики. Пожар, симуляция самоубийства… Нет, все это не то. Здесь надо придумать что-то другое. От нетерпения ее стала бить нервная дрожь и, чтобы успокоиться, она перевернулась на бок и натянула на голову одеяло. Вдруг до ее слуха донеслось то, чего она никак не ожидала услышать.

— Эй, Стив, иди обедать!

— А смена?

— Она тоже обедает… Ребята в коридоре посторожат.

«Неужели все так просто?!» — с изумлением подумала Надежда и, скинув одеяло, тихо подкралась к окну. Выглянув в него, она чуть не вскрикнула. Охранника под окнами не было! Стараясь сдержать дрожь в руках, она накинула на себя халат и, взяв в руку тапочки, через окно вылезла наружу. Во дворе пансионата никого не было. Зажмурив глаза, чтобы не смотреть вниз, Надежда дотянулась рукой до перекладины лестницы и, оттолкнувшись ногами от подоконника, прыгнула на нее. Ее дыхание вдруг замерло, а гулко бьющееся в груди сердце, казалось, сейчас выскочит наружу. Прижавшись всем телом к лестнице, Надежда на мгновение остановилась и затем стала медленно спускаться. Она осторожно перебирала руками скользкие, холодные перекладины, старалась по их числу определить, сколько осталось до земли. Вдруг ее рука, сорвавшись, повисла в воздухе, и она, не успев даже крикнуть, беззвучно полетела вниз…

Северная Атлантика…

Когда курс уклонения был рассчитан, Кузнецов приказал рулевым дать полный ход и «Барс», быстро набирая скорость, устремился на юго-восток. Проплыв несколько кабельтовых, он выпустил из носовых и кормовых торпедных аппаратов похожие на небольшие торпеды приборы гидроакустического противодействия. Они в точности воспроизводили все демаскирующие признаки подводной лодки: шум, магнитное, радиационное и тепловое поля. В специальном контейнере в них хранись обломки мебели, спасательные жилеты и канистры с дизельным топливом. Теперь перед пилотами «Ориона» встала трудная задача. На своих экранах они видели не одну, а сразу четыре цели, и какая из них настоящая, а какая ложная им приходилось только гадать. Это было как игра в наперстки, в которой выигрыш зависит в основном от везения или от интуиции. На этот раз пилотам «Ориона» не повезло. Акустики «Барса» снова услышали всплески сбрасываемых буев, затем они стали удаляться и, спустя короткое время совсем исчезли за размеренным шумом, бегущих по бескрайним просторам Атлантики волн.

Штат Нью-Йорк. Пансионат «У озера»…

Ее полет оказался на удивление коротким. Спустя секунду Надежда коснулась ногами земли и, ловко упав на бок, очутилась на газоне. Затаив дыхание, она с напряжением прислушивалась к тому, что происходило вокруг. Пока ничто не предвещало опасности. За шумом поливальной установки она с трудом различала негромкие человеческие голоса. Одни из них просили о чем-то, другие требовали, третьи не соглашались, но голоса, который бы кричал о ее побеге, пока к счастью, не было. Внезапно до ее слуха донеслись две фамилии, о которых она раньше уже слышала, но припомнить, когда и где сразу не смогла. «Дуглас и Хоффман…» — мысленно повторила она несколько раз, надеясь, что память все же воскресит события ее жизни, связанные с этими людьми. Секунды текли в напряженном ожидании, но как Надежда не старалась, вспомнить, это ей так и не удалось.

Выругав себя за непредвиденную задержку, она перевернулась на живот и осторожно поползла между кустами роз. Когда те закончились, Надежда увидела перед собой ровную лужайку. Теперь до стоящего у стены дерева оставалось совсем немного и она, встав на ноги и пригнувшись, перебежала ее и, спустя несколько секунд, прижалась к шершавому почерневшему от времени стволу. Это был клен, весь покрытый желто-зеленой остроугольной листвой и протянувший свои могучие ветви далеко в стороны. Взбираясь на него, Надежда опять старалась не смотреть вниз, но теперь сделать это было легко, так как двигалась она не вниз, а вверх.

Штат Нью-Йорк. Озеро Кензико…

Перебравшись через окружающую пансионат стену, Надежда оказалась в густом сосновом лесу. Запах хвои сразу ударил ей в голову, и она на секунду остановилась, чтобы привыкнуть к нему. Понимая, что ее вот-вот могут хватиться и организовать погоню, она решила, не теряя времени, пробираться в город. Ехать туда в больничном халате и тапочках было бы слишком рискованно, и она мысленно прикинула, где бы можно раздобыть хоть какую-нибудь одежду. Вспомнив, что по дороге в пансионат машина, на которой ее везли, проезжала мимо озера Кензико, Надежда решила идти к нему. Где озеро, там и отдыхающие, подумала она и, взглянув на солнце, направилась строго на юг.

Пройдя километров пять по густым лесным зарослям, она наткнулась на небольшой ручеек, вытекающий из-под покрытого зеленоватым мхом валуна. Утолив жажду и умывшись, Надежда присела отдохнуть и затем продолжила свой путь. Дорога оказалась неблизкой. Вначале Надежда долго петляла среди высоких стволов сосен и елей. Затем дорогу ей стали пересекать овраги, на дне которых, прошедшие недавно дожди, образовали небольшие, но почти непроходимые болотца и ручейки и, наконец, уже подходя к берегу озера, Надежда угодила в настоящие тропические заросли. В этом месте кто-то умудрился посадить хмель и он, разросшись, заполонил переплетающимися побегами все поляны и прогалины.

Наконец, впереди она увидела серебристую полоску водной глади. Озеро открылось ей сразу, как только она с трудом выбралась из пожелтевших на солнце зарослей хмеля. Она на мгновение остановилась, пораженная его красотой. Но затем, озабоченно оглянувшись, стала искать, то зачем так долго сюда шла. Отдыхающих действительно было много. Несколько десятков машин и трейлеров сгрудились у берега. Множество палаток облепили окрестные поляны. А в воде Надежда увидела многочисленные головы купающихся.

Спрятавшись в кустах, она долго наблюдала за ними, пока ее внимание не привлекла одна пара, очень смахивающая на молодоженов. Высокий симпатичный мужчина лет тридцати и такого же возраста женщина блондинка в белом обтягивающем тело купальнике устроились чуть поодаль от других. Их трейлер большой и вместительный имел нью-йоркские номера. Сегодня было воскресенье и если они проводили у озера уикенд, то вечером должны были вернуться в город. Еще раз, внимательно понаблюдав за «молодоженами», Надежда решила завести с ними знакомство. Спрятав халат в кустах, и оставшись в ночной рубашке и тапочках, она подошла к стоящему у костра мужчине и грустным голосом обратилась к нему.

— Извините! Вы не могли бы мне помочь?

Мужчина с интересом посмотрел на Надежду и, оценив ее внешность, стал сразу любезным.

— Пожалуйста, мисс… Внимательно вас слушаю.

— Со мной произошла неприятность… — Надежда тяжело вздохнула и изобразила на лице растерянность и печаль. — Приехала сюда со знакомым на выходные из Нью-Йорка. Но сегодня утром мы поругались и он, бросив меня одну, уехал на машине обратно. Даже вещи мои с собой увез.

Мужчина с откровенным интересом слушал ее.

— Просто не знаю, кто бы мог мне помочь. — продолжила плаксивым голосом Надежда. — Мне сегодня обязательно надо попасть в город, а у меня как видите, нет ни одежды, ни денег с собой.

Мужчина вдруг почему-то засмеялся и, повернувшись к трейлеру, закричал.

— Эй, Жанет я тут, кажется, Робинзона Крузо нашел!

В дверях трейлера появилась блондинка в купальнике. Надежда повторила ей свой рассказ. Но женщина прореагировала на него совершенно иначе. Искренне посочувствовала Надежде, а мужчине сказала, что не видит в ее истории ничего смешного. Затем Жанет и Надежда долго обсуждали все обстоятельства случившегося, пока Мартин, так звали мужчину, готовил на кухне ленч.

— Дамы, к столу! — позвал вскоре он их, расставив на траве многочисленные холодные и горячие блюда.

— Давайте все-таки вас во что-нибудь обрядим, а то в этой ночной рубашке вы чувствуете себя, наверное, не совсем уютно. — предложила после ленча Жанет. — К сожалению, запасного я ничего не взяла, но думаю, мои старые шорты будут вам как раз в пору.

Она вынесла из трейлера какого-то неопределенного цвета и размера шорты и протянула их Надежде.

— Ну а майку мы позаимствуем у Мартина. — решила она и вскоре Надежда, помимо шортиков облачилась в такого же цвета и качества мужскую майку.

Она искренне поблагодарила своих спасителей, а когда те предложили подбросить ее до Нью-Йорка, была просто счастлива. В пять вечера трейлер был готов к отъезду, и они все трое отправились в обратный путь.

Штат Нью-Йорк. Пансионат «У озера»…

Исчезновение Надежды было обнаружено спустя два часа после ее побега. Дежурная сестра вошла в палату, чтобы сделать назначенные ей уколы и с удивлением обнаружила пустую постель. Охранники в коридоре толком ничего не могли объяснить. И только сторож на лесопилке, которая находилась рядом с пансионатом, сказал, что видел, как какая-то женщина в больничном халате, шла по дорожке к лесу. На ноги были подняты все близлежащие подразделения полиции. К вечеру, несмотря на выходной день, из Вашингтона прибыла специальная группа сотрудников ФБР во главе с Робертом Хоффманом. Опросив служащих пансионата, он лично возглавил погоню. Розыскная собака вначале уверенно взяла след, но у ручья растерянно заметалась из стороны в сторону. Хоффман выругался и приказал обследовать ручей вверх и вниз по течению. На это ушло почти три часа, и только поздно вечером след Смирновой был найден. Собака снова уверенно рванулась вперед, и уже когда совсем стемнело, добежала до берега озера.

Здесь след снова был потерян, но расспросы отдыхающих, которым показали фотографию Смирновой, позволили установить, что женщина с похожей внешностью уехала отсюда три часа назад в Нью-Йорк на одном из трейлеров. Вскоре был установлен его номер. Дорожной полиции была поставлена срочная задача: установить место нахождения трейлера. Та ее выполнила и доложила, что трейлер стоит во дворе дома своих хозяев супругов Чамерс по адресу: сто двадцать восемь стрит, дом номер восемь. Дом был немедленно оцеплен сотрудниками ФБР, но наблюдение показало, что кроме супругов в нем больше никого нет. Из их допроса выяснили, что женщину, назвавшуюся Сарой, они действительно довезли от озера Кензико до города. А Жанет добавила, что за время пути помогла ей подстричь волосы и перекрасится в блондинку. Куда направилась Сара после того, как они высадили ее на одной из улиц города и по какому адресу она проживает в Нью-Йорке супруги Чамерс сообщить не смогли.