Золото Трои

Постскриптум: ТРОЯНСКАЯ ВОЙНА ОТКРЫТА ЕЩЕ РАЗ?

В первом издании этой книги рассказывалась история трех великих археологов, искавших Трою, — Шлимана, Дёрпфельда и Блегена. Казалось, что уже нечего надеяться на получение новой информации на столь опустошенном археологами, и в частности Шлиманом, Гиссарлыке. Оставался неисследованным лишь обширный нижний город римского поселения, там раскопки могли подтвердить, имела ли Троя бронзового века город за стенами цитадели.

В 1988 г. через пять лет после того, как я пришел к такому заключению, на этой площадке были начаты новые раскопки под руководством Манфреда Корфмана, чье имя теперь займет место рядом с великими исследователями прошлого. Площадка была очищена от подлеска и сделана более понятной для посетителей. Восточные укрепления освободили от перепутанных фиговых деревьев, траншею Шлимана очистили, осыпающиеся стены восстановили, а основные достопримечательности — шлимановский «большой пандус», восточные ворота и северо-восточный бастион Дёрпфельда — демонтировали, укрепили и установили заново. В нижнем городе исследованы эллинский и римский театры, составлены их планы; отмечена прямоугольная планировка римских улиц. Кроме того, было предпринято широкомасштабное геофизическое обследование плато и Троянской равнины.

Важная находка была сделана уже при предварительных раскопках в Бешиктепе, в пяти милях к юго-западу от Гиссарлыка. Этот конический могильный курган — один из старейших и самых приметных на равнине. Высотой примерно 50 футов, он стоит на естественном основании над морем в виду Тенедоса у северного края широкой бухты Бешик. Курган исследовал Шлиман в 1879 г., а затем в 1924 г. Дёрпфельд, который показал, что стоявший здесь древний курган приобрел свою нынешнюю форму в позднем бронзовом веке. Другими словами, курган стал монументальным конусом прежде, чем греческие поселенцы в гомеровские времена (VIII в. до н. э.) прибыли в Троаду. Быть может, это и есть большой курган у моря, упоминаемый Гомером.

Современные исследования показали, что Бешиктепе — почти наверняка тот самый курган, который античные греки считали могилой Ахилла и позже посещали Ксеркс и Александр Македонский. Корфман сумел проследить береговую линию времен Троянской войны, когда бухта была куда глубже и курган стоял на мысе, выдававшемся в море примерно на милю. В нескольких метрах от древнего берега была сделана находка, имеющая огромное значение: более 50 захоронений, в том числе кремационных с микенскими греческими погребальными принадлежностями и керамикой, датируемой началом XIII в. до н. э. (поздняя Троя VI). В одной из могил, облицованной камнем, находились погребальные приношения, включая чудесную вазу с подножкой, и останки мужчины, кремированного вместе со своим мечом. В захоронении обнаружены пять каменных печатей, две из которых, несомненно, греческого материкового происхождения. Считается, такие печати микенские аристократы использовали как личные печатки. Неужели Корфман нашел следы греческого лагеря и даже мертвого грека? Или здесь было кладбище микенской купеческой колонии? (Пожалуй, скорее так, поскольку найдены также женские и детские останки.) «Я могу выразить лишь интуитивное ощущение, — писал Корфман, — что кладбище, лежавшее вскрытым перед нами в гавани Трои, принадлежит тому самому времени, когда шла Троянская война».

Наличие на троянском берегу кремаций героического века рядом с курганом, считавшимся могилой Ахилла, ставит вопрос о живучести в Троаде преданий, касающихся микенского присутствия. Имеет ли, к примеру, эта находка хоть какое-то отношение к рассказу Гомера о кладбище на морском берегу возле греческого лагеря? Как мы увидим, новейшие открытия на Гиссарлыке указывают на непрерывность его заселения с XIII по VIII в. до н. э. — со времени Троянской войны до Гомера, — то есть сказание могло передаваться от поколения поколению.

Находки в Бешик-тепе существенно поддержали гипотезу, что греческий флот стоял на якоре именно в бухте Бешика, а не Трои, как полагали Шлиман и большинство современных ученых. Широкая и мелкая бухта Бешика, расположенная как раз напротив острова Тенедос на побережье, известном в классические времена как «Ахайон» («Ахейский берег»), являлась хорошо защищенной якорной стоянкой. Могла ли она служить гаванью Трое?

В конце 1980-х гг. команда Корфмана попыталась определить ее топографию в позднем бронзовом веке, взяв более 70 кернов в прибрежной зоне, и доказала, что во времена Троянской войны бухта намного глубже врезалась в сушу (старая полоса дюн отмечена в наше время небольшим лесистым кряжем, огибающем берег). Анализ кернов показал, что перед береговой отмелью располагалась большая пресноводная лагуна и, хотя она давно заилилась, в сырые зимы в ней еще собирается вода. Это, возможно, объясняет одно из загадочных слов гомеровской поэмы, которое никогда не было удовлетворительно истолковано: «stomalimne» [пруд в устье]. Так называли лагуну, располагавшуюся между греческими кораблями и рекой Скамандр. Согласно пометкам на полях знаменитой венецианской рукописи «Илиады», такое прочтение использовалось в некоторых более древних рукописях поэмы, но было исключено Аристархом, так как противоречило его теории относительно топографии равнины и местоположения греческого лагеря. И вновь археология показала, что гомеровский текст основан на детальном знании местности.

Наличие лагуны говорит о том, что, в отличие от Троянской равнины, бухта Бешика даже в разгар лета в изобилии имела пресную воду. Здесь действительно на протяжении веков, если не тысячелетий, существовала якорная стоянка. Навигационные книги и судовые журналы, начиная со Средних веков, указывают, что суда, идущие в Дарданеллы, были вынуждены пережидать здесь, на последней якорной стоянке перед проливами, встречные течения и ветры. Так в XIX в. несколько раз поступали британский и французский флоты; в 1810 г. лорд Байрон задержался в бухте Бешика на 17 дней, а в черноморской лоции за 1908 г. записано, что в Тенедосском проливе и на близлежащих якорных стоянках обычно можно видеть две-три сотни судов, ожидающих благоприятного ветра.

В доисторические времена, когда суда ходили под веслами и примитивными парусами, многие из тех, кто направлялся в Дарданеллы и Мраморное море, разгружались в бухте Бешика и переправляли грузы по суше мимо Трои. (Шлиман, например, упоминает, что его припасы и инструменты всегда выгружали в бухте Бешика.) Их везли на повозках или на вьючных животных по старой дороге, ведущей от бухты, через возвышенность, на которой сейчас стоит башня Еркешик. Отсюда видны и бухта Бешика, и Троя, хотя они не находятся в пределах прямой видимости друг от друга. Быть может, это и есть тот throsmos, «подъем на равнине», трижды упоминаемый Гомером, описывающем, как троянцы развертывали армию для атаки лагеря греков. С подъема дорога идет вниз, к броду через Мендерес (Скамандр), там, где в XIX в. проложили мощеную дорогу, затем поднимается от реки в северо-восточном направлении к Троянскому плато и Гиссарлыку: это наиболее вероятная ось сражений, описанных в «Илиаде».

Археологические исследования Манфреда Корфмана показали, что местность вблизи бухты Бешика непрерывно заселялась на протяжении длительного времени. Здесь обнаружены византийские укрепления и склады, эллинские портовые сооружения, материалы из Трои VI и большое поселение, относящееся еще к III в. до н. э. Отсюда почти наверняка следует, что именно бухта Бешика, а не болотистая, малярийная низина возле Гиссарлыка была гаванью Трои бронзового века и, возможно, местом, где разбили лагерь греки. Это точно соответствует описанию Гомера:

«Илиада», XIV, 30–36 (перевод H. Гнедича)

Когда-то глубокий и широкий залив между двумя острыми мысами, бухта Бешика идеально подходит под описание Гомера. Обнаружение микенского кладбища на ее берегу, пожалуй, окончательно решает вопрос о месте стоянки греков.

Затем команда Корфмана вернулась на основную площадку. На плато к югу от Гиссарлыка они приступили к изучению римского города, пытаясь отыскать под ним объекты бронзового века. К сожалению, в этом месте слой почвы над скальным основанием невелик, римские строители любили ставить здания на скалу, счищая большую часть почвенного слоя. Но к югу от цитадели, между фундаментами римских зданий и улиц, везде находились следы бронзового века. Вплотную к южной стене стояли хорошо построенные дома из камня и дерева, некоторые довольно большие. В двухстах метрах от южных ворот Трои VI вскрыты основания шести домов с таким огромным количеством микенской посуды, что археологи засомневались — не нашли ли они следы небольшой торговой колонии микенских купцов. Итак, вТрое VI, несомненно, цитадель была окружена городом.

Корфман очень хотел определить его границы, и проведенные для этого геомагнитные замеры установили существование толстой глинобитной стены, тянущейся, окружая большую зону, к южному краю плато. Ведя раскопки в этом направлении, в 400 метрах к югу от стен Трои VI его команда обнаружила высеченную в скале траншею шириной три метра, за которой, вероятно, располагались глинобитные укрепления. Имелись указания на то, что в южной части контура было двое ворот. Кроме того, посередине плато найдена длинная траншея, прорубленная в скальном основании, и вдоль нее — ямы под столбы. Здесь, видимо, располагался деревянный палисад с галереей вдоль него, стоявшей на столбах. Он мог являться частью восточных укреплений нижнего города Трои VI. Последующие геомагнитные измерения показали наличие еще двух ворот, до сих пор не раскопанных.

Троя VI была не просто крепостью. Внешний город имел форму эллипса, вытянувшегося на юг от цитадели до конца плато, и занимал большую часть западной трети римского города. По площади (200 гектаров) он был сравним с микенскими городами в Арголиде и, если вся эта территория была заселена, мог иметь население в 5000–6000 человек.

Серьезным пробелом в наших знаниях о Трое VI всегда было отсутствие сведений о религиозных культах. Дёрпфельд полагал, что нашел один из храмов в доме с колоннами в пределах цитадели, а главный городской храм снесли римляне при выравнивании вершины холма под постройку храма Афины и общественного центра. Однако последние находки ниже стен Трои VI на западной стороне предлагают другие варианты. Здесь была обнаружена микенская культовая статуэтка — первая подобная находка на Гиссарлыке. Но откуда она? Из храма иноземного сообщества в Трое? Или это был иноземный божок в троянском храме? Возможно и то и другое: приблизительно в это время больной хеттский царь Мурсили просил, чтобы ему прислали идолов с Лазпы (Лесбоса) и из самой Аххиявы.

Вместе с микенским идолом найден и традиционный анатолийский культовый предмет — часть бронзового вола, известного также по находкам в центральной Анатолии, в Алача-Уюке. Самое поразительное, что оба предмета — с площадки, где в эллинские времена была культовая зона и где разворачивалась самая мистическая из всех троянских историй: странный обычай искупления локридскими девушками через тысячу лет после войны вины их предка. Если святилище бронзового века было в этой части города, то возникает аналогия с Микенами, где главные культовые сооружения располагались под горой и за пределами дворцовой зоны.

Наконец, именно здесь команда Корфмана нашла свидетельства того, что не было разрыва в поселениях на Гиссарлыке между концом бронзового века и ионийским греческим поселением VIII в. до н. э. В районе святилищ вскрыли следы нового слоя, промежуточного между Троей VIIb 2 и Троей VIII, из чего можно заключить: обнищавшее население упорно оставалось как минимум в этой части нижнего города. Если это место не превратилось в безжизненные руины ко времени поселения здесь ионийских греков в VIII в. до н. э., то Гомер вполне мог иметь доступ к местным преданиям, передававшимся из уст в уста.

Поэтому теперь мы видим, что Троя, которую раскапывали Шлиман, Дёрпфельд и Блеген, была цитаделью немаленького города, который сам по себе был основан, возможно, еще в 1500 г. до н. э. Это означает, что Троя VI была царским замком, местом пребывания правящего клана. В этой связи следует помнить, что ни одно другое поселение в западной Анатолии не может сравниться с Гиссарлыком. Там расположено более сорока культурных слоев и почти 70 футов наслоений, а возле него находилось уникально долго существовавшее и сильно укрепленное поселение. Нигде к северу от Микен в позднем бронзовом веке не было таких укреплений. Учитывая все это, можно уверенно говорить о том, что Троя VI была столицей важного анатолийского царства, вполне возможно, одной из региональных столиц, упоминаемых в хеттских архивах. Это становится очевидным, если вспомнить, что Троя-Гиссарлык была также одним из наиболее древних поселений в западной Анатолии, с впечатляющей непрерывностью местных традиций, особенно в архитектуре. Можно считать, что здесь была столица долго существовавшей династии могучих троянских царей. О том же гласило греческое предание.

Если Гиссарлык-Троя действительно главная региональная столица между греческим и хеттским мирами, то можно предвидеть ее появление в хеттских табличках. К такому выводу давно пришел Эмиль Форрер. И все же мы до сих пор не можем распознать ее в них наверняка, поскольку интерпретация хеттской географии этого региона противоречива. Но одно место, упоминаемое в хеттских архивах, представляется как наиболее вероятный кандидат называться Троей — Вилуса. Сейчас достаточно много известно об этом государстве, и сведения эти указывают на Троаду, как на его местоположение. Мы уже видели, что Вилуса была царством, длительное время существовавшим в западной Анатолии и когда-то независимым от хеттов, но примерно с 1600 г. до н. э. ставшим лояльным к ним (хоть и удаленным). По договору, заключенному около 1280 г. до н. э., возможно, незадолго до Троянской войны, Вилуса обязалась снабжать войска хеттского царя в походах, и не исключено, что так она и сделала в кадешской кампании. Вилуса была арцавским государством и, предположительно, располагалась на северо-западе Анатолии, на побережье или рядом с ним. Недавняя расшифровка странного, то ли поэтического, то ли ритуального, текста XIII в. до н. э. из Богазкея предоставила интересное толкование данного вопроса. Написанный на лувийском языке, на котором разговаривали в западной Анатолии (а может быть, и в Трое?), этот текст содержит строку, открывающую некий, не сохранившийся, труд: «Когда они пришли из крутой Вилусы…» То есть один и тот же эпитет используется для хеттской Вилусы и для гомеровского (В)илиона (Ilios ophruoessa, Ilion aipi).

Кроме того, дополнительные сведения о Вилусе предлагает договор с Алаксандом, поскольку в его завершающей части даются имена вилусских богов. Первым идет анатолийский бог бури (как и греческий небожитель, неодолимый со своими молниями в руках). Далее следует несохранившееся имя (возможно, женское), затем — Аппалиун, который едва ли может быть кем-то, кроме Аполлона (Апейлон у греков-киприотов). Табличка заканчивается «мужскими и женскими богами, горами, реками, источниками и подземным потоком Вилусы».

Можно сделать вывод, что Аполлон был одним из главных богов вилусийцев. Тогда становится важным, что у Гомера Аполлон — не бог греков, а главное божество троянцев, которому поставлен храм в цитадели. В самом начале «Илиады» именно он — тот бог, которого Гомер считает ответственным за десять лет страданий, выпавших на долю греков, «бесчисленные потери» ахейцев под Троей:

Так что тема «Илиады» изложена в самом начале. В ней может быть заключен не просто отзвук факта бронзового века. Сейчас считается, что культ Аполлона был по происхождению не греческим, а анатолийским или кипрским (Гомер называет его «в Ликии рожденным»). Довольно интересно, что ни в одной из обнаруженных к настоящему времени табличек линейного письма Б его имя не появляется. В классические времена его культ был особенно силен в Троаде: согласно географу Страбону, «его почитали по всему этому берегу». Помимо островных храмов Аполлона на Лесбосе и Тенедосе, имелось несколько важных культовых центров, самым знаменитым из которых был храм Сминтея в Гамаксите/Хрисе, где обнаружены следы поселения еще III в. до н. э. Можно предположить, что прото-Аполлон действительно в позднем бронзовом веке был богом Троады и что Гомер сохранил подлинные воспоминания о троянской религии.

Прежде чем закончить обсуждение вопроса об идентичности Трои и Вилусы, обратимся еще к одному важному фрагменту договора с Алаксандом: если Вилуса в самом деле находилась в Троаде, то где находилось святилище «подземного потока Вилусы», выделяемое в перечне? Один подземный источник был глубоко под Троей, еще один — бил из-под земли за пределами стен. Но если священный подземный поток находился в Троаде, то едва ли это могло быть что-либо, кроме знаменитой Аязмы, в двух милях ниже вершины горы Ида, трона троянских богов. Из него берет начало Скамандр, на чью святость по сравнению с другими реками постоянно указывает Гомер («божественный», «богорожденный», «порожденье Зевса»). Он также говорит, что почитание реки подразумевало жертвоприношения, что ей подносились быки и кони. Гомер упоминает, что троянцами был поставлен специальный жрец для исполнения обрядов поклонения реке.

В Аязме река вытекает из красочного бассейна под известняковой скалой по естественному подземному туннелю, протянувшемуся на 220 ярдов внутри горы и в начальной своей части имеющему высоту 4–5 футов. Это одна из самых знаменитых природных достопримечательностей Троады. Как писал о ней лорд Абердин в 1803 г., «один из грандиознейших и самых красочных видов… вода поднимается в обширной пещере и извергается стремительным потоком, создавая величественное зрелище». Чарльз Макларен, приезжавший сюда в 1847 г., приписал святость реки у древних тому, что источник расположен у самого подножья трона Зевса:

Это место и сегодня посещают паломники. В начале XX в., до того как греки были изгнаны из Троады, источник считался местными жителями исцеляющим от лихорадки (что важно в малярийной долине Скамандра), здесь греки совершали службу во время праздника Эгиос Илиос. В эти дни деревья вокруг бассейна были увешаны тряпочками, которые привязывали во исполнение желаний, горели масляные плошки и жегся ладан. В далеком прошлом слава о святости этого места распространялась далеко за пределы Троады. В 1803 г. лорд Абердин встретил здесь паломников аж из Константинополя и даже из Кулы в центральной Анатолии, совершивших тринадцатидневное путешествие, чтобы окунуться и испить целебной воды. Удивительным образом здесь совпадают топографические и этнографические свидетельства Гомера и хеттских табличек. В Средиземноморском мире святость подобных мест часто переживала все перемены в народах и верах, и, хотя прошло три тысячи лет с тех пор, когда в договоре Муваталли упоминались священные места царства Алаксанда, не так уж невероятно, что «священный подземный поток Вилусы» остался местом поклонения вплоть до наших дней.

Отождествление Вилусы с Троей стало бы еще вероятнее, будь мы уверены, что беспокойный царь Аххиявы из хеттских текстов действительно был микенским греком (как я доказывал десять лет назад). Теперь доводы стали весомее. В начале 1980-х гг. некоторые ученые помещали Аххияву во Фракию или в Болгарию. С этим мало кто соглашался, а сейчас, по-видимому, такой вариант полностью отбрасывается надписями, открытыми в Ксанфе, которые подтверждают схему западно-анатолийской географии, принятую в главе 6. В любом случае, «фракийская» теория имела важный недостаток — она оставляла неприятный пробел при реконструкции истории этого периода: почему на пике могущества и влияния микенцы оставались неизвестными хеттам?

Действительно, у хеттов обнаружены удивительные пробелы в информации о державах, с которыми они должны были считаться. Это предполагает, что Аххиява располагалась за морем, хотя и имела плацдарм в западной Анатолии, судя по пограничным договорам и письмам. Имеются ясные указания, что добираться до нее нужно было морем. Водном тексте упоминается изгнанный арцавский принц, союзник Аххиявы, отправившийся «на острова» перед изгнанием явно в саму Аххияву. Новый перевод важного хеттского письма упоминает аххиявского царя, захватившего острова, находившиеся в хеттской сфере влияния. Большинство ученых сейчас соглашается, что эти острова располагались в Эгейском море у берегов западной Анатолии (как мы увидим, это были, вероятно, Лесбос и соседние меньшие острова).

Велика вероятность, что прав был Форрер и что аххиявцы и гомеровские ахейцы — одно и то же. Хеттские таблички дают основания считать, что около 1300 г. до н. э. греки распространили свою власть на острова вблизи анатолийского побережья, а также вернули Милет (хеттскую Миллаванду) и его окрестности. Их набеги стали реальной угрозой для системы хеттских зависимых государств в западной Анатолии, угрозой, которую хеттский МИД сознавал и пытался устранить. Последующие письма перечисляют случаи вмешательства Аххиявы в дела хеттских сателлитов в Арцаве, подстрекательства к заключению союзов, направленных против хеттского царя, и оказания поддержки предателями-бунтовщиками вроде Пийямарада. Наконец, на одной табличке идет речь о войне с «Великим царем» Хатти. В общем, трудно придумать, кто еще мог стать причиной всех этих беспокойств, кроме микенских греков.

Именно в это время мы обнаруживаем в хеттском архиве обращение к царю Аххиявы как к «Великому царю». Мог ли микенский wanax, правивший Арголидой и несколькими эгейскими островами, именоваться «Великим царем» правителями центральной Анатолии? Многие в этом сомневались, но теперь стало ясно, что мог. Его нет в перечне договора по Вилусу времен Муваталли, но он появляется в документах Хаттусили и более поздних. Это согласуется с другими свидетельствами того, что греки расширили влияние в Эгейском регионе в начале XIII в. до н. э. Теперь можно воспользоваться аналогиями с другими случаями использования титула «Великий царь», например, в недавно найденной в Богазкеетабяичке, а также в других материалах, показывающих, что на протяжении XIII в. до н. э. титул «великих» даровался правителям и меньших государств (таких, как Тархунтасса и Каркемиш). Это были цари, прямо признававшие хеттскую гегемонию, в одном из случаев — внутри Анатолии. Примиренческая и льстивая дипломатия Хаттусили в отношении «моего брата, великого царя Аххиявы» является, скорее всего, признаком необходимости контролировать окраины империи с помощью переговоров, а не войны: азартная игра в зыбучих песках западно-анатолийской политики.

Приблизились ли мы к установлению точной даты Троянской войны? В первом издании этой книги отмечалось, что хеттские таблички описывают прямое или косвенное вторжение правителя Аххиявы на берега западной Анатолии как минимум дважды: в земли реки Сеха и в Вилусу. В последнем случае хеттский царь пишет: «мы вели войну» или «мы были во вражде». Теперь ученые должны отнестись к этому серьезно. Тут существенно следующее. В начале XIII в. до н. э. хеттской гегемонии в западной Анатолии также по меньшей мере дважды наносился урон: в начале правления Муваталли в 1296 г. до н. э. и в начале правления Хаттусили (около 1263–1261 гг. до н. э.). Значит, как я отмечал, проблемы хеттов в западных областях могли совпадать с крупным наступлением ассирийцев на Верхнем Евфрате, позволившем им продвинуться до Каркемиша. Это случилось около 1262–1261 гг. до н. э. и, возможно, нашло свое отражение в частично сохранившемся тексте, где упоминаются Египет, Каркемиш, Аххиява и Пийямарад (текст, возможно, относится ко времени похода Хаттусили к Милету).

К настоящему времени в палеографии и орфографии хеттских табличек остается много неясного, а ввиду фрагментарности части табличек их авторство до сих пор оспаривается. Например, у самого важного документа, «письма Тавагалавы», отсутствует верхняя часть, поэтому мы не можем быть уверены в его датировке. Если царь, упоминаемый в письме, действительно Хаттусили, и если Вилуса — это Троя, то мы можем предполагать, что Троянская война происходила в период с 1275 по 1260 г. до н. э. Если же это письмо от Муваталли, то нам следует сдвинуть дату падения Трои VI, видимо, к 1280-м гг. до н. э. и наверняка к периоду до 1272 г. до н. э. (что по-прежнему приемлемо по более ранней дате, ныне предложенной для начала периода керамики LH III В, то есть до 1300 г. до н. э.).

Есть несколько доводов в пользу именно последней версии. Они содержатся в письме Манапы-Тархандаса, царя земли реки Сеха, которая располагалась на юге Троады в долине Каика. Письмо датируется царствованием Муваталли, но, вероятно, второй его половиной, то есть периодом между 1285 и 1272 г. до н. э. Табличка сильно повреждена, царь Аххиявы там не упоминается, но основные действующие лица «письма Тавагалавы» появляются и здесь, в связи с чем можно предполагать, что в письме речь идет о тех же событиях. Главную роль в письме играет остров Лазпа (Лесбос), на который претендуют обе спорящие стороны — хетты и Пийямарад, возможно, один из островов, «дарованных Богом Бури» аххиявскому царю. Согласно письму, с Лазпы в Миллаванду/Милет отправили, вероятно, на аххиявских кораблях семь тысяч пленников. Одновременно была атакована земля реки Сеха, явно соседствовавшая с Лазпой. В начале письма царь пишет, что высокопоставленный хеттский военачальник прибыл в его страну с хеттской армией:

Далее упоминаются «наступления и контрнаступления», но текст слишком отрывочен, чтобы уяснить результат. А вот Гасс появляется еще в одном письме того времени, касающемся военных дел. Он — высокопоставленный военачальник — рапортует об инспекции крепостей и подробно описывает нападения на вражеские укрепления. Фигурируя в компании царей, он, возможно, был главкомом хеттской армии. Совершенно ясно, что генерал Гасс двинулся на запад по приказу хеттского царя, стареющего Муваталли. Он прибыл на землю реки Сеха, чтобы атаковать Вилусу, либо (если принять, что Вилуса была верным вассалом Хатти по тогдашнему договору с Алаксандом), чтобы атаковать претендента на вилусский престол, либо чтобы сразиться с врагом, владевшим Вилусой (например, Пийямарадом и его союзниками, среди которых был царь Аххиявы).

Вполне возможно, что в этом письме описываются те же события, что и в «письме Тавагалавы», даже если оно было написано несколько позже. (Похождения Пийямарада, например, вполне могли продолжаться много лет, а проблемы, связанные с Вилусой, — на протяжении царствований не одного вилусского правителя.) Но приведенные здесь факты о походе Гасса поддерживают гипотезу о том, что военные действия в Вилусе, упоминаемые в «письме Тавагалавы», могли быть и позднее, в правление Муваталли. В первом издании я предложил в качестве рабочей гипотезы дату 1275–1260 гг. с участием Хаттусили, прямым или косвенным, либо в качестве Великого царя» Хатти, либо юношей, в качестве главнокомандующего армией брата вскоре после битвы при Кадеше. Такой вариант по-прежнему возможен, но письмо Манапы-Тархандаса предлагает дату не позднее 1272 г. и, вероятно, лет на десять раньше. Такая альтернатива согласуется с археологическими данными, с деталями «письма Тавагалавы» и даже со странной карийской традицией, согласно которой «Мотилос», то есть Муваталли, был союзником Париса-Александра. Дальнейшие исследования, несомненно, прояснят эти вопросы.

Гипотеза об историчности Трои и Троянской войны более укрепилась. С учетом всех этих данных можно говорить, что Гиссарлык был городом, длительное время существовавшим в устье Дарданелл. Он стоял на великом оловянном пути между Балканами и Анатолиев пересекающим Геллеспонт. Город контролировал богатую сельскохозяйственную равнину и доминировал над морским путем в Мраморное море, обладая большой бухтой, которая служила естественным местом сбора судов, совершающих свое медленное путешествие по проливам против ветра и течения. Наконец, он мог контролировать бухту Бешика — последнюю якорную стоянку перед Дарданеллами и место разгрузки товаров, транспортируемых к Мраморному морю по суше.

Этим древним и сильно укрепленным городом на протяжении всего позднего бронзового века, очевидно, правила одна династия. Он находился вне сфер влияния хеттов и Эгейского мира, достаточно удаленный и от тех, и от других. Из хеттских архивов видно, что императоры в Богазкее время от времени заявляли сюзеренные права на эти западные земли и, случалось, лично прибывали к Эгейскому морю. Временами, однако, их гегемония слабела, и самое большее, что они могли делать, — это править через союзы с дружественными государствами, заключая договоры и обмениваясь послами. Это была не империя в нашем понимании, а сегментарное государство, где связи быстро слабели по мере удаления от центра.

Как показывают хеттские записи, влияние царя Аххиявы ощущалось именно на окраинах: в прибрежных государствах, на архипелагах и полуостровах восточной части Эгейского моря; в таких городах, как Миллаванда и Вилуса; на таких островах, как Лесбос; в плодородных долинах западно-анатолийских рек — Меандра, Каистра, Герма, Каика и Скамандра. Потихоньку расширяя свое влияние, забирая «ваши острова, которые Бог Бури отдал мне», царь Аххиявы стал силой, которой боялись в Хатти, и начал напрямую вмешиваться в дела хеттских зависимых государств на эгейском побережье. Согласно хеттским дипломатическим архивам, хетты и аххиявцы вступили в столкновение из-за Вилусы в первой половине XIII в. до н. э., в период расцвета микенского могущества. Точно в то же время в греческих табличках линейного письма Б появляются записи об азиатских женщинах, захваченных в ходе разбойничьих налетов. Как мы уже видели, необходимость пополнения рабских трудовых ресурсов и вознаграждение тяжеловооруженных дружин царя и князьков отчасти могли стать причинами войны. Но и нападение на Трою организовывалось не ради захвата пленников в сельской местности, а было частью крупной кампании против древней и сильной цитадели могущественной династии. О прочих мотивах мы ничего не знаем и, вероятно, никогда не узнаем.

Однако, видя прогресс раскопок в Троаде, следует сказать, что поиски доказательств историчности Трои и Троянской войны далеки от завершения. Впереди, без сомнения, новые волнующие открытия. В частности, новые исследования места раскопок могут дать возможность идентифицировать город. Нам известно, что хеттские правители вели переписку с Аххиявой и Вилусой. Мы знаем также, что купцы в Хатти и в Греции пользовались письменными архивами. Находка в 1986 г. в Богазкее хорошо сохранившегося бронзового экземпляра договора еще раз указывает на возможность обнаружения текстов, которые расскажут о событиях XIII в. до н. э. И ничего невероятного, если такие таблички отыщутся в нижнем городе у самого Гиссарлыка, что позволит хотя бы установить название поселения, первым раскопанного Шлиманом. Похоже, мы уже близко подошли к тому моменту, когда сможем сказать, где же пересекаются миф и история.