ЭКЗАМЕНЫ УМАРА


Дорога вышла из ущелья. Угрюмые скалистые горы сменились низкими рыжими холмами. По синему бездонному небу беззаботно плыло одинокое белое облачко.

Запылившийся старенький автобус, похожий на взмыленного долгим бегом коня, затормозил на повороте. Здесь от шоссе отходила грунтовая дорога, ведущая к райцентру. Высадив одного из пассажиров — молодого паренька с чемоданом в руке, — автобус, надсадно ревя, покатил дальше…

Умар тихо брел по пыльной дороге, то и дело перекладывая из руки в руку тяжеленный чемодан, который, казалось, был набит не книгами, а слитками свинца. Совсем недавно он уезжал по этой дороге в город, уезжал, полный надежд… Ему вспомнилось, как провожала его мать, долго не отпускала от себя, целовала снова и снова:

— Береги себя, сынок. Не ходи один по городу. Пиши почаще. Жеребеночек мой, дай бог тебе удачи…

«Мама… — глаза Умара наполнились слезами. — Я не поступил, мама. Как я скажу тебе об этом… Не поступил… не поступил…» Слезы уже безостановочно текли по лицу паренька, но он не замечал этого.

Ах, юность, юность! Как прекрасна и как быстротечна ты! И безбрежна каждая радость в юности, и беспросветной кажется любая горесть. И вместе с каждой неудачей, обидой, горем взрослеет человек. И слезы юноши — это слезы взросления.

Пи-ип! — резкий звук сигнала заставил Умара шарахнуться в сторону. Рядом с ним, визжа тормозами, резко остановился газик.

— Ты что, мать твою, оглох? Чего под машину лезешь! Или тебе жить надоело? — Выскочивший из газика полный мужчина в шляпе, видимо, собирался обложить паренька наиотборнейшим матом, но почему-то вдруг запнулся на полуслове. — Погоди-ка… Никак, Умар?

— Здравствуйте, дядя Субан!

— Здравствуй, племянничек! Из города едешь?

— Да.

— Ну, как экзамены сдал? Приняли в институт-то?

Субан радостно обнял племянника. Умар молчал, не зная, как ответить.

— А я думаю, чего ты кренделя на дороге выписываешь. Небось поступил да и выпил чуток на радостях?

— Я не пью, дядя.

— Да по такому случаю не грех и выпить! Поздравляю!

— Видите ли, дядя Субан… Я… В общем, приемная комиссия не объявила еще результатов, — выдавил из себя, заливаясь краской, Умар.

Что? Ну ладно… Лезь в машину.

Умар, пряча глаза, полез в газик.

* * *

Райцентр расположился в широкой лощине. Это довольно большое село, в котором есть даже двухэтажные здания: райком, больница, Дворец культуры, а скоро собираются открыть ресторан не хуже городского. Но славится райцентр своим парком, настоящим парком, в котором растут раскидистые карагачи, высятся стройные тополя, зеленеют ели. Здесь же находится столовая для отдыхающих, возле которой и остановился уже знакомый нам газик.

— Зайдем, перекусим, — Субан, не торопясь, вышел из кабины. — Скажу, чтобы нас отдельно посадили. У них кабинетик есть такой.

Умар и еще двое мужчин, сидевших в газике, пошли вслед за ним.

Кабинетик оказался небольшой комнаткой, огороженной от зала цветастой занавеской. Здесь стояли стол, пять-шесть стульев. Когда все уселись, один из спутников Субана, загорелый дочерна, широкоплечий, крупный мужчина, спросил Умара:

— Как во Фрунзе с продуктами?

— Не знаю. — Умар пожал плечами.

Здоровяк расхохотался, показав крепкие, лошадиные зубы.

— О-ха-ха-ха… Вот умора! Да там на каждом углу магазины и базары!

— Я к экзаменам готовился, — Умар покраснел, опустил глаза.

— Он еще ребенок. Зачем ему это? — вступился за племянника Субан.

— Ну и что? Ребенку тоже надо жить. Кушать-то небось этот ребенок умеет?

— Опять ты за свое!

— Ну хорошо, хорошо, успокойся. А ты, братишка, не обижайся, профессия у меня такая — в торговле работаю, заведую складом в нашем сельпо.

— Мы, сынок, одноклассники. Встречаемся, видишь, иногда. Они-то вон как растолстели, а я такой же тощий, как и в школе, — вмешался в разговор молчавший до этого худощавый седоволосый мужчина.

Умар невольно улыбнулся.

Отодвинув легонько занавеску, в кабинет вошла красивая девушка в модном платье. «Официантка», — догадался Умар по белому переднику.

— Добрый вечер! Что будете заказывать?

Здоровяк внимательно просмотрел меню, довольно улыбнулся:

— О, неплохо! Значит, так. Лагман. Шашлычок. Бутылку коньяка. Супчик…

Седоволосый засмеялся:

— Ну и аппетит у тебя, Кудабай!

— Как говорится, сколько входит, столько и выходит!

— Я за тебя, Кудабай. Дай бог, чтобы у тебя всегда был такой аппетит! Сегодня я плачу за все. Племяш в институт поступил. Обмыть надо. Так что заказывайте.

— Извините, у нас коньяк кончился, — официантка виновато поглядела на Кудабая.

— Водка-то есть?

— Есть.

— Давай водку. Мы не гордые — водочки попьем, — весело сказал Кудабай.

— А мне, пожалуйста, грамм сто сухого вина, — попросил седоволосый.

— Что у вас еще есть из выпивки? — спросил Субан.

— Шампанское.

— О, совсем забыл! Конечно, давай шампанского! Как можно без шампанского!

Проводив взглядом официантку, Кудабай причмокнул губами:

— В девках она еще красивее была. Парни прохода не давали. Да и теперь… За такую бы и я все отдал…

— Опять врешь, — сказал Субан.

— Убей меня бог, если вру. — Кудабай помолчал, потом добавил: — Говорят, ее прямо со школьного выпускного вечера украли. Но она все-таки сбежала от жениха. А его, конечно, посадили…

— Зря она сбежала, — сказал Субан. — Кто теперь на ней женится? — Он вытащил из кармана пачку сигарет, закурил.

— Не зря! — возразил седоволосый. — Она своего добьется. Я ее хорошо знаю. Первой ученицей в школе была.

«Вот оно как…» — Умар задумчиво опустил голову. Перед его глазами все еще стояло нежное, красивое лицо девушки. «Только начала жить, — подумал он, — и вот какой-то гад…»

— Ты чего, братишка, голову повесил? — Кудабай похлопал Умара по спине. — Куда поступил-то?

— В университет, на физмат, — сгорая от стыда, соврал Умар.

— Ай-яй-яй! Зря. На товароведческий надо было. В наши дни, дружок, торговля все решает.

Снова вошла официантка. В руках у нее был поднос, уставленный бутылками, фужерами, салатницами. Встретив внимательный взгляд девушки, Умар отвел глаза в сторону.

— Открой, — Субан подал Умару шампанское.

«Вот черт! Как ее открывать-то?» — Паренек неумело начал срывать фольгу с горлышка бутылки, еще больше смущаясь от присутствия девушки. Лицо его покрылось краской.

— Дайте-ка я попробую, — официантка взяла бутылку из рук Умара, бесшумно откупорила. — Теперь можно разливать, — она поставила шампанское на стол и вышла.

Умар взял бутылку в руки, неловко разлил пенящуюся жидкость по фужерам.

— Ты что, первый раз? — Субан недовольно взглянул на племянника. — Поровну надо разливать. Учись. Себе-то чего не налил?

— Я не пью. Не пробовал даже.

— По такому случаю не грех и выпить. Пей.

— Нет, я не буду.

— Ну что ты прямо как баба! — Кудабай сердито уставился на Умара. — Даже хуже бабы!

— Не говорите так! Я не баба. Я выпью сейчас… — Глаза Умара наполнились слезами. Он взял дрожащей рукой фужер с шампанским.

— Выпей, ты уже взрослый человек. Пей, не бойся, — подбодрил его Субан.

— Во, во… Субан верно говорит. Какой же ты мужчина, если пить не умеешь? — поддержал Кудабай.

«Выпью. Хоть яд выпью. И так на душе муторно», — Умар зажмурил глаза и, преодолевая отвращение, кое-как осушил фужер.

— Вот молодец!

— Давно бы так!

Мужчины чокнулись и тоже выпили.

— Умар, разлей-ка по новой, — сказал Субан.

— Этот тост я предлагаю поднять за моего племянника! Поздравляю тебя, Умар, с поступлением в институт! Учись — человеком будешь!

— А ты чего, учитель, задумался! — Кудабай похлопал седоволосого по плечу. — Ты и в школе такой же задумчивый был. Меньше думай — больше пей!

— Поздравляю тебя, сынок, поздравляю, — седоволосый ласково поглядел на Умара. — Удачи и счастья тебе во всем!

Тонко зазвенели фужеры.

Умар с усилием проглотил едкую жидкость.

«Зачем я наврал? Как я буду глядеть им в глаза? Врун…» — подумал он.

Опустошив бутылку с шампанским, они принялись за водку.

— Ой, горькая какая! — чуть пригубив, скривился Умар, уже захмелевший от выпитого шампанского.

— Ничего. Закрой глаза и пей. Закусывай только. Водка — хорошая вещь! — подбодрил его Кудабай.

Бывшие одноклассники оживленно разговаривали, что-то вспоминали. Табачный дым, смешанный с запахами водки и пота, заполнил всю комнату. Умар почувствовал слабость во всем теле, дурноту.

— Дядя, мне надо домой! Отвезите меня!

— Погоди немного, покушаем.

— Мне обязательно надо домой…

Кудабай наклонился к Субану, тихонько шепнул:

— Оставь его, он уже пьян.

Официантка убрала пустые бутылки, салатницы, поставила перед каждым заказанные блюда.

— Умар, ешь, пока не остыло! — седоволосый похлопал паренька по плечу.

Умар поднял голову. Рядом с ним стояла официантка. Она убрала со стола ненужную посуду и поставила перед Умаром тарелку с лагманом.

— Спасибо, — поблагодарил Умар, не отрывая от девушки восхищенных глаз.

— Посиди с нами, красавица! Составь компанию! — попросил Кудабай.

— Извините, мне нельзя.

— Ну хоть граммулечку?! — настаивал Кудабай.

— Нет, не могу, я на работе, — девушка торопливо вышла из комнаты.

— Фу-у-у… Ставит из себя недотрогу. Видали мы таких! — зло сказал Кудабай.

— Нет! Она не такая! Она хорошая девушка. Очень хорошая девушка! — заплетающимся языком вставил Умар.

— Оставь его, Кудабай, он уже пьян. Сосунок! — Субан недовольно покосился на племянника. — Возьми себя в руки, Умар! Ты ведь уже взрослый человек — студент!

— Я не студент! Не студент!

— Что-о-о? Чего ты мелешь? — Субан недоуменно уставился на паренька.

— Да, я не студент! Я не поступил в институт! — закричал Умар.

— Да ты в своем уме?!

— Я врун, я подлый врун…

* * *

Умар не помнил даже, как оказался во дворе своего дома. Было уже темно. Пошатываясь, он неуверенно направился к двери. Но на полпути споткнулся о ведро с мусором и упал. Ведро с грохотом отлетело в сторону.

— Кто там? — спросил встревоженный женский голос.

— Мама! — Умар, цепляясь за стену, поднялся на ноги. — Открой, мама!

Послышались звуки шагов. Зажегся свет.

— Умар, жеребеночек мой!

— Мама!

Дверь распахнулась. На пороге стояла простоволосая пожилая женщина в белом платье.

— Ма-ма!..

Она обняла сына, прижала к груди.

— Мамочка…

— Что, сыночек, что, мой родненький, никак, выпил? Ну, успокойся, не плачь, жеребеночек мой, не плачь… Пойдем, отдохни немножко, поспи…

* * *

Умара разбудило острое чувство голода. Он открыл глаза, огляделся. Голова его была повязана мокрым полотенцем. Рядом стоял тазик с золой. «Видно, меня тошнило ночью», — со стыдом подумал Умар.

На стене размеренно тикали старые ходики. Умар обрадовался им, как хорошему знакомому. Мать купила их ему, когда он учился в пятом классе. Зимой ночи длинные, и трудно догадаться, утро уже или еще длится ночь, и поэтому Умар часто опаздывал на занятия. Тогда-то мать и купила Умару эти ходики.

Скрипнула дверь, в дом кто-то вошел.

— Здравствуй, Бурма!

Умар узнал голос соседки, старой одинокой женщины.

— Здравствуй.

— Дай мне сито до вечера, — попросила соседка.

— Посиди. Попробуй городских булочек, — предложила мать.

— Кто привез-то?

— Умар мой! — В голосе матери звучали нотки гордости за сына.

— Он приехал? Поступил в институт-то?

Умар затаил дыхание. Слышно было, как соседка с удовольствием жует булочку.

— Он очень поздно приехал. Спит…

— Устал небось в дороге-то.

— Наверно. Ты посиди, сейчас бульон сварится.

— Нет, спасибо, тесто надо замесить, лепешек испечь… Трудно тебе будет, если сын опять в город уедет…

— Ничего. Не помру. А ему учиться надо.

— Худо одной-то.

— Стерплю. И не такое повидала.

— Оно конечно… Ну, пошла я, Бурма. Сито вечером занесу.

* * *

«Похудел-то как! — подумала с жалостью Бурма, глядя, как жадно набросился сын на бульон. — Не сладко, видать, пришлось. И чего он вчера так напился? Может, с радости?.. Усики уже пробиваются. И ростом в отца пошел…»

Отец Умара умер вскоре после победы. Всю войну он был в трудармии. Вернулся тяжело больным. Харкал кровью пополам с углем. Рассказывал, что работал в шахте. Когда он умер, Умару было всего годик.

— Спасибо, мама, я наелся.

— Чаю будешь?

— Потом… Как ты тут одна, мама?

— Ничего, сынок. Кукурузу прополола и картошку уже окучила.

— В колхозе работаешь?

— А как же. Табак собираем… Ты сам-то как в городе жил? Никто не обижал?

— Что ты, мама! — Умар улыбнулся и тут же погрустнел. «Теперь Она про институт спросит, — подумал он. — Как быть? Может, обмануть? Она мне поверит…»

— А в институт-то ты, сынок, поступил?

— Понимаешь, мама… — голос Умара прервался от волнения. — Конкурс был большой…

— А что это такое?

— Ну, самых лучших отбирали… Только самых лучших…

Умар нервно зашагал по комнате.

— Пять человек на одно место было. Пять на одно!

— ?..

— А у меня была одна тройка… — выдавил наконец Умар из себя. — Тройка…

Мать молча смотрела на него.

На стене размеренно тикали ходики. Мать купила их, чтобы Умар не опаздывал на занятия. «Уже опоздал, — подумал он, глядя сквозь слезы на часы. — Опоздал…»

* * *

Жалобно плачет скрипка.

Затянутое тучами небо, печальные крики птиц.

Но вот засверкали первые молнии, загремел гром, ливень хлынул на землю.

Прозрачные звуки скрипки. Чистая мелодия льется, будто вода в ручейке.

Сказочная радуга переливается в вышине. Зеленеет омытая дождем трава. Колосится пшеница.

И снова печалится, плачет скрипка. Слезы. Тихо капают слезы.

Осмон слушает музыку, откинувшись на спинку кресла, устало прикрыв глаза. Уже полдень. Рыжее солнце глядит в распахнутое окно. Солнечные лучи прыгают на опущенных ресницах, окрашивая их в теплые, желто-коричневые тона…

Роза тихонько подошла к отцу, положила руку на его плечо.

— Пришла, доченька?

— Пришла…

Девушка с тревогой взглянула на побледневшее лицо отца.

— Как ты себя чувствуешь, папа?

— Нормально. Слушаю музыку.

— Это Паганини?

— Паганини…

Новенький, сверкающий клавишами магнитофон. Плавно бежит лента. Звучит стремительная мелодия. Будто быстроногий дикий жеребец мчится по бескрайней степи. Развевается по ветру золотистая грива.

«Нет, я не умру. Я еще буду жить. Я выучу дочь. Я не умру. Я буду смотреть на солнце, я буду учить детей. Я не умру… Я не должен умирать…»

Резкая боль пронзила Осмона. Он застонал, судорожно сжал пальцами подлокотники кресла.

— Папа!.. — Роза испуганно обняла отца.

Боль потихоньку отступала. Осмон жадно ловил ртом воздух, на лбу его выступили капельки пота.

— Опять? — спросила дочь.

Он кивнул.

— Вызвать «скорую»?

— Да.

Музыка внезапно оборвалась — кончилась лента.

* * *

Позавтракав, Умар решил осмотреть огород. Он прошел мимо аккуратных грядок картофеля, мимо сочных красных помидоров и в восхищении остановился перед делянкой, засаженной кукурузой. За то время, пока он был в городе, кукуруза успела вымахать выше человеческого роста. Умар сорвал один початок, очистил его, надавил на зернышко пальцем — из него брызнуло молочко: початки еще не дозрели. «То, что нужно!» — подумал Умар. Ведь молодые кукурузные початки восковой спелости, поджаренные на угольях, — одно из любимейших лакомств киргизов. И он не раз мечтал полакомиться ими, когда был в городе, но там продавали только вареную кукурузу. «Теперь можно их жарить хоть целый день, — подумал невесело Умар. — Все равно нечего делать…»

Тем временем послышался конский топот, кто-то подъехал к их дому.

— Эй, Умар! Ты дома? — послышался мужской голос, скрипнула дверь.

— Зачем он тебе, сынок?

— Да нужен. А где он, Умар-то?

— В огороде. Початки пожарить хочет.

— Аа, видать, соскучился… Я бы тоже не против полакомиться.

Только теперь Умар узнал голос колхозного бригадира.

— Слезай, сынок, сейчас пожарим.

— Что вы, мамаша, времени нету! За сыном вашим приехал…

— Чего это?..

— Арбакеч у нас заболел. Аппендицит у него. Табак некому возить. Может, ваш сын согласится поработать?

— Да ты что! Ему отдохнуть надо! — возразила мать. — От этой учебы от него только кожа да кости остались! Отдохнуть ему надо, сил поднабраться.

— Ой, мамаша! Такому здоровому парню самое время поработать! Он же у вас не мальчик! — не сдавался бригадир.

— Ну хорошо. Только пусть он сам решает, — согласилась наконец Бурма. — Умар! Поди сюда, сынок!

Они молча смотрели на идущего к ним Умара. Мать — в простеньком ситцевом платье, на голове у нее выгоревший на солнце платок. Рядом, на гнедом коне, бригадир — пожилой мужчина в соломенной шляпе.

— Он приехал за тобой, — сказала мать грустно.

— Я все слышал, — ответил Умар.

— Сынок… Выручай… — заторопился бригадир.

— Хорошо. Где телега?

— У моего дома. Коней я уже запряг…

* * *

Вдали высятся горы. Великие горы. Снежные горы. На их вершинах всегда лежит снег. А у подножия гор — поля. Зеленые поля. Вода к ним идет со снежных гор.

Справа — рыжие холмы. На их пологих склонах пасется скот.

Вдоль табачного поля катится пароконная телега. Вечер. Красный диск солнца уже наполовину погрузился за горизонт.

— Умар! — нарушил тишину молодой женский голос.

— Ума-ар! Поворачивай сюда!

Вздымая клубы пыли, телега повернула в сторону женского голоса. Вершины гор розовели в лучах заходящего солнца. Подул свежий ветерок. Умар и сам не заметил, как запел. Звонкий голос юноши зазвенел над полем.

Помнишь, как вдвоем бродили мы,

Собирали белые цветы,

Собирали белые цветы,

Целовались с ночи до зари…

Солнце уже закатилось. Упали сумерки. Тишина. Только слышно, как похрапывают кони, да скрипят колеса телеги, да песню печальную поет юноша:

Где же ты теперь, любимая?

В чьей руке лежит рука твоя?

С кем ты в поле рвешь теперь цветы?

Где же ты, любимая? Где ты?..

Это стихотворение Умар прочел в журнале «Ала-Тоо». Оно так понравилось ему, что он заучил его наизусть. А теперь для этих грустных слов нашлась и мелодия.

— Эй, певец, езжай сюда! — снова закричала женщина, и Умар увидел неподалеку сборщиц табака.

Как только подъехала телега, женщины стали складывать на нее вязанки листьев табака.

— Чего это ты распелся? — Бойкая девица по имени Шааркан лукаво посмотрела на Умара.

Подружки ее расхохотались. Умар почувствовал, что краснеет.

— Ах ты мой застенчивый! Когда женишься-то? Или невесту еще не подобрал? — не отставала Шааркан.

— Нет, — растерянно выдавил Умар.

— Так, может, я подойду?

Глядя на задыхающихся от смеха женщин, невольно рассмеялся и Умар.

«Вот дают! — с удивлением подумал он. — Встают до зари, коров доят, детей кормят, по хозяйству суетятся, потом до вечера работают, а после работы опять домашние заботы. И они еще могут так весело смеяться!..»

Одна лишь красавица Кымбат, жена тракториста Бердигула, все время печально молчала. Умару вспомнилось, что рассказывали ему о ней. Замуж Кымбат выдали насильно. Три года после свадьбы она ходила как в воду опущенная. А потом сразу расцвела, ожила. По аилу пополз слушок, будто Кымбат гуляет с Нурбаем, симпатичным стройным парнем, который работал учителем в местной школе. В один из дней Бердигул зарубил Нурбая топором. Рассказывали, что он застал его в постели со своей женой. И после того Кымбат опять начала сторониться людей. Умар не понимал, почему она, раз не любит мужа, не уедет теперь обратно к своим родным. Он даже как-то спросил об этом у матери. «Свекровь свою жалеет, — ответила мать. — Не хочет оставлять старушку одну. Ведь Бердигул ее единственный сын…»

Наконец листья были погружены на телегу. Умар сел на вязанки, тронул поводья. Монотонно заскрипели колеса, оставляя извилистый след на пыльной дороге.

Из-за синих гор застенчиво выглянула луна. Мягкий молочный свет залил все вокруг.

Помнишь, как вдвоем бродили мы,

Собирали белые цветы…

* * *

Субан сидел один в кабинете и смотрел в окно.

К конторе подъехал Умар. Телега его была полна возвращавшихся с работы женщин. Подождав, пока все они слезут, Умар легко спрыгнул с телеги и, привязав вожжи к передку, направился в контору.

Постучавшись, Умар вошел в кабинет бухгалтера.

— Здравствуйте, дядя Субан!

— Здравствуй, дорогой, здравствуй!

— Вызывали меня?

— Вызывал. Ты чего туфли на сапоги променял?

— Удобней в них, дядя.

— Ну как — нравится работа?

— Нравится.

— В самом деле?

— Честно говорю. Целый день в поле, на свежем воздухе…

— …Среди красивых девушек, — засмеялся Субан. — Ну, хватит шутить, я тебя по делу вызвал. — Бухгалтер вытащил из стола бутылку. — Закрой-ка дверь.

Умар закрыл дверь на ключ.

— Значит, так, — медленно начал Субан. — У нас освободилось место кассира. Прежний будет работать учетчиком на ферме. Желающих, конечно, хоть пруд пруди, — местечко-то тепленькое. Я выдвинул твою кандидатуру, — голосом, не терпящим возражения, докончил он.

Умар растерялся. Ему вовсе не хотелось быть кассиром.

— Я не могу, дядя. Лучше мне возчиком работать.

— Так и будешь до старости лошадям хвосты крутить?

— Дядя, но я никогда не держал в руках больше пятидесяти рублей!

— Ничего, научишься.

— Нет, нет, дядя, я не хочу!

— Да что ты уперся, как баран! Я же добра тебе хочу. Дом тебе надо новый строить, жениться, а для этого много денег нужно. Где ты их возьмешь, если будешь возчиком? Или опять на нас надеешься? Нам ведь тоже жить надо…

Умар опустил голову. Да, родичи всегда помогали им с мамой. И когда он ездил в город поступать в институт, деньги ему на дорогу собрали тоже они.

Субан понял, что его слова заставили Умара задуматься.

— Я хочу, чтобы ты человеком стал. Ты ведь умный парень, сам должен понимать, — ласковым голосом сказал он. — Чего молчишь?

— Можно я с мамой посоветуюсь?

— Незачем. Сколько можно прятаться за маменькиной юбкой! Ты уже не маленький!..

Субан развернул газету, поставил на стол бутылку коньяка, налил полстакана, подал Умару.

— Я не пью, дядя, — попробовал отказаться тот.

— Пей давай. Кто в парке с нами пил? Или забыл уже?

Скрывая отвращение, Умар взял стакан, кое-как проглотил жгучую жидкость.

— Попозже придешь ко мне домой. Я председателя пригласил. Надо отметить твою новую должность. Коньяка я уже купил, барашек тоже есть. Ради тебя, племяш, мне ничего не жалко…

Шаркая большими сапогами, Умар вышел из конторы.

«Теперь кассир будет свой человек. Хорошо…» — подумал Субан.

* * *

…В банке было полно народу. Кто сдавал деньги, кто получал, кто ждал очереди. Слабый свет, проникавший сквозь зарешеченные окна, падал на усталые лица кассиров банка, пятнами расплывался по облупившимся местами стенам, показывая тесноту и ветхость помещения.

Пожилая кассирша попросила Умара расписаться, а потом подала ему шесть пачек с кредитками.

— Пересчитай, сынок. Не торопись, сядь вон за тот стол, — она ласково улыбнулась.

Умар никогда не держал в руках столько денег. Он боязливо взял пачки и отошел к дальнему столу. Там Умар, как советовал ему дядя Субан, несколько раз пересчитал деньги, а потом спрятал в папку.

— Все в порядке? — спросила кассирша. Ее голос показался Умару похожим на голос матери.

— Да, все в порядке. Спасибо вам большое, — торопливо ответил он.

— Ну, всего тебе хорошего. Будь осторожен. Деньги как огонь, можно обжечься.

Прижав папку к груди, Умар вышел из банка. На улице его ждала колхозная молоковозка. Он поспешил быстрее залезть в кабину и захлопнуть дверцу и только тогда облегченно вздохнул.

Пожилая кассирша с улыбкой наблюдала за ним. Она понимала его состояние.

«Хорошая женщина, — подумал Умар о ней, — добрая». Лицо ее чем-то было знакомо ему. Он где-то видел раньше эту женщину или кого-то очень похожего на нее. Но мысли его опять вернулись к папке с деньгами. Умар поспешно повернулся к шоферу:

— Поехали быстрей!

* * *

Умар сидел в помещении колхозной кассы. Он с интересом осматривал маленькую комнатку. Единственное окно кассы было заделано решеткой, в углу стоял сейф для хранения денег, стол посреди комнаты, еще одно небольшое окошечко для выдачи денег колхозникам, тоже зарешеченное и пока закрытое. Сейчас Умар откроет его и начнет выдавать деньги. Он с тоской поглядел в окошечко. Из-за него доносился гул голосов, нетерпеливые возгласы, чей-то смех. «Да что он там — умер, что ли?!» — крикнул кто-то. Умар сделал все так, как советовал Субан: приготовил мелочь, положил каждую пачку кредиток отдельно, еще раз просмотрел ведомость, но все не мог решиться и открыть окошечко. Во рту у него пересохло от волнения, предательски дрожали руки.

Наконец он отодвинул задвижку и открыл окно выдачи. Перед окошечком кассы толпился народ. Умар понимал нетерпение людей, — завтра был базарный день.

— В очередь, дед, становись. Или ослеп? — Плечистый парень недовольно покосился на старика табунщика.

На парне была перепачканная машинным маслом и солидолом рубаха. Он работал трактористом. Ничуть не обидевшись, старик прищурил и без того узенькие глазки, хитро улыбнулся:

— Ох ты, милок! Твой железный конь сена не просит, а мои могут и разбежаться. Внучок за ними присматривать остался… Ты уж не обижайся, сынок…

— Да ладно, пропусти деда! — крикнули из очереди.

— А ты, парень, выдавай побыстрей! Сколько можно ждать!

Умар торопливо начал отсчитывать табунщику деньги. «Ох, зря я согласился здесь работать», — мелькнула мысль в голове.

— Тише вы! Не мешайте ему считать!

— Смотри, как руки-то дрожат. Будто свои денежки отдает.

— Ты, сынок, не слушай, что говорят. Не робей — научишься, — подбодрил Умара старик, получив свои деньги. — Спасибо большое.

К окошечку подошел редкозубый небритый мужик — колхозный чабан.

— Вам двадцать три рубля пятьдесят девять копеек, — сказал Умар. — Распишитесь.

— Сколько? Что так мало?

— Откуда мне знать? Не я же ведомость составляю.

— Мать их за ногу!.. Как это так! Я же чабаном работаю! У меня тысяча овец в отаре!.. Дай-ка мне свою бумажку, — он сердито вырвал ведомость из рук Умара, нашел свою фамилию. — У тебя глаза есть?

— Есть.

— Так тут же черным по белому написано: сто! Сто двадцать три рубля пятьдесят девять копеек!

Умар еще раз недоверчиво просмотрел ведомость.

— Извините… — выдавил он наконец, краснея до корней волос.

— Из-ви-ни-те! — Мужик злобно усмехнулся. — Рано, смотрю, научился ловчить…

Умар покраснел еще сильнее, закрыл ладонью глаза. «Позор. Этот теперь всю жизнь будет всем рассказывать, что я хотел его на сто рублей надуть…»

— Сынок! — позвал его кто-то.

Умар очнулся, поднял глаза к окошечку. Там стоял пожилой грузный мужчина. Умар знал, что он работает в колхозной строительной бригаде.

Посапывая, мужчина неторопливо пересчитал выданные ему деньги.

— Все в порядке? — настороженно спросил Умар.

Вместо ответа тот пододвинул обратно к нему всю мелочь.

— Мелочь оставь себе.

— Но это же ваши деньги! — возразил Умар, но мужчина уже направился к выходу.

В окошко заглянул Ашыркул, сказал, брызгая слюной:

— Эх, мне бы кассиром поработать!

Ашыркул старше Умара на три года. Школу он бросил, не закончив и восьми классов. Уже два раза был женат. Ходит вечно навеселе. Сейчас пасет колхозных коров.

— Маловато у тебя, — дружелюбно заметил Умар. — Семьдесят два рубля.

— Ничего, мне хватит. — Ашыркул, не считая, сунул деньги в карман.

К окошечку один за другим подходили колхозники. Умар находил в ведомости их фамилии, выдавал деньги, пересчитав их сначала несколько раз. Зеленые, синие бумажки липли к вспотевшим от волнения пальцам. Умар то и дело сбивался со счета, начинал опять пересчитывать. Стоявшие в очереди люди нервничали, торопили кассира.

Услышав скрип двери, Умар обернулся. В кассу, дымя сигаретой, вошел Субан.

— Как дела, кассир?

— Так себе… — неопределенно ответил Умар.

— Выдай еще двум-трем и закрывай кассу, на сегодня хватит.

Умар недоуменно взглянул на дядю, выдал трем колхозникам деньги и объявил, что касса закрывается.

— Как это? И нам денег выдай! — тут же зашумели люди.

— Завтра получите, чего разорались! — осадил их строго Субан и захлопнул окошечко.

Но оно снова открылось. Дед Калыгул, который работал сторожем в мехпарке, умоляюще глядя на Умара, начал просить:

— Сыночек, денежки выдай мне, пожалуйста. Хотел я к сыну в город съездить, в больницу его положили. Уважь старика, сыночек!

Умар взял ведомость, собираясь выдать Калыгулу деньги, но Субан опять захлопнул окошечко и закрыл его на задвижку, а потом зло прошипел:

— Ты чего?!

— Просит же…

— «Просит, просит»! Запомни: чем больше тебя просят, тем лучше для тебя! Уважать будут, бояться станут!

— Но ведь ему нужны деньги…

— Ничего, проживет! Лучше подсчитай, сколько денег у тебя осталось, а я проверю, сколько ты выдал, — Субан взял у Умара ведомость. — Когда выдаешь, ставь около фамилии птичку красным карандашом, а то могут расписаться не там, где надо.

— Забыл…

— Больше не забывай. Подай мне счеты. — Субан проворно защелкал костяшками счетов.

Умар тем временем подсчитал оставшиеся деньги и вычел их из прежней суммы.

— По остатку выходит, что я выдал тысячу восемьдесят три рубля девяносто одну копейку, — сказал он дяде.

— А по ведомости ты выдал тысячу шестьдесят семь рублей девяносто три копейки!

— Как? Не может быть!.. — вскочил с места Умар.

— Проверь сам… — Субан сердито швырнул ведомость на стол.

Умар несколько раз сверил остаток денег с ведомостью.

— Разница на пятнадцать рублей девяносто восемь копеек… — сказал он наконец с подавленным видом.

— Кому ты их выдал? Однако ты щедр! Потом из своего кармана в кассу придется внести!

— Вроде я никому лишнего не дал… Правда, Ашыркул еще раз подходил, сказал, что я ему трешку недодал.

— И ты дал ему?

— Дал, а как же…

— Дурак! Пусть он деньги, не отходя от кассы, пересчитывает! Надо было меня позвать…

— Не стал я связываться. Народу было много.

— Ну и дурак!

Умар виновато молчал.

— Вспомни, может, еще кому вот так же выдал?

Умар, наморщив лоб, стал вспоминать. Кому? Все спешили, торопились, мало кто пересчитывал полученные деньги. И его торопили, иначе бы он эти проклятые бумажки по десять раз пересчитывал. Умар тяжело вздохнул, отрицательно покачал головой:

— Нет, вроде никому…

— Лучше бы ты им недодал.

— Как я могу обманывать людей?

— А они ведь могут?

— Может, вернут еще.

— Жди. Какой дурак дармовые деньги обратно отдаст?!

Субан искоса наблюдал за Умаром. Лицо паренька было бледным от усталости. «Совсем еще мальчик. Птенчик желторотый. Но пора и ему добывать себе корм. Мать-то уже совсем состарилась. А у меня своя семья. Ничего. Жизнь всему научит».

Умар прятал глаза от дяди. Ему показалось, что тот злится на него. «Но я же впервые. Я вовсе не хотел работать кассиром. Я не думал, что меня могут обмануть», — оправдывал себя Умар.

— Закрой кассу, а потом зайди в мой кабинет, — буркнул сердито Субан.

Умар подумал о недостаче. Если каждый раз у него не будет хватать шестнадцати рублей, то… Что ж теперь — обсчитывать людей? Нет, на такое он не пойдет. Нет, не пойдет…

Субан сидел в своем кабинете один, перелистывал какие-то бумаги, что-то записывал в настольный календарь.

Взглянув на вошедшего Умара, он вынул из ящика стола бутылку коньяка, налил полстакана.

— Пей. Не переживай так. Как говорится, что потеряно сегодня — найдется завтра!

— Может, не надо, дядя Субан? — попробовал отказаться Умар.

— Пей. Ты же не каждый день пьешь. Между прочим, не я, а ты должен был мне бутылку поставить. Обмыть свою новую должность, — Субан хитро улыбнулся. — Ты теперь большой человек в нашем колхозе! — сказал он, особенно подчеркнув слова «большой человек».

…По дороге домой Умара остановил Шамбет, колхозный тракторист.

— Что случилось, Шамбет? — спросил испуганно Умар, подумав, что и он начнет, как Ашыркул, требовать с него якобы недостающие деньги.

— Ты извини, Умар. Ты мне лишние три рубля дал. А я только дома догадался пересчитать… — сказал Шамбет и, покраснев, подал ему измятую трешку.

— Ой, Шамбет, спасибо! — Радости Умара не было границ. — Спасибо большое! У меня-то, видишь, шестнадцати рублей не хватило. Ведь я первый раз в жизни деньги выдавал. Не знаешь, может, кто еще лишние деньги получил?

— Нет. Но могу поспрашивать у ребят.

— Спроси обязательно. Спасибо тебе большое!

* * *

Был поздний вечер, в комнате было темно, но Жыргал не стала включать свет. Ей почему-то захотелось посидеть в темноте, глядя в раскрытое окно на серо-синее осеннее небо, чернеющие вдали громады гор, на желтую полную луну, плывущую над вершинами. Ей стало понятно, почему любил сидеть так Осмон. Дождливым днем или ясной лунной ночью он открывал окно, включал магнитофон и долго молча слушал музыку. Вдруг ей показалось, что Осмон вовсе не в больнице, что сейчас он вернется из школы и начнет рассказывать проделки своих учеников, показывать гербарии, расскажет об удивительных травах и деревьях. Жыргал даже улыбнулась от этой мысли. Но тень снова набежала на ее лицо. Все это осталось в прошлом. Ах, как они были счастливы! Молоды, красивы! Роза тогда была еще совсем маленькой девочкой. В доме всегда было полно людей. Смех, споры… Но нет! Все еще впереди. Осмон вернется из больницы. Вернется, снова откроет окно, включит магнитофон и молча будет слушать музыку, глядя на таинственно мерцающие звезды, далекие горы.

— Мама, почему ты не включаешь свет? — Жыргал вдруг услышала голос дочери.

В комнату вошла Роза. Поставив сумку, подбежала к матери, обняла.

— Да ты совсем замерзла! А свет почему не включила?

— Да так. Захотелось посидеть в темноте…

Роза заглянула в печальные глаза матери и поняла, что причина совсем другая. В доме не хватало отца. Вот почему грустила мама…

Роза включила свет, прибрала в комнате. Жыргал невольно залюбовалась дочерью. Волнистые черные волосы рассыпались по плечам, простенький халатик обтягивал стройную фигуру девушки, пушистые, длинные ресницы обрамляли большие темно-карие глаза. «Дочка-то у нас красавица!» — подумала Жыргал.

Роза подошла к матери, положила руки ей на плечи.

— Что нового у вас в банке, мама?

— Да все по-прежнему. Деньги, деньги. Правда, в соседнем колхозе кассир сменился, теперь молоденький паренек работает. Уже несколько раз деньги у нас получал. Видать, никогда раньше с деньгами дела не имел, — уж такой робкий, неумелый! Наши всегда над ним подшучивают…

— У нас, оказывается, скоро ресторан откроют, — поделилась новостью Роза. — Сказали, что меня туда переведут работать.

— Это хорошо, — обрадованно сказала Жыргал и, сразу погрустнев, спросила: — У папы была?

— Была. Он мне сказал, что ты как раз перед моим приходом ушла, — ответила Роза.

— Скорей бы наш папка выздоравливал… — вздохнула Жыргал.

Мать и дочь замолчали.

Жыргал встала, подошла к открытому окну. Уже наступила ночь. Спокойно светились окна домов. По пустынной улице шел одинокий прохожий. Осенний ветерок доносил чьи-то голоса, смех. По иссиня-черному небу медленно плыла полная желтая луна, то и дело скрываясь за облаками…

* * *

— Как живется, дружок? — Касым на минутку оторвался от баранки, белозубо улыбнулся Умару.

Молоковозка ехала по ровному широкому шоссе, мимо табачной плантации. В поле тут и там виднелись разноцветные платки сборщиц табака. Раньше здесь рос клевер, на буграх алели маки, цвели тюльпаны. Потом пришли бульдозеры и разровняли поле как под линеечку. Говорят, нашли разбитые кувшины, старинную утварь, человеческие кости. Видно, в древности здесь жили люди, причем не кочевники, какими были тогдашние киргизы, а земледельцы. Интересно, что с ними случилось? Почему они покинули родные места? Куда они ушли?..

— Что ты молчишь, Умар? Как жизнь, говорю, молодая? — снова спросил Касым.

— Так себе.

— А я вот не жалею, что шофером стал. Нравится мне эта работа. Хотя иногда каюсь, что школу бросил. Мог выучиться на конструктора, чтобы машины разные придумывать! — мечтательно произнес Касым.

— Так и теперь не поздно. Мы же почти ровесники. Окончишь вечернюю школу, а потом поступай в институт, — поддержал разговор Умар.

— Скажешь тоже! А жена, ребенок?.. Нет, брат, поздно уже… — вздохнул Касым, хмуро сдвинув брови.

Машина повернула на грунтовую дорогу. Они ехали по узкому ущелью. Угрюмые красные скалы, поросшие вечнозеленой арчой, придвинулись к самой дороге. За этим ущельем находилась большая котловина — летнее пастбище.

— Скоро мы доедем? — спросил Умар.

— Скоро. Как раз после дойки приедем.

Наконец они выехали из ущелья. Умар увидел обширную зеленую долину, окруженную со всех сторон горами, поросшими арчой. Посреди долины протекала маленькая извилистая речушка, на берегу которой стояло несколько палаток. Здесь жили доярки. Дойка только что закончилась, учетчик принимал у доярок молоко. Касым подъехал к палаткам, остановил машину. К молоковозке сразу подбежали женщины.

— Деньги привез?

— Привез! — ответил за Умара Касым.

— Вот хорошо! Надо бы платье к празднику сшить.

— Ишь, размечталась! Небось опять муженек твой все деньги пропьет.

— Ни шиша я ему не дам!

Доярки со всех сторон облепили Умара, который пристроился за столом учетчика.

— Да не толкайтесь вы! Станьте в очередь! — крикнул Касым.

— А ты не бойся. Мы не коровы, не забодаем!

Умар сел поудобней, вытащил из папки ведомость, деньги, авторучку и красный карандаш.

— Пропустите, пожалуйста, меня без очереди! — попросила чернобровая статная девушка.

— Это Майрамкан! Бабоньки, пусть она пройдет, у нее ребенок маленький, — поддержала ее полная рябая доярка.

Умар посмотрел на смущенно опустившую глаза девушку. Они учились в параллельных классах. После девятого класса она бросила школу, вышла замуж. «Повзрослела, — подумал Умар с непонятным волнением. — А похорошела как!»

— Вам восемьдесят рублей, — сказал он, почему-то обратившись к Майрамкан на «вы».

Девушка взяла деньги и, не пересчитывая, побежала к палаткам. «К малышу», — догадался Умар.

— Момункулова Дюйшекан! Сто пятьдесят восемь рублей! — сказал он следующей доярке. — Не хуже трактористов зарабатываете!

— Ты, паренек, поработай, как я, — не меньше получишь, — спокойно ответила Дюйшекан, известная на весь район, знатная доярка.

Умар покраснел, смутился. Дюйшекан не спеша пересчитала деньги и подала их обратно кассиру.

— Посчитай-ка еще раз, — спокойно сказала она.

— Ох, рубль лишний, — совсем стушевался Умар.

— Возьми, мне лишнего не надо.

Умар смутился еще сильнее.

Одна за другой доярки подходили к кассиру. Умар ставил карандашом птичку против фамилии, просил расписаться, затем выдавал деньги. Сегодня он волновался гораздо меньше, чем в прошлый раз.

— Вам восемьдесят шесть рублей. Возьмите.

— А чего ты копейки не даешь? Там же написано! — возмутилась одна из доярок.

— У меня мелочи нет, — Умар покраснел от стыда.

— Вечно у вас мелочи нет! Ну ладно уж, давай хоть рубли.

— Тенизбаева, вам семьдесят пять.

— Чего так мало-то?

— Спросите в бухгалтерии, они деньги начисляют. Это не мое дело.

Одна из доярок, толстая, краснолицая женщина, получила деньги и ушла в свою палатку, а через некоторое время прибежала обратно, вопя во все горло:

— Да что же это такое! Работаешь день и ночь, а тут еще и обсчитывают! Где же правда-то?! Сейчас же верни мне два рубля!

— Я же говорил вам: проверяйте деньги, не отходя от кассы.

— «Говорил, говорил»! Что ж я, по-твоему, по дороге их потеряла? Да за кого ты меня принимаешь?!

— Ты не права, Гюльбара! — вступились остальные доярки за Умара. — Нельзя же так.

— А обманывать можно, значит? Тут пашешь, как лошадь, а…

— Да нате вам два рубля, замолчите только! — оборвал толстуху Умар.

— Ты на меня не кричи! Сопляк! — Продолжая ругаться, Гюльбара пошла в свою палатку.

Настроение у Умара было вконец испорчено. Не поднимая головы, он торопливо выдавал деньги дояркам, стараясь побыстрее закончить все и уехать. В душе Умар проклинал и языкастую толстуху, и свою новую работу, и деньги, и самого себя.


Выдав деньги последней доярке, он подсчитал остаток и сверил с ведомостью. Не хватало пяти рублей. Умар чуть не заплакал с досады. Потом пересчитал снова. Итог был прежним: не хватало пяти рублей. Он пересчитал еще и еще раз. Без толку. Что же делать? Вроде всем правильно выдал. Почему же тогда недостает? Ведь Умар даже мелочь некоторым дояркам недодал… Наверно, опять кому-то лишние деньги дал. Может, пойти доярок порасспросить? Нет. Что они тогда подумают о нем? Надо ехать обратно. Пусть дядя Субан снимает его с работы. Он больше не может и не хочет быть кассиром. Сыт по горло!

— Ты чего так долго возишься? Поедешь или нет? — крикнул из машины Касым.

— Погоди, сейчас!

— Поехали! Я только тебя жду, давно уже свои дела закончил.

Умар залез в кабину, хлопнул дверцей.


— Ты чего хмурый такой? — участливо спросил Касым.

— Да так. Голова болит.

— Небось выпил вчера чуток?

— Выпил, — равнодушно подтвердил Умар.

Касым высадил Умара возле конторы, а сам поехал на молокозавод.

Субан стоял у дверей конторы, курил. Рядом с ним было несколько колхозных чабанов. Видно, упрашивали бухгалтера пораньше выдать зарплату. Увидев подошедшего Умара, Субан довольно улыбнулся, подмигнул заговорщицки:

— Как дела, племяш?

— Дядя, я не… — начал было Умар, но запнулся, видя, с каким любопытством слушают их разговор чабаны. «Смеяться будут. Весь колхоз будет смеяться. Нет, не хочу быть посмешищем. Лучше работать…» — Все нормально, дядя Субан!

* * *

В райцентре открылся ресторан. Розу перевели сюда официанткой. В это утро посетителей было мало. Роза стояла с буфетчицей у окна, глядя на медленно кружащиеся в воздухе желтые листья.

— Бабье лето… — задумчиво сказала Роза.

— Тепло-то как! — поддержала разговор буфетчица.

— На урючинах листья как огнем занялись!

— А на тополях желтые. Красотища!

Скрипнула входная дверь. В ресторан вошли трое мужчин, сели за столик в углу. Подойдя к ним, Роза узнала одного из них. Это был тот паренек, которого прошлый раз напоил Субан. Кажется, его звали Умар. Опустив голову, юноша грустно думал о чем-то. И Розе вдруг до боли стало жаль паренька:

— Что закажете?

Услышав ее голос, юноша вздрогнул, уставился на нее. Лицо его сразу просветлело.

— Плов, лагман и бутылку шампанского.

Роза приняла заказ и быстро отошла от них, словно и не заметила восхищенного взгляда юноши.

— Ее, кажется, зовут Роза? — спросил Умар у сидящего рядом круглолицего, полного мужчины.

— Она самая. Раньше в столовой работала. А ты что, первый раз в ресторане?

— Первый раз.

— Ну, ты даешь! А еще кассиром работаешь. Мы с Тулегеном, — круглолицый похлопал по плечу плешивого обрюзгшего мужчину с длинным утиным носом, — всякий раз, как в банк за деньгами приезжаем, так сюда заходим. Иначе какой же ты кассир?

— Откуда мне взять столько денег…

— Эх, ребенок ты еще, ребенок! Ну ладно. Я хочу выпить за знакомство. Все мы трое — кассиры. Выпьем за дружбу! — Круглолицый разлил по фужерам шампанское.

Умар и не заметил, когда Роза успела принести и откупорить бутылку. Он залюбовался ее красивыми белыми руками, ловко расставлявшими на столе приборы.

— Принесите еще бутылочку коньяка, — попросил длинноносый.

— Сейчас. — Девушка торопливо ушла.

— От шампанского одно бурчание в животе. Пить так пить!

«Пить так пить», — машинально повторил про себя Умар. Он уже привыкал к выпивке. Ему вдруг вспомнился дядя Субан. Умар избегал встреч с ним, но, когда было тяжело на душе, его почему-то тянуло к дяде. Пожурив племянника, Субан всякий раз вытаскивал из стола початую бутылку, наливал полстакана: «Выпей — легче станет. Наладится все, не переживай. Пей. Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет! Учись, племяш, у меня. Жить тоже надо уметь. Людям поменьше верь. На словах они все добренькие да честные. А на самом деле? Сам подумай: почему у тебя все время недостача?»

— Ой, ты уснул, Умар, что ли? — круглолицый ткнул его локтем в бок.

Умар вздрогнул, поднял голову. Тулеген и круглолицый расхохотались.

— Давай тяпни коньячку. Сразу сон пройдет!

Они чокнулись, выпили.

Вновь подошла Роза, поставила перед каждым тарелку с ароматным, рассыпчатым пловом. Подняв глаза, Умар поймал укоризненный, жалеющий взгляд девушки и виновато опустил голову. «Зря я пью. Что она подумает обо мне…» Спутники его жадно набросились на плов. Равнодушно ковыряясь в тарелке, Умар незаметно наблюдал за Розой. Она уже стояла возле другого столика, принимала заказ. Вдруг она обернулась и, встретив взгляд Умара, лукаво улыбнулась. Он тоже невольно улыбнулся и, краснея, отвел глаза.

— Ты чего не ешь? — спросил круглолицый, сыто икнув. — Плов — что надо!

— Не хочу. Аппетита нет, — ответил Умар, отодвигая тарелку от себя.

— Давай выпьем тогда, — круглолицый разлил по рюмкам оставшийся в бутылке коньяк. — За все хорошее! — он одним глотком осушил рюмку, потом сказал: — Ну, пора вставать.

— Может, еще бутылочку? — внезапно расщедрился Умар.

— Нет. С пьяных глаз недолго и портфель с казенными деньгами потерять. Ты смотри папку свою здесь не оставь! — круглолицый весело рассмеялся, похлопал паренька по плечу. — Тебе, я гляжу, понравился ресторан. А может, официантка?

Оба дружка захохотали, видя, как сконфузился Умар.

— Красавица! — круглолицый подозвал Розу. — Посчитайте нам.

Они рассчитались с официанткой и вышли.

На улице был уже полдень. Мягко светило осеннее солнце. Желтые листья медленно кружились в воздухе. По ярко-синему небу плыли пушистые облака. Тепло. Бабье лето…

* * *

Роза никак не могла уснуть, ворочалась с боку на бок, вздыхала.

— Ты чего не спишь? — послышался встревоженный голос Жыргал. — Или болит что?

— Нет, мамочка. Спи спокойно, — ответила Роза и надолго притихла.

Слушая ровное дыхание дочери, Жыргал успокоенно уснула. А перед глазами Розы встал тот злополучный вечер…

Она шла с выпускного школьного бала домой. Вообще-то бал еще продолжался, но Роза не могла веселиться вместе со всеми: у отца днем опять был приступ, и поэтому она незаметно для всех ушла. Все же настроение у нее было приподнятое. Постукивая каблучками, Роза торопливо шла по пустынной улице, как вдруг кто-то окликнул ее. Она обернулась: Жуман. Этот двадцатилетний лоботряс давно уже приставал к ней, признавался в любви, умолял выйти за него замуж.

— Роза, погоди! Выслушай меня в последний раз, — дрожащим голосом начал Жуман.

— Я уже все тебе сказала, — отрубила Роза и заспешила домой.

Но Жуман загородил ей дорогу:

— Постой. Я просто хочу поговорить с тобой на прощание. Ведь ты вроде уезжаешь поступать в мединститут?

— Хорошо. Что ты хочешь сказать мне? — Роза зябко повела плечами: было довольно прохладно.

Жуман заметил ее движение, предложил:

— Я на газике приехал. Может, в машине посидим?

— Я тороплюсь.

— Роза, пять минут-то ты мне можешь уделить?

Роза подумала и вдруг согласилась.

Как только они сели в машину, Жуман обнял девушку.

— Я люблю тебя, Роза!

Девушка оттолкнула его от себя, бросила резко:

— Это я уже слышала!

— Ты все равно будешь моей! — неожиданно спокойно и самоуверенно сказал Жуман.

— Никогда! — засмеялась Роза и протянула руку к дверце, собираясь выйти, как вдруг кто-то с заднего сиденья грубо посадил ее обратно и зажал ей рот.

— Гони! — крикнул он Жуману.

Взревел мотор, машина рванула с места и на бешеной скорости помчалась по шоссе, визжа тормозами на поворотах.

— Отпустите, гады! Отпустите! — Роза изо всех сил пыталась вырваться, но тот, кто держал ее, был намного сильнее…

По тому, как запрыгала машина на ухабах, девушка догадалась, что они выехали на проселочную дорогу. Она рванулась из последних сил, крикнула:

— Помогите!

— Не визжи. Все равно никто не услышит, — равнодушно сказал сидевший сзади.

Роза сразу обмякла, затихла. «Убегу, все равно убегу!» — сдерживая рыдания, повторяла она про себя.

— Прямо к зимовке ехать? — спросил Жуман у сидевшего сзади.

— Да, — буркнул тот.

Жуман повернул руль вправо. Газик, надсадно ревя, пополз на подъем. Через некоторое время они выехали к обширной впадине, где располагалась колхозная зимовка. В темноте белели каменные ограды кошар, высились громадные скирды сена. Скрипнув тормозами, машина остановилась у просторного кирпичного дома. Загавкали собаки. Дверь дома отворилась, кто-то спросил басом:

— Кто это?

— Мы. Невестку привезли!

— Дай бог! Мы уж и ждать перестали. Эй, мать, встречай невестку!

Из дома торопливо выбежала женщина, повязала, согласно обычаю, голову невестки большим платком замужней женщины. Жуман и незнакомый мужчина держали Розу за руки. «Да она замерзла совсем! — Женщина обняла Розу, расцеловала. — Не плачь, доченька, не плачь, милая!» Жуман и его дружок отошли в сторонку. И тут Роза, оттолкнув от себя мать Жумана, сорвала с головы платок и побежала.

— Ой, ловите ее! — опомнился первым Жуман.

— Вот сумасшедшая! Стой! — закричал его дружок.

Новенькие туфли слетели с ног, острые камни впивались в босые ступни, но Роза ничего не замечала, думая лишь об одном: «Бежать! Надо бежать! Бежать подальше от ненавистного дома!» Сзади слышался топот преследователей, взревел мотор газика.

Ее догнали, привезли в дом, положили в отдельную комнатку, связав по рукам и ногам.

…Развязали ее лишь на вторую ночь. Роза отказывалась от еды, ни с кем не разговаривала, только молча плакала, повторяя про себя: «Убегу. Все равно убегу».

Сколько слез пролито такими девушками, как она! Сколько искалечено судеб! В прошлом сынки богачей и похотливые старики баи силком увозили понравившуюся им девушку. Вернуться обратно в свой дом она уже не могла. Это означало на всю жизнь покрыть себя позором. Сколько юных девушек предпочло смерть объятиям насильника! Давно прошли те страшные времена. Но и в наши дни кое-кто, прикрываясь обычаями предков, пытается возродить старое…

Какой-то мужчина развязал веревки и вышел. Роза продолжала лежать, не в силах шевельнуться. Одеревеневшие руки и ноги не слушались ее. Вошел Жуман, пьяный как свинья. Заговорил, брызгая слюной:

— Все. Теперь ты никуда не денешься. Убежишь — на всю жизнь себя опозоришь.

Роза молчала.

— Ха-ха-ха! Ах ты, моя красавица, дай-ка я тебя поцелую!

Жуман упал на колени, пополз к Розе. Она испуганно оттолкнула его. Он упал, хихикая, забормотал заплетающимся языком:

— Ну хорошо. Хорошо. Не буду. У нас все впереди. Хи-хи. Не буду. Не сердись. У нас… — последние его слова Роза не разобрала: Жуман уткнулся лицом в пол, а через некоторое время раздался его пьяный храп.

«Свинья!» — с отвращением подумала Роза. Она вспомнила, как он вчера смеялся над нею: «Ну, Роза, говорил ведь, что моей ты будешь?! Куда ты теперь денешься? Или надеешься, что тебя найдут? Да, твои родичи ищут тебя. Но кто додумается искать тебя здесь, в горах? Ничего, поплачешь и привыкнешь…»

За окном послышались шаги, скрипнула дверь.

— Ты где пропадал? — спросил женский голос.

— Коня на ночь спутал. Пусть пасется. Хочу завтра вниз съездить, — басом ответил мужчина.

— Только смотри не проболтайся! Подождать надо, чтоб привыкла она.

— Я же не маленький. Лишь бы Толон не выдал.

— Не выдаст. Деньги кому хочешь рот заткнут…

Дверь со скрипом закрылась.

«Убегу, — подумала Роза, — сегодня же убегу!»

Жуман вовсю храпел, растянувшись на полу. От него несло потом и перегаром. На подоконнике чадила керосиновая лампа.

«Ночь! Поможешь ли ты мне?» — подумала Роза. С трудом сдерживая стон, она поднялась на ноги. Каждое движение отдавалось болью во всем теле. «Убегу. Все равно убегу!» Роза тихонько пошла к выходу. В соседней комнате зычно похрапывал дружок Жумана. Она осторожно прошла мимо него, мягко толкнула дверь.

— Кто там? — дружок Жумана приподнял голову. Роза испуганно замерла. Но тот уже опять храпел.

Ночь. Холодно мерцают звезды, чернеют громады гор. Тишина. Слышно только, как журчит речка неподалеку.

Роза шла, с трудом переставляя онемелые ноги. Легкое платьице, к тому же разодранное во многих местах, совсем не защищало от холодного осеннего ветра. «Быстрей! Надо идти быстрей!» — подумала она. Вдруг ей послышались чьи-то шаги, и хрустнула сломанная ветка. Роза испуганно огляделась и увидела недалеко от себя мирно пасущегося коня.

— Лошадка моя, хорошая! Поди ко мне! — она подошла поближе к коню, который, навострив уши, пугливо смотрел на девушку. — Не бойся! Только ты можешь спасти меня! Лошадка моя, хорошая! Помоги мне! Лошадка моя, милая! — Роза присела на корточки, торопливо сняла путы с ног коня, сделала из них подобие недоуздка…

Только к утру она доехала до поселка. Улицы были еще пустынны. Редкие прохожие с удивлением смотрели на заплаканную девушку в изодранном платье, которая вела на поводу взмыленного коня.

* * *

Ведомость заработной платы для сборщиц табака Субан заполнил сам. «Этот дурачок, пока пальцем не покажешь, не догадается!» — со злостью подумал он о племяннике, у которого и вчера оказалась недостача. Взяв ведомость в руки, Субан зашел в кассу. Умар сидел один, читал какой-то журнал. Это еще больше разозлило Субана.

— Брось свой журнал! Вот что надо читать! — он швырнул на стол ведомость. — Разве твой журнал научит тебя жить, дурья башка!

— Что случилось, дядя? — Умар заметно испугался.

— Он еще спрашивает! До каких пор ты будешь сидеть на шее у матери?! И зачем только она тебя родила! Сидит, горемычная, одна в развалюхе! Ты понимаешь, что дом надо новый строить, невестку, помощницу матери, привести?! Думаешь о чем-нибудь?

— Думаю…

— Задницей, наверно, думаешь! Ты знаешь, что вся твоя зарплата на недостачи пойдет?

— Я не могу работать кассиром! Честное слово, дядя, не могу! — чуть не плача сказал Умар.

— Можешь. Рот поменьше разевай! — сурово оборвал его Субан. Потом смягчился, ласково погладил племянника по голове: — Ты пойми, дурачок! Я тебе добра желаю. Хочу, чтобы ты человеком стал. Вот, смотри сюда. Видишь? Во многих местах в ведомости стоит семьдесят один, девяносто один, шестьдесят один и так далее рублей. Так и будешь выдавать. А потом переправим все единицы на четверку! Что получается? С каждой такой записи — три целковых в твой карман! Понял?

— Как же это, дядя? Я не могу так…

— Что ты заладил: не могу да не могу! Можешь! Все можешь! Или тебе родную мать не жаль? Иди!

* * *

Табак сортируют в просторном помещении с большими окнами. От одного конца сортировочной к другому тянется длинный стол, по обеим сторонам которого сидят работницы. Они выбирают самые желтые листья табака и аккуратно кладут их на стол. В золотистых лучах осеннего солнца листья кажутся вырезанными из меди.

Войдя в сортировочную, Умар сразу чихнул: воздух здесь был насыщен мелкой табачной пылью. Женщины заулыбались.

Как только Умар положил на стол красную папку с деньгами, сортировщицы гурьбой обступили его, загалдели. Он еще раз внимательно просмотрел ведомость, важно сказал:

— Подходите по очереди! Я буду по фамилиям вызывать. Остальные могут продолжать работать.

— Ой, бабоньки! Поглядите на него! — Шааркан весело расхохоталась, шутливо потянула его за ухо. — Он уже нас не признает!

— Я же вам дело говорю! — Умар невольно тоже рассмеялся. — Кто не работает, тот не ест. А у вас, я вижу, половины работниц нет. Небось в гости ушли?

— Ты смотри, как он запел! А ты видишь, в каких условиях мы работаем? Сам-то сразу расчихался, как вошел! А мы здесь с утра до вечера сидим, пыль глотаем! Ты телевизор смотришь? Погляди, как люди на заводах работают! Чистота, светло, вентиляторы разные крутятся, паровое отопление. А чем мы хуже их? Почему нельзя и нам создать такие условия?! Языком-то трепать мы все горазды! — сразу рассердилась Шааркан.

— Ой, Шааркан, сдаюсь! — шутливо поднял руки Умар.

— То-то! Так что давай быстрее деньги выдавай!

— Тебе самой первой! — Умар придвинул к ней ведомость. — Распишись.

— Всего шестьдесят один рубль? — удивилась Шааркан.

— Ты же видишь! — Умар вздрогнул, покраснел. — Шестьдесят один! — он торопливо сунул деньги девушке, вызвал другую работницу.

— Ты не спеши! Видишь, трешку мне лишнюю дал! — Шааркан опять подошла к Умару.

— Как? Не может быть!

— Пересчитай, если не веришь.

— Верю, верю, — Умар смутился еще больше, взял три рубля обратно. Что ему оставалось делать? Сказать, что эти деньги причитаются ей по праву?

— А мне сколько, Умар? — послышался голос Кымбат.

— Семьдесят один рубль… — не поднимая глаз, он подал молодухе деньги.

— Здравствуй, сынок, — к столу подошла Зуура, уже пожилая вдова. Муж у нее был чабаном. Оставил после себя троих детей. Самый старший из них был в седьмом классе. — Сколько мне? Надо бы сорванцам своим одежку кой-какую купить… — усталым голосом спросила вдова.

— Вам тоже семьдесят один рубль, — еле выдавил из себя Умар. «Обкрадывать вдову? Сирот? Нет!» — мелькнуло у него в голове.

Зуура пересчитала несколько раз полученные деньги, удивленно сказала:

— Сынок, ты и мне лишнюю трешку дал! На, возьми!

— Берите. Берите! Это ваши деньги! — бессвязно стал возражать Умар.

— Бери, Зуура! — поддержали и женщины. — Это он на конфеты для сынишек твоих дает. Правда, Умар?

— Нет, спасибо. У него у самого дома мать старенькая сидит. Возьми, сынок. Нам чужого не надо, — отказалась Зуура.

Деньги жгли руки Умару. Ворованные деньги…

* * *

За окошечком кассы слышен гул голосов, кашель, смех. Люди ждут, когда кассир начнет выдавать деньги. А на улице моросит серый осенний дождь, струйки воды катятся по оконному стеклу.

Умар еще раз пересчитал деньги, раскрыл ведомость, положил перед собой. Потом он опять стал глядеть в окно. У коновязи, пряча от ветра головы, понуро стояли лошади, дожидаясь своих хозяев. По крупам, впалым бокам стекала дождевая вода. Вот подскакал еще один всадник. Ловко спрыгнул с коня, разнуздал его, ослабил подпругу. На всаднике был желтый брезентовый плащ.

Кто-то постучал в окошечко кассы:

— Скоро там?!

— Сейчас, — ответил Умар, продолжая глядеть в окно.

Привязав коня, неизвестный в плаще направился к конторе. «Да это же дядя Чоробай!» — узнал его наконец Умар. Чоробай приходился двоюродным братом матери Умара. Он рано осиротел, с детских лет работал ради куска хлеба, пас коров, овец. Грамоте выучился лишь на старости лет. Аильчане уважали его за честность, доброту, выбрали Чоробая в правление колхоза. А работал он простым чабаном и зимой и летом вместе с женой и сыном пас в горах овец. Мать Умара всегда очень радовалась, когда приезжал Чоробай. Да и сам Умар любил обаятельного, всегда веселого дядю.

Кто-то опять постучал в окошечко кассы:

— Эй, живой ты там?!

Умар отодвинул задвижку, открыл окошечко. В него просунулся рябой усатый мужик, заговорил со злостью:

— Сколько можно ждать! Ты что — и за людей нас не считаешь? Расселся тут! Побегал бы, как я, по горам в дождь да мороз, поглядел бы я тогда на тебя!

«Ишь, работяга! Ну, погоди!» — подумал Умар со злобой.

— Вот ваши деньги. Проверьте.

Тот, не пересчитывая, сунул мятые бумажки в карман, вышел.

Следующим был пожилой табунщик. Получив деньги, он подал Умару трешку:

— Это тебе на чай, сынок!

— Спасибо, не нужно. Это ваши деньги, — вежливо отказался Умар.

— Бери, милок. И прежний кассир всегда брал. Мы люди простые, а тебе пригодится, — табунщик бросил трешку на стол Умара и ушел.

Тем временем к кассе обратно прибежал рябой мужик:

— Эй, парень, у меня вроде пятерки не хватает? На, пересчитай.

— Ээ, нет! Я вам говорил: проверяйте деньги, не отходя от кассы! — отрубил Умар.

— Тьфу! Черт бы тебя побрал! — громко матюкаясь, рябой отошел от кассы.

К окошечку подошел Чоробай:

— Здравствуй, Умар!

— Здравствуйте, дядя! Как поживаете?

— Хорошо. Работаю потихоньку. Ну-ка, глянь, сколько мне начислили?

— Вам сто десять рублей, а жене семьдесят. Вы к нам зайдете сегодня?

— Обязательно. Бурма-то небось сразу обидится, если не зайду. Ты скоро освободишься? Может, вместе пойдем?

— Подождите немного, дядя Чоробай.

Умар быстро выдал деньги остальным колхозникам, закрыл кассу.

…Они торопливо шли по улице. Чоробай вел на поводу своего коня. Дождь продолжал лить как из ведра. Чавкала грязь под ногами.

— Какие у тебя планы на будущее, Умар? — спросил вдруг Чоробай.

— Никаких, — ответил Умар, — работать буду.

— А учеба?

— А-а! — Умар махнул рукой. — Когда-нибудь потом.

— Нравится тебе эта работа?

— Ничего. Жить можно, — безразличным голосом ответил Умар.

— Обсчитываешь? — неожиданно задал вопрос Чоробай.

— Нет. С чего вы взяли?

— Да так… — Чоробай помялся, а потом все же сказал: — Показалось мне, будто ты того рябого мужика обманул.

— Обманул. Ну и что? — с вызовом сказал Умар.

Чоробай удивленно остановился:

— Может, ты и меня обманул?

— Вас? Нет.

— А табунщика?

— И его обманул! — вызывающе ответил Умар.

— Как? Он же тебе сам дал трешку!

— Ну и что? А я ему мелочь не дал.

— Да ты где научился этому?! — Чоробай задохнулся от гнева. Хлестал дождь, по изборожденному морщинами лицу, тронутым сединой усам Чоробая катились струйки воды, ветер трепал полы его брезентового плаща, а он ничего не замечал. Рядом с хозяином, позвякивая удилами, понуро стоял гнедой.

— Вы не злитесь, дядя! Если бы они меня не обманывали, я бы тоже был честным.

— Что ты сказал?

— У меня все время недостачи были. Возьмут лишние деньги и молчат. Я бы сам с радостью честно работал, если бы они не обманывали.

— Кто? Кто они? — никак не мог понять Чоробай.

— Как это — кто? Люди, вот они.

— Люди, говоришь?! — Лицо Чоробая почернело от гнева. — Ах ты, сволочь! — Он размахнулся и изо всей силы ударил племянника по щеке.

— За что? За что, дядя?! — Умар попятился назад.

С отвращением глянув на него, Чоробай молча вскочил на коня и вытянул гнедого камчой. Конь с места рванул галопом.

«Как от прокаженного ускакал…» — с горечью подумал Умар, вытирая с лица грязь.

А дождь продолжал лить как из ведра. Холодный, осенний дождь…

* * *

Уже давно стемнело, а Умар все не возвращался домой.

«Ох, что-то долго его нету. Неужто опять кто-нибудь напоил? — с тревогой подумала Бурма. — Уж очень он доверчивый у меня. Весь в отца». Ей вспомнился покойный муж. Работал он простым табунщиком. Жили они очень дружно. Потом родился Умар. Отец души не чаял в нем, очень хотел, чтобы сын поскорее вырос, будто чувствовал, что не доживет до этих дней. Бурма вздохнула: «Чего я расселась-то! Ужин надо готовить». Она поставила чайник на плиту, начала чистить картошку. Мысли ее опять вернулись к сыну. Последнее время Умар стал нередко приходить навеселе. Она пробовала уговаривать его не пить, но он все отшучивался, а ругать сына Бурма не хотела, боялась обидеть. «Надо Субану сказать, пусть уму-разуму научит», — подумала она.

Чайник уже вскипел, недовольно зафыркал, зашумел. Она сняла его с плиты, подошла к окну. На улице хлестал дождь. Струйки воды нескончаемо бежали по оконному стеклу. Ветер злобно срывал с деревьев последние листья.

«Наверно, он ждет, пока ливень пройдет. Надо чего-нибудь горяченького ему сварить…»

И вдруг послышались шаги, кто-то завозился у двери.

— Кто там?

— Открой, ма-ма…

— Пришел, сыночек? — Бурма торопливо распахнула дверь.

По-прежнему хлестал дождь. Темно. Умар стоял, привалившись к косяку. Он едва держался на ногах. Волосы на голове разлохматились, он весь был в грязи, с промокшей насквозь одежды капала вода.

— Входи. Входи, горюшко мое! — Бурма подхватила сына под руку. — Вот дверь-то. Что ж ты так, сыночек…

— Ма… Я опять напился…

— Вижу, сынок. Вижу… Промок-то как! Не дай бог, заболеешь! А шапка где твоя?..

— Мама, Чоробай…

— Так это он тебя напоил?

— Он…. Он меня…

— Ну, покажется он мне на глаза!

— Ма… Я принес тебе деньги…

— Шут с ними! Раздевайся поскорей, — засуетилась Бурма. — На, надень сухое.

Бурма стала развешивать у плиты мокрую одежду сына.

— Деньги… Мама, там деньги, — Умар показал на свой костюм.

Бурма вытащила из кармана костюма смятые в комок бумажки, с удивлением посмотрела на сына:

— Ты что, зарплату получил?

— Нет.

— Откуда же эти деньги?

Умар тупо взглянул на мать, потом отвел глаза.

— М-мои…

— Твои? Ты заработал их? Или…

— Заработал.

Бурма разобрала слипшиеся, измятые деньги, разложила на полу у плиты. Умар, опустив голову, сидел на табуретке.

— У меня будет много денег! — выкрикнул вдруг он.

Мать вздрогнула от неожиданности.

— У меня будет много денег! Оч-чень много денег! — упрямо повторил Умар.

— Не в деньгах счастье, сыночек! Было бы здоровье, а остальное приложится.

— Плевал я на Чоробая! Пусть всю жизнь пасет своих овец. А я не хочу! Я буду богатым! У меня будет много денег! — бессвязно повторял Умар.

— Успокойся, сынок! Успокойся. Конечно, ты будешь богатым, только успокойся. — Бурма подняла сына с табурета. — Пойдем, поспи немного…

— Мама! Я куплю тебе много красивых платьев. Я построю новый дом. Мама! Мамочка…

— Спи. Спи, мой жеребеночек! Успокойся… Спи…

Наконец Умар уснул. Мать долго сидела рядом, с жалостью глядя на осунувшееся лицо сына. А за окном шел дождь. По-волчьи завывал ветер. Иззябшие деревья с мольбой протягивали к небу оголенные ветви…

* * *

Получив в банке деньги, Умар, поколебавшись, зашел в ресторан. Ему почему-то очень хотелось увидеть Розу. «А может, она уже не работает здесь? — с тревогой подумал он. — Неужели я ее не увижу?»

Умар сел за дальний столик у окна, раскрыл меню. Почти сразу подошла официантка — высокая, стройная блондинка.

— Что будем заказывать?

Умар, ждавший, что подойдет Роза, на мгновение растерялся, потом сказал поспешно:

— Мне шурпу, а на второе — жаркое.

— Вино, напитки?

— Бутылочку лимонада, пожалуйста.

— И все?

— Все. Хотя… — Умар немного помялся, а потом все же спросил, покраснев от смущения: — Скажите, а Роза уже не работает здесь?

— Почему же? Работает.

— А где же она?

— Сегодня она работала до обеда.

«Черт! Не повезло», — с сожалением подумал Умар.

— О, кого я вижу! Умар! — вдруг услышал юноша. Он оглянулся и увидел Кудабая, дружка дяди Субана. Улыбаясь во весь рот, Кудабай подошел к столику, за которым сидел Умар.

— Здравствуйте, Кудабай-аке! — Умар вскочил с места, пожал протянутую руку. — Садитесь!

— Давненько мы не виделись! — сказал Кудабай. От него вовсю разило водкой.

— Вообще-то я несколько раз встречал вас на улице, но вы, по-моему, не узнали меня, — заметил Умар.

— Как это — не узнал? Не может быть! — притворился удивленным Кудабай и тут же перевел разговор на другую тему: — Скажи лучше: как там Субан поживает?

— Хорошо.

— А ты, говорят, кассиром теперь работаешь? — спросил Кудабай.

— Да, — подтвердил Умар.

— Молодец! Правильно сделал, — похвалил тот.

Подошла официантка с подносом в руках, принесла заказанное Умаром.

— Примите, пожалуйста, еще заказ, — попросил ее Умар и повернулся к Кудабаю: — Что есть будете, аке?

— Я есть не хочу. А вот выпить можно…

— Тогда, пожалуйста, бутылку коньяка.

— Это дело! — Кудабай довольно потер руки. — Ты, видать, неплохо устроился?

— Неплохо, — улыбнулся Умар.

Кудабай тоже состроил подобие улыбки, похвалил:

— Молодец. Из тебя выйдет толк.

— А как у вас дела идут? — поинтересовался Умар.

— Да так. Ревизия у меня на складе… — уныло ответил Кудабай.

— Что, недостачу нашли?

— Нет, но… Сам понимаешь, неприятно все равно, — солгал Кудабай. На самом деле ревизор, дотошный сопливый очкарик, обнаружил недостачу товаров на сумму около двух тысяч рублей. «Замазать» ему рот не удалось, и теперь Кудабай ломал голову над тем, где достать деньги, чтобы покрыть недостачу. Но он не стал рассказывать об этом Умару. Вдруг на глаза Кудабаю попалась папка Умара. Он сразу понял, что в ней. И тут же Кудабай понял, где он может найти деньги, чтобы покрыть недостачу. «Надо взять еще одну бутылку коньяка», — подумал он.

Официантка принесла заказанную Умаром бутылку коньяка, поставила на столик.

— Помню, ты в тот раз даже шампанское не хотел пробовать, — сказал Кудабай.

— Точно! — Умар рассмеялся. — И капли в рот не брал. А теперь привык. Выпьешь — и веселей как-то, интересней становится.

«О деньгах с ним — ни слова! — решил Кудабай, глядя, как юноша наливает в рюмки коньяк. — Нельзя, чтобы он что-то почувствовал».

— Я хочу выпить за тебя, Умар! — льстиво сказал Кудабай. — За твое будущее.

Они чокнулись, выпили. Потом выпили еще и еще. Официантка принесла вторую бутылку коньяка. Теперь разливал сам Кудабай. А Умар уже заметно опьянел — разговорился, беспрестанно смеялся, лез к Кудабаю целоваться.

«Готов, — подумал Кудабай. — Теперь мне надо незаметно уйти, чтобы он вышел из ресторана один. Подожду на улице…»

— Умар, я пойду рассчитаюсь с официанткой.

— Нет, я сам заплачу!

— Сиди! Я сейчас приду, — Кудабай силой усадил Умара и пошел в сторону буфета.

Умар покорно остался ждать его. А ждать ему пришлось довольно долго. Теперь его сильно тянуло спать, кружилась голова, тошнило.

— Вам посчитать? — спросила подошедшая официантка.

— А Кудабай разве не заплатил? — удивился Умар.

— Кто это? Мне никто ничего не платил! — насторожилась официантка.

— Ну хорошо. Возьмите, — Умар подал блондинке несколько кредиток. — Хватит?

— Возьмите сдачу.

— Не надо, — Умар, пошатываясь, пошел к выходу.

— Молодой человек! — официантка остановила его. — Вы забыли свою папку!

Когда Умар вышел из ресторана, на улице уже была ночь. Умар, спотыкаясь, брел по пустынной темной улице, крепко прижимая к груди папку с деньгами. Последний рейсовый автобус уже ушел, и ему теперь надо было идти пешком до колхоза. Блуждая по переулкам, он наконец добрался до парка. Через парк можно было выйти к дороге, ведущей в колхоз.

«Поспать бы немного… Куда же пропал Кудабай?.. Деньги. Главное — не потерять деньги…»

Пошатываясь из стороны в сторону, Умар поплелся по парковой дорожке. В голове путались мысли, ноги не слушались, будто чужие, неудержимо тянуло спать. В одном месте дорожку пересекала небольшая канавка. Не заметив ее, Умар споткнулся и растянулся на песке, которым была посыпана дорожка. Он с трудом поднялся на четвереньки, опять упал лицом в песок.

«Папка! Папка с деньгами!»

Ползая по дорожке, Умар с трудом нашел папку, с облегчением вздохнул. «Спать… Надо немного поспать, — подумал он, чувствуя неимоверную усталость и безразличие ко всему. — Спать… Спать…»

Среди деревьев мелькнула чья-то тень. Рослый мужчина тихонько приближался к спящему. Это был Кудабай. «Спит. Спит, щенок. Ну, благослови, господи!..» Он подкрался к юноше вплотную, замер на мгновение. «А вдруг узнает?.. Нет. Куда ему! Пьяный в доску, да и темно к тому же».

Умар спокойно спал, прижав к груди папку с деньгами. Тесемки ее развязались, из угла торчала нераспечатанная пачка кредиток. Кудабай осторожно вытащил ее, сунул в карман. Но этого ему было мало. Забыв от жадности обо всем, он торопливо потянул из рук юноши папку с деньгами.

— Э-эй! Кто ты?

Неожиданно Умар проснулся, приподнял голову. Кудабай бросился бежать.

— Эй! Кто ты? Помоги подняться! Подай руку…

Перетрусивший Кудабай, с треском ломая кусты, мчался по парку.

— Эй! Подай руку…

* * *

— Хорошо, что мы в кино пошли. Такой интересный фильм! — сказала Айша, уже немолодая одинокая женщина, работавшая буфетчицей в ресторане. — И название красивое: «Романс о влюбленных».

— Да. И мне фильм понравился. Хороший очень, — согласилась Роза и добавила: — Только вторая серия все портит…

— Ах, Розочка! — Айша добродушно рассмеялась. — Я понимаю, что в ней тебе не понравилось. Ты ожидала, что герои фильма умрут от неразделенной любви или сойдут с ума от тоски и тому подобное, а они продолжают жить, женятся, выходят замуж, обзаводятся детьми… А ведь такова жизнь. Все быстро проходит. И часто после красочной, радостной первой серии начинается скучная, серая вторая… — Женщина грустно вздохнула. — И у меня было такое…

Некоторое время они шли молча.

— Роза, а у тебя есть парень? — неожиданно спросила Айша.

— Что? — с удивлением переспросила та.

— Парень, говорю, есть у тебя?

— А… — Роза заметно смутилась. — Нет. Пока нет.

— Ну, будет, значит, — Айша ласково улыбнулась, глядя на покрасневшую от смущения девушку. — Может, проводить тебя? Ты дойдешь до дома одна? Или боишься? Вообще-то поздно уже…

— Боюсь, — честно призналась Роза, — после того случая боюсь…

— Тогда я провожу тебя, — решила Айша.

— А как же вы сами?

— Я не из пугливых.

— Спасибо вам большое! — Роза благодарно посмотрела на Айшу. — Может, пойдем через парк? Так было бы быстрее.

— Пошли.

Оживленно разговаривая, они шагали по парковой дорожке. Но у канавки испуганно остановились. На дорожке лежал какой-то человек. В руках у него была папка.

— Видно, пьяный. Спит, — сказала Айша.

— Наверно, надо разбудить? А то простудится. — Роза вопросительно посмотрела на подругу.

— Ну, буди.

Роза нагнулась к спящему. От него вовсю несло перегаром.

— Оставь его. Пусть дрыхнет, — отмахнулась брезгливо Айша, видя, как тщетно дергает пьяного за рукав Роза. — Привяжется потом еще.

— Нет. Надо разбудить. Человек же… — возразила Роза, продолжая тормошить пьяного.

Наконец тот, недовольно пробурчав что-то, зашевелился, с трудом, опираясь на руки, принял сидячее положение, с недоумением огляделся по сторонам. При виде Розы глаза его изумленно расширились.

— Роза? — невольно вырвалось у него.

Девушка тоже узнала теперь Умара.

— Умар? Вы?.. — изумилась она.

Парень подавленно молчал.

— Чего ж ты расселся-то? Вставай! — Айша подала ему руку.

Умар кое-как встал, поднял с земли свою папку. При этом из нее выпало несколько пачек кредиток.

— Странный ты парень! — заметила Айша. — Валяешься на дороге пьяный, а в папке деньги небось казенные. Разве можно так напиваться? А если бы кто папку унес? Что бы ты тогда делал?

Умар продолжал молчать, виновато опустив голову.

— А почему у папки были тесемки развязаны? Может, открывал кто-то? — с тревогой спросила Роза.

— Навряд ли, — ответил Умар.

— Ты все-таки пересчитай хоть пачки, — посоветовала Айша, подавая ему упавшие на дорожку пачки кредиток.

Но Умару сейчас было не до денег. Он готов был от стыда провалиться сквозь землю.

— Ты где живешь-то? — спросила Айша.

— В соседнем колхозе, — ответил Умар, машинально развязывая и опять завязывая непослушными пальцами тесемки папки.

— Пойдемте к нам. На автобус вы все равно опоздали, — подумав, предложила Роза, глядя на удрученного парня. Ей вдруг стало до боли жаль его. «Зачем ты пьешь, Умар? — подумала она. — Что ты нашел в этом хорошего?..»

— Нет, спасибо, не беспокойтесь. Я дойду пешком. Спасибо вам… — возразил еще более смутившийся юноша.

— Ну, как хочешь. Пойдем, Роза, — Айша потянула девушку за собой.

— Пойдем, раз он не хочет… — с жалостью глядя на Умара, согласилась Роза. — До свидания, Умар…

Умар молча смотрел ей вслед. Как он мечтал встретиться, поговорить с ней. И вот встретился… «Как мне теперь жить? — подумал он. — Зачем? Для чего?..»

* * *

Каждый шаг отдавался болью во всем теле.

Ныли натруженные ноги.

Умар огляделся по сторонам. «Выходит, я уже дошел до урочища Тумоке? Теперь можно чуть-чуть отдохнуть».

Он сел на землю, вытянул усталые ноги.

Уже светало. В зеленовато-синем предутреннем небе сонно мерцали редкие звезды. Невдалеке монотонно шумела речка. Когда-то там, за речкой, стояла мельница. Умару было тогда лет шесть, не больше. Насыпав в мешочек пшеницы, мать посылала Умара на мельницу. «Иди. Скажи Тумоке, что у нас мука кончилась. Он знал твоего отца, не откажет».

Умар весело шагал босиком по пыльной дороге. Переходил по деревянному скрипучему мостику через речку.

— Опять пришел? — с притворной суровостью спрашивал Тумоке, поглаживая седую бороду. — Ставь свой мешок на весы.

Послюнявив карандаш, мельник что-то записывал в своей потрепанной тетрадке.

— Иди теперь домой. Завтра придешь.

— Мама сказала, что мука совсем кончилась, — возражал Умар.

— Ах ты, пострел! — Погрозив ему пальцем, Тумоке насыпал полный мешочек муки, подавал обрадованному мальчику.

Давно уже нет ни мельницы, ни того скрипучего мостика, давно уже нет и доброго старого мельника. А это место до сих пор люди называют урочищем Тумоке…

«Ничто не проходит бесследно. И плохое, и хорошее остается в памяти людей, — подумал Умар. — А что сделал я? Что я оставлю после себя?»

Подул свежий утренний ветерок. Вершины гор розовели в лучах восходящего солнца. День обещал выдаться солнечным.

Умар встал и задумчиво пошел по дороге, оборачиваясь иногда, чтобы еще раз взглянуть на то место, где когда-то стояла мельница Тумоке…

* * *

— Умар, сыночек! — Бурма радостно обняла сына, прижала к груди. — Где же ты пропадал всю ночь? И не предупредил даже… Я все глаза проглядела…

Умар виновато взглянул на мать, невольно подмечая, как осунулось, постарело ее лицо всего за одну ночь.

— Беда у меня, мама…

— Что?! Что случилось, Умар?

— Деньги потерял. Целую пачку пятерок…

— Ах, боже ты мой! Сколько же это? — запричитала Бурма.

— Пятьсот рублей.

— Пятьсот рублей! — Бурма испуганно всплеснула руками. — Где же ты потерял? Рядом был кто-нибудь?

— Нет. Не помню. Пьяный я был… — виновато сознался Умар.

— Ох, горе ты мое, горюшко! Что же делать теперь? Ах, да! — Вспомнив что-то, мать бросилась к своему сундучку, торопливо вытащила из него какой-то узелочек. — На, возьми!

— Откуда эти деньги, мама? — поразился Умар.

— Ты же сам прошлый раз приносил. Тоже пьяный был… Сколько там?

— Около ста рублей.

— Не хватит, значит? — упавшим голосом спросила Бурма.

— Займу у кого-нибудь.

— Господи, что ты мелешь! Люди же смеяться будут! — Бурма всхлипнула, вытерла уголком платка навернувшиеся на глаза слезы. — Когда нужны? Деньги, спрашиваю, когда нужны?

— Сегодня. Сегодня я должен выдавать получку дояркам…

— Сегодня?.. — переспросила мать и, подумав немного, начала поспешно одеваться.

— Куда ты, мама?

— Пойду корову подою. А ты поешь и хоть немного проспись.

Бурма взяла подойник и вышла.

…Проснулся Умар от скрипа отворившейся двери. В комнату вошла мать с сеткой в руках. В сетке — сахар, несколько пачек чая, дыня.

— Где ты взяла дыню, мама? — удивился Умар.

— Купила на базаре.

— Ты ездила на базар?

Вместо ответа Бурма бросила сыну узелок:

— Возьми. Я продала корову.

Глаза Умара наполнились слезами…

* * *

Роза сидела за столом и с увлечением читала книгу. Она даже не услышала, как щелкнул дверной замок и в комнату вошла мать.

— Все читаешь? — Жыргал ласково погладила дочь по голове.

— Читаю, — кивнула Роза.

— Глаза-то нужны еще будут, доченька.

— И знания тоже, — с улыбкой возразила девушка.

Жыргал тоже невольно улыбнулась.

— Тебя не переспоришь.

— Ты у папы была, мама?

— Да.

— Как он себя чувствует?

— Хорошо. Сказал, что лучше ему стало… Да и разве он пожалуется когда-нибудь! Никогда о себе не думает. — Жыргал махнула рукой. — Всегда он был такой…

— И я в обед к нему заходила. Там были ученики папины, дневники свои ему показывали. Говорят, что очень соскучились без него. Букет цветов принесли. Не букет, верней, а букетище! — возбужденно начала рассказывать Роза.

— Любят его дети, — поддержала Жыргал. — Да и учителя о нем всегда спрашивают, в больницу к нему заходят… — На глазах у нее выступили слезы. — Хоть бы он выздоровел, наш папа…

— Конечно, выздоровеет! — Роза прижалась к матери. — Расскажи, что нового на работе?

— Да все по-старому. Деньги, деньги, деньги…

— Ну, а все-таки?

— Вот разве в соседнем колхозе опять кассир сменился. Прежний-то отказался работать. Помнишь, я тебе о нем рассказывала? Хороший такой паренек был, молоденький. Уж Субан его так ругал! Субан — это бухгалтер ихний. Видать, родичем ему приходится. Ты, говорит, от счастья собственного отказываешься, я, мол, тебе, дурачку, добра желаю, хочу, чтоб человеком стал. А паренек ни в какую. Так и отказался работать кассиром.

«Видно, это Умар», — догадалась Роза. Ей вдруг почему-то захотелось увидеть его, помочь, ободрить. Она будто наяву увидела перед собой опечаленное лицо юноши, грустные карие глаза, робко и ласково глядящие на нее. «Увидимся ли мы еще, Умар? — с надеждой подумала Роза. — Скорей бы…»

* * *

Шофер, как просили, остановил машину на повороте. Дюжина мужчин в фуфайках и кирзовых сапогах — вся колхозная строительная бригада — попрыгала на землю, гурьбой двинулась в сторону базара. Они почти месяц были в горах, ремонтировали кошары на колхозной зимовке и теперь ехали обратно в аил. Но как же приехать домой и не привезти гостинца детям, жене или родителям?! Поэтому они и шли сейчас на базар.

Среди них был и Умар. Теперь он работал в колхозной строительной бригаде. В нем уже нельзя было узнать того легкомысленного паренька, каким Умар был всего несколько месяцев назад, — так он повзрослел, возмужал.

Вот и базар. Весело перекрикиваясь, мужики разбрелись по всему рынку. Умар решил купить матери яблоки. Ведь зимой яблоки кажутся особенно вкусными. Походив по рядам, он остановился около бойкой пожилой узбечки. На прилавке перед ней лежали крупные краснобокие яблоки.

— Бери, дорогой! Хороший яблок! — засуетилась узбечка.

— Почем килограмм?

— Такой яблок нигде нет! Бери — дешево отдам! Зачем спрашиваешь?! Бери! — торговка схватила Умара за рукав.

— Ну, хорошо, — сдался юноша. — Свешайте килограмма два. Только у меня сетки нет.

— Ничаво, — узбечка шустро свернула кулечек из старой газеты, взвесила яблоки.

Тем временем кто-то тронул Умара за плечо.

— Умар?

Он торопливо обернулся и остолбенел от изумления.

— Роза? Вы?

— Не узнаете? — девушка лукаво улыбнулась.

— Да. Ой! То есть нет! Конечно, узнаю. Я всегда вас вспоминаю.

— А чего же тогда к нам в ресторан не заходите?

— Так я теперь не пью. Бросил, — сконфуженно ответил Умар, вспомнив, в каких обстоятельствах они встречались в последний раз.

— Какой вы смешной! — Роза весело рассмеялась. — Разве в ресторан ходят только ради выпивки? У нас можно вкусно покушать, послушать музыку, отдохнуть. Наконец, вы могли просто зайти, чтобы проведать старых знакомых. Не правда ли?

— Да, но… — Умар замялся, не зная, что ответить, еще больше покраснел от смущения. Потом выпалил первое, что пришло в голову: — А вы тоже пришли на базар?

— Тоже, — девушка опять звонко рассмеялась, но тут же оборвала свой смех, заметно погрустнела. — Папа у нас все еще лежит в больнице. Хочу яблок ему купить…

— Так я уже купил! — Умар обрадованно сунул ей кулек с яблоками. — Вот, берите!

— Нет, что вы! Я сама куплю.

— Да берите же! — Не слушая возражений Розы, он всучил ей яблоки. — Передайте от меня вашему папе…

— Моему папе?..

— А что, нельзя?

— Можно, конечно. Но… — Девушка пожала плечами и внезапно озорно улыбнулась. — А что мешает вам самому отнести ему эти яблоки?

— А удобно ли? — засомневался Умар.

— Почему же нет?

— Ну, пошли! — решился наконец юноша.

— Идемте, — Роза взяла Умара за руку.

* * *

В вестибюле больницы их остановила пожилая медсестра:

— Вы куда, молодые люди?

— Здравствуйте, тетя Шарипа!

— А, это ты, Роза? К отцу?

— К отцу.

— Проходи, только ненадолго. Сегодня он себя хорошо чувствует, — медсестра улыбнулась Розе, потом, близоруко сощурив глаза, придирчиво оглядела Умара. — А вы к кому?

— Он со мной, тетя Шарипа, — поспешно ответила за него Роза.

— Жених, что ли?

— Нет, родственник, — сказала девушка, краснея от смущения.

— Ну, проходи, «родственник», — разрешила, пряча улыбку, медсестра. — Только фуфайку сними. Вот халаты наденьте. — Она открыла стоявший в углу, у входа, шкафчик, подала им халаты.

— Спасибо большое, тетя Шарипа! — искренно поблагодарила Роза.

— Только, смотрите, недолго! — предупредила медсестра.

— Конечно, тетя Шарипа! — откликнулась девушка, уже открывая дверь нужной палаты.

При виде дочери Осмон приподнял голову, слабо улыбнулся. В палате он лежал один. Постель на остальных двух кроватях была аккуратно заправлена и сверкала нетронутой белизной.

— Здравствуй, папочка! Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, спасибо.

— Здравствуйте! — поздоровался вслед за Розой Умар, подойдя к больному.

— Здравствуй, сынок. Ты, наверно, к деду Курбану? — спросил Осмон и добавил: — А дед-то выписался утром.

Умар в замешательстве молчал. На помощь ему пришла Роза.

— Это Умар. Он со мной… — покраснев, объяснила она.

— А… — Осмон внимательно взглянул на юношу, протянул ему худую, всю в синих прожилках вен, руку.

— Очень рад, — тихо, слабым голосом сказал он. Но в голосе Осмона не было жалобных, покорных ноток. Чувствовалось, что тяжелая, изнурительная болезнь не смогла сломить воли этого человека.

— А это вам, — Умар положил на тумбочку кулек с яблоками.

— О, какие красивые яблоки! Не зря киргизы называют апорт «кумысными яблоками». Они такие же душистые, вкусные и целебные, как кумыс, — восхищенно сказал Осмон, любуясь крупными красными яблоками. Помолчав немного, он добавил: — Да… Сколько различных элементов в земле, воде, воздухе, сколько лучей у солнца! И все это собирается в одном яблоке. А оно, в свою очередь, отдает это нам… Мы ведь тоже очень много берем. У природы, у людей… А надо уметь и отдавать…

— Доченька, я просил принести мой последний гербарий… — помолчав некоторое время, спросил Осмон.

— Вот он, папа, — Роза подала отцу папку с гербарием.

Осмон бережно взял ее из рук дочери, начал неторопливо перебирать коллекцию, с видимым наслаждением вдыхая горьковатые запахи засушенных растений. Умар, подсев поближе, тоже с любопытством разглядывал гербарий.

— Что это? — с удивлением спросил он вдруг, с интересом глядя на громадный веероподобный лист неизвестного растения.

— Гинкго! — ответил с гордостью Осмон.

— Ги-нкк-го! — с трудом повторил Умар. — А что это?

— Это одно из древнейших растений на земле. Оно росло еще в палеозойской эре, когда жизнь на нашей планете только зарождалась.

— Вот это да! И до сих пор оно есть?

— Как видишь. В наше время гинкго растет в Китае, в Крыму, на Кавказе… — начал перечислять Осмон, но внезапно, вспомнив что-то, остановился, с беспокойством спросил у Розы: — Доченька, я ведь тебе его семена оставлял. Ты не потеряла?

— Конечно, нет, папа! — с обидой воскликнула девушка.

— Ну, не обижайся, — Осмон виновато улыбнулся, потом спросил опять: — А сама ты сможешь вырастить гинкго?

— Смогу, — уверенно ответила Роза.

— Так у вас есть семена этого растения? — Умар даже привстал с места.

— Есть, есть, — рассмеялся Осмон. — Я их отдал Розе.

— А мне вы не дадите? Хоть одно, хоть самое плохое?.. Я бы тоже хотел вырастить гинкго! — по-мальчишески азартно заверил Умар.

— Обязательно дадим! Пусть они растут и у нас, в Киргизии. Это очень красивые растения. Такие же высокие и стройные, как наши тополя. А какие у него чудные листья!.. — Осмон любовно погладил лист гинкго, мечтательно сказал: — Как бы я хотел увидеть гинкго в нашем парке!.. Увижу ли?..

Воцарилось горькое, тягостное молчание, которое нарушила вошедшая в палату тетя Шарипа. Она шутливо погрозила пальцем Розе и Умару:

— Где же ваше обещание-то?

Все невольно заулыбались.

Как прекрасна человеческая улыбка!

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги