Зона поражения

Кингхорн почесал в затылке:

— Да, я помню эту историю. Но в данном случае разница в том, что этот человек террорист, так что не думайте о нем как о консерве — считайте его расходным материалом.

Из-за крайней чувствительности и секретности операции, у родезийцев имелся чёткий приказ: вне зависимости от результатов, ОТ не должен вернуться обратно. По сути, он был мертв уже тогда, когда поднялся на палубу катера. Его захватили в плен после нападения на ферму, где террористы вырезали белую семью, и приговорили к смертной казни. Боевик считал, что согласившись помочь родезийцам, он тем самым купит себе жизнь, но на самом деле, это была всего лишь одна из форм исполнения приговора.

Спустя двое суток, ярким солнечным утром, мы погрузились на ракетные катера и вышли из Салданья-Бей с расчетом прибыть в расчётную точку через сутки. Нашего ОТ контролировал высокий блондин-родезиец по имени Джейк, который ни на минуту не оставлял своего «подопечного», трепался с ним и смеялся над его шутками на всем протяжении нашего пути. Бóльшую часть времени родезиец сидел, приобняв бедолагу одной рукой, тогда как вторая была готова в любую секунду схватить специальный АК-47 с глушителем: террориста предполагалось убить именно из него. Как-то раз, когда ОТ направился в гальюн и Джейк ненадолго остался с нами наедине, он посмотрел вокруг и широко улыбнулся. «Главное, — пояснил он, — чтобы он мне доверял и думал, что он среди своих». В этом определённо было какое-то извращение — наблюдать за тем, как человек ест, отдыхает, шутит, и при этом знать, что он в любом случае умрёт. Однако никакой жалости к нему я не ощущал. Он сам выбрал свой путь, решив поиграть во взрослые игры: в первый раз, когда взял в руки оружие, а во второй раз, когда начал из этого оружия стрелять по людям. А во взрослые игры всегда играют по взрослым правилам.

Вечером следующего дня мы бросили якорь на траверзе Мапуту — город находился прямо за горизонтом — и стали ждать сообщений от родезийских агентов на берегу. Тэффи Пи провёл с нами заключительный инструктаж:

— Когда штурмовая группа вернется, то скорее всего за ними будет гнаться половина всей мозамбикской армии, паля из всего, чего только можно. Есть немаленькая вероятность того, что нам придётся высадиться на берег под огнем противника, чтобы эвакуировать родезийцев. Также есть риск, что мы потеряем людей, и, возможно, вместе с лодкой, но я знаю каждого из вас, и уверен, что на каждого могу положиться.

Ровно в 18:00 нам сообщили, что цель находится в своем доме.

С наступлением темноты ракетные катера приблизились к берегу на минимально возможное с точки зрения безопасности расстояние, и остановились примерно в пяти километрах от побережья. Мы начали собирать лодки, работая на автомате, выработанном долгими часами тренировок. Слава Богу, море было спокойным, и через 45 минут, установив новый рекорд подразделения, лодки были спущены на воду. Море было ровное как бильярдный стол, а ночь — такой же черной, как вдовья шаль, двигатели едва слышно тарахтели, пока мы двигались по направлению к берегу. Моя лодка шла головной, а позади нас, чуть справа и слева шли две остальные, формируя боевой порядок в виде буквы «V», их камуфлированные борта почти невозможно было разглядеть в темноте. Только редкие белые всплески выдавали их присутствие, когда вода каскадом стекала по носу.

Тот загадочный лейтенант-англичанин, который был придан нашему подразделению, как оказалось, произвел разведку гавани Мапуту с борта гражданского судна, на котором он выполнял функции старшего помощника капитана. От него мы узнали о расположении орудий и пулеметов у входа в гавань, а также о том, как гавань патрулируется несколькими тридцатифутовыми бронекатерами, вооружёнными пулеметами .50-го калибра. Уровень их сторожевой службы лейтенант оценил как «слабый», но случись нам нарваться на них, нас ожидало бы интересное время — каков бы ни был уровень подготовки и бдительности этих экипажей, крупнокалиберный пулемет превратил бы наши лодки в решето. Наконец около 21:00 мы заглушили моторы и остановились в сотне метров от берега.

Мапуту сиял огнями, но в городе было очень тихо — что весьма странно для столицы. Мы осмотрели пляж с помощью ночных прицелов — выглядел он как какой-нибудь Брайтон в теплую летнюю ночь,⁴⁹ — и убедившись, что непосредственной опасности нет, поплыли к берегу. Когда мы приблизились, в шепот волн, мягко разбивавшихся о песок, вклинились слабые звуки музыки: кто-то неподалеку слушал радио. Раздался мягкий удар и корпус «Зодиака» заскрипел по песку. Пока я водил стволом легкого пулемета РПД, осматривая ночь на наличие опасности, позади меня послышался тихий шорох, — на берег, подобно призракам, высаживались спецназовцы штурмовой группы. Подождав, пока они скроются из виду, в готовности оказать им огневую поддержку, если они столкнуться с противником, и убедившись затем, что наши товарищи благополучно ушли, мы отплыли на веслах на сотню метров и стали их ждать.

Для нас это был самый опасный момент, так как нам нужно было держаться достаточно близко к берегу на случай, если родезийцам после уничтожения их цели понадобится совершать отход под огнем противника. С помощью своих трех легких пулеметов и РПГ мы могли обеспечить жизненно важную поддержку с близкого расстояния, но находились мы в очень уязвимом положении. Один-единственный меткий выстрел мог вывести лодку из строя. Сидя в кромешной тьме, я готовился к действиям, которые неизбежно должны были произойти.

Помимо собственно эвакуации, опасность грозила и со стороны мозамбикского флота. Если патрульный бронекатер поймает нас, стоящих на фоне хорошо освещенного пляжа, и перекроет нам путь отхода в открытое море, то для всех нас прозвучит «Спокойной ночи, Айрин!»⁵⁰ Наш единственный расчет был на то, чтобы оставаться незамеченными.

Медленно тянулись минуты. Ночь была теплой и приятной, и приходилось постоянно напоминать себе, что ты находишься на опасном задании. Голоса! На пляже, четко вырисовываясь на фоне огней гавани, появился армейский патруль, растянувшийся тоненькой цепочкой. Взяв их на прицел своего РПД, я пересчитал людей — пять, шесть, семь, восемь… — четко видя их лица и отмечая вооружение: шесть АК-47, один РПГ и легкий пулемет. Они остановились прямо напротив нас, и к нам через водную гладь долетел смех. Пот градом стекал по моей спине. Один человек, вероятно командир, что-то говорил в рацию на португальском языке. Это был обычный патруль или кто-то из них что-то увидел и сообщил об этом местному ополчению? Казалось, они стояли перед нами целую вечность. Кто-то наверняка нас заметил — или все-таки пронесло? Затем мучительно медленно они двинулись прочь. Только тогда я осознал, что все это время не дышал, и облегченно выдохнул.

Командир моей лодки, штаб-сержант Би, переместился на корму «Зодиака» ко мне.

— Джок, как думаешь, они что-нибудь увидели? — прошептал он на ухо.

Я покачал головой.

— Будь начеку. Думаю, что кто-то все же мог засечь группу в момент высадки на берег. Так что не исключено, что сейчас появится патрульный катер. Только помни — огонь открывать только в том случае, если ты абсолютно уверен, что тебя обнаружили.

Я снова кивнул и глянул на часы — ровно 22:00. Штурмовая группа должна быть уже у своей цели. В любую секунду могла начаться атака, сопровождаемая звуками стрельбы. Если где-то рядом с нами кружил бронекатер, то заслышав такое, он просто обязан подойти поближе к берегу, чтобы узнать, в чём дело. Внезапно мое сердце ухнуло куда-то вниз — откуда-то сзади и чуть левее меня послышалось глухое покашливание другого двигателя.

Я развернул свой пулемет. Примерно в 200 метрах мористее мы увидели тёмный силуэт патрульного бронекатера, его прожектор лениво обшаривал акваторию. Если луч света зацепит одну из наших лодок или штурмовая группа атакует прямо сейчас, то мы окажемся в смертельной ловушке. Я видел, как мои товарищи, сидевшие вокруг, готовятся к бою. Все оружие на «Зодиаке» было направлено в сторону бронекатера, мои губы сжались в тонкую линию — если это ржавое ведро с гайками и болтами окажется здесь, то сильно об этом пожалеет. Но курс катера не изменился, звук его двигателей постепенно становился все слабее, а затем затих совсем. Опасность миновала. Я развернул пулемет, чтобы снова прикрыть берег.

Снова медленно потянулось время… Наступило 23:00, затем полночь. К полуночи время стало критическим фактором — у нас оставалось всего три часа темного времени суток. Если штурмовая группа не вернется в ближайшее время, мы столкнемся с перспективой быть пойманными у входа в гавань при свете дня. Внезапно на берегу замигали три зеленых огонька, затем три красных, потом снова три зеленых — сигнал для эвакуации с берега! Когда мы подошли, я увидел, что ко мне направляются несколько человек. Впереди шел ОТ, за которым следовал Джейк. Увидев, как родезиец поднял свой АК-47 с глушителем, я инстинктивно отпрянул в сторону. Раздалось два приглушенных хлопка, и террорист свалился на нос моей лодки. Джейк подхватил упавшего за ноги и бесцеремонно бросил его на днище.

Мы отошли на веслах на сто метров, завели моторы и на максимальной скорости помчались в открытое море. Я взглянул на ночное небо — тусклый горизонт уже окрасился в серый цвет, к ночному небу потянулись первые утренние лучи. Эвакуация предстояла нелегкая. В устье гавани штаб-сержант Би остановился.

— Труп за борт! — приказал он.

Джейк и еще один человек начали быстро обвешивать тело магазинами от АК-47. Я осматривал близлежащую береговую линию, и уже отчетливо мог различить очертания зданий. И если их мог наблюдать я, то и меня могли видеть. Раздался тихий всплеск, когда труп ОТ опустили в воду. Тело опустилось на несколько футов, затем подвсплыло вновь. Джейк выругался, склонился через борт и схватил его. Вытащив из ботинка обоюдоострый боевой нож, он вонзил его в труп, вспоров живот. Тело бесследно пошло ко дну. Родезиец взглянул на меня.

— Слишком много воздуха в теле, — просто произнес он. Было очевидно, что он уже занимался подобными вещами.

Рассвело. Мы находились уже далеко от гавани, но все еще были видны с берега. Коммандант Кингхорн, рискуя всем, подвел один из ракетных катеров ближе к берегу, и мы подняли на борт родезийцев. Он протянул мне бумагу, на которой был написан компасный пеленг.

— Передай его рулевому и скажи, чтобы он держался этого пеленга, пока не встретит нас.

Ракетный катер исчез. Освободившись от веса штурмовой группы, мы смогли ускориться, но успели пройти лишь небольшое расстояние, как лодка лейтенанта Тэффи Пи со скрежетом остановилась — погнулся планширь. Мы все еще были хорошо заметны с берега, болтаясь на расстоянии трех километров от него. Тэффи встал в лодке и позвал нас. Подойдя к нему, я увидел его напряженное лицо под толстым слоем черного камуфляжного крема.

— Придется затопить эту чертову посудину. Снимай оружие! — крикнул он своей команде и смотрел, как они перепрыгивают на нашу лодку. Потом он извлек из ботинка водолазный нож и, держа его двумя руками, вонзил в борт «Зодиака». Тут же раздался оглушительный хлопок, когда сжатый воздух вырвался через пробоину. Сила хлопка удивила всех нас, а в особенности самого лейтенанта — его отбросило, и он шлепнулся на днище тонущей лодки, волосы и борода у него стали дыбом. Несмотря на всю опасность, которой мы подвергались, все рухнули от смеха — Тэффи до боли напомнил персонажа из мультфильма про Багза Банни, у которого в руках взорвалась бомба. С трудом взяв себя в руки, мы помогли все еще ошеломленному командиру перебраться на нашу лодку, который поднялся и смотрел, как его «Зодиак» медленно тонет.

— Надеюсь, коммандант нас поймет. Каждый из этих двигателей стоит 5000 рандов, — произнес он грустным голосом. Я снова разразился смехом — тут в любой момент может появиться весь мозамбикский флот, а лейтенант беспокоится о паре движков.

— Не волнуйтесь, босс. Если случится худшее, мы пустим шапку по кругу, — предложил я. Он непонимающе посмотрел на меня, потом усмехнулся.

Оправившись от последствий взрыва надувной лодки, он приказал нам продолжить движение по пеленгу. Два часа спустя, оказавшись за горизонтом, мы снова встретились с нашими кораблями и поднялись на борт. Через двадцать четыре часа мы уже были в Салданья-Бей.

На разборе операции подполковник Уилсон пояснил, что его группа подобралась вплотную к дому Мугабе, но быстро стало понятно, что дома никого нет. Они просидели в засаде несколько часов, вплоть до крайнего времени, отводимого на операцию, в надежде, что лидера боевиков все-таки удастся перехватить, но он так и не появился.

Спустя некоторое время Родезийская САС провела вторую часть операции «Молоковоз». Средь бела дня 20 спецназовцев атаковали резиденцию Джошуа Нкомо в столице Замбии. Но его успели предупредить о покушении за считанные минуты (ходили упорные слухи, что это сделала британская секретная служба MI-6), и он чудом успел удрать.

Еще через три недели после покушения на Нкомо, мы тайно высадили штурмовую группу из двадцати родезийцев в порту Бейры. С помощью противотанковых гранатометов спецназовцы уничтожили нефтеперерабатывающий завод и склады ГСМ, пожары там бушевали на протяжении нескольких дней. По странной гримасе судьбы, их потушили вызванные из Южной Африки пожарные бригады. Вот так закончилась операция «Молоковоз» — операция, которая так и не изменила ход истории.

*****

Вскоре после рейда на Бейру истек срок моего контракта с САДФ, однако я еще успел принять участие в своей крайней операции: разведки нефтеперерабатывающего завода в Анголе. В безлунную ночь три «Зодиака» Mk II под командованием штаб-сержанта Би были спущены на воду с подводной лодки у берегов Анголы. Разведка НПЗ имела целью наметить план для проведения на нем диверсии в будущем. Когда мы в разомкнутом строю приблизились к берегу, штаб-сержант, находившийся в головной лодке, внезапно поднял руку, и все три лодки остановились. Он поднял прибор ночного видения и начал осматривать берег. Я сидел чуть сзади него, и увидел, как напрягся сержант. Он протянул мне прибор, и, когда я посмотрел в него, у меня внутри все сжалось — пляж кишел войсками, и каждую минуту прибывали все новые солдаты, высаживающиеся с грузовиков, стоявших на холме выше. Кубинцы! И к тому же вооруженные тяжелым оружием. Противник установил в этом районе новую радиолокационную станцию и засек нас в момент высадки с подводной лодки. Пришлось на максимально возможной скорости вернуться к субмарине и погружаться. Мы даже не стали разбирать «Зодиаки», а просто затопили их, и как оказалось вовремя — наш собственный радар засек лодки, уже двигавшиеся по направлению к нам. Прежде, чем мы ушли в международные воды, прошли нервные два часа. Эта операция имела трагические последствия, поскольку чуть менее чем через два года ее попытались повторить, но в тот раз разведывательную группу застали врасплох на берегу. Двое спецназовцев были убиты, а их офицер попал в плен.⁵¹

Я отчаянно хотел остаться еще на год, поскольку ходили разговоры о планируемых операциях подобного рода в Анголе, но будучи иностранным гражданином это означало обязательство заключить трехлетний контракт — хотя, конечно, я мог бы уволиться из спецназа, но все равно должен был остаться на службе в САДФ. С большой грустью я принял решение вернуться в Великобританию. Африка сильно меня изменила, прежде всего, физически. Я стал намного сильнее, моя выносливость и выдержка были испытаны в самых экстремальных условиях. Метаморфозу претерпело и мое психологическое состояние. Хотя мне еще не исполнилось двадцати пяти, я чувствовал себя намного старше и увереннее, способным противостоять всему, что может подкинуть мне окружающий мир. Мои товарищи устроили для меня шикарную отвальную вечеринку, сослуживцы приехали попрощаться даже из Дурбана.

Разведывательно-диверсионный отряд южноафриканской армии был выдающимся боевым подразделением. За два года моей службы мы потеряли в бою семнадцать человек, уничтожив более двух тысяч врагов. Отвага и личная храбрость спецназовцев в бою потрясала воображение, — качества, превзойти которые могла только дружба и преданность мне, чужаку на их родной земле.

5

Специальная Авиадесантная Служба

— Ты участвовал в осаде Посольства?

— Нет, но знаю пару тысяч участников.

Лофти Уайзмен, писатель, бывший сержант-майор 22-го полка САС

Через пять дней после своего возвращения в Великобританию в конце 1979 года, я вернулся в армию. До этого мне пришлось больше месяца переписываться с отделом делопроизводства Военного министерства, готовя почву для своего возвращения. Относительно направления меня непосредственно на прохождение отборочного курса в Специальную Авиадесантную Службу существовали определенные разногласия, однако мое упорство в конце концов было вознаграждено. Представители военной разведки подробно расспросили меня о моей службе на территории Южной Африки, после чего я на день заскочил в Олдершот за снаряжением, и затем отправился в Херефорд готовиться к отборочному курсу. Несмотря на то, что я был в хорошей физической форме, перед началом отбора мне нужно было акклиматизироваться в горной местности. На подготовку у меня было около четырех недель.

Отбор в 22-й полк Специальной Авиадесантной Службы проходит в несколько этапов. Первый длится три недели, с постепенным увеличением нагрузок и завершается «контрольной неделей»: шестью маршами в горной местности (как правило, в районе Брекон Биконс в Уэльсе), с каждым маршем груз, который предстоит нести, увеличивается. Кандидатов, выживших на этом этапе, официально направляют для «продолжения подготовки». Следующим испытанием является учебный курс подготовки для ведения войны в джунглях, и наконец, после этого кандидаты направляются для прохождения общеармейских курсов по выживанию, которые завершаются их встречей с профессиональными следователями в ходе упражнения по поведению в плену.

Хуже места для тренировок и подготовки, чем Брекон Биконс, просто не придумаешь. Там практически всегда стоит ужасная погода. Во время предыдущего отбора один из героев Полка, майор Майк Кили (получивший за операцию в Мирбате Орден за выдающиеся заслуги), выйдя на марш с группой кандидатов, умер от переохлаждения. Мне удалось переговорить с человеком, последним видевшим его в живых. Он видел, что Кили замерзает, но офицер отклонил все предложения о помощи. «Поставь себя на мое место, Гарри. Я прохожу отбор, и командир эскадрона приказывает мне оставить его… Что бы ты сделал на моем месте?» Смерть такого опытного офицера стала горьким уроком, наглядно продемонстрировавшим все опасности, ожидавшие нас в горах Уэльса.

В первый день всех кандидатов собрали в полковом зале для совещаний, известном в Полку как «Синий зал». Там нам сообщили, что за следующие недели нам предстоит преодолеть подъемы, высота которых в совокупности равна высоте Эвереста, неся при этом на себе груз, начиная от 45 и до 65 фунтов, не считая оружия, воды и пищи. Услышав это, один из кандидатов собрал свои вещи и вышел.

В первую неделю нас постепенно вводили в сам процесс отбора, ставя несложные задания по чтению карты и ориентированию, чтобы убедиться, что мы не потеряемся среди холмов и гор. В конце недели нам предстояло пройти первую настоящую проверку уровня физической подготовки под названием «Вентилятор» — нужно было дважды перейти через Пен-и-Ван, высочайшую вершину Брекон Биконс.⁵² На марше необходимо было уложиться в определенное время, а целью испытания было отсеять с отбора тех, кто не готов к нему физически. С ориентированием проблем не было — проклятый монстр был виден за мили. Сложность состояла в другом, — нужно было уложиться в контрольное время, которое, хотя нам его и не объявляли, составляло примерно четыре часа.

Выехав из Херефорда в семь утра, мы проехали около сорока миль до района проведения марша. Погода была жуткой даже по уэльским меркам. Ветер буквально сбивал нас с ног, несмотря на 45 фунтов за плечами. Холодный дождь вперемешку со снегом жалил каждую открытую часть нашего тела.

Учебный курс был разделен на две группы: первая начинала подъем на гору со стороны Стори Армз, а другая выходила на марш от железнодорожной станции Торнпенти, расположенной с противоположной стороны горы. Мой путь наверх начинался от Стори Армз, и уже через несколько минут я обнаружил себя в одиночестве, сражавшимся с дождем и порывами ветра на подъеме. Каждый шаг становился личным достижением. Дюйм за дюймом, фут за футом, я медленно приближался к вершине, преодолев последние несколько сот ярдов на локтях и коленях.

При переходе через вершину нужно было соблюдать осторожность по причине крутых склонов. Любой неверный шаг мог привести к смерти, поэтому я решил просто съехать вниз — не самый удобный, но наиболее быстрый и безопасный способ. Продвигаться стало немного легче — я оказался в низине, где мне не так докучал ветер. Добравшись до старой римской дороги и трусцой пробежав до точки разворота, я хлебнул глоток воды, жадно проглотил шоколадный батончик «Марс», которым в основном питались кандидаты, и отправился в обратный путь.

Я держал хороший темп и до подножия Пен-и-Вана добрался запасом по времени, вот только погода ухудшалась. Ветер перехватывал потоки воды на водопадах еще в воздухе и с яростью сносил их в сторону. Следующие двадцать минут оказались отчаянными — ползя на руках и коленях, удерживая одной рукой винтовку, я карабкался по крутому склону, по скользкой глине и острым камням. Все это выматывало физически и морально, но в конце концов мне удалось добраться до вершины, после чего я достаточно легко спустился обратно к контрольной точке у Стори Армз.

Разыскав одного из инструкторов, сидевшего у «Лендровера», я доложил о прибытии. Он глотнул горячего чая из кружки и вычеркнул мое имя из списка, после чего глянул на небо и изрек:

— Хороший денек для отбора.

Безрадостно ухмыльнувшись, я устроился в кузове трехтонника. Я проделал свой марш за 3 часа 55 минут, прибыв к финишу четвертым. Остальные растянулись за мной на многие мили. Когда грузовик заполнился людьми, нас отправили на базу, где с чувством удовлетворения я сел ужинать.

Однако ощущение это быстро прошло. По комнате стали ходить инструкторы, пересчитывая нас по головам, и после чая нам приказали собраться в «Синем зале». Там Лофти Уайзмен, старший сержант-майор отборочного курса, сообщил, что они недосчитались одного человека. Он вызвал добровольцев для участия в поисках, и курс в полном составе сделал шаг вперед. По итогу отобрали двадцать человек, остальных разбили на две группы: одна должна была выступить на рассвете, второй предстоит сменить ее в полдень, если к тому времени пропавшего еще не найдут.

Ночью меня разбудила вернувшаяся поисковая партия. Один из бойцов сказал просто:

— Мы его не нашли.

Снаружи доносилось завывание ветра, а в тонкие деревянные стены барака барабанил дождь. Я плотнее завернулся в одеяло и тихо прошептал:

— Помоги ему Господь.

В шесть утра я позавтракал и доложился Лофти, стоявшему у здания учебного подразделения Полка. Уже было ясно, что пропавший скорее всего травмирован, и возможно находится без сознания. Нам нужно было отправляться в Стори Армз, снова подняться на вершину Пен-и-Вана и оттуда начать круговой поиск.

Всей группой мы начали медленно подниматься на темную гору, к геодезическому пункту на вершине, которому предстояло стать центром нашего поиска. В конце своего подъема мы заметили в тумане фигуру человека, привалившегося спиной к белому камню, обозначавшему геодезический пункт. Один из нас окликнул его, но никто не ответил. Пропавший солдат больше не мог отвечать. Он сидел, все еще с рюкзаком на спине, привалившись к камню, с винтовкой в руках. Мы видели следы его ног, когда он скреб по земле в отчаянной попытке подняться на ноги.

Мы могли только догадываться о том, что произошло, но скорее всего его развернуло порывами ветра, и он очутился на северном склоне горы, со стороны куум Гуди.⁵³ Поняв свою ошибку, боец вернулся к вершине, и обнаружил, что все уже ушли. Уставший, он ненадолго присел у скалы передохнуть, и тут своими цепкими пальцами его ухватил холод, погрузив в сон, от которого он уже не проснулся. Следы, оставленные ногами, свидетельствовали о том, что человек понял, что происходит и попытался подняться, возможно уже находясь в смертельном полусне, однако ему это не удалось. Никто не додумался искать его на северном склоне, со стороны куум Гуди — у Пен-и-Вана все склоны крутые, однако пробиваться на вершину отсюда, под проливным дождем и при яростных порывах ветра, должно быть потребовало нечеловеческих усилий. Мы молча стояли вокруг тела. Его почти никто не знал, однако все испытывали чувство утраты.

Один из нас спросил у Лофти:

— И что теперь, сэр?

Сержант-майор пару секунд помедлил с ответом. Он посмотрел на тело, затем перевел взгляд на нас.

— Он не прошел первый этап отбора, — произнес он. Эти слова вывели нас из оцепенения. В считанные минуты мы завернули окоченевшее тело в пончо и отнесли его вниз, к ожидавшим нас грузовикам.

Отбор в САС выжимает из вас все соки. По мере того, как следующие две недели мы пробивались вперед, наши тела превратились в сплошные язвы, вызванные трением наших тяжелых «бергенов».⁵⁴ Как бы хорошо ты ни обшивал и не подгонял лямки, на плечах и пояснице появлялись уродливые, глубокие красные рубцы. Когда вы надевали «берген», все было не так уж плохо: боль просто заглушалась всеми другими болезненными ощущениями, которые вы испытывали, но надевать его утром и снимать вечером было самым неприятным.

Вскоре численность кандидатов сократилась до половины от первоначального состава. Наш первый марш под кодовым названием «Трубопровод» представлял собой тридцатикилометровый переход по скалистой местности Черных гор Уэльса с грузом 45 фунтов за спиной. В отличие от любого другого отбора, в котором я когда-либо участвовал, тебя здесь никто не поощрял и не вдохновлял. Кандидатам просто объявляли время построения на следующее утро — и никогда не сообщали, хорошо они справляются или плохо. Однако каждый из нас знал, что для того, чтобы пройти отбор, мы должны в среднем проходить не менее четырех километров в час, что соответствовало общему времени марша примерно в четыре с половиной часа. Для этого в преддверии контрольной недели наши инструкторы дали нам несколько простых советов: во-первых, как можно быстрее выходить на гребни возвышенностей; во-вторых, оставаться на высоте как можно дольше; в-третьих, сбегать вниз по склонам на ровную местность; в-четвертых, постараться не блукать и не теряться.

Построились мы в шесть утра. Трехтонные грузовики раскачивались от сильных порывов ветра, и все мы, пятнадцать человек, скорчившиеся в своих спальных мешках, слышали, как мокрый снег барабанит по тонкому брезенту кузова. Кандидатов разделили и погрузили в шесть грузовиков, которые направились к различным точкам выхода на маршрут. Такой подход не позволял нам следовать друг за другом, поскольку ты никогда не знал наверняка, идет ли человек перед тобой на ту же контрольную точку, что и ты. Инструкторы из кабины давали приказ на выход. Нужно было дождаться, когда вызовут кандидата перед тобой, свернуть спальный мешок, уложить его поверх «бергена» и, выбравшись из машины наружу, дождаться, когда тебя вызовут. Инструктор давал тебе первые координаты, убеждался, что ты правильно отметил их на карте, засекал время выхода, и ты уходил, двигаясь от одной контрольной точки до другой, стараясь держать приемлемую скорость. Во время первого марша я настолько разухарился, что, по словам наблюдавшего за мной инструктора, первые полмили в гору просто пробежал. На последней контрольной точке я глянул на часы — путь занял четыре часа, так что в норматив я уложился.

Как только грузовик наполовину наполнился для обратной дороги, мы отправились в Херефорд, к теплому душу и сухой одежде. После чистки оружия и подготовки рюкзака для следующего марша, наступало время ужина. Еда была важнейшей частью процесса отбора. Мы поглощали просто тонны еды, накладывая себе полные тарелки, а через считанные секунды возвращаясь за добавкой. По утрам творилось то же самое — три или четыре яйца, сосиски, бекон — столько, сколько ты мог съесть, поскольку останавливаться днем практически не было времени. На маршруте большинство из нас питались шоколадными батончиками «Марс», и лично я съел их столько, что до сих пор смотреть на них не могу.

Следующие два дня разнообразием не отличались. Ряды кандидатов неуклонно таяли. Некоторые выбывали по причине травм, но росло количество и тех, кто просто сдавался и выбрасывал полотенце на ринг. Еще через день инструкторы начали отсеивать тех, кто не укладывался в отведенное время. Об этом никогда не объявляли после марша, однако на утреннем построении вместо посадки в грузовик им говорили, что в 08.30 им нужно доложиться в учебном отделе. Этого момента ждали с замиранием сердца. На четвертый день нас осталось всего тридцать пять человек, и впереди оставались три самых тяжелых марша: «Скачки», «Нарисуй карту» и, наконец, «Выносливость».

«Скачки» представляли собой жуткий марш через высочайшие вершины Брекон Биконса, в том числе через зловещую высоту 642, со столь крутыми склонами, что бóльшую часть пути нам приходилось ползти вверх, цепляясь руками и ногами. Вес «бергенов» возрос до 55 фунтов, при этом погода все время ухудшалась.

В трехтоннике нас было всего четыре человека. Был вызван и ушел первый кандидат, а я лежал в тепле своего спальника, слушая завывающий дождь, отчаянно пытаясь как можно дольше оставаться в тепле. Следующим на выход был гвардеец. Он расстегнул свой спальный мешок на пару дюймов, низким голосом произнес, что имеет он все это ввиду, и снова застегнул мешок. Еще один, десантник из моего старого батальона, подошел к краю кузова, посмотрел на проливной дождь со снегом и быстро залез обратно в свой спальник.

Послышался нетерпеливый голос инструктора, который вызывал следующего участника. Я быстро вылез из своего спального мешка и, волоча его вслед за своим «бергеном», пробрался вперед и сообщил ему, что остальные остаются. Он дал мне координаты первой контрольной точки, отметил время, поднял окно и отправился спать. Отойдя на сотню метров, я как следует упаковал рюкзак и начал пробиваться к Пен-и-Вану, своему первому контрольному пункту.

Каждый человек, прошедший отбор, скажет вам одно и то же: рано или поздно наступает момент, когда ты находишься на самом дне, когда ты должен заглянуть к себе в душу, чтобы найти там силы продолжать свой путь. Для меня момент истины настал на «Скачках».

Снег был такой густой, что я не мог разглядеть свой компас на вытянутой вперед руке. Несмотря на то, что за несколько часов до этого я перестал чувствовать свои ноги, превратившиеся просто в два куска льда, от напряжения я вспотел. Голова шла кругом, — вероятно начинало сказываться переохлаждение. Остановившись, я заставил себя съесть батончик; мои руки настолько окоченели, что я не смог развернуть его как следует и просто съел вместе с оберткой. Было бы так здорово спуститься с высоты, найти дорогу и грузовик, который отвез бы меня туда, где можно было бы проспать целый месяц. Я покачал головой. В моем сознании промелькнула череда наглых физиономий из моего прошлого, я увидел всех обидчиков, которых когда-либо знал. От этого во мне начала закипать злоба, и эта злость согрела меня. Навстречу пронизывающему ветру и снегу я выплеснул весь свой протест и неповиновение:

— Вам не одолеть меня, ублюдки!!!

Пройдя все контрольные точки, и сев в трехтонный грузовик, я посмотрел на часы. Шесть часов — не блестяще, но достаточно хорошо, хотя и настолько замерз, что не смог вылезти из промокшей одежды, мне помогли два парня, которые пришли передо мной. Как только я забрался в спальный мешок, то тут же отключился.

По прибытии в Херефорд кто-то меня разбудил. Все тело одеревенело, я чувствовал себя настолько слабым и разбитым, что проковылял к своей палатке, как восьмидесятилетний старик. Даже в тепле здания я не мог перестать дрожать. Моих познаний в медицине хватало, чтобы понять, что едва не погиб от переохлаждения, но из-за боязни вылететь с отбора, я не осмелился никому об этом сказать. За ужином я съел как можно больше еды и выпил столько теплой жидкости, сколько смог в себя вместить, а затем отправился спать. Построение на следующее утро было назначено на 05:30, и на восстановление у меня было девять часов. Проснувшись в 04:30, я начал свой утренний ритуал: перевязал ноги эластичным бинтом, чтобы предотвратить появление мозолей и немного защитить лодыжки, затем надел две пары носков и свои все еще влажные ботинки, умылся, побрился, позавтракал, привел в порядок оружие и отправился на построение. К тому времени, когда мы расселись по грузовикам, нас осталось всего двадцать девять человек.

Следующим был марш, прозванный «Нарисуй карту»: во время него нужно было ориентироваться с помощью маленькой, нарисованной от руки, схемы. Кандидатам на всякий случай выдают и обычные карты, запаянные в пластик, но их использование означает отчисление с отбора. В ожидании выхода я сильно нервничал. День накануне был кошмарным, и я не знал, хватит ли мне сил на сегодня, но, поднимаясь на первый холм, почувствовал себя лучше. Когда же добрался до вершины, я почувствовал себя потрясающе. Профессиональные спортсмены потом рассказывали мне, что во время любой напряженной деятельности они проходят через стадию «умирания», пройдя через которую, в организме высвобождаются дополнительные резервы энергии, и, что самое важное, мозг начинает работать гораздо четче. Проверив по компасу свой азимут, я рысью отправился в путь, и с трудом дождался, когда мне сообщат следующий ориентир, прежде чем снова двинуться в путь. На вершине последнего холма я посмотрел вниз, увидел грузовик и понял, что это крайняя контрольная точка. Запрокинув голову назад, я подставил лицо под снег и дождь. Я был непобедим. Мое итоговое время, менее четырех с половиной часов, стало рекордным для марша «Нарисуй карту».

На базе мы были в 17:00, а уже в час ночи построились перед крайним испытанием контрольной недели — чудовищным маршем на выносливость. Менее чем за двадцать часов нам предстояло пройти почти восемьдесят километров вдоль всей гряды Брекон Биконс, неся на себе 65 фунтов. Чтобы доставить нас к месту старта, потребовалось всего два грузовика, так как нас осталось всего двадцать три человека. В отличие от других маршей, сейчас мы все стартовали из одной точки, и в ожидании команды все сгрудились возле своих грузовиков. В 03:00 Лофти опустил стекло своего «Лендровера» и крикнул:

— Вперед!

Все тупо посмотрели друг на друга, а затем бросились бежать, как лемминги. к краю обрыва, и в течение десяти минут мы уже растянулись на сотню метров вдоль крутого склона горы. Первоначальное волнение улеглось, все выровняли темп, и когда через четыре часа забрезжил рассвет, я уже прошел Пен-и-Ван и спускался к первой контрольной точке у Стори Армз.

На протяжении всего дня мне удавалось поддерживать стабильный темп. Впервые с начала отборочного курса улучшилась погода. На середине маршрута я был четвертым, но с наступлением темноты погода вновь неожиданно испортилась: пошел мокрый снег. Когда я добрался до предпоследней контрольной точки, то уже продрог до костей и испытывал мучительную боль. Накатила такая усталость, какую я никогда раньше не испытывал, но, пробивая ногами снег, каждый шаг по которому был по-своему маленькой победой, я понимал, что должен идти дальше — если остановлюсь, то продолжить уже не смогу. Вспомнилось замершее тело у геодезического пункта и слова, произнесенные тогда Лофти.

Мы описали огромный круг и должны были финишировать там, откуда начали, у водохранилища Талибонт. Я знал, что крайний контрольный пункт был уже близко, но последние несколько сотен метров оказались сущим мучением. Остановившись, я попытался было съесть батончик «Марс», но он оказался замершим, а мои пальцы настолько онемели от холода, что мне даже не удалось вытащить его из кармана, поэтому пришлось бросить эти попытки. О последнем отрезке пути у меня остались лишь самые смутные воспоминания. Помню, что находился в лесу, и спотыкался о деревья, пробираясь сквозь снег. Потом оказался на дороге, хотя по дорогам передвигаться было запрещено. Я посмотрел вверх — передо мной стоял Лофти.

— Где следующая точка, сержант? — Прохрипел я.

— Это крайняя точка, Гарри. Садись в один из грузовиков. Ты прошел контрольную неделю.

В грузовике я снял ботинки, и мои ноги тут же распухли, как воздушные шарики. Боль была невыносимой. Но я прошел, финишировав четвертым. Чтобы пройти маршрут мне потребовалось ровно семнадцать часов. Первым, с ошеломляющим временем в четырнадцать часов, финишировал ланс-капрал «Док» Поллок, дипломированный врач, и бывший майор Парашютного полка Территориальной Армии. В свои тридцать с небольшим лет он так сильно хотел поступить в САС, что ради прохождения отбора отказался от офицерского звания, зная, что если бы на строевой службе он его сохранил, то к моменту окончания подготовки был бы уже слишком стар для участия в отборе. Преждевременно облысевший и небольшого телосложения, он, тем не менее, был одним из самых крепких мужчин, которых я когда-либо встречал.

Как только пришли первые шесть человек, нас отвезли на базу. Мне хотелось только одного: принять горячий душ и оказаться в теплой постели. У Дока были другие планы — ему захотелось отправиться в город. Бросив меня в душ, он потом практически одел меня и помог добраться до своей машины. После пары пинт Док решил, что китайская еда поможет мне встать на ноги, но я успел только взять в рот первую ложку, как упал лицом в тарелку с курицей под соусом карри. К счастью, Док не дал мне захлебнуться. Когда на следующее утро я проснулся, бóльшая часть соуса все еще была в моих волосах.

Все двадцать три человека, начавшие марш на выносливость, закончили его, и все, за исключением Дока, выглядели ужасно. Мы не были похожи на суперподготовленных новобранцев САС, мы были разбиты, словно старики. Последующие три недели оказались довольно приятными, поскольку все проходили обучение владению оружием и тактике, готовясь к следующему серьезному испытанию: к джунглям.

Каждый день у нас была физическая подготовка. Зачастую это была просто пробежка, но иногда мы ходили в спортзал на круговую тренировку, которая всегда заканчивалась игрой в «убийственный мяч».⁵⁵ Каждый из нас надевал пару боксерских перчаток, и вся группа делилась на две команды: те, которые были в майках, и те, которые были без них. Лофти объяснил суть игры.

— Цель игры — доставить этот мяч на мат ваших соперников. — Он указал на два мата, расположенных в противоположных концах зала. — Правило только одно: если вы взяли мяч, вас могут ударить. — Он посмотрел на офицера. — Вам понятно, босс?

Офицер сардонически усмехнулся. Во время отбора все кандидаты, включая офицеров, получают приказы от сержантов САС, которые выступают в качестве инструкторов.

— Даже мой примитивный мозг может это понять, сержант-майор.

Лофти кивнул, передавая офицеру мяч, и, когда тот взял его, ударил его прямо в лицо. Через несколько секунд офицер оказался в гуще тел.

*****

Наша подготовка по ведению боевых действий в условиях джунглей проходила в удушающей жаре Белиза. Прежде чем разместить в подготовленном лагере в тропическом лесу, нам предоставили два дня на акклиматизацию. Потом нас разделили на штатные патрули по четыре человека в каждом. Оказавшийся в моем патруле армейский инструктор по физической подготовке Фил Ди был умным и вдумчивым человеком, но совершенно лишенным солдатских навыков. Коренастый, светловолосый боец из эскадрона связи САС, Фрэнк Кей, отличался необычайной откровенностью и прямолинейностью, доходившей иногда почти до грубости. Он некоторое время был придан Полку в качестве связиста, и имел свою точку зрения на все на свете. Его манеры частенько заставляли меня скрежетать зубами, и мне неоднократно требовалось все мое самообладание, чтобы его не удавить. Последним был невозмутимый и жизнерадостный сапер Джон Эйч, шотландец, обладавший непревзойденным чувством юмора, и который своим остроумием многое сделал для того, чтобы на протяжении следующих нескольких недель успокаивать наши расшатанные нервы. Он был увлекающимся человеком, быстро учился, и сразу же пришелся по душе всем нам, — к нему сложно было не проникнуться симпатией.

В первый день нам нужно было сделать «баша» и обустроиться в них. Любовь САС к джунглям, возникшая в результате многочисленных проведенных в них кампаний, отражается в том, что все строения, от своего собственного дома и до лагерных бараков, в Полку называются «баша». Никто из моих соотечественников в тропическом лесу раньше никогда не бывал, поэтому на мои плечи легла задача обучить их искусству чувствовать себя в новых условиях комфортно.

В отличие от большинства других спецподразделений в мире, в САС не проводят никакого психологического тестирования потенциальных кандидатов. Да это и не нужно: все необходимые вопросы задают джунгли. Многочасовая работа, удушающая жара, постоянная влажность, непрерывные укусы насекомых — все это уже тяжело само по себе. Но у джунглей есть еще много чего интересного. На каждом дереве есть сучок или шип, который может зацепиться за вашу одежду. Если вы начнете с ним бороться, когда зацепитесь, то раздерете и одежду, и кожу в клочья. С верхних веток постоянно сыпется грязь и прочая дрянь, которая непременно попадает вам на шею и за шиворот, из-за чего вы чувствуете себя так, как будто вас атакуют муравьи. На каждые три шага вперед вы делаете два шага назад. В таких обстоятельствах нервы зачастую не выдерживают. Самые мелочные, незначительные вещи, кажется, приобретают непропорционально большую важность и значение. Даже очень спокойные в обычных условиях люди могут слететь с катушек от случайно оброненного замечания, потерявшегося письма, даже от одолженного пива. Инструкторы всегда присутствуют рядом, следят за малейшими признаками раздражения, гневливости или разочарования. Кто-то однажды написал, что джунгли нейтральны, но он ошибался.⁵⁶ Джунгли — это враг; они могут завершить вашу карьеру в САС, даже не начав ее, или даже убить вас. И джунгли в Белизе были самыми ужасными и грязными из всех, что мне доводилось видеть.

Инструкторы занимали центр лагеря. Вокруг них широким кругом раскинулись маленькие стоянки наших отдельных патрулей. Вскоре наши дни превратились в рутину. Мы вставали незадолго до рассвета, чтобы отправиться на построение. Вставать по утрам было несложно, поскольку за полчаса до восхода Солнца начинали петь все птицы и насекомые, которые только могли это делать. Первым делом нужно было переодеться из сухой одежды для отдыха в мокрую повседневную, что удовольствия никогда не доставляло. После построения у нас было полчаса на завтрак, затем все отправлялись в центральный лагерь на утреннюю «молитву» (все совещания в САС называются молитвами), где нам сообщали, что нас ожидает на протяжении дня. Каждое воскресенье представляло собой «освежающий день», выходной, когда вертолет инструкторов подбрасывал нам свежие пайки: несколько картофелин, немного овощей, мясо и почту. Этот день мы всегда ожидали с нетерпением.

Наша боевая подготовка состояла из отработки навыков действий во время боестолкновения и навыков патрулирования. Первые были призваны проверить нашу реакцию при встрече с противником, в то время как вторые являлись просто маршрутами, которые мы проходили при передвижении через джунгли. Навыки действий во время боестолкновения с противником в САС все еще основывались на патрулях в составе четырех человек, которые использовались в кампаниях в Малайзии и на Борнео в конце 1950-х и начале 1960-х годов, но я полагал, что это устаревшая система, которую необходимо кардинально пересмотреть. Мой опыт службы в Африке убедил меня в том, что патрули должны состоять как минимум из шести человек, обладающих большой огневой мощью, включая как минимум один легкий пулемет и миномет. В САС же полагались на тактику «стреляй и беги», применявшуюся в их прежних войнах в джунглях. В этом случае, если один человек получал ранение, то для его эвакуации требовалось еще два человека, а сдерживать врага оставался только один. Когда я обучался основам ведения боевых действий в джунглях, патрулям сил специального назначения противостоял хорошо вооруженный и агрессивный противник, и один человек просто не мог долго его сдерживать. Главными преимуществами спецназовцев были более высокая мотивация, агрессивность, высокий уровень подготовки, и, что самое главное, — внезапность. Патрули спецназа появлялись там, где противник меньше всего их ожидал встретить, — в своем собственном тылу. В огневом контакте южноафриканцы максимально использовали элемент внезапности, стараясь в первые же, критически важные, секунды боя рассеять своего врага и вызвать в его рядах хаос и замешательство. Зачастую это приводило к тому, что противник полагал, что он столкнулся с гораздо более крупными силами, чем было на самом деле. Тактика же в стиле «стреляй и беги», которой придерживались в САС, просто отдавала инициативу в руки врага. Во многих отношениях Специальная Авиадесантная Служба являлась очень инновационной организацией, но в то время она в определенном роде была чрезвычайно медлительна к изменениям и, казалось, готовилась к прошлой войне, а не к тактике, необходимой для выживания в следующей. Только шесть лет спустя, в 1985 году, патрули САС стали более многочисленными и стали применять более агрессивную тактику, которая, по моему мнению, и была необходима современным силам специального назначения.

Что касается навыков патрулирования, то передвигаться через вторичные джунгли было практически невозможно. Большинство крупных деревьев было вырублено, и тут в изобилии росли гигантские папоротники. Единственный способ пробраться через них заключался в том, что головной человек в патруле падал вперед на всю длину своего тела, затем продвигался дальше и повторял процесс. Помимо того, что это была изнурительнейшая работа, передвигаться подобным образом было еще и опасно. Часто на тебя сыпались сломанные ветки, которые наносили глубокие порезы, и ты не видел, куда идешь и куда падаешь. Однажды в одном из патрулей три человека упали один за другим с небольшого обрыва. Только благодаря тому, что они упали в воду, а не на камни, смертельного исхода удалось избежать, но даже в этом случае двое получили настолько серьезные травмы, что не могли продолжать тренировки в течение нескольких дней.

Одно из патрулирований протяженностью всего четыре километра заняло у нас почти двенадцать часов. Когда нашему патрулю нужно было заложить тайник, который должен был изъять другой, это заняло у нас четырнадцать часов изнурительного труда. С наступлением темноты мы все еще находились вне лагеря в джунглях, и чтобы вернуться обратно, нам пришлось идти по грудь в реке, протекавшей через лагерь. Один из инструкторов обронил, что нам не придется делать это в Африке, и у меня попросту не хватило духу сообщить ему, что я уже делал это в Африке. Хотя там не было крокодилов, река кишела змеями и пиявками, пару дюжин из которых после марша я снял прямо с себя.

В конце курса подготовки нас выпустили в самостоятельное плавание в джунгли с определенным набором заданий: изъять тайник, разведать лагерь противника, затем вместе с другими патрулями устроить на него засаду. На одной из днёвок мы лежали, готовясь к полуденному сеансу связи, когда совсем рядом услышали шорох. В целях самообороны у нас у всех были боевые патроны и сейчас все, как один, потянулись за магазинами. Не успели мы их вставить, как через наш лагерь промчался гигантский дикий кабан с огромными, острыми как бритва клыками, опрокинул рацию и сломя голову бросился в заросли. Я успел вставить магазин и вскинуть винтовку, но стрелять уже было не во что. Несколько секунд мы все смотрели ему вслед, потом Джон потер живот и сделал жест, как будто жарит бекон. Беззвучно посмеявшись, все продолжили выполнять свои задачи. Это были суровые рутинные патрули: никаких разговоров, никакого приготовления пищи. Мы стали единым целым, инстинктивно понимая значение каждого жеста и знака товарища.

Встретившись с остальными кандидатами нашего курса, мы отправились организовывать засаду. В отличие от разведывательно-диверсионных отрядов ЮАР, в САС солдаты перед засадой прятали свои «бергены», с чем я не согласен до сих пор. В Африке мы вкапывали свои рюкзаки в землю перед собой, что обеспечивало нам легкий доступ к боеприпасам и давало дополнительное укрытие. В случае контратаки противника мы могли схватить их и начать отход. Последнее, что мне хотелось бы делать в случае, когда нас преследуют, — это начать разыскивать свой рюкзак, особенно в темноте. Мы устроили учебную засаду на инструкторов с холостыми патронами, когда они шли вниз по реке. В ответ они открыли огонь боевыми патронами поверх наших голов. Последовав стандартному порядку действий на этот случай, мы ушли в сторону, и на пункте сбора снова попали под обстрел, потеряв свои «бергены». В результате нам пришлось возвращаться в лагерь, организовав ночевку в джунглях без снаряжения, и спать на голой земле, где живут твари, которые с удовольствием хотят тобой полакомиться. Естественно, ночь была очень некомфортной.

Это оказалось крайнее упражнение этапа подготовки в джунглях, шесть недель форменного чистилища. Впервые мы побрились и вернулись на базу, где у нас оставалось три дня, чтобы быстро загореть перед возвращением домой.

К сожалению, снова произошла трагедия. В свою первую ночь вне джунглей молодой сапер с моего курса напился в пабе неподалеку от лагеря. Никто так и не понял, что именно произошло, но часовой у главных ворот услышал скрежет тормозов и шум удаляющейся машины, после чего раздался стон. Парень лежал без сознания со сломанным позвоночником. Ходить он больше так и не смог. Скорее всего, на неосвещенной грунтовой дороге его сбило такси, и водитель оставил его у входа в лагерь.

На следующий день мы с Филом Ди стояли в очереди на ланч, когда до наших ушей донесся разговор. Стоявшие напротив нас двое молодых солдат из 2-го батальона Ирландских рейнджеров разговаривали о предстоящем отпуске домой. Один из них выразил сомнение в том, что на следующий день сможет сесть в самолет.

— Почему? — Спросили его.

— Из-за всех этих травмированных. Они зарезервировали место под носилки. — Он сделал паузу, чтобы оглядеться вокруг, затем понизил голос до заговорщицкого шепота. — Знаете ли, это САСовец. Прополз десять миль со сломанным позвоночником.

Вот так рождаются легенды.

Мы улетели обратно в Англию, и никто из нас не знал, кто прошел, а кто провалился на курсе. Ужин прошел в тишине, каждый гадал, каким будет результат. Оценить свою собственную работу было трудно. Джунгли — это в равной степени испытание и характера, и физической подготовки. Двадцать два человека терпеливо ждали, когда в комнате появится Лофти. Потом он вошел, держа в руке единственный лист бумаги.

— Те, кого я сейчас назову, должны будут доложиться в учебный отдел для своего возвращения в часть.

Он начал медленно зачитывать фамилии, и по мере того, как называлось каждое имя, человек выходил из комнаты. Наша группа становилась все меньше и меньше, и когда сержант-майор закончил, нас осталось двенадцать человек.

— Поздравляю всех оставшихся. Вы прошли этот этап отбора. Вам всем предоставлен недельный отпуск. Если кому-то нужен проездной документ, обратитесь к дежурному по эскадрону.

Он повернулся и вышел. Секунду стояла тишина, а потом все как один взорвались победными криками и начали поздравлять друг друга. Отбор прошел весь мой патруль, и я был очень доволен собой.

Пэт с детьми жила тогда в Бате, и я отправился к ним на отдых. Первые три дня прошли очень хорошо; я наслаждался бездельем. На четвертый день у меня поднялась температура. Местный врач прописал мне антибиотик, который должен был помочь мне встать на ноги, и посоветовал обратиться к врачу по возвращении в часть. Я последовал его совету, однако помимо слабости, никаких симптомов болезни больше не чувствовал. Мы отрабатывали стрельбу из пистолета — вводную часть к курсу ближнего боя, являвшегося одной из специализаций Полка. Я был полностью поглощен боевой подготовкой, когда у меня начались головные боли. Поначалу они были ноющие, но постепенно усилились до такой степени, что однажды я потерял сознание прямо в расположении. Вызвали врача; опять поднялась высокая температура. Меня отправили в больницу, где поместили в изолятор — медицинский персонал работал со мной в стерильных условиях, отделив от других сотрудников и остальных пациентов. Анализ крови причину болезни не выявил, поэтому у меня взяли спинномозговую пункцию. Оказалось, что я подхватил вирусный менингит, и попади я в больницу на день позже, все было бы кончено. Последующие две недели стали сущим кошмаром, но в конечном итоге, благодаря прекрасному уходу, я полностью оправился от последствий болезни, правда сильно похудел и ослаб.

Последний этап отбора, посвященный выживанию в боевых условиях, начинался в следующее воскресение. В субботу я еще находился в больнице, однако мне удалось убедить врача, что достаточно хорошо себя чувствую и готов выписаться.

— Вы же не собираетесь подвергать себя чрезмерным нагрузкам? — Спросил он меня на прощанье.

— Ну что вы, что вы, конечно же нет! — Воскликнул я.

В воскресенье я присоединился к оставшимся двенадцати кандидатам для прохождения общеармейского курса по выживанию в боевых условиях. В «Синем зале» собрался весь цвет офицерского и сержантского состава Британской Армии. Лофти зачитал список. Моей фамилии в нем не оказалось. Я поднял руку, и сержант-майор взглянул на меня.

— Гарри, я думал, что ты умер!

— Пока еще нет, Лофти.

После этого он внес меня в список.

Той ночью нам дали небольшое задание по ориентированию ночью. Для тех, кто прошел отборочный курс, такого рода упражнения не представляли никакой сложности. Работал я в паре с Филом Ди. Фил рванулся вперед, я же, сделав несколько шагов, остановился, начав задыхаться. Мой напарник вернулся и взволнованно спросил, все ли со мной в порядке. Я кивнул, с трудом переводя дыхание: мне казалось, что мою грудь сжимает гигантская рука, но я знал, что через пару дней приду в норму. Фил помогал мне всю ночь; думаю, что без него мне не удалось бы справиться с заданием. К финишу мы пришли предпоследними, чем сильно удивили некоторых инструкторов — мы едва уложились в норматив по времени. Помогая мне, Фил сильно рисковал слететь с курса, за что я всегда буду ему благодарен. Но все же я оказался прав, — через две недели слабость прошла, и я стал чувствовать себя так же хорошо, как и обычно.

Во время трехдневного упражнения по выживанию, когда мы сами строили шалаши и питались тем, что могли поймать, раздался голос из моего прошлого.

— Давно не виделись, Джок.

Я стремительно повернулся. Передо мною, во всей своей красе, стоял Грэм Уилсон, руководившей операцией «Молоковоз». Я высунулся из кустов, и мы, к величайшему удивлению сопровождавшего его полкового адъютанта, по-братски пожали друг другу руки.

Грэм, ныне командир полка Специальной Авиадесантной Службы Родезии, прибыл передать полковые регалии на хранение в 22-й полк САС. После завершения упражнения мы с ним отправились в бар. Там он с горечью признался, что война проиграна. Он покидал Родезию и переезжал в ЮАР. Мы выпили и вспомнили общих знакомых, некоторых из которых уже не было в живых, а когда расставались, он произнес:

— Эх, Джок, славные были деньки. — И на его серьезном и волевом лице промелькнула ироничная улыбка. — Кто бы мог подумать, что так все закончится.

Глядя на него, как он удалялся в темноте, меня захлестнула печаль. Уходил человек, который проиграл свою войну, потерял свой полк и свою страну.

Отборочный курс завершало упражнение на сопротивляемость допросу. На следующий день, в 09:00 нас построили, тщательно обыскали, и выдали униформу и шинели времен Второй мировой войны. После этого нас перевели в пересылку и поручили заботам подразделению «охотников», гуркхов, которые обрабатывали нас на протяжении следующих 12 часов. Им приказали устроить нам «веселую жизнь», и они, со свойственной им исполнительностью, нас не щадили, ни на минуту не оставляя в покое, заставляя отжиматься в лужах, часами стоять у холодных стен или сидеть со скрещенными ногами и с руками за головой на бетонном полу. Охотники были всегда рядом, подгоняя нас прикладами и выкрикивая оскорбления на своем гуркхали.

Вдруг раздался оглушительный взрыв, сопровождавшийся беспорядочной стрельбой. Какие-то люди, одетые в полувоенную форму, ворвались к нам, крича:

— Мы — бойцы сил сопротивления, следуйте за нами!

К нам подошел человек, лицо его было скрыто капюшоном, а в руке он держал затененный фонарь.

— Так, ребята, мы вас вызволили, но по дороге к границе полно блокпостов. Я раздам вам схематичные карты, а вы разобьетесь на пары, после чего пройдете по цепочке наших агентов до самой границы, где мы вас встретим и переправим в безопасное место. Выбирайте напарников и готовьтесь — начинаем через двадцать минут.

Наш грузовик мчался в темноте, и от реализма всего происходящего всех охватило возбуждение. Я работал в паре с Филом Ди. Вскоре нас высадили в темноте, торопливым шепотом сообщили координаты местонахождения первого агента, и мы побежали по темным лесам и холмам. Отбежав подальше от места высадки, мы с Филом, с которым к тому времени я уже успел подружиться, остановились переговорить.

— Ну надо же, повезло мне, получил инвалида в напарники, — произнес Фил.

Я ухмыльнулся в темноте и шепотом ответил:

— Ага, вес этой кислородной палатки прибьет меня.

Фил наклонился поближе и прошептал мне в ухо:

— Смотри, не потеряй ее — она нам еще пригодится по завершению отбора.

Мы засекли направление, отыскали на небе Полярную звезду и побежали на север, в направлении своего первого пункта встречи.

Следующие семь дней нас неотступно преследовали безжалостные «охотники». Мы шли ночами, прячась в светлое время суток и питаясь куском хлеба, который при встрече передал нам один из агентов. Ночи уже стояли холодные, и мы жались вместе под шинелями, пытаясь согреться. Местные жители, предупрежденные о нашем возможном появлении, были настроены враждебно и о малейших своих подозрениях сообщали гуркхам.

Наконец, уставшие, замерзшие и голодные, мы добрались до последнего места встречи. Там нам дали пару кусков хлеба и снова погрузили в грузовик. И опять рядом с нами появилась фигура с закрытым лицом.

— Отличная работа, парни. Скоро мы переправим вас через границу, и вы будете в безопасности. Я…

Его слова прервал скрежет тормозов, крики и выстрелы. Задний борт грузовика откинулся. Десятка два вооруженных винтовками гуркхов направили на нас луч света. Нас схватили, накинули мешки на голову и связали руки. С этого момента каждый из нас стал сам за себя.

Нас отвезли в центр для проведения допросов, где всех раздели и осыпали оскорблениями, после чего выдали тюремную одежду и снова завязали глаза. Следующие сорок восемь часов, в перерывах между допросами мы провели в камерах. В них постоянно звучал белый шум, громкость которого, казалось, сотрясала здание до самого фундамента. Внутри наброшенных на голову мешков казалось, что от шума вибрирует каждая косточка наших черепов. Нас держали в постоянном напряжении, заставляя либо стоять, опираясь кончиками пальцев на стену, либо сидеть, выпрямившись, с руками за головой — в обоих положениях тело начинало нестерпимо болеть уже через несколько минут. Любая попытка смягчить боль, например, расслабить пальцы, опираясь ладонями на стену, либо наклониться вперед в сидячем положении, немедленно каралась жестокими ударами охранников-гуркхов.

Правила поведения на допросах были просты: нужно было просто повторять т.н. «большую пятерку» — имя, звание, личный номер, дату рождения и группу крови. Любые отклонения от этого, слова «да», «нет», или просто кивок в ответ на вопрос, означали провал. «Следователи» сильно отличались друг от друга, как и их подходы, — от шутника, который старался рассмешить, до крутого парня, который старался запугать. Иногда они работали вместе: хороший и плохой «полицейский» — мягкий и грубый. Наиболее убедительными — и, пожалуй, наиболее опасными для нас — оказались две девушки, умолявшие подписать клочок бумаги, в противном случае им якобы грозили неприятности.

Когда ты еще относительно полон сил, сопротивляться «следователям» достаточно легко. Иногда происходящее даже забавляло. Однако спустя несколько часов белого шума, боли от сведенных судорогой мышц, и что еще более существенно, недостатка сна, становится уже не до смеха. Под конец всем с трудом удавалось цепляться за свое чувство реальности.

Более чем через двое суток после поимки, меня привели в кабинет подполковника, сообщившего мне, что испытание закончено. Я отказывался в это поверить, пока не позвали одного из инструкторов, подтвердившего, что мне уже можно расслабиться и начать отвечать на вопросы. Офицер расспросил меня о моих впечатлениях, и сообщил, что мое поведение на этом этапе оценено высшим баллом. Затем меня отвели в столовую, где я впервые за девять дней смог нормально поесть. Никогда ранее яйца, бекон и сосиски не казались мне такими вкусными, и я был в восторге.

Сидевший за моим столом Джон Эйч отнюдь не выглядел счастливым. Я спросил у него, что произошло. Он печально взглянул на меня.

— Эти чертовы девчонки убедили меня расписаться на листке… — Он опустил голову. — Я не прошел этот этап.

Плохие новости на этом не закончились. Провалился также еще один из бойцов моего патруля в джунглях, связист Фрэнк Кей. Используя навыки, приобретенные во время службы в подразделении связи, он пронес на отбор компас, однако при обыске его обнаружили. Мы с Фрэнком не ладили. Я считал его первостатейным сукиным сыном, и у нас с ним были трения на протяжении всего отбора, однако провалиться на последнем этапе было тяжелым ударом, который не пожелаешь никому. Фрэнка уже отчислили с курса. Кто-то позвал Джона, он встал, протянул руку и произнес:

— Увидимся, Гарри.

Он побрел прочь, и никогда в жизни я не видел более печальной картины. Год спустя Джона снова допустили к отбору, и он прошел его с начала и до конца, попав по итогу в эскадрон «А». В конце 80-х за участие в перестрелке в Ольстере его наградили Воинской медалью.

Я остался сидеть за столом в одиночестве, наедине со своими мыслями. Через несколько минут ко мне подсел дежурный по эскадрону, который поделился со мной очередной порцией плохих новостей. Док Поллок, показавший выдающийся результат на марше на выносливость, берета не получит. Его семья некоторое время жила в Восточной Европе и военная разведка не рекомендовала его зачислять в состав Полка. Из примерно ста двадцати кандидатов, начавших отборочный курс, нас осталось всего восемь. Дежурный уставился на меня немигающим взглядом.

— Ты способен воспринимать шутки, Гарри?

— Я способен на все, — ответил я.

— Так, у нас возникли небольшие проблемы с твоей аттестацией, — он увидел, как я встрепенулся, и поднял вверх руку. — Не волнуйся, тебя пропустят, но проверка займет еще пару недель. На это время нам придется тебя отправить тебя на курсы.

— Какие курсы?

— Взводных сержантов.

Это были одни из самых престижных учебных курсов в Британской армии.

— И когда я должен начать?

— В 16.00. Вот твои документы. Извини, но до окончания проверки в лагере тебе лучше не появляться.

Проспав пять часов, я в пять утра покинул центр для допросов, в полдень прихватил свои вещи и к 16.00 уже был в школе боевой подготовки. За следующие восемь недель я изучил все, что армия сочла нужным мне преподать по управлению подразделениями и тактике. Сама учеба мне понравилась.

По окончании курсов мне приказали доложиться непосредственно командиру, подполковнику Роузу. Когда я вошел к нему в кабинет, он говорил по телефону. Увидев меня, он прикрыл трубку рукой.

— Маккаллион? Вы аттестованы. — С этими словами офицер бросил мне через стол светло-серый берет. — Добро пожаловать в Полк. Доложитесь в эскадроне «А».

Несмотря на то, что берет был на пару размеров больше чем надо, я немедленно надел его, и мне показалось, что я стал на десять футов выше ростом. Однако доложиться в эскадроне «А» оказалось непросто — он находился в Северной Ирландии. Через четыре часа я уже сидел на борту самолета, летевшего в Белфаст.

Из всех задач, которые приходилось выполнять Специальной Авиадесантной Службе, их выход на сцену в Ольстере является, без сомнения, одним из самых сложных и, безусловно, самым противоречивым за все время существования части. Впервые полк САС был размещен в Провинции в 1969 году, и патрулировал горы Мурн, но был быстро выведен. Потом, несмотря на все утверждения республиканцев и апологетов из левого крыла, его держали в стороне от Ольстера до тех пор, пока вернуть его не вынудила жестокая серия убийств на религиозной почве в Южном Арма в 1975 году. Полк оказался настолько успешен в борьбе с Провосами в этом регионе, что часть была развернута по всей территории Провинции в составе эскадрона численностью около шестидесяти человек. В начале 1980 года в Провинции в полном составе находился эскадрон «А». Первоначально роты (отряды) эскадрона были рассредоточены по трем населенным пунктам, но в последующем их количество сократилось до одного подразделения, и, соответственно, одного места дислокации. Но поскольку 14-я разведывательная рота по-прежнему имела в своем составе три отряда, такая схема объясняет, почему и по сей день в специализированном и тесном мире антитеррористических подразделений Ольстера Специальную Авиадесантную Службу называют просто «Рота», а 14-ю разведывательную роту — «Отряд».⁵⁷

Я вошел в состав авиадесантного отряда и быстро освоился в эскадроне. Когда мы не ходили на операции, то проводили день на стрельбище или в спортзале. Операции проводились часто, хотя большинство из них, основанных на информации Специального отдела, были не более чем надуманными. В подразделении даже бытовало мнение, что какая-то часть таких операций проводится только для того, чтобы задобрить Спецотдел, прежде чем получить действительно хорошую работу. По-настоящему хорошая работа появилась в Лондондерри всего через две недели после моего прибытия. Казалось, что там точно будет боестолкновение с противником. Для выполнения задачи требовалось двадцать человек, но в число тех, кого на нее отобрали, я не попал. Как и в любом другом формировании, в САС существует определенный порядок подчиненности, и я, как новичок, находился далеко внизу списка. Однако мое первоначальное огорчение от того, что я упустил возможность поучаствовать в боевых действиях, быстро рассеялось. В Белфасте появилась работа покруче.

Отряд Временной ИРА в Белфасте, вооруженный пистолетами и взрывчаткой, планировал пробить туннель в стене и напасть в городе на автобусную станцию. В рядах этой группировки у специального отдела был информатор. Находившиеся на месте военнослужащие эскадрона «А» с усилением из эскадрона «G» получили задачу перехватить банду и либо убить, либо захватить их. У Специальной Авиадесантной Службы нет карт-бланша на убийства в Ольстере; как и все солдаты, несущие службу в Провинции, они подчиняются правилам ведения боевых действий, правилам «желтой карточки». Однако в САС служат высококвалифицированные, чрезвычайно агрессивные бойцы, и ставить их рядом с вооруженными террористами из ИРА — это все равно, что ставить голодных волков рядом со свежим мясом.

Нападение было запланировано в ту же ночь. Вскоре после наступления темноты меня высадили из машины без опознавательных знаков вместе с моим коллегой из «Отряда», который должен был опознать всех подозреваемых боевиков ИРА, проходящих мимо нас. Мы с ног до головы были одеты во все черное и, пробираясь на крышу здания, выходящего на автостанцию, передвигались как тени. Сверху открывался хорошо освещенный панорамный вид на место событий. Наши люди уже находились внутри автостанции, их вывели туда заблаговременно, еще в светлое время суток. Они ждали, укрывшись в задней части двух автобусов.

Внизу подо мной, мимо главных ворот территории станции проследовала какая-то фигура. Сидевший в темноте рядом со мной «отрядовец» слегка напрягся и прошептал:

— Это командир местной боевой ячейки Временной ИРА, проверяет.

Я сообщил об этом по рации, и почти сразу же бойцы САС, находившиеся в автобусах, услышали звуки ударов кувалдой по стене ограждения — ИРА пыталась пробить туннель.

На протяжении всего последующего часа мы ждали, и все это время шум от усилий террористов по прокладке тоннеля был хорошо слышен укрывшимся бойцам. Затем удары кувалды прекратились. Через двадцать минут по радиосвязи нам объяснили причину — стена оказалась железобетонной, они не смогли ее пробить. Источник сообщал, что террористы сейчас пытаются угнать пару машин; теперь нападение будет совершено через главные ворота. Я почувствовал, как по моему телу разливается адреналин. Мне предстояло наблюдать за происходящим со стороны. Я взял винтовку «Армалайт», которую держал в руках, наизготовку — они не даже поймут, что их поразило.

Внезапно перед воротами нарисовались два армейских «Лендровера» — подразделение Полка обороны Ольстера! Я чертыхнулся себе под нос и сообщил об их присутствии своему напарнику. Он тоже ругнулся и предупредил группу, находившуюся внутри автостанции, чтобы те не высовывались. Я не мог поверить в происходящее — этот район был объявлен запретным для обычных солдат. Это было необходимым условием для проведения любых тайных операций в Ольстере, и эти военнослужащие Полка обороны Ольстера не должны были там находиться, но они там были! Оставив свои машины, они цепью двинулись через автостанцию. Если бы они обнаружили наших укрывшихся людей, одетых в гражданскую одежду, и с «Армалайтами» в руках, могло произойти все, что угодно. Вдруг внизу раздался возбужденный крик и через несколько секунд оба автомобиля, визжа шинами, выскочили со станции. Все стихло. Мы ждали, когда наш источник сообщит о случившемся. Но он на связь так и не вышел, — ни в ту ночь, ни когда-либо еще.

Кто-то — нам так и не удалось установить, кто именно, — связался по рации с Полком обороны Ольстера и сообщил им, что они находятся в запретной зоне и что там проводится секретная операция. В ИРА отслеживали все радиопереговоры в этом районе и, конечно, радиопередачу засекли. Фишка только была в том, что наши радиостанции, конечно же, были защищены, и любая попытка проследить за ними оказалась бы бесполезной.

Вся боевая ячейка ИРА «залегла на дно» и на место была вызвана одна из групп внутренней безопасности террористов. Они быстро установили личность информатора. Его нашли через три дня на границе Южного Арма, раздетого догола, со связанными за спиной руками. Кто бы ни разговаривал в ту ночь по радио, это стоило жизни одному храброму человеку.

*****

Оставшаяся часть моей первой командировки в Ольстер в составе САС прошла безрезультатно. Упущенная возможность в Белфасте и потеря важного источника информации стали для нас горьким уроком. Я проводил часы в тренажерном зале, качая железо и дубася боксерскую грушу, чтобы выплеснуть переполнявшую меня внутри ярость. Оказалось, что после войны с ведущимися почти непрерывно боевыми действиями было очень трудно адаптироваться к разочаровывающему опыту Ольстера, и все же во время своей первой операции в составе САС я был очень близок к этому. Я напоминал хищного зверя, который преследовал свою добычу, но в последний момент увидел, как она ускользает. Через четыре недели вышел срок командировки эскадрона «А», ставшей крайней командировкой эскадрона в Провинцию в полном составе. В дальнейшем эти задачи будет выполнять один из отрядов, выделяемый из состава антитеррористической группы. Я же вернулся домой на четырехнедельный отпуск, первый с момента своего возвращения в страну.

В те выходные в Олдершоте парашютисты проводили дни открытых дверей, и я воспользовался случаем, чтобы вернуться, встретиться со старыми друзьями и возобновить старые отношения. Стоя у пивной палатки, я увидел знакомую широкоплечую фигуру, пробирающуюся ко мне.

— Гарри! — Раздался возглас с ясно различимым ирландским акцентом. — Как поживаешь, черт возьми?

Это был не кто иной, как Леон Маккевитт, ныне уже сержант, командовавший в учебке парашютной ротой новобранцев. Он немного прибавил в весе, но в полной десантной униформе по-прежнему выглядел великолепно. В этот день он был дежурным сержантом, и его подчиненные, также в форме, вились вокруг него, иногда принося ему пиво и благоговейно ловя каждое его слово. Было очевидно, что они его боготворят. Я спросил его, что он такого сделал, чтобы попасть на дежурство в «День парашютиста».

— Ай, Гарри. Я подменял полкового сержант-майора этой учебной части, когда был сержантом, подменял сержант-майора, когда был капралом, и выполнял обязанности своего старшего сержанта, когда мы оба были рядовыми. — Он широко раскинул руки в отчаянии. — Стоит ли удивляться, что сегодня я тоже на службе?

Во время этого отпуска я узнал, что в Линкольне был убит мой отец. У кого-то хватило здравого смысла разнести ему голову выстрелом из дробовика. Потом распался мой брак — я встретил человека и впервые в жизни влюбился. Моя жена не очень хорошо восприняла эту новость, и пожаловалась моему командиру, который не смог понять мою точку зрения. В результате (в аду нет ярости, не так ли?) я был переведен из эскадрона «А» в эскадрон «B», но меня это особо не обеспокоило, ведь эскадрон «B» был полон настоящих, колоритных персонажей. Там служили фиджийцы, среди которых был и легендарный Так из Мирбата, и Нейл Джи, тот самый снайпер Королевской морской пехоты, которого я встретил в Нью-Лодже в 1972 году. Нейл был одним из самых прирожденных убийц, которых я когда-либо встречал. Он прекрасно стрелял из любого вида оружия, а из пистолета — просто молниеносно, и его мастерство в стрельбе вызывало восхищение и уважение у всех, кто с ним был знаком. Когда же Нейл стал отвечать за процесс отбора в учебном подразделении, он часто проявлял ворчливость, доходившую почти до угрюмости, из-за чего и получил свое прозвище «Мрачный Нейл».

К Бобу Ти, бывшему солдату «Зеленых Курток»,⁵⁸ служившему в горном отряде, я почти сразу же проникся симпатией. Он был невысоким и коренастым, с копной рыжих волос, и происходил из семьи военных. Его отец был награжден при отступлении из Дюнкерка, а брат поднялся по служебной лестнице и стал подполковником. Сам Боб вступил в ряды младших командиров еще школьником. Впервые мы встретились и познакомились в клубе САС «Палудрин» на Стирлинг Лэйнс в Херефорде, и оказалось, что мы одинаково смотрим на многие вещи в жизни, и оба живем только ради одного — ради службы в армии.

Я служил в 6-м (лодочном) отряде. Каждый эскадрон включает в себя четыре отряда — авиадесантный, лодочный, горный и мобильный — личный состав которых обладает соответствующими специализированными навыками. Командиром моего отряда был капитан Энди Эл, имевший степень магистра математики, и который не был похож ни на одного известного мне офицера. Он вел себя и разговаривал скорее как рядовой, а не как «Руперт» (уничижительное прозвище офицера в САС). Штаб-сержантом отряда был Джейки Ви, самый старший штаб-сержант Полка, участвовавший во многих предыдущих военных кампаниях. У этого шотландца, обладавшего язвительным чувством юмора и бездной самоиронии, были припасены смешные истории на любой случай.

Джейки и Энди отличали очень тесные отношения. Энди очень уважал своего сержанта, и более того, он любил и доверял ему. Все, что говорил Джейки, для Энди было сродни Евангелию. Штаб-сержант, в свою очередь, относился к своему капитану почти по-отцовски.

Эскадрон «B» был частью «Группы», антитеррористических сил САС. В Ольстер был откомандирован его мобильный отряд. Жизнь в «Группе» была исключительно веселой. Большинство утренних занятий проходило в полковом «Стрелковом доме», где отрабатывались навыки ближнего боя с использованием 9-мм пистолета Браунинг и пистолета-пулемета «Хеклер&Кох» MP5 — превосходного оружия для такого рода работы, точного и очень надежного. В стандартную комплектацию входили тактические фонари, совмещенные с прицелами оружия, что давало возможность вести эффективную стрельбу практически в полной темноте. Послеобеденное время отводилось на улучшение индивидуальной физической формы или проведение стрельб на одном из открытых стрельбищ. В большинство недель мы ходили в спортзал для игры в то, что некоторые называли баскетболом. Цель игры заключалась в том, чтобы переместить мяч с одной стороны спортзала на другую и закинуть его в сетку, подвешенную на середине каждой из двух торцевых стен, но кроме этого, никакого другого сходства между нашей игрой и обычным баскетболом не существовало. Здесь царил закон джунглей.

Одним из персонажей эскадрона был Джордж, или Безумный Джордж, как мы его называли. Его подорвали на Ближнем Востоке, и у него до сих пор в голове стояла металлическая пластина. Один из военнослужащих эскадрона постоянно шутил, что он знает, что у Джорджа есть мозги, потому что держал их в своих руках. Сам Джордж производил впечатление человека, который всегда находится на грани потери самообладания. Однажды он схватил мяч и с криком триумфа начал носиться по спортзалу, а поскольку телосложение у него было как у быка, я подумал, что потребуется бульдозер, чтобы сбить его с ног. Но с противоположной стороны зала на Джорджа с бешеной скоростью бросилась другая фигура, чей локоть был вытянут, как копье. Этим локтем человек ударил Джорджа прямо под ребра, его тело сдулось, как лопнувший воздушный шар, и он рухнул в агонии, поклявшись отомстить. Нападавшим, который, смеясь, скрылся с мячом, оказался Мэл Пи, один из самых выносливых людей в Полку. Он получил всемирную известность как первый человек, перебравшийся через балкон в иранское посольство. Я решил, что мне нравится эскадрон «B».

Бóльшая часть вечеров были свободными, что давало мне возможность наверстать упущенное в общественной жизни. Свою первую жену я избегал как чумы. Она не очень хорошо перенесла наше расставание, и я надеялся, что она уедет из Херефорда, однако она уперлась, осталась здесь и, казалось, была полна решимости при любой возможности заставить командование влепить мне «ВВЧ».⁵⁹ Если не считать подобного рода неприятностей, то для молодого человека, только что прошедшего отбор, жизнь была прекрасной. В барах царила дружелюбная атмосфера, в женщинах тоже не было недостатка. У нас были свои вечеринки, свои многочисленные подружки и поклонницы. Но это также приводило и к проблемам, потому что Херефорд — маленький город, а Специальная Авиадесантная Служба — часть небольшая. Зачастую человек из САС обнаруживал свою бывшую или настоящую жену в объятиях другого военнослужащего Полка, а мужики, уезжавшие в командировки, по возвращению обнаруживали, что их подруги увлечены другими.

Людей, получивших «ВВЧ» из-за женщин, Полк потерял больше, чем от усилий ИРА, аргентинцев и иракцев вместе взятых. Один человек, участвовавший в особо секретных операциях, совершил ошибку, сказав своей жене, что они разводятся. Та сразу же примчалась к его командиру и выложила все, что ей сказали. Парень получил «ВВЧ» на следующий же день. Жены прекрасно знали, какой властью они обладают, и не сомневались в этом. Когда я ушел от Пэт, она первым делом побежала не к адвокату или семейному консультанту, а к моему командиру.

Я прослужил в эскадроне «B» всего шесть недель и даже не успел еще установить в своей новой квартире телефон, как однажды после чая в дверь постучали и сообщили:

— Будьте в лагере в 05:30 с достаточным количеством снаряжения, чтобы хватило на неделю. Вы возвращаетесь в Ольстер.

Энди Эл бегло ввел меня в обстановку. Мы собирались усилить мобильный отряд на время продолжительной операции. Через двадцать минут я уже сидел в вертолете и менее чем через два часа снова оказался в Северной Ирландии. Нас отправили туда только с одной целью — устроить засаду на человека по имени Джим Лайна.

В начале 1980-х годов Лайна был самым активным террористом во Временной Ирландской Республиканской Армии. Уроженец графства Монахан в Ирландской Республике, он родился 13-го апреля 1956 года, и вступил во Временную ИРА еще будучи подростком. В 1973 году бомба, которую он переносил, преждевременно сдетонировала, нанеся ему тяжелые ранения, но после своего освобождения из тюрьмы он быстро вернулся к прежним делам. В 1979 году его избрали депутатом в окружной совет Монахана от партии Шинн Фейн. Он любил убивать вблизи, с удовольствием используя либо пистолет, либо бомбу. Как и все храбрецы из ИРА, цели он выбирал соответствующие: сотрудники Королевской полиции или Полка обороны Ольстера, не находящиеся на службе, сидящие со своими женами и семьями; случайные рабочие, которые кормили свои семьи, выполняя работу для Сил безопасности, — т.е. люди, которые, как правило, были безоружны и являлись легкой добычей. Для Специальной Авиадесантной Службы Лайна был главным приоритетом, а сейчас поступила информация, что он отправляется на север, чтобы снова убивать.

Хотя Лайна и не знал об этом, но он уже пережил одну САСовскую засаду — вместе с еще пятью людьми он прошел через нее несколько месяцев назад. Его аресту помешали погода, плохая связь и неполные разведданные. Теперь настала наша очередь, но нам снова помешала плохая разведка. Мы примерно знали, когда Лайна планирует пересечь границу, но не знали, где и какую именно цель он собрался поражать. Разведчики ИРА были выявлены группами наблюдения в трех возможных местах, поэтому было решено устроить долговременные засады вблизи каждого из них. Моим местом стал небольшой лесок рядом с домом предполагаемой цели.

На протяжении следующих четырех недель мы спали по два часа, ели холодную пищу, не могли двигаться в светлое время суток, мочились и испражнялись в пластиковые пакеты, которые хранились в наших берлогах. Это был по-настоящему ужасный опыт — балансировать на пятках, целясь в кусок полиэтилена. При длительном пребывании в полевых условиях гигиена очень важна, и руки нужно было тщательно мыть после каждого туалета. Помимо риска для здоровья, последним препятствием для вас был бег.

Лежать неподвижно несколько часов подряд — это целое искусство. Если вы не будете соблюдать осторожность, ваши ноги станут как гири, и желание пошевелить ими будет почти непреодолимым. Чтобы этого не происходило, большинство из нас делало специальную гимнастику. Начиная с одной ноги, мы концентрировались на движении пальцев, затем стопы внутри ботинка, затем медленно сгибали каждую мышцу ноги и повторяли процесс со второй ногой. Это не давало ногам затекать и предотвращало судороги, которые представляли собой особую опасность, так как они могли в буквальном смысле стоить жизни.

Мы чередовались так, чтобы никто не проводил в наблюдении за объектом больше часа. Спустя это время даже лучшие из нас начинали думать о других вещах, таких как горячая еда или теплая ванна. Ночью для того, чтобы следить за объектом, мы использовали периферийное зрение. Если вы ночью будете долго смотреть на дерево, то у него вырастут руки и ноги, а затем оно начнет двигаться. Если вы выстрелите, то оно снова превратится в дерево. Слишком долгое непрерывное наблюдение ночью за каким-то предметом не раз становилось причиной того, что бедный спецназовец по ошибке открывал огонь, лежа в засаде.

Объект, которого я помогал охранять, отставной констебль Королевской полиции Ольстера, знал о грозящей ему опасности и о нашем присутствии рядом с его домом. Но его соседи, в основном католики, этого не знали. Один из них выгуливал свою собаку, крупного лабрадора, рядом с нашей позицией, и однажды любопытный пес подошел прямо ко мне. С расстояния менее трех дюймов человек и собака подозрительно смотрели друг на друга. Я чувствовал ее горячее дыхание, когда она изучала меня. Ее нос коснулся моего лица и незаметно для себя я чуть отодвинулся. Собака продолжала принюхиваться, так как после нескольких дней работы в поле запах моего тела должен был быть для нее весьма привлекательным. Я услышал слабый зов, лабрадор поднял голову, и из меня вырвался тихий вздох облегчения. Затем этот демон задрал ногу и помочился. Бóльшая часть мочи стекла с моего непромокаемого плаща, но часть попала на брюки. Я люблю собак, но в тот момент мог бы легко задушить зверя голыми руками.

Лайна так и не появился. Уже не в первый раз мне захотелось, чтобы ИРА была более дисциплинированной. Если бы они таковыми были, мы бы их разгромили. А сейчас пришлось уйти с пустыми руками. Работа «Группы» в ее нынешнем составе подходила к концу, и мы передали ее нашему эскадрону.

В январе 1982 года череда неудачных операций в Ольстере мобильного отряда эскадрона «D» завершилась ошеломляющим успехом. Более года протестантская террористическая банда, входившая в состав Ассоциации обороны Ольстера, нападала на высокопоставленных республиканских деятелей. Говоря в целом, Специальная Авиадесантная Служба редко использовалась против террористов-«продов».⁶⁰ Для того, чтобы поработать в том или ином районе, САС выводила его из-под контроля обычных патрулей сил безопасности, чтобы предотвратить «дружественный огонь». Когда мы пытались делать это в протестантских районах, местные протестантские военизированные формирования почти всегда получали информацию об этом от сочувствующих из числа завербованных на местах военнослужащих Полка обороны Ольстера. У себя в САС мы были абсолютно беспристрастны; террорист всегда был террористом. Если бы нас использовали против «продов» на регулярной основе, это привело бы к тому, что бойцы Ассоциации обороны Ольстера и Ольстерских добровольческих сил стали бы возвращаться домой в гробах, а это, в свою очередь, почти наверняка привело бы к каким-то ответным действиям с их стороны.

В описываемом случае, причина нашего присутствия заключалась в том, что предполагаемой целью нападения Ассоциации была бывший член парламента Бернадетт Макэлиски, более известная как Бернадетт Девлин. Специальный отдел Королевской полиции Ольстера знал, что Макэлиски является мишенью, но не знал, когда произойдет нападение. Группа из четырех человек из эскадрона «D» была направлена для проведения рекогносцировки ее дома, расположенного недалеко от города Колайленд, в котором проживают ярые республиканцы. Группа, одетая в форму местного патрульного подразделения Британской Армии, приближалась к месту жительства Макэлиски, когда услышала звуки выстрелов. Бросившись вперед, парни перехватили группу убийц из Ассоциации в количестве четырех человек. Если бы разведчики опоздали всего на несколько минут, то, несомненно, погибла бы одна из самых ярых защитниц республиканцев, женщина, которая однажды призвала американцев давать деньги ИРА, чтобы еще больше британских солдат отправлялись домой в «ящиках». Несмотря на это, террористы почти достигли нужного результата, однако медик из патруля не дал раненой Макэлиски истечь кровью.

Террористов Ассоциации обороны Ольстера арестовали, обвинили в покушении на убийство и, наконец, признали виновными в Белфастском королевском суде, приговорив их к длительным срокам заключения. После этого в спецназовских кругах было много саркастических комментариев о том, что одна из наших самых решительных и откровенных критиков обязана своей жизнью усилиям САС.

В первые месяцы 1982 года лодочный отряд был отправлен на интенсивную подготовку, сначала со Специальной Лодочной Службой, затем на водолазную подготовку с Королевскими инженерами и ВМС. Во время погружений на севере Шотландии, к нам присоединился Большой Фред Эм, огромный фиджиец, которого вскоре должны были назначить на должность сержант-майора эскадрона. О мастерстве Фреда в «литрболе» ходили легенды, но, к огромному сожалению для моих шотландских собратьев, к северу от границы о нем не знали. Одним из ветреных вечеров мы отправились в местный паб, чтобы немного подкрепиться. Вдоль барной стойки стояла батарея бутылок шотландского виски, по меньшей мере тридцать различных видов и сортов. Фред посмотрел на них с восхищением.

— Брат, — душевно сказал он бармену, — это же очень много виски.

Бармен, облокотившись на массивную дубовую стойку, небрежно полировал стакан.

— Конечно, много. У нас тут небольшое пари.

Фред наклонился к нему, на его смуглом красивом лице расплылась огромная улыбка.

— И что за пари, брат?

— Ну… — Бармен бросил быстрый взгляд на группу местных жителей, сидящих неподалеку, и попытался подавить улыбку. — Если любой посетитель сможет выпить по одной порции виски из каждой бутылки, отмеренной по дозатору, и при этом остаться на ногах, он получит выпивку бесплатно.

Улыбка Фреда стала шире, и своей огромной лапой он хлопнул по барной стойке так, что задребезжало стекло.

— Брат, мне этого хватит, — произнес он и протянул 50 фунтов, чтобы подтвердить свои добрые намерения.

Через несколько секунд нас окружили местные жители. Ставки были сделаны. Мне удалось поставить 10 фунтов при соотношении 2 к 1. Фред приступил к атаке. Предыдущие завсегдатаи старались пить быстро, но наш коллега был человеком, который наслаждался стаканом доброго виски, поэтому он пил каждую порцию медленно, наслаждаясь ароматом, смакуя букет и комментируя их. В шотландских пабах шоты продаются мерами в одну восьмую часть джилла, и я подсчитал, что для того, чтобы выпить каждую порцию, Фреду пришлось бы употребить не менее двух с половиной бутылок виски.⁶¹ То, что произошло тем вечером, навсегда вошло в легенду и осталось частью местной истории. Фред не только выпил всю партию, но и незадолго до закрытия заведения зашел на второй круг. Вышел он из паба под бурные аплодисменты восхищенной публики.

Ближе к концу курса водолазной подготовки я слишком быстро всплыл на поверхность после погружения, отчего у меня в ухе произошел маленький взрыв. Доктор быстро осмотрел меня.

— Больше никаких погружений, парень. Возвращаемся в Херефорд.

У меня лопнула барабанная перепонка.

*****

По возвращении на Стирлинг Лэйнс я обнаружил, что эскадрон готовится к ежегодным учениям «Флинтлок»,⁶² проводившимся в Германии. Учения эти вызывали стойкое неприятие у всего личного состава Полка, и я приложил немало усилий к тому, чтобы убедить сержант-майора эскадрона, что из-за полученной травмы мне нельзя прыгать с парашютом. К моему большому огорчению, в состав участников меня таки включили.

Выходя из старого деревянного барака, я столкнулся со своим другом из другого отряда, Бобом Кеем. Он спросил, слушал ли я радио.

— Аргентинцы угрожают вторгнуться на Фолкленды.

— А где, черт возьми, эти Фолкленды? — Спросил я.

— Не знаю. Но где бы они ни были, аргентинцы собираются туда вторгнуться.

Посмеявшись над абсурдностью всего этого, мы направились в солдатское кафе.

Во время перерыва в кафе к нам с Бобом присоединились еще несколько бойцов эскадрона «B». Было здорово узнать последние сплетни. Боб рассказал свою историю о Фолклендах, чем немало повеселил всех сидящих за столом.

— Возможно, они вторгнутся, и мы все избежим участия во «Флинтлоке».

Мы все еще смеялись, когда появился один из сержантов отряда.

— Вас всех просят вернуться в комнату для совещаний. Аргентинцы высадили на Фолклендах силы вторжения, и там идут тяжелые бои. Походу, это война.

Война! Возможность поучаствовать в боевых действиях! Я с трудом сдерживал свое волнение.

— Как ты думаешь, это правда? — Спросил я Боба.

— Не знаю. — Он пожал плечами, а затем лучезарно улыбнулся. — Но я думаю, что на «Флинтлоке» можно будет поставить крест.

Мы прибыли в комнату для совещаний, где уже собралась бóльшая часть эскадрона. В помещении царило оживление. Все полагали, что полномасштабное вторжение другой страны в колонию Короны оправдывает развертывание по меньшей мере двух эскадронов. В тот район уже был отправлен срочно отозванный эскадрон «D». Мы были следующим эскадроном в очереди на отправку.

Наконец, вместе с сержант-майором эскадрона прибыл наш командир отряда, «Босс Эм». Он ознакомил нас с тем, что мы и так уже знали, и сообщил, что в этот день никаких движений не будет, и что командир эскадрона соберет нас на следующий день. Остаток дня прошел в ускоренной подготовке к быстрой переброске. В тот вечер большинство из нас собрались в отеле «Бут», чтобы пропустить по стаканчику, все еще находясь под впечатлением от происходящего. Затем, подобно меткому удару под дых, нас оглушили новостью — вместо нас отправляли эскадрон «G».

Атмосфера вокруг меня разрядилась, сменившись горькими упреками. Наш командир был бывшим командиром эскадрона «G»; мы полагали, что нас обошла «гвардейская мафия». Дело в том, что многие военнослужащие считали, что гвардейцы, составляющие костяк эскадрона «G», имели слишком большое влияние на высший командный состав САС и в первую очередь заботились об интересах друг друга. Я же старался быть чуть более позитивным. Может быть, это всего лишь слух? Но вид ухмыляющихся сотрудников эскадрона «G», покидающих паб, убеждал, что это не пустые сплетни. Разговоры коснулись вопроса о возможном развертывании трех эскадронов, но шансы на это были призрачны. Большинство из нас в тот вечер вернулись домой с привкусом пепла во рту.

На следующее утро, прибыв в расположение, я увидел стройные ряды эскадрона «G», готовящегося к отбытию. В комнате для совещаний царила тишина. Прибывший «Босс Эм» сообщил, что командир проведет совещание в 10 утра, и что эскадрон «G» отправляется, потому что нас задерживают по какой-то особой причине.

— По причине того, что мы не эскадрон «G», — выкрикнул кто-то из задней части комнаты. Раздался сердитый одобрительный ропот. Сержант-майор эскадрона призвал к тишине, и в комнате снова стало тихо. «Босс Эм» заявил, что он понимает наши чувства, но попросил дать командиру эскадрона шанс. До совещания мы были предоставлены самим себе.

Командир ворвался в помещение в своей обычной шутливой манере, казалось, не замечая враждебности, исходящей от шестидесяти или около того человек, сидевших перед ним. Это был человек, который, по мнению многих в эскадроне, присвоил себе медаль за осаду посольства, которая должна была достаться предыдущему командиру эскадрона «B». Он проинформировал нас, что эскадрон «G» был развернут раньше нас, поскольку, закончив только что службу в качестве антитеррористической группы, мы имеем специальную подготовку, необходимую для проведения конкретных видов операций. Мы должны были остаться стратегическим резервом для специальной операции, детали которой пока не уточнялись. Затем он спросил, есть ли у нас какие-либо идеи относительно того, в какой форме может быть проведена эта специальная операция.

Он получил только два ответа, возможно потому, что мы все еще чувствовали, что нас прокинули. Пит Даблю (который позже напишет книгу «Солдат “Ай”)⁶³ предложил запустить по аргентинцам баллистические ракеты «Поларис» без ядерных боеголовок. Один из «Рупертов» отряда предложил проникнуть на материковую часть Аргентины, установить там контакт с антиправительственными партизанами и использовать их против нынешней хунты. Помню, как смотрел я на лицо командира и думал: вот и исчезла бесследно его карьера в САС. На этой далеко не оптимистичной ноте совещание закончилось.

Затем мы начали тренироваться. Боже, как мы тренировались! Никогда прежде в своей армейской карьере я не проходил такой длительной и интенсивной подготовки. Мы часами отрабатывали приемы действий в составе патрулей, в составе отряда и эскадрона, стреляли из всех видов оружия, имевшихся в арсенале, и после этого получали новое оружие — американские подствольники M202, четырехствольные гранатометы и 60-мм штурмовые минометы. Наше служебное время начиналось в 07:00, и работали мы до 22:00.

Ежедневно мы получали сводки от представителей Разведывательного корпуса, этих чудо-юдо в зеленых беретах. Они сообщали некоторые подробности, но почти всегда заканчивали предупреждением о том, что, по их мнению, до высадки британских войск весь этот конфликт будет решен политическим путем. Такое же мнение они высказывали всего за несколько дней до начала стрельбы, совершенно не понимая, что этим вторжением аргентинская хунта поставила на карту само свое существование, а Мэгги Тэтчер никогда не отступит. Иногда я задаюсь вопросом, что означало слово «разведывательный» в названии «Разведывательный корпус».

Мы упорно тренировались днем и ночью, но в глубине души никто из нас не верил, что нас отправят на задание. В период с 10-го по 26-го апреля 1982 года подразделения эскадрона «D» обеспечивали захват Южной Георгии. Двадцать первого числа, в ночь, когда на леднике Фортуна потерпели крушение два вертолета, я стоял в карауле. Первые сообщения были противоречивыми: люди пропали без вести, потом были ранены, потом погибли, потом снова пропали без вести. Ближе к рассвету мы с огромным облегчением узнали, что благодаря героическим усилиям летчиков Королевских ВВС все наши парни были благополучно эвакуированы.

После захвата Южной Георгии наша оперативная группа оказалась на расстоянии удара от Фолклендских островов, и никто из нас не ожидал длительной кампании по захвату островов. Это не была война эскадрона «B».

Второго мая аргентинский крейсер «Генерал Бельграно», шедший в сопровождении эсминцев «Иполито Боучар» и «Пьедра Буэна», был атакован кораблем Ее Величества «Конкерор». Британская подводная лодка выпустила три торпеды Mk8 с дистанции менее трех миль, добившись двух попаданий в крейсер — в нос и корму. Пострадавшее судно затонуло в течение часа, погибло более трехсот человек. Я проснулся от этой новости в следующий понедельник. Эффект был подобен удару электрическим током. Ошибки быть не могло — теперь мы были на войне. Я вскочил с кровати и включил телевизор, радуясь тому, что наше правительство наконец-то начало войну с агрессорами.

На ежедневных докладах разведки боссы Разведывательного корпуса и наши собственные начальники считали, что такая демонстрация силы, вероятно, заставит аргентинцев сесть за стол переговоров. Никому и в голову не пришло, что они могут захотеть расквитаться с нами.

Два дня спустя, 4-го мая, корабль Ее Величества «Шеффилд», один из современных эсминцев типа 42, выполнял свои задачи по прикрытию авианосца «Гермес». На подходе к кораблю были замечены три вражеских самолета. В отсутствие какой-либо другой информации их приняли за истребители-перехватчики «Мираж-III», но на самом деле это были морские ударные самолеты «Супер-Этандар», вооруженные новейшими противокорабельными ракетами AM39 «Экзосет». Летчики атакующих самолетов, зная о британском радиолокационном «зонтике», получили инструкции не включать свои собственные радары до тех пор, пока не окажутся на дистанции 40-50 километров от цели. В результате «Шеффилд» не получил предупреждения о ракетном нападении, когда 1455-фунтовая ракета, оснащенная 364-фунтовой боевой частью, попала в его правый борт прямо посредине корпуса.

Боевая часть не взорвалась, но даже в этом случае последствия оказались катастрофическими. Трение от прохождения «Экзосета» через тонкий стальной лист вызвало пламя, которое воспламенило основную топливную цистерну. Через пятнадцать секунд эсминец был охвачен пламенем. Дым, образовавшийся в результате пожара, стал причиной гибели двадцати человек.

Эта атака вызвала вторичную ударную волну, прошедшую через высшие чины армии, флота и правительства. На этом этапе уже были разработаны планы по захвату островов, до высадки десанта в проливе Сан-Карлос оставалось менее трех недель. Планировалось как можно скорее выгрузить зенитные ракеты «Рапира», чтобы обеспечить локальную объектовую противовоздушную оборону. «Супер-Этандары» в это уравнение не включались; угроза, которую они представляли для оперативной группы в целом, и особенно для авианосцев, была огромной. Если бы мы потеряли хотя бы один такой корабль, война для нас, вероятно, была бы закончена. Угрозу со стороны «Экзосетов» необходимо было нейтрализовать. Власть предержащие обратились к САС и к ее стратегическому резерву: эскадрону «B».

О «Шеффилде» я узнал из новостей как раз в тот момент, когда Джулия, девушка, с которой я теперь жил, передавала мне мой вечерний ужин. В порыве неконтролируемой ярости я ударил кулаком по хлипкому деревянному столу, сломав его напрочь и разбросав ужин по полу. Рассудок вернулся почти сразу, я извинился и помог ей убрать беспорядок.

На следующее утро «Босс Эм» сообщил нам, что принято решение о подготовке эскадрона «В» к нападению на материковую часть Аргентины, чтобы атаковать и уничтожить «Супер-Этандары» на земле. Подготовка должна была начаться немедленно, на нее отводилось около двух недель. Мы уже находились в разгаре тренировочного процесса, но на этом этапе должны были сосредоточиться на конкретной тактике, которая должна была быть применена во время предполагаемого рейда. По сути, операция планировалась очень простой. Предполагалось, что эскадрон перебросят два транспортных самолета C-130 «Геркулес», что напоминало рейд на Энтеббе в 1976 году.⁶⁴ После высадки на земле эскадрон должен был развернуться веером, уничтожая «Этандары» и все «Экзосеты», которых удастся найти.

Поскольку подробное планирование было невозможно, так как мы не знали, с чем столкнемся на земле, наша подготовка была сосредоточена на том, чтобы как можно быстрее высадиться с самолетов в течение нескольких жизненно важных секунд после приземления. Моей задачей было атаковать офицерскую столовую и уничтожить всех находящихся там летчиков. Если все пойдет по плану, то мы нанесем удар так быстро, что они не успеют среагировать.

В течение следующей недели эскадрон «B» начал отрабатывать штурмы аэродромов на всем протяжении от северной Шотландии до Мидлендса и далее. Мы отрабатывали полеты на низкой высоте, высадку и штурм аэродромов до тех пор, пока не смогли выполнять это с завязанными глазами. Тот, кто никогда не испытывал удовольствия от бреющих полетов на «Геркулесе», не может себе представить, каково это. Сделайте это разок, и вы больше никогда не будете задаваться вопросом, почему в детских мультфильмах лица больных людей рисуют зеленым цветом.

По мере усиления боевой подготовки в эскадроне стали появляться разногласия. С самого начала были те, кто выступал против операции. Самым непримиримым противником был мой штаб-сержант отряда Джейки Ви. Он не скрывал, что считает операцию непродуманной, что неизбежно приведет к гибели всего эскадрона. Мнение Джейки разделяло значительное число ветеранов подразделения.

В качестве передового отряда, наших глаз и ушей на земле, предстояло отправиться девятерым военнослужащим эскадрона, собранным из разных отрядов. Их возглавил капитан Энди Эл, командир моего отряда. С ним в группу вошли Нейл Джи, бывший королевский морской пехотинец, и Мик Эф, бывший горец Гордонского полка, крепкий и агрессивный солдат; также в группе были Тафф Ти, получивший за участие в операции «Шторм» (кодовое название участия САС в войне в Дофаре в 1972-77 годах) Медаль за безупречную службу, и Пит Би, которого я знал еще со времен нашей службы в Парашютном полку. Когда они готовились к отправке, я пожал руку каждому из них — всем, кроме Энди. Джейки просидел с ним в расположении почти все утро, и вышел только когда его группа собралась уходить. Лицо его было мрачным и отрешенным, выглядел он так, словно нес на своих плечах всю тяжесть мира.

Им предстояло добраться до острова Вознесения, откуда они должны были десантироваться на парашютах в расположение оперативной группы. В район цели с борта «Гермеса» их должен был доставить вертолет «Си Кинг», с которого поснимали все лишнее. Затем, в целях маскировки, его должны были бросить на чилийском побережье, как будто бы он ненароком сбился с пути оперативной группы.

Лишь спустя время от нескольких участников группы я услышал их историю.

На борту «Гермеса» девять человек готовились к высадке недалеко от основного аргентинского аэродрома, который должен был стать нашей целью. Нейл был помешан на оружии, он взял с собой разнообразное вооружение, чтобы иметь возможность убивать как можно тише. На близком расстоянии он собирался использовать «Велрод»: однозарядный 9-мм пистолет, разработанный Управлением специальных операций во время Второй мировой войны и до сих пор используемый в САС. Для проверки Нейл подкрадывался сзади к ничего не подозревающим матросам и стрелял в ночь. Если моряк не реагировал, то Нейл был уверен, что оружие сработало как надо.

За двадцать четыре часа до начала операции Энди пришел с аэрофотоснимком предполагаемого места высадки возле фермы. Он беспокоился, что местные жители могут обнаружить их приземление, сообщив об этом армейским подразделениям, и попросил высказать всех свои соображения по этому поводу. Нейл достал свой «Велрод» и вымолвил:

— Не волнуйтесь, босс. Я позабочусь о них.

Энди выбежал, назвав Нейла сумасшедшим.

Главную опасность для группы представлял взлет с авианосца, поскольку вертолет, перегруженный топливом, мог оказаться не в состоянии достаточно быстро набрать высоту. Вертолет взлетел с разбегом, по-самолетному, а затем резко снизился к поверхности моря. С небольшим запасом в несколько футов, он начал набирать высоту и направился к аргентинскому побережью, летя как можно ниже, чтобы избежать обнаружения береговыми радарами.

Внутри него, несмотря на наличие арктической формы, группа замерзла. Летчик приземлился в нескольких километрах от цели, чтобы патруль САС смог выйти к ней пешим порядком. Дверь открылась, но тут вдалеке над морем взвилась в воздух сигнальная ракета. Энди решил, что это доказательство того, что их обнаружили, и решил прервать высадку. Сообщение об этом было передано всем на борту. Нейл готовился к высадке, когда Мик Эф проорал, перекрикивая грохот вертолетного двигателя, что они летят в Чили.

— Прохладно. Чертовски холодно! — Крикнул в ответ Нейл.

Летчик решил реализовать запасной план и высадить их возле чилийской границы, поэтому на последних остатках топлива долетел до побережья Чили, после чего, как и было приказано, вертолет был брошен.

Они отправились в ночь, остановившись однажды при звуке приближающихся копыт. Вдалеке показался всадник. Нейл прицелился в него из снайперской винтовки, на которую был установлен специальный ночной прицел. В конце концов человек ускакал, не обратив внимания на группу. Снайпер тихонько хрюкнул.

— Если бы он сюда сунулся, то стал бы одноглазым гаучо.

Теперь группа попыталась связаться с нашими агентами в Чили, но большинство из них просто бросали трубку. Один, правда, сказал, чтобы они сдались чилийским властям. Затем спецназовцы попытались добраться до своих пунктов встречи, где группы обеспечения должны были пополнять им запасы продовольствия, но обнаружили, что там никого нет. И только когда их пайки уже были на исходе, они скорее по счастливой случайности, чем намеренно, наткнулись на одну из таких команд, обедавшую в ресторане. По итогу, бóльшую часть войны они проторчали в Чили, а затем были доставлены обратно в Херефорд, так и не вступив в бой с врагом.

В Херефорде нам об этом всем было ничего неизвестно. Мы считали, что группа уже выведена в район операции, и что нам теперь требуется только окончательное решение. Директор по спецоперациям сказал нам, что окончательное решение о начале нашей операции будет принято на уровне Кабинета министров.

Ее противники теперь стали проявлять откровенную враждебность. Один из наиболее известных военнослужащих эскадрона заявил:

— Мы все умрем просто ради того, чтобы исполнить фантазии старика. — Это был прямой намек на самого Директора.

Через несколько дней мы узнали о брошенном вертолете и решили, что группа уже на месте. Я знал, что пришло время принимать решение.

— Думаю, у нас есть все шансы туда попасть, — сказал я Джейки.

— Ага, — ответил он, — и велика вероятность, что нас всех там поубивают.

На этом этапе войны я, как и вся страна, следил за всеми новостями. Хорошо помню тот вечер, как будто это было вчера. Сесил Паркинсон вышел с заседания Кабинета министров, и интервьюер спросил его, есть ли у него новости.

— Ничего, чем бы я хотел поделиться с вами, — ответил тот.

Менее чем через час в мою дверь постучали. Это был боец моего отряда, Дейв Даблю, живший совсем недалеко от меня. Лицо его было суровым.

— Работа началась. — В его голосе безошибочно угадывалось напряжение. — Будь в лагере завтра в 05:00.

Я поднялся в 04:00, умылся, побрился, плотно позавтракал и через полчаса встретил Дейва на улице. До лагеря мы ехали в тишине. Его жена сидела на заднем сиденье, и когда я повернулся, чтобы попрощаться с ней у ворот лагеря, то увидел, как у нее на глазах навернулись слезы. Я поспешно вышел из машины, чтобы дать им возможность как можно подольше побыть наедине.

Мы направились в комнату для совещаний, где собрались остальные военнослужащие эскадрона. Наш «Босс Эм», высокий мужчина с редеющими светло-каштановыми волосами, поднялся во весь рост и произнес напыщенную речь.

— Только одно подразделение стоит между оперативной группой и сотнями жертв. Это подразделение — эскадрон «B» 22-го полка САС. Мы идем туда, с помощью всех земных сил, а если нет, то вслепую, но мы идем туда. Наша страна находится в состоянии войны, и мы нужны своей стране. Я знаю, что никто из вас меня не подведет.

Я почувствовал, как у меня на затылке зашевелились мои коротко стриженные волосы, и сделал несколько коротких, резких вдохов. В тот момент я бы возглавил атаку против дьявола в аду с ведром воды.

Нам сказали отправиться в оружейку, получать оружие. Я огляделся в поисках Джейки, но его нигде не было видно. Выйдя на улицу, я столкнулся с Директором, направлявшимся к зданию нашего эскадрона.