Зона поражения

— Ваш босс у себя?

— Да.

— Он один?

Я кивнул.

— Хорошо, — ответил он и прошел мимо меня.

Стали распространяться новости о том, что Джейки решил взять «ВВЧ», посчитав, что эта работа — форменное самоубийство. Он подал командиру рапорт об увольнении из рядов Полка накануне вечером, когда ему сообщили, что операция состоится. Джейки настолько уважали, что эта новость прозвучала для всех нас как удар грома. Группы останавливались, чтобы обсудить ситуацию. В одной из них слово взял старший сержант.

— Я думаю, Джейки прав, и мы должны поддержать его, также подав рапорты.

Тут сердито заговорил Боб Ти.

— То, что ты предлагаешь, это мятеж. Это недопустимо!

Послышался одобрительный ропот согласия. Пока шли все эти дебаты, случилось новое потрясение — уволили «Босса Эм». Когда Джейки объявил о своем уходе, командир в свою очередь высказал свои сомнения, и Директор уволил его тем же утром. Еще не прозвучало в гневе ни единого выстрела против нас, а мы уже были потрясены. Единственной хорошей новостью было то, что командиром эскадрона стал Ян Крук, или Круки, как мы все его называли — заместитель командира Полка. Он отличался принципиальностью, и был уважаемым солдатом.

Мысли каждого из нас, пока мы готовились к убытию, были заняты только этим. Обычно в такие моменты эскадрон представляет собой шумную толпу, в которой выкрикиваются шутки и ведутся шумные разговоры. Однако в нашем автобусе, как только завелись двигатели, не было произнесено ни слова, и пока мы проезжали через ворота лагеря, я смотрел на проплывающие мимо улицы и думал, — как, я уверен, думал каждый из нас, — увидим ли мы когда-нибудь Херефорд снова.

6

Специальная Авиадесантная Служба — II

Убивают смертоносные животы!

Дуги Орам, 14-я разведывательная рота

Мы отправились на остров Вознесения, приземлившись там рано утром. Люди устали, и большинство уснуло задолго до того, как наши головы коснулись подушки. На следующее утро все отправились в штаб нашего эскадрона, расположившийся в большой палатке в ста метрах от наших «баша», на свой первый импровизированный инструктаж. Мрачность предыдущего дня ушла, и подразделение, как обычно, было полно шуток. Из палатки высунулся Круки, и один взгляд на его лицо подсказал мне, что случилось нечто ужасное.

— Джентльмены, мой печальный долг сообщить вам, что Полк понес самые большие потери со времен Второй мировой войны. Во время переброски личного состава с корабля на корабль потерпел крушение вертолет «Си Кинг». Погибло двадцать человек. Сейчас я оглашу подтвержденные данные о потерях. Рядовой Армстронг, сержант Арти, капрал Бигли, сержант Банкер, сержант Кьюррасс… — Список продолжался, и каждое имя вызывало в памяти знакомое лицо, которое мы больше никогда не увидим.

— Такие новости — удар для всех нас. Любые мои слова не смогут передать всю горечь, — добавил Круки. — Сегодня утром тренировок не будет. У каждого из вас будет время пережить эту новость.

Все молча разошлись по своим «баша». Никто не произнес ни слова. Все напоминало похоронный марш, и в каком-то смысле это он и был.

Следующая неделя оказалась одной из самых трудных в моей жизни. Операция продолжалась, но ее постоянно откладывали то на двенадцать, то на двадцать четыре, то на сорок восемь часов. В один момент мы уже сидели в машинах, готовые ехать на аэродром, а в следующий — операция отменялась снова. Когда я поступил на службу в Парашютный полк, мне в мельчайших подробностях рассказали историю Арнемской воздушно-десантной операции. Особенно меня восхитило то, что после месяца проволочек дивизия пошла в атаку, несмотря на предупреждения голландского Сопротивления о том, что в этом районе находятся две немецкие танковые дивизии. Теперь, спустя столько лет, я понял, в чем был смысл. Для меня не имело значения, ждали меня за горизонтом все аргентинские ВВС, или нет. Мне просто хотелось уйти — чтобы так или иначе покончить со всем этим.

Майор Крук понимал, как подобные задержки влияют на личный состав эскадрона, тем более что оперативная группа уже понесла потери. Если мы не высадимся в ближайшее время, то враг либо потопит один из наших авианосцев (а ему почти удалось это сделать, потопив «Атлантик Конвейер»), либо высадка будет завершена. В любом случае, причина, по которой нас отправляли на операцию, исчезла бы. Вопрос встал ребром: мы отправимся через двадцать четыре часа или не отправимся вообще.

Эти сутки тянулись очень медленно, каждый был погружен в свои мысли. В 06:00 все, кто мог, позавтракал, мы снова погрузились в грузовики и отправились на аэродром. Загрузив борта всем, чем надо для десантной операции, каждый из нас затем отправился на заранее подготовленную позицию. После всех фальстартов, когда мы все были готовы к вылету, я чувствовал себя спокойно и непринужденно. Смерти я никогда не боялся, иногда это мне приходилось гоняться за ней, и сейчас я задавался вопросом, наступит ли такой случай на этот раз. На лицах моих товарищей читалась вся гамма эмоций: волнение на лицах молодых, мрачная решимость на лицах остальных.

Появился «Лендровер» с несколькими военнослужащими Королевских ВВС. Круки вызвали из самолета наружу — чтобы дать ему последние инструкции, подумал я. Затем двигатели медленно остановились. Работу отменили, и на этот раз навсегда. В ВВС обнаружили, что аргентинцы установили новый радар на судне недалеко от побережья, и аэродром, который мы собирались атаковать, был бы осведомлен о нашем приближении. Все выгрузились и вернулись в свои «баша».

В спецназовских кругах ходило много разговоров об эскадроне «B» и операции, которая так и не состоялась, и многое из этого было уничижительным. Но когда на стол легли все кости, когда нам сказали идти, на операцию отправились все, даже те, кто считал, что мы обречены.

Теперь Круки отчаянно пытался перебросить нас вперед, чтобы помочь двум другим эскадронам на Фолклендах. Сама война развивалась стремительно, а мы застряли на солнечном острове Вознесения, подобно эскадрону тыловых засранцев.⁶⁵ Пока наши тренировки в кошмарном ландшафте лавовых пластов острова Вознесения продолжались, мы получали новости о других эскадронах — в основном хорошие, но иногда и очень плохие.

На Западных Фолклендах патруль из четырех человек под командованием капитана Гамильтона вступил в перестрелку с гораздо более многочисленными аргентинскими силами. Капитан был убит, двум бойцам удалось спастись, а один человек пропал без вести. Я услышал рассказ об этом инциденте от самого пропавшего, военнослужащего эскадрона «D» по прозвищу Фонзе. Они с капитаном оказались отрезаны друг от друга, и, поскольку его офицер погиб, он сражался до тех пор, пока у него не закончились боеприпасы, после чего его взяли в плен. Фонзе, у которого была очень смуглая кожа, сумел убедить своих захватчиков, что он не более чем денщик офицера, «которого просто взяли с собой, чтобы нести его снаряжение и чистить сапоги». В конце войны они испытали шок, когда вертолет, полный солдат эскадрона «D», забрал Фонзе с их позиции и улетел, даже не приняв их капитуляцию.

Другая трагедия произошла, когда патруль Специального Лодочного Эскадрона (СБС), переодетый в аргентинцев и находившийся далеко за пределами своего района действий, вышел на позицию эскадрона «D». В ходе возникшей неразберихи один человек из СБС был застрелен.

Война близилась к своей кульминации, а нас все еще не привлекали к ней. Затем появилось новое задание: аэропорт в Порт-Стэнли. Вышестоящее командование хотело, чтобы он был взят в ходе крайнего штурма. Для этой операции подготовили эскадрон «B». В спешном порядке подразделение переформировалось для высадки парашютным способом. Далее, после нашего прибытия в оперативную группу, штурм будет осуществляться с вертолетов. Вылетать мы должны были через три дня — никаких «но» или «если». Задействовались два самолета C-130 и самолет-заправщик. На этот раз мы полетим.

Боб Ти, легендарный фиджиец Так, я и еще несколько человек решили напиться, и у нас это получилось на славу. Примерно в три часа ночи, за двенадцать часов до вылета, мы сидели возле нашего «баша», и у нас заканчивалось пиво. Меня, как самого младшего из присутствующих, отправили в соседнюю палатку летчиков, чтобы раздобыть немного запасов. Вернулся я с хорошими запасами и с эскортом из четырех человек из ВВС.

Каждый солдат Полка знает о битве при Мирбате, где в июле 1972 года горстка бойцов САС отбила атаку подавляющего по численности отряда повстанцев из Дофара. В бою Так был несколько раз ранен в грудь, и последующие операции по извлечению полутонны свинца из его тела оставили у него на спине ужасные шрамы. Вскоре после того, как к нам присоединились наши коллеги из Королевских ВВС, один из пришедших наклонился и уставился на Така немигающим взглядом.

— Слушай, я знаю, кто ты, и мы знаем, куда ты отправишься завтра, но я хотел бы знать, как у тебя появились эти шрамы на спине?

Так наблюдал за своим собеседником сквозь полуприкрытые глаза.

— Видишь ли, когда я был помоложе, то играл в регби, и кто-то придавил меня во время схватки.

Остальные повернулись с каменными лицами, чтобы узнать, что наш новый друг думает по этому поводу. Тот медленно кивнул.

— Понятно. Не хочешь говорить об этом. Я могу это понять.

Все разразились смехом.

К 14:00, когда мы загрузились в два «Геркулеса», все протрезвели. Из-за температуры воды, в которую приходилось приводняться, прыгать нам предстояло в костюмах сухого типа. После нас в контейнерах сбрасывалось наше снаряжение. Полет через океан оказался таким же богатым на события, как и остальные дни. Один из наших самолетов-заправщиков не смог долететь до места встречи, и был вынужден повернуть назад, что означало потерю половины эскадрона, которой также пришлось вернуться. Мы продолжали лететь, и летчик, после некоторых уговоров Круки, добрался до точки нашей дозаправки. Я чувствовал, как у меня в животе начинают порхать бабочки — теперь пути назад уже не было.

Свет приглушили, задняя рампа медленно открылась. Мы подошли к выходу, загорелся красный свет, все напряглись, затем включился зеленый. Выйдя на холодный воздух, я посмотрел вниз. Там я смог разглядеть несколько кораблей, один из которых, справа от меня, был сильно поврежден в результате ракетной атаки по носовой части. Думаю, это был «Глостер», который накануне вечером был поражен ракетой «Экзосет» наземного базирования.⁶⁶ Между кораблями виднелись точки — это были быстроходные надувные лодки, ожидавшие, когда нас поднимут, и не успел я опуститься на воду, как меня подхватили за руку и вытащили на борт. Мы помчались к соседнему фрегату, на котором я услышал звук подлетающего «Геркулеса», который должен был сбросить наше боевое снаряжение.

Больше половины парашютов не раскрылось, так что множество ценного снаряжения ушло на дно моря. Но для меня это не имело значения. Мне было все равно, где находится мое снаряжение — я был на войне, и только это имело значение. Повернувшись к островам и ткнув пальцем в сторону врага, я прошептал:

— Вы не знаете, что вас ждет.

Мы спустились вниз, переоделись в сухую одежду и получили горячее питье. Через четыре часа нам предстояло перебраться на «Гермес», чтобы подготовиться к штурму. Всем велели немного поспать. Мне удалось выклянчить койку у дружелюбного матроса, но через два часа меня разбудило сообщение по громкоговорителю: «Над Порт-Стэнли поднят белый флаг. Война окончена!»

Я искренне надеялся, что это какая-то ошибка, но в течение часа было получено официальное подтверждение, что аргентинцы капитулировали. Сказать, что я был разочарован, значит не сказать ничего. Участие в полномасштабной войне и возможность сражаться за свою страну было так близко, но в последний момент этот шанс ускользнул из моих рук. Я был почти безутешен и слонялся по кораблю, не в силах смириться с ситуацией. Во мне бурлило разочарование, копившееся последние несколько месяцев. Все эти недели, когда над нами довлела перспектива жестоких боев и почти верной смерти, взяли свое. Каждый из нас настраивался на то, что наша задача — это дорога без возврата, но теперь она внезапно закончилась полнейшим разочарованием. Из меня хлынул каскад долго сдерживаемых эмоций: гнев, депрессия и, наверное, — хотя я тогда этого не осознавал, — облегчение. Найдя тихий уголок, я впервые за много лет смог хорошенько выплакаться.

Через два часа нас перевели на один из кораблей обеспечения. Я бросил свое снаряжение и вместе с несколькими друзьями отправился в Порт-Стэнли. Разгромленная армия замусорила улицы маленького городка брошенным оружием всех видов: винтовками, пистолетами, пулеметами. Повсюду, как выброшенные игрушки сердитого великана. стояли разбитые самолеты «Пукара» и вертолеты «Белл». Впервые я близко рассмотрел врага, ради борьбы с которым и проделал такой долгий путь. Они шатались вокруг, грязные и голодные, с пустыми взглядами, совсем еще дети, едва успевшие окончить школу. Тот, кто выставил их против одной из лучших боевых армий в мире, заслуживал того, чтобы его поставили к стенке.

До меня донеслись громкие голоса, и я повернулся. Два аргентинских офицера спорили с молодым ланс-капралом шотландской гвардии, которому они отказывались сдать свое оружие. Я подошел и встал в нескольких футах позади гвардейца. На мне не было берета, но были надеты боевая куртка САС, камуфлированные брюки и синий пуловер Королевского военно-морского флота. Мои длинные волосы развевал ветер, у меня была сорокавосьмичасовая борода и густые, черные, поникшие усы. Аргентинский капитан посмотрел через плечо ланс-капрала, и наши глаза встретились. В его взгляде я прочитал высокомерие и горькую злость от поражения. Что он увидел в моем, я не знаю, но его зрачки внезапно расширились, когда он взглянул на оружие, которое было со мной: американская винтовка, оснащенная 40-мм подствольным гранатометом М203, стандартное оружие САС. Я снял оружие с предохранителя. Медленными движениями, без сопротивления, он передал мне свой автоматический пистолет. Два дня спустя аргентинские солдаты напали на пункт временного содержания офицеров и сожгли его. Рассеять их удалось только тогда, когда взвод 2-го парашютного батальона с примкнутыми штыками выдвинулся на подавление беспорядков.

Лодочный отряд оставался на Фолклендах еще на протяжении шести недель после войны на случай аргентинского контрнаступления, и размещался он в одном из немногих отелей на острове — «Росс Гэст Хаусе». Мы проводили время, посещая отдаленные фермы, где с нами обращались как с ВИП-персонами — забивали корову и устраивали импровизированный банкет.

Нам рассказывали ужасные истории о том, как аргентинские офицеры обращались со своими людьми. Однажды парень лет семнадцати пришел на одну из ферм просить еды. Его поместили в близлежащий сарай, а когда он отказался выйти, офицер бросил туда гранату. Фермер показал мне, где его похоронили, и мы сделали пометку, чтобы могилу можно было потом найти и вернуть тело неизвестного солдата на родину.

Наступило время уезжать. В аэропорту Стэнли, когда мы ждали транспортник «Геркулес», который должен был доставить нас обратно на остров Вознесения, у одного из самолетов «Харриер» при посадке произошел самопроизвольный сброс ракеты. При ударе она отскочила прямо в группу гвардейцев, тяжело ранив двоих из них. Когда мы взлетали, парни все еще лежали на земле.

После ночи, проведенной на острове Вознесения, мы вылетели обратно в Великобританию вместе со 2-м батальоном шотландской гвардии и приземлились, встретив бурный прием. В окнах висели транспаранты с надписью: «С возвращением, герои Тамблдауна!»,⁶⁷ была расстелена красная дорожка, волынщик играл патриотический гимн «Храбрая Шотландия». Круки приказал нам сидеть тихо, пока гвардейцы не уйдут и волнение не уляжется, но тут по трапу самолета быстро поднялся какой-то гражданский в костюме в полоску и спросил, являемся ли мы военнослужащими Херефордского гарнизона.

Круки подтвердил, что да.

— Следуйте за мной, пожалуйста, — произнес человек в костюме.

Волынщик вкладывал в свою игру всю душу. Старшие офицеры, родные, друзья и прочие гражданские лица выстроились вдоль красной дорожки, чтобы приветствовать своих парней. Но тут вниз по трапу стал спускаться лодочный отряд эскадрона «B», — обросшие, небритые, одетые кто во что. Глаза волынщика выпучились. Бригадир, стоявший у трапа, уж начал было отдавать честь и замер на полпути. Круки быстро кивнул ему и увел нас в сторону, в темноту. Я оглянулся через плечо — волынщик все еще таращился нам вслед. Мы определенно не были шотландскими гвардейцами.

*****

Через четыре недели Фолклендские острова были уже далеким воспоминанием. Мы находились на Кипре, наслаждаясь учениями эскадрона. Чтобы залечить разногласия в подразделении по поводу предполагаемой атаки на материковую территорию Аргентины требовалось время. Многие из молодых, начинающих военнослужащих Полка увидели наших начальников не в очень лестном свете, однако по мере того, как мы вместе работали и тренировались под южным Солнцем, противоречия начали затягиваться. Впереди нас ждало еще одно задание антитеррористической группы, и вскоре лодочному отряду предстояло вернуться в Северную Ирландию.

Но вначале состоялось итоговое годовое собрание личного состава, которое происходит в конце каждого года. На нем обязан присутствовать каждый военнослужащий Полка, не занятый в операциях. Здесь подробно обсуждалась боевая работа предыдущего года и перспективы будущих операций. К ужасу эскадрона «B», о нашей предполагаемой роли в войне или даже о патруле, который был развернут на материке, не было сказано ни слова. Единственное упоминание об этом исходило от Директора. После своего выступления он рассказал историю об офицере САС во время Второй мировой войны, который ехал по дороге, когда ему сообщили, что его люди попали в засаду эсэсовцев. Он развернул свой «Лендровер» и направился в сторону засады, но тут его снова остановила французская крестьянка, которая сообщила ему, что эсэсовцы ждут в засаде и его. Я, довольно наивный, ожидал услышать, как этот мужественный человек обошел противника с фланга, решительно атаковал и в одиночку переломил ход боя. Но директор продолжал:

— И вот он поехал на своем «Лендровере» прямо по дороге… и погиб!

Я был ошеломлен; да и не только я. Несколько секунд стояла полная тишина, а затем сзади меня кто-то выкрикнул:

— Они что, сделали его бригадиром?

Посреди общего смеха я услышал крик Директора:

— Но он сделал свою работу!

Парням это совсем не понравилось. В эскадроне «B» такой намек на наше участие в войне сочли оскорбительным. Несмотря на опасения многих в подразделении, когда дело дошло до дела, сражаться были готовы все.

*****

Мы прибыли в Ольстер в начале декабря и едва успели сойти с самолета, как подразделение, которое мы меняли, мобильный отряд эскадрона «D», вступило в бой. Ферманская бригада Временной ИРА установила на дороге недалеко от границы 500-фунтовый фугас. У места, с которого его должны были подорвать, мобильный отряд устроил засаду, расположившись на небольшом холме, возвышающемся над дорогой. Фугас должны были подорвать с помощью провода, подключенного к аккумуляторной батарее.

Погода стояла ужасная, но бдительность засадной группы САС принесла свои плоды: рано утром была замечена фигура, пробирающаяся к месту подрыва. Командир патруля дождался, пока человек из ИРА присоединит свой аккумулятор, и окликнул его. Террорист сделал резкое движение, по нему открыли огонь, попав двумя пулями калибра 5,56 мм. Одна из них вошла в верхнюю часть тела и срикошетила от ребер, выйдя с противоположной стороны, в районе тазобедренного сустава. Раненый был арестован. В такие моменты даже малейшее движение террориста может быть неверно истолковано сидящими в засаде. Внезапный поворот тела или исчезновение руки за туловищем могут быть расценены как враждебные действия. По-видимому, его первые слова, обращенные к спецназовцам, были: «Я требую, чтобы со мной обращались как с военнопленным». На него были надеты наручники, а позже его осудили за акты терроризма.

Большинство из нас полагало, что в условиях засады малейшие колебания, даже на долю секунды, могут оказаться фатальными. Все мы изучали старые отчеты о боестолкновениях и, в частности, читали об убийстве капрала Дэвида Джонса из 14-й разведывательной роты 16-го марта 1978 года. Джонс и еще один сотрудник «Отряда» находились на НП, который работал по трем террористам ИРА. Фрэнсис Хьюз, один из ведущих боевиков, открыл огонь сразу же, как только его окликнули, убив Джонса и ранив его товарища. Самого Хьюза подстрелили и позже схватили.

Перестрелка в Фермане стала большим событием для уходящего мобильного отряда, но в меньшей степени и для меня, поскольку мне предстояло взять на себя ответственность за засаду, и я упустил возможность расправиться с Временной ИРА. Два дня спустя мы приняли под свою ответственность операции САС в Ольстере. Наш отряд был разделен на две команды: «Синяя» и «Красная». «Синей» командой командовал бывший инженер из Парашютного полка по имени Джон Эс, «красной» — капрал Томми Палмер. Изначально я был в «красной» команде, но потом перешел в «синюю», в основном из-за того, как Томми водил свою машину. Мне хотелось погибнуть в бою, а не в автомобильной аварии.

Офицер специального отдела Королевской полиции Ольстера подробно ввел нас в курс дела о текущей обстановке в Ольстере и последовательно рассказал нам об оружии, личностях и эффективности различных боевых групп Временной ИРА, с которыми мы могли столкнуться в ближайшие месяцы. Боевые ячейки оценивались по количеству операций, которые они проводили против сил безопасности. Некоторые из них действовали раз в месяц, некоторые — раз в неделю, но самыми активными были боевики из группы южного Арма, которые в среднем совершали нападения дважды в неделю. Нас предупредили, чтобы мы не относились к ним легкомысленно: они были хорошо вооружены, высоко мотивированы и неплохо обучены. Нам посоветовали относиться к ним как к обычным солдатам. Они являлись одной из наших главных целей, и если бы мы смогли получить хорошую разведывательную информацию, то нам удалось бы их уничтожить.

Меня особенно интересовало, что произошло в Арма за годы, прошедшие с тех пор, как мы уничтожили Джеймса Макгерригана. Город все еще контролировался семьей Грю, наряду с Кэрроллами. Шеймус Грю был мертв, его убили сотрудники специального отдела Королевской полиции Ольстера. Дейзи теперь состоял в ИНОА, но отбывал короткий тюремный срок за преступление с применением оружия. Силы Временной ИРА в городе теперь возглавлял Оливер, самый младший брат. Нам сказали, что городские добровольцы Ирландской Республиканской Армии не ставили Оливера так же высоко, как его старших братьев, и постоянно подталкивали его к тому, чтобы он себя проявил.

Инструктаж, проведенный старшим инспектором Йеном Фениксом, бывшим парашютистом и убежденным сторонником присутствия САС в Ирландии, был полон захватывающей информацией и искрометного чувства юмора. Военнослужащие спецназа и сотрудники специального отдела знакомились с активистами ИРА так же, как некоторые люди знакомятся со своими соседями. Мы постоянно сплетничали о них — кого повысили, кого убрали, кто с чьей женой спит, — но никогда не отзывались о них с уважением. Для нас они были паразитами, с которыми нужно было бороться.

В среднем за шестимесячную ротацию отряды САС проводили от пятнадцати до двадцати операций. Мы ожидали, что за это время произойдет только одно боестолкновение, которое закончится арестом или убийством. Сразу после Нового 1983 года меня вместе с Джоном Эс и Миком Эф (бывший солдат гордонского хайлендерского полка, участвовавший в сорвавшемся рейде на материковую часть Аргентины) на два дня откомандировали в 14-ю разведывательную роту, отвечавшую за Белфаст, для вводного курса. Нас ознакомили с действиями, проводимыми в настоящее время в городе, и с различными операциями, которые проводились по всему Ольстеру.

Двадцать восьмого мая предыдущего года в Лондондерри офицер, проводивший наружное наблюдение, столкнулся с автомобилем, в котором сидело четыре хорошо вооруженных члена ИРА. Один террорист подбежал к передней части его автомобиля, второй, вооруженный винтовкой «Армалайт», — к задней, а третий, держа пистолет, направился к водительской двери. Достав из дверной кобуры автомобиля свой 9-мм автоматический пистолет «Браунинг» с удлиненным магазином на двадцать патронов, сотрудник «Отряда» опустил стекло, как будто намереваясь поговорить с ними, но вместо этого сразу же открыл огонь. Почти тут же террорист, стоявший за ним, выпустил очередь из своего «Армалайта». Целился он плохо, все выстрелы прошли мимо офицера, но одна из пуль угодила его товарищу прямо между глаз. Перехватив инициативу, человек из «Отряда» развернулся и выстрелил в него прежде, чем тот смог восстановить контроль над своим оружием, дважды попав ему в грудь. После этого он переключил свое внимание на четвертого и последнего человека из ИРА, который все еще сидел за рулем их машины. Попав под огонь решительного оперативника, террорист бросился прочь. Офицер дал задний ход и последовал за ним. Позади него остались лежать двое убитых, Чарльз Магуайр и Джордж МакБерти. Третий, будучи раненым, был схвачен и позже предстал перед судом, который его и осудил.

В ИРА попытались заявить, что машина, набитая бойцами САС, подъехала и открыла огонь по их беспомощным людям. В задней части машины оператора «Отряда» была найдена пуля калибра .356 от «Армалайта». Три винтовки «Ругер», пистолет-пулемет и 9-мм пистолет, принадлежавшие полицейским, которые, прибыв на место происшествия для расследования, вступили в десятиминутный огневой бой с другой боевой ячейкой ИРА, были, как обычно, отправлены на экспертизу. Эта перестрелка подтвердила то, о чем я всегда размышлял: даже если «Провосы» превосходят вас по численности и вооружению, то до тех пор, пока вы не будете тупить и впадать в ступор, при наличии решимости и хорошей подготовки на близкой дистанции они с вами не сравнятся. Специальная Авиадесантная Служба выставила офицеру «Отряда» бочонок пива, а армия наградила его «Военным крестом».

За каждым из нас был закреплен оперативник «Отряда», который возил нас в течение трех дней, знакомя с местностью. Моим наставником стал бывший солдат 2-го парашютного батальона, Брэд, который был нашим старым знакомым. В наше первое утро мы решили сосредоточиться на западном Белфасте. Пока меня везли, я удивлялся осведомленности моего спутника из «Отряда». Он знал практически каждую улицу и дорогу, обладал почти энциклопедическими знаниями об активистах Временной ИРА в этом районе. Вот здесь был местный штаб, вон там живет командир боевой ячейки, и так далее. Вдруг Брэд резко остановил машину, его лицо покраснело от гнева.

— Может, хватит так делать? — огрызнулся он.

— Что делать? — удивленно спросил я.

— Таращиться!

Я продолжал непонимающе смотреть на него.

— Каждый раз, когда я указываю на какого-то участника, ты таращишься на него. Мне придется по возвращению поменять эту машину.

Получив достойную отповедь, пришлось обуздать свои инстинкты.

За шесть лет с момента моего последнего продолжительного визита в 1977 году Белфаст сильно изменился. Повсюду выросли новые жилые комплексы. Появились исключительно республиканские районы, к которым добавились Баллимёрфи, Андерсонстаун, Нью-Лодж и Ардойн. Даже в начале восьмидесятых казалось, что все католические районы расширяются, а протестантские — сокращаются.

К концу дня мы оказались в лабиринте маленьких, извилистых улочек Баллимёрфи, и притормозили, чтобы пропустить перед собой армейский патруль. Солдат, едва вышедший из подросткового возраста, остановился, занял укрытие, и нацелил свою винтовку прямо мне в голову. Я посмотрел ему в глаза — в них было все: недоверие, настороженность, неприязнь, возможно, даже ненависть. Я улыбнулся; он ухмыльнулся в ответ и отвернулся.

«Если бы ты только знал, сынок. Если бы ты только знал», — повторял я про себя, когда мы проезжали мимо.

На самом деле, в командировке в Ольстер были свои приятности, поскольку когда вы не на операциях, ваше время, по сути, принадлежит вам. Бóльшую часть своего времени я посвящал тренировкам: вставал в семь утра и пробегал четыре мили до завтрака, до обеда в спортзале занимался легкими упражнениями, а после — таскал тяжести. После вечерних «молитв» я проводил часовую тренировку по боксу. К концу командировки я мог выжать триста фунтов, пробежать пять миль за тридцать минут, и никто не вышел бы против меня на боксерский ринг. Никогда больше в своей жизни я не был таким сильным и подтянутым. От семнадцатилетнего парня с весом в восемь стоунов, который не прошел медкомиссию при поступлении в армию, был пройден долгий путь!

На боевой службе мы пробыли недолго, когда нас посетил наш командир. В САС беспокоились, что после, как казалось, череды успешных операций против Временной ИРА и ИНОА, роль Службы в Ольстере может быть подорвана Специальным подразделением поддержки Королевской полиции.⁶⁸ Я вовсе не был уверен, что эти операции были «чистыми», поскольку никакого оружия обнаружено не было, и полагал, что люди вернутся и будут преследовать соответствующее подразделение в судебном порядке. И оказался прав, когда было начато расследование Сталкера.⁶⁹

Однако на то время нашему командиру хотелось знать, что нам нужно для достижения успеха. Обсуждались различные варианты, включая идею уничтожения отдельных целей, связанных с ИРА. Эту идею командир отверг. Нам разрешалась вступать в бой с Временной ИРА, только если мы застигали их за проведением террористической акции и вооруженными. Я подытожил наши мнения.

— Если это так, босс, то нам нужна первоклассная информация от специального отдела. Вы достанете нам разведданные, а мы сделаем все остальное.

Командир пообещал сделать все возможное, и остался верен своему слову, — после его визита операции стали происходить часто, а разведданные были хорошими. Но нашему окончательному успеху, казалось, всегда мешал один фактор: защита информаторов. Способ проведения тайных операций в Ольстере, как тогда, так и сейчас, был довольно прост. Исходная информация, полученная от агентурной или технической разведки, поступала в центральный руководящий орган, Группу тактического управления (ГТУ),⁷⁰ и уже там решали, какое подразделение должно ею заниматься. Если непосредственная угроза отсутствовала, задача ставилась одному из подразделений наружного наблюдения. Как только они составляли общую картину предполагаемой цели, и если казалось, что нападение неизбежно, отправлялись силы реагирования. Именно на этом этапе защита информаторов становилась очень важной.

Осведомители и агенты, внедренные в ряды Временной ИРА, являются самым важным и ценным активом в продолжающейся борьбе против Ирландской Республиканской Армии. У каждого источника информации есть свой куратор, либо в полиции, либо в армейской разведке. Армейские кураторы, многие из которых проработали в Провинции всего два года, зачастую были настолько полны решимости сделать себе имя, что переоценивали важность своих агентов. Куратор, имеющий хорошего агента, пойдет практически на все, чтобы его защитить. Иногда этого можно добиться, убедив ИРА в том, что информатором на самом деле является другой член их боевой ячейки. Учитывая шпиономанию внутри республиканского движения, сделать это зачастую было несложно.

Я знаю по крайней мере два случая, когда добровольцам ИРА свои же товарищи «постучали по голове» (застрелили выстрелом в голову) в ошибочном убеждении, что они являлись информаторами. Оба оставили записанные на пленку признания своим следователям из Временной ИРА — как только одна из групп внутренней безопасности Ирландской Республиканской Армии возьмет вас в свои руки, вы признаетесь в чем угодно. Люди могут брезговать такими действиями, а некоторые говорят о грязных приемах, но лично я находил удовлетворение в том, что мы заставляли республиканцев убивать своих собственных людей. Конечно, ИРА постоянно пыталась внедриться в специальный отдел, заставляя своих людей выдавать себя за наших агентов. Один мой знакомый оперативник не испытывал сомнений в том, что нам необходимо убивать в Белфасте каждого «таута» — так «Провосы» называли информаторов, — поскольку считал, что мы сэкономили бы стране целое состояние и уничтожили бы половину активных членов ИРА.

*****

Меня разбудили незадолго до полуночи 2-го февраля — у «Отряда» случилось еще одно боестолкновение, и по крайней мере один террорист был мертв. Почти все мы подорвались с постели и толпой повалили в оперативную комнату, чтобы послушать, как разворачивались события. Сотрудник «Отряда» был застигнут врасплох двумя членами ИНОА, которые устроили на него засаду возле дома. Он убил одного из них и ранил другого. Позднее погибший был опознан как Нил Макмонагл, доброволец ИНОА из Дерри. Через неделю мне посчастливилось побывать на праздничной вечеринке и встретиться с этим человеком лично — после того, как ему удалось вырваться из засады ИРА, Пол Дуги Орам стал легендой. Он и рассказал о событиях той ночи. Он вел пешее наблюдение у дома, где, как предполагалось, собирались члены ИНОА. Обойдя дом, он не заметил никаких признаков жизни. Его попросили сделать повторный обход, но он опять не заметил никакой террористической активности. Контролер попросил его обойти третий раз. При этом все присутствующие сотрудники, занимавшиеся наружным наблюдением, вздрогнули — рисковать своей «правой рукой», отправляя ее на третий обход во враждебном районе, было настоящим испытанием.

Дуги согласился совершить третью прогулку. Внутри дома находились одни из самых безжалостных террористов, действовавших в то время в Провинции. Всего за два месяца до этого те же самые боевики без предупреждения заложили бомбу в дискоклубе «Дроппин Велл» и убили одиннадцать солдат и шесть гражданских лиц.⁷¹ Дуги переложил свой 9-мм «Браунинг» с обычного места, из задней части брюк, на пояс спереди. Он всегда пренебрегал ношением кобуры любого типа. Когда он подошел к дому, из темноты выскочила фигура, прижала его к сетчатому забору и начала обыскивать. Прижавшись к забору, Дуги увидел, что к нему приближается второй человек из ИНОА с карабином M-1. Понимая, что нужно действовать, оперативник ударил локтем стоявшего позади него человека, и в то же время, воспользовавшись моментом, извлек свой пистолет и сделал два выстрела в приближающегося второго боевика. Увидев, как у того изо рта хлынула ярко-красная кровь, и, поняв, что одного противника он нейтрализовал, Дуги повернулся, чтобы встретить второго, который теперь стоял на руках и коленях. Он выстрелил ему дважды в грудь, а затем побежал к своей машине. Восторженные слушатели ненадолго замолчали, пока Дуги не закончит свой рассказ, а затем кто-то спросил:

— Почему вы не прикончили второго ублюдка на земле?

Дуги окинул его непоколебимым взглядом, затем улыбнулся.

— Послушайте, в доме сидело еще пятеро человек, и я преодолел сто метров до своей машины быстрее, чем Аллан Уэллс.⁷²

К концу вечера Дуги собрался уходить. Это был человек, который никогда не вписался бы в традиционный образ героя: длинноволосый и тучный, мимо него вы бы прошли на улице, даже не взглянув. Он всегда пренебрегал атрибутами спецназа: не качал железо и не носил модные наплечные кобуры. Но вокруг него находились одни из самых крепких мужчин в Северной Ирландии.

У двери он приостановился, и, повернувшись, окинул нас долгим сардоническим взглядом, после чего изрек нам свою философию.

— Морпехи, — он сделал пренебрежительный жест, — полное дерьмо. Парашютисты — ссыкуны; САС — милые и сексуальные.⁷³ — Тут он похлопал себя по выпуклому животу. — Но убивают смертоносные животы!

Все рухнули от смеха и зааплодировали ему стоя. Позже он был награжден Воинской медалью за храбрость. Это был последний раз, когда я видел его живым.

Не прошло и трех дней, как нам выпала первая крупная операция — возможность нанести удар по целой боевой ячейке ИРА, когда они будут забирать оружие из тайника. Мы с командиром «синей» команды Джоном Си отправились в ГТУ на первичный инструктаж. Все было хорошо. Несколько единиц оружия поступило в крупный тайник (основное укрытие в районе, из которого оружие расходилось по более доступным мелким тайникам на местах для использования боевиками). Источником информации был главный квартирмейстер ИРА в этом районе.

Информаторы бывают трех основных категорий: те, кого шантажируют (поймали за руку в кассе или трахающим жену заключенного члена ИРА, за что можно было получить пулю в голову); те, кто делает это за деньги (некоторым платят очень большие деньги); и, наконец, очень немногие, кто становится информатором по идеологическим причинам. Этот конкретный источник относился к последней категории — человек, вступивший в ряды ИРА, потому что он верил в объединенную Ирландию, но увидел организацию такой, какой она и была на самом деле: безжалостной, убийственной бандой головорезов, ставшей главным камнем преткновения на пути к объединенной Ирландии.

Мы хотели ударить по боевой ячейке в момент, когда они будут забирать оружие из тайника, но куратор осведомителя был категорически против этого. Прежде чем мы смогли бы перехватить стрелков, оружие должно было переместиться как минимум в два других тайника. Он также не разрешил техническому отделу армии установить на оружии сигнализационное устройство (так называемый «маячок»), опасаясь, что это тоже скомпрометирует его агента. Я начал терять самообладание, и указал на то, что если мы выпустим оружие из тайника в оборот, будет очень большой шанс упустить его полностью.

— Это тот шанс, которым мы должны рискнуть, — ответил куратор.

— И какой-то человек из Полка обороны Ольстера, не находящийся на службе, получит пулю в голову, потому что вы хотите защитить какого-то чертова агента, — не сдержался я.

В этот момент всех попросили успокоиться, особенно меня. Специальный отдел добился своего, нам не разрешили брать боевиков там, где мы хотели. Через неделю оружие перевезли, и группа наружного наблюдения, несмотря на все усилия, его потеряла. Позже его использовали против местных сил безопасности. Степень моей ярости не поддавалась описанию.

Вскоре после этого «Отряд» добился большого успеха и устроил вечеринку. Мы с Чаки, моим сослуживцем по лодочному отряду, и еще одним нашим товарищем отправились туда. Там были все, включая Йена Феникса, человека из спецотдела, который проводил с нами вводный инструктаж, стоявшего с бутылкой шампанского в руке. На вечеринке находился и куратор из спецотдела, которого я избегал, как заразы. Дважды он пытался заговорить со мной, но я его прерывал. В конце концов, в конце вечера он загнал меня в угол.

— Я хочу поговорить с тобой, — сказал он, подойдя вплотную. Ростом он был чуть выше меня, но во мне было по крайней мере на стоун больше мышц. Люди всегда говорили, что я выгляжу злобным, и когда я шел ночью один, даже некоторые полицейские переходили улицу, чтобы избежать со мной встречи. То, что этот человек столкнулся со мной, когда я был пьян и зол, было необычно. Его голос дрожал от едва сдерживаемого гнева.

— Я знаю тебя. Я точно знаю, кто ты и где ты был. Ты можешь быть самым жестоким человеком в своем подразделении, мне на это плевать. Все, чего ты хочешь — это убивать; если возможно, то людей из ИРА, но если нет, то подойдет кто угодно — ИНОА, Ольстерские добровольческие силы — тебе все равно. Тот человек, с которым я работаю, спас больше жизней, чем дюжина таких, как ты. Его жена состоит в Шинн Фейн, и вся его семья — республиканцы. И если кто-нибудь из них хоть на мгновение, хоть на миг, заподозрит, что он «таут», его сдадут с потрохами. Единственный друг, который есть у него в этом мире, — это я. — Он ткнул пальцем мне в грудь. — И лучше я увижу, что потеряна дюжина стволов, чем отдам его, чтобы такой псих, как ты, смог сделать еще одну зарубку на своем пистолете.

Не дожидаясь ответа, он крутанулся на пятках и выскочил из комнаты. Я осознал, что привлекаю внимание, и отправился к бару. Там ко мне присоединился Чаки.

— Конечно, он тебе все высказал, не так ли?

Я бросил на него мрачный взгляд и заказал еще одну порцию.

— И вот что я тебе скажу, — добавил Чаки. — Он точно тебя раскусил.

Я был вынужден согласиться: так оно и было.

*****

Социальная жизнь в Ольстере для отряда также была замечательной. Когда не велось неизбежных операций, мы могли свободно передвигаться по всей Провинции. Команды чередовались друг с другом на дежурстве, и в свободное от службы время мы посещали бары и клубы в безопасных районах, поднаторев в придумывании легенд, объясняющих, почему мы находимся в Ольстере. Помогало то, что никто из нас не выглядел как военнослужащий. В то время я был влюблен, поэтому не гонялся за женщинами с таким решительным энтузиазмом, как мои коллеги. Однажды вчетвером мы оказались в одном из баров в городке Бангор, в графстве Даун. Тем вечером была моя очередь сидеть за рулем, поэтому я ограничился шанди.⁷⁴ На другой стороне танцпола появилась очередная красавица, — высокая, светловолосая девушка, с фигурой, за которую Венера Милосская выцарапала бы себе глаза, будь у нее руки. Самый низкорослый парень из нашей группы, которого уже отшили почти все женщины в баре, решил действовать напрямик. Дав девушке возможность оценить его ковбойскую походку, он подошел к ней.

— Прошу прощения.

Она холодно разглядывала его из-под полуопущенных ресниц.

— Да?

Он медленно оглядел ее с ног до головы.

— Вы ложитесь в постель с парнем на первом свидании?

Девушка и бровью не повела.

— Конечно, — ответила она с милой улыбкой, — но не с такими карликами, как ты.

Полностью выбитый из колеи, наш коллега изобразил тактическое отступление к своим товарищам и к подколкам, которые продолжались всю нашу командировку.

Где-то к середине срока моего пребывания в Ольстере разочарование и скука заставили меня начать рисковать. Вооруженный до зубов и в поисках приключений, я отправился в район западного Белфаста, где проживали ревностные католики. С собой я прихватил MP5 с двумя тридцатизарядными магазинами, 9-мм пистолет с двадцатизарядным магазином в наплечной кобуре, осколочные и светошумовые гранаты, а в багажнике машины лежала винтовка «Армалайт» — на всякий случай. Мне очень хотелось какого-то движа — случайной встречи с ИРА, чьей-то попытки угнать мою машину, незаконной остановки на дороге — чего угодно. В журнале боевых действий отряда эту поездку я записал как ознакомительную рекогносцировку. На самом деле мне просто хотелось с кем-то сцепиться.

Ближе всего к неприятностям я оказался в верхней части Фоллз-Роуд, пробираясь по узким, извилистым улочкам, когда мой путь преградил экскаватор. Пока я ожидал, пока он меня пропустит, из близлежащего завода внезапно на улицу высыпала толпа рабочих. Сотни потенциально враждебно настроенных местных жителей проходили мимо, всего в нескольких футах от меня, и любой случайный взгляд, брошенный внутрь машины, позволил бы заметить весь арсенал, который я вез. Пришлось притвориться безразличным и скучающим, я даже, потягиваясь, зевнул. «Джей-Си-Би»⁷⁵ все еще блокировал дорогу. «Наверняка кто-нибудь заглянет в машину, — мои мысли неслись вскачь. — Если меня заметят, я брошу машину задним ходом; если меня заблокируют, свяжусь по рации, достану “Браунинг” и выпущу несколько пуль над головами, а если это не сработает…» Затем экскаватор вильнул в одну сторону, и образовался просвет. В считанные секунды я объехал препятствие и вернулся на главную дорогу Спрингфилда.

Министры Короны и государственные секретари Северной Ирландии приходят и уходят, но за ними стоят люди, обладающие реальной властью — постоянные заместители секретарей, все эти седовласые мужчины вышесреднего возраста в костюмах в тонкую полоску, которые консультируют министров по всем вопросам. Один такой вельможа приехал к нам на базу. Мы продемонстрировали ему свои навыки, после чего нас пригласили на неформальную беседу, на которой он спросил нас, что лично он, его департамент и министр могут для нас сделать. В ответ на его просьбу повисла тишина. У солдат есть врожденное недоверие к любым политикам, поскольку их ошибки всегда отмечаются нашей кровью. И тем не менее командир пригласил нас к откровенному разговору.

— Я скажу вам, что вы можете сделать, — произнес я, устремив на чиновника свой самый зловещий взгляд. Тот неуютно поерзал в своем кресле. — Вы можете дать нам разрешение, и через шесть месяцев мы уничтожим ИРА, выставив это как их вину.

Его ответ был истинным воплощением дипломатии.

— Вы, безусловно, имеете право на свои взгляды, и я прослежу, чтобы министр ознакомился с ними, но к сожалению, я не предвижу никаких обстоятельств, при которых нынешнее направление политики сил безопасности в Провинции, основанное на балансе между необходимостью продолжать давление на террористов, но в то же время поощрять политические дебаты, будет изменено.

Потом за свои высказывания я получил от командования по шее.

Появилась еще одна работа, которая выглядела многообещающей. По данным разведки, Временная ИРА из Тирона собиралась провести операцию в районе Помероя, небольшого, но очень республиканского городка. Данные разведки были расплывчатыми. Группа тактического управления направила туда армейский взвод ближнего наблюдения (ВБН),⁷⁶ чтобы те затаились в деревне. Наблюдатели сообщили, что в один из домов в городе вошло шесть подозрительных мужчин с тяжелыми сумками. В пределах часа мы уже находились на инструктаже в полицейском участке в Померое. Одетые как обычные солдаты, мы проникли в город и устроили вокруг подозрительного дома засаду.

Я командовал штурмовой группой из трех человек, состоявшей из меня, Гарри Тейлора и Деса Эйча, которая расположилась прямо напротив дома. Время медленно шло к рассвету, когда, как мы предполагали, и начнется штурм. Когда на небе забрезжила заря нового дня, стало понятно, что мы не сможем долго оставаться незамеченными в маленьком городке, и решили действовать. Один из военнослужащих отряда, сопровождаемый довольно нервным человеком из Королевской полиции Ольстера, смело подошел к входной двери и постучал. Вокруг него собралось двадцать автоматчиков. Если бы в этот момент где-то завелась машина, то дом наверняка засыпало бы свинцовым дождем.

Через несколько минут появился юноша лет шестнадцати. В сумках были музыкальные инструменты, а внутри дома мы обнаружили еще четырех очень напуганных подростков, членов музыкальной группы. Ничего не оставалось, кроме как извиниться и уйти.

Поскольку я был старшим медиком отряда, меня постоянно вызывали проводить занятия по оказанию первой медицинской помощи для других учреждений. Я также продолжал свое образование в армейском учебном центре в Лисберне. Однажды, возвращаясь с занятия, я вышел на связь, чтобы сообщить на базу, что мы уже в пути. Ответ заставил меня и двух моих напарников напрячься — это было одно слово: «Ограничить!». Такое указание, означающее: «Не выходите в эфир, у нас чрезвычайная ситуация!» — связист дает только в том случае, если произошло боестолкновение. Похоже, так оно и было, так как Джон Эс докладывал, что не может найти оружие, и что машина разбита. Мы бросились на базу на максимальной скорости. Но случился не бой, а автокатастрофа. Томми Палмер, слишком часто гонявший слишком быстро, погиб, а другой военнослужащий отряда был тяжело ранен. Его пистолет исчез и так и не был найден. Они ехали на рыбалку, когда он на большой скорости потерял управление на автостраде возле Лургана. Это была трагическая утрата, повлиявшая на всех нас. Томми был замечательным человеком, получившим Королевскую медаль за отвагу⁷⁷ за штурм иранского посольства в 1980 году, во время которого он убил двух террористов.

Наконец, когда наша командировка подходила к концу, появилась работа, которая казалась беспроигрышной. Человек из специального отдела, ставивший перед нами задачу, был одним из самых надежных сотрудников полиции в Провинции, и вызывал отряд только тогда, когда была реальная перспектива перестрелки. Двое боевиков ИРА должны были занять дом, бросив возле него угнанную машину, но после того, как сотрудники полиции приедут осматривать машину, стрелки могли открыть по ним огонь из «Армалайта» и снайперской винтовки.

«Отряд» запускал нас в работу, разместив НП таким образом, чтобы наблюдатели могли наблюдать за домом, и сообщить нам, когда туда войдут стрелки. После этого мы начинали штурм.

Мы с Джоном Эсом составили план нападения. Он был очень прост. Как только стрелки войдут в дом, мы нападем на объект, переодевшись в форму местного армейского подразделения. Я должен был кувалдой вышибить дверь, а Джон поведет в здание два штурмовых расчета по четыре человека.

Внутри дом нужно было обыскать. В комнату, из которой могли стрелять боевики, вела узкая лестница. По ней мы должны были подняться очень быстро, чтобы избежать потерь.

Со стороны присутствующих старших сотрудников полиции наш план одобрения не встретил. Они были обеспокоены защитой своего агента. Если мы нападем на дом до того, как стрелок откроет огонь, в ИРА узнают, что в их рядах есть информатор. Боевикам нужно было дать возможность открыть огонь первыми. За все годы службы в армии я никогда не слышал ничего настолько глупого. Вне зависимости от того, что будет заявлено официально, за пару дней в ИРА узнают, что их добровольцев убил не армейский патруль, а Специальная Авиадесантная Служба — в Северной Ирландии не существует такого понятия, как секрет. Мы указали старшему офицеру полиции на то, что если мы дадим возможность республиканцам открыть огонь первыми, то полицейское подразделение, которому поручено отреагировать на угон автомобиля, скорее всего, на таком близком расстоянии понесет потери, кто-то даже погибнет, но его ответ потряс всех нас. Он ответил просто:

— Это риск, на который мы должны пойти.

Мы загрузились и приготовились к бою. В качестве основного оружия я выбрал MP5, а в качестве запасного — свой надежный 9-мм пистолет «Браунинг». Также я взял две осколочные гранаты. В Ольстере они никогда не использовались, и штаб-сержант нашего отряда, руководивший работой из оперативной комнаты подразделения, сказал Джону, чтобы он велел мне положить их на место.

Я посмотрел своему командиру группы прямо в глаза.

— Джон, ты ведь не позволишь мне подняться по этой лестнице первым. Если противник собьет тебя с ног, я закидаю его гранатами, а потом поднимусь наверх и добью всех людей в комнате.

— Ты будешь использовать их, только если они меня убьют?

— Именно так.

Он похлопал меня по плечу.

— Мне этого достаточно. Ровно до тех пор, пока я не окажусь рядом, чтобы принять на себя основной удар.

В район засады мы отправились в гражданском микроавтобусе без опознавательных знаков. Там водитель, одетый в гражданскую одежду, начал читать газету. Впервые мы тихими голосами начали обсуждать свои мысли относительно приказов сотрудника Королевской полиции Ольстера. Каждый из нас высказал свое мнение. В конце концов Джон подвел итог.

— Как только «Отряд» откроет огонь по дому, заходим внутрь. К черту ожидание, пока боевики не откроют огонь первыми. Мы заходим. Согласны?

Все кивнули. Мы ослушаемся прямого приказа, но ни за что на свете не позволим застрелить двух храбрых людей из полиции, чтобы защитить информатора.

Группа ликвидаторов не пришла. Идя с оружием наперевес, они заметили проезжавший мимо полицейский патруль и решили прекратить операцию. В моей памяти отложились две вещи, связанные с этой операцией: мужество людей, которые были готовы поставить на карту свою жизнь и карьеру ради принципа, и пренебрежение некоторых старших офицеров Королевской полиции Ольстера к своим людям.

Командировка подошла к концу: ни убийств, ни арестов, но мы потеряли одного человека в результате несчастного случая. Тем не менее, для меня это была хорошая поездка. В конце ротации меня повысили в должности, и я участвовал в каждой крупной операции, которое нам поручали, что заслужило высокую оценку моих коллег. Я познакомился с двумя сотрудниками Королевской полиции Ольстера, которые стали друзьями на всю жизнь и оказали на меня большое влияние, Биллом Ди и Тимом Эм. Я наконец-то научился контролировать резкие перепады настроения, свойственные мне в прошлом. Хотя под поверхностью все еще таились демоны — мои одинокие вылазки в западный Белфаст в поисках неприятностей были тому свидетельством — но, по крайней мере, теперь я мог держать их на цепи.

Во время отпуска я женился во второй раз, моей избранницей стала Джулия, девушка из Херефорда. Джон Эс стал моим шафером. Прием в клубе «Палудрин» был грандиозным, с более чем двумя сотнями гостей. Позже вечером в 21:00 у сержантов состоялся официальный ужин в парадной форме. Фред Эм, огромный фиджиец, все еще пил со мной в баре, когда мой штаб-сержант, Пит, мягко сказал ему, что полковой сержант-майор вызывает его в сержантскую столовую. Ответ Фреда продемонстрировал всю теплоту, характер и силу этого человека.

— Передайте сержант-майору, что я нездоров. Я пью со своим братом, — и перекинул огромную руку через мое плечо.

*****

В конце ноября 1983 года меня отправили вместе с эскадроном на учения в Судан. Это была страна повальной нищеты и гражданской войны, где хорошо накормленными казались только вооруженные силы. Впервые я увидел, как люди умирают от голода. Однажды, во время рекогносцировки, объезжая окрестности в поисках возможных минометных позиций для предполагаемых учений, я остановился на обочине дороги, чтобы заварить чай и перекусить. Вдруг у меня возникло чувство, что за мной наблюдают, и я медленно повернулся — меня изучал старик с истощенным от голода телом. Грязные и покрытые мухами тряпки слабо защищали его худую фигуру от безжалостного Солнца. Его глаза встретились с моими, затем остановились на сэндвиче, который я собирался съесть, и старик сложил руки в молитве, протягивая их ко мне, умоляя дать ему поесть. Я передал ему еду, а затем приготовил горячий сладкий чай. Мы сидели вдвоем в тени моего «Лендровера», и я смотрел, как он ест. Ел он, как все по-настоящему голодные люди, с мучительной медлительностью, наслаждаясь каждым кусочком. Я собрал еще немного еды и передал ему, затем забрался обратно в машину и, отъезжая, помахал ему рукой. Он мне ответил. В зеркале заднего вида я наблюдал за стариком, который все еще стоял и смотрел мне вослед. Никто из нас не произнес ни слова.

Во время пребывания в Судане мы проводили совместные тренировки с местными войсками. Их подготовка была на очень низком уровне. Однажды, когда мы пытались научить их обращаться с 81-мм минометом, они настолько плохо стреляли, что три мины ушли в пустоту. Впереди сидела наша группа наблюдателей, и первая мина упала всего в ста метрах от них, вторая пришла еще ближе. Все затаили дыхание в ожидании последнего прилета. Когда мина приземлилась, мы позвонили на наблюдательный пункт. Там не ответили, и все с замиранием сердца смотрели на рацию. Потом она ожила.

— Все в порядке… Она промахнулась… просто…

У нас также была возможность получить в местной гавани хорошую водолазную подготовку. Вода была теплой и кристально чистой, но также была полна тварями, которые хотели откусить от тебя кусок королевского размера. Моим напарником был Чаки, и однажды мы ныряли на затонувшее грузовое судно времен Второй мировой войны, все еще забитое боеприпасами. Когда мы плыли вокруг его носовой части, то наткнулись на большой фрагмент надстройки, который откололся от основного корпуса, и образовал своего рода искусственный туннель. Чаки направился туда, но не успел он пройти и метра, как из отверстия в борту затонувшего судна вынырнула огромная черная мурена с открытой пастью, обнажавшей ряды мелких, острых как бритва зубов. Она метнулась к ноге моего товарища, промахнулась и быстро повернулась, чтобы посмотреть на меня. Я же в этот момент судорожно давал задний ход, издавая бессвязные булькающие звуки. Существо, длиной более шести футов, нырнуло обратно в свою нору. Эти чудища очень привязаны к своему месту обитания и будут нападать на всех, кто вздумает проплывать мимо него. Чаки очень повезло, что он не потерял часть ноги.

Самый близкий звоночек для меня прозвенел при иных обстоятельствах, вскоре после того, как я только что закончил подводные подрывные работы. Воду заполнила мертвая рыба, погибшая от взрыва, а я был настолько поглощен проверкой, что все мои заряды сработали штатно, что забыл внимательно проследить за ней. Тут рядом со мной лениво проплыла тень. Я замер — менее чем в метре от меня находилась пятифутовая акула. Понятно, в свою лодку я поднялся со скоростью баллистической ракеты «Трайдент».

Поскольку я был руководителем водолазных работ, то, соответственно, отвечал за подготовку местной суданской команды. Когда они прибыли, я обратил внимание, что их грузовые пояса представляли собой просто куски веревки с привязанным к ним свинцом. Мы отдали им свое снаряжение, и они оказались отличными водолазами.

Наша основная подготовка — отработка действий при боестолкновении и проведение засад — проходила в пустыне. Тренировки в Специальной Авиадесантной Службе всегда максимально, насколько это возможно для Полка, приближены к реальным боевым действиям. Учениями руководил Мел Пи, известный по захвату иранского посольства, и он помог подготовить засаду типа «А». В этой засаде, являющейся коронной фишкой САС, большое значение придается использованию самодельных подрывных зарядов и мин. Я должен был подорвать четыре 81-мм минометных мины, которые были переделаны в импровизированные фугасы направленного действия. Это должно было быть сделано в условиях, максимально приближенных к боевым, на очень близком расстоянии. Когда я нажал на подрывную машинку, казалось, из моего тела вышел весь воздух, а уши просто взорвались. На миллисекунду я полностью потерял ориентацию.

Затем меня охватила боль — острая, сильная и горячая. Казалось, что моя правая нога горит огнем. Посмотрев вниз, я увидел, что через мои полевые брюки просачиваются кровь и желтая слизь — моя берцовая кость оказалась перебита посередине полудюймовым осколком, словно битой для крикета. Большое сухожилие, проходящее по передней части голени, было разорвано. Позже мне сказали, что с него я потерял четыре дюйма. Боль была неописуемой. В фильмах, когда героя ранят, он переворачивается, прикуривает сигарету и спокойно продолжает стрелять во бегущих плохих парней. В меня стреляли и раньше, но никогда пуля не проходила через кость. Я орал во весь голос, вызывая санитара. То, что происходило со мной потом, затерялось в наркотическом тумане, вызванном морфием. Мне рассказывали, как меня эвакуировали через всю страну, а затем оперировали во временном полевом госпитале. В себя я пришел уже находясь в госпитале в Великобритании, где перенес три долгие и болезненные операции по восстановлению повреждений голени.

Пока я выздоравливал, до меня дошли слухи, что эскадрон «А» уничтожил возле Колайленда двух членов Временной ИРА. Хотя я все еще сидел на больших дозах обезболивающего, мне удалось уговорить дружелюбную медсестру принести мне пару банок пива, чтобы поднять тост. Это была первая ликвидация в Полку в Ольстере с ноября 1978 года. За пять прошедших лет сочетание невезения, плохой разведки и, надо признать, плохого несения службы позволяло ИРА ускользать от нас. Теперь, наконец, мы добились успеха.

Операция на ноге была завершена, меня выписали из больницы, сказав, что пройдет еще шесть месяцев, прежде чем я смогу нормально ходить. Через шесть недель я уже бегал трехмильный кросс.

К середине января 1984 года я был в Катаре в звании капитана и помогал обучать спецназ этой страны методам САС. Это была хорошая работа, хотя и немного разочаровывающая. Армия в основном была наемной, набранной со всего Ближнего Востока. В ее рядах были египтяне, суданцы и даже несколько ливанцев, только что переживших ужасную гражданскую войну.

Как и все профессиональные военные, я слежу за войнами, где бы они ни велись, всегда стремясь извлечь урок, который может спасти тебе жизнь, и с восхищением наблюдал, как израильская армия, значительно уступая в численности, одерживала победу за победой над объединенной мощью арабов. Спустя менее чем через неделю обучения катарцев я понял, что израильтяне победили потому, что уровень подготовки у их противников был крайне низок.

Мой первый урок рукопашного боя проиллюстрировал лишь некоторые из проблем, с которыми мы столкнулись. Пытаясь замотивировать класс, я доводил себя до экстаза, показывая уязвимые точки тела и убойные удары, наносимые по ним.

— У вас должна быть агрессия, — почти кричал я.

Но повернувшись, я увидел, что половина из них держатся друг за друга. Я чуть не прослезился. Пришлось сменить тактику. Решив, что наглядная иллюстрация стоит тысячи слов, я попросил их самого сильного мужчину выйти вперед. Ко мне подошел громадный мужчина с плечами гиганта. В гражданской жизни он был борцом. Я попросил его обнять меня по-медвежьи. Он подчинился — сила у него была совершенно исключительной. Тут я нанес ему оглушающий удар по обеим сторонам головы, и он рухнул. Класс стал похож на взволнованных детей, — они загалдели, начали прыгать от радости, прося показать это снова. Моя жертва была не так воодушевлена, находясь в полубессознательном состоянии. Но с тех пор мне, по крайней мере, удавалось привлекать их внимание.

Как раз во время подготовки до нас дошли новости о том, что в Ольстере был убит Дуги Орам. Вместе с еще одним оперативником он находился в оперативной группе, которая была демаскирована. Три человека из ИРА подкрались к ним сзади, и первое, что они услышали, был голос, сказавший: «Вы британцы. Встаньте». Дуги и его спутник встали и повернулись лицом к ним. На несколько секунд воцарилась тишина, а затем с быстротой реакции, которая и сделала его легендарным, Дуги начал действовать. Он успел выхватить пистолет и выстрелить до того, как противник успел среагировать, ранив двух своих врагов. Его спутник тоже начал доставать пистолет. Пара боевиков из ИРА, Хоган и Мартин, открыли огонь, убив Дуги и тяжело ранив его спутника. Резерв разведывательной роты отреагировал в считанные секунды. Оба террориста, все еще вооруженные, были убиты. Третий боец ИРА скрылся.

Мы продолжали тренировать катарцев и постепенно смогли привести их в нужную форму. Было очень трудно заставить их сосредоточиться более чем на несколько минут. Срочности в их мире не существовало, и сколько бы мы ни пытались донести до них, что в бою скорость действий жизненно важна, они всегда делали все в замедленном темпе. Несмотря на это, к тому времени, когда мне пришлось уезжать, они стали вполне приличным боевым подразделением и позже отличились в войне в Персидском заливе. В аэропорту эти ребята пришли попрощаться. Было трудно ворчать и не проявлять эмоций, так как, несмотря ни на что, они мне понравились. Последним, кто пожал мне руку, был тот самый огромный суданский борец.

— Сэр, — с гордостью объявил Айбрем собравшимся слушателям, — после того как вы меня ударили, у меня три дня болела голова.

Обычно в конце тренировки принимающая сторона дарит членам команды часы. Мои были отправлены почтой — мне пришлось уехать раньше, так как серьезно заболела бабушка, и я навестил ее в Глазго. Ей было очень плохо. Я оставался с ней два дня, пока не прошел кризис и непосредственная опасность не отступила. У меня чуть сердце не разрывалось, когда я видел ее такой больной. Последние несколько лет я старался видеться с ней как можно чаще, но в связи со своей работой, и постоянными поездками за границу, визиты неизбежно становились все реже и реже. А теперь от того теплого, светлого и любящего человека, который был опорой моего детства, осталась лишь бледная тень. Ее разум постоянно затуманивался, но в те моменты, когда к бабушке возвращался ее светлый ум, она говорила только о том, как гордится мной и как сильно она меня любит. Потом бабушка снова замыкалась в себе. Больше всего на свете мне тогда хотелось, чтобы мой родной человек понял, как многое она для меня значит, и могу только надеяться, что она это знала.

Вернувшись из отпуска в конце 1984 года, я провел в Херефорде всего три недели, прежде чем снова уехать за границу, на этот раз в Малайю, на учения в джунглях. Эта поездка дала мне возможность познакомиться с некоторыми из новых солдат эскадрона «B». Они показались мне хорошей компанией, особенно маленький шотландец по имени Джоки. Он был бывшим десантником, и я полюбил его сразу же, как только мы познакомились. У него было отличное чувство юмора, и он относился к жизни так, будто завтра никогда не наступит. Воплощение истинного воина, желающего только того, что нужно бойцу: война, выпивка и женщины, — хотя и не обязательно в таком порядке. Дес хорошо его описал: «Если бы вы сломали этого человека пополам, то внутри увидели бы десантника».

Подход Джоки к жизни можно проиллюстрировать одним случаем, произошедшим в сингапурском баре. У нас возникли проблемы с какими-то американцами, и на мгновение показалось, что драки не избежать. Через толпу протиснулся один из самых крупных мужчин, которых я когда-либо видел в своей жизни: лысый гигант, ростом выше шести футов и весом не менее восемнадцати стоунов, с руками, похожими на переплетенные жилами стволы деревьев. Это был вышибала. Джоки взглянул на него и подпрыгнул вверх, пытаясь ударить его головой, но она без вреда отскочила от груди здоровяка. Тот посмотрел на шотландца с иронией, а остальные из нас бросились вперед. Я думал, что нам потребуется вся наша толпа, чтобы остановить этого человека, разрывающего на части нашего маленького товарища.

— Ты не должен этого делать, сынок, — произнес великан с мягким, приторным ирландским акцентом. — Ты только себе навредишь.

Он оказался действительно хорошим парнем, который служил в торговом флоте, потом ушел с корабля, начинал вышибалой в баре, женился на местной девушке и теперь был наполовину владельцем этого заведения. Он отвел нас подальше от американцев и выпил с нами несколько кружек пива. И пока мы были месте, ни у кого не возникло желания начинать неприятности.

Именно во время этой поездки я увидел первое реальное изменение в тактике ведения боя в САС. На смену прежнему подходу «стреляй и беги» пришли более агрессивные занятия с использованием бóльшей огневой мощи.

В конце двухмесячной командировки все медики эскадрона под командованием полкового врача провели операцию по завоеванию «умов и сердец» на севере страны, недалеко от границы с Таиландом. Такие действия так же важны, как и операции по реальному уничтожению противника, и они всегда играли важную роль во всех кампаниях САС, за исключением Ольстера. Только завоевав доверие и уважение местных жителей, любая армия может надеяться на победу в партизанской войне. Именно по этой причине в конце 70-х годов медики САС получили дополнительную подготовку как парамедики, чтобы патрули могли справляться с различными заболеваниями и травмами, встречающимися в отдаленных уголках мира.

Район, в котором мы работали, все еще считался враждебным, поскольку он только недавно вернулся под полный контроль правительства. Нас охранял взвод солдат малазийской армии, и мы имели при себе оружие и полный боекомплект. Хотя в этом районе уже более шести лет не появлялось ни единого врача, большинство жителей местного племени были здоровы. Мы выявили несколько случаев заражения глистами из-за плохого источника воды, которые и вылечили. Люди, с которыми мы имели дело, особенно дети, были добрыми и любознательными. Абсолютно полноценная, приносящая удовлетворение работа.

У меня есть одна страсть: я люблю в конце дня выкурить сигару. Мои же у меня закончились за два дня до того, как мы должны были улетать, и я случайно упомянул об этом одному из старейшин племени. Через десять минут у меня в руках была местная сигара ручной скрутки. Я прикурил ее, когда Солнце начало садиться, и через две затяжки я уже летал в облаках на седьмом небе, — высоко, как воздушный змей. Вызвали доктора. Это была чистая марихуана, мой первый и последний опыт ее употребления.

*****

В октябре 1984 года я снова оказался в антитеррористической группе под командованием моего хорошего друга Пита Би, на этот раз в качестве заместителя командира группы, отвечавшего за способы проникновения и штурма. Пит служил вместе со мной в Парашютном полку. Красивый, с мягким говором и умный, он воплощал в себе все те качества, которыми в представлении других и должен обладать сержант САС. Во время Фолклендской войны он находился в составе той самой злополучной передовой группы. Во многих отношениях он был отличной противоположностью мне и Десу Эйчу, другому бывшему парашютисту, который тоже входил в состав нашей группы.

Дес был крупным, крепким солдатом, не терпевшим никаких возражений. Он был весь покрыт татуировками, даже на спине, а непокорная копна вьющихся каштановых волос, самокритичное чувство юмора и обаятельная улыбка делали его человеком, которого трудно не любить. В отношении того, что Специальная Авиадесантная Служба должна делать в Ольстере, он был еще более жёстким и непримиримым, чем даже я. Однажды во время поездки на учения он выдвинул свою последнюю идею по уничтожению ИРА.

— Мы должны делать так: каждый месяц хватать по одному человеку из ИРА и заставлять их исчезать. Они никогда не узнают, что это мы, и в их рядах возникнет паника.

Пит покачал головой.

— Правительство никогда на это не пойдет. Им не нравится даже, когда мы стреляем в них, когда видим в их руках оружие.

— Все равно ничего не получится, — вставил я.

— Почему же? — спросил Дес.

— На нас быстро набросится оппозиция. Для них это была бы манна небесная с точки зрения пропаганды. К ИРА присоединились бы даже умеренные католики.

— Если мы все сделаем правильно, они никогда об этом не узнают, — не сдавался Дес.

— Конечно узнают, они же не дураки. Один или два убийства нам еще могут сойти с рук, но после этого каждая национальная газета запестрит заголовками. Кроме того, ты не сможешь сохранить что-то подобное в тайне. Настоящих секретов не существует. Рано или поздно что-нибудь просочится в прессу, и все мы окажемся на скамье подсудимых.

— Ну, и каково твое решение? — потребовал Дес.

— У меня его нет. ИРА проигрывает. Мы их уничтожаем, день за днем. Сейчас это не имеет особого значения, потому что у нас приемлемый уровень насилия, хотя правительство никогда этого не признает. Пока Временная ИРА не выйдет из-под контроля, мы будем просто сдерживать их, пока они не устанут настолько, что сдадутся.

— Ха, — фыркнул Дес. Он ожидал от меня бóльшей поддержки своих теорий. — Вы только посмотрите, кто это проповедует самоограничение. Ты же один из самых жестоких людей, которых я знаю.

— Между нами большая разница, Дес. Когда ты едешь в Ольстер, ты думаешь, что, убивая людей из ИРА, ты решаешь проблему. А я убиваю их просто потому, что мне это нравится.

Собравшаяся аудитория разразилась хохотом.

Нас постоянно вызывали для проведения бесчисленных показных занятий для приезжих ВИП-персон. Эти мероприятия всегда начинались одинаково. Гостей вели в небольшое помещение в «Стрелковом доме», где босс объяснял, что именно в этой комнате все бойцы САС начинают изучать ближний огневой бой. Офицер обычно садился за столом в окружении трех мишеней. Снаружи, одетые в черные штурмовые комбинезоны и вооруженные пистолетами-пулеметами MP5, ждала группа захвата из трех человек. Босс доводил свою презентацию до кульминации: «Мы считаем, что ближний бой можно лучше всего обозначить аббревиатурой САС, которая означает… Скорость, Агрессия, Сюрприз!»

После этих слов в помещение врывались три человека вместе со свето-шумовой гранатой. Двое поражали мишени вокруг босса, в то время как третий вытаскивал его. Обычно мы справлялись с этим за 2,5 секунды.

В Северной Ирландии теперь выполнял задачи 7-й отряд эскадрона «B» (авиадесантный). Их командировке предстояло стать богатой на события, и началась она с операции, проведенной 12-го октября недалеко от Портадауна. Группа ликвидаторов из ИРА планировала убить майора Полка обороны Ольстера. Действуя по наводке информатора специального отдела, авиадесантный отряд провел одну из самых опасных операций, которую поручают выполнять САС, — подмену. Один из военнослужащих отряда занял место предполагаемой мишени, действуя как подставное лицо для выманивания террористов. Человеком, который вызвался выполнить эту работу, был Эл Слейтер, бывший сержант Парашютного полка. Большая умница, человек с потрясающим чувством юмора, Эл вступил в САС всего за год до этого события, и уже тогда его можно было назвать человеком, который пойдет далеко. Мне он понравился сразу же.

Операция оказалась неудачной по многим причинам: группа захвата САС, ожидавшая на соседних улицах, сработала слишком поздно, что привело к погоне на автомобилях по узким, извилистым дорогам. Военнослужащие, находившиеся в машинах, не могли высунуться из окон, чтобы открыть огонь по банде ИРА, сидевшей в микроавтобусе, и пытались стрелять через стекла собственных машин. Из-за этого по микроавтобусу было зафиксировано только одно попадание. Террористы, находясь на более устойчивой платформе, открыли по своим преследователям шквальный огонь. По трагической случайности, в момент, когда они бросали свою машину, перекрестным огнем был убит случайный прохожий Фредерик Джексон.

Однажды наша группа принимала гостя, военнослужащего элитного американского подразделения «Дельта», Маршалла Би. Он был ревностным христианином и самым лучшим стрелком из пистолета, которого я когда-либо видел в жизни. Его показное занятие по стрельбе до сих пор свежо в моей памяти.

— Мы в «Дельте» знаем, что в области антитеррористических действий нет ничего такого, чего мы могли бы научить САС. Однако мы можем многому вас научить в части стрельбы из пистолета. Прошу внимания!

Он повернулся к мишени, достал пятидесятипенсовую монетку и положил ее на тыльную сторону ладони, после чего повернул руку, чтобы она упала. Пока монета летела к земле, он выхватил свой штатный «Кольт» .45-го калибра и всадил две пули в двухдюймовый центр мишени, находившейся в десяти метрах. Я тихо присвистнул от восхищения. Он снова повернулся к застывшим слушателям.

— Я всего лишь обычный стрелок из отряда «Дельта», и к концу наших занятий вы будете стрелять из пистолета не хуже меня.

В тот момент я ему не поверил, однако это было заблуждение. Сейчас я могу выхватить свой «Браунинг» и опустошить двадцатизарядный магазин в двухдюймовый круг на расстоянии двадцати метров менее чем за три секунды.

Во время своей работы в группе Маршалл обратил в христианство одного из военнослужащих эскадрона. Сейчас он служит в армии капелланом.

Утром в воскресенье 3-го декабря я готовился к поездке на север Англии на тренировочные занятия группы, когда зазвонил телефон.

— Гарри, это Дес. Ты слышал новости?

— Нет.

Мой друг на другом конце провода затаил дыхание. Должно быть, что-то нехорошее.

— Эл Слейтер погиб.

Недалеко от городка Кеш в графстве Фермана, Эл и еще два сотрудника группы остановились, чтобы выставить временный блокпост. Они реализовывали разведывательную информацию о том, что один из скрывающихся от правосудия боевиков собирается провести операцию, которая могла привести к многочисленным жертвам со стороны сил безопасности. Погода была совершенно ужасной. Пока парни ждали, к ним через сильный туман вышел одинокий человек. Один из спутников Эла, Пит Эс, попросил его остановиться, в ответ мужчина тихо присвистнул. Пит снова окликнул его, на этот раз сказав:

— Стоять, силы безопасности!

Человек бросился бежать через поле, преследуемый Питом и командиром машины, Сирилом Кеем. Эл решил выпустить сигнальную ракету, но как только он это сделал, по нему открыли огонь с близкого расстояния. Раненный в плечо, наш товарищ повернулся и вступил в бой с врагом, стреляя из винтовки с одной руки, однако снова был ранен в грудь и голову. Сражаясь до последнего, он пал, продолжая вести огонь.

Пит и Сирил схватили беглеца и привели его в машину, но были совершенно не готовы к тому, чтобы по возвращению обнаружить Эла мертвым — туман приглушил звуки перестрелки. Их пленник запаниковал и попытался сбежать снова. Его пристрелили, при этом и Пит, и Сирил заявляли, что он схватился за оружие. Позже его опознали как Энтони Макбрайда, бывшего сержанта ирландской армии и одного из ведущих активистов Временной ИРА.

По наихудшему стечению обстоятельств Эл остановил свою машину прямо напротив засады ИРА, где террористы планировали подорвать полицейский патруль и добить всех оставшихся в живых. Подрывником был Макбрайд.

Ответным огнем Эл ранил одного из своих убийц, а когда банда пыталась перебраться через близлежащую реку, один из них, Киран Флеминг, свалился в глубокую канаву и утонул.

Известие о смерти Эла очень сильно меня поразило. До этого Полк потерял в Ольстере только одного человека: капитана Ричарда Уэстмакотта, убитого в мае 1980 года в Белфасте.

Во второй половине дня я отправился в городок Коттингем в графстве Халл, чтобы встретиться с человеком по имени Редж Клакас. Это был миллионер-самородок, изобретатель высочайшего класса — возможно, он был ближе всего к нашему собственному полковому «мистеру Кью», умельцу из фильмов о Джеймсе Бонде. Когда у нас возникала проблема, мы шли к Реджу, и он ее решал. Среди его изобретений была «дробилка», позволявшая почти бесшумно вытаскивать кирпичи из стен, и патрон Хаттона, — специальный боеприпас для дробовика, который мы использовали для вышибания дверей без ущерба для тех, кто стоял за ними. В тот вечер мы устроили поминки по Элу, и Редж поставил в конце барной стойки пинту пива для воина, которого уже не было с нами. О гостеприимстве Реджа ходили легенды, а мы как раз в нем нуждались. Я всегда с нежностью вспоминаю о своем пребывании у него.

Поступившее через четыре дня после убийства Эла известие об успехе чуть приподняло наше настроение. Были застрелены два члена Временной ИРА из Дерри, Дэниел Доэрти и Уильям Флеминг, брат Кирана, утонувшего во время убийства Эла. Сначала мы думали, что это дело рук САС, но оказалось, что их застрелили оперативники «Отряда». Они вели обычное наблюдение и засекли эту парочку, когда те направлялись в больницу Гранша, чтобы убить находившегося там военнослужащего Полка обороны Ольстера. Оба террориста были на мотоцикле и, когда стало ясно, что они не только вооружены, но и направляются на дело, их застрелили. Хотя это ни в коем случае не сравнивало счет для Эла, нам стало немного легче.

Приближалось Рождество и время проведения годового собрания личного состава Полка. Каждый год на этом мероприятии выступал приглашенный оратор. Выступавший в том году подполковник ВВС США произвел на меня глубокое и неизгладимое впечатление. Он встал и оглядел свою молчавшую аудиторию.

— В этой комнате нет ни одного человека, которого нельзя было бы заставить говорить, — сказал он, и сделал паузу, чтобы окинуть всех нас оценивающим взглядом. — Я знаю, с кем я сейчас разговариваю, и знаю, что здесь собрались очень суровые парни, но если вы попали в плен к врагу, который умеет применять пытки, вас заставят говорить.

Летчик рассказал свою историю. В начале 1970-х годов он совершал полет над Северным Вьетнамом. Его самолет был сбит, а сам он попал в плен к северовьетнамцам. Его правую руку перебили пулей, и это стало основным объектом внимания его следователя. Когда он вспоминал об этом, на его губах играла легкая улыбка.

— Все было нормально. Она так онемела, что я ничего не чувствовал. Они могли крутить и вертеть эту чертову штуку целый день.

Его следователи стали более изощренными. Были изготовлены широкие кожаные ремни, и его руки связали за спиной. Ремни пропустили под мышками, перекинули через балку, и его подвесили на высоте трех или четырех футов над землей. В течение некоторого времени под весом тела наступал вывих рук. Его мучители приходили, вправляли ему плечи и повторяли то же самое. Так продолжалось на протяжении двадцати четырех часов. Когда им так и не удалось заставить его говорить, они придумали кое-что новенькое. Ремни пропустили через голову и через связанные ноги, закручивая его в тугое колесо, а затем бросили его в угол. На этом этапе он чуть не умер. Не имея возможности шевельнуться, он начал рвать и чуть не задохнулся.

— В тот момент мне было наплевать. На самом деле, мне хотелось умереть.

Пришли охранники, развязали его путы, прочистили дыхательные пути и снова свернули его в клубок. Спустя пару часов такого издевательства, сообщил он нам, вы заговорите по-любому, пусть даже для того, чтобы проклясть своих мучителей.

— Секрет состоит в том, чтобы говорить, не выдавая секретную информацию, и сохранить свою честь.

Остальная часть его рассказа касалась четырех лет, проведенных им в лагере для военнопленных под названием «Ханой Хилтон»: избиения, пытки, казни, а также его выживание и окончательное возвращение на родину.

Когда выступающий закончил, поднялся командир, но прежде чем он успел что-то сказать, ряды бойцов САС встали, чтобы аплодировать стоя по-настоящему храброму человеку.

Эскадрон «В» начал сворачиваться в Ольстере, а эскадрон «G», который должен был заменить нас в антитеррористической группе, только начинал свои тренировки по боевому слаживанию, когда внезапно поступило сообщение о возможной операции, причем в самом неожиданном месте.

В Гамбии произошел военный переворот и соседний Сенегал, направлявший свои вооруженные силы для восстановления президента у власти, запросил небольшую группу САС, не более трех человек, проконсультировать их. В течение нескольких часов туда направились майор Крук и два капрала. В эскадроне «G» утверждали, что должны ехать их люди. Ответ командира стал в Полку чем-то вроде крылатой фразы: «Никаких “но”, это должен быть “B”».

Эти три человека быстро освоились среди сенегальских войск и уже через несколько дней вошли с ними в Гамбию. Вскоре они пригодились. Жена и семья бывшего президента были взяты повстанцами в заложники, и то, что произошло дальше, стало проявлением настоящего гения САС. Лобовая атака на базу повстанцев вполне могла привести к гибели всей семьи, поэтому на базу была тайно доставлена записка, в которой жена президента просила о посещении больницы. Как и ожидал Круки, семью во время визита охраняли всего два человека. Тут они впервые узнали о присутствии спецназовцев, когда обнаружили, что смотрят в дула 9-мм «Браунингов» двух капралов, поверх которых на них смотрели ледяные глаза. Тихий голос Круки попросил жену и семью президента пройти с ним, и меньше чем через минуту их увезли в безопасное место. Оба мятежника остались в плену у САС, опасаясь, — совершенно справедливо! — что если сенегальцы бросят их на произвол судьбы, то их расстреляют.

После освобождения первой семьи сенегальцы начали крупное наступление, и сопротивление повстанцев быстро ослабло. Бойцы САС находились в самой гуще событий, при этом один из пленных в больнице фактически носил и перезаряжал винтовку для одного из капралов, — настолько он был напуган тем, что его могут застрелить, если он останется один. Наша троица не только помогла в наступлении, их присутствие и спокойная властность предотвратили многие зверства после капитуляции повстанцев. Менее чем за неделю они спасли семью, подавили восстание и помогли восстановить правительство страны. Круки был награжден орденом «За выдающуюся службу», а оба капрала получили Воинскую медаль.

*****

Мы передали функции антитеррористической группы эскадрону «G». Официальная передача дежурства происходит вместе со всем вооружением и снаряжением после того, как прибывший эскадрон завершает подготовку по боевому слаживанию. В то время как происходила смена, «Отряд» снова действовал в Ольстере, на этот раз в Страбейне. Двадцать третьего февраля очередная рутинная операция по наблюдению, направленная на выявление укрытия террористов, закончилась тем, что трое сотрудников подразделения почти лоб в лоб столкнулись с тремя бойцами ИРА, возвращавшимися к своему конспиративному укрытию после неудачной засады на патруль Королевской полиции Ольстера. В завязавшейся перестрелке трое «Провосов», Майкл и Дэвид Девайны и Чарльз Бреслин, были убиты. На месте происшествия было найдено автоматическое оружие, в том числе впервые были обнаружены самодельные гранатометы.

Как бы плохо ни обстояли дела, они должны были стать еще хуже. Три бойца эскадрона «G», недавно прибывшие в Провинцию, заблудились в графстве Тирон недалеко от республиканского города Каррикмор. Свернув не туда, они заехали на свалку, которой управляла семья республиканцев, и их автомобиль быстро окружили. В завязавшейся потасовке им удалось убежать, бросив машину, карты и оружие. Это были молодые и неопытные оперативники под командованием ланс-капрала, но даже несмотря на это, их действия заставили обратить особое внимание на работу Полка в Провинции.

Успех «Отряда» и провал операции САСовцев вызвал кризис доверия в спецназовских кругах в Ольстере. С целью выяснить, что идет не так, и заверить остальных, особенно специальный отдел, что все будет исправлено, прибыли старшие офицеры Специальной Авиадесантной Службы. Начали реализовываться давно вынашиваемые планы. Теперь отряд не будет выделяться из состава эскадрона для проведения антитеррористических операций. Наконец-то в Полку признали, что Ольстер — это особый оперативный район, и отныне в нем будут служить добровольцы на протяжении одного года. Те, кто вызывался добровольно, должны были пройти тщательную подготовку и отбор. В течение года после Каррикморского разгрома в Ольстере находились самые лучшие люди, которых мог выставить Полк, ожидая возможности поквитаться с ИРА. Но для меня было уже слишком поздно.

Нахождение в небольшой элитной группе людей, совершенно исключительных людей, стало опытом, который меня изменил. Он заставил меня впервые в жизни проявить самодисциплину. В САС нет настоящей формальной дисциплины. Звания значат очень мало. Все, кто был по званию ниже старших сержантов, называли тебя по имени, а ты, в свою очередь, называл по имени их. Руперты, конечно, были совсем другими людьми, и хотя им никогда не отдавали честь, их всегда называли «боссами». Лучше всего наше к ним отношение выразил Боб Ти: «Руперты приходят, получают свои медали, и уходят, а мы здесь навсегда».

За исключением боевых действий, старшее начальство редко отдает прямые приказы, но то, что там хотят видеть, всегда исполняется в срок. Драки между военнослужащими абсолютно не одобрялись, и в большинстве случаев виновным сильно везло, если они отделывались только штрафом; очень часто их постигала страшная участь быть возвращенными в часть.

В такой непринужденной атмосфере самодисциплина должна быть развита до высочайшего уровня, и именно тут я впервые понял, что не могу решить все свои проблемы кулаками.

Мне нравился Полк, но если бы я остался на службе, то ушел бы из армии в возрасте около сорока лет, обладая богатым опытом, но по-прежнему солдатом, и, возможно, угодил бы в ловушку с телохранителями и охранниками. Мне этого не хотелось, поэтому я подал заявление в Королевскую полицию Ольстера и после подробного собеседования с тремя старшими сотрудниками и сдачи вступительного экзамена был зачислен. Более чем любая другая организация, полиция предложила мне шанс продолжить мою личную маленькую войну с ИРА. Как и все в моей жизни, идея уйти из Полка пришла ко мне очень быстро. Я никогда ничего не планировал заранее, и как только эта мысль пришла мне в голову, тут все и случилось. Многим казалось, что я от многого отказываюсь, но я не мог объяснить это никому, возможно, даже самому себе. Все, что я действительно знал, — это то, что мне нужен был новый вызов. Мне предстояло явиться в учебный центр Королевской полиции Ольстера в Эннискиллене 5-го августа 1985 года.

За два дня до того, как мне предстояло покинуть Полк, я получил самое печальное из всех известий: умерла моя бабушка. Я отправился в Глазго на похороны. Там, в церкви я в последний раз надел свою полную парадную форму САС, а когда ее гроб опускали в могилу, то снял и положил на него свой берет песочного цвета. Глотая слезы, я стоял, вытянувшись в струнку, отдавая последние почести самому дорогому человеку на свете, который значил для меня больше, чем кто-либо другой.

Меня уволили на следующий день. Это был конец апреля, и до того, как я должен был явиться в Эннискиллен, у меня оставалось более трех месяцев. Это время я, будучи квалифицированным инструктором по физической защите, заполнил, работая телохранителем у султана Брунея, но у нас с Кевином Костнером не было ничего общего.⁷⁸ Работа была до умопомрачения скучная: долгие часы стояния у дверей в отелях и у ресторанов. Часы, проведенные в попытках сконцентрироваться и не отвлекаться от работы, а не просто следить за временем. Чтобы оставаться бдительным в таких условиях, требуются огромные усилия. Но есть и преимущества: проживание в люксовом отеле «Дорчестер» и питание в ресторане Антона Мозиманна,⁷⁹ но это далеко не Голливуд.

Люди из САС очень ценятся на такой работе. В Полку готовятся многие группы телохранителей, отвечающих за безопасность глав государств по всему миру. Люди, нанимающие телохранителей из САС, хотят быть уверенными, что они в безопасности, но им не нужна навязчивая защита крупных мужиков, которые слишком остро реагируют на малейшие провокации. Когда вы нанимаете бывшего сотрудника САС, вы получаете лучшего телохранителя, того, кто может тихо находиться в тени и реагировать только на реальную угрозу.

Султан Брунея — фигура поразительная, красивый, утонченный и всегда спокойно разговаривающий человек. Он был прекрасным работодателем. Для меня и моих товарищей, бывших военнослужащих САС, очень многое значило, когда он часто останавливался, чтобы поблагодарить нас за работу, которую мы выполняли. Однажды, когда у него случился крупный выигрыш в казино, он остановился, чтобы раздать часть своего выигрыша людям, стоявшим у двери.

Единственным телохранителем в нашей группе, не служившим в Специальной Авиадесантной Службе, был Тони И, который сейчас управляет пабом в Херефорде. Он бывший парашютист и очень способный человек, который постоянно нас веселил. Как-то раз он поспорил с другим десантником о том, в какую сторону поворачивается барабан револьвера. Тони утверждал, что в правую, а его собеседник — в левую. Во время практической проверки, проведенной его собеседником, Тони доказал свою правоту и за это получил в живот пулю .38-го калибра.

По окончании работы мне предложили постоянную должность в команде личной охраны Аль-Файеда. Это было очень заманчивое предложение, но я вежливо отказался.

Когда я сидел в самолете, который вез меня в аэропорт Белфаста, у меня в голове все время крутилась цитата из Герберта Уэллса: «Если ваше настоящее вас не устраивает, вы можете изменить его, возможно, не в лучшую сторону, но, по крайней мере, на что-то более интересное».

7

Королевская полиция Ольстера

В Северной Ирландии есть три конфессии: протестанты, католики и офицеры полиции.

Начальник учебного центра полиции, город Эннискиллен, графство Фермана, 1985 г.

Войдя в ворота учебного центра Королевской полиции Ольстера, вы словно переносились назад во времени. Лагерь использовался для подготовки сотрудников ольстерской полиции с момента ее формирования, а до нее это место являлось оперативной базой для ее предшественницы — Королевской ирландской полиции. Основные здания были построены в три этажа, из серого кирпича, с покатыми крышами из шифера, перед главным корпусом находился огромный плац. Лагерь располагался на полуострове, с трех сторон окруженном водой, а близлежащая местность потрясала своей живописной красотой. Была суббота 4-го августа 1985 года, все курсанты должны были собраться на следующий день, принять присягу и стать констеблями Королевской полиции Ольстера.

Поскольку мне выпал свободный вечер, я решил разузнать, что может предложить Эннискиллен в плане развлечений. Городок был небольшой, с разбросанными по холмам извилистыми улицами. Я нашел небольшой ресторанчик и отлично пообедал, а затем решил прошвырнуться по местным барам. Люди были дружелюбными, а пиво — превосходным. Я переходил из бара в бар, завязывая случайные знакомства и ведя светские беседы. Всем, кто мной интересовался, я говорил, что я турист, приехавший в эти места на рыбалку. Часов в 11 вечера я оказался в небольшом барчике, расположенном далеко от проторенных маршрутов. После приема последних заказов двери бара закрылись, и хозяин продолжил обслуживать оставшихся посетителей. Чистое блаженство. А потом присутствующие начали петь республиканские песни — я оказался в пабе националистов, скорее всего, заполненном членами ИРА.

Меня разобрал смех: вот он я, бывший солдат САС, сидел и пил пиво со своими заклятыми врагами, людьми, которые прибили бы меня без раздумий, если б только узнали, кто я такой. И при всем при этом все замечательно проводили время. Воистину, Ольстер — сумасшедшее место. Я допил свой бокал, отказался от следующего и отправился обратно в казарму.

В лагере мы собрались рано утром в воскресенье. Уже через несколько минут после знакомства со своими новыми товарищами меня поразили три вещи: их молодость (большинству было меньше двадцати одного года), их приверженность делу (все они были сторонниками жесткой линии в отношении республиканского движения) и тот факт, что большинство из них, похоже, происходили из семей полицейских. После утреннего чая мы отправились в главный зал, где перед нами выступил начальник учебного центра.

Он сообщил присутствующим, что всем нам следует хорошо подумать о присяге, которую мы собираемся принести, и что после этого наша жизнь уже никогда не будет прежней. В Северной Ирландии есть три конфессии: протестанты, католики и офицеры полиции. Как только мы наденем форму, мы станем так называемыми законными целями для многих террористических групп. На службе или вне ее наша жизнь постоянно будет подвергаться риску. Друзья, которых мы знали много лет, могут начать нас избегать, а при нашем появлении в компании разговор будет меняться или замолкать вообще. В отношениях с представителями всех слоев общества мы должны были быть справедливыми и придерживаться самых высоких стандартов, как на службе, так и вне ее. Такова была жизнь, которую нам предстояло пройти. Нам дали в последний раз взвесить все «за» и «против», а затем привели к присяге в качестве констеблей на испытательном сроке.

Для занятий по тактико-специальной и физической подготовки, а также для работы в классах, нас разбили на группы, а затем выдали форму. Оружие мы получили только после начальной подготовки. Без него в Ольстере я чувствовал себя голым. Нашим инструктором по тактико-специальной подготовке был Джимми Ди, бывший ирландский гвардеец, с бочкообразной грудью, голосом, которому позавидовал бы любой полковой сержант-майор, под внешним блеском у которого было золотое сердце. Его знал каждый новобранец, поскольку в расположении он был частым гостем. Нашим классным наставником стал Шон Эйч, джентльмен во всех смыслах этого слова.

Среди моих товарищей был бывший констебль запаса, который носил королевскую медаль за храбрость. Я спросил, как он ее получил, и его ответ вернул меня на мое старое поле деятельности в Арма. Оливер Грю, все еще возглавлявший отделение Временной ИРА в городе, еще не завоевал уважения своих товарищей-добровольцев, и поэтому решил провести крупную операцию, чтобы показать, что он не хуже своих братьев. Они заложили мину, которая взорвалась, когда по ней проезжала патрульная машина Полка обороны Ольстера, в результате чего было ранено четыре солдата. Чего не заметили сидевшие в засаде боевики, так это бронированной полицейской машины, ехавшей по той же дороге. Подумав, что мина была предназначена для них, полицейские начали сдавать назад, но увидели двух вооруженных людей, перебегавших дорогу. Они призвали их остановиться, а когда те не подчинились, один из сотрудников полиции открыл огонь, мгновенно убив одного террориста. Другой боевик бросился в канаву и заявил, что сдается. Это был Оливер Грю, которого арестовали и обвинили в покушении на убийство.

Наши дни быстро вошли в привычную колею. По утрам мы должны были готовиться к проверке, которая в армии называется «строевым смотром». Каждый новобранец Королевской полиции Ольстера знаком с утренней практикой «досмотра». Наша форма бутылочно-зеленого цвета притягивала пыль так, как цветок притягивает пчел. Я осматривал своего приятеля Сэмми Джи, когда со стороны центра города донесся мощный взрыв. Я бросился к окну — казалось, что весь мир распался в грозовых красных и желтых вспышках. Было видно, как на крыше приземистого здания из серого кирпича, стоящего напротив, возникла серия стремительных разрывов, после чего она стала опадать. Шум был оглушительным, просто какофония, от которой вибрировали пол, стены и даже сам воздух, которым мы дышали.

— Минометный обстрел, ложись! — крикнул я, поворачиваясь, чтобы оттолкнуть Сэмми в сторону.

Наши окна с треском рассыпались, осыпая нас осколками стекла. Я посмотрел на Сэмми и непроизвольно разразился почти неконтролируемым смехом. Он пытался забраться под кровать, яростно дергая своими руками и ногами, как какой-то сумасшедший хомяк на дне своей клетки. Он выглядел так, словно пытался голыми руками прорыть себе путь в бетонном полу, но несмотря на все свои энергичные усилия, не двигался ни на йоту. Взрывы продолжались, вокруг нас падали минометные мины. Как и во всех других смертельных ситуациях, секунды длились бесконечно, раздвигая, казалось, само пространство и время. Я четко отмечал мельчайшие детали: бешеные метания Сэмми; ошеломленное непонимание на лице другого курсанта; бисеринку пота, застывшую на его верхней губе; мое собственное сердце, колотящееся в груди как барабан. В лагере зазвучала сирена — долгий, гулкий вой — запоздалый сигнал о террористической атаке.

Я осмотрел своих коллег-полицейских. Они пребывали в шоке, их глаза были расширены от страха, а лица напоминали мне пойманную антилопу, которую я когда-то видел в Африке. Однако никаких признаков реальных физических травм заметно не было. Возможно, секунду-две мы все неподвижно лежали в тишине, и каждый из нас благодарил Бога, в которого верил, за то, что остался в живых. Затем, как самый старший и опытный, я решил взять управление в свои руки.

— Так, всем подъем! — мой тон сделал бы честь любому сержант-майору, под началом которого мне когда-либо доводилось служить. Я схватил одного человека, затем другого и поднял их на ноги. — За мной!

Снаружи мы столкнулись со сценой из «Чистилища» Данте. Вокруг шатались новобранцы, некоторые в крови, все были в шоковом состоянии. В воздухе стоял резкий запах аммиачной селитры, которой боевики Временной ИРА снаряжали свои бомбы. Закручивающийся в спираль дым медленно поднимался вверх. Неразорвавшиеся мины, эти уродливые продолговатые трубы, валялись разбросанными на плацу. Основную тяжесть атаки принял на себя главный корпус казармы. С ее крыши струился дым. Вековые стены здания, казалось, деформировались от взрыва, раздувшись наружу.

Позади меня с простынями для импровизированных бинтов появился еще один курсант, бывший военнослужащий Полка обороны Ольстера. Я отправил своих соседей по комнате к месту сбора и посмотрел на своего спутника. У него было то самообладание, которое вырабатывается в людях лишь годами воинской службы. Ему можно было довериться. Я кивнул.

— Пойдем!

Мы пробежали короткое расстояние до главного корпуса. Внутри него все было затянуто дымом и пылью, и во мраке я столкнулся с первым раненым, молодым курсантом из отделения, которое проводило тренировку перед нами. Из его предплечья торчал большой кусок дерева, а другой рукой он придерживал поврежденную конечность. Я схватил его, и пока поддерживал, темно-красная кровь из его руки пролилась на мою бледно-зеленую форменную рубашку. Парню было едва за двадцать, и его ноги тряслись от боли и травмы, полученной в тот момент. Он пытался говорить, но не смог произнести ни слова, зрачки расширились от страха, по лицу текли слезы, он лишь тряс головой, словно пытаясь очнуться от какого-то ужасного кошмара. Мы вытащили его за дверь, и пока мой товарищ оказывал ему первую помощь, я снова вошел в здание. Видимость была настолько плохой, что пришлось пожалеть, что у меня нет фонарика. Чуть поодаль я услышал кашель и двинулся на него, когда из полумрака показалась вторая фигура, которая, пошатываясь, спускалась по лестнице. Человек находился в замешательстве, глаза у него остекленели от страха и шока, и когда я схватил его, мне показалось, что он близок к обмороку. Раненый курсант цеплялся за меня, как утопающий за спасательный круг. Почувствовав, как его тело сотрясают непроизвольные волны нервной дрожи, я, поддерживая парня, пытался его успокоить и ободрить. Внезапно меня захлестнула волна гнева и ярости к тем животным, которые все это сделали. Перекинув руку своего подопечного через плечо, я обнял его за талию и медленно повел его сквозь темноту к безопасному дверному проему, освещенному дневным светом.

Снаружи он привалился к стене казармы, откинув голову назад и глотая воздух.

— Есть еще кто внутри? — спросил я его.

Он покачал головой и попытался заговорить, но тут же зашелся в приступе кашля. Наконец он сделал глубокий вдох и произнес:

— Не знаю.

Похлопав его по плечу, я схватил пробегавшего мимо курсанта и попросил его отвести моего подопечного в медицинский пункт. Потом посмотрел на здание рядом с собой; очевидно, на крыше, куда попали из минометов, возник пожар. Я кивнул товарищу, бывшему военнослужащему, и мы вернулись внутрь, начав поиски других раненых товарищей. Повреждения были невероятными, даже на первом этаже, где вода каскадами стекала по плитке, делая наше передвижение в затемненном помещении весьма коварным. Снаружи все еще ревела сирена, и мне хотелось, чтобы кто-нибудь ее выключил.

На следующем этаже разрушения оказались еще значительнее. В коридорах обрушились стены, повсюду валялись двери, балки и личные вещи. В любой момент я ожидал найти тело, раздавленное обломками. Перешагивая через них, я споткнулся обо что-то металлическое, и, ругаясь, нагнулся и сквозь мрак внимательно рассмотрел черный металлический предмет длиной в шесть футов, плоский с одного конца и заостренный с другого — неразорвавшаяся самодельная мина от миномета Mk10, использовавшегося Временной ИРА.⁸⁰

Мы обменялись взглядами со своим спутником, затем оба, по непонятной причине, разразились смехом. Момент безумия был краток, потому что дым сгущался, жалил глаза, забивал горло и имел едкий привкус. Огонь на крыше, казалось, становился все сильнее, и было неясно, сколько времени у нас есть, прежде чем он распространится и заставит нас отказаться от поисков.

Средний этаж пострадал, но верхний этаж был настоящей зоной бедствия. В комнаты и коридоры обрушились огромные деревянные стропила. Временами нам обоим приходилось ползти под обломками, чтобы проверить комнаты. Жар от пожара наверху также стал проблемой. Во многих случаях двери были завалены обломками, и нам приходилось их выбивать. Мы постоянно звали кого-нибудь из выживших, и когда не получали ответа, опасались худшего. Я выбил последнюю дверь, но услышал еще один металлический лязг. Еще одна неразорвавшаяся мина. Наконец, убедившись, что никого из пострадавших нет, мы выбрались из сгущающегося дыма, и, оказавшись снаружи, заблокировали дверь. Мимо пробегал сержант из группы охраны, и я схватил его, сказав, что главное здание осмотрено и что внутри находятся неразорвавшиеся минометные мины. После этого мы присоединились к нашим товарищам в пункте сбора на краю плаца.

С расстояния разрушения казались огромными. Над учебным центром висело облако густого, черного дыма, но я был поражен, обнаружив, что, хотя у нас было двадцать три раненых, один из которых тяжело, никто не погиб. Нам исключительно повезло. Группа, которая обычно находилась в комнатах наверху главного корпуса, приводя себя в порядок, только что вернулась с утренних занятий по плаванию. На самом деле курсанты видели, как террорист убегал после того, как по их собственному расположению были выпушены мины. Один из охранников даже взял террориста на прицел, когда тот бежал к поджидавшей его машине, но не выстрелил, потому что не видел у него оружия. Миномет стрелял из грузовика с плоской платформой, оборудованного таким образом, что требовался всего один человек, чтобы подвезти его к месту атаки и установить это простое, но смертоносное устройство, которое при активации выпускало мины автоматически. (Позднее террорист, к моей вящей радости, был застрелен двумя моими друзьями из САС). Позже один из курсантов описал мне эти мины, летевшие в сторону лагеря и его друзей, следующим образом: «Дождь из длинных, черных предметов. Небо, казалось, было полно ими, и на секунду все они словно зависли в воздухе, а затем начали медленно опускаться на землю и на моих друзей. Я думал, что мы все умрем, закрыл глаза и молился Богу».

Большинству из этих молодых курсантов Королевской полиции Ольстера не исполнилось и двадцати одного года. Многим после нападения потребовалась психологическая помощь: один из невидимых результатов террористической войны в Ольстере. В ту ночь бар в лагере был открыт допоздна, и мы устроили вечеринку. Я гордился своими молодыми товарищами, которые находились там в тот вечер, потому что, хотя они и прошли через жестокое боевое крещение, ни один из них не заговорил об уходе со службы. Настроение было такое, будто они бросали вызов и стремились поскорее закончить обучение и приступить к работе. Той ночью спать ушла веселая группа курсантов. Построение на следующее утро оказалось совсем другим делом — почти никто из нас не был одет по форме, а с похмельем на лицах мы представляли собой очень жалкое зрелище. Закончилось все тем, что начальник учебного центра высунул голову из своего полуразрушенного кабинета и велел нам убираться с плаца.

Через несколько дней после этого один из сержантов-инструкторов спросил меня о моих действиях во время атаки. Я рассказал ему о том, что делал, не забыв похвалить своего товарища по приключениям, бывшего военнослужащего Полка обороны Ольстера, не придав особого значения тому, что я счел не более чем праздным любопытством. Но через неделю меня ждало потрясение. Сержант вызвал меня с занятий и представил перед старшим инспектором.

— Каковы были ваши действия в день минометного обстрела? — спросил он меня очень авторитетным голосом.

Я снова рассказал о том, что тогда делал.

— Читали ли вы постоянно действующие приказы, касающиеся действий в случае террористической атаки?

Я начал ощущать легкое беспокойство.

— Да, — не очень убедительно соврал я.

— Что там говорится о том, что делать после теракта?

Я вспомнил толстую книгу, которую прочитал на следующий день после того, как прибыл в расположение.

— Эээ… Идти на сборный пункт? — оптимистично предположил я.

Старший инспектор уставился на меня непоколебимым взглядом.

— А вы что сделали?

Я промолчал, усвоив из прошлого опыта, что если тебя отчитывают, то лучший выход — не давать собеседнику патронов.

— Я скажу вам, что вы сделали. Вы решили проигнорировать приказ и войти в горящее здание, прихватив с собой еще одного курсанта. Вы понимаете, что вы могли погибнуть?

Он медленно покачал головой и бросил взгляд на сержанта, стоявшего позади меня.

— Что мне делать с этим человеком, сержант?

Сержант, человек, которого я безмерно уважал, ответил тихим, размеренным голосом:

— Ну, сэр, вы знаете мое мнение по этому вопросу.

Несколько секунд старший инспектор пристально смотрел на меня, затем развел руками, как бы говоря, что этот вопрос не входит в его компетенцию.

— Боюсь, я вынужден согласиться с вами, сержант. Констебль Маккалион, мы представляем вас к награде за храбрость. Ваши действия, хотя и ожидаемые, соответствуют самым высоким традициям Королевской полиции Ольстера. — Он протянул руку и добавил. — Молодец!

Я был ошеломлен.

Впоследствии я узнал, что несколько моих товарищей по службе подали рапорта, в которых рекомендовали представить меня к какой-то награде. Со временем мы с моим другом из Полка обороны Ольстера за свою храбрость получили благодарность, став единственными курсантами Королевской полиции Ольстера за всю историю этого правоохранительного органа, которые были награждены во время обучения.

Оставшаяся часть нашей подготовки, которая произвела на меня большое впечатление, прошла без происшествий. Уровень физической подготовки был высоким, а юридическая подготовка проводилась очень подробно и увлекательно. На итоговом письменном экзамене моя оценка оказалась четвертой из семидесяти или около того оставшихся курсантов. Теперь мне предстояло пройти четырехнедельный курс огневой подготовки, после чего меня направляли в полицейское отделение на Теннант-стрит. Это был, вероятно, один из самых загруженных полицейских участков в Европе. Расположенный на севере Белфаста, в районе, где совершается каждое четвертое убийство во всей провинции, он находится прямо в эпицентре очага всех видов террористической преступности. В районе, охватывающем Шэнкилл-роуд и прилегающие к ней протестантские районы Баллисиллиан и Тиндейл действовали одни из самых страшных лоялистских преступных банд в Северной Ирландии. Шэнкилл-роуд — это сосредоточие, форменная арена лоялизма, и полиции всегда было трудно патрулировать этот район. Еще в начале века известная местная шутка гласила:

— Кого это ты бьешь, Джон?

— Чистильщика.

— Подержи его, чтобы я тоже мог его ударить.

— Убирайся к черту, и найди себе своего Пилера для битья.⁸¹