Зов красной звезды. Писатель

О ЛИТЕРАТУРЕ ЭФИОПИИ

В весеннем, дышащем лесу иногда увидишь странное дерево: на сухом, сморщенном от старости стволе зеленеет упругий молодой побег, древние корни питают новую поросль. Сравнение с таким деревом приходит на ум, когда размышляешь об особенностях эфиопской литературы. Ее истоки теряются в толще времени, в той бесконечной череде поколений, нагромождении человеческих судеб, что составляют историю каждого народа и которые распались бы на безликие атомы, не соединяй их воедино традиции самобытной культуры.

Более полутора тысяч лет назад на африканском побережье Красного моря сформировалось и окрепло государство Аксум, предшественник средневековой империи эфиопов. Его жители вели оживленную торговлю с востоком и западом, отправляли караваны в глубь континента за золотом и благовониями, снаряжали мощные армии против врагов. Но не только воинственностью и коммерческой сметкой славились эти люди. Тесно связанный с эллинистическим миром, Аксум был одной из культурных держав поздней античности. Греки, византийцы, египтяне из Александрии часто посещали его города. Там они видели каменные дома и дворцы выразительной архитектуры, величественные монументы, воздвигнутые в память о деяниях царей. Гостям предлагали изящные изделия местных ремесленников, а за заморский товар платили золотой и серебряной монетой собственной чеканки. Археологические раскопки показывают: эта цивилизация достигла высокого уровня материальной культуры. Развитой была и духовная жизнь аксумитов. Они занимались искусством и литературой. Образованные горожане владели греческим языком, в круг их чтения входили лучшие произведения античности.

Такое знакомство поощряло собственное творчество. Для геэза — языка древнего Аксума — была приспособлена письменность, некогда занесенная в страну переселенцами из Аравии. До нашего времени сохранились лишь случайные остатки несомненно богатой литературы той эпохи — всего несколько надписей на гранитных стелах и песчаниковой плите, служившей спинкой трона. Составленные на геэзе и на греческом, они повествуют о военных успехах аксумских царей, державших соседние народы в повиновении. История эфиопской литературы начинается с немногословных письмен.

В IV веке аксумиты восприняли христианство. Появляются переводы с греческого из Библии, других богословских сочинений, житий святых, по образцу которых составляются собственные святцы. Ни одной книги аксумской поры нам не дано увидеть воочию — лишь надписи на камнях выдерживают бремя тысячелетий. Книги погибли, но самое ценное творение древности — литературный геэз — оказалось неподвластно времени. Совершенствуясь и обогащаясь, он стал основой средневековой литературы.

Государству аксумитов не суждена была долгая жизнь. В VII веке на Аравийском полуострове возник и в дальнейшем широко распространился ислам. С этого времени христианский Аксум стал быстро клониться к упадку. Мусульмане перехватили красноморскую торговлю, благодаря которой он процветал. Набеги кочевников — беджа — довершили губительный процесс. Аксумское царство перестало существовать. Однако государственность эфиопов не погибла. Ее центр сместился на юг, дальше от моря. Там, среди гор и лесов, в уединенном забвении теплился огонек самобытной культуры. Народу Эфиопии предстояло создать новую мощную империю. Это произошло в конце XIII века, когда в результате упорной междинастической борьбы к власти пришли цари, возводящие свою родословную к легендарному библейскому владыке Соломону.

Претензии на богоизбранность требовали солидного идеологического обоснования. Тут-то и сыграла свою роль литература. В начале XIV века появляется «Слава царей», занимающая выдающееся место в культурном наследии эфиопов. Это произведение состоит из разнородного материала (отрывки из Библии, апокрифические сказания, пророчества, высказывания церковных авторитетов, генеалогия царей и т. д.), который группируется вокруг основанного на библейском эпизоде рассказа о посещении царицей Савской, владычицей Эфиопии, Иерусалима и о ее встрече с царем Соломоном.

Миф о «богоизбранности» царствующей династии дал толчок к созданию в XVII веке еще одного произведения, по своему пафосу близкого «Славе царей». Речь идет о небольшом по объему, однако весьма любопытном сочинении — «Богатство царей». В фантастическом свете оно излагает путь «соломонидов» к власти.

Христианская Эфиопия, после падения Аксума оттесненная в глубь труднопроходимого нагорья, оказалась в изоляции от единоверных ей стран. Тем не менее обмен духовными ценностями с ними не прекращался. Произведения мировой христианской книжности окольным путем достигали Эфиопии. Посредником в этом стал язык, привычно ассоциирующийся с мусульманством, — арабский. Как некогда греческий, он служил средством общения с другими народами. С арабского на геэз переводились сочинения христиан и нехристиан.

Средневековая книжность активно использовалась правящими кругами в своих целях. Идеологическая заданность, подчиненность государственным интересам, как их понимали императоры и высшее духовенство, — яркая черта литературы на геэзе. Ее национальное своеобразие не проявляется столь отчетливо, как в произведениях современных авторов. Оно как бы затушевывается общими для уроженцев разных стран идеями (в данном случае христианскими), принципами отношения к действительности, нравственными приоритетами, нормами книжного стиля, устоявшейся символикой, нарочито архаичным языком (геэз вышел из живого употребления к X веку) — всем тем, что формирует мировосприятие человека феодальной эпохи. Литература Эфиопии являлась частью мировой христианской литературы. Это определило ее идейно-тематическое содержание и жанровый состав. Богословие и историография — в этих двух областях умственной деятельности более всего проявлялись таланты эфиопских книжников.

Эфиоп, трудившийся над созданием рукописи, всегда был человеком религиозным. Грамотой владели лишь представители духовенства, монахи. Мирянин редко умел читать и писать. Литература и искусство, неотделимые от религии, развивались прежде всего в монастырях, часто расположенных далеко: в горах, в пустынных местностях — там, где меньше опасности подвергнуться нападению врагов. Уединившись в кельях, при свете лучины или свечи ученые монахи создавали свои произведения. В скрипториях кожемяки и дубильщики выделывали тонкий пергамент, чернильных дел мастера, подобно алхимикам, колдовали над смесями — у каждого свой рецепт. По буковке нанести особой кистью слова на пергамент — работа кропотливая, требующая терпения и умения. Ее доверяли самым опытным переписчикам. Эти люди не имели права ошибаться, неловкое движение руки могло испортить лист дорогостоящего пергамента. Некоторые умельцы достигали замечательного мастерства в своем ремесле. Примером тому хронограф, названный «Книгой просяного зерна». Это название — дань признательности искусству переписчика, который словно рассыпал по страницам зернышки проса.

Из сочинений, обслуживавших нужды церкви, в литературном отношении наиболее интересны, пожалуй, жития святых. Как отмечалось, переводные агиографические произведения появились в Аксуме. Однако расцвет жанра в эфиопской литературе приходится на XV—XVIII века. Это связано с усилением монастырской колонизации земель (чему способствовали успешные завоевательные походы императоров в южные области Эфиопского нагорья) и соперничеством между различными монашескими конгрегациями. Каждый монастырь был заинтересован в создании жития собственного святого, так как это увеличивало его известность и влияние. По форме каждое житие соответствовало сложившемуся трафарету. Как правило, оно начиналось с хвалы господу, затем рассказывало о юных годах святого, пробуждении его интереса к религии, отречении от мирской жизни, аскетических подвигах, борьбе за чистоту веры и, наконец, смерти, нередко мученической. Важное место отводилось перечислению чудес, якобы совершенных святым, — ведь именно такие деяния возвеличивали его над простыми смертными.

В зависимости от того, чью точку зрения выражал автор, внешне единообразная форма произведения наполнялась специфическим содержанием. Жития предназначались для проповедей в церквах, но проповедей не столько христианского учения в целом (эфиопы исповедуют христианство александрийского толка, которое часто в научной литературе называют монофизитством), сколько принципов одного из его направлений.

В XV веке, в царствование императора Зара Якоба, энергичного реформатора, железной рукой подавлявшего смуты и ереси, с арабского языка был переведен «Синаксарь». В нем перечислялись имена иностранных святых, которых следовало поминать в определенные дни. В этот месяцеслов были также включены краткие жития избранных местных святых. Официальный житийный свод, обязательный для всех, должен был умерить рвение этнографов, принадлежащих к враждующим группировкам монахов.

Население эфиопской империи не было однородным по этническому составу. Оно состояло из многих народностей, говоривших на разных языках и имевших собственные традиции культуры. Границы феодального государства менялись в зависимости от успехов или неудач завоевательной политики царей. Бывали времена, когда пределы империи сильно расширялись, охватывая земли соседних мусульманских княжеств и кочевых «языческих» народов; случалось, враги брали верх и само существование независимой Эфиопии подвергалось опасности. Крупные феодалы лишь номинально признавали центральную царскую власть, страна страдала от раздробленности. Однако жители исконно эфиопских областей, таких, как Тигре, Годжам, Амхара, Шоа, и других, осознавали общность своей исторической судьбы. Их объединяло патриотическое чувство принадлежности к единой родине — Эфиопии. Это нашло отражение в средневековой историографии, знаменитых царских хрониках.

Древнейшим из известных является «Сказание о походе царя Амда Сиона». Оно повествует о событиях XIV столетия, когда под водительством императора Амда Сиона эфиопы разгромили мусульман на юге и в несколько раз увеличили территорию своего государства. Автора «Сказания» воодушевляет идея великого предназначения, выпавшего на долю Эфиопии, оплота христианства в этом районе мира. Национальное самосознание, питавшее эфиопскую историографическую традицию, неотделимо от пафоса священной борьбы с «неверными». Иного и не могло быть у народа, находившегося во враждебном идеологическом окружении. Противодействию двух религий — христианства и ислама — страна обязана многими крутыми поворотами своей истории. Создание царских хроник на геэз продолжалось до конца XIX века. В русле этой традиции появились сочинения, обладающие высокими литературными достоинствами.

Впечатление о литературе прошлых веков не будет полным, если обойти молчанием оригинальный жанр поэзии — кыне, составляющий важный элемент национальной культуры эфиопов. Сочинитель кыне должен обладать чутким слухом к слову, уметь различать его тончайшие смысловые оттенки, обыгрывать созвучия, использовать иносказание. Цель — создание такого поэтического контекста, в котором за внешним, понятным непосвященным смыслом (так называемым «воском») скрывалось бы «золото», доступное лишь изощренным знатокам. Основам стихосложения кыне годами учили в монастырских школах. По-настоящему образованным человеком считался тот, кто из-под слоя словесного «воска» был способен извлечь крупицы драгоценной мудрости — без глубокого знания родной культуры, без начитанности это невозможно.

Старинные книги писались на мертвом геэзе, которым основная масса населения империи не владела. Это отнюдь не значит, что литература была чужда народу, создавалась, как выразился один исследователь, «келией для келий». Она широко использовалась в богослужебных и проповеднических целях. Грамотные священники пересказывали пастве содержание религиозных трактатов, царских хроник. Литература обогащала духовную жизнь общества, поднимала его интеллектуальный уровень. В свою очередь книжность была открыта благотворному влиянию со стороны устного народного творчества. Это влияние выражалось в том, что фольклорные сюжеты, народное мышление проникали в письменные произведения. Под воздействием живых говоров менялся язык литературы. Постепенно живой амхарский язык вытеснял из литературы геэз. С конца XIX века геэз окончательно вышел из литературного употребления.

Новая эфиопская литература — явление последних нескольких десятилетий. Ее развитие обусловлено переменами в социально-экономическом положении страны, вызванными распадом феодальной системы, укреплением буржуазных отношений. В конце XIX века Эфиопия стала объектом империалистических посягательств. Ценой самоотверженной борьбы и больших жертв ее народу удалось избежать прямого колониального порабощения европейскими державами. Но и в этом случае для традиционной культуры, длительное время существовавшей обособленно, не подвергавшейся сильным воздействиям со стороны, вхождение в «большой мир», живущий по более сложным законам, чревато драматическими последствиями. Тесное переплетение феодальной архаики и примет нового, буржуазного уклада — результат такого контакта.

Литература XX века преодолевает ограничения средневекового канона, наполняется иным, соответствующим духу времени содержанием, происходит смена жанровых форм. Литература еще зависит от предшествующей традиции, тяготеет к ней, однако внутреннее перерождение уже началось и связано прежде всего со становлением подлинной художественности.

Отношение писателя к своему творчеству принципиально меняется. Он осознает право на художественный вымысел, что не было свойственно средневековому сочинителю. Психологически перестроиться помогло знакомство с произведениями европейских писателей. В 1908 году появляется «История, рожденная сердцем» Афэворка Гэбрэ Иесуса, первое на амхарском языке произведение с вымышленным сюжетом. Само название книги (по-амхарски «Либб воллэд тарик») прозвучало как манифест новой литературы. Характерно, что в дальнейшем оно приобрело значение термина, им стали определять жанр романа. В последующие четверть века развитие национальной словесности связано с именем Хируя Вольде Селассие, автора многочисленных работ, среди которых выделяются повесть «Мысли сердца» (1931) и роман «Новый мир» (1933). Наиболее плодотворный период эфиопской литературы начинается во второй половине 40-х годов, после перерыва, вызванного агрессией итальянских фашистов.

Пафос большинства произведений этого времени навеян просветительскими идеями. Поэты, прозаики, драматурги мечтают о разумном устройстве жизни, призывают заимствовать то лучшее, что создано в рамках буржуазной цивилизации Запада. Залог счастливого будущего родины им видится в соединении национальных культурных традиций с техническими достижениями промышленно развитых стран. Эта мысль оплодотворяет публицистику Кэббэдэ Микаэля, известного также как поэт и драматург. Ее же развивают прозаики. Герои таких романов, как «Арая» Гырмачоу Тэкле Хавариата, «Агази» Вольде Гиоргиса Вольде Иоханныса, рассудочны и вместе с тем бедны эмоциями. Им кажется, что стоит овладеть современными знаниями — и можно будет быстро покончить с отсталостью Эфиопии, обеспечить стране процветание. Они едут в Европу учиться, ими движет искреннее желание помочь своему бедствующему народу. Однако результаты их практической деятельности более чем скромны.

Наивная вера во всемогущество западной технологии не могла долго вдохновлять литераторов. Вкрапления капитализма в феодальную общественную структуру лишь усугубляли трудности, с которыми сталкивалась страна. Рвения интеллектуалов, получивших образование за границей, оказалось недостаточно, чтобы уничтожить пропасть между бедностью и богатством, привилегиями и бесправием, просвещенностью одиночек и невежеством масс. Иллюзии быстро развеялись, осталось горькое чувство разочарования. Как писал поэт Мэнгысту Лемма:

К концу 50-х годов просветительская направленность эфиопской литературы начинает изживать себя, идеал буржуазной рассудочности тускнеет. Абстрактный призыв к знанию более не отвечает устремлениям художников, живущих новыми идеями, ставящих перед собой задачу глубокого проникновения в проблемы современности. Крупным недостатком просветительской прозы было схематическое изображение человека как личности. Литературные персонажи не наделялись характерами, были лишены черт индивидуальности, представали перед читателем безликими, не имеющими богатого внутреннего содержания фигурами. Теперь делаются попытки преодолеть этот недостаток. В книгах Асэффы Гэбрэ Мариама, Бырхану Зэрихуна, Меконнына Эндалькачеу, Меконнына Зауде, других прозаиков первостепенное внимание уделяется интимному миру героев, их переживаниям, страстям. Изображенные этими авторами люди живут не в гармонии с окружающим миром, как герои просветителей, а в конфликте, они совершают неблагоразумные с точки зрения здравого (читай — буржуазного) смысла поступки, их мучают сомнения, им нет покоя. Они не всегда нравственны, часто в их характерах скрыт порок. Поиски средств художественного раскрытия человеческой личности в ее взаимоотношениях с обществом формируют сентименталистские и романтические тенденции в литературе.

Условия жизни в монархической Эфиопии препятствовали плодотворной творческой деятельности прогрессивных писателей. Неугодные режиму авторы подвергались преследованиям, цензура запрещала содержащие крамолу произведения. Репрессии, например, обрушились на талантливого прозаика Абе Губэнню за роман «Я не хочу родиться», в котором он обличал царящие в стране порядки. Судьба Абе Губэнни по-своему типична. В дореволюционный период редкий литератор, выражавший прогрессивные мысли, избежал конфликтов с официальными властями. Неблагоприятная внутриполитическая обстановка тормозила развитие национальной литературы, прогресс которой в 50—60-е годы был не столь стремителен, как в ряде других африканских стран. Обстановка чиновничьего произвола, косности, морального давления порождала в писательской среде настроения отчаяния, апатии, отчужденности. На этой почве возникали различного рода упадочнические течения, в ходу была теория «чистого искусства». Однако поступательное движение не прекращалось даже в самые мрачные годы монархической реакции, наступившей после неудавшегося государственного переворота в декабре 1960 года; его определяет реалистическая направленность творчества ведущих писателей.

Вехами литературного развития стали рассказы Таддэсэ Либэна, посвященные жизни простого люда Аддис-Абебы, роман Хаддиса Алемайеху «Вечная любовь» — в нем, как отмечала критика, мастерски изображен портрет феодальной Эфиопии. Читательский интерес вызвала историческая проза Таддэлэ Гэбрэ Хыйвота (роман «Кто ты, эфиоп?») и Бырхану Зэрихуна (роман «Слезы Теводроса»). Сатирические комедии Мэнгысту Леммы «Похищение невесты» и «Неравный брак» позволили говорить об этом авторе как об одном из лучших драматургов страны. В области драматургии и поэзии успешно работал Цэгайе Гэбрэ Мэдхын. Панорама амхароязычной беллетристики расширяется за счет книг молодых писателей, в основном разночинцев.

Примечательным событием периода, непосредственно предшествовавшего революции, стала публикация повести «Аферсата» (1969) Сахле Селассие Бырхане Мариама и романа «Тринадцатое солнце» (1973) Данячоу Уорку. Написанные по-английски и изданные в Великобритании, эти две книги не подвергались императорской цензуре, что позволило их авторам открыто выступить с резкой критикой социальных пороков.

В «Аферсате» (так называется архаичная форма судебного разбирательства, ставящая людей в зависимость от произвола начальства), реалистически изображая бедственное положение эфиопского крестьянства, Сахле Селассие Бырхане Мариам первым из национальных писателей призвал к радикальной реформе земельных отношений. Либерально-демократические взгляды, которыми он наделяет персонажей повести — двух городских чиновников, отправившихся в отпуск в деревню, — характерны для интеллигенции 60-х годов, пока далекой от идей революционного преобразования общества, но остро чувствующей кризис монархического режима. Преступная политика правящей верхушки, полностью игнорировавшей интересы народа, вела страну к катастрофе. В «Тринадцатом солнце», последнем произведении эфиопской литературы дореволюционного этапа, Данячоу Уорку с большой художественной силой нарисовал картину всеобщего запустения, апатии угнетенного крестьянства, морального разложения привилегированных классов. Нищие странники, запрудившие ухабистые дороги, полуразвалившиеся лачуги вечно голодных земледельцев, кладбищенски мрачный ландшафт, алчные священники, мечтающие отнять последний грош у темных богомольцев, какие-то людоедски циничные помещики — не сгущает ли писатель краски, все ли так плохо в краю, который в рекламных проспектах туристических фирм называется «землей тринадцати солнечных месяцев»? Реальное положение дел в стране соответствовало изображенному. Показав монархическую Эфиопию без прикрас, Данячоу Уорку развенчивает фальшивый образ, созданный официальными пропагандистами.

Национально-демократическая революция, приведшая в сентябре 1974 года к свержению монархического режима Хайле Селассие I, создала условия для коренных преобразований всех сторон жизни эфиопского народа. Не явилась исключением и сфера художественного творчества, в частности литература, в последние годы развивающаяся под прямым воздействием идей научного социализма.

Февраль 1974 года… Столицу всколыхнули массовые выступления трудящихся, протестовавших против невыносимых условий жизни. Позднее стихийные стачки переросли во всеобщую забастовку. Рабочие выдвигали не только экономические, но и политические требования. Так началась революция, приведшая спустя несколько месяцев к свержению монархизма. Прогрессивные литераторы восторженно приветствовали события, возвестившие наступление новой эры в истории древней страны. Февральским переменам посвятил стихотворение Тэсфайе Гэссэсэ. В нем есть такие строки:

Понимание своего общественного долга, стремление конкретными делами участвовать в обновлении страны — черта, свойственная современному эфиопскому писателю. Середина 70-х была для Эфиопии временем серьезных испытаний. Народу, решившему покончить с феодально-капиталистическими порядками, пришлось вести борьбу сразу на нескольких фронтах. Упорное сопротивление оказывала внутренняя реакция, предпринял попытку агрессии внешний враг, срочного решения требовали тяжелейшие социально-экономические проблемы, оставшиеся в наследство от прошлого. Какова роль писателя в этой борьбе? Для Эфиопии, где художественная литература прежде жестко контролировалась правящим классом и предназначалась для немногочисленной, оторванной от народа элиты, вопрос далеко не простой.

Чтобы действенно служить прогрессу, литература должна стать по-настоящему массовой, то есть доступной широким слоям общества — увы, на девять десятых неграмотного. Кампания по ликвидации неграмотности, вот уже несколько лет проводящаяся в стране, приносит хорошие результаты. К 1990 году в стране не останется взрослых, не умеющих читать и писать. Переориентация на массового читателя подразумевает изменение всего идейно-тематического содержания литературы, ее стиля. Как добиться того, чтобы писательское слово было понятно человеку, совсем недавно приобщившемуся к чтению? Конечно, важны актуальность темы, соответствие поднимаемых в произведении проблем сегодняшним чаяниям этого человека. Не обойтись и без особого, подлинно народного (причем не только амхарского — страна многонациональная) языка. Не все получается сразу. Отдельные произведения последнего времени недостаточно глубоки, малоопытные литераторы подчас злоупотребляют звонкой фразой, лозунгом в ущерб полноценному художественному раскрытию темы, противоречивая действительность в их изображении схематична. Поверхностные представления о народной речи приводят к засорению литературного языка вульгаризмами, областной лексикой.

Созданный в конце 1977 года Союз писателей Эфиопии призван помочь литераторам преодолеть трудности творческого характера. Действенной формой такой помощи стали конкурсы на лучшие произведения поэтов и прозаиков, которые устраиваются к революционным праздникам. В них охотно принимает участие творческая молодежь. Перед Союзом стоят большие задачи и в практической сфере. Пока слабо развита полиграфическая база, не полностью решены вопросы материального обеспечения писательских кадров, что отрицательно влияет на литературный процесс в стране. Большое положительное значение имело создание книгоиздательской фирмы «Кураз», выпускающей в настоящее время разнообразную литературу. Работы впереди много. Однако кое-что уже сделано. Свидетельством тому вышедшие в последние годы поэтические сборники Асэффы Гэбрэ Мариама Тесеммы, Аяльнэха Мулату, Сэйфу Мэтафэрия Фыреу.

Одним из наиболее значительных произведений эфиопской литературы последнего времени стала трилогия Бырхану Зэрихуна «Буря», состоящая из романов «Канун», «Начало революции» и «Утро революции». Они опубликованы в начале 80-х годов. Бырхану Зэрихун создает эпос революции, воспевает героику легендарного времени. Эпический размах произведения продиктован грандиозностью событий, к которым обращается писатель. Подлинный герой «Бури» — эфиопский народ, восставший против угнетения. Тут и бастующие рабочие аддис-абебских фабрик, и студенты, которых бросают в тюрьмы за агитацию, и прогрессивно настроенные военные, и крестьяне из голодающих провинций — все они участники революции. Яркими, запоминающимися штрихами выписаны образы крестьянина Мухе, беженца от голода из провинции Уолло, который становится сознательным борцом за идеалы революции, и его классового антипода помещицы Зэрфэщуаль.

Борьба без пощады к врагу, без компромисса, в такой борьбе либо победить, либо погибнуть — в этом драматизм исторического момента. Классовый враг не сдает позиций без боя. Феодалы-землевладельцы, нувориши из компрадорской буржуазии организуют упорное сопротивление. Народ побеждает, ибо само время вынесло приговор угнетателям. Бырхану Зэрихун показывает объективные закономерности борьбы, его произведение пронизано духом исторического оптимизма. Трилогии свойственны черты хроники. Автор опирается на реальные факты политической жизни. Перипетии сюжета «Бури» в основном соответствуют действительному ходу революции, выведенные в книгах персонажи имеют прототипов. Пожалуй, наибольшей удачей Бырхану Зэрихуна, позволяющей говорить о романах трилогии как о знаменательном явлении национальной литературы, стало то, что автору удалось изобразить движение революции, ее развитие от зачаточных стихийных форм протеста до сознательного устремления народных масс к определенной цели.

Заметным явлением национальной литературы Эфиопии стали книги Бэалю Гырма (род. в 1938 г.). Этот писатель дебютировал в 1970 году повестью «За горизонтом». Первая проба пера в прозаическом жанре художественной литературы (до этого Бэалю Гырма занимался журналистикой, работал в газете «Аддис Зэмэн») оказалась удачной. В повести изображена национальная интеллигенция кануна революции, писатель размышляет о ее месте в жизни эфиопского общества в момент, когда стала очевидной неизбежность краха монархии. Пожалуй, ни в одном другом произведении на амхарском языке не показан так ярко социальный портрет молодого интеллигента начала 70-х годов, воплощенный в образе начинающего художника Абэрра Уорку. Тут и его растерянность перед лицом надвигающихся перемен, и разочарованность в своем нынешнем положении, и поиски высокого нравственного идеала, стремление быть полезным людям, и, наконец, трагическое несоответствие между благородными помыслами и неспособностью к конкретным действиям.

Пессимизм в оценке явлений действительности характерен для эфиопских писателей того времени. Некоторые из них переживали творческий кризис, связанный с неудовлетворенностью реформами, на которые вынужденно соглашалось монархическое правительство в попытке предотвратить надвигающуюся революцию. В романе «Колокол совести» (1974) Бэалю Гырма отвергает пассивно-созерцательное отношение к жизни. Выход из тупика, в котором оказалась интеллигенция, писатель видит не в нигилистически пренебрежительной обиженности, а в деятельном участии в преобразовании страны. Он призывает к конкретным — пусть даже малым — делам. В них, а не в пустой болтовне и бесплодном самоуничижении герой романа, молодой учитель Хаддис, обретает достоинство. Он мобилизует жителей маленького городка на строительство школы. В ней будут учиться дети бедняков.

Революция, наполнившая новым содержанием всю эфиопскую литературу, сильно повлияла на творческую судьбу Бэалю Гырма. Как многие прогрессивные деятели культуры, он приветствовал свержение монархии; дело трудового народа, поднявшегося на борьбу за счастливое будущее страны, нашло в его душе горячее сочувствие. Отныне в его произведениях начинает звучать тема коренного преобразования общества, что в известной мере явилось новаторством для национальной литературы Эфиопии. Она раскрывается в составивших данную книгу романах «Зов красной звезды» и «Писатель» (оба опубликованы в 1980 году).

«Зов красной звезды» — первое художественное произведение на амхарском языке, в котором освещается драматический период борьбы с реакцией, грозившей уничтожить завоевания национально-демократической революции 1976—1977 годов.

После низложения в сентябре 1974 года императора Хайле Селассие I, последнего из «соломонидов» (законодательно монархия и все феодальные титулы были упразднены спустя полгода), революционные изменения проходили в исключительно сложной обстановке. Дело в том, что в Эфиопии не было оформившихся политических партий. Народное антимонархическое движение было во многом стихийным, не имевшим четкой программы действий. Оно объединяло силы, весьма разнородные по своему социальному составу, политическим убеждениям, целям.

Прогрессивно настроенные военные, возглавившие революцию, на первых порах не выработали общей платформы, плохо представляли себе перспективы борьбы. Вскоре выявились принципиальные разногласия между членами Временного военного административного совета (ВВАС), в руках которого сосредоточилась вся полнота власти после ликвидации монархии. Военные заявили о намерении вести страну по некапиталистическому пути развития. В соответствии с этим были проведены важные реформы, среди них главная — в области аграрных отношений. Земля стала общенациональной собственностью, ее распределяли среди крестьян, ранее находившихся в кабале у помещиков. Предпринимались меры по ограничению деятельности крупных капиталистов, национализировались банки и т. д. Однако о недостаточной политической зрелости части руководства ВВАС свидетельствует тот факт, что на начальном этапе революции была выдвинута концепция «эфиопского социализма».

Сторонники этой концепции игнорировали объективные закономерности строительства нового общества, находились под влиянием мелкобуржуазных представлений о социализме, их практическая деятельность неизбежно вела к поражению революции. Потребовалась упорная борьба, чтобы в руководстве ВВАС восторжествовали принципы научного социализма. Весной 1976 года была обнародована «Программа национально-демократической революции Эфиопии», ставившая задачу создания на основе сплочения антифеодальных и антиимпериалистических сил предпосылок для перехода к социализму. Последовавшая вслед за этим дискуссия о путях достижения указанной цели привела к резкому конфликту внутри руководства страной. Левоэкстремистские элементы, призывавшие к ликвидации мелкой частной собственности, выдвигавшие лозунги об уравниловке, сгруппировались вокруг так называемой Эфиопской народно-революционной партии (ЭНРП). Деятели ЭНРП выдвинули ряд требований, осуществление которых грозило привести страну к катастрофе. Например, спекулируя лозунгом о праве наций на самоопределение, они призывали прекратить борьбу с сепаратистами, обосновавшимися в северной провинции страны Эритрея. В сложившихся условиях это было равносильно расчленению страны и потере Эфиопией суверенитета. Они твердили о необходимости немедленного сформирования временного гражданского «народного» правительства и передачи ему всей полноты власти. И эта мера, имевшая целью устранить от руководства страной прогрессивных военных, единственную организованную силу, была чревата самыми плачевными последствиями. Бэалю Гырма упоминает об этом. Ушедшая в подполье ЭНРП летом и осенью 1976 года стала прибегать к методам террора и экономического саботажа. Битва за будущее Эфиопии принимала ожесточенные, подчас неожиданные формы. Нередко враги революции маскировались ее друзьями, прежние единомышленники становились непримиримыми противниками, все было запутано, неоднозначно, не обходилось без жертв…

Особенно острой ситуация была в Аддис-Абебе, столице государства, крупнейшем городе с населением более миллиона человек. Революция всколыхнула широкие массы трудящихся, вовлекла их в созидательную работу на благо страны. Жизненный путь Деррыбье, центрального персонажа «Зова красной звезды», по-своему типичен. Таких, как он, бывших бедняков, оказавшихся в трудный для родины час на ответственном посту и сумевших отстоять дело революции от посягательств скрытых и явных врагов, было много. Деррыбье избирают председателем кебеле — ассоциации городских жителей. В Эфиопии сложилась такая форма революционно-демократической власти на местах. Кебеле объединяет жителей одного городского района. На общем собрании избирается правление во главе с председателем, которое обычно состоит из политического комитета, исполкома, комитета общественной безопасности, отряда защиты революции, а также подкомитетов, занимающихся вопросами благоустройства района, быта населения. Все это очень реалистично изображает Бэалю Гырма.

Создание подлинно революционных органов народной власти осложнялось тем, что ключевые посты в них пытались захватить бывшие домовладельцы, земельные собственники, выступавшие за реставрацию феодально-капиталистических порядков. Национализация городских земель и доходных домов, проведенная летом 1975 года, была встречена ими с ненавистью. С другой стороны, к власти рвались леваки, пользовавшиеся поддержкой ЭНРП. Прикрываясь псевдореволюционными фразами, они на деле мешали проведению прогрессивных реформ, допускали злоупотребления, дискредитировали политическую линию военно-революционного правительства. С одним из таких деятелей читатели знакомятся в первых главах романа. Чинимые ими преступления не всегда легко было разоблачить. Бэалю Гырма отмечает и это.

Осенью 1976 года создалась угроза государственного переворота, готовился контрреволюционный мятеж. Молодчики из ЭНРП начали беспрецедентную по масштабам кампанию террора, продолжавшуюся несколько месяцев. Они буквально охотились за активистами кебеле, лояльными по отношению к военному правительству борцами революции. Жертвами бандитских нападений пали многие верные сыны эфиопского народа. ВВАС предпринял решительные меры против заговорщиков. Их удалось обезвредить. В те страшные дни Аддис-Абеба напоминала фронтовой город. На улицах и площадях вспыхивали перестрелки, слышались взрывы гранат. Атмосфера крайней напряженности, создавшейся тогда в столице, ощущается при чтении романа Бэалю Гырма. Контрреволюционное подполье было уничтожено. В истории эфиопской революции эти кровопролитные события называют периодом «красного террора» — вынужденной меры в ответ на «белый террор». Новое общество рождалось в муках. Готовых рецептов решения сложнейших проблем никто не имел. Случались и досадные промахи, были и ненужные жертвы. С чувством боли вспоминает Деррыбье о павших товарищах.

Все эти факты нашли достоверное отображение на страницах «Зова красной звезды». Бэалю Гырма не замалчивает трудностей и противоречий бурного времени. Революцию делают люди. Деррыбье не застрахован от ошибок, ему свойственны сомнения, и это естественно — ведь он в ответе за судьбы сотен людей. Но в главном — беззаветном служении высоким идеалам, готовности пожертвовать собой ради народного блага — он тверд. Красная звезда — символ революции призывает именно к этому. Смертельная опасность, которой ежедневно подвергается Деррыбье, не ожесточила его. Гуманизм революционера — наиболее привлекательная черта характера этого человека. За этим кроется не всепрощение и беспринципная снисходительность к врагу, но уважительное отношение к личности, вера в правоту своего дела.

Чего стоит хотя бы эпизод со стариком, у которого при обыске нашли оружие! Деррыбье имел право расстрелять его. Время горячее, укрываешь оружие — значит, враг. Но Деррыбье не сторонник бездумных репрессий. Он поверил в искренность старого человека, поверил, что тот не враг. И оказался прав. Позднее старик привел своих друзей, которые добровольно сдали имевшиеся у них винтовки. В этом, казалось бы, малозначительном эпизоде большой смысл. Доверие к людям, внимание к ним — в этом сила подлинно народной революции. Такая нравственная позиция позволяет Деррыбье с честью выйти из сложных ситуаций, в которые его ставит жизнь. Достоинство определяет его поведение и в служебных делах, и в нелегкой любви к Хирут, оказавшейся вовлеченной в контрреволюционный заговор.

Такие, как Хирут, — не сумевшие разобраться в происходящем, увлекшиеся внешне хлесткими, но пустыми лозунгами леваков, — втягивались в преступную деятельность. Левый экстремизм находил поддержку в мелкобуржуазной среде. Часть интеллигенции, студенчества, служащих учреждений, армейских офицеров оказалась восприимчивой к анархистским идеям. Для Хирут участие в революции — игра, нечто вроде пикантного приключения, средство избавиться от скуки. Словно увлекшееся дитя, она не отдает себе отчета в происходящем, во всей серьезности перемен. Опасные иллюзии едва не привели девушку к гибели. Ее спасает Деррыбье. Но сколько заблудших душ так и не удалось спасти!

«Зов красной звезды» — роман политический. И не только потому, что касается событий большой политической важности. Герои этого произведения горячо спорят о том, каким должен быть человек новой эпохи, что означают те или иные принципы социализма, революционной этики. На собрании жителей городского района оживленно дебатируется вопрос о сущности демократического централизма как принципа построения организации трудящихся, люди задумываются о том, какая она — социалистическая законность, имеет ли право коллектив чинить самосуд. Деррыбье тяготится сомнением, достойно ли представителю народной власти любить девушку, скомпрометировавшую себя сотрудничеством с врагами. Пусть все эти проблемы не покажутся читателю банальными, давно разрешенными. В Эфиопии в момент ожесточенной классовой борьбы они были исключительно актуальны. Поэтому Бэалю Гырма уделяет им такое большое внимание на страницах своей книги. При этом он обращается к опыту советского народа, в свое время сталкивавшегося с аналогичными проблемами. Не случайно в конце романа упомянуто имя автора одной из самых светлых и глубоких книг о строителях нового общества — «Как закалялась сталь». Следует отметить, что интерес к литературе нашей страны в сегодняшней Эфиопии велик. На амхарский язык переведено много произведений русской и советской классики.

Сложные вопросы психологии творческой личности, участия художника в строительстве новой жизни затронуты в романе «Писатель». Здесь нет картин беспощадного противоборства сил прогресса и реакции, все, кажется, успокоилось, вошло в привычное русло. Проблемы, которые волнуют писателя Сирака, центрального героя произведения, так непохожи на сложности совсем недавнего прошлого, те, что приходилось решать Деррыбье. Однако оба столь различные по сюжету произведения объединяет стремление автора показать становление человека революционной эпохи. В «Зове красной звезды» этому служит повествование о тяжелейшем периоде борьбы с контрреволюцией. Героизм того времени — это героизм патриотов, таких, как Деррыбье. В «Писателе» Бэалю Гырма развивает идею, нашедшую выражение в его ранних произведениях: счастье художника, полноценное раскрытие его таланта достижимы лишь в служении людям, таком же бескорыстном и преданном, как служение тех, кто поднимался на защиту революции с винтовкой в руках. Само время требует от писателя вовлеченности в происходящие перемены. Этому подчас мешают внутренняя несобранность человека искусства, бытовые неурядицы, оторванность от народа. Все это пытается преодолеть Сирак.

Он мучится потребностью написать книгу о революции, о людях, ее свершивших. Как это сделать, избежав приблизительности, упрощения, фальши? Для современных эфиопских литераторов вопрос далеко не праздный — ведь художественное осмысление великого перелома, открывшего Эфиопии путь в будущее, только начинается.

Роман «Писатель» психологичен. Бэалю Гырма стремится изобразить внутренний мир художника во всей его сложности, его интересуют противоречия творческой личности, специфика характера, мятущегося между полюсами отчаяния и надежды. Надо сказать, автор во многом идет непроторенной тропой, ведь психологический роман — жанр, в котором эфиопские прозаики делают лишь первые шаги. Именно этим объясняются некоторые натяжки в трактовке образа Сирака, неубедительность отдельных его поступков, иногда банальность нравственных дилемм, стоящих перед ним. К творчеству Бэалю Гырма нет нужды подходить с заниженными мерками. Талантливый прозаик, как многие его коллеги, пишущие по-амхарски, нуждается в нелицеприятной критике, которой, к сожалению, пока мало в Эфиопии. Это помогло бы ему избавиться от указанных недостатков.

Литературу современной Эфиопии можно по праву назвать молодой, хотя, как мы видели, она покоится на основании, заложенном в глубокой древности. Ее молодость — это молодость страны, провозгласившей своей целью построение нового общества на принципах научного социализма.

М. Л. Вольпе