Зов западных рек

Глава 21

Черным моим брюкам пришел конец, так что я позаимствовал штаны у Лебре вместе с парой оленьих мокасин. Все, что могли, мы с судна сняли.

Компания из нас получилась довольно взъерошенная. Повел нас Отис. За ним шли Лебре с Ивет, потом Маквори, Жобдобва и я — последний.

Пинкни во главе маленького отряда поднялся на крутой откос, заросший тополями; выйдя из-под деревьев, направился поперек небольшого луга. Что он имел в виду определенный пункт назначения, не вызывало сомнений. Шел он быстро, оглядываясь лишь изредка.

После часа дороги он остановился в роще вековых тополей-великанов, расположенной на узком ответвлении ручья, стeкающего вниз к Миссури. Там нашлись дикие сливы. Все мы принялись их есть и напились водой из ручья. Много времени не прошло, Пинкни снял нас с места опять, только теперь шел помедленнее, следя, чтобы между нами и рекой вставали деревья.

Курс наш вел к острову Боном.

Три дня мы упорно пробивались вперед. Несколько раз видели бизонов, на второй день я убил самку, и мы разделили мясо, чтобы нести, предварительно съев, сколько в нас влезло. Из шкуры понаделали новые мокасины. Необработанная кожа не продержится столько времени, сколько выдубленная, но у всех нас обувка приказала долго жить.

— Мы уже рядышком, — сказал Пинкни на четвертый день. — С этой минуты двигаемся с оглядкой. Больше горячей пищи у нас не будет, нынешний раз — последний.

Ранее в тот же день мы добыли теленка бизона, а сейчас жарили мясо и как следует набивали животы. Отис и Лебре ели сердце, печень и легкие и раскалывали кости, чтобы достать мозг. На кустах еще висело там и сям по ягоде, но львиную их долю истребили птицы, и, судя по некоторым признакам, попировал тут и медведь.

Все мы испытывали возбуждение. Рассчитывали встретить пароход около лагеря на острове, и теперь, в двух шагах от цели, никто из нас особо не представлял себе, как нужно действовать. Если людей там было столько, сколько мы слышали, взять власть над фортом — безнадежное предприятие,

— Что первым делом надо сделать, — заявил я наконец. — Это захватить змея.

— Допустим, вашей мисс Мейджорибанкс на борту не окажется? — предположил Лебре.

То же опасение донимало и меня. Я сказал об этом.

— Пойдем наугад, иначе нельзя, — продолжил, — нападем быстро и тихо, возьмем судно, а если Таби… мисс Мейджорибанкс там не будет, останется ее найти. — Про что я умолчал, это моя надежда найти ее живой.

Как начало смеркаться, мы отправились дальше. Я вовсе не ждал этого, когда Пинкни положил ладонь мне на плечо и указал направление. Сквозь листья виднелись костры на той стороне сужающегося здесь водного пространства, десяток костров, не меньше, и раскиданные между ними несколько шалашей. Из размера костров явствовало вполне очевидно, что расположились у них белые, хотя могли там быть и индейцы.

Я вытер ладони о штаны. Во рту пересохло. Там, дальше, могут находиться от полусотни до сотни человек, но может быть и больше.

И затем, на фоне светлого неба, я увидел дым, какой только пароход способен пускать.

Вдоль берега стояли ветлы. Мы погрузились в их гущину.

Здесь она, дышащая пламенем громадина. Непомерная голова возносится над нами, челюсти распахнуты, глаза выпучены.

Плавать умели мы все. Я первым шагнул в воду. Подплыл к пароходу сбоку, дотянулся до поручней и взобрался наверх. Все спокойно. Только на корме негромко бормочут голоса. Один за другим, не поднимая шума, на борт поднялись остальные. Вслед за чем я двинулся к корме.

Неожиданно из открытого иллюминатора ясно донесся голос Табиты:

— Нет, конечно.

Облегчение отозвалось во мне слабостью. Замерев на месте, я слушал.

— Капитан Маклем, то, что вы предлагаете, невозможно, а план ваш совершенно бестолковый.

— Бестолковый, да? — За небрежным тоном чувствовалось раздражение. — Мы знаем, что делаем, Табита, все размечено и двигается вперед. Сейчас вот мы говорим, а наши люди ждут не только здесь, а и близ форта Аткинсон и Сент-Луиса. В Новом Орлеане и Натчезе тоже есть наши. Стоят в готовности идти на Форт-Армстронг, когда я прикажу им. Мы все предусмотрели. В течение следующих сорока восьми часов определенные официальные лица в Новом Орлеане, Натчезе и Сент-Луисе будут умерщвлены — тем или иным путем. Сопротивление парализовано, линии сообщения перерезаны, и контроль полностью в наших руках. Как это произойдет, к нам присоединятся дополнительные силы.

— Капитан Маклем. — Голос Табиты звучал полной уверенностью. — У вас еще есть время завершить эту комедию и сказать «прости» вашим заговорам, не рискуя, что вас отдадут под суд за измену. Понимаете, вы до того верили в непроницаемость вашей тайны, что не смогли уразуметь, насколько бросаетесь всем в глаза со своей конспирацией.

— Бросаюсь в глаза?

— Ну да. В мою контору уже не первый год приходят рапорты из Нового Орлеана, что нечто там готовится. О вашей связи с Торвилем мы знали два года назад. Люди, с которыми переписывался мой отец, держали его в курсе ваших усилий по вербовке наемников в Мехико, так же как в Новом Орлеане, а прошлым летом отец сообщил об этом генералу — коменданту над западными территориями. Когда вы вновь вступили в страну через Квебек и преступно убили бедного капитана Фулшема, Талон принял надежные меры, чтобы об убийстве стало известно властям. Он не говорил этого прямо, но я убеждена: у него не было сомнений, кто виновен в убийстве.

— Да, — признал Маклем, — я дал маху. Надо было свернуть этому Талону шею сразу же.

— Вы пробовали, не так ли? Видите ли, капитан, вам ведь никого не удалось обвести вокруг пальца, даже на минутку не удалось. Если бы вы поставили все представление в самом большом театре Нью-Йорка или Парижа, ваши зрители и то не могли бы доскональнее разобраться в действии.

— Вы искусны в красноречии, Табита. — Он прилагал усилия сохранять хладнокровие, но ярость пробивалась на поверхность, несмотря ни на что. — Однако же пусть даже все, что вы говорите, соответствует действительности, вы остаетесь в моих руках. И Чарльз.

Какой-то миг она не произносила ни слова, а я восхищался, как великолепно она сохраняет контроль над собой.

— В ваших руках? В самом деле? Сколько из тех, снаружи, будут по-прежнему слушаться вас, узнав, что произошло?

Палуба под моими ногами накренилась — едва-едва, самую чуточку. Судно несет течением! Маклем обязательно заметит это, не может не заметить!

— Чтобы замыслить преступление вроде этого, — говорила Табита, — нужно одновременно быть и крайним эгоистом и человеком, способным надеяться на лучшее вопреки любому низменному факту. К тому же считать себя умнее и ловчее всех на свете. Мой отец ни за что бы не вложил денег в подобную затею, капитан. Слишком много в ней прорех. Наверно, вам донельзя необходимо в нее верить.

Я уже смотрел на них.

— Чтобы одурачить Дураков, ловкости не требуется. А кто не дураки, те спят и сны видят. Страна лежит готовенькая: подходи и бери.

Она улыбнулась.

— На это надеялся каждый полоумный шалапут в западном полушарии.

— Сорок восемь часов — и земля будет моя, — уверенно заявил он. Но я знал, что речи девушки задевают его за живое.

— Ошибаетесь, — ответила она. — Победить вы не в силах.

Он поднялся на ноги.

— Очень уж вы полагаетесь на себя, Табита, — произнес мягко. — Что доставит мне дополнительное удовольствие, когда я поставлю вас на колени. — Начал поворачиваться к двери, но оглянулся. — А вы имеете представление, где сейчас Чарльз?

Она стремительно обернулась к собеседнику, и тот засмеялся.

— Умора, как женщины треплют себе нервы из-за братьев. Мы пришли к решению использовать Чарльза в качестве наглядного примера. Для вас в особенности. Мы…

Внезапно покачивание палубы дошло до его сознания, и он рванулся к двери. В ту же секунду с кормы раздался тревожный крик, за ним выстрел, сопровождаемый грохотом бегущих ног и лязгом оружия.

Маклем добежал до выхода, а я шагнул в него.

Он сориентировался, не моргнув глазом, выбросил вперед кулак. Я принял удар, идя навстречу, и он взорвался во мне с оглушительной силой, но под моим напором оба мы, с трудом удерживая равновесие, скатились назад в каюту.

Его левый кулак попал мне над глазом, можно подумать, дубиной треснул: под высокий удар правой я инстинктивно поднырнул и вкатил ему под сердце, то есть прямо вперся к нему вплотную и принялся валить вовсю по корпусу обеими руками, но был отпихнут и снова получил в глаз. Почувствовал, как по лицу ползет струйка крови. Проскользнул около следующего удара и влепил еще парочку куда следовало. Все равно что по железу — ну и туловище. Он четко ушел в сторону, я пошатнулся и, не успев повернуться, заимел раза точно под ухо. Но удержался на ногах и пошел на него. Думаю, это его потрясло. Он-то ждал, что я упаду. А вместо этого я гляжу на него и хохочу.

Мне было плохо. Знал бы мой противник, как я ослаб, мог бы покончить со мной. Но мы сблизились, обмениваясь ударами и с правой, и с левой, и каждое попадание отдавалось в моем теле до самых пят. Дернулось кверху колено. Мне в пах, но я загородился поднятой ногой и не пустил. Правый свинг в голову, я покачнулся, а он ступил ближе и целится пальцами мне в глаза. Я пригнулся — лицо на уровне его плеча — и ответил стремительной очередью коротких безжалостных тычков в живот.

Он оттолкнул меня, и один короткий миг мы смотрели друг другу в лицо.

— Можешь драться, — пренебрежительно сказал он, тяжело дыша. — Худо-бедно можешь. Ну, а теперь прощайся с жизнью!

Метнулся ко мне, и я послал правый кулак ему в зубы. Он прошел под ударом, схватил меня за левую ногу и высоко поднял, вбивая в тот же момент ладонь мне в лицо. При этом двинул свою ногу за мою, и я опрокинулся через нее спиной на пол. Кинулся на меня незамедлительно, однако на то, что я так быстро окажусь на ногах, он не рассчитывал. Вломился я о палубу крепко, но уже в повороте, и тут же вскочил и бросился на него снова.

Судно качнуло, и Маклем поскользнулся. Я поймал его за — левую руку и заломил за спину, прижимая к плечу. Он повернулся, закинул за спину правую руку, зажав две мои, и, подставив бедро, швырнул меня на настил опять.

На этот раз я поднимался медленнее, и бешеный пинок настиг меня в желудок. Пронзительная боль, я задыхаюсь, стоя на коленях. Мой враг хотел отступиться на удобное расстояние, но я упал вперед, обхватывая его за ноги.

Не сдвинешь, и он стоит, возвышаясь надо мной, и смеется. И бац коленом мне по лицу сбоку. Ноги-руки врозь — я полетел под стол. Заприходовал еще два пинка, пока вылезал. Второй пришелся по плечу и шее сбоку.

Но я уже вставал, и резкий, злой боковой в подбородок дал ему себя почувствовать. Он отступил, попробовал удар левой, правой промахнулся, потому что я шагнул ближе, и попытался огреть меня по шее сзади. Как он ни был крепок, я начал догадываться, что я еще сильнее. Прижал его к перегородке и дважды угостил в середку.

Поражая внезапностью, наверху все затряслось: заговорили пушки, одна, потом вторая, третья. Со стороны острова Боном послышались дикие вопли. Четвертый выстрел.

Мое лицо было залито кровью. Кровь стекала мне в глаза. Лицо человека напротив сохраняло гладкость и твердость камня, не испорченное ни единым следом борьбы… и все же я мог видеть: прежней величественной самоуверенности в нем нет. Я заставил его защищать самое свою жизнь. Как защищал я.

Несколько мгновений он не наносил серьезных ударов. Потом саданул, как штыком, мне в лицо, и я атаковал ниже удара. Полушаг назад — поднятая и согнутая правая ожидает меня… а я делаю обманное движение и влепляю ему хорошего в подбородок. Глаза моргнули… так, еще разик.

Теперь мы осторожны. Кружим бочком-бочком и, похоже на то, только сию секунду поняли, что можем ведь и не выиграть. Каюта узкая. Двигаться можно только к противнику.

Табита, которая забралась подальше в угол, смотрит во все глаза. Около нее валяются мои пистолеты. Выскользнули у меня из-за ремня, когда я проехался на спине.

Снаружи затопали ноги бегущих. Опять загремела пушка. Если судить по движениям судна, мы вышли на стрежень; Маклем мигом нагнулся, рука его коснулась голенища, и в ней очутился нож.

— Прошу меня извинить, — сказал он. — Дела наверху.

Сделал выпад, не с замахом, как должен бы, но используя нож наподобие рапиры. Я шлепнул его руку левой, чтобы отклонить клинок от себя, правой рукой схватил его за запястье и, шагнув вбок и оказавшись с ним нос к носу, одним ударом отправил его на палубу. Но пароход неожиданно клюнул на волне, и я улегся рядышком, лицом к лицу с ним. Мои пистолеты лежали тут же. Он цапнул один, я — другой. Оба выстрелили.

По моему плечу будто провели раскаленным железом, и тот, другой, смотрел на меня, раскрыв рот. Нижней челюсти у него больше не было. Я выстрелил еще раз, он обмяк и распластался на палубе. Я кое-как встал на ноги и хлопнулся спиной о переборку.

Кто-то возник в просвете входа, и я повернулся к нему полуслепой от крови и пота.

— Не стреляй! — Голос принадлежал Жобдобва. — Все в ажуре. Кончено дело.

Я ловил воздух, точно не надеялся, что когда-нибудь наберу его в легкие достаточно. Откинул голову назад и прислонился затылком к доскам.

Подошел Маквори и начал вытирать у меня с лица кровь.

— Нашелся Чарли. Батлин его выцарапал и привел к нам. Тогда мы открыли огонь по лагерю. Как врежем прямо в костер, тут они все и разбежались.

— Кто-нибудь пострадал?

— Несколько царапин. Повезло необыкновенно.

— Маклем мертв, — сообщил Макейр, и поднялся беспорядочный гомон. Лебре и Ивет были целы. Миссис Хигз и Эдвин Хейл — тоже.

Табита продолжала стоять, где стояла во время нашей с Маклемом битвы. Все еще не спускала с меня взгляда, только теперь ее колотило.

— Вам лучше присесть, — сказал я, и она перешла через каюту и села рядом со мной.

— Маклем и был Торвиль? — спросил я, и она кивнула.

— Куда следующим номером? — осведомился Жобдобва.

— В Питтсбург. Мне надо строить пароход. — Я оглянулся на Табиту. — Хочешь со мной?

— Хочу, — ответила она. — Никогда еще не строила пароходов.