Зовущие корни (СИ)

11

Светлана скучала одна в большом доме. Единственную радость и утешение доставляла Валерия. Муж весь день на работе. Только в обед и вечером она расцветала с мужем, радуясь коротким часам совместного счастья.

— Ты бы нашла себе подруг. Все не так скучно бы было, — предложил Борис.

— Привыкла к Михайловке, к родителям, — отвечала она, — подруги… у меня их и не было никогда. И не надо. Кто может быть лучше тебя, родителей и дочери? Никто. Если разрешишь — стану иногда заходить к тебе на работу, когда совсем скучно станет. Надеюсь, что уделишь нам с Валерией минутку-другую.

— Конечно, буду рад тебя видеть.

— Спасибо. Перестану грудью кормить, сразу же на работу выйду. Возьмешь к себе?

— Возьму, место заместителя главного бухгалтера держу свободным. Дальше сама выбор сделаешь. Освоишься и поймешь, что готова, станешь главбухом, Журавлева у меня исполняющая обязанности. Что тебе по душе будет, там и будешь работать.

Михайловы сидели на диване в зале первого этажа. Валерия играла в своем манеже, ей уже исполнилось полгода, она умела сидеть и хорошо ползала, узнавала родителей и улыбалась.

Светлана положила голову на плечо мужу, произнесла тихо и доверчиво:

— Боренька, я снова беременна.

— Правда, — обрадовался он, — здорово. Теперь у нас будет сын.

— А если дочка?

— Дочка… значит, станем любить и растить еще одну дочку. — Он обнял жену, поцеловал в щеку. — Родителям бы сюда переехать…

— Да, было бы хорошо. Мама с трудом согласится, а вот отец — не знаю, вряд ли. Ему простор нужен, воздух, тайга, охота. Как он без нее?

— Я уговорю, не сомневайся. Завтра воскресенье, поедем в Михайловку и поговорим. Когда соберем урожай, родители переедут сюда. Отец станет навещать Михайловку. Летом на моей машине, зимой на тракторе, а снегоход пусть там так и стоит. Отец будет на охоту на нем ездить, на лося. Соболя нам теперь ни к чему, если только на шубу тебе настрелять?

— Соболья шуба, — Светлана задумалась, — и так все бабы косо смотрят, словно ты был любовником у каждой, а я тебя у них отбила. Наверное, считают, что были бы тебе лучшими женами, чем я. Идешь и чувствуешь, что тебя провожают завистливым взглядом. Продавщицы в магазинах прямо рассыпаются в любезностях. Светлана Андреевна… что угодно, а у каждой камень за пазухой так и отсвечивает.

Михайлов засмеялся.

— Ты преувеличиваешь, Света, но привыкай, быть генеральской женой и хозяйкой завода непросто, надо стать выше косых взглядов и сплетен.

— Да, ты прав, Боря, ты говорил про подруг — кандидаток уже много. То соседка прибежит от нечего делать, то еще кто. Я не пускаю никого, через видеодомофон разговариваю. Они, наверное, не знают, что это такое, в словах одна лесть, а сами морды корчат в дверь и жесты неприличные показывают, когда уходят. Сначала сердилась, а теперь усмехаюсь над дурочками, зато понятно, кто и что стоит.

— Однако весело живешь, пока я на работе. Пойдем спать, поздно уже, Валерия сидя глазки закрывает.

Светлана встрепенулась, подхватила дочь, унесла в спальню.

Михайловы вошли в свой родной дом в деревне. Чисто и уютно смотрелись две новые комнаты, в которых так и не удалось пожить. Хотелось все бросить и вернуться сюда, где жизнь проще и порядочнее, без политики и преступности. Но манил и районный центр, поселок городского типа, своей благоустроенностью, общественными отношениями, культурой.

Деревенские мужики сразу потянулись к Михайловскому дому, бабы собирались погутарить у Яковлевых. Первым заявился дед Матвей, после подошли Мирон Петров, Антон Степанов, Саша Игнатьев и другие мужики. Присаживались на крылечко и у стола во дворе, курили, каждому было интересно, что скажет Михайлов, которого считали своим и доверяли.

— Дак… это… как мы теперича без тебя, Борис Николаевич? — в лоб спросил дед Матвей.

— Как без меня? — улыбнулся Михайлов, — я же не за горами. Видите — приезжаю. Теперь ты здесь командуй, Матвей, ты Голова. Остальное все остается по-прежнему. Летом грибы, ягоды, рыбалка, зимой охота, весной стану забирать у вас шкурки, пусть Василиса с теткой Матреной выделывают их, как и прежде. Ко мне можете приезжать в гости, буду рад, только я на работе постоянно, завод много времени требует. Но уделю немного, не беспокойтесь, на все вопросы отвечу и помогу, чем смогу. А в воскресенье я чаще здесь, чем там. Зимой, наверное, я так часто бывать не буду, но и вы уйдете в тайгу на охоту. Так что связь не потеряна.

— Опустела без вас деревня, Борис Николаевич, — с сожалением произнес Мирон, — скучно.

— Что вы, мужики, все о грустном? Переговорю с главным врачом, станет сюда приезжать выездная бригада врачей летом. Пусть осмотрят всех, здоровье подлечите. У вас теперь трактор есть, ежели сломается: приходите, подберу что-нибудь другое на заводе.

— Вы лучше любого депутата, Борис Николаевич, заботитесь о нас. Все бы так внимание нам уделяли, — высказался Саша Игнатьев.

— Дак… это… депутата-то у нас нет теперича, сидит Пономарь, язви его в душу, — добавил дед Матвей.

— Верно, — ответил Михайлов, — довыборы скоро будут.

— Дак… это…нам другого не надо, кроме вас.

— Спасибо за доверие, Матвей, все так считают?

— Обижаете, Борис Николаевич, — ответил за всех Мирон.

— Что ж, если так, подам заявку. Несбыточного не обещаю, сделаю то, что и так бы для вас сделал, без депутатства. Ладно, мужики, поговорили, еще тестя с тещей не видел, пойду к ним.

После обеда в дом Яковлевых пришла Василиса. Вот уж кого не ожидали они видеть, так это ее, никогда она прежде ни к кому не ходила. Поздоровалась, начала сразу:

— Борис Николаевич, я бы хотела с вами поговорить.

— Проходи, Василиса, присаживайся, — предложил Михайлов.

Андреевы и Светлана встали, собираясь выйти во двор, чтобы не мешать разговору. Но она их остановила.

— Я не секретничать пришла, останьтесь, тайн нет никаких. Борис Николаевич, — продолжила Василиса, — я еще нестарая женщина, мне бы в район перебраться, на работу устроиться. Глядишь, и замуж выйду. Вы директор завода, может, найдется там что-нибудь для меня?

Михайлов смотрел удивленно на смущенную Василису, ответил как всегда честно и просто:

— Райцентр не Михайловка, Василиса, там нет брошенных домов. И потом, у тебя есть профессия?

— Какая у меня профессия… согласна рабочей пойти, уборщицей… Первое время у дальних родственников поживу. Пустят на несколько месяцев, надеюсь.

— Ясно, мне как-то все другим представляется. Тебе надо определиться в жизни, действительно замуж выйти, но мужья тоже на дороге не валяются и за первого встречного выходить не хочется. Тебя Сухоруков любит, я точно знаю, у вас бы хорошая семенная пара была.

Василиса покраснела, ответила с волнением:

— Михаил Семенович, наверное, человек хороший, не спорю. Но, чтобы отношения возникли, надо видеться, а он с января не появлялся ни разу. О какой любви может идти речь?

— Ты не совсем права, Василиса, Сухоруков по другой причине не появляется и сообщить тебе об этом не может, связи нет. Я с ним разговаривал недавно, он сейчас в Москве, что-то типа курсов повышения квалификации у него. Через недельку появится, спрашивал о тебе, извинялся, что не мог сообщить об отъезде, очень хочет увидеться. Я даже по телефону почувствовал, что он весь извелся. Я спрашиваю его о делах, а он о тебе. Так что скоро жди его в гости, а дальше уж сами решайте, как быть. Но если слюбитесь, то непременно зови на свадьбу.

Василиса опять покраснела, опустила глаза.

— Борис Николаевич…

Она, не договорив, выскочила из дома.

— Ввел в краску женщину, — укорила мужа Светлана, — словно в постель ее уложил к Сухорукову. Надо было бы помягче как-то сказать, поделикатнее.

— Ну, извини, не сваха, опыта не имею. Как умел, так и сказал, — ответил Михайлов и ушел курить на крыльцо.

— Чего это он, обиделся что ли? — спросил отец.

— Обиделся… При чем здесь обиделся? Он же не дурак, папа, видит, что Василиса любит и не Сухорукова совсем.

— Кого?

— Кого, кого… коня в пальто, — психанула в свою очередь Светлана, — не понимаешь, что ли? Ладно… пойдем мы, домой собираться пора.

Яковлевы остались одни, Нина Павловна отчитала мужа:

— Пень ты старый… Василиса нашего Бориса любит, а за Сухорукова замуж выйдет. Вот увидишь. Жалко мне ее, тяжело жить без любви, но она выдержит и вида не покажет, детей родит. Такова ее доля, почему ее Бог так наказывает?

— Зачем тогда ей за Сухорукова выходить?

— Это ее последний шанс уехать отсюда, — пояснила Нина Павловна, — Борис ее последней надежды лишил и правильно сделал. Он тоже понимает, что влюбленной женщине нельзя давать ни малейшего повода. Умный у нас зять, Андрей, и правильный, мать своего ребенка в обиду не даст.

— А то, — довольно согласился Яковлев.

Жизнь на заводе забурлила вовсю. Пугачев договорился с заказчиками на строительство двух кораблей класса река-море. Ларчик открылся просто и без усилий. Новый заместитель директора докладывал об этом на совещании с удовольствием и радостью:

— В первый же день моей работы позвонил представитель заказчика, корабль которого стоит у нас на стапелях и предложил расторгнуть договор, вернуть деньги. Спасибо главному инженеру, — он посмотрел на Зарубина, — что ввел меня в курс дела. Я, естественно, спросил об основаниях расторжения договора, на что получил ответ о банкротстве нашего завода. Не стал отрицать некоторых сложностей, возникших ранее на несколько дней, пояснил, что сменился директор и сейчас мы богачи, а не банкроты. Строительство корабля идет с опережением графика, в этом они могут убедиться сами, отправив кого-либо с проверкой. Представитель усомнился — зачем опережать график, если все равно до весны время есть. А я пояснил, что нужно освободить цех, они же не единственные заказчики у нас, генерал не только с ними работает. Конечно, возник вопрос о генерале и я снова пояснил, что директор у нас генерал. Я не подтвердил мысль представителя заказчика о военных заказах, но и не опроверг ее. Через два часа мне перезвонили, пояснив, что информация о финансовом состоянии и генерале подтвердилась, они переговорили с бывшим владельцем завода и готовы разместить у нас новый заказ. Разговор с другой фирмой, когда протекла нужная информация, труда не составил. У меня все, Борис Николаевич.

— Спасибо, молодец, Емельян Иванович, хорошо поработал. Будем считать, что испытательный срок вы прошли досрочно. Я посмотрел проект договора, юридический отдел отнесся к нему явно небрежно и непрофессионально. Пока накажу юристов рублем на первый раз. Второго раза элементарно не будет — уволю. Сколько времени вам нужно на доработку договора? — спросил он юристов.

— Три дня, — ответил начальник юротдела.

— Хорошо, согласен на три часа. Теперь следующее, пока готовится договор, вы, Николай Карапедович, проработайте вопросы поставок двигателей, металла и оборудования, будьте готовы доложить об этом завтра утром. Спасибо, все свободны.

— Борис Николаевич, — обратился начальник юротдела, — три часа — это не реально.

— Не возражаю. Вы уволены, проект договора оставьте на столе, до свиданья. Людмила, — он обратился к секретарю по селектору, — пригласи ко мне обоих юристов. Скажи кадрам и бухгалтерии, чтобы рассчитали их начальника сегодня же, он уволен.

— Вы не имеете права, — возразил юрист.

— Согласен, но зато вы имеете право написать заявление по собственному желанию с сегодняшнего дня. А я имею право создать аттестационную комиссию, которая найдет в этом договоре столько огрехов, что вам не работать по специальности более ни в одной фирме. Все должно быть законно, в этом нет никаких сомнений. Создаем аттестационную комиссию?

— Нет, — сразу же стушевался начальник юротдела, — я напишу заявление по собственному желанию.

— Отлично, — улыбнулся Михайлов, — стороны пришли к единому мнению.

В кабинет вошли оба юриста, Михайлов объяснил им задачу.

— Справитесь в течение часа? — спросил директор.

— Справимся, — ответили оба.

— Тогда без помощи друг другу, пусть это будет вашей конкурсной работой на должность начальника отдела, — добавил Михайлов.

Через час оба юриста вошли в кабинет директора. Он видел, как они волнуются, переживают и ждут вердикта. Михайлов взял оба договора, на одном подписал сверху карандашом — Иванов Евгений Давыдович, на другом — Егоров Тарас Захарович. Просмотрел оба документа.

— Что ж, господа юристы, вижу, что ваша квалификация, судя по этому договору, выше, чем у бывшего начальника отдела. Меня это радует, оба отметили подсудность по месту постройки корабля, это важно, молодцы. Но вот господин Егоров добавил в договор неустойку за срыв сроков оплаты траншей заказчиком, молодец, быть тебе начальником отдела, иди, принимай подразделение. Оба свободны.

Михайлов остался один в кабинете, пил кофе с молоком. Протасова он отпустил домой и теперь знал возможности завода и перспективу развития. Допив кофе, он прошел в цех, где полным ходом шло строительство корабля. Рабочие трудились усердно и это радовало. Поблагодарив начальника цеха, директор попросил ускорить темп работы, сказал, что есть уже заявки на два новых корабля и надо постепенно увеличивать штат, набирая учеников. Рабочие радовались — есть работа на будущее.

Уголовное дело в отношении Пономарева и его подельников лежало на столе Белоусова практически законченным материалом. Необходимые экспертизы проведены, люди допрошены, доказательства на лицо. Но еще оставалось немного установленного законом срока производства следственных действий, и Белоусов направлять дело в суд не спешил.

С липовыми очевидцами все ясно, они в город не ездили, никого и ничего не видели, пили самогонку в Петрово, что подтвердили все деревенские жители. Пономарев сам не отрицает, что заставил их угрозами и деньгами сделать ложный донос. Он же утверждает, что поручил убитым охранникам встретить на дороге Михайлова, убить его и забрать деньги, то есть ограбить, но клянется, что сам охранников не убивал, это мог сделать только Михайлов, защищаясь от нападения. Тогда откуда он мог знать, если не убивал, что охранники мертвы и сделал второй ход с ложным доносом? Пономарев поясняет, что догадался, но снова твердит, что не убивал, не было смысла. Может, как раз и был смысл, если охранники отказались совершать преступление и решили заявить в полицию? Если предположить, что Михайлов застрелил охранников при самообороне… Но они застрелены из пистолета, а не из карабина, который бы прошил насквозь. Пули извлечены из тел, что посильно врачу, но, возможно, этого как раз и добивался Пономарев.

После долгих раздумий он решил все-таки встретиться с Михайловым, позвонил в девять утра ему на работу, но секретарь ответила, что директор занят и попросила перезвонить в десять. Он решил не перезванивать и в указанное время пришел на завод сам. Охрана не пропустила его, знакомый с детства ЧОПовец спросил:

— Вы кто, к кому и по какому вопросу?

От удивления Белоусов даже опешил — всегда на завод жители ходили свободно, а сейчас не пропускают следователя.

— Кто я, Игорь, ты знаешь, хочу поговорить с директором. Что за дела? Вы не имеете права задерживать следователя, — ответил он.

— Товарищ Белоусов, обратитесь к своему непосредственному начальнику, вам все объяснят, — ответил охранник и закрыл перед носом дверь в проходную завода.

Причем здесь мой начальник, рассуждал следователь, идя обратно, имею полное право по закону. Охранника Игоря он знал давно, порядочный человек, выколупываться не станет. Он зашел к начальнику следствия.

— Иван Матвеевич, хотел с Михайловым переговорить, но меня на завод не пустили, сослались на вас, что за…

— Да, я в курсе, — перебил его Зарокин, — на заседании антитеррористического комитета принято решение — вход сотрудников правоохранительных органов на судостроительный завод только по письменному разрешению непосредственного начальника. О чем ты хотел переговорить с Михайловым?

— Ну и дела, — усмехнулся Белоусов, — охранник на заводе знает, а я нет. Это же неправомерное решение… Но хотя бы предупредили. Как мальчишку за дверь выставили…

— Ты не ответил, — насупился Зарокин, — о чем хотел с Михайловым поговорить? Почему дело в суд не направляешь?

— Вот и хотел направить после разговора. Вы же запретили его допрашивать, как свидетеля. И тоже непонятно почему, что в этом плохого, он же не подозреваемый? Хотел узнать его мнение о действиях Пономарева, — ответил Белоусов.

— Ясно, насмотрелся фильмов о крутых и честных следователях, о начальниках, покрывающих сильных мира сего. Так что ли? Даже близко к Михайлову подходить запрещаю, в магазине в очереди не стоять рядом, а на улице на другую сторону переходить, если он навстречу идет. Это не просьба, это приказ. Понятно?

— Непонятно, — твердо ответил Белоусов.

Зазвонил телефон, Зарокин снял трубку:

— Здравствуйте, Андрей Осипович… Как раз сейчас провожу беседу… Хорошо. — Он положил трубку. — Иди, в ФСБ тебя вызывают, напишешь объяснение. Может, там поймешь.

— Причем здесь ФСБ? — не понял Белоусов.

— Иди и молись Богу, чтобы не посадили или не отправили куда-нибудь на Соловки.

— Что за неприкасаемое лицо Михайлов? Я знаю, что генерал, но это же в прошлом, — все еще артачился Белоусов.

— Вот это, как раз, тебе и не положено знать. Иди.

Хрень какая-то, подумал Белоусов, направляясь в ФСБ, военный доктор, генерал… Какие-то секретные препараты разрабатывал? Тогда за контакты могут помотать нервы.

В ФСБ его вежливо расспросили о причине визита, доверительно сообщили, что провели собственное расследование и установили наличие наградного пистолета у Михайлова. Если верить Пономареву, то охранники должны были поджидать свою цель на трассе, однако установленные водители, которые проезжали в это время по дороге, не видели автомобиля охраны. Из этого следует, что Пономарев выехал вместе с ними, застрелил своих подчиненных, вынул пули и столкнул машину в реку, а потом организовал ложный донос. В каждом пистолете охранников отсутствовало по три-четыре патрона, то есть из них стреляли. Представим себе, что боевой генерал стреляет лучше. В перестрелке он, обороняясь, убил охранников. Прятаться, отстреливаясь на голой дороге, он мог только за машиной, а на ней следов нет. Поэтому версия самообороны здесь неуместна. Вы, как следователь, не установили проезжающие машины и не допросили водителей, не установили имеющееся у Михайлова оружие, не осмотрели его автомобиль. Но доказательств в уголовном деле достаточно, можно передавать дело в суд. Мы вас ценим, как следователя, пояснили в ФСБ, но на завод ходить не надо, посоветовали даже забыть фамилию Михайлов и отпустили.

Белоусов шел обратно, анализируя встречу. Почему контора проводила собственное расследование и, кстати, накопала больше, чем я, размышлял он? Политикой здесь не пахнет, тогда остается одно — секретность. Видимо, генерал до сих пор хранит какие-то тайны, если его так оберегают. Почему нельзя ходить на завод? Там нет ничего секретного, делают небольшие суденышки и все. Из-за Михайлова, естественно, если он секретоноситель. Да Бог с ним, у конторских в убийствах такая же версия, надо передать дело и жить спокойно. Михайлов… Он вспомнил дело участкового, который решил проверить его документы. Проверил на несколько лет тюрьмы. Нет, не простой это человек, лучше держаться от него подальше.

Два районных ФСБэшника тоже не понимали многое. То им советовали к Михайлову не соваться. То приказали негласно провести параллельную проверку по делу Пономарева и подробно все изложить в служебной записке с грифом совершенно секретно. Расхождений официального расследования и их проверки не установлено. А час назад позвонил сам начальник УФСБ, пояснил, что на заводе у Михайлова появился новый заместитель по общим вопросам, некий Щербаков Яков Трофимович. Его просьбы должны выполняться, как мои приказы, сказал генерал и положил трубку. И главное — Щербаков в ментовских и конторских базах не числился, словно и не было человека на свете.

Михайлов собрал у себя руководство завода, представил нового заместителя коллегам, пояснил далее:

— Завод работает, есть заказы, пора нам переходить на более высокий уровень организации и охраны труда. У нас сугубо гражданский завод, но любое гражданское судно имеет двойной статус и может быть задействовано в целях гражданской обороны и в военных целях. На любом хлопчатобумажном производстве есть пропускная система, а у нас ходи куда захочу. ЧОП завода, охрана, пропускная система, строительство нового цеха будет в ведение Якова Трофимовича. Да, мы собираемся строить новый большой цех, технически способный изготавливать суда более крупных размеров. Поэтому введена новая должность, чтобы имеющийся личный состав не отвлекался от основной работы. Начальника отдела кадров прошу учесть, что доступ к личным делам работников завода имею я и господин Щербаков, другие лица, невзирая на должности, доступа не имеют. Распоряжения, отданные Яковом Трофимовичем в сфере своей компетенции, обязательны к исполнению всеми работниками. В том числе и другими заместителями. Есть что добавить, Яков Трофимович?

— Да, всего несколько слов, Борис Николаевич. Наш завод включен в список предприятий, работающих на оборонку. Прошу не удивляться сказанному, мы не станем производить авианосцы и подводные лодки, — он улыбнулся, — но в военно-морском флоте есть суда, допустим, доставляющие военным кораблям, стоящим на рейде, продукты питания и так далее. По сути это обычные гражданские катера, приписанные к военному флоту. Однако любое предприятие, работающее на систему обороны страны, имеет свой охранный режим. Поэтому прошу отнестись к ужесточению охраны и пропускной системы должным образом, это не прихоть директора, а необходимость. У меня все, Борис Николаевич.

— Вопросы есть? — спросил Михайлов.

— Разрешите?

— Да, Емельян Иванович.

— Я отвечаю за заказы, но у меня нет связей с оборонкой, как это все будет происходить?

— В военном ведомстве другая система, — ответил Михайлов, — заказы искать не надо, их нам спустят сверху. На оставшиеся технические возможности вы заказы, надеюсь, найдете. Не торопитесь, всему свое время. Еще вопросы? Вопросов нет, все свободны.

Михайлов остался один, попросил Людмилу приготовить ему кофе с молоком и прикрыл веки, устроившись поудобнее в кресле. Приехал, называется, на ПМЖ в Михайловку. Второй год, а уже столько событий… Особенно вчерашний приезд старого знакомого, который прилетел вместе со Щербаковым из Москвы.

Мысли прервала, секретарша, принесшая кофе. Почти сразу за ней вошла Светлана с Валерией на руках.

Проходи, Света, чай, кофе будешь?

— Спасибо, не надо. — Она подождала, пока выйдет секретарша, продолжила: — Неплохо устроился, кофе подают, хорошо, что не в постель. Не обижайся — шутка. На завод сначала не пустили, спасибо Щербакову, он распорядился пропускать меня всегда и без пропуска. Что за систему ты ввел? Всегда раньше ходили сюда свободно.

— Завод включили в систему оборонки, — пояснил Борис, — пароходы те же, а пропуск другой, оборонный.

— Будете военные катера делать? — спросила Светлана, усаживаясь в кресло.

Михайлов взял дочь на руки, поцеловал, прижал к себе.

— Нет, обычные суда, как и раньше, но в том числе и для военно-морского флота, они там тоже нужны. Завод оборонный только формально, но требуется охрана и пропускная система, так положено, Света.

Она оглядела кабинет, осталась довольна.

— Ни разу здесь не была, неплохо. Щербаков этот из ФСБ?

— Нет, Света, он из другой системы, но это строго между нами, он полковник контрразведки ВМФ. Завод оборонный, положена соответствующая охрана.

— Теперь ясно, почему у наших ворот постоянно два бугая трутся. Щербаковские?

— Да, это его люди, — ответил Борис.

— А твой знакомый, который у нас ночевал и утром уехал, он кто?

— Тебе бы в ЦРУ работать, Света, все секреты выведала. Нет, он не из контрразведки флота, он из генштаба, генерал, действительно мой старый знакомый. В гости приехал, заодно Щербакова мне представил. Но даже родителям об этом ни слова.

— Понятно, чего уж тут говорить. Но приятно, черт возьми, когда муж такой пост занимает, — она улыбнулась, — если бы еще не врал, то было бы совсем хорошо.

— С чего ты взяла, что я лгу? — удивленно спросил Михайлов.

— Это же не город, Боря, поселок городского типа, на крутой козе не объедешь. Здесь сороки лучше любой телефонной связи работают. Охрана, пропуска, бугаи у ворот… Мне все равно, какие вы там пароходы строите, лишь бы с семьей ничего не случилось. Если появилась охрана, то будет и от кого охранять, а мне страшно за тебя и Валерию. Скажешь, что опять не права? Весь поселок уже шумит. Я в магазин пошла и бугаи за мной, народ же не слепой, все видит, тем более, что люди приезжие, не наши. Какую-то стройку развели у нас во дворе дома, я спросила, а они вежливо на тебя ссылаются, говорят, что ты приказал. Ты что не мог мне раньше сказать, дома? — обиженно спросила Светлана.

— Не мог, Светочка, извини, времени не было. Я ведь тоже ничего не знал, пока этот генерал из генштаба не приехал. Пока его утром проводил, потом на работу сразу. Во дворе у нас домик отдельный для охраны построят. На заводе тоже казарму современную строить начали. Скоро морпехи прибудут, от ЧОПа совсем откажемся. Родители приедут — тоже с охраной ходить станут. Ты не против, если завтра оформишься на работу?

— На работу, почему завтра? — удивилась Светлана, — мы же договорились, что когда грудью кормить перестану.

— На завод тебе не надо будет ходить, компьютер дома поставят, междугороднюю связь протянут.

— Зачем, у нас еже есть телефон?

— Это закрытая связь, ее не прослушаешь. Ты станешь отдельную бухгалтерию вести по оборонке. Счет другом в банке будет и не в нашем, а в Москве. Даже когда родишь, ничего страшного не случится, если несколько дней к компьютеру не подойдешь. Зачем мне отдельный бухгалтер из Москвы, допущенный к секретам, если ты у меня есть? Согласна?

— А я справлюсь, Боря?

— Справишься, я в этом уверен. Как только связь и компьютер сделают, из Москвы человек прилетит, обучит тебя нюансам секретной бухгалтерской работы.

— Ну, если обучит, я согласна, куда же от тебя денешься, — улыбнулась Светлана, — пойду я, господин генерал мой.

Она взяла Валерию на руки, чмокнула мужа в щеку и ушла.

К середине октября казарму, если можно назвать казармой помещение гостиничного типа с кубриками для матросов на четыре человека, на два для мичманов и на одного для офицеров, закончили строить и сдали под ключ. Сразу же прибыла рота морской пехоты, а районный центр сделали закрытым поселком городского типа. Без спецпропуска не въехать, ни выехать.

Командир роты прибыл к директору для доклада.

— Товарищ генерал-майор, командир роты морской пехоты майор Кондратьев. Представляюсь по случаю…

— Отставить, майор, присаживайтесь, — он указал на стул, — Люда, пригласи ко мне Щербакова.

Он вошел в кабинет.

— Знакомьтесь, майор, капитан первого ранга Щербаков Яков Трофимович, начальник контрразведки нашего объекта, ваш непосредственный командир. Он введет вас в курс дела и поставит задачи. Вопросы?

— Никак нет, товарищ генерал-майор, нет вопросов, — ответил Кондратьев.

— Свободны.

— Есть, — козырнул майор и вышел.

Несколько часов Щербаков объяснял обстановку и вводил в курс задач майора. Потом личный состав роты выстроился в зале казармы.

— Товарищи матросы, старшины, мичманы и офицеры, я капитан первого ранга Щербаков, начальник контрразведки вверенного нам секретного объекта. Подчеркиваю — объект особо секретный, о нем знают главнокомандующий, министр обороны и еще пара генералов, не более. Поэтому боевая подготовка у нас должна быть выше самого высокого уровня. Запомните эти лица, — Щербаков раздал фотографии и после изучения собрал их, продолжил: — мужчина на фото, это директор завода, руководитель секретного объекта, воинское звание генерал-майор, наш командир. Имеет права проводить с собой на территорию объекта любого человека без специального пропуска. На другой фотографии женщина, ее зовут Светлана Андреевна, человек гражданский. Имеет право посещать без всяких пропусков любой объект, но только одна, провести с собой кого-либо без специального пропуска она не имеет права. У нее ребенок до года, его проносить она может. Конкретные задачи поставит командир роты. Командуйте, майор.

— Командиров взводов прошу собраться у меня, разойдись, — приказал Кондратьев.

Утром рабочие пришли на завод и с удивлением увидели вместо привычных ЧОПовцев морских пехотинцев. Еще более удивились, когда не смогли пройти и поболтать с товарищами из соседних цехов. Каждый пропуск давал право только на посещение своего конкретного объекта. У всех отобрали подписку о неразглашении секретных сведений и строго предупредили об ответственности. На новый строящийся объект не пускали никого, кроме строителей. В нем все дело, решили рабочие, видимо точно будут военные катера строить, иначе зачем такая секретность. Какие катера, возражали другие, лазерное оружие станут производить, третьи утверждали версию о новой сверхсекретной магнитной пушке. Фантазировали от инопланетного оружия, снятого со сбитого НЛО, до надводных низколетящих кораблей.

Ажиотаж со временем прошел, и рабочие радовались зарплате, которая увеличилась вдвое. Пусть там хоть черта строят, а Михайлов молодец, слово держит — есть работа и достойное вознаграждение. Все изменения в поселке народ связывал именно с Михайловым. Он стал настолько популярен, что набрал на довыборах в поселковую Думу девяносто девять процентов голосов.

Чтобы не отвлекать людей от основной работы, Михайлов пригласил к себе на совещание руководителей правовых структур на восемнадцать часов. Каждого лично встречал Щербаков, давая команду охране на пропуск в здание заводоуправления.

— Я собрал вас здесь, чтобы обсудить положение в нашем районе и отрегулировать взаимоотношения между службами.

— Простите, Борис Николаевич, — перебила его Семенова, — вы знаете, что я вас ценю и уважаю, как человека. Но мне бы хотелось знать, в качестве кого вы сейчас к нам обращаетесь? Директор завода, депутат или еще есть неизвестная мне должность?

Михайлов улыбнулся.

— Да, вы правы, Галина Дмитриевна, это внесет ясность в существующие взаимоотношения. Нет, в данный момент я выступаю как генерал Михайлов, уполномоченный Президентом страны на совершение определенных действий. Все государственные органы и службы обязаны оказывать мне содействие в осуществлении намеченной цели. Пожалуйста, ознакомьтесь с соответствующим документом.

Он передал его присутствующим, забрал после прочтения и продолжил:

— Полагаю, что вопросов о моих полномочиях больше не будет. С этим документом знакомы только вы, областные руководители о существовании его не знают. Если возникнут вопросы или трения с вашими руководителями, прошу не ссылаться на этот документ или на меня, необходимо сообщить мне и все встанет на свои места. Итак, продолжим, господа и дамы, не все здесь друг друга знают, поэтому представляю каждого. Подполковник полиции, начальник районного ОВД Кулагин Степан Ильич; Иван Матвеевич Зарокин, подполковник юстиции, начальник следственного комитета района; Кузьмин Андрей Осипович, майор, начальник отделения ФСБ, да, господа, уже не группа, а отделение; Семенова Галина Дмитриевна, председатель районного суда; Щербаков Яков Трофимович, для всех жителей района — заместитель директора завода по общим вопросам. Для вас — начальник контрразведки секретного объекта, капитан первого ранга, то есть в переводе на армейский язык полковник. Прошу вас, Степан Ильич, и вас, Андрей Осипович, контактировать со Щербаковым, как со страшим оперативным начальником. Вы уже знаете, что наш поселок объявлен закрытой зоной. Необходимо выявить и удалить с территории всех мигрантов. Официально временно проживающих просто выдворить. Неофициальных лиц с применением уголовной ответственности, как проникнувших на закрытую территорию. Граждане любого пола и национальности подлежат отправке из района, если они здесь не прописаны и их временное нахождение не оформлено официально. Особо обратите внимание на выходцев из средней Азии, Кавказа и Украины. Если при проверке документов гражданин или гражданка вызывает сомнение, лучше перестраховаться и проверить человека совместно с ФСБ.

Прошу вас, Галина Дмитриевна, при рассмотрении уголовных или административных дел мигрантов руководствоваться верхней планкой закона. При возникновении хулиганских действий в отношении, например, матроса морской пехоты, местные парни должны быть задержаны и арестованы, если это позволяет закон и явный виновник не морской пехотинец.

У судьи есть вилка применения наказания, так вот планка должна быть верхней. В ходе проверки или следствия каждый хулиган должен прочувствовать, что ему вменяется статья об измене родине или что-то подобное. В ходе допроса необходимо выяснять, не являются ли его действия целью получения секретных сведений. Получив свой срок за обычное хулиганство, преступник должен ехать на зону и чувствовать, что легко отделался, что он все-таки не изменник родины, ему поверили, что он не выпытывал военные секреты.

Возможно, я выражаюсь сумбурно, не юрист, но мы должны создать ажиотаж секретности. Каждого алкаша или бытового убийцу спросить — а не хотел ли он тем самым выведать военные секреты? У каждого задержанного полицией человека необходимо выяснить — что он делал у секретного военного объекта, то есть завода, даже точно зная наперед, что он там не появлялся. Но при всем этом законность должна соблюдаться, подчеркиваю это особо. Сотрудникам ФСБ господин Щербаков поставит задачу отдельно. После совещания каждый из вас даст подписку о неразглашении. Есть вопросы?

— Поставленную задачу мы выполним, не сомневайтесь, Борис Николаевич, — начала Семенова, — мне непонятно — зачем создавать этот ажиотаж секретности, как вы выразились. Секретный объект, по-моему, должен быть секретным, стоит ли говорить о нем на каждом углу?

— Да, в определенном смысле вы правы, Галина Дмитриевна. Но это делается для облегчения работы спецслужб. Лица из чистого любопытства сюда не поедут, что уменьшит поток приезжающих. Легче просеять через сито проверки пятьдесят, а не сто человек, к примеру. В массе шпионам затеряться легче, но будем надеяться, что они здесь не появятся. И потом, я полагаю, что подобный режим понизит уровень преступности в районе в целом, что немаловажно. Еще вопросы? Нет вопросов. Всем спасибо, что согласились прийти.

Михайлов покинул кабинет почти следом за вышедшими, сразу ушел домой, благо коттедж находился недалеко от завода. Светлана удивленно поинтересовалась:

— Так рано… что-то случилось или забыл чего-нибудь?

— Нет, Света, все в порядке. Устал что-то, замотала напряженность и суета. Отдохну часок спокойно и обратно.

Он сел на диван, развалившись поудобнее, прикрыл веки и вроде бы задремал внешне. Светлана унесла Валерию на второй этаж, чтобы не мешала отцу отдохнуть. Забеспокоилась — никогда он так не выматывался, по крайней мере, вида не подавал.

Михайлов, отключившись от внешнего мира, забылся, но мысли, словно во сне, все равно кружились у завода и новых задач, поставленных руководителем ГРУ, прилетевшим к нему инкогнито со Щербаковым всего на одну ночь. Он понимал, что ему тоже не все озвучили и остальное домысливал сам. Введен режим повышенной секретности на гражданском объекте, территория объявлена закрытой. На его взгляд это могло означать лишь одно — завод должен оттянуть на себя интерес иностранных спецслужб от настоящего объекта. Его, ушедшего в запас, вернули не в медицинскую службу, а в штаты генерального штаба. Больше всего его беспокоила семья, Светлана с Валерией, частенько агенты разведок мира использовали семейный козырь в общении с интересующим объектом.

Филимонову не дали отпуск в начале июня по графику, — но Иван Константинович вырвал его, если можно так выразиться, в августе. Он уже два года проводил отпуска в верховьях Лены, не жалея, что приходилось ездить за четыреста километров в одну сторону. Природа компенсировала дальность расстояния, тем более, что последние полторы сотни километров проходили по правому очень живописному берегу реки. Не доезжая пятнадцати километров до райцентра, дорога перекидывалась через мост на левый берег.

Филимонов купил новый спиннинг, который хотел опробовать в устье реки Илга, впадающей в Лену недалеко от райцентра. Эта небольшая речушка славилась рыбой, а в дни нереста просто кишела хариусом.

У въезда в деревню Пономарева, где находился мост через Лену, его остановил патруль морской пехоты.

— Ваш пропуск и паспорт, пожалуйста…

— Какой пропуск? — вышел из машины ничего не понимающий Филимонов, предъявляя паспорт, — в чем дело?

— Вы находитесь на территории, объявленной закрытой зоной, — объяснил старшина, — на границе района имеется соответствующий указатель, вы его видели?

— Да, видел табличку с надписью: «Закрытая зона, въезд по спецпропускам», но я не придал этому значения, посчитав неудачной шуткой. Я не первый раз сюда еду проводить отпуск. Вы можете мне объяснить, в чем дело? — все еще не понимал ничего Филимонов.

— Пройдемте со мной на КПП, — предложил подошедший мичман.

Внутри здания контрольно-пропускного пункта он еще раз пояснил, что это закрытая территория, о чем в средствах массовой информации объявлялось не раз, на границе территории выставлены соответствующие обозначения. Матросы провели личный досмотр, обыскали автомобиль, Филимонов написал объяснение, и его поместили в другую комнату с решеткой на окне. Примерно через восемь часов он снова предстал перед мичманом.

— Ваши показания подтвердились, — начал говорить морпех, указывая рукой на свободный стул, — вы действительно работаете в институте земной коры, ехали сюда на отдых в третий раз, ваш знакомый в поселке, Астахов Виктор Петрович, пояснил, что знает вас, и вы останавливались ранее у него. Вы свободны, товарищ Филимонов, если желаете провести отпуск в поселке, то вам необходимо приглашение от Астахова, оформить пропуск в местном отделе полиции и только после этого возможно ваше пребывание здесь. На первый раз мы не станем привлекать вас к ответственности, ограничившись замечанием и предупреждением. Но, ежели подобное повторится, то понимаете сами — от уголовной ответственности вам не уйти. Всего доброго, товарищ Филимонов, прошу немедленно покинуть запретную зону.

Он вышел из здания КПП, осмотрелся, закурил. Съездил, называется, на отдых, порыбачил. Филимонов сел в свой автомобиль и тронулся в обратный путь. Домой вернулся далеко за полночь и сразу лег спать. Утром его разбудил телефонный звонок, он прямо в постели взял трубку. Ответил сонно:

— Алло.

— Ты что там творишь, Иван Константинович, приходили полицейские, расспрашивали о тебе — где собирался отдыхать, ездил ли туда ранее? Ты что набедокурил? — спрашивал его начальник по работе.

— Ничего, — сразу проснувшись, ответил он, — поехал на рыбалку, как обычно, а район оказался закрытой зоной. Откуда я мог знать, я телевизор и новости последний раз смотрел, не помню когда с этой работой. Продержали меня в кутузке часов восемь и отпустили.

— Понятно, ладно, счастливого отдыха, — пожелал начальник и повесил трубку.

Филимонов все-таки добился своего и посетил закрытую зону официально. Пожил недельку у Астахова, отдохнул, порыбачил и вернулся обратно.

Щербакова заинтересовал повторный приезд Филимонова в поселок. Ехать второй раз за четыреста километров пожелает не каждый. Он раздумывал — ранее бывал здесь, это факт в его пользу. Повторная поездка после задержания еще ничего не доказывает и говорит лишь о некой привязанности к местной природе. Но не десять же лет он сюда ездил, чтобы тащиться повторно. Зря, не зря, а проверить надо, решил он.

Полученные результаты насторожили. Три года проживал Филимонов в Иркутске, прибыв из Красноярского края. В деревне, где он родился, жителей не осталось, а поселковый архив сгорел года четыре назад. С трудом удалось разыскать его одногруппников по институту, которые не опознали Филимонова по фотографии. Похож, но точно не он, заявили они.

Уголовник или искомое лицо, рассуждал Щербаков? Уголовник вряд ли бы поехал в закрытую зону, зачем лишний раз рисковать? Выходит, агент иностранных спецслужб, консерва? Тогда он должен проявиться после поездки на Лену. Он сделал запрос и получил ответ — Филимонов после возвращения из поселка в город улетел в Москву, где пробыл три дня и вернулся обратно.

Сомнений почти не осталось. Филимонова взяли в тщательную разработку. «Эх, время упущено, — сокрушался Щербаков, — надо бы раньше за ним присмотреть, когда он в Москву полетел. Инструкции он может получать через радиоприемник, а вот на связь по рации вряд ли выйдет, скорее всего, получит связника и станет общаться через закладки».

Щербаков глянул на часы — пора идти на доклад к Михайлову. Когда начальник ГРУ проводил с ним последний инструктаж в этом Богом забытом поселке, он все же решился спросить его — почему старшим оперативным начальником назначен не человек, прошедший специальную подготовку, а генерал медицинской службы? Он хорошо помнил, как усмехнулся высокий руководитель и пояснил: «Во-первых, Михайлов уже не в медицинской службе, а в составе генерального штаба. Во-вторых, он участвовал в ряде специальных операций, как врач, но проявил себя при этом не хуже любого профессионально подготовленного старшего офицера ГРУ. Природный талант не отнимешь и ему не научишь, Яша, вот так вот. Да, он не сможет провести слежку за обученным человеком и не засветиться при этом, в этом ты прав. Но он умеет стратегически мыслить, ухватить главное и поставить задачу. А для ее выполнения у него будешь ты, с тебя и спросим. Михайлов человек прямой, не бойся и не гнушайся подсказывать ему, он это воспримет правильно. Полагаю, что вы сработаетесь».

Щербаков вошел в домашний кабинет генерала, доложил информацию по Филимонову.

— Что еще? — спросил Михайлов.

Капитан первого ранга удивился — ни выводов, ни эмоций не проявил генерал. Он не собирался докладывать о некоторых возникших сомнениях, но после вопроса решил не тянуть.

— Еще в поселке появились две дамы. Одна въехала по списку, как дочь постоянно проживающего на территории человека, вторая чуть позже уже по ее приглашению. Купили подвернувшийся домик и проживают вместе, вот их фотографии, — он передал их Михайлову. — Зинаида Матвеевна Наумова, тридцати шести лет, ничем не занимается, не работает. Вторая дама помоложе, тридцать лет, устроилась временно в местный ресторан певицей. Поет вечерами, причем неплохо. Меня насторожил тот факт, что Наумова не общается с родителями, хотя в ходе проверки установлено, что они действительно поссорились и…

— Понятно, — перебил его генерал, — каким образом вы установили, что родители находятся в ссоре с дочерью?

— Наш сотрудник под видом уточнения списка родственников съездил в Михайловку и опросил родителей. Чтобы это не вызвало подозрений, переговорил практически со всеми в деревне.

— Понятно, — еще раз повторил генерал, — надеюсь, что ваш косяк, Яков Трофимович, останется незамеченным для этих двух дам. Зинаиду Наумову я знаю лично, это не она, судя по фотографии. Теперь вы понимаете, что последствия вашего визита в Михайловку могут быть печальными для дела?

Он заметил, как огорчился Щербаков. Не испугался, а именно расстроился из-за своих действий.

— Виноват, товарищ генерал, не подумал, что вы тоже из Михайловки.

— Ни в чем вы не виноваты, Яков Трофимович, невозможно предусмотреть все. Хотя в данном случае возможность была, — все-таки подчеркнул Михайлов, — но сейчас надо думать о другом. Хорошо, что вы показали мне фотографии, теперь мы знаем агентов в лицо. Необходимо установить их личности, связь с Филимоновым, круг общения здесь. Найти настоящую Наумову, возможно, она потеряла паспорт, хотя вряд ли, скорее всего ее убрали. Эта певичка, как ее?

— Михайлова Наталья Ивановна, — подсказал Щербаков.

— Михайлова, — усмехнулся генерал, — еще и тезка и, видимо, не зря. Она поет в ресторане, куда заглядывают подчиненные Кондратьева. С кем-нибудь она уже наладила контакт?

— Сказать сложно, товарищ генерал, мы за ней не смотрели, но предполагаю, что положила глаз она на одного лейтенанта по фамилии Суконцев, имени и отчества не помню.

— Выясните и переговорите с лейтенантом. Пусть пойдет на контакт, но не сам и проговорится при удобном случае, что новый цех построен. Но он лишь морпех, деталей не знает, что-то будут производить новое. Для этого рабочих привезут с какого-то секретного завода. Местных не задействуют, они не умеют военные катера строить, тем более нового поколения. Что-то типа супер-пупер, вы профессионал, Яков Трофимович, лучше меня детали обговорите. Придется действительно привозить рабочих. Где их размещать только? Ладно, об этом тоже подумаю. Еще вот что, певичка здесь по приглашению, значит, у нее через месяц истечет срок пребывания. Она попытается его продлить, но ее нужно отправить, объяснив, что она может вернуться вновь по приглашению. Проследить, с кем она войдет в контакт в городе, не сомневаюсь, что обратно вернется. Еще что, Яков Трофимович?

— Все, товарищ генерал, другой информации нет, — ответил Щербаков.

— Выходит, клюнули на нашу секретность американцы, возможно и другой кто-то, не зря дело затеяли? — хитровато спросил Михайлов.

— Не зря, товарищ генерал, разрешите идти?

— Иди, Яков Трофимович, действуй.

В кабинет вошла Светлана.

— Накурили-то, накурили, хоть топор вешай, — она открыла окно, — поздно уже, Борис, пойдем спать, Валерию я уложила.

— Ты иди, Света, мне надо еще поработать. Приду через час, извини.

— Трудяга ты мой, — Светлана подошла ближе, обняла мужа, — но только через час, буду ждать.

Она поцеловала его в щеку и удалилась. Михайлов начал составлять подробный отчет о проделанной работе.

В ресторане кипела своя жизнь. Певица, закончив песню, присела за столик к лейтенанту Суконцеву.

— Скучаете молодой человек? — спросила она.

— Отдыхаю, вы прекрасно поете, — ответил он.

— О, спасибо, меня зовут Наташа Михайлова, — она протянула руку лейтенанту.

— Александр, — ответил он, целуя ее пальчики, — знаменитая фамилия.

— Знаменитая? — удивилась певица, — чем же?

— Я так, к слову, — замялся офицер.

— А-а, — улыбнулась Наталья, — намек на продолжение знакомства?

— Без всяких намеков, — ответил он, — буду рад проводить вас домой.

— Сразу домой, — кокетливо произнесла она.

Суконцев смутился.

— Можно погулять…

— Хорошо, я скоро закончу выступление.

Она спела еще несколько песен и подошла к столику.

— Саша, подождите меня на улице. Я буду через пять минут.

Он расплатился за стол и вышел. Закурил в ожидании сигарету. Наталья появилась минут через десять.

Утром Суконцев докладывал капитану первого ранга Щербакову.

— … За вечер и ночь, проведенную вместе, Михайлова ни разу не поинтересовалась заводом. Только спросила еще раз под утро — чем же все-таки знаменита ее фамилия? Я ответил, что у нас командир Михайлов, просто сравнил. Она согласилась, что генерала здесь все знают, врач он действительно знаменитый. Я тогда удивился сам, причем здесь врач? Он директор завода, это верно, но уж точно не врач. Она не стала больше ничего уточнять. Я торопился на службу, мы расстались, договорившись вечером встретиться в ресторане снова.

— Встретишься с ней послезавтра, лейтенант, территорию завода до этого времени не покидать. Задержку объяснишь службой, дескать, пришлось расширять территорию завода, будут строить еще какие-то цеха, а сейчас привезли панели северного варианта, соберут общежитие для новых рабочих. Если она спросит, то пояснишь, что рабочих не местных привезут, больше ты ничего не знаешь. Свободен, лейтенант, и держи ухо востро, чтобы преобладала голова, а не головка.

Он покраснел и вышел из кабинета.

Певица не дождалась своего Александра вечером ни в этот день, ни в следующий. Она увидела его в ресторане через два дня и чуть было не сбилась с темпа песни, которую пела. Раздумывала — подойти к нему в перерыве или нет. Все-таки решилась подойти — не душой, но телом они стали близки.

— Что морячок — поматросил и бросил? — с издевкой произнесла она, — сволочь ты, Саша, пришел выбрать очередную мисс на ночь?

— Подожди, Наташа, не кипятись, — возразил лейтенант, — нас не выпускали… служба.

— Что, значит, не выпускали, ты же не матрос по призыву, дурочку в другом месте ищи, — ответила она и, повернувшись, пошла к сцене.

Он схватил ее за руку, остановил.

— Наташа, не сердись, нас, правда, не выпускали, аврал на службе. Присядем, я тебе все объясню.

Она неохотно присела за столик, ожидая пояснений.

— Я сам многого не понимаю, — начал Александр, — внешний периметр расширяют, забор отнесли в сторону, опять какой-то цех собираются строить, всех на охрану поставили, пока электронику не подключили. За два дня щитовой барак поставили на сто человек с кубриками, в смысле с номерами на одного-два человека. Каких-то специалистов должны сегодня или завтра привезти.

— Что там у вас творится, — усмехнулась Наталья, — вы там собираетесь речное НЛО строить или ты мне басню Крылова рассказываешь?

— Причем здесь Крылов? — огорчился Александр, — я же морской пехотинец, а не конструктор. У нас командир роты ничего не понимает — сдернули с моря на реку и поставили на охрану. Какое-то новейшее оружие станут производить или сверхкатер какой-то со скоростью самолета — нам же не скажут, все засекречено. Все увольнения отменили, я с трудом отпросился на полчаса. Отладят систему охраны и все встанет на свои места, мы снова сможем встречаться.

— И когда это произойдет? — спросила Наташа.

— День, два, возможно неделя, точно не скажу, — ответил Александр.

— Ладно, служи морячок дальше. Освободишься — поговорим.

Она встала и ушла на сцену. Погрустневший лейтенант вышел из ресторана.

Михайлов прослушал запись разговора, задумался. Заговорил минут через пять:

— Сейчас она должна осмыслить ситуацию и прийти к выводу, что другой информации в ближайшее время не получит. Завтра наверняка утром рванет в город для доклада, а лже Наумова оформит ей новый вызов. Необходимо плотно присесть ей на хвост в городе, по дороге не отслеживать — заметит. Продумайте вариант, Яков Трофимович, как ее встретить. Я бы на ее месте поменял транспорт при въезде в город, так вернее. Километров за десять оставит машину на обочине, например, и доберется на попутке. Потом кто-нибудь сменит номера и въедет в город. Все это необходимо проследить, задача непростая, я понимаю, но другого выхода у нас нет. Давай вместе обсудим, как провожать и встречать певицу станем. Начинайте вы, Яков Трофимович.

— Провожать ее ни к чему, Борис Николаевич, все равно на нашем КПП засветится и сто шестьдесят километров до соседнего райцентра на своей машине проедет. Там действительно может сменить транспорт и дальше ехать на другом. Местное ФСБ присмотрит, мы будем знать, на чем и когда она выехала. Если машина другая, то въедет в город на ней, если старая, то станет действовать, как вы и говорили.

— Подожди, Яков Трофимович, не спеши, — перебил его Михайлов, — здесь не Москва, шпионской сети нет и все люди на виду. Вряд ли у них кто-то есть в соседнем райцентре, где нет секретных объектов. На въезде в город гаишное КПП, они это прекрасно знают. Она наверняка на своей машине поедет, но номер сменит. Позвонит, допустим, Филимонову часа за два, скажет, что поспала часов восемь, но все равно не выспалась, никуда не пойдет, будет отдыхать. А он ей на восьмом километре номера оставит другие. Как тебе такая версия, Яков Трофимович?

— Полагаю, что лучше, вы словно высшую школу КГБ СССР закончили.

— Причем здесь высшая школа, элементарно пытаюсь встать на их место. Это в фильмах выскакивают через служебный выход магазина на другую улицу. Я бы пошел на пляж, сел в моторную лодку и укатил на другой берег, ищи потом ветра в поле. Кстати, не зря об этом говорю, она элементарно может этот вариант использовать, идя на встречу. Ладно, Яков Трофимович, додумывай остальное сам, ты профессионал. И докладывай немедленно о всех событиях.

Разговор прервал селектор, Людмила доложила, что на связи Кондратьев.

— Слушаю вас, Игнат Сергеевич.

— Извините, товарищ генерал, мне доложили, что Щербаков у вас, мне бы переговорить с ним срочно.

Михайлов передал трубку, Капитан первого ранга выслушал доклад Кондратьева, повернулся к генералу:

— Там какой-то инцидент на КПП, задержали военного на бронеавтомобиле «Тигр», документов не предъявляет, требует связи с командиром.

Михайлов улыбнулся.

— Пусть соединят меня с КПП.

— Мичман Пустовалов, товарищ генерал, разрешите доложить?

— Отставить доклад, мичман, спросите у военного — он полковник Сухоруков?

— Так точно, товарищ генерал, отвечает, что Сухоруков, но документов не предъявляет.

— Ясно, мичман, доставьте его ко мне, пусть сам на машине едет, выделите матроса для сопровождения, чтобы дорогу показал. Это гость, а не задержанный. Выполняйте.

— Есть, товарищ генерал, доставить гостя к вам, — ответил мичман.

Он вышел из КПП, подошел к Сухорукову.

— Извините, товарищ полковник, приказано вас доставить в райцентр к нашему генералу в качестве гостя. Вы можете ехать сами, сопровождающий матрос покажет дорогу.

— Ученья что ли какие у вас, почему закрыли проезд? — спросил недовольно Сухоруков.

— Нет, товарищ полковник, район объявлен закрытой зоной, въезд и выезд только по спецпропускам. Уже больше месяца здесь находится КПП, все жители об этом знают.

— Кто у вас генерал, как фамилия?

Мичман задумался сначала, но потом ответил:

— В принципе это не секрет, если все население его знает, генерал Михайлов, товарищ полковник.

— Борис Николаевич? — удивленно спросил Сухоруков.

— Так точно, Борис Николаевич.

— Вот те на… я же к нему и ехал. Спасибо, мичман, давай своего сопровождающего.

Через полчаса он зашел в кабинет к Михайлову, старые друзья обнялись.

— Первым делом спрошу: сколько у тебя времени, Миша, когда обратно планируешь?

— С ночевкой ехал, хотел еще к Василисе заглянуть, а тут меня на КПП тормознули. Ничего не понимаю, рассказывай, Борис Николаевич.

— Понятно, Миша, — улыбнулся Михайлов, — все, что положено, расскажу. Я теперь директор и хозяин судостроительного завода. Вернулся на службу, но не в медицинское управление, а в генеральный штаб, теперь там службу несу с рабочим местом здесь. Рота морпехов завод охраняет, территория объявлена закрытой зоной. Живу не в Михайловке, а здесь. Такие вот дела, Миша.

— Ничего себе, сколько новостей, — удивился Сухоруков, — если я правильно понимаю, то все это с твоим заводом связано, поэтому и морпехи. Преобразуешь гражданский завод в военный?

— О заводе мы говорить не станем, сам понимаешь, человек военный, — ответил Михайлов, — но твой полк в своих целях задействую. Полагаю, что скоро получишь приказ о защите воздушного пространства территории и выполнении поставленных мною боевых задач, если потребуется. Твое начальство тебе само все растолкует. А пока познакомлю тебя со своими офицерами.

Он попросил Людмилу пригласить Щербакова и Кондратьева, принести две чашечки кофе. Познакомив друг с другом офицерский состав, он приказал выдать Сухорукову спецпропуск на территорию.

— Теперь ты можешь ездить ко мне свободно и к Василисе тоже. Поедешь к ней или в следующий раз?

— Поеду, Борис Николаевич, и прямо сейчас.

Михайлов рассказал ему о Василисе, о последнем разговоре с ней.

— Что ж, если так получилось, — вздохнул он, — наверное, легче станет общаться. Поеду я…

— Конечно, я понимаю… У меня здесь большой дом, переночевать есть где — хоть одному, хоть с Василисой. Буду ждать. Одного или двоих, но жду. Если что, то мой дом прямо по улице, увидишь кирпичный забор, не ошибешься. Удачи тебе, Миша.