Зубы тигра

Глава 22 Испанская лестница

— Шутите! — воскликнул Джек, как только ему рассказали о случившемся.

— Боже, ниспошли мне глупого противника, — ответил Брайан. — Это единственная молитва, которой учат в Базовой школе. Плохо только то, что рано или поздно враги, как правило, умнеют.

— Точно так же обстоит дело с бандитами и прочей дрянью, — добавил Доминик. — Чуть ли не главная проблема в работе всех наших агентств заключается в том, что мы ловим только тупиц. А об умных, как правило, даже и не слышим. Именно поэтому до сих пор не удаётся покончить с мафией, а ведь они там не настолько умны. Впрочем, всё это происходит точно по Дарвину, и мы так или иначе вынуждены помогать бандитам развивать мозги.

— Есть новости из дома? — спросил Брайан.

— Посмотри на часы. Они получат твоё сообщение не раньше чем через час, — попытался умерить его пыл Джек. — Значит, парня действительно переехали?

Брайан кивнул. Парень, о котором шла речь, шлёпнулся на дороге, и с ним произошло то же самое, что бывает с официальным символом штата Миссисипи — собакой, — выбегающей на дорогу: его раздавили.

— Разрезало на части трамваем. Приятно то, что теперь не возникнет никаких вопросов о причине смерти.

— Да, не повезло тебе, мистер Пустоголовый.

Krankenhaus[96] Святой Елизаветы, куда медики из бригады «Скорой помощи» принесли в трех прорезиненных мешках части тела погибшего под трамваем, находился всего лишь в миле от гостиницы. Медики предупредили о том, что везут, и потому их прибытие не вызвало никакого особого удивления. Доставленные части тела, как полагается, разложили на секционном столе в морге. Отправлять их в судебно-медицинскую лабораторию не было никакого смысла, поскольку причина смерти была совершенно ясной — чересчур ясной, если говорить на уровне чёрного юмора. Единственное, что оставалось сделать, это взять немного крови для токсикологического анализа. Тело было настолько изуродовано, что крови в нём осталось крайне мало, однако во внутренних органах, главным образом в селезёнке и в мозге, её оказалось достаточно, чтобы можно было набрать полный шприц. Взятую пробу отослали в лабораторию, где должны были провести пробы на наркотики и/или алкоголь.

Оставалось лишь обследовать тело на предмет выяснения причины падения — не мог ли стать его причиной, скажем, перелом ноги, — но после пребывания тела под колёсами трамвая (в бумажнике погибшего нашлось удостоверение личности, так что его имя властям было известно, и они уже начали опрос персонала близлежащих гостиниц, чтобы выяснить, не оставил ли он в номере паспорт: тогда можно будет поставить в известность соответствующее посольство) было совершенно ясно, что, даже если свежий перелом и обнаружится, установить, когда он случился — до попадания под колеса или позже, — не удастся. Колесо перерезало обе ноги менее чем за три секунды. Вызывало удивление лишь то, что лицо погибшего было спокойным. Вероятнее было бы ожидать увидеть широко раскрытые глаза и предсмертную гримасу боли... однако патологоанатомы хорошо знали, что смерть, даже мгновенная смерть от тяжёлых травм, крайне неохотно подчинялась каким-либо правилам. В проведении тщательного исследования со вскрытием смысла, пожалуй, не было. Если его застрелили, то, наверно, удалось бы найти пулевое ранение и, пожалуй, саму пулю, но подозревать подобное не было никаких оснований. Полиция уже опросила семнадцать свидетелей, находившихся на расстоянии не более тридцати метров от места трагедии. В итоге патоанатомическому заключению предстояло обрести однозначность, присущую любому официальному документу.

— Господи! — воскликнул Грейнджер. — Как, чёрт возьми, им удалось это устроить? — Он поднял трубку телефона: — Джерри? Спустись-ка ко мне. Номер три уже упакован. Ты должен увидеть донесение своими глазами. — Положив трубку, он произнёс вслух, обращаясь сам к себе: — Ну, и куда же мы теперь их пошлём?

Ответ на этот вопрос следовало искать на другом этаже.

Тони Виллс скопировал в свой компьютер все, что было скачано по требованию Райана, и файл, возглавлявший список загрузки, изумил его своей лаконичной выразительностью. Он поднял телефонную трубку и набрал номер Рика Белла.

Тяжелее всех пришлось Максу Веберу. Чтобы лишь мало-мальски прийти в себя после первого шока, ему потребовалось полчаса. Его вырвало, а потом ещё долго подташнивало, перед глазами стояла фигура, опускающаяся под нижний край его поля зрения, а затем этот ужасный хруст под его трамваем... Это не его вина, говорил он себе. Этот дурак, das Idiot, упал прямо перед трамваем, словно какой-нибудь отвратительный пьяница, вот только время ещё было слишком раннее для того, чтобы так насосаться пивом. За долгие годы его работы случалось немало аварий, по большей части его трамвай ударялся в автомобили, которые слишком резко и близко выворачивали перед ним. Но он никогда не видел и, пожалуй, не слышал о несчастном случае со смертельным исходом при участии трамвая. Он убил человека. Он, Макс Вебер, лишил человека жизни. В том, что произошло, нет его вины, повторял он себе ежеминутно на протяжении следующих двух часов. Начальник транспортного отдела отпустил его с работы на сегодня, так что он сделал отметку в контрольном листе, сел в свою «Ауди» и отправился домой, остановившись около Gasthaus за квартал от дома, потому что не хотел в этот день пить в одиночку.

Джек просматривал обширную почту, пришедшую из Кампуса. Дом и Брайан сидели рядом за поздним ленчем, обильно запивая еду пивом. Всё было обычно: переписка между людьми, подозреваемыми в участии в игре, большинство из которых на деле являлось добропорядочными гражданами различных стран, чисто случайно написавшими те волшебные слова, которые отслеживала программа, руководившая действиями системы «Эшелон» в Форт-Миде, осуществлявшей перехват. Да, всё было как обычно, если не считать того, что адресатом одного из рутинных посланий был 56MoHa@eurocom.net.

— Эй, парни, похоже, что наш приятель, неосторожно переходивший через улицу, намеревался встретиться с другим курьером. Он пишет ещё одному нашему старому другу, пятьдесят шесть МоНа, и просит дать инструкции.

— Да ну? — Доминик поднялся и посмотрел через плечо двоюродного брата на экран. — И о чём это нам говорит?

— У меня есть только адрес выходного аккаунта — он приписан к AOL: Gadfly097@aol.com. Если он получит ответ от МоНа, то мы, возможно, узнаем что-нибудь ещё. Мы считаем, что он командует оперативной деятельностью плохих парней. Агентство национальной безопасности засекло его около шести месяцев тому назад. Он шифрует свои письма, но они знают, как их взламывать, так что мы можем прочитать большую часть его электронных посланий.

— И насколько быстро ты рассчитываешь получить ответ? — спросил Доминик.

— Зависит от мистера МоНа, — ответил Джек. — Мы сейчас можем лишь сидеть тихонько и ждать.

— Понял тебя, — сказал Брайан, сидевший у окна.

— Я вижу, маленький Джек не помешал их работе, — заметил Хенли.

— А ты этого действительно ожидал? Господи, Джерри, я же тебе все объяснил, — сказал Грейнджер, молча вознося богу благодарение за его милости. — Как бы там ни было, теперь они хотят получить инструкции.

— Ты планировал устранить четыре цели. Итак, кто же номер четыре? — спросил сенатор.

Теперь настала очередь Грейнджера запнуться.

— Пока что я точно не определился. Честно говоря, я не ожидал, что они будут работать настолько эффективно. Я скорее надеялся, что их удары заставят следующую жертву высунуться из норы, но пока ничего подобного не происходит. Однако несколько кандидатов у меня есть. Если позволишь, я представлю тебе список сегодня, только попозже. — Телефон, стоявший на столе, зазвонил. — Да, Рик, конечно. — Рик Белл говорит, что у него есть кое-что интересное.

Дверь открылась менее чем через две минуты.

— О, Джерри, и ты здесь. Привет. Вот, Сэм, смотри. Это мы получили только что. — Он положил на стол распечатку перехваченного e-mail послания.

Грейнджер пробежал текст глазами.

— Мы ведь знаем этого парня...

— Не может быть никаких сомнений — он полевой координатор действий наших друзей. Мы предполагали, что он базируется в Риме. Что ж, мы не ошиблись. — Как все бюрократы, особенно высокопоставленные, Белл любил, когда его гладили по головке, и не упускал случая сделать это сам.

Грейнджер передал листок Хенли.

— Ну, Джерри, вот тебе и номер четыре.

— Я не люблю интуитивных озарений.

— А я не люблю ещё и совпадений, но, Джерри, если ты выигрываешь в лотерею, то ведь не отдаёшь деньги обратно, — сказал Грейнджер, подумав, что знаменитый тренер Даррел Роял был прав: удача никогда не приходит к неумелым. — Рик, твоё мнение: этот парень действительно заслуживает того, чтобы его убрать?

— Да, несомненно, — согласился Белл, подкрепив свои слова энергичным кивком. — Мы знаем о нём не очень много, но то, что знаем, выглядит крайне негативно. Он штабной оперативник, и в этом, Джерри, мы уверены на сто процентов. Причём все сходится прямо-таки идеально. Один из его людей видит, как погибает другой, докладывает и получает ответ. Знаешь, если мне когда-нибудь доведётся встретиться с тем парнем, который придумал программу «Эшелон», пожалуй, надо будет угостить его пивом.

— Разведка боем... — протянул Грейнджер, также ощутивший острую необходимость в поощрительном поглаживании. — Чёрт возьми, я ведь знал, что она принесёт пользу. Встряхни как следует гнездо шершней, и несколько тварей обязательно вылетят наружу.

— Только нужно постараться, чтобы они не изжалили твою задницу, — предупредил Хенли. — Ладно, что ты предлагаешь?

— Спустить собак с цепи, прежде чем лиса успеет нырнуть в нору, — не задумываясь, ответил Грейнджер. — Если мы сможем устранить этого парня, то не исключено, что с дерева свалится что-нибудь по-настоящему ценное.

Хенли повернул голову.

— Рик?

— Я согласен. Нужно продолжать, — сказал он.

— Что ж, продолжать так продолжать, — согласился Хенли. — Отправляйте инструкции.

Одним из важнейших достоинств электронной связи являлось то, что ответ поступал достаточно быстро. Собственно, Джек уже располагал основной частью нужной информации.

— Так, парни, настоящее имя 56МоНа — Мохаммед. Ничего удивительного в этом нет, это чуть ли не самое распространённое имя в мире. Он сообщает, что находится в Риме, в отеле «Эксельсиор» на Виа Витторио Венето, номер сто двадцать пять.

— Я слышал об этом месте, — сказал Брайан. — Дорогое и весьма неплохое заведение. Похоже, что наши друзья любят комфорт.

— Он зарегистрировался под именем Найджел Хоукинс. Зуб даю, оно английское. Как, по-твоему, он может быть британским гражданином?

— По имени Мохаммед? — с сомнением в голосе отозвался Доминик.

— Энцо, это может быть и конспиративной кличкой, — ответил Джек, не думая о том, что его слова могут задеть самолюбие Доминика. — Без фотографии мы можем только гадать о его прошлом. Дальше. Мы знаем, что у него есть сотовый телефон, и Махмуд — тот парень, который видел сегодняшний несчастный случай, — судя по всему, должен его знать. — Джек ненадолго умолк. — Интересно, почему же он в таком случае не позвонил? Хм... Так, итальянские полицейские пересылали нам записи перехваченных телефонных разговоров. Значит, они прослушивают эфир, а наш парнишка соблюдает осторожность?..

— Возможно, но почему... почему он в таком случае гоняет свои письма по Сети?

— Считает, что это безопасно. АНБ раскололо множество коммерческих систем шифрования. Продавцы об этом не знают, но ребята из Форт-Мида чертовски сильны в этих делах. Стоит один раз расколоть шифр, и он останется расколотым навсегда, а тот парень, который им пользуется, никогда об этом не пронюхает. — Честно говоря, он не знал, как именно это делается. Программисты могли (и часто делали это) оставлять в своих разработках лазейки — кто из патриотизма, кто ради денег, а кто и по обеим этим причинам. 56МоНа использовал самую дорогую из существующих программ, в описании которой было совершенно однозначно сказано, что взломать её не может никто по причине уникальности использованного алгоритма, составляющего собственность компании. Там, естественно, не объяснялось, что программа использовала 256-битовый процесс шифрования, что должно было производить впечатление на людей одной только цифрой. Там не сообщалось также, что разработчик программы, прежде работавший в Форт-Миде, что и явилось чуть ли не основной причиной (помимо высочайшей профессиональной квалификации), по которой его наняла фирма, не был освобождён от данной когда-то присяги и что, в дополнение ко всему прочему, миллион долларов, свободный от налогообложения, хорошо помогал разрешению моральных конфликтов. На эти деньги он купил премиленький домик в холмах округа Мартин. Из чего следовало сделать вывод, что даже в наши дни калифорнийский рынок недвижимости продолжает служить интересам безопасности Соединённых Штатов Америки.

— Получается, что мы можем читать их почту? — спросил Доминик.

— Частично, — кивнул Джек. — Кампус получает большую часть того, что перехватывает станция АНБ в Форт-Миде, и то, что они направляют в ЦРУ для анализа, поступает к нам. Это ещё проще, чем кажется на слух.

После этого Доминик довольно долго молчал.

— Ни ... себе!.. — выдохнул он после паузы, глядя в высокий потолок номера Джека. — Ничего удивительного... — Очередная пауза. — Хватит наливаться пивом, Альдо. Мы летим в Рим. — Брайан кивнул.

— Места для третьего у вас не найдётся, я правильно понимаю? — спросил Джек.

— Увы, малыш, нет. 911-я рассчитана только на двоих.

— Ладно, в таком случае отправлюсь в Рим самолётом. — Джек протянул руку к телефону и позвонил в бюро обслуживания. Через десять минут ему сообщили, что для него забронирован билет на «Боинг-737» компании «Алиталиа» до римского аэропорта Леонардо да Винчи, вылетающий через полтора часа. Он подумал, не сменить ли ему ещё раз носки. Если он и испытывал в жизни настоящую ненависть к чему-то, так это к необходимости снимать обувь в аэропорту. Через несколько минут он был полностью готов и покинул гостиницу, задержавшись лишь для того, чтобы поблагодарить портье. Такси «Мерседес» унесло его из города.

У Доминика и Брайана большая часть вещей вообще оставалась нераспакованной, так что на сборы им потребовалось от силы десять минут. Дом вызвал рассыльного, а Брайан тем временем отправился к уличному газетному киоску и приобрёл несколько ламинированных пластиком карт южной и западной части их маршрута. Тех евро, которые он получил в банкомате утром, должно было хватить на поездку, решил он, если, конечно, Энцо не слетит вместе с ним в пропасть во время переезда через Альпы. Перед входом в гостиницу появился «Порше», выкрашенный в омерзительный серо-синий цвет, и он направился к машине. Швейцар с усилием запихнул их вещи в тесный багажник. Ещё через две минуты Брайан уже смотрел в карту, отыскивая кратчайший путь, выводящий на Suudautobahn[97].

Джек попал на борт «Боинга» лишь после той оскорбительной процедуры, которая сейчас во всём мире являлась обязательной частью коммерческого авиаперелета. Всякий раз, подвергнувшись обыску, он с ностальгической грустью вспоминал путешествия на авиалайнере ВВС США с номером 1 на борту, но не упускал из виду, что он успел очень быстро привыкнуть к исключительному комфорту и лишь с возрастом узнал, через что вынуждены проходить обычные люди и что для него это очень походило на столкновение с кирпичной стеной. Но в данный момент ему следовало позаботиться о номере в римской гостинице. Как заказать номер, находясь в самолёте? Его место в первом классе было снабжено, в частности, телефоном-автоматом, и он, вставив в прорезь чёрную карту, сделал первую в своей жизни попытку справиться с европейским телефоном. В какой гостинице? Почему бы не в «Эксельсиоре»? Со второй попытки он пробился в бюро обслуживания, узнал, что, да, у них есть несколько свободных номеров. Договорившись, что за ним оставят маленькую комнатку на одного и почувствовав себя после этого очень хорошо, он взял у излучавшей доброжелательность стюардессы стакан белого тосканского вина. Даже бурная жизнь, решил он, могла быть очень даже хорошей, если только ты знал, куда ведёт тебя очередной шаг, а в настоящий момент завершение его шага находилось далеко за горизонтом.

Похоже, что немецкие дорожные строители обучили австрийцев всему, что знали сами, думал Доминик. Или же они читали одни и те же умные книги. Как бы там ни было, автострада мало чем отличалась от бетонных лент, опоясывающих Америку, если не считать того, что разметка была настолько другой, что это сбивало с толку, не в последнюю очередь потому, что здесь не встречалось никаких надписей, за исключением названий населённых пунктов, да и те были на чужом языке. Он скоро понял, что чёрное число на белом фоне в красном круге означает ограничение скорости, но скорость указывалась в километрах. Три километра свободно укладывались в две мили и ещё оставалось место, чтобы устроить просторную автостоянку. И австрийские ограничения скорости были далеко не столь мягкими, как немецкие.

Возможно, дело в том, что в этой стране меньше врачей, но даже среди холмов, становившихся все выше и выше, изогнутые участки были должным образом обнесены защитными валами, а ширина обочин позволяла безопасно свернуть с проезжей части, если кто-нибудь из встречных перепутает право и лево. «Порше» был снабжён системой автоматического регулирования скорости, и Доминик установил его на пять кликов[98] выше ограничения — исключительно для того, чтобы испытывать моральное удовлетворение из-за того, что едет слишком быстро. Здесь не приходилось надеяться, что его удостоверение сотрудника ФБР спасёт от штрафов, как это было бы в любой точке США.

— Сколько нам ехать, Альдо? — спросил он своего штурмана, находившегося на «смертельном сиденье».

— Наверно, километров с тысячу от этого места, где мы сейчас. Пожалуй, часов десять.

— Чёрт возьми, ведь придётся ехать по самой жаре. Наверно, через пару часов нужно будет заправиться. Как там у тебя с наличными?

— Семьсот европейских конфетных бумажек. Можно будет потратить все в Италии. Поблагодари бога, что не придётся возиться со старыми лирами — ты свихнулся бы, пересчитывая каждый раз в уме все эти числа со множеством нулей. А дорога не слишком перегружена, — заметил Брайан.

— Нет, и они себя ведут вполне прилично, — согласился Доминик. — Карты хорошие?

— Да. На этой дороге до самого Рима. А в Италии нужно будет купить другую, чтобы ездить по Риму.

— Ну, это, думаю, можно будет сделать без труда. — И Доминик возблагодарил милосердного бога за то, что он послал ему брата, способного читать карты. — Когда остановимся на заправке, купим что-нибудь поесть.

— Полностью согласен, братишка. — Брайан посмотрел вперёд, туда, где вдали возвышались горы. Трудно было сказать, насколько далеко ещё до них, но в давние времена, когда люди путешествовали в каретах или стирали до крови ягодицы, трясясь на лошадиных спинах, горы, наверное, казались им непреодолимой преградой. У них, вероятно, было намного больше терпения, чем у современного человека, а может быть, меньше разума. Ну, а он в настоящий момент сидел на удобном кресле, и его брат ехал по шоссе, совсем не как по трассе ралли.

Оказалось, что в Италии хороши не только автогонщики, но и лётчики. Пилот буквально поцеловал взлётно-посадочную полосу, и торможение с пробежкой были прямо-таки нежными. Джек имел слишком большой опыт воздушных путешествий для того, чтобы хоть сколько-нибудь беспокоиться на этот счёт (точно так же безмятежно относился к полётам и его отец), и всё же, как и большинство людей, он ощущал более безопасной пешую ходьбу или поездку на чем-нибудь не по воздуху, а по чему-то более ощутимому — земле или воде. В аэропорту он, как и в Австрии, нашёл такси «Мерседес», водитель которого сносно объяснялся по-английски и знал, как доехать до гостиницы.

Шоссе во всём мире выглядят практически одинаково, и на мгновение Джек даже задумался: где, чёрт возьми, он сейчас находится? Территория вокруг аэропорта, совершенно явно была занята сельскохозяйственными угодьями, крыши домов здесь имели совсем иные очертания, нежели в Америке. Судя по тому, что они были почти плоскими, снегопады здесь являлись большой редкостью. Стояла поздняя весна, и было так тепло, что он мог бы смело переодеться в рубашку с короткими рукавами, но ни жары, ни духоты не чувствовалось.

Однажды он уже побывал в Италии — вместе с отцом во время какого-то официального визита — кажется, какое-то экономическое совещание, — но тогда он повсюду разъезжал на посольской машине. Он не без удовольствия строил из себя принца, отпрыска правящей династии, но лишь в шутку, поскольку никто не учил его такому поведению и отношению к себе, и с тех пор в его памяти сохранились лишь места, которые удалось повидать. Он не имел ни малейшего представления о том, как попасть в любое из этих мест. Это был город Цезаря и множества других имён, принадлежавших людям, оставившим неизгладимый след в истории, поскольку они совершали поступки — хорошие или дурные. Главным образом дурные, потому что память о них сохранялась в истории крепче. И он сам приехал в этот город ради именно такого поступка. «Очень кстати, — сказал он себе, — я об этом вспомнил». Он вовсе не намеревался провозгласить себя арбитром, измерявшим соотношение хорошего и дурного в мире, а всего лишь парнем, выполнявшим работу достаточно двусмысленного сорта для своей страны, и не обладал правом принятия окончательных решений. Быть президентом, как его отец, вовсе не легко и не приятно, несмотря даже на неизмеримую важность этого поста, власть и могущество, сопряжённые с ним. Величина ответственности находится в прямо пропорциональном отношении с уровнем власти, и если у человека есть совесть, пребывание на таком высоком посту должно очень тяжело сказываться на нём. В том, чтобы осуществлять действия, которые другие люди считали необходимыми, присутствовал определённый комфорт. И, напомнил себе Джек, он мог в любой момент сказать «нет», и тогда, какими бы ни оказались последствия, они будут не такими серьёзными. В любом случае — не столь серьёзными, как те вещи, которые делал он и его двоюродные братья.

Улица Виа Витторио Венето производила впечатление делового района, а не места паломничества туристов. Деревья по сторонам выглядели кривобокими. Гостиница оказалась на удивление невысокой. И к тому же не имела роскошного подъезда. Джек расплатился с таксистом и направился внутрь в сопровождении швейцара, взявшего его багаж. Зато внутри вестибюль поражал великолепной резьбой по дереву и чрезвычайной приветливостью обслуживающего персонала. Можно было подумать, что гостеприимство было чем-то вроде олимпийского вида спорта, в котором европейцы соревновались между собой; во всяком случае, кто-то сразу же опять подхватил его вещи и проводил в номер. Там работал кондиционер, и в комнате ощущалась приятная прохлада.

— Прошу прощения, как вас зовут? — спросил Джек у рассыльного.

— Стефано, — ответил тот.

— Вы не знаете, живёт ли в отеле человек по имени Хоукинс. Найджел Хоукинс?

— Англичанин? Да, на вашем этаже, через три двери далеко направо. Это ваш друг?

— Друг моего брата. Пожалуйста, не говорите ему ничего. Может быть, мне удастся его разыграть, — беззаботным тоном попросил Джек, вручая Стефано бумажку в двадцать евро.

— Конечно, синьор.

— Вот и прекрасно. Благодарю вас.

— Prego[99], — ответил тот и поспешил обратно в вестибюль.

Возможно, это нарушение правил проведения разведывательных операций, сказал себе Джек, но раз у них не было фотографии этой птички, значит, нужно получить хоть какое-то представление о том, как он может выглядеть. Сделав это умозаключение, он снял трубку стоявшего на столе телефона и набрал номер.

— НА ВАШ НОМЕР ПРИШЁЛ ВЫЗОВ, — внушительным баритоном проговорил телефон. После третьего повторения фразы, Брайан вынул аппарат из кармана.

— Да.

Кто, черт побери, может ему звонить? — удивлённо подумал он.

— Альдо, это Джек. Я уже нахожусь в гостинице «Эксельсиор». Если хотите, я могу попытаться забронировать номера и для вас. Тут неплохо. Я думаю, вам, парни, здесь должно понравиться.

— Подожди. — Он положил телефон на колени. — Ты ни за что не поверишь, где поселился наш малыш. — Уточнять ничего не потребовалось.

— Ты шутишь! — ответил Доминик.

— Нисколько. Он хочет знать, нужно ли бронировать для нас номера там же. Что ему сказать?

— Проклятье... — Доминик быстро соображал. — Он ведь у нас что-то вроде стратегической разведки, не так ли?

— По мне, это немного банально, но раз ты так думаешь... — Он снова взял телефон. — Джек, ответ утвердительный, дружище.

— Вот и отлично. Ладно, пойду займусь этим. Если я не перезвоню и не скажу, что ничего не вышло, то приезжайте прямо сюда.

— Понятно, Джек. До встречи.

— Пока, — услышал Брайан и нажал кнопку отключения. — Знаешь, Энцо, мне это кажется не слишком разумным.

— Он уже там. Он находится на месте, и у него есть глаза. Мы всегда сможем дать задний ход, если найдём нужным.

— Да, пожалуй, ты прав. Если верить карте, до туннеля около пяти миль. — Часы на торпеде показывали 4.05. Они шли с хорошим временем, но сейчас, сразу же за городом или деревней под названием Бадгастайн, прямо по курсу возвышалась внушительная гора. Через неё должен проходить туннель. В противном случае пришлось бы сгонять большое стадо коз, чтобы они очистили гору от густо покрывавшей её растительности.

Джек включил компьютер. Ему потребовалось десять минут, чтобы выяснить, как войти в Интернет через телефонную сеть, но после этого он быстро нашёл почтовый ящик, наполненный предназначенными для него битами и байтами. Там присутствовала и похвала от Грейнджера за успешно проведённую миссию в Вене, хотя он не принимал в ней никакого участия. Но далее шла информация от Белла и Виллса по поводу 56МоНа. Она производила неутешительное впечатление. Пятьдесят шестой был представителем главного штаба плохих парней. Он и сам участвовал в их акциях, и планировал их. В результате одного из проведённых или спланированных им (по всей вероятности) действий совсем недавно в его, Джека, родной стране, в четырех торговых центрах разных городов было убито множество людей, и потому следовало обеспечить этому ублюдку встречу с богом. Никаких более подробных сведений о том, что он собой представляет, хорошо ли подготовлен, насколько умён и опасен, имеет при себе оружие или нет, — информации такого рода, которая была крайне желательна, не имелось, но, закончив чтение расшифрованных программой посланий, он снова зашифровал их и сохранил в папке «АКЦИЯ», чтобы ещё раз изучить в обществе Брайана и Доминика.

Туннель выглядел так, словно попал сюда из видеоигры. Он уходил все дальше и дальше в бесконечность, но, по крайней мере, в нём не случилось аварии, в результате которой множество машин превратилось в огромную груду охваченного пламенем металлолома, как произошло несколько лет назад в туннеле Монблан между Францией и Швейцарией. После показавшегося почти бесконечным промежутка времени, машина с братьями Карузо выскочила на свет с другой стороны горы. Отсюда открывался вид далеко вперёд и вниз.

— Впереди бензоколонка, — сообщил Брайан. Действительно, через полмили они увидели большой шит с изображением эльфа, а бензобак «Порше» не мешало бы заполнить.

— Отлично. Мне совсем не помешает пописать и потянуться как следует.

Площадка рядом с заправочной станцией оказалась довольно чистой по американским стандартам, и еда здесь была совсем другая — никаких бургеркингов или рой-роджерсов, к которым они привыкли в Виргинии, — и в уборной был полный Ordnung, и бензин продавали литрами, что вводило братьев в заблуждение, пока Доминик не произвёл в уме пересчёт.

— Господи, да они здесь просто грабители!

— Платит компания, не забывай, — успокаивающе заметил Брайан и протянул брату пакетик с печеньем. — Давай-ка двигать, Энцо. Италия ждёт.

— Давай. — Двигатель замурлыкал всеми шестью цилиндрами, и машина вновь выкатилась на автостраду.

— Хорошо было размять ноги, — сказал Доминик, переходя на прямую передачу.

— Да, это бывает полезно, — согласился Брайан. — Если я не ошибаюсь, осталось всего четыреста пятьдесят миль.

— Детская прогулка. Часов шесть, если будет не слишком много заторов. — Доминик поправил тёмные очки и пошевелил плечами. — Остановиться в одной гостинице с объектом... Чёрт возьми...

— Я тоже об этом подумал. Он о нас не знает ни ..., возможно, даже не предполагает, что за ним охотятся. Посуди сам: два сердечных приступа, один в присутствии своего же свидетеля, и несчастный случай на дороге, тоже со свидетелем, которого он знает лично. Да, несчастье, но нет никаких оснований предполагать враждебные действия.

— На его месте я бы начал немного нервничать, — задумчиво произнёс Доминик.

— На его месте... Наверно, он уже нервничает. Если он увидит нас в гостинице, мы окажемся для него какими-то двумя неверными, только и всего. Ну, а мы постараемся залечь и не попадаться лишний раз ему на глаза. Вспомни, Энцо, ни в одной инструкции не говорилось, что наша работа должна быть трудной.

— Надеюсь, что ты прав, Альдо. В торговом центре было достаточно страшно, чтобы тот день отложился у меня в памяти.

— Верно, брат.

В этой части Альпы, возвышавшиеся на севере и западе, были невысоки, но всё же тяжким испытанием было бы преодолевать их пешком, как это делали римские легионеры, считавшие величайшим благом на свете свои знаменитые мощёные дороги. Вероятно, идти по ним было лучше, чем шлёпать по грязи, но всё же не так уж приятно, особенно сгорбившись под тяжестью заплечного мешка, весившего примерно столько же, сколько те рюкзаки, которые его морские пехотинцы таскали в Афганистане, но далеко не такого удобного. Легионеры были крутыми для своего времени ребятами и, вероятно, не так уж сильно отличались от парней, которые сегодня, облачившись в камуфляжные костюмы, занимались воинским трудом. Но пару тысяч лет назад легионеры расправлялись с плохими парнями более решительно. Они убивали их родных, их друзей, их соседей и даже их собак, и, между прочим, именно этому они обязаны немалой частью своей славы. Вряд ли такой подход можно считать практичным в эпоху Си-эн-эн, и, если говорить по правде, мало кто из морских пехотинцев согласился бы принять участие в массовой резне. Но устранять их по одному — очень даже хорошее дело, особенно если ты точно знаешь, что не убиваешь невинных мирных жителей. С другой стороны, оставалась ещё такая мелочь, как само выполнение этой дерьмовой работы. Поистине, было немыслимо жаль, что эти мерзавцы не могли выйти всей толпой на поле боя и помериться силами с достойными противниками, как подобает мужчинам, но ведь террористы, помимо своей извращённой порочности, обладали ещё и твёрдым прагматизмом. Какой смысл мог для них быть в том, чтобы выходить на битву, в ходе которой они окажутся не просто побеждены, а поголовно истреблены, словно овцы на бойне. Но настоящие мужчины собрались бы в войско, обучились и снарядились бы, а затем вышли бы на бой за свои убеждения, вместо того чтобы, как крысы, красться окольными путями с целью загрызть младенца, спящего в колыбели. Даже война имеет общепринятые правила, потому что существуют вещи хуже, чем война, вещи, категорически неприемлемые для людей, носящих военную форму. Солдат не причиняет преднамеренно вреда мирному населению и прилагает все силы, чтобы не сделать этого случайно. Корпус морской пехоты в последнее время тратит много времени, прилагает много сил и вкладывает много денег для подготовки к ведению уличных боев, и едва ли не труднее всего научиться вовремя замечать гражданских жителей, женщин с детскими колясками и не стрелять по ним, даже хорошо зная, что у некоторых из этих женщин рядом с младенцем может лежать автомат и что им больше всего на свете хочется всадить очередь в спину морского пехотинца Соединённых Штатов метров с двух или трех — хотя бы для того, чтобы убедиться, что пули легли куда нужно. Игра по правилам имела свои ограничения. Но для Брайана эти ограничения остались в прошлом. Нет, они с братом участвовали в игре, где правила установил враг, и пока он об этом не узнает, преимущество будет на их стороне.

Сколько жизней они уже спасли, устранив банкира, вербовщика и курьера? Проблема состояла в том, что узнать это было невозможно. Невозможно в принципе. Точно так же они никогда не узнают, что хорошего сделали и много ли жизней спасли, после того, как уберут этого ублюдка 56МоНа. Но невозможность количественно определить эффект вовсе не означает, что этот эффект менее реален, нежели те пули, которыми его брат прикончил детоубийцу в Алабаме. Они делали божеское дело, пусть даже бог не дал им знамения, показывающего своё одобрение.

Трудиться в полях господних, как призывал Фома Аквинский, сказал себе Брайан. Как прекрасны и зелены эти альпийские долины, думал он, пытаясь отыскать взглядом одинокого пастуха. Одалайвее-одалай...

— Где — там? — спросил Хенли.

— В «Эксельсиоре», — пояснил Рик Белл. — Говорит, что в нескольких шагах от нашего друга.

— По-моему, нашему мальчику нужна небольшая консультация по поводу проведения тайных операций, — мрачно заметил Грейнджер.

— Попробуй взглянуть вот с какой точки зрения, — предложил Белл. — Противной стороне ничего не известно. Парень, моющий полы в коридоре, должен вызывать ничуть не меньше подозрений, чем Джек или близнецы. Они не знают ни имён, ни фактов, ни того, какая организация противостоит им, — чёрт возьми, они даже не знают наверняка, что кто-то выступил против них.

— Все равно, это непрофессионально, — упорствовал Грейнджер. — Если Джек засветится...

— То что? — перебил его Белл. — Да, конечно, я знаю, что я не полевой агент, а всего лишь аналитик, но логически мыслить пока что не разучился. Они не знают и не могут знать ничего о Кампусе. Даже если пятьдесят шесть МоНа начнёт по-настоящему дёргаться, это будет безадресное беспокойство, и, чёрт возьми, ему при его работе так или иначе приходится дёргаться почти всё время. Но ведь нельзя быть тайным агентом и бояться собственной тени, верно? Пока наши люди остаются в тени, им тревожиться не о чём, если только они не совершат какой-нибудь вопиющей глупости, а эти ребятишки далеко не дураки, если, конечно, я не ошибся в их оценке.

На всём протяжении диалога Хенли молча сидел в кресле, переводя взгляд с одного своего помощника на другого. Да, такова участь человека, исполняющего в действительности роль "М" из кинофильмов про Джеймса Бонда. Босс обладает немалыми преимуществами, но занимающему это положение приходилось испытывать и немалые стрессы. Конечно, в депозитном боксе лежал незаполненный, но подписанный бланк президентского помилования, но это вовсе не означало, что ему хоть сколько-нибудь хотелось дать этой бумаге законный ход. После этого он стал бы настолько отверженным, что его нынешнее положение показалось бы совершенно безоблачным, а уж газетчики не оставляли бы его в покое до смертного дня. Вряд ли можно было бы хоть кому-нибудь пожелать такой жизни.

— Так что они не станут переодеваться в гостиничных официантов, чтобы расправиться с ним прямо в номере, — рассуждал вслух Джерри.

— Знаешь, если бы они были настолько безмозглыми, то уже сидели бы в какой-нибудь немецкой тюрьме, — отозвался Грейнджер.

Пересечение границы Италии оказалось не большей формальностью, чем переезд из Теннесси в Виргинию, что являлось одной из выгод, появившихся после образования Европейского союза. Первым итальянским городом на их пути был Вилльяко, где жители больше походили на немцев, чем сицилийцы на остальных итальянцев. Оттуда им предстояло ехать на юго-запад по шоссе А23. «Нужно быть повнимательнее на перекрёстках, — подумал Доминик, — но в любом случае эти дороги куда лучше, чем те, по которым пришлось ехать участникам Mille Miglia, тысячемильного ралли, проводившегося в 1950-х годах и отменённого из-за слишком большого числа погибших среди зрителей, наблюдавших за гонками с обочин просёлочных дорог». Пейзажи здесь почти не отличались от австрийских, и дома крестьян выглядели почти точно так же. В целом же вся эта местность очень походила на восточную часть Теннесси или западную — Виргинии, с холмами и пасущимися на них коровами, которых, вероятно, доили дважды в день, чтобы кормить детей, живущих по обе стороны границы. Вскоре они доехали до Удине, около Местре свернули на шоссе А4 в направлении Падуи, затем на А13 и ещё через час добрались до Болоньи. Слева возвышались Апеннины, и военная составляющая Брайана содрогалась, глядя на горы, при мысли о многовековых побоищах, происходивших в их ущельях и на плато. Но вскоре урчание в животе отвлекло его от этих мыслей.

— Знаешь, Энцо, в каждом городе, через который мы проезжаем, есть по меньшей мере один хороший ресторан — паста, домашний сыр, телятина по-французски, винные погреба, набитые...

— Я тоже проголодался, Брайан. И меня тоже манит итальянская кухня. Но, к сожалению, у нас есть задание.

— Я только надеюсь, что этот сукин сын стоит того, чтобы ехать целый день впроголодь.

— Рассуждать о причинах — не наше дело, братишка, — заявил Доминик.

— Да, но все равно вторую половину этой фразы можешь засунуть себе в задницу.

Доминик расхохотался. Ему на самом деле тоже очень хотелось есть. И в Мюнхене, и в Вене кормили превосходно, но сейчас они находились в тех местах, где зародилось искусство вкусно готовить. Сам Наполеон возил с собой во всех кампаниях повара-итальянца, и едва ли не вся современная французская кухня создана одним человеком, как порода скаковых лошадей представляет собой прямое потомство арабского жеребца по кличке Эклипс. А он ведь даже не знал имени этого человека. Какая жалость, сказал себе Доминик, обгоняя трейлер, водитель которого, вероятно, знал все лучшие местные забегаловки. Дерьмо.

Они ехали с включёнными фарами — это было непреложным правилом, установленным итальянской Polizia Stradale[100], известной своей суровостью к нарушителям, — на скорости 150 километров в час (это чуть более девяноста миль в час); такая скорость, кажется, нравилась «Порше». Индикатор бензобака показывал двадцать пять с лишним — во всяком случае, так предполагал Доминик. Впрочем, переводить в уме километры и литры в мили и галлоны показалось ему слишком сложным делом, и он опять сосредоточился на дороге. В Болонье они выехали на А1 и покатили на юг, в направлении Флоренции, откуда происходила семья Карузо. Дорога, уходящая на юго-запад, прорезала горы и была не только хорошо построена, но и позволяла любоваться видами.

Объехать Флоренцию оказалось очень непросто. Брайан знал прекрасный ресторан неподалёку от Понте-Веккио — он принадлежал их дальним родственникам, и вина там были bellissima, и еда достойна короля, но до Рима оставалось всего лишь два часа езды. Он не забыл, как поехал туда поездом в своей повседневной зелёной форме, при поясе с портупеей, чтобы показаться родственникам в своём профессиональном обличье, и убедился в том, что итальянцы симпатизируют морским пехотинцам Соединённых Штатов, как и все цивилизованные люди. Ему очень не хотелось потом вновь садиться на поезд и возвращаться в Рим, а оттуда в Неаполь, на свой корабль, но, увы, он был не вправе распоряжаться своим временем.

Точно так же, как и сейчас. По сторонам ведущей на юг дороги то справа, то слева, а то и одновременно по обеим сторонам вновь возникали горы, но на некоторых из дорожных указателей начала попадаться надпись «ROMA», и это было прекрасно.

Джек обедал в ресторане «Эксельсиора». Пища здесь превосходила все возможные ожидания, и обслуживающий персонал отнёсся к нему, как к давно не появлявшемуся любимому родственнику. Единственный недостаток заключался в том, что почти все курили. Что ж, возможно, Италия ещё не узнала, что курение опасно не только для самих курильщиков, но и для тех, кто вынужден вдыхать их дым. Он вырос, очень часто слыша об этом от матери — она постоянно напоминала об этом отцу, который так же постоянно предпринимал попытки раз и навсегда отказаться от этой вредной привычки, но так и не преуспел в этом.

Ел он не спеша. Только салат здесь был обычным. Даже итальянцы не смогли изменить латук, хотя добавили к нему какие-то немыслимые чудеса. Он занял столик в углу, чтобы хорошо видеть зал. Остальные обедавшие выглядели так же обычно, как и он сам. Все были хорошо одеты. В проспекте отеля, лежавшем на столе в его номере, ничего не говорилось о том, что в ресторан полагается приходить при галстуке, но Джек все же решил повязать его — как-никак Италия являлась всемирным центром моды. Он рассчитывал, если время позволит, купить себе здесь костюм. Одновременно с ним обедало человек тридцать-сорок. Джек сразу отмёл тех, кто сидел с жёнами. Ему был нужен человек лет тридцати, обедающий в одиночестве и зарегистрированный под именем Найджела Хоукинса. Этим вся информация исчерпывалась.

Этот человек, решил он, не должен походить на араба. И такой нашёлся. Итак, что же делать теперь? И нужно ли ему делать что-нибудь вообще? Чем он может навредить делу, если, конечно, не выдаст своей принадлежности к разведке?

Но... зачем рисковать без необходимости? — спросил он себя. — Почему бы мне не вести себя спокойно?

И с этой мыслью, он отступил, по крайней мере мысленно. Лучше будет установить личность этого парня как-нибудь иначе.

Рим и в самом деле замечательный город, сказал себе Мохаммед Хассан аль-Дин. Он частенько подумывал о том, чтобы снять здесь квартиру или даже дом. Скажем, в еврейском квартале; в той части города имелись прекрасные кошерные рестораны, где можно было без всякого сомнения заказывать любой пункт меню. Однажды он даже ходил смотреть квартиру на Пиацца Кампо ди Фиори, но, хотя цена — даже завышенная, поскольку клиентом был турист, — оказалась вполне умеренной, мысль о том, что он будет привязан к одному месту, тогда отпугнула его. При его роде занятий лучше сохранять мобильность. Враги не нападут на того, кого не могут найти. Он и так уже пошёл на непростительный риск, когда убил того еврея, Гринголда. Эмир самолично жестоко выбранил его за это развлечение и приказал никогда впредь не повторять ничего подобного. «Что, если Моссаду удастся заполучить твой портрет? О какой ценности для Организации можно будет в таком случае говорить?» — сердито выговаривал ему Эмир. А ведь этот человек славился своим необузданным нравом. Потому хватит. Он даже не носил с собой нож, но всегда держал его на почётном месте в бритвенном приборе, откуда всегда мог вынуть его и посмотреть на следы еврейской крови, засохшие на складном лезвии.

Поэтому, находясь в этот раз в Риме, он жил здесь. На следующий раз — после поездки домой — он поселится в другой гостинице, возможно, в той, что рядом с фонтаном Треви, думал он, хотя нынешнее местоположение больше устраивало его. И пища. Что можно сказать: итальянская пища просто превосходна и, на его вкус, несравненно лучше того, что готовят в том соседнем с Лондоном графстве, где он родился. Баранина изумительная, если есть её не слишком часто. К тому же, здесь люди не смотрели на тебя, как на изменника вере, если ты позволял себе выпить маленький глоток вина. Ему вдруг пришёл в голову вопрос: позволял ли его тёзка Мохаммед верующим сознательно употреблять спиртные напитки, сделанные из мёда, или же просто не знал о существовании такой вещи, как мёд. Он пробовал такой напиток, когда учился в Кембриджском университете, и решил, что употреблять его может лишь человек, отчаянно желающий поскорее напиться допьяна, а уж о том, чтобы пить такую гадость ночь напролёт, страшно и подумать. Получается, что Мохаммед вовсе не был безупречен.

А уж он сам — тем более, напомнил себе террорист. Ему удалось сделать несколько важных вещей во имя истинной веры, и потому он имел право на мелкие отклонения от истинного пути. В конце концов, давно известно: с волками жить — по-волчьи выть. Подошёл официант, чтобы убрать тарелки, и Мохаммед решил отказаться от десерта. Раз уж он продолжал выдавать себя за английского бизнесмена, значит, нужно следить за фигурой, чтобы костюмы от «Бриони» были впору. Поэтому он поднялся из-за стола и направился в вестибюль, к лифтам.

Райан подумал, не выпить ли рюмочку на ночь, но решил воздержаться и вышел из ресторана. Возле лифтов уже кто-то был, и в лифт незнакомец вошёл первым. Они случайно встретились взглядами, впрочем, Райан тут же протянул руку, чтобы нажать кнопку третьего этажа, но увидел, что она уже светится. Значит, этот хорошо одетый британец — он выглядел типичным англичанином, — живёт с ним на одном этаже...

...Ну, разве не интересно?

Через несколько секунд кабина остановилась, и двери раздвинулись.

«Эксельсиор» размещался в не очень высоком, но вытянутом здании, коридоры здесь были длинные, и мужчина из лифта направился туда же, куда нужно было и Джеку. Райан замедлил шаг, чтобы не наступать ему на пятки. Англичанин миновал номер Джека и пошёл дальше... одна... две... возле третьей двери он остановился и оглянулся. Потом взглянул на Райана, возможно, заподозрив, что тот следит за ним. Но Джек тоже остановился, вынул из кармана свой собственный ключ и, снова взглянув на англичанина, небрежно, как незнакомец незнакомцу, бросил:

— Доброй ночи.

— И вам, сэр, — последовал ответ на очень правильном английском языке.

Джек вошёл в комнату, думая, что ему уже доводилось слышать этот акцент прежде... у британских дипломатов, которых он встречал в Белом доме или во время поездок в Лондон с папой. Это была речь обладателя наследственного поместья, или же человека, собирающегося купить поместье, когда наступит подходящее время, или человека, имеющего в банке более чем солидный вклад, словом, всего того, что позволяло претендовать на титул пэра королевства. Человек с бело-розовой, лишь слегка тронутой загаром кожей типичного англичанина, акцентом, выдающим принадлежность к высшему обществу...

...И он зарегистрировался под именем Найджела Хоукинса.

— А ведь одно из твоих электронных писем, приятель, пришло ко мне, — прошептал Джек, глядя на лежавший на полу ковёр. — Сукин ты сын.

Отцы города Рима, скорее всего, не были женаты на его матерях и потому не знали ни черта о том, как организовывать жизнь и, в частности, движение в городе, думал Брайан, отыскивая при помощи карты путь к улице Виа Витторио Венето. Поездка по городу отняла у них почти час. Когда машина въехала в проем, бывший некогда воротами в городских стенах, выстроенных для защиты города от приближавшихся войск Ганнибала Барки, он решил было, что они уже на месте, но после нескольких поворотов налево и направо братья поняли: в Риме улицы с одним и тем же названием далеко не всегда идут прямо. В результате они, описав круг у Палаццо Маргерита, все же сумели выбраться к «Эксельсиору», после чего Доминик заявил, что не желает в ближайшие несколько дней даже и слышать о том, чтобы сесть за руль. Через три минуты после приезда их вещи покинули багажник, а они сами оказались возле стола портье.

— Синьор Райан оставил для вас просьбу позвонить ему, как только вы приедете. Ваши комнаты — по соседству с ним, — сообщил портье и тут же подозвал посыльного, который проводил их к лифту.

— Да, ты долго просидел за рулём, что и говорить, — сказал Брайан, прислонившись к облицованной панелями стенке.

— Конечно, а то я сам не заметил! — шутливо огрызнулся Доминик.

— Я хочу сказать, что ты любишь быстрые автомобили и решительных женщин, но как насчёт того, чтобы в следующий раз отправиться в путешествие на чёртовом авиалайнере? Вдруг тебе удастся сговориться со стюардессой, а?

— Ну, ты скажешь, кувшиноголовый! — Эта реплика сопровождалась широким зевком.

— Сюда, синьоры, — указал широким взмахом руки посыльный.

— Господин, который для нас оставил сообщение... где он?

— Синьор Райан? Здесь, в этом номере, — кивнул головой на дверь посыльный.

— Очень удачно, — сказал Доминик и вдруг вспомнил что-то еше. Он позволил ввести себя в комнату, затем раскрылась дверь, соединявшая его номер с номером Брайана, он дал посыльному щедрые чаевые, и тот ушёл. После этого он вынул из кармана записку и набрал номер.

— Привет!

— Мы через стенку от тебя, дурень. Что новенького? — спросил Брайан.

— Две комнаты?

— А как же.

— Угадай, кто живёт через стенку от вас?

— Лучше ты сам расскажи.

— Один англичанин, мистер Найджел Хоукинс, — сообщил Джек своему кузену и сделал паузу, ожидая реакции. — Ну, что, поговорим?

— Топай сюда, малыш.

Джек появился через несколько секунд.

— Как поездка? Прошла приятно? — спросил он.

Доминик налил себе почти полный стакан вина из бутылочки, стоявшей в мини-баре.

— Очень уж долго.

— И ты всё время сидел за рулём?

— Конечно, я же хотел попасть в Рим живым, дружище.

— Кончай выпендриваться, индюк! — рявкнул Брайан. — Он думал, что водить «Порше» то же самое, что заниматься сексом, а может, и лучше.

— Конечно, если ты мастер своего дела. Но ведь даже от секса можно здорово устать. Ладно, — Доминик поставил стакан на стол. — Ты говорил...

— Да, здесь. — Джек указал на стену. И поднёс палец к глазу, дескать, я видел поганца. Братья в ответ кивнули. — Что ж, парни, сейчас вам будет полезно поспать. Я позвоню вам завтра утром, тогда и обсудим наши планы. Лады?

— Лады, — согласился Брайан. — Позвони часов в девять, хорошо?

— Можешь не сомневаться. Пока. — И Джек вышел за дверь. Через несколько минут он уже сидел за своим компьютером. И тут его осенило. Ведь среди постояльцев гостиницы не только он пользовался ноутбуком, верно? Нельзя ли извлечь из этого пользу?..

Восемь часов наступили раньше, чем ему хотелось бы. Впрочем, Мохаммед уже успел подняться и с ясными глазами и, фигурально выражаясь, хвостом трубой сел за компьютер проверить электронную почту. Махмуд прибыл в Рим этой ночью, и в почтовом ящике 56МоНа имелось письмо от Gadfly097, в котором тот просил указать место встречи.

Мохаммед немного подумал и решил дать выход своему чувству юмора.

— написал он, —

Этими словами он напоминал, что нужно не забывать о контрнаблюдении. Подозревать, что за смертями трех агентов стоят какие-то злонамеренные действия, у него не было никаких оснований, но он, при его роде занятий, не дожил бы до тридцати одного года, если бы был глупцом. По его мнению, он умел отличать безопасное от опасного. Ему удалось убрать Дэвида Гринголда шесть недель назад, потому что еврей не распознал двойной игры, даже когда его укусили в задницу — ну, пусть не в задницу, а в шею сзади, уточнил Мохаммед с жестокой улыбкой, вспомнив тот момент во всех подробностях. Может быть, ему стоит снова начать носить с собой нож — просто на счастье? Многие его коллеги по работе верят в удачу, как, например, спортсмены. Возможно, Эмир был прав. Убийство офицера Моссада оказалось совершенно ненужным риском, поскольку после него враги активизировались. А врагов у Организации много, даже среди тех, кто не знал, что она из себя представляет и что она вообще существует. Лучше всего было бы оставаться для неверных простой тенью... тенью в тёмной комнате, невидимой и никому не известной. Моссад ненавидели даже его партнёры, но эта ненависть проистекала из страха. Евреи были чудовищами. Они были злокозненными и бесконечно умными. А кто мог сказать, сколько им известно от предателей-арабов, купленных за американские деньги? В Организации не было даже и намёка на предательство, но он помнил слова Юрия, русского офицера из КГБ: «Предать могут только те, кому веришь». Убив русского так быстро, они, пожалуй, допустили ошибку. Он был опытным старшим офицером, большая часть карьеры которого прошла в Европе и Америке, и, вероятно, у него был почти бесконечный запас историй, каждая из которых могла послужить уроком на будущее. Мохаммед не забыл разговоров с ним, не забыл, какое сильное впечатление произвели на него его опыт и широта суждений. Инстинкт — полезная вещь, но инстинкт так часто попадает под влияние необузданной паранойи, что становится сродни душевной болезни. Юрий чрезвычайно подробно объяснял, как разбираться в людях, как суметь отличить профессионала от безопасного гражданского. Он мог бы рассказать ещё много полезного, если бы не 9-миллиметровая пуля, которую всадили ему в затылок. Это, кстати, явилось грубым нарушением замечательных и очень строгих правил гостеприимства, установленных пророком. Если человек ест твою соль, то будь он даже из неверных, он будет в безопасности в твоём доме. Что ж, Эмир нарушил это установление, совершенно неубедительно объяснив, что он, дескать, атеист и потому не обязан подчиняться закону.

Но всё же несколько уроков русского Мохаммед усвоил. Все его электронные письма были зашифрованы лучшей из существующих программ, индивидуально настроенной на его компьютер; поэтому его корреспонденцию не мог прочитать никто посторонний. Поэтому его связь была безопасной. Он совершенно не походил на араба. У него не было ни тени арабского акцента. И одевался он совершенно не по-арабски. Во всех гостиницах, где он останавливался, отлично знали, что он пьёт спиртное, тогда как мусульмане не пьют ни капли. Значит, ему ничто не угрожало. Ладно, пусть даже Моссад догадывается, что эту свинью Гринголда убил кто-то, с обликом, нетипичным для их врагов, но он был уверен в том, его фотографии у них нет, и, если только его не предаст тот человек, которого он нанял, чтобы морочить голову дураку-еврею, они не будут иметь ни малейшего представления о том, кто он и что собой представляет. Юрий предупреждал его, что хотя все знать невозможно, но и чрезмерная готовность поддаться паранойе может вызвать подозрения у случайного или неслучайного «хвоста», поскольку профессиональные разведчики знают такие уловки, какие обычному человеку не придут в голову, и противник при более или менее внимательном наблюдении должен обратить внимание на того, кто ими пользуется.

Все равно что точка на ободе огромного непрерывно катяшегося колеса — всегда возвращается в то же самое место и движется по одному и тому же кругу, ни на мгновение не останавливаясь, но и не сходя с раз и навсегда заданного пути. Великое колесо... а он был всего лишь винтиком, и в чём заключалась его функция — помогать колесу катиться или заставить его затормозить, — он на самом деле не знал.

— А-а!.. — Он встряхнул головой, отгоняя ненужную мысль. Он вовсе не был просто винтиком. Он был одним из двигателей. Возможно, не самым большим, но всё же важным, потому что, хотя великое колесо могло бы катиться и без него, оно не сможет делать это так быстро и уверенно, как сейчас. И, если богу будет угодно, он продолжит поддерживать его движение, пока оно не сокрушит его врагов, врагов Эмира и врагов самого Аллаха.

После этого он отправил сообщение Gadfly097 и позвонил, чтобы ему принесли кофе.

Рик Белл распорядился, чтобы его команда находилась у компьютеров круглосуточно. Странно, что Кампус не сделал этого с самого начала, но лучше поздно, чем никогда. Кампус учился по ходу дела, как и все остальные, располагавшиеся по обеим сторонам линии фронта. В настоящее время дежурил Тони Виллс, выбравший себе смену с учётом шестичасовой разницы во времени между Центральной Европой и Восточным берегом Америки. Виртуозно владея всеми тонкостями работы с компьютером, он получил сообщение от 56 к 097 через пять минут после его отправки и немедленно переправил его Джеку.

На осмысление полученного сообщения Райану-младшему потребовалось не больше секунд, чем Виллсу на отправку. Они знали свой объект, а теперь знали, куда он намеревается пойти, и все складывалось наилучшим образом. Джек поднял трубку телефона.

— Вы уже проснулись? — услышал Брайан.

— Лично я теперь проснулся! — рявкнул он в ответ. — В чём дело?

— Приходи ко мне пить кофе. И захвати Дома с собой.

— Слушаюсь, сэр! Будет исполнено, сэр. — И трубка легла на рычаг.

— Утро не может быть добрым, — проворчал Доминик в ответ на приветствие. Его глаза можно было сравнить разве что с жёлтыми пятнами, оставленными струйкой мочи в осевшем и покрытом пылью снегу.

— Если хочешь утром взлететь с орлами, приятель, то не валяйся ночью со свиньями. Возьми себя в руки. Я заказал кофе.

— Спасибо. Итак, что у нас происходит?

Вместо ответа Джек указал на экран своего компьютера. Братья подошли и, склонившись, прочли короткий текст.

— Что это за парень? — спросил Доминик, думая про себя: «Gadfty097 — что это может значить?»

— Он тоже приехал вчера из Вены.

«Не мог ли он находиться где-нибудь на той стороне улицы? — задумался Брайан. А следующей мыслью было: — Не разглядел ли он моё лицо?»

— Что ж, полагаю, что нужно браться за дела, — сказал он, взглянув на Дома, который вместо ответа поднял вверх оба больших пальца.

Через несколько минут принесли кофе. Джек разлил его по чашкам. Кофе оказался с гущей, приготовленным, что называется, по-турецки, но при этом хуже даже того, какой варят в Турции. Однако лучше, чем ничего. О своей акции они не говорили. Их подготовки, какой бы сокращённой она ни была, хватало на то, чтобы не обсуждать дела в помещении, не проверенном на предмет «жучков» — для этого у них не было соответствующего оборудования, да они и не знали, как это делается.

Джек залпом выпил свой кофе и направился в душ. Там с потолка свисала красная цепочка, за которую, по всей вероятности, следовало потянуть в случае сердечного приступа, но он чувствовал себя вполне прилично и не стал проверять, действует эта сигнализация или нет. Он, правда, не был уверен в Доминике, не успевшем отойти после вчерашнего автопробега и казавшемся размазанным, словно лужица кошачьей блевотины на ковре, на которую к тому же наступили башмаком. С ним самим душ сотворил чудо, и он вернулся в гостиную чисто выбритым, розовым, благоухающим лосьонами и готовым к любым подвигам.

— Еда в здешнем ресторане вполне приличная, а вот насчёт кофе я не уверен, — объявил он.

— Не уверен — это ещё мягко сказано. Господи, я готов держать пари, что на Кубе кофе и то лучше, — откликнулся Брайан. — Что там Куба, даже кофе из сухого пайка, и то лучше.

— Никто не идеален, Альдо, — заметил Доминик. Но ему поданный кофе тоже не понравился.

— Так что, через полчаса внизу? — спросил Джек. Ему для полной готовности хватило бы трех минут.

— Если меня там не будет, вызывай «Скорую», — простонал Энцо, направляясь к двери. Он очень надеялся, что боги душа окажутся милосердными к нему сегодня утром. «Где же справедливость? — рассуждал он про себя. — Понимаю, что похмелье может быть с перепоя, но чтобы от вождения машины?!»

Но тридцать минут спустя все трое встретились в вестибюле, аккуратно одетые и в тёмных очках, предназначенных для защиты глаз от яркого итальянского солнца, сиявшего снаружи. Доминик спросил у швейцара, куда им идти, а тот указал на улицу Виа Систина, проходящую мимо церкви Троицы — Тринита деи Монти. Лестница, высотой футов в восемьдесят, начиналась на противоположной стороне улицы. Рядом находился эскалатор, обслуживающий станцию метро, но никто из троих молодых людей не видел никаких затруднений в том, чтобы спуститься пешком. Зато всех троих изумляло, что в Риме церкви попадались чуть ли не чаще, чем в Нью-Йорке — кондитерские. Прогулка по лестнице оказалась приятной. Она могла бы показаться поистине романтической, если бы молодые люди вели под ручку подходящих девушек. Лестница была спроектирована архитектором Франческо Де Санктисом таким образом, чтобы следовать рельефу склона холма, и служила местом ежегодной феерии моды Донна соте ле Стелле. Внизу красовался фонтан с лежавшей в бассейне мраморной лодкой, символизирующей Всемирный потоп, во время которого от такого тяжёлого судна было бы мало толку. Piazza[101], образованная пересечением всего лишь двух улиц, получила своё название от находившегося здесь посольства Испании при папском дворе. Собственно площадь оказалась очень небольшой — меньше, чем даже лондонская Таймс-сквер, — но на ней кипела бурная жизнь, ехало множество автомашин, спешило множество пешеходов, благодаря чему переход через эту площадь превращался в достаточно рискованное мероприятие.

Ресторан «Джованни» располагался на западной стороне площади, в непримечательном кирпичном здании, выкрашенном кремово-жёлтой краской. На тротуаре стояли столики, окружённые стульями и удобными с виду диванчиками. В здании находился бар; все его посетители курили, в том числе и полицейский, склонившийся над чашкой кофе. Доминик и Брайан вошли, осмотрелись внутри и снаружи и вернулись к уличным столикам.

— У нас в запасе три часа, парни, — заметил Брайан. — Что будем делать?

— Хорошо бы нам вернуться сюда... Когда? — спросил Джек.

Доминик посмотрел на часы.

— Наш друг должен прийти сюда примерно к половине второго. Полагаю, что нам стоит сесть за столик, скажем, без четверти час и посмотреть, как будут развиваться события. Джек, ты сможешь узнать его?

— Вне всяких сомнений, — заверил Джек.

— В таком случае, думаю, нам стоило бы пару часов погулять. Я был здесь почти два года назад. Тут хорошие магазины.

— Если не ошибаюсь, это магазин «Бриони», — сказал Джек, указывая в сторону.

— Похоже на то, — ответил Брайан. — Прогулка по магазинам нисколько не повредит нашей работе.

— В таком случае пошли. — У него никогда ещё не было итальянского костюма. Было несколько английских, купленных в Лондоне, на Севил-род, 10. Почему бы не попробовать купить костюм? Жизнь тайного агента — это сплошное безумие, думал он. Они пришли сюда, чтобы убить террориста, но перед этим пройдутся по магазинам верхней одежды. Даже женщины не повели бы себя так... пожалуй, только ради обуви...

Как выяснилось, совсем рядом, на Виа дель Бабуино — улице Бабуинов, — были представлены магазины всевозможных товаров, и у Джека хватило времени, чтобы зайти в большинство из них. Италия действительно являлась всемирной столицей моды, так что он примерил лёгкий серый шёлковый пиджак спортивного типа, который сидел на нём так, будто был сшит портным на заказ, и тут же купил его за восемьсот евро. После этого ему пришлось ходить уже с полиэтиленовым пакетом — какое замечательное прикрытие! Разве хоть один тайный агент станет связывать себе руки ненужным барахлом?

Мохаммед Хассан вышел из гостиницы в 12.15 и отправился тем же маршрутом, которым близнецы прошли двумя часами ранее. Он хорошо знал эту дорогу. Именно по ней он шёл, чтобы убить Гринголда; эта мысль подействовала на него умиротворяюще. Стоял прекрасный, солнечный день, тёплый — около 30 градусов Цельсия, но не жаркий.

Такие дни любят американские туристы. Христиане. Американские евреи едут в Израиль, чтобы там плевать на арабов. Так что здесь из неверных были одни только христиане, глазеющие по сторонам, щёлкающие фотоаппаратами и покупающие шмотки. Что ж, он тоже покупал костюмы здесь. Совсем рядом с Пьяцца ди Спанья имелся магазин «Бриони». Один из продавцов, Антонио, всегда старался угодить ему и зарабатывал хорошие чаевые. Но Мохаммед тоже принадлежал к торговой культуре и знал, что усердие в торговле не может служить причиной презрения к человеку.

Наступило время для полуденной трапезы, и ресторан «Джованни» был не хуже любого римского ресторана, и даже лучше большинства. Его обычный официант узнал постоянного посетителя и указал на любимый столик справа под навесом.

— Вот и наш мальчик, — сказал Джек, взмахнув рукой со стаканом, как будто что-то объяснял. Три американца наблюдали, как официант принёс новому посетителю воды «Пеллегрино» и стакан со льдом. Не так уж часто можно увидеть лёд в Европе, где люди привыкли думать, что он годится только для того, чтобы ходить на лыжах или кататься на коньках, но, по-видимому, 56МоНа любил холодную воду. Джеку с его места было удобнее всего посматривать на террориста. — Интересно, что он любит на ленч?

— Осуждённому полагается хороший последний обед, — заметил Доминик. Если, конечно, речь идёт не о том извращенце из Алабамы. У него наверняка оказался бы никудышный вкус. Потом он подумал, что интересно бы узнать, что подают к ленчу в аду. — Его гость должен появиться в час тридцать, верно?

— Верно. Пятьдесят шестой велел ему соблюдать осторожность. Это, скорее всего, должно означать: проверяйся, нет ли «хвоста».

— Что, если он нервничает из-за нас? — невинно произнёс Брайан.

— Что ж, — отозвался Джек, — у них в последнее время случилось несколько неудач.

— Тебе нужно было бы попытаться отгадать, что он думает, — сказал Доминик. Он откинулся на спинку стула и потянулся, кинув как будто случайный взгляд на свой объект. В пиджаке и при галстуке было жарковато, но они должны были походить на бизнесменов, а не на туристов. Теперь он задумался, достаточно ли хорошим прикрытием служила выбранная ими роль. Всё-таки следовало принять в расчёт и температуру воздуха.

Интересно, он потеет из-за жары или же из-за того, что ему предстоит сделать через несколько минут? Ни в Лондоне, ни в Мюнхене, ни в Вене он не испытывал такого сильного напряжения. Или испытывал? Нет, всё-таки нет. Но здесь больше народу... нет, в Лондоне народу было больше. Или же меньше?

Прогнозы бывают удачными и неудачными. На сей раз оказалось, что его прогноз относился ко второй категории. Официант с подносом, уставленным бокалами с кьянти, споткнулся об огромную ножищу женщины из Чикаго, приехавшую в Рим, чтобы посмотреть, как и где жили её предки. Поднос пролетел мимо стола, а бокалы оказались на коленях у обоих близнецов. А они, по случаю жары, надели светлые костюмы...

— Вот, дерьмо! — выругался Доминик. Его брюки от «Брукс бразерз» цвета бисквита сразу стали выглядеть так, будто ему всадили прямо в пах заряд крупной дроби. А у Брайана вид был ещё хуже.

Официант был безутешен.

— Scusi, scusi, signori![102] — испуганно повторял он. Но поделать уже ничего было нельзя. Он забормотал, что сейчас отправит их одежду в химчистку. А Дом и Брайан молча смотрели друг на друга. В этот миг нетрудно было поверить, что на них легло клеймо Каина.

— Ладно, все нормально, — сказал Доминик по-английски. Шок выбил из его памяти все итальянские ругательства. — Никто не умер. — От салфеток не могло быть никакого толку. Возможно, помогла бы хорошая химчистка; она наверняка имелась в «Эксельсиоре» или хотя бы по соседству. Несколько человек рассматривали его — кто сочувственно, кто с трудом сдерживая смех. Значит, его лицо и его одежду запомнили. Когда же убитый горем официант с позором отступил, агент ФБР повернулся к брату:

— Ну, и что мы будем делать?

— Я выведен из строя к чертям собачьим, — ответил Брайан. — Случайность обернулась не в нашу пользу, капитан Кирк.

— Огромное спасибо, что сказал, Спок[103], — вполголоса прорычал Дом.

— Эй, но я-то здесь, вы не забыли? — сказал Джек, обращаясь к обоим.

— Малыш, ты не можешь...

Но Джек перебил Брайана.

— Какого черта, почему нет? — негромко спросил он. — Разве это так уж трудно?

— Ты не готовился, — возразил Доминик.

— Но это же не игра в гольф на турнире мастеров, не так ли?

— Ну... — подал голос Брайан и умолк, так ничего и не сказав.

— Так что? — с напором спросил Джек.

Доминик вытащил авторучку из кармана пиджака и вручил двоюродному брату.

— Поверни наконечник и ткни ему в задницу. Понял?

— Всё пройдёт нормально, — проговорил Энцо. — Только, ради Христа, будь осторожен.

Часы показывали 1.21. Мохаммед Хассан допил стакан воды и налил второй. Скоро появится Махмуд. Пожалуй, будет неправильно прерывать довольно важный разговор. Он пожал плечами, отвечая собственным мыслям, поднялся и направился в мужскую уборную, вызывавшую у него такие приятные воспоминания.

— Ты уверен, что хочешь это сделать? — спросил Брайан.

— Он плохой парень, не так ли? Через сколько времени эта пакость подействует?

— Секунд через тридцать. Джек, думай головой. Если увидишь, что что-то не так, разворачивайся, и пускай себе идёт, — сказал Доминик. — Это тебе не гребаные игрушки, дружище.

— Я думаю... — Чёрт возьми, папа ведь делал это и, возможно, не один раз, — сказал он себе. Только для того, чтобы удостовериться, что идёт правильно, он перехватил официанта, спросил, где мужская уборная, и отправился в том направлении, куда тот указал.

Он оказался перед обычной деревянной дверью с табличкой-символом, а не надписью, что свидетельствовало о том, что клиентуру «Джованни» составляют посетители со всего мира. Что, если он там будет не один? — спросил он себя. — Тогда ты поступишь, балда, как сказал Доминик: уйдёшь и отпустишь его. Ладно...

Он открыл дверь и вошёл, и там действительно оказался посторонний человек. Он стоял и сушил руки под тепловентилятором. Но он почти сразу же вышел, и Райан остался наедине с 56МоНа, который только что застегнул «молнию» и начал отворачиваться от писсуара. Джек вынул из внутреннего кармана пиджака авторучку и повернул наконечник. Появилось иридиевое жало шприца. Подавив, как не самое уместное, инстинктивное желание проверить острие пальцем, он шагнул вперёд, поравнялся с хорошо одетым мужчиной немного старше, чем он сам, и затем, как ему было сказано, опустил руку и ткнул террориста в левую ягодицу. Он ожидал услышать шипение газа, но не услышал ничего.

Мохаммед Хассан аль-Дин чуть не подпрыгнул, почувствовав не то укол, не то укус в зад, и, обернувшись, увидел рядом с собой самого обычного молодого человека. Постой-постой, он же видел это лицо в гостинице...

— О, извините, дружище, я толкнул вас.

Произнесённые им слова зажгли в сознании Мохаммеда сигнал тревоги. Этот человек был американцем, он толкнул его, и он почувствовал укол в ягодицу, и...

И здесь, именно здесь, он сам убил еврея...

— Кто вы такой?

Джек отсчитал секунд пятнадцать. Он чувствовал, что должен открыть этому мерзавцу правду.

— Я тот, кто только что убил вас, пятьдесят шесть МоНа, — ответил он вполголоса.

Лицо мужчины сразу же переменилось, сделавшись диким и опасным. Его правая рука метнулась в карман, выхватила нож, и внезапно все приключение утратило свою привлекательность.

Джек инстинктивно отпрыгнул назад. Лицо террориста теперь представляло собой маску смерти. Он открыл складной нож и поднял его, целясь в горло Джека. Потом он сделал полшага вперёд и...

Нож выпал из его руки. Он изумлённо, не веря своим глазам, посмотрел на руку, затем оглянулся назад...

...Вернее, попытался это сделать. Поскольку не смог повернуть голову. Его ноги вдруг ослабли. Он резко осел на пол, больно ударившись коленями о кафельный пол. А потом упал вперёд, но его, помимо воли, развернуло через левый бок, и теперь он лежал навзничь, глядя на ту самую металлическую пластину, приклеенную к основанию писсуара, откуда Гринголд хотел взять пакет с магнитом, перед тем как, и...

— Привет из Америки, пятьдесят шесть МоНа. Ты связался с офигенно нехорошими людьми. Я надеюсь, что тебе понравится в аду, приятель.

Боковым зрением Мохаммед видел, как высокий силуэт передвинулся к выходу, затем, судя по появлению и исчезновению пятна света, дверь открылась и закрылась.

В коридоре Райан остановился и решил вернуться. Рядом с рукой парня лежал нож. Он вынул из кармана носовой платок, взял нож и подсунул его под тело. «Лучше с ним не светиться», — подумал он. Он поспешно запустил руку в карман брюк террориста и сразу нащупал то, что искал. А потом торопливо вышел. Ужаснее всего было то, что он почувствовал почти непреодолимое желание помочиться, и пошёл очень быстрым шагом, чтобы подавить внезапный позыв. Через несколько секунд он уже сидел на своём месте за столом.

— Все прошло хорошо, — сказал он близнецам. — Я думаю, что вас, парни, стоит поскорее доставить в гостиницу. Вы со мной согласны? Мне нужно будет сделать ещё кое-что. Поднимайтесь! — скомандовал он.

У Доминика осталось вполне достаточно евро, чтобы расплатиться за то, что они съели, и ещё оставить на чай. Неуклюжий официант побежал было за ними, предлагая заплатить за чистку одежды, но Брайан, широко улыбаясь, уговорил его вернуться, и все трое перешли Пьяцца ди Спанья. Здесь они поднялись ко входу в церковь и, пройдя по улице, вернулись в гостиницу. Вся дорога заняла около восьми минут, но и этот короткий промежуток времени близнецам, чувствовавшим себя ужасно глупо с красными винными пятнами на брюках, показался томительно долгим.

Портье сразу же заметил непорядок и спросил, нужна ли уважаемым гостям помощь.

— Да, было бы хорошо, если бы вы прислали кого-нибудь к нам в номера, — ответил Брайан.

— Конечно, синьоры. Через пять минут.

Лифт, по их мнению, не должен был прослушиваться.

— Ну, что? — спросил Доминик.

— Не только он, но ещё и это, — ответил Джек, показывая ключ от номера — точно такой же, как те, что были у них троих.

— Это ещё зачем?

— У него же есть компьютер, ты не забыл?

— О, да.

Войдя в номер МоНа, они увидели, что там уже убрали. Джек бросился к себе в номер и принёс свой ноутбук и внешний дисковод FireWire, которым пользовался. На нём было десять гигабайт пустого места, которых, по его мнению, должно было хватить. Вернувшись в комнату своей жертвы, он присоединил кабель к порту и включил компьютер «Делл», которым пользовался Мохаммед Хассан. Для поисков у него не было времени. Воспользовавшись тем, что на обоих компьютерах стояли одинаковые операционные системы, он полностью перекачал все данные на свой дисковод. На это потребовалось шесть минут, а затем он тщательно вытер все носовым платком и вышел из комнаты, не забыв вытереть и дверную ручку. Выйдя в коридор, он увидел спину служащего гостиницы, удалявшегося с залитым вином костюмом Доминика.

— Ну? — спросил Доминик.

— Готово. Парни, оставшиеся дома, будут очень рады, когда получат это. — Он поднял в руке FireWire-дисковод.

— Отличная мысль, дружище. И что теперь?

— Теперь я должен лететь домой, братцы. Отправьте туда письмишко от моего имени, ладно?

— Хорошо, малыш, будет сделано.

Джек сложил вещи и позвонил в бюро обслуживания, где ему сообщили, что есть довольно удобный рейс из аэропорта Да Винчи в Лондон, где он сможет пересесть на самолёт в вашингтонский аэропорт Даллеса, но ему нужно поспешить. Так он и сделал, и через девяносто минут авиалайнер, в котором он сидел на месте 2А, оторвался от взлётной полосы.

К приезду полиции Махмуд уже находился в ресторане. Когда каталку с трупом вывезли из мужской уборной, он узнал лицо своего соратника и был ошеломлён. Ему, правда, не было известно, что полиция нашла на полу нож, на котором виднелись следы крови. Ножу предстояло поступить в криминалистический центр, где имелась лаборатория генетического анализа, персонал которой прошёл подготовку в соответствующем подразделении лондонской столичной полиции, у всемирных лидеров в этой области. Оставшись без связи, не зная, кому доложить, Махмуд вернулся в гостиницу и заказал на завтра билет в Дубай на самолёт компании «Эмират Эруэйз». Он должен был сообщить кому-нибудь о сегодняшнем несчастье, возможно, самому Эмиру, с которым он никогда не встречался и только слышал о его грозной репутации. Он присутствовал при гибели одного из своих товарищей и видел мёртвое тело второго. Что могла означать эта ужасная беда? Нужно обдумать это за стаканом вина. Аллах милосердный, конечно же, простит ему этот грех. Ему пришлось увидеть слишком много за слишком короткий промежуток времени.

За время полёта из Рима в Хитроу Джек-младший выпил несколько коктейлей. Ему было крайне необходимо с кем-нибудь поговорить, но прежде чем представится такая возможность, пройдёт много времени, поэтому он перед приземлением в Англии опрокинул в себя две маленькие бутылочки скотча. Ещё две он выпил, сидя в переднем салоне «Боинга-777», летящего в Вашингтон, но сон так и не пришёл. Он не просто убил человека, но ещё и издевался над ним перед тем, как тот умер. Это нехорошо, но ведь это не такой грех, за который следовало бы просить у бога прощения, верно? На дисководе FireWire хранилось три гигабайта информации с ноутбука 56МоНа. А что именно? Пока что он не мог узнать этого. У него, правда, имелась возможность просмотреть сведения на своём собственном ноутбуке и попытаться разобраться в них, но лучше этого не делать, пусть этим займётся настоящий специалист. Они убили четырех человек, которые нападали на Америку, и теперь Америка нанесла врагам ответный удар на их территории и по их правилам. Было очень хорошо, что враги вряд ли могли узнать, что за кот прятался в джунглях. Они лишь мельком ощутили на себе его зубы.

А потом им придётся испытать на себе то, что придумают его мозги.