Звенящая медь

Марио и другие птицы

Посидев на припёке, Джеф вскоре опомнился. Свирепая жара вынуждала искать укрытие. Возвращаться к Мэри не хотелось, но другого выхода Джеф пока для себя не видел. На острове, где так мало жилого пространства, сложно найти свободную пещеру, а надеяться, что кто-то из ачей приютит чужака, в высшей степени наивно.

Оказалось, однако, что решение квартирного вопроса буквально ожидало за спиной. Джеф развернулся, спрыгнул с парапета — и чуть не врезался в Балабола. Тот стоял на одной ноге среди рисовых колосьев, спрятав голову под крыло.

— Ты что здесь делаешь?

Ач пустил себе под ноги неяркий блик, затем передвинул его на парапет.

— Туда? Мне с тобой идти? — на всякий случай уточнил Джеф. Балабол недовольно сверкнул перьями и самым бесцеремонным образом подтолкнул человека клювом в сторону тропы.

— Наглая птица, — возмутился Джеф. — Чем пихаться, лучше бы сверкал помедленнее.

Рядом тут же прозвучал настырный голосок Мэри:

— Не нужно говорить так много слов, Тучка не успевает их запоминать. Говори проще: короткими фразами, без лишних сравнений и синонимов.

Джеф с трудом удержался от едкого комментария. Но всё-таки удержался, постарался придать своей физиономии не слишком кислое выражение и ответил:

— Спасибо, Мэри, я как-нибудь сам разберусь. Мы с Балаболом не первый день знакомы.

Мэри улыбнулась едва заметно, одними уголками губ, потом достала из карманов два зеркальца и повернулась к Балаболу.

Для Джефа их короткий разговор в большей части остался непонятным. Из каскада бликов и радуг на перьях ача и череды отражений, промелькнувших в зеркалах, он с трудом выделил пару знакомых светофраз. Зато Балабол с Мэри, похоже, не испытывали никаких трудностей во время беседы.

Наконец, Мэри спрятала свои зеркала и вновь обратилась к Джефу:

— Ступай наверх. Рассветное Пламя поручил Тучке следить за тобой и заниматься изучением человеческой речи. Жить вы пока будете вместе.

— Да я понял, — вяло отозвался Джеф и побрёл по парапету к тропе.

Необходимость ютиться в одной пещере с ачем не слишком обрадовала его, но она давала возможность хоть немного остыть, отвлечься от Мэри. С некоторым раздражением Джеф отметил про себя, что яркая внешность девушки, её самоуверенность, необычная история, особое положение среди ачей и людей — всё это одновременно и привлекает, и дико злит.

— Джеф! — вдруг окликнула его Мэри.

— Да?

— Приходи ко мне после заката.

Джеф удивлённо покосился на неё через плечо, пытаясь угадать, что означает столь двусмысленное приглашение. Мэри тут же внесла ясность:

— Ночью прилетит Марио, привезёт тебе кое-что из необходимых вещей. И ещё я рис сварю. С креветками.

Джеф тяжко вздохнул. Он хотел бы гордо отказаться, но порция горячей жратвы представляла собой слишком большой соблазн. А ещё Джеф смутно надеялся, что ночью в пещере Мэри его будут ждать не только креветки с рисом.

Жильё Балаболу выделили на одной из верхних террас. Там ничего не росло: выходы из пещер отделял от парапета жёлоб с проточной водой. Зато прямо с порога открывался прекрасный вид на нижние ярусы и пляж.

Внутренность Балаболовой пещеры, в отличие от жилища Мэри, особым уютом не отличалась: почти всё свободное пространство в ней было пусто, лишь дальний угол занимало гнездо из сухого камыша. Джеф подумал, что ему придётся либо коротать день на голом полу, либо тащиться по жаре за подстилкой, но Балабол имел другие соображения на этот счёт.

Подойдя к одной из соседних пещер, он метнул в темноту яркий солнечный зайчик. На террасу, сонно моргая, вылез взъерошенный ач. Он был заметно крупнее Балабола, но зеркальные перья имел только на нижней стороне одного крыла. Почтительно глядя в собственный подкрылок, белопёрый получил от Балабола указания, разбудил ещё парочку таких же бедолаг, и вместе они ушли по тропинке вниз.

Довольно скоро вся троица вернулась. Каждый тащил на спине вязанку камыша. Свою поклажу они занесли в пещеру Балабола и сложили у стены в одним ачам понятном порядке. С виду результат их работы напоминал стихийную кучу, но, вытянувшись на ней, Джеф по достоинству оценил мастерство строителей: подстилка получилась упругой и в меру плотной. «Недурно», — сказал он сам себе, устраиваясь поудобнее и прикрывая глаза. «Недурно», — тут же в точности повторил его голосом Балабол и зашуршал перьями, укладываясь в своём гнезде.

«Нравится мне это или нет, Мэри права, — подумал Джеф. — Надо меньше трепать языком».

Но размышлять об этом было гораздо проще, чем постоянно помалкивать.

Вечером, едва спала жара, Балабол растолкал Джефа со словами:

— Всем привет! Меня зовут Джеф Уоллис! Как жизнь молодая?

— Лучше всех, — сквозь сон пробормотал Джеф.

И тут же получил весьма чувствительный удар клювом. Он подскочил, открыл глаза и обнаружил у себя перед носом кусок сухого помёта, который Балабол явно намеревался засунуть ему в рот. Скривившись, Джеф отпихнул от себя «угощение»:

— Тьфу ты, гадость! Отстань!

Балабол покладисто отодвинулся, бросил помёт, почистил клюв и заявил голосом Мэри:

— Не сопротивляйтесь.

Потом он пододвинул к Джефу плоскую миску, на которой лежала кучка рапаньего мяса. Джеф вздохнул с облегчением.

— О, еда? Спасибо, дружище.

— Что бы я без тебя делал, — закончил его голосом Балабол.

Чуть позже Джеф в компании Балабола бродил по острову и наблюдал за происходящим вокруг. На первый взгляд, всё здесь живо напоминало порядки острова добытчиков: та же общая трудовая повинность, то же отдельное поселение на берегу для способных к яйцекладке ачих. Только вечернее время, которое подчинённые Чиля проводили за отдыхом и поиском пропитания для себя, жители острова Большого Босса тоже посвящали хозяйственным делам.

Белопёрые смиренно и терпеливо наводили порядок в пещерах и на тропах, ремонтировали стены и парапеты, ухаживали за садками с рыбой, моллюсками, креветками, плантациями водорослей. Те, у кого оба подкрылка блестели серебром, занимались лепкой и обжигом плитки для укрепления стен и разнообразной утвари. И на каждой террасе был свой надсмотрщик с серебряными надкрыльями. Он следил за порядком на земле, управлял работами, наказывал нерадивых и дважды в день распределял между своими подчинёнными еду, которую бригады носильщиков доставляли в знакомых Джефу контейнерах. То, что выращивалось на острове Большого Босса, предназначалось в пищу ему самому и его приближённым.

Ачи, носившие зеркальные перья не только на крыльях, хозяйством не занимались. От зари до зари крылатые воины патрулировали небо над владениями своего ярчайшего, готовые в любой миг напасть на нарушителя воздушного пространства и растерзать его. Для отдыха они опускались на верхние террасы, возле своих пещер.

По сравнению с тем же Гондолином жизнь колонии ачей казалась размеренной и спокойной. Впрочем, Джеф не обольщался видимым подобием порядка, он отлично помнил, с какой свирепостью Чиль наказывал тех, кто казался ему дерзким или недостаточно расторопным.

И всё же, несмотря на постоянный риск получить трёпку, белопёрые не стремились улучшить своё положение в обществе. Пожалуй, в их покорности имелся смысл: как бы ни был строг надсмотрщик на террасе, он сам частенько получал тумаки от зеркальнопёрых. Они же, чем выше поднимались в статусе, тем жёстче обращались с подчинёнными, и тем меньше было над ними тех, кто способен их остановить.

Джеф думал, что едва ли на острове найдётся хоть что-нибудь, способное его удивить, но оказалось, что некоторые тёмные стороны ачьей жизни до сих пор не попадались ему на глаза. Астерион уже начал клониться к закату, когда какой-то потрёпанный белопёрый ач вдруг спрыгнул с одной из нижних террас и, жалко хлопая крыльями без единого зеркального пера, полетел в открытое море. Сперва Джефу показалось, что никто не обратил внимания на его выходку. Миг спустя надсмотрщик послал вверх пару световых бликов. Ешё через миг пара ачей в зеркальном оперении кинулась вдогонку за нарушителем. Тот не думал убегать, не пытался защищаться. Несколько точных, сильных ударов — и окровавленное тело упало в воду, а зеркальнокрылые, убедившись, что всё кончено, вернулись на свои места. Волны прибили тело к берегу, и пара белопёрых утащила его куда-то за склон горы.

Заметив, с каким напряжённым вниманием Джеф наблюдал за этой сценой, Балабол вопросительно склонил голову набок и произнёс: «Тьфу ты, гадость!» Джеф понял, что не знает, как ему ответить. Неприятно? Да, но не только. Вызывает отвращение? Да, но не к погибшему ачу. И как объяснить Балаболу про жалость? Страх собственной смерти? Способны ли ачи чувствовать что-то подобное? Возможно, в их обществе всегда убивают старых и больных. Тогда убитый ач сделал верный выбор, предпочёл быструю и лёгкую смерть от клювов умелых убийц медленной смерти от голода и бесконечных колотушек надсмотрщика. Было ли для него это сложным решением или такие поступки — обыденность? Хоть Джеф и прожил среди ачей много дней, разум их так и остался для него зашифрованной страницей. И словесная речь не являлась к ней универсальным ключом.

Теперь Джеф готов был признать, что на острове Чиля он напрасно пытался втянуть ачей в общение при помощи слов. Сами не говорящие, ачи восприняли его болтовню примерно так же, как люди — пение птиц. Первые произнесённые Джефом слова они отметили для себя и сделали вывод: «Это существо поёт вот так». Но количество обозначений ширилось, и вскоре ачам надоело запоминать новые фразы. Первые две-три они сочли вполне достаточными. Их-то Джеф и слышал чаще всего, когда ачи пытались привлечь его внимание. Только Чиль с Балаболом повели себя иначе. Чиль сыпал цитатами из храмовых богослужений, намекая на то, что Джеф должен подчиняться ему: во время полётов над храмами он наверняка видел, как множество подобных Джефу существ кланялись, опуская глаза — принимали позу подчинения — во время молитв. Молодой и любопытный Балабол действовал чуть иначе. Он пытался получить от человека предсказуемый ответ на звуки, и даже весьма в этом преуспел. На его реплики Джеф почти всегда откликался «правильно»: продолжал цепочки заученных фраз, сопровождал их соответствующими движениями и жестами. Следовало признать: Балабол дрессировал его, словно ящерицу или кошку, не ожидая особых проявлений разума. К Мэри, в отличие от Джефа, на острове ачей сразу отнеслись, как к разумному существу, ведь она стремилась общаться на языке хозяев, а не морочила им головы непонятным щебетом.

Но для того, чтобы по-настоящему понять ачей, мало было просто наблюдать за ними. Для человеческого глаза их разговоры между собой выглядели, как стремительная игра света, отражений и радужных бликов на перьях собеседников и земле вокруг. Сигналы, которые Джеф научился замечать, в основном были связаны с опасностью или её отсутствием. Значение этих светознаков уже не раз проверялось им на личном опыте, порой болезненном, зато однозначном. Но что делать с обозначениями эмоций?

Не меньшей проблемой было угадывание смысла простых бытовых знаков. Вот Балабол, к примеру, зачерпнув клювом воды из протока, с удовольствием глотает её и показывает комбинацию из отражений и бликов. Что она означает? Вода? Пить? Ручей? Прохладно? Чтобы понять, придётся раз за разом тщательно перепроверять догадки, сопоставляя каждый светознак с действиями ачей и событиями вокруг…

Вечером Джеф спустился к пещере Мэри, безошибочно отыскав её по запаху. Насчёт креветок Мэри не обманула. Правда, они были не настоящие, с Земли, а местные, зато огромные по размеру и очень вкусные. Вот только никакой романтики не получилось, есть пришлось в компании с Марио.

Тот прилетел с наступлением темноты и, действительно, привёз с собой массу полезных вещей: сигареты, мыло, зубную щётку, зеркала, как у Мэри, пару смен белья, чистый комбез…

— А серебрянки нет? — спросил Джеф, пуская зеркалом зайчики от пламени костра.

Марио широко улыбнулся в ответ:

— Её и на острове полно. Думаешь, зачем ачи толкут ракушку? Делай так же: толки, смешивай с жиром — и натирай одежду. Только смотри, не переусердствуй, а то побьют.

— Ребята! — позвала из глубины пещеры Мэри. — Идите сюда, еда стынет!

Они уселись на ковриках из соломы возле низенького стола. Мэри принесла горшок с рисом, наполнила плошки.

— М… Божественно, — сказал Марио, принюхиваясь. — Не боишься, что на запах сбегутся все жители острова?

— Не сбегутся, — вздохнула Мэри. — У огнекрылых не принято есть в компании. А жаль, потому что поговорить с ними было бы интересно.

Марио хитро прищурился.

— Неужели интереснее, чем с людьми?

Мэри окинула его строгим взглядом.

— На самом деле, только с огнекрылыми и стоит разговаривать. Они не умеют врать.

— Это говорит лишь о том, что у большинства ачей начисто отсутствует воображение.

— У большинства людей тоже, — хмуро буркнул Джеф. — Но врать им это совершенно не мешает.

— А ты прав, парень, — со смехом согласился Марио. Потом, придвинув к себе плошку, он добавил почти серьёзно:

— Мэри, лапушка, за ужином я ач: говорю только то, что есть, и не способен ни к каким проблескам воображения. Твоя стряпня бесподобна.

Кроме вещей Марио принёс последние сплетни из Гондолина. Лопая рис, он долго, с удовольствием, в красках и лицах рассказывал о приезде патриарха и выборах приемника настоятеля. Наконец, Мэри не выдержала:

— Так кого выбрали-то?

— Всё предсказуемо: конечно, Катарину, — ответил Марио. — Причём почти единогласно. Неожиданностью это стало только для Майкла.

Джеф приподнял бровь. Мэри злорадно улыбнулась.

— И как там Майкл?

— Тоже вполне предсказуемо: в бешенстве. Ну, ничего, переживёт. У Элис найдётся, чем его утешить.

И Марио обнял Мэри. А та, доверчиво прижавшись к его боку, опустила голову ему на плечо.

Наконец, всё было выпито, съедено и рассказано. Беседа увяла сама собой, плошки опустели, догорела свеча.

— Знаешь что, Джеф, — нахально заявил Марио, — валил бы ты уже спать. Поздно, пора разбегаться.

Но сам он никуда «разбегаться» не собирался. Джеф устало покосился на льнущую к пилоту Мэри и со всей ясностью понял: действительно, посторонним здесь больше делать нечего.

«Чёрт возьми, — думал он, осторожно поднимаясь к себе наверх, — очередной вечер открытий. Кое-какие кусочки паззла встали на место. Вот, значит, где этот тип проводит ночи, когда все думают, что он у Илии. А Илия его из своих соображений покрывает. И похоже, шайке Эндрю об этом известно. Ну, легко было догадаться. Как там сказал Джей? Ач недоделанный и его дура Мэри…

В принципе, Марио можно понять: Мэри симпатичненькая, а он нормальный здоровый парень, который вовсе не подписывался на целибат. Но Мэри! Что она в нём нашла? Марио ведь старше её лет на двадцать. Хотя… Если вдуматься, тоже ничего удивительного. Она живёт далеко не в таком дерьме, как я на острове у Чиля. Мебель, постельное бельё, свежая одежда, зеркала… Это всё Марио. Думаю, он не просто выполняет приказы Илии, а больше опекает девочку по собственной инициативе. За что, разумеется, получает благодарность в виде домашней жратвы и постели. В этом суть всех баб: меркантильные существа…

Так что мы имеем в сухом остатке? А то, что как бы Мэри не задирала нос, она далеко не главная фигура в отношениях ачей с людьми. Основным светознакам её научила Катарина. И Марио уже много лет шляется по Парадизу. Он вхож в замки людей, на остров Большого Босса, а возможно, и на другие важные острова ачей. И это выгодно настоятелю Гондолина. Который, между прочим, скоро станет патриархом всей планеты. Хм… Настолько выгодно, что можно закрыть глаза на нарушение труднического договора? Впрочем, это объясняет бесконечное трудничество Марио. И причину, по которой он расстался со стаей Майка. Я бы тоже не обрадовался, начни моя сестра встречаться с престарелым фитнестренером. Но, к счастью, у меня нет чокнутой младшей сестры. Да в конце концов, какое мне дело до этих двух ненормальных? Пусть творят, что хотят, только без меня».

И всё же очень скоро Джеф понял, что ему придется засунуть гордость в карман и поддерживать добрые отношения с семейкой ачей недоделанных. Причин этому было несколько.

Во-первых, в гостях у Мэри он получал возможность хоть раз в сутки нормально поесть. Джеф, конечно, соорудил себе очаг и готовил на нём выделяемую Большим Боссом пайку рапаньего мяса. Иногда ему даже перепадало немного рыбы с водорослями. Но разжиться чем-нибудь получше можно было только у Мэри.

Кроме того, что росло в её маленьком огороде, стараниями Марио на стол к Мэри попадало настоящее мясо. И хлеб. Вымешанный сильными руками красавицы Анни, вынутый из большой печи, пышный, белый, с хрустящими корочками… словом, нормальный человеческий хлеб, а не те плоские и пресные лепёшки, которые Джеф пёк на камнях из выклянченной у Мэри рисовой муки.

Во-вторых, Марио привозил сигареты. А заодно — последние новости из мира людей. Без этого жизнь на острове отличалась размеренностью и однообразием, от которых недолго было спятить с ума. Но Марио прилетал, привозил вещи, жратву и сплетни, и Джеф постепенно начал ждать его прилётов с не меньшим нетерпением, чем Мэри.

Миновал год по местному календарю, а по официальному даже больше. Джеф упорно отмечал общегалактические недели и месяцы, но порой ему казалось, что время в этом сонном, унылом, однообразном мире застыло, как муха в янтаре, и здесь уже больше никогда ничего не случится...

Курить Джеф с Марио выходили на улицу. Сидя на парапете, они дымили дешёвым табаком, разговаривали о пустяках или просто любовались звёздами, яркими, как на видео в рекламных роликах туристических компаний. Если очень постараться, можно даже ненадолго забыть о том, что их жизнь на острове — вовсе не отпуск в одном из курортных миров…

Мэри курения не одобряла. С каждым разом она прогоняла парней всё дальше, утверждая, что в пещеру тянет табаком, и после в ней будет невозможно спать.

— Чего она бесится? — ворчал как-то Джеф, наблюдая, как тает в небе сигаретный дымок. — Ветер совсем в другую сторону.

— Возможно, ей, действительно, мешает запах, — спокойно ответил Марио.

— Неделю назад не мешал.

— Друг мой ненаблюдательный, Мэри ждёт ребёнка. Возможно, дело именно в этом…

Джеф неодобрительно покосился в темноту.

— Предохраняться не пробовали?

Марио выпустил изо рта кучерявое облачко, проводил его взглядом.

— Скучный ты человек, Джеф… Может, этот ребёнок — подарок нам с Мэри от Бога? Вообще-то, ничего такого не планировалось, да и не должно было произойти. У Мэри трубы перевязаны.

Джеф нахмурился.

— Уголовка?

— Нет, медпоказания. Трисомия по восемнадцатой паре, синдром Эдвардса.

— Надо же… А по виду не скажешь.

Марио кивнул, снова выпустил пару колец дыма и сказал:

— Раньше это лечили, и вполне успешно. Прижизненная модификация кариотипа. Слышал про такое?

— Краем уха. Церера Холистик, лаборатория генетических исследований человека. Это, вроде, было давно, лет пятьдесят назад. Собирали по всей галактике детей с генетическими аномалиями, обкатывали на них экспериментальные методики. Кого-то вылечили, кого-то уморили… Потом у вылеченных начали вылезать побочки, программу признали нарушающей этические нормы и закрыли, а результаты засекретили.

— Так и есть. А детей с генетическими модификациями стерилизовали и вернули родителям. Мэри — одна из них.

— Постой… Это чушь какая-то. Программу свернули лет тридцать назад. Как Мэри могла в ней участвовать?

— Ей сорок два.

За спиной Марио внезапно возникла сама Мэри.

— Нечего об этом рассказывать всем подряд! — заявила она, отвешивая ему лёгкий подзатыльник. — И хватит отравлять воздух, спать пора. Да, и не нужно смотреть на меня, как на двухголового телёнка.

— Ну… э… м… — промямлил Джеф, к которому была обращена последняя фраза. — Для своего возраста ты шикарно сохранилась.

И тут же тоже получил от Мэри подзатыльник.