Фельдфебель Рильке проклял тот день, когда ему пришла в голову мысль написать письмо старому знакомому Вернеру фон Бюлову. Рильке надеялся, что фон Бюлов исхлопочет ему отпуск в Берлин, где он сможет наконец отдохнуть от ужаса, преследующего его вот уже многие месяцы. Фельдфебель до икоты боялся партизан, благо успел уже столкнуться с ними в заснеженном лесу и уцелел просто чудом. Второй такой встречи ему точно не пережить. Кроме того, его пугал фронт, который громыхал где-то неподалеку. А ведь Рильке в любой момент могли отправить на передовую – затыкать собственным телом брешь, пробитую отчаянными русскими в стальных рядах вермахта, и тогда нынешняя беспокойная жизнь покажется ему медом.
Именно поэтому фельдфебель вцепился в байку, услышанную в одной из здешних деревень. В существование Зверя он не верил, как не верил в болтовню Гюнтера Коха о якобы виденной им таинственной волчице, обернувшейся женщиной. Фельдфебель сделал Гюнтеру строгое внушение, но самоуверенный бранденбуржец не внял предостережениям завсегдатая берлинских пивных. За что и поплатился. Его нашли на околице деревни Мореевки с разорванным горлом. Винить в смерти солдата было некого, ибо только законченный идиот мог отправиться ночью в лес, где волки лютуют еще почище партизан. Рильке сам неоднократно видел следы звериных лап неподалеку от Мореевки. А местные жители в один голос утверждали, что во время гона волкам лучше на глаза не попадаться.
В Мореевке жили в основном женщины и ребятишки. Рильке поддерживал с ними добрые отношения, благо знание русского языка помогало ему без труда договариваться с бабами. Начальство требовало от фельдфебеля древесину, и он ее поставлял, подключив к рубке не только собственных солдат, но и жителей ближайших деревень. Мирные отношения с поселянами гарантировали Рильке относительно спокойную жизнь, и он решительно в самом зародыше пресекал все конфликты, возникавшие между солдатами и крестьянами. Впрочем, под началом у фельдфебеля были в основном уже далеко немолодые люди, обремененные семействами, которые место у очага ценили куда больше, чем шашни с местными красавицами. Исключением в этом ряду был разве что Гюнтер Кох, который жестоко поплатился за свое легкомыслие. Франц Майер, правда, утверждал, что Гюнтера на свидание выманила местная красавица, та самая, которую они с Кохом якобы видели в облике волчицы, но Рильке на него только рукой махнул. Правда, он заставил Майера изложить свои впечатления на бумаге и, как вскоре выяснилось, правильно сделал.
Через три дня после гибели Гюнтера Коха Майера нашли мертвым на одной из делянок. Никаких следов насилия на его теле Рильке не обнаружил, о чем и сообщил начальству. Скорее всего, у Франца просто не выдержало сердце. Здешние морозы могли вогнать в гроб кого угодно, а Франц Майер никогда не отличался крепким здоровьем. Конечно, потеря двух солдат озаботила начальство, и над головой фельдфебеля Рильке начали сгущаться тучи, но тут как раз в новгородских лесах объявился гауптман фон Бюлов со своей командой, сплошь состоящей из эсэсовцев. И хотя эсэсовцы были переодеты в форму вермахта, ни у кого из начальников фельдфебеля Рильке не возникло сомнений, что к ним в гости прилетела птица высокого полета. А уж бумага, подписанная самим рейхсфюрером Гиммлером, и вовсе едва не довела обер-лейтенанта Шмидта до инфаркта.
Рильке сам видел, как у обычно уверенного в себе Шмидта тряслись руки. Впрочем, гауптман, прибывший из Берлина, был отменно вежлив с хозяевами и даже угостил обер-лейтенанта шнапсом.
– Право не знаю, чем вам помочь, господин фон Бюлов, – растерянно развел руками Шмидт.
– А я ничего от вас и не потребую, – спокойно отозвался гауптман. – Мне нужен только фельдфебель Рильке.
Вот в эту минуту до фельдфебеля и дошло, какую глупость он совершил, отправив в Берлин письмо с местными байками и объяснительными записками, взятыми у Гюнтера Коха и Франца Майера. Но кто же мог тогда предположить, что сумасшедший Вернер дойдет с этими дурацкими байками до самого рейхсфюрера!
В молодые годы Рильке примыкал к ариософам и даже написал с десяток статей для их журнала, хотя оккультизм был ему в общем-то чужд, ибо Рихард Рильке от природы был человеком прагматичным и не склонным к мистическим озарениям. Иное дело Вернер фон Бюлов – у этого и в годы молодые были большие проблемы с мозгами. В университете, который Рильке так и не сумел закончить, Вернера считали человеком со странностями. Но как бы то ни было, из всех хороших знакомых Рихарда именно фон Бюлов весьма неплохо устроился при новой власти. Возможно, причиной тому было аристократическое происхождение и деньги, но не исключено, что именно склонность к оккультизму послужила Вернеру пропуском в высшие нацистские сферы. Краем уха Рильке слышал о таинственной Аннанербе, курируемой самим Гиммлером, с которой вроде бы был связан фон Бюлов. Словом, Рильке неожиданно для себя оказался в эпицентре оккультной жизни верхушки Третьего рейха и испытал по этому поводу немалый испуг.
Чего доброго, именно с него могут спросить за неудачу безумной экспедиции Вернера фон Бюлова. И тогда фронт окажется не самым жутким местом, куда могут сослать фельдфебеля-фантазера.
– Я хотел бы поговорить с Кохом и Майером, Рихард, – доверительно обратился к Рильке фон Бюлов, когда они остались наедине.
– Увы, господин гауптман, оба они мертвы.
– Как мертвы?! – на холеном лице фон Бюлова появилось растерянное выражение.
– Я не стал поднимать по этому поводу шум, – понизил голос до шепота Рильке, – поскольку ждал твоего ответа, Вернер. Но оба умерли странно, очень странно. Сначала мы обнаружили Гюнтера Коха с разодранным горлом. Майер утверждал, что Коха выманила на свидание местная ведьма. А потом мы нашли мертвым самого Франца. На лице его был написан такой ужас, что мне стало не по себе.
– Хорошо, Рихард. Мы выступаем завтра, ты пойдешь с нами.
– А проводник?
– Проводника я нашел. Говорят, что он лучше всех знает местность.
Северьян Белов не понравился Рильке с первого взгляда. Наверняка этот бородач связан с партизанами. Заведет он фон Бюлова в глушь, где их будет поджидать засада. Все-таки каким был дураком Вернер, таким и остался. Идет чудовищная война, ежедневно перемалывающая тысячи человеческих жизней, а этот уцепился обоими руками за химеру, за дурацкую байку, которую ему не в добрый час подкинул фельдфебель Рильке. Ну какой здесь может быть Горюч-камень?! Не говоря уже о том, что никто ни в Световидовке, ни в Мореевке не знает, как он выглядит. Правда, старый Северьян утверждает, что он видел Зверя собственными глазами.
Рихард проводнику не поверил и на всякий случай навел справки. За бутылку вонючего самогона, купленного у знакомой мореевской бабы, некий Яков Белов, который годами был никак не моложе Северьяна, поведал фельдфебелю, что у нанятого фон Бюловым проводника большой зуб на Машкиного сына.
Рильке сидел за столом в жарко натопленной избе, тупо кивал головой на слова пьяненького Якова, но ни черта не понимал.
– Так он ее изнасиловал?
– А кто ж его знает, – пожал плечами Яков. – Может, сама дала. Мореевские-то бабы все Зверем перетраханы. Да и за нашими глаз да глаз нужен. Короче, родила та Дашка ублюдка. Наши-то хотели ее сжечь вместе с младенцем, но тут вмешался один городской, врач, кажется. Он эту Дашку с собой увез. Горя ему, видать, было мало.
– А зачем вы хотели ее сжечь?
– Так ведь ведьма же! Мало нам мореевских баб, так давай будем в своем селе разводить оборотней.
– А она, эта Дашка, оборотня родила?
– Да кабы просто оборотня, а то чекиста, – крякнул с досадой Яков. – Попил он нашей кровушки. Моего брата младшего расстрелял тут же, за околицей. Я Северьяну до сих пор его племяша простить не могу, хотя вины за ним вроде и нету. Не он же его породил. А этот ни в чем удержу не знал. Ни своих, ни чужих не щадил. Да что там мой брательник – он ведь и своего брата пристрелил, не моргнув глазом. Недаром ему прозвище дали в наших краях – Лютый.
– А за что он брата твоего расстрелял?
– За то же, за что и своего. Оба они были в банде ротмистра Радзинского. Их благородие тоже сволочью был, каких поискать. Он почему-то особенно невзлюбил мореевских. Ни баб не щадил, ни малых ребятишек. Грозился всю деревню под корень извести. Но не на тех напал. Там полдеревни – оборотни. При Советах они вроде притихли, а допреж от них продыху всей округе не было. Нет, не любили их у нас. Бирюки они и есть бирюки.
– И что стало с ротмистром?
– А черт его знает, что с ним стало. Банду его Лютый изничтожил начисто. А сам Радзинский, по слухам, ушел за кордон.
– А что Лютый?
– В большие начальники он вышел, чуть ли не в самой Москве. Последний раз он в наше село три года назад приезжал. Галифе синие, френч командирский и сапоги хромовые. Прошел гоголем по деревне, глазами по сторонам зыркал. Страшные у Лютого глаза, немец. Волчьи. Хотел я ему стрельнуть в спину из ружья, да заробел. Зверя испугался. Не простил бы мне Машкин сын гибели своего ублюдка.
Сведения, полученные от Якова Белова, Рильке не замедлил донести до ушей Вернера фон Бюлова. Гауптман выслушал Рихарда с интересом, но должных выводов, похоже, не сделал. Наоборот, его доверие к проводнику возросло еще больше.
– Выходит, не соврал Северьян про Зверя, – задумчиво произнес он, зябко передергивая плечами.
– Заведет нас этот Сусанин в непроходимые дебри или подставит под партизанские пули.
– В дебри мы идем добровольно, – спокойно сказал Вернер, – а что касается партизан, то сын Криста Балдура не потерпит рядом чужих. А кто такой Сусанин?
– Местный национальный герой.
– Я все время забываю, Рихард, что ты родился в России.
О Кристе Балдуре фельдфебелю Рильке доводилось слышать от одного сумасшедшего старика-австрийца по имени Виллигут. По слухам, этот Виллигут сделал головокружительную карьеру после прихода нацистов к власти. Рихарду оставалось только завидовать и Виллигуту, и Вернеру фон Бюлову, поскольку сам он был, видимо, недостаточно сумасшедшим для того, чтобы преуспевать в Третьем рейхе. Вслух Рильке столь крамольные мысли произносить, разумеется, не стал. Зато убежденность Вернера фон Бюлова заставила его призадуматься. Черт его знает, может, в этих местах действительно обитает некто выходящий за рамки наших привычных представлений о живом существе?
Тогда у фельдфебеля Рильке действительно появляется шанс. Шанс окопаться где-нибудь в глубоком тылу до победоносного окончания войны. Наверняка Вернер не откажет в поддержке старому другу и поможет ему закрепиться в этой самой Аннанербе в качестве эксперта, секретаря или интенданта. Только бы не сгинуть в этих проклятых лесах. Только бы не нарваться на партизан. А со Зверем, каким бы чудищем он ни был, два десятка тренированных эсэсовцев, надо полагать, справятся.
– Рейху нужно семя сына Криста Балдура, Рихард, – поощрительно похлопал по плечу старого университетского товарища фон Бюлов.
– Зачем?
– Чтобы создать сверхчеловека.
Так вот зачем приехал в глухую лесную деревушку блестящий берлинский аристократ Вернер фон Бюлов. Теперь понятно, почему сам Гиммлер приложил руку к этой экспедиции. Рейхсфюрер уже создал целую сеть инкубаторов для выведения породы истинных арийцев по всей Германии. Какая жалость, что Рильке не голубоглаз, не белокур и не обладает безупречной фигурой. Да и сексуальная потенция его оставляет желать лучшего. Все-таки полноватому, лысоватому мужчине, достигшему уже сорокапятилетнего возраста, трудно конкурировать с патентованными жеребцами из конюшни рейхсфюрера Гиммлера. Если Рихарда и возьмут в этот эсэсовский гарем, то только в качестве евнуха.
– А тебе не кажется, Вернер, что нам незачем идти в лес, чтобы получить семя этого Зверя? Ведь в окрестных деревнях наверняка есть немало людей, которые с полным правом могут называть себя его сыновьями и дочерьми.
– Пожалуй, – задумчиво протянул фон Бюлов. – Это интересная мысль. Но она может не понравится рейхсфюреру Гиммлеру: ведь здешние жители – славяне.
– Только наполовину, господин гауптман. Но мы ведь не собираемся их обожествлять. Нам нужно всего лишь семя. То есть часть той энергии, которой обладает их отец, сын Криста Балдура.
– Мы еще поговорим об этом, Рихард, когда вернемся из леса.
Рильке возликовал душой. В конце концов, охота на Зверя, скорее всего, закончится неудачей. Во всяком случае, Рихард будет молить Бога, чтобы Машкин сын не попался им на глаза. Зато мореевские бабы никуда от них не денутся. И именно Рильке выступит в качестве эксперта, отделяя чистых от нечистых. Были у него на примете несколько женщин, которые как нельзя более подходили на роль ведьм. Флирт с одной из них закончился для Гюнтера Коха трагически. Эксперимент с выведением сверхчеловека наверняка затянется надолго и даже если потерпит фиаско, вряд ли кому-то придет в голову обвинять в неудаче какого-то там фельдфебеля Рильке. Ведь на виду у рейхсфюрера Гиммлера будут куда более значительные и солидные люди.