Зверь

Глава 7 ВЕРТОЛЕТ

Это прелестное местечко можно было назвать островом среди болотной хляби. И островом довольно обширным, во всяком случае, древесины, растущей здесь, хватило бы средних размеров леспромхозу на добрый десяток лет напряженной работы. Искать в этих зарослях упавший вертолет было так же трудно, как иголку в стоге сена. Немудрено, что поиск с воздуха не дал никаких результатов. Единственным отрадным моментом было то, что количество кровососущих тварей уменьшалось по мере того, как путешественники удалялись от болота. Впрочем, Маша заботливо предупреждала своих спутников о том, что и в этих местах можно наткнуться на топь, замаскированную под веселую лужайку. Будь Герман Воронин Машкиным сыном, то бишь существом высшего порядка, он обязательно бы выбрал себе местом обитания один из Канарских островов. Все-таки север России – это не самое удобное место для проживания бога.

– Не буди лихо, пока оно тихо, – предостерег Воронина Славка Клыков. – Боги не любят амикошонства.

За день поисковики излазили округу в радиусе десяти километров. Результат, к сожалению, был нулевой. Усердствовавший во время поисков Клыков разбил колено и теперь жалобно скулил, добиваясь сочувствия женщин. Однако озабоченная Светлана на его жалобы не реагировала, а оптимистически настроенная Маша заверила Вячеслава, что травма его не опасна и до свадьбы обязательно заживет.

– Типун вам на язык, девушка, – обиделся Клыков. – Я уже был женат. С меня достаточно одной попытки. И в кабалу я больше не пойду, даже ради спасения собственной ноги.

Ввиду трудности поисков продукты питания приходилось экономить. Так что спать Воронин отправился почти что голодным. Ну что такое банка мясной тушенки, выделенная прижимистым Петром Сергеевичем, для молодого, много потрудившегося организма? Оставалась надежда на чай, над которым сейчас колдовал Бубнов. Быть может, хотя бы этот душистый напиток избавит Воронина от сосущего чувства голода.

– Это кошмар какой-то, – поделился многолетними наблюдениями с охранником Игорем историк Клыков. – Сколько я Герку помню, а помню я его уже лет тридцать, этот человек никак не может наесться. Он успевал сожрать всю закуску, прежде чем у нас заканчивалась водка. И последний стакан нам всегда приходилось занюхивать корочкой. А главное – не в коня корм. Вид у него всегда такой, словно его не кормили последние две недели. Между прочим, многие сердобольные бабы на это покупаются. Видимо, в них срабатывает инстинкт. Вот ты скажи, чем еще мог привлечь Герман Людмилу, кроме аппетита?

– Какую Людмилу? – не понял Игорь.

– И ведь не только привлек, – продолжал Славка, – но и добился от нее ценного подарка, который сейчас прячет от близких друзей под рубашкой. Ну покажи нам наконец свой амулет, верный рыцарь лесных очарованных красавиц.

Отнекиваться было глупо да и бесполезно, поскольку любопытный Клыков теперь не отстанет. Воронин нехотя снял с шеи ворона и бросил Славке. Однако этот увалень не сумел поймать талисман, и тот упал на колени сидевшего в задумчивости Макса. Немец вскрикнул, видимо, от неожиданности, и отпрянул назад. Клыков едва успел подхватить изящную фигурку, которая по вине фон Бюлова вполне могла угодить в костер.

– С ума сошел, – осуждающе покачал головой Клыков.

– Извините, – смущенно откашлялся Макс, возвращаясь на прежнее место. – Задумался. Откуда это у вас?

– Я же тебе сказал, – ухмыльнулся Славка, – Людмила ему цацку подарила.

– Это оберег от кума, – спокойно отозвался Воронин.

– Какого еще кума? – не понял Макс, хлопая белесыми ресницами.

– Кумовьями в российских деревнях часто называют любовников одной и той же женщины, – пояснил все знающий историк.

Немец покосился на Машу, старательно помогающую Бубнову в хозяйственных хлопотах, и промолчал.

– Послушайте, Макс, давайте начистоту, – попросил Воронин. – Ведь с вашим дедом не все чисто. Мы были тому свидетелями. И вы неспроста отправились в далекую Россию. Не говоря уже о том, что талисман, данный мне Людмилой, вам знаком.

– Я видел нечто подобное на фотографии, которая хранилась в бумагах деда. Этот талисман мой далекий предок получил от жреца языческого бога как средство защиты от Зверя Арконы, который был его счастливым соперником в любви.

– Значит, Вернер фон Бюлов захватил с собой талисман, отправляясь в далекую Россию?

– Нет, он оставил его дома и велел жене беречь как зеницу ока. Вернер фон Бюлов не собирался враждовать со Зверем, он рассчитывал договориться с ним. Вы будете смеяться, но мой дед считал это загадочное существо своим предком.

– А что, к этому имелись какие-то основания? – удивился Воронин.

– До наших дней дошла старинная семейная легенда, согласно которой один из моих пращуров, Венцеслав фон Бюлов, был оборотнем. И сыном той женщины, за любовь которой боролись Фарлаф фон Бюлов и Зверь Арконы.

Возможно, эта древняя легенда, рассказанная где-нибудь в Питере, позабавила бы присутствующих, но здесь, в глухом медвежьем углу, она приобретала мрачный и зловещий смысл. Тем не менее Воронин нашел в себе силы, чтобы вырваться из пут мистицизма и вернуться к нашим убогим реалиям.

– Скажите, Макс, ваш дед был здоровым человеком? Прежде всего я имею в виду здоровье психическое.

– Я дам тебе небольшую справку, Герман, – вмешался в разговор Славка Клыков. – Первая треть двадцатого века ознаменовалась разгулом не только воинствующего материализма, но и не менее воинствующего оккультизма. Смею тебя уверить, что мадам Блаватскую в те времена читали и почитали не меньше, чем товарища Ульянова-Ленина. В Австрии и Германии первую скрипку среди оккультистов играли так называемые ариософы, люди, искавшие истину в развалинах давно ушедшего в небытие мира. Это ариософы пробудили в нацистах страсть к языческим обрядам. Кстати, один мой знакомый, современный язычник, считает, что Вторая мировая война – это последний по времени всплеск вечной борьбы между сторонниками солнечных и лунных богов. Между Белобогом и Чернобогом. Причем мы, русские, сражались на стороне Чернобога-Велеса, тогда как Гитлер был последним адептом Белобога.

– Я бы на твоем месте отправил такого знакомого в психушку, – горестно вздохнул Герман.

– Спасибо, но он там уже был, – криво усмехнулся Клыков. – Вся проблема в том, Воронин, что наши предки по-иному воспринимали светлое и темное начало. Они считали их равноправными и одинаково важными как для собственного существования, так и для сохранения миропорядка. Велес, Вотан, Гермес были богами перемен или, выражаясь языком двадцатого века, социального прогресса. Тогда как Световид, Перун и столь любезный сердцу ирманистов Крист ратовали за неизменность мира. То есть в реалиях двадцатого века это означало возвращение к Золотому веку, отрицание классового и возвращение к кастовому обществу, когда арии (а это слово переводится как благородные) правили миром, не считаясь с такой малостью, как свобода, равенство и братство. Вот так народы, чей менталитет формировался в одной на всех системе образов, оказались втянуты в братоубийственную и истребительную войну.

– А разве был такой языческий бог Крист? – удивился Воронин.

– Не исключено, что его выдумали ирманисты и ариософы, стремившиеся совместить христианскую и языческую религии и доказать германское первородство Христа, но само слово «крес» на санскрите означает «огонь». От этого слова произошли и «кресало», и «крест», и даже «крестьяне».

– Крестьяне-то тут при чем? – не понял Воронин.

– Земледелие, Герман, было долгие годы подсечно-огневым, когда поля удобрялись золой сгоревших деревьев. А что касается креста, то этот символ был известен практически всем народам земли, включая американских индейцев, задолго до появления христианства. Так что Крист ариософов в языческой системе образов – это бог, обладающий космической энергией. Соответственно, этой же энергией должен был обладать и его потомок.

– И он ею обладает?

– Судя по всему, да. Иначе каким же образом ему удалось сохранить нетленным тело Вернера фон Бюлова в течение стольких лет?

– Но ведь оно расползлось на наших глазах, – досадливо поморщился Воронин, вновь припоминая жуткое зрелище, способное испортить человеку аппетит на долгие годы вперед.

– Я думаю, что во всем виноват талисман, данный тебе Людмилой. Ворон всегда был частью навьего мира. Это вещая птица Чернобога-Велеса, который отвечал не только за перемены, но и за загробный мир. Наверное, мореевская ведьма дала тебе его не случайно. Она, конечно, знала о Вернере фон Бюлове, который уже более шестидесяти лет сидит у камня непогребенным, и, видимо, решила, что настал его срок.

– А что, она сама не могла прийти сюда с талисманом?

– Видимо, не могла. Все-таки фамилия у нее Мореева, а не Воронина.

– При чем здесь моя фамилия? – обиделся Герман.

– В нашей системе ценностей ни при чем, – согласился Клыков, – а в этом месте – совсем другое дело. Наши предки никогда не давали детям случайных имен. Если тебя называли Германом, то, значит, ты обладаешь маной, то бишь небесной силой самого Гермеса, ну или хотя бы незначительной частью ее, а следовательно, способен свершить нечто доселе неслыханное и невиданное. Меня смущает в данной связи только твоя фамилия, дорогой друг. Ибо Гермес (он же Ярило) отличается одной интересной особенностью: совершив подвиг созидания, он превращается сначала в белобородого Велеса, покровителя нажитого честным трудом достатка, а потом в Дракона. В Ящера. В того самого Яшку, который проклял Машкиного сына, рожденного от Светлого бога. Ворон – это птица Ящера, повелителя подземного мира, куда уходят не только души умерших, но и их тела.

– По-твоему, я член похоронной команды Велеса?

– Да, Герман, именно тебе выпала эта высокая честь. Держи своего ворона. – Славка бросил талисман на колени старого друга. – Другим появляться в этих местах с подобным украшением, пожалуй, опасно. Кстати, оберег сделан не из дерева.

– А из чего? – насторожился Герман.

– Не знаю, – пожал плечами Клыков. – То ли смола, то ли металл, неизвестный науке. В любом случае тебе он не навредит.

– Ну, спасибо, ученый, утешил, – усмехнулся Воронин. – Вот так живешь бок о бок с человеком тридцать лет, пьешь с ним водку и не знаешь, какие гадости он думает и про тебя самого, и про твою во всех отношениях приличную фамилию.

– Вот, – поднял палец к небу Клыков. – Вот она, дремучесть. Стоит только вывести человека за рамки привычных понятий и погрузить его в мир образов, как с ним тут же начинается истерика. Он начинает требовать для вас психиатра и, представьте себе, находит такого же испуганного обывателя, как и он сам.

– Это что же, случай из жизни или общие рассуждения? – спросил Воронин.

– Неприятность случилась с одним моим знакомым, увлеченным древними культами. Его отправили в психиатрическую лечебницу. К счастью, вскоре выпустили.

– А как зовут этого твоего приятеля-язычника? – спохватился Воронин.

– Его зовут Велимиром, Герман. Но ты его знаешь под фамилией Волохов.

– Подожди, это Сашка, что ли?! Он же был у нас в школе комсоргом.

– Волохов служил богу перемен Велесу тогда, служит он ему и сейчас.

С Сашкой Волоховым Герман не виделся давно, хотя краем уха слышал, что бывший школьный комсорг то ли свихнулся от обрушившихся на Родину перемен, то ли ударился в мистику. И, честно говоря, не очень удивился этому слуху, поскольку Волохов и в юные годы был человеком восторженным и склонным к фанатическому служению идее. Уже тогда Воронин, скептически настроенный по отношению к миру, над Сашкой посмеивался, чем заслужил его нелюбовь. Один раз они даже подрались, с печальными для Волохова последствиями в виде разбитого носа и синяка под глазом.

– Чай будете пить? – сердито крикнул от костра Петр Сергеевич.

Воронин достал из рюкзака видавшую виды эмалированную кружку и первым отправился за тонизирующим напитком. Надо отдать должное Бубнову, заваривать чай он умел. Воронин отпил из кружки пару глотков и восхищенно прицокнул языком:

– А вы, Петр Сергеевич, умелец! Да и к лесу, судя по всему, привычны.

– Я лесом живу вот уже без малого тридцать лет. И институт я в свое время закончил лесотехнический.

– А почему Василий Иванович не взял вас с собой?

– Так я ведь в город уезжал, – пожал плечами Бубнов. – Вылетали они без меня. К тому же Костя Звонарев разбирался в лесных делах не хуже.

– А Васильев?

– Василий Иванович был человеком с деловой хваткой, но лесом он занялся только в последние годы.

Заснул Воронин без проблем, а очнулся среди ночи, словно кто-то толкнул его в бок. Ночь была лунной и звездной, а потому спящий лагерь был виден довольно хорошо. Герману даже показалось, что за ближайшим деревом, метрах в двадцати от затухающего костра, кто-то стоит. Он почувствовал что-то очень похожее на страх и тихонько расстегнул замок спального мешка, однако подниматься с земли не спешил. Воронина опередила Светлана. Кажется, это именно она направлялась сейчас к тому самому дереву, где, возможно, прятался таинственный незнакомец, в существовании которого Герман, правда, не был уверен. В конце концов, мужской силуэт ему мог просто померещиться, а Светлана отлучилась из лагеря по естественной надобности.

Воронин подождал пять минут, а потом достал из рюкзака пистолет и тихонько двинулся в заросли. Увы, молодую женщину он там не обнаружил. Зато откуда-то сбоку до Германа, навострившего уши, донесся стон. Воронин собрался уже выстрелом разбудить спящий лагерь, но вовремя сообразил, что от боли так не стонут. Тем не менее он сделал несколько шагов по направлению звуков, несущихся из-за деревьев. Впрочем, он, кажется, неверно определил расстояние.

Во всяком случае, ему пришлось сделать более полусотни шагов, прежде чем он увидел обнаженные тела, белеющие в темноте. Позы голубков не оставляли никаких сомнений в том, чем они занимаются в ночную пору. Совсем уж предосудительным это занятие Герман не рискнул бы назвать, но увиденное его слегка покоробило. Все-таки Светлана и Игорь могли бы найти более подходящее место для сексуальных развлечений. А в том, что в качестве партнера в этом действе выступает именно Игорь, Воронин практически не сомневался. И Бубнов, и Клыков, и Макс фон Бюлов были значительно меньше ростом. Хорошо еще, что воркующие голубки не заметили Германа и можно было без проблем вернуться к спальному мешку.

Увы, проблемы у Воронина все же возникли. Он потерял ориентировку в полумраке, царившем вокруг, и едва не заблудился в окрестностях лагеря, что было бы уж совсем глупо. К счастью, звать на помощь соратников Герману не пришлось. Побродив минут десять по сырой от росы траве, он все-таки сумел наконец верно определить направление. Когда Воронин добрался до своего места, Светлана и Игорь уже спали или делали вид, чтя спят. Герман нырнул в еще не остывший мешок, буркнул что-то по поводу чужой расторопности и тут же уснул.

Утром, продвинувшись еще километров на десять, вновь приступили к поискам. По правую руку от Германа двигался Славка Клыков, по левую – Макс. Время от времени они перекликались, дабы не потерять друг друга в этом во всех отношениях подозрительном месте. За два дня бесконечных переходов Воронин попривык к лесу и теперь уже гораздо реже цеплялся ногами за торчащие из земли там и сям корни деревьев. В этот раз он все-таки споткнулся, не устоял на ногах, но едва не раскроил голову о приличных размеров железку, которой по всем приметам нечего было делать вдали от человеческой цивилизации. Воронин, присмотревшись повнимательнее к железке, без труда определил в ней обломок лопасти винта вертолета и застыл в предвкушении удачи.

На радостный вопль Германа прямо из кустов потревоженным медведем вывалился Славка Клыков. Следом прибежали Бубнов с Максом.

– Кажется, нашли, – сказал Славка, опасливо разглядывая обломок.

Вертолет, развалившийся на огромные фрагменты, лежал неподалеку, на краю небольшой полянки. Падая, он задел деревья и повалил два. Если судить по характеру разрушений огромной железной птицы, в ее поврежденном чреве вряд ли кто-то уцелел. Счастье еще, что при падении у вертолета не взорвались баки с горючим, иначе на месте обломков сейчас бы было большое грязное пятно.

– Подожди, – остановил Бубнов Воронина, двинувшегося было к вертолету. – По-моему, здесь топь. Видишь, хвост уже наполовину ушел в землю.

Под ногами у Воронина действительно захлюпала вода, и он поспешно отпрянул назад, нащупывая твердь.

– Но ведь там могут быть люди, – предположил Макс.

– Живых, скорее всего, нет, – покачал головой Бубнов.

– Все равно надо проверить, – поддержал немца Славка. – И извлечь трупы.

Воронин решил воспользоваться упавшими деревьями. Их кроны накрывали зеленым саваном разбитый вертолет, тогда как комли лежали на твердой земле.

– Резиновые перчатки наденьте, – посоветовал предусмотрительный Петр Сергеевич. – Во избежание трупного яда.

Воронин первым ступил на ненадежную опору и, балансируя словно канатоходец, двинулся вперед. Добрался он до вертолета без приключений и осторожно заглянул в его поврежденное нутро. Запах здесь был весьма неприятный, тем не менее Герман рискнул продвинуться дальше в салон машины, навсегда отучившейся летать. Вертолет сохранил устойчивость, даже когда примеру Воронина последовал Макс.

Первый труп лежал у входа, второй – чуть дальше. Герман не знал в лицо ни Звонарева, ни Непряхина, а потому не сумел определить, кто из них кто. Вертолетчики остались сидеть в креслах. Голова одного из них лежала на приборной доске, зато второй скалил зубы прямо в лицо Воронина, застывшего в оцепенении. Опомнившийся Герман щелкнул несколько раз спуском фотоаппарата.

– Он тонет! Тонет! – раздался вдруг снаружи встревоженный голос Славки Клыкова.

Воронин почувствовал как под ним дрогнул железный пол и крикнул замешкавшемуся Максу:

– Уходим!

В последний момент Герман все-таки склонился над лежащим у самого входа человеком, заглянул в его позеленевшее от тлена лицо и сорвал с руки часы. Вертолет стремительно погружался в болото. Воронин с Максом едва успели спрыгнуть на твердую землю, когда последняя надломленная лопасть винта скрылась с глаз, а на месте вертолета всплыл огромный пузырь.

– Повезло вам, – покачал головой Бубнов. – Еще несколько секунд – и конец.

На краю коварной топи собрались уже все участники, экспедиции, включая Светлану. Воронин протянул Бубнову фотокамеру.

– Все четверо, – вздохнул Бубнов, разглядывая снимки. – Жаль, что не удалось их похоронить по-человечески.

Бледная Светлана резко развернулась и почти бегом бросилась прочь от страшного места. Игорь и Маша поспешили вслед за ней.

– Лучше ей это не показывать, – сказал Славка, пряча фотоаппарат в карман куртки. – Жаль мужиков.

Воронин Перевернул часы крышкой вверх и прочитал вслух выгравированную надпись: «Любимому Косте от Светланы»

– Костей, если не ошибаюсь, звали Звонарева? – спросил он у Славки.

– Да, – мрачно кивнул головой Клыков. – Но ты эти часы спрячь. Следователям, что ли, отдай. Как вещдок.

– Не учи ученого, – вздохнул Воронин.

Дело, в общем-то, было сделано. Однако никто из присутствующих особой радости по этому поводу не испытывал. Ибо вместе с вертолетом, ушедшим в чрево земли, утонула надежда на счастливое возвращение людей, еще недавно живых и полных сил. Правда, памятуя о вчерашней ночи, Воронин не был уверен, что Звонарева так уж ждали. Но, в конце концов, кто поймет женское сердце. В любом случае горе, написанное на лице невесты покойного в этот летний солнечный день, было вполне искренним. Да и не каждая женщина решится отправиться в глухое место, рискуя жизнью и здоровьем, не говоря уже о комфорте, чтобы найти пропавшего жениха.