Но я уверен, что с его опытом выживания в экстремальных ситуациях, который он же ж получил за семнадцать лет «работы» шпионом Ордена Феникса, ему и там таки повезло, и он нашёл своих предков.
Да-да, предками его же ж были римляне, бежавшие с постоянно разоряемого варварами Аппенинского полуострова на наш туманный остров именно в этом же самом пятом веке.
Если так, то я ж уверен же, что он теперь заправляет всем хозяйством своих новоприобретённых родственничков. Зная характер Северуса, я в этом убеждён.
Вопросом же остаётся ж только способ его возвращения в наше время - в начало века двадцать первого.
Так что, давай же ж будем волноваться за его судьбу сообща, а не гневаться на весь мой педагогический состав, как ты это сделал, я же уверен, сгоряча ж.
Как только же Мастер Зелий вернётся в Хогвартс, я торжественно ж обещаю тотчас подать тебе об этом знаменательном событии весточку.
Так давай же ж не будем раздирать на себе одежды и посыпать голову пеплом, как старина Шлом бен Дауд* , в знак траура по исчезнувшему магу.
Давай же ж лишь молить Мерлина всеблагого и Моргану пречестную о скорейшем возвращении сэра Северуса Ориуса Снейпа, чистокровнейшего волшебника, от своих родственников, из века пятого в век двадцать первый.
С сим остаюсь, твой
Альбус Дамблдор. "
- Бред! Бредятина! Чушь!
Руфус Скримджер заорал совершенно не достойным министра магии голосом, поджигая от злости пергамент.
Персиваль Уизли был повторно вызван на ковёр и отчитан, на секретарей наорали так, что они потом весь рабочий день провели в курилке, а секретаршам пришлось возвращаться по домам с распухшими от слёз носами и покрасневшими глазами…
… Той ночью - грозовой, зловещей, раскаты грома разбудили Дамблдора, и он сел в своём кресле в кабинете в одной рубашке и ночном колпаке, наблюдая панораму разыгравшейся вовсю стихии.
Недаром ему далось весёлое, насмешливое письмо министру магии, ох, недаром. Не просто было писать в глумливом тоне о его мальчике, Северусе.
Директор всё время отсутствия его мальчика, Севочки, занимал себя изнуряющей бумажной работой, переговорами с Попечительским Советом, чтобы не урезали дотаций на школу в связи с этими «О» Неспящих, как называл хулиганьё язвительный, но правдолюбивый его мальчик Северус.
Альбус не пренебрегал даже работой, которую обычно выполняла Минерва.
О последней он думал по-прежнему, с презрением и недоумением - как такая сильная и уверенная в себе, отважная «львица» могла оставить… там его мальчика, Северуса, одного? Неужели её только на студентов и на… вязание хваатает?
И где ж теперь Севочка? Как, можно ли наладить с ним, хотя бы, ментальную связь? Но он не реагирует на послания Альбуса, отправляемые образу Северуса куда-то в глубь веков, используя их установленный ещё со времен боевых, а не таких мирных, как сейчас заседаний Ордена на Гриммо, метод. Нора же отпала, да и не любил, ох как не любил его милый мальчик, Севочка, Нору же ж енту, и Уизли всех недолюбливал. Потому как фамилия древняя, а живут, ну, право слово ж, как побродяжки!
-Все будто взяли за правило исчезать в прошлое - и Гарри с Волдемортом, по версии моего умного мальчика, и вот теперь сам Северус.
Что за блажь?
Не понятно лишь, куда занесло моего доброго, в душе, конечно, мальчика Северуса - хорошо хотя бы в то время, когда в древней Британии появились его прародители - основатели рода волшебников Снепиусов, как рассказывал Севочка, а не на век или, ещё хуже - несколько - раньше, когда и приткнуться было бы не к кому и некуда. И так бы и мотался по гарнизонам солдатни, а не то бы ещё и сам легионером заделался. Надо же хоть с жалования кормиться, но ведь и убивать пришлось бы…
Но вот Поттер с этим красноглазым монстром Томом - куда их-то занесло?..
Северус - маг, волшебная палочка при нём, дорогой мой мальчик в совершенстве владеет даже Тёмными Искусствами, но всё равно, жить… там - ужас.
А вдруг его всё же убили? Иначе бы Северус со своей смекалкой уже ж нашёл бы способ вернуться. Или нет его, этого способа?
Давно сдерживаемые слёзы полились по щекам старика, да такие обильные, ведь рухнула плотина, которую Альбус так долго - двенадцать дней - удерживал в себе, занимаясь работой, работой, работой, всем, только, чтобы не впасть в преждевременную истерику по поводу его пропавшего мальчика, Северуса.
Вдруг в голову пришло воспоминание об «Истории Хогвартса» - книге, лежавшей на столе в комнатах его мальчика, Северуса, и раскрытой в самом начале. Что хотел он прочесть в этом вызубренном им от корки до корки талмуде?
Надо бы заглянуть снова в книгу на раскрытой третьей странице. Не стал бы Северус ночью читать давно надоевшую, хотя и, да, историческую книгу. Значит, искал в ней ответ на какой-то мучавший его вопрос, а ведь в последнее время его мальчик, Северус, только и занимался тем, что по ночам разнимал этих Мордредовых ребяток, да всё недоумевал о Них, неприкаяннных, наверное, сейчас.
Да, ещё живо занимали его два вопроса - куда могло занести Гарри с этим проклятущим садистом, да почему возродилась и окрепла такая ненависть между двумя Домами.
- Всё, хватит рыдать, надо привести себя в порядок и одеться, потом, зная универсальное Отпирающее заклинание на все двери в Хогвартсе, как и положено Директору, войти в апартаменты моего пропавшего мальчика, Северуса, и почитать, что же ж там так заинтересовало его в этой старинной магической книге… Ах, книга же ж магическая, и если кто попал в историю Хогвартса или летописей того времени, о нём или… о них, если с умом заколдовать книгу, могли появиться новые строки! Ох, и дурень же я - ведь там и о Гарри с Волдемортом могла появиться запись и… о моём умненьком мальчике, Северусе…
… - Прощай, матерь, не думал, признаюсь, что ты могла затеять подобное. А как же твой единственный бог? Что соделает Он с тобою за грехи твои, за злоумышление против Господина твоего?
- Прости, сыночек, ради тебя задумала такое! Да ради дитя своего я бы и не на то пошла.
Вот, в моей руке нож с кухни.
Им хотела сегодня, да, прямо ночью, спящему, перерезать горло злому, нечестивому Господину своему, собственной рукой убив его!
- Но матерь моя Нывгэ… Я же сам первым захотел любви Господина своего и брата Северуса, первым и поцеловал его, мирно спящего. Он же… Он долго не желал любови моей, покуда сам я…
- Я… не знала, что ты… захотел вдруг совокупиться со своим братом, да ещё и Господином дома.
- Матерь моя, помнишь ли ты ту ночь, когда…
Да, конечно, помнишь - это же была твоя первая ночь среди рабынь - старух, когда отец мой возлёг с матерью Господина моего и брата Северуса.
- Помню, сыночек мой Квотриус, ты ещё тогда кричал во сне имя злого Господина нашего, Северуса.
- Я кричал не во сне, матерь моя Нывгэ…
- Не зови меня этим именеим, ибо познала я жизнь новую со крещением и в знак того, что стала я женщиной, посвятившей себя служению Господу моему Иисусу Христу, получила и имя новое. Так и зови меня им.
Я - Нина.
- Нет, ты злобная, мстительная дикарка уэскге, ты - Нывгэ!
Отец мой содержал тебя в роскоши и даже позволил креститься, отправиться в паломничество в монастырь Святого Креста! А ты… А ты вбила себе в голову несусветную чушь. Если бы ты только знала, чем занимаются граждане - мужья, братья, сыновья гражданок в мужских термах, кои я посещаю регулярно. Приходится мне лицо своё отворачивать, дабы не видеть, как прилюдно совокупляются граждане с массажистами и совсем ещё молоденькими, лет десяти - одиннадцати, подростками племени твоего…
Узрев таковое позорище, не стала бы ты мешать счастью, нашедших друг друга посреди многочисленных соблазнов и настоящих, а не вымышленных тобою грехов, любящих чисто и пресветло, сердец и душ.
- Но ведь вы - мужчины, сынок мой Квотриус, а Господин наш, к тому же - брат тебе, пускай и сводный. Вы соитиями своими Господа гневаете!
Любили бы вы друг друга не плотски, по-братски, да разве пошла бы я на такие деяния - предлагать себя взамен на убийство, ведь я душу свою погубила прелюбодеянием.
Святой старец отпустил мне грех всей жизни моей - жизнь в качестве наложницы отца твоего, но больше в паломничество мне уже не идти - буду крестить народ Уэскх`ке, решила я, узнав о сослании к братьям моим.
Как же теперь мне - прелюбодейке, дважды замыслившей убийство и даже убившей по оплошности невиновного, крестить других?
- Не желаю слушать я твои бредни, Нывгэ.
- Нина! Нина! Нина!
- Не кричи. Господина дома и брата моего Северуса разбудишь или отца с мачехой, тогда тебя накажут. Ты этого хочешь?!
- Да! Хочу наказания, заслуженного, страшной боли желаю, мученицей хочу стать, искупить страданиями вину мою перед Господом! Распятия жажду, хоть и чародейского, но столь болезненного, мук иных! Всё, на что чародейство злобное и грешное способно супротив человека!
Этот разговор происходил в спальне Квотриуса, который теперь был, конечно, одет и в душе страшно злился на мать за то, что его возлюбленный Северус сейчас не с ним, а у себя в опочивальне.
- Наверняка ведь грустит и также недоволен своим добрым распоряжением, данном Нине - попрощаться с сыном перед вечной разлукой, - думал Квотриус с раздражением.
Квотриусу давно уже надоели, льющиеся, словно из бесконечного рога или чаши плоской бездонной, упрёки матери, исходящие из заповедей чужой веры и, с его точки зрения, абсолютно беспочвенные - никакая любовь, любовию являющаяся, не может быть грешной или зазорной.
Квотриус был уверен в своей чистоте перед богами, которым поклонялся, а не тем неведомым, единственным Господом - Распятым Рабом.
Вдруг в комнату ворвался, взбешённый затянувшимся прощанием, лишь распалённый поцелуями и объятиями с братом под дождём, Северус.
Главное, что побудило его на вторжение в опочивальню брата непрошенным, были услышанные им крики о паломничестве в загадочный и скрываемый от непосвящённых язычников монастырь, основанный, как считают маггловские клерикалы, неким святым Норньоном.
Ведь именно в монастыре Святого Креста велась хроника событий в Альбионе, по легенде, ещё с третьего века. Но Северус не верил ни в Норньона, крестившего пиктов в Северной Каледонии* * , ни в существование монастыря в третьем веке. Он с трудом мог поверить, что сейчас, в начале века пятого, на острове теплится искорка христианской веры. До того всё в среде ромеев было пропитано язычеством.
Но… Вдруг церковники не солгали, и монастырь уже давно стоит где-то в шотландских горах? А это означает почти двести лет непрерывного бытоописания на пергаментах и вощёных дощечках, из которых в его времени сохранились только две, датируемые четыреста девятнадцатым и четыреста двадцать седьмым годами, в которых речь шла о высадке саксов на юго-восточное побережье Британии, впервые названной так на последней из них.
Пергаментов же до «настоящего» времени Северуса не сохранилось вовсе.
- Северус!
- Да, Квотриус, не волнуйся, я не спал… из-за тебя. Мы же так и не совершили того, чем собирались заняться…- Северус говорил полуправду - сейчас его больше всего занимал таинственный монастырь.
… - когда появилась эта глупая птица, недоразвитая, видимо, ещё, будучи в яйце, из коего она вылупилась на горе мне, твоя мать, возжелавшая смерти моей пуще спасения собственной души.
- Молчи, богохульник! Я не боюсь тебя больше! Ты - не Господин мне! Завтра, вернее, уже сегодня утром я стану свободной!
- Утро ещё не наступило, да и я могу передумать отсылать тебя и остальных женщин твоего народа, - вкрадчиво произнёс Снейп. - Я могу заставить повернуть время вспять, всё в моих руках, Нывх`э, так тебя, кажется, зовут на самом деле, а вовсе не это придуманное греками «Нина».
Я здесь Господин дома, и решение моё - закон для всех - и свободных домочадцев, и тем более, рабов.
Убирайся прочь, но прежде ты, ради своей свободы и милости, которыми я всё же намереваюсь одарить женщин уэскх`ке…
- Не нужно мне… такой свободы. Останусь в доме навеки рабыней!
- Да кому нужна ты здесь, неудачница? Время твоё ушло безвозвратно с возвращением моим в дом отца моего и матери.
Неужели думаешь ты, что буду держать я в доме рабыню до того наглую и бесчестную, что дважды - дважды! - пыталась убить своего всё ещё Господина?!
Разумеется, сошлю я тебя сегодня, как только запоют петухи.
Так вот, ради свободы остальных женщин уэскх`ке расскажешь ты мне, точно и в подробностях, о том, где находится монастырь Святого Креста, куда совершала ты паломничество, и как выглядит сам монастырь. Только попробуй солгать мне, я всё равно не поверю тебе на слово и в птичьих мозгах твоих прочту вопоминание о монастыре, как прочёл воспоминание о попытке отравления моего и гнусной твоей расплаты за это. Приятно ли было тебе в сарае том, о Нывх`э бесчестная?!
Ты ведь и прирезать собиралась меня сегодня, не так ли? Как барана жертвенного, ножом с кухни?! Собиралась, верно, кровию моею расплатиться с Господом своим?! Так знай, Господь твой не приемлет жертв кровавых.
Так говори же!
- Ничего не скажу тебе, злой, нечестивый Господин, лучше прикажи мучить меня, пытать огнём и железом раскалённым! Распни меня!
- Да всё равно не стать святой мученицей тебе, ибо согрешила ты, замыслив недоброе по отношению к Господину своему! Как там у вас, христиан, что-то вроде того, что надо отдать Кесарю кесарево и слушаться Господ своих.
Северус читал маггловскую Библию и примерно помнил те заповеди, что даны были иудеям и после - в Нагорной проповеди и Посланиях апостолов к верующим различных первых христианских общин.
- Да читала ли ты Евангелия, Нывх`э?
- Богохульствуешь, Господин мой, пока ещё Господин! Слыхом не слыхивала о таких еретических свитках!
Северус вспомнил, что все Евангелия были написаны как раз в период между первым и четвёртым веками и удивился, как эта христианка верует в Распятого Раба, не приобщившись к Его мудрости.
- Что же до Распятия - прошу!
Crucio!
Женщина упала на пол и забилась в таких безудержных, диких конвульсиях, издавая животные вскрики непереносимой боли, что даже Северусу страшно было слышать, как стучит её затылок о землю.
- Да-а, что-то странно Круциатус действует нам Нину - у неё своего рода «аллергия» на него, - подумал Снейп.
Он быстро, меньше, чем через несколько мгновений, прекратил пытку обычными словами и энергичным взмахом волшебной палочки.
Теперь Нина лежала, распростёртая, на спине, из-под головы разливалась лужица крови.
- Убилась или только кожу рассадила? Только и не хватало мне для полного счастья укокошить мать Квотруса у него на глазах.
- Квотриус, что стоишь ты, как дерево деревянное, наклонись, приподними матери голову и ощупай затылок.
- Ты… Северус… ты позволяешь?
- Разумеется, - спокойно и с достоинством ответил профессор.
- Я вообще удивляюсь твоей поистине стоической выдержке - стоять истуканом и молча наблюдать за мучениями родной матери, заместо того, чтобы накинуться на меня и отобрать волшебную палочку, дабы прекратить волшебство. Ведь знаешь ты словеса сии, прекращающие действия… почти любых заклинаний. Ты же маг теперь, о желанный мой - поддел брата Северус.
-Всего лишь желанный. Всё ещё не любимый. Когда же высокорожденный брат полюбит меня и… полюбит ли вообще? - с горечью подумал Квотриус.
-Нет, нет у Квотруса ни грана гордости , никого он не любит, даже мать свою. Но… может, хоть отца любит? Или… меня?
Снейп с грустью и сожалением подумал так, ему стало очень не по себе, тоскливо как-то и… гнусно.
- Как я мог, после всего, что она замышляла против тебя, высокородный патриций и Господин мой, вмешиваться в наказание твоей рабыни? Мы ведь уже говорили об этом, помнишь, тогда, в библиотеке, после первого Распятия моей матери?
Квотриус говорил, наконец-то, присев на корточки и очень нежно, осторожно ощупывая затылок матери.
- Я не вижу ничего, высокорожденный патри…
- Хватит уже пресмыкаться! Ночью, до появления этой помешанной, ты не унижался передо мной. Вспомни, ты же - маг теперь, и я говорил, что хоть по происхождению мы - не ровня, но по обладанию магией мы близки.
А братьев и сестёр сводных у меня полно, и рождены они рабынями.
Маги же встречаются крайне редко, и общность между ними куда крепче всего остального.
… А ты либо жесток, либо труслив, Квотриус.
- Нет, отнюдь не жесток я и, уж тем более, не труслив - всадник же я есть. Но матерь моя - рабыня, а я - свободный пока домочадец, всё равно обязанный подчиняться Господину дома, каким бы ни было решение твоё.
Ведь в воле твоей отослать к рабам меня в любой момент - они - такие же братья и сёстры мои, как и… прости.
О, прости, Северу-ус, возлюбленный, за то, что посмел я даже в мыслях сравнить тебя - Господина дома с грязной говорящей скотиной! За это прегрешение моё ты, не задумываясь, можешь отослать меня к ним, но… ведь ты любишь меня или, хотя, бы желанен я тебе.
Не отошлёшь ты меня?
Спрашивал младший брат с надеждой в голосе, глядя снизу вверх, в непроницаемые теперь глаза Северуса.
- Нет, - отрезал жёстко Снейп. - Тебе не место среди рабов, ты - всадник, причём потомственный, с правом передачи этого звания своим будущим детям.
Хватит ломать комедию, ты - плохой актёр. Зачем всё это самоуничижение?
Потомственный всадник не может быть рабом, и прекрасно знаешь ты сие.
- Знаю, но местом моего проживания может быть и камора для рабов, если сие угодно тебе - Господину дома.
- Да у тебя совсем нет гордости, Квотриус. Я же, напротив, горделив, и мне неприятен будет такой вечно унижающийся возлюб… желанный брат. И вот, что я скажу тебе - не люблю я тебя так, как хотелось бы тебе. Вот возьму и не возжелаю тебя боле, что тогда с тобою станется, скажи?
- Да даже от нелюбови твоей отворю я себе вены и…
- Дальше уже знаю я - будешь «до потери сознания, до последней капли крови звать меня», но знай - я не приду.
- Так… уже разлюбил меня ты?
- Нет, я только-только влюбился в тебя, но если в тебе не появится толика гордости, разлюблю. Я не хочу совокупляться с рабом или животным, хотя даже у некоторых животных есть гордость, не то, что у тебя, воз-люб-лен-ный мой, - последние слова Северус буквально выплюнул.
Да приведи же в чувство эту куклу!
- Я уже говорил тебе, Северус, я ничего не могу увидеть.
- Lumos maxima! Смотри теперь. Ну, что там?
- Как ты и говорил, несколько ссадин, но почему они так обильно кровоточат?
- Потому, что это голова, там полно кровеносных сосудов, и об этом ты - воин, должен знать лучше меня. Ведь любая ссадина или царапина на черепе приводит к обильному кровотечению, не так ли?
Ладно, что-то ты неживой с тех пор, как поговорил с матерью, я сам приведу её в чувство, а ты заодно учись, запоминай слово и пасс, то есть движение руки с волшебной палочкой, совершаемое одновременно с произнесением заклинания.
Потом повторишь - я буду держать твою руку с волшебной палочкой в своей и направлять её, если ты ошибёшься. А ошибёшься ты в первый раз обязательно, это я тебе, как профе… В общем… знаю я сие, и можешь ты поверить мне в этом и не стесняться ошибок, коих будет ещё множество.
В общем, я в этом полностью и до конца уверен, так что только не бойся ошибаться.
Надо пробовать, оттачивать своё мастерство до состояния идеала, который для тебя ещё долго будет недостижим.
Но попробуй повторить за мной это:
- Enervate!
Зельевар сопроводил замедленно произнесённое слово специально медлительным пассом, тренируя брата.
- Потом сделаю всё, как надо, и эта проклятая женщина откроет глаза, вот тогда и не зевай, Сев, - мысленно сказал сам себе Снейп.
Разумеется, Нина не пришла в себя от такого показательного выступления. Квотриус осторожно опустил голову матери на пол, отодвинув её от расплывшегося кровавого пятна, так, что фигура женщины изогнулась в талии и действительно стала напоминать сломанную куклу.
- Кажется мне, что теперь пришла очередь моя взять в руки это грозное оружие, ведь я запомнил это движение ещё с тех времён, когда ты в первый день появления в доме отца вернул дух жизни жалкому рабу, боровшемуся с созданным тобой же медведем.
Произнёс Квотриус ровным, отчётливым голосом, отнюдь не преисполненным страха перед своей первой попыткой волхвования.
- Да, брат мой, бери палочку бережно, вот так, почувствуй, когда (Если, - подумал Снейп, - палочка-то чужая, но, может, дальнее кровное родство поможет. ) по руке разольётся тепло, а ты ощутишь, что волшебная палочка - как бы продолжение твоей руки, затем скажешь слово, повелительно, не так медленно, как я, но ясно, не глотая звуков и сделаешь одновременно то движение, которое, как ты говоришь, запомнил ещё десять дней назад, ровно в два раза быстрее, чем показывал я.
Запомнил?
- Да, брат мой, возлюбленный мой.
- Я положу свою кисть поверх твоей, чтобы помочь тебе, а помощь должна понадобиться, я, как и говорил, в этом уверен, поверь моему опыту препо…
В общем, начинай, помни - слово и движение одновременно.
И Квотриус совершил невозможное, произнеся неизвестное слово и впервые в жизни делая такой пасс.
Северус почувствовал, как сила вливается и ему в руку и подивился мощной магической энергетике брата.
Нина мгновенно открыла глаза, а Северус, не теряя ни мгновения, резко выдернул палочку из пальцев брата и произнёс, направив её в низкий потолок опочивальни:
- Lumos maxima!
Холодное белёсое свечение отразилось от камня потолка и разлилось по комнате, а Северус, как хищная птица, упал на колени, склонился над Ниной и стремительно вперился взглядом, ставших ясными, словно бы светящимися изнутри глаз, в глаза женщины и… увидел многое, чего ему видеть не следовало бы - постельные сцены с участием урчащего и рычащего от удовольствия Малефиция; какая-то скучная домашняя работа с ссучиванием нитки из вороха овечьей шерсти и наматыванием её на продолговатую, заострённую с обоих концов деревяшку; многочисленные сытные трапезы и винопития; оргии, следующие за винопитиями, с одновременным поеданием сладкого, которым была с ног до головы испачкана милующаяся пара; вот Квотриус совсем ещё ребёнком - мальчишкой лет двенадцати, но уже красивый всё той же мягкой кельтской красотой матери, и, наконец, погружение с головой в воду в баптистерии в небольшом помещении с красивой мозаикой на всех поверхностях - на полу, сводчатом невысоком потолке, стенах; увидел монастырские ворота и в обратном порядке пролистал двенадцать дней пути в сопровождении легионеров на колесницах; подъём к перевалу в горах Шотландии и спуск в привольную, зелёную долину, откуда и открывался прекрасный вид на огороженные стеной монастырские постройки - церковь и холмики землянок-келий; обязательная в те времена башня с хранилищем церковной утвари, пергаментов и вощёных дощечек с летописями о трёх этажах, с лестницей, ведущей сразу на самый верх, служившей для укрытия монахов в неприступной для пиктов каменной башни и втягивавшейся внутрь башни во время осады.
Северус был счастлив - теперь, увидев всё, как на ладони, он мог аппарировать в монастырь Святого Креста сразу после посещения терм.
А после, аппарировав из монастыря с надёжной информацией о двух врагах, сварить теперь уже не такой необходимый, как до сегодняшней ночи, но всё же нужный для допроса варваров Веритасерум.
_____________________________________________
* Библейский царь и волшебник Соломон, сын царя Давида.
* * Территория современной Шотландии
Глава 16.
Тох`ыму связали за спиной руки в локтях, практически вывернув их из суставов, в начале скинув с него длинное, багряное одеяние из неведомого Истинным Людям и их женщинам плотного сукна.
Оно свалилось в кучу и застыло жёсткими складками, а сам раб остался только в набедренной повязке странного вида - она была продета между ног, но сзади была практически разорвана покойным Вуэррэ.
Длинные, вьющиеся, каштановые волосы раба, не как у всех - черноголовых х`васынскх`, закрывали его грудь, непохожую на мужскую потому, что была она почти безволосой.
Воин из свиты вождя племени кончиком меча ловко перекинул грязные волосы Тох`ыма на спину.
- Он похож на женщину. Видно, от того и полюбился тому-который-умер, - с презрением плюнул вождь Х`ынгу. - Как же он мерзок, этот раб, скорее дайте мне ритуальный нож.
Если бы не наша нужда в рабах, я убил бы его, не раздумывая. И зачем мы только взяли его, а не убили на месте, о боги, живущие в священных рощах и на небесах! Ведь и работает он совсем плохо…
Х`ынгу и сам не знал, почему тогда их не убили - двух совсем молодых людей, непохожих на Истинных, сражавшихся на оберегах - вот странное дело. Оберегами же у них были эти, даже не очень острые, деревянные палочки, которыми разве, что глаз противнику можно было выколоть, не больше того. А ведь Истинные Люди воинственного племени Х`ынгу привыкли убивать всех встреченных врагов, но не брать их в плен. А эти двое явно были и в рабском состоянии врагами племени, вот только притаились до времени и ждут своего часа, чтобы… Чтобы зло причинить народу Х`ынгу.
Но так было предначертано Х`ынгу судьбою, о которой он позабыл, так же, как и о воле и своеволии богов, к которым взывал, но тщетно. Он никогда не исполнял обязательных для вождя ритуалов, приходя к очередной священной роще, но сваливал всё божественное на друида.
… Познавший гордость, Тох`ым не дрогнул ни единым мускулом, когда холодный кремень впился в его грудь, и вождь провёл наискось по всей груди раба до живота полосу с рваными от затупившегося каменного ножа, хранимого веками, краями, тотчас обильно закровоточившую.
Х`ынгу провёл крест-накрест вторую полосу, разрезав сосок намеренно, чтобы Тох`ыму было больнее, но тот не издал ни звука.
Всё также, молча, подошёл мужчина - брат того-который-умер с большой, почти плоской каменной чашей с неровными острыми краями и прижал её, практически вдавив в плоть Тох`ыма.
Х`аррэ не выдержал и беззвучно заплакал, видя страдания друга, к тому же ни в чём не повинного. Он не понимал, почему для сопровождения души Вуэррэ в мир иной потребовалась кровь именно невиновного в смерти Вуэррэ Тох`ыма.
Он и плакал-то именно от странного чувства, впервые за всё время, которое он был рабом, щемящего сердце и, одновременно, будоражащего кровь - чувства несправедливости хозяев - Истинных Людей. Они, благородные хозяева, поступали с Тох`ымом плохо, несправедливо. Но кто знает, что такое справедливость Истинных Людей на самом деле? Не рабу же это знать, ему только смотреть остаётся, как мучают товарища, брата, большего, чем брат, родного человека, тоже, к несчастью, раба.
Да, к Х`аррэ дней с два раза по руке раз как, стали приходить странные видения - воспоминания, прямо во время кочёвки, толкания телеги с шатром - домом Истинных Людей и выполнения различных работ, отчего ему всё тяжелее и грустнее было быть рабом.
Он помнил величественное строение из, подумать только, камня! В нём Х`аррэ не спал на земле, у него было очень мягкое нечто на ножках, в котором он спал, и ему там давали хорошую жратву - по три! - раза в день, причём не заставляя за неё работать, а просто так. Жрачка, вкус которой он всё чаще вспоминал, была сытной, и её было так много, что можно было нажраться от пуза.
А ещё Х`аррэ там… летал на какой-то палке с ворохом прутьев, летал так умело, что мог даже направлять палку с огромной высоты прямо в землю, а потом лететь над землёй низко-низко под оглушающий рёв огромной толпы, он был уверен, свободных людей.
Видимо, он и… там был рабом и кормили его и давали мягко спать только за то, чтобы он, Х`аррэ, развлекал своим умением хозяев.
Но странное дело - там он был одет в красивые одежды, каждый день словно по воле великого колдуна становящиеся совсем чистыми, и одежд у него было множество - много-цветов, красивых, не рваных.
И ещё одно смущало бедного раба Х`аррэ - его… там ни разу не наказывали, не били, не шпыняли, не толкали грубо в спину или живот, как делают всегда проходящие мимо Истинные Люди, просто за то, что он - самый слабый раб. Самый молодой раб, но ему, Х`аррэ, было бы уже пора обзавестись семьёй к его-то годам, будь он, конечно, свободным Истинным Человеком.
- Опусти свои наглые глаза, Тох`ым, смотри в землю! Склони голову, как положено рабу перед воинами и самим вождём! - вывел Х`аррэ из ступора грозный голос Х`ынгу.
Внезапные, как всегда, непрошенно нахлынувшие воспоминания о жизни, которая ему, наверное, приснилась однажды, когда он не устал до обычного состояния мёртвого сна, тут же прервались.
Х`аррэ вернулся в страшную, несправедливую, полную мучений и издевательств действительность.
- О, Мерлин и Моргана, помогите Тох`ыму вынести эту муку!
Х`аррэ взмолился мысленно изо всех сил
Но Тох`ым сказал сегодня утром, что ощутил гордость, а она может быть только у воинов Истинных Людей. Значит, он вынесет страдания и не опустит своих прекрасных ореховых, как же это правильно, а, каричнивых, глаз.
Нет, как-то не так, а… как правильно?
Как же сверкает в его загадочного цвета глазах ненависть к мучителям! Но они же хозяева, Тох`ым! Нельзя смотреть в глаза благородным хозяевам! Ведь иначе тебя снова изобьют бичом, а разве мало боли ты испытал и до сих пор испытываешь, Тох`ым?! Х`аррэ умоляет тебя опустить глаза!
- Х`эй, Тох`ым, опусти глаза с ненавистью и не болью, а, наперекосяк, словно ты главнее Истинных Людей! Ведь могут хозяева как-нибудь больнее, чем ударами бича, наказать тебя! - мысленно закричал Х`аррэ.
Внезапно Тох`ым вздрогнул, нашёл в толпе рабов щуплую, низкорослую, так не подходящую уже половозрелому юноше лет два раза по пять пальцев и три, а, может, и четыре пальца, фигурку и встретился взглядом с глазами Х`аррэ. В них плескалось страдание, едва ли не большее, чем то, что испытывал сейчас Тох`ым в реальности, отдавая кровь на потербу сдохшему насильнику.
Потом он улыбнулся Х`аррэ слегка уголками красивых губ и отвернулся, наконец-то опустив голову, словно услышал Тох`ым мысленный зов Х`аррэ и исполнил просьбу друга.
Кровь Тох`ыма всё лилась из развороченной груди, но вождь заметил движение наглого раба и его улыбку.
- Кому ты лыбишься, мразь?! - взревел Х`ынгу, достал свой меч и в пол-силы, так, чтобы раб не потерял сознание, и ритуал продолжался, ударил его им плашмя по голове.
Тох`ым изрядно покачнулся, брат того-который-умер, вдавивший каменную чащу в рассечённую грудь раба, всё же молча, ибо ему не полагалось издать ни звука во время сбора крови, тоже.
Но Тох`ым лишь переступил с ноги на ногу и устоял, вновь быстро подняв голову и вперившись в чёрные глаза вождя своими, удлинёнными, ореховыми, за что получил новый мгновенный удар по макушке, чуть сильнее предыдущего.
- Не смотри на вождя, Тох`ым, умоляю, а то я сейчас в не-здесь грохнусь от вида твоих мучений!
В голове Тох`ыма прозвучал звенящий от напряжения голос Х`аррэ.
Это был второй раз в жизни Тох`ыма, случившийся именно сегодня, когда он явственно слышал мысли Х`аррэ, как свои собственные, если обращены были мольбы и просьбы друга к нему, Тох`ыму.
В первый раз Тох`ым подумал, что сошёл с ума от боли и переполнявших его ненависти и поруганной гордости, впервые обнажённый перед всем племенем, а ведь он так дорожил своим одеянием! Потому-то и нашарил взглядом глаза Х`аррэ и вдруг прочитал его мысли, в точности повторившие те слова, что раздались у него в голове.
И понял Тох`ым, что если посмотрит он внимательно в глаза рабу ли, Истинному Человеку ли, то прочитает его воспоминания и мысли, как…
Ну не знал Тох`ым, разумеется, безграмотный и не подозревающий о существовании письменности вообще, как и всё племя и его рабы - бритты, и Х`аррэ, с чем сравнить эти словно бы проскальзывающие перед глазами картинки чужих жизней…
Вот и изучал он жизнь Х`ынгу, как устное повествование, раскручиваемое перед его внутренним взором, словно спираль панциря улитки, и увидел многое, даже смазанные воспоминания о какой-то женщине, видно, матери, кормившей его, пятилетнего, грудью.
Ведь женщины х`васынскх` ходят постоянно брюхатые, лет до пять раз по пять пальцев, потом превращаясь в отвратительных беззубых старух, не могущих уже понести. В обычае у женщин кормить и младенцев, умирающих во множестве, и почти взрослых выживших, а потому драгоценных, детей, до полной руки и двух пальцев лет, пока те сами не откажутся от материнского молока и не перейдут окончательно на взрослую пищу - ячменные лепёшки, жареных овец и дичь - кабанов, оленей, зайцев, кроликов, белок, крупных и мелких птиц.
А в два раза по руке и два пальца лет обрезают крайнюю плоть у сыновей, и сожигают её, покуда не рассыпется в пепел и дают сыну пока одну жену, девушки же выходят замуж лет с двух раз по пять - поздно, двух раз по пять и один палец, в качестве младших жён, и сами вскоре становятся матерями многочисленных отпрысков.
Х`ынгу с детства был отважным старшим сыном, родившемся от младшей жены. Он был её первенцем, ставшим на ноги очень рано. Заговорил Х`ынгу в три пальца с кусочком года, как и все мальчики х`васынскх`.
Первым словом его было: «Хочу», что означено было друидом - дряхлым стариком семи раз по полной руке и трёх пальцев раз лет, при жизни которого сменилось два поколения Истинных Людей, как знамение того, что из мальчика вырастет наследователь отца, великий вождь.
Предрёк старец, что в сражениях с другими племенами не будет ему равных, но будет он и его воины больше убивать чужаков, а не захватывать их в плен, отчего рабов у племени будет не хватать на два пальца.
Вмешаются прекрасные боги, и он с воинами своими захватит в плен не в битве или набеге на чужое племя, а просто найдя неподалёку от своей кочёвки, недостающих двух чужаков, и сделает их рабами.
Но от этих чужаков - хилых, худосочных рабов, придёт несчастие в его племя через четыре пальца года четыре пальца месяца и три пальца раз по три пальца дней, после того, как младшему рабу исполнится полных два раза по пять и ещё четыре пальца лет.
И будут те чужаки бывшими колдунами и недругами, но станут, как все - немощными в волхвовании, но друзьями, каких не сыскать.
Ибо так велят боги священных рощ, живущие в деревьях, а Х`ынгу будет невнимателен к ним и не будет вовремя и в изобилии приносить жертвы из овечьего молока с человеческой кровью, ячменных лепёшек и мёда богам этим.
Всё это предсказано было друидом по одному лишь первому слову мальчика, заглядыванию ему в глаза и ощупыванию головы, а потому было истиной всё, до последнего слова.
И судьбу свою кровожадный вождь Х`ынгу будет не в силах изменить, ибо таковую послали ему боги предков.
Тох`ым, прочитав запавшее в память и неоднократно подтверждаемое пророчество давно почившего друида, воспрял духом - ведь эти двое «хилых, худосочных рабов, бывших колдунами» - х`а! - я всё же оказался прав в своих воспоминаниях о поединке с милым теперь другом, а тогда, непримиримым врагом, Х`аррэ - они - Тох`ым и Х`аррэ! Бывшие когда-то врагами…
Но какое несчастие двое рабов, пусть и гордых, а в том, что и у Х`аррэ вскоре, скорее всего на днях, пробудится гордость, Тох`ым не сомневался, так вот, что из-за них двоих, бывших колдунов, значит, имевших силы извергать разноцветные лучи из деревяшек, может произойти с племенем Истинных Людей, столь отважных и беспощадных к чужакам?
Мысли Тох`ыма, прежде короткие и обрывочные, стали длинными и развёрнутыми, не то, что у Истинных Людей, и ему уже не хватало языка х`васынскх`, чтобы выразиться про себя обо всём, что его сейчас волновало.
Прежде всего, к собственному удивлению, это была не боль, а попранная гордость, да, гордость в душе уже свободного человека, который не будет позволять, даже несмотря на болезненные удары бича по телу или мечом плашмя по голове, делать то, что ему, Тох`ыму, особенно не нравится, например, свежевать туши баранов или диких лесных зверей, принесённых с удачной охоты. Он лучше отныне станет грозно поглядывать на кого-нибудь из других рабов, конечно, не на Х`аррэ, чтобы они занялись пачканьем рук в поганой, вонючей шерсти, крови и подкожном жире.
Да, теперь и этот озабоченный, всегда дрочащий на сон грядущий, исполнительный «повелитель» рабов Рангы ему не страшен. И Х`аррэ - объект грубого вожделения этого уёбка страшного, Тох`ым и подавно защитит от похотливого раба чужого племени, но такого же белокожего, хоть и вечно чумазого, и черноволосого, черноглазого, как и х`васынскх`.
Наверняка, он тоже из племени, родственного Истинным Людям, может, из ближайших соседей…
… Тем временем чаша наполнилась до краёв и несколько тонких ручейков устремились из зазубренных выбоин на краях вниз.
Брат того-который-умер, а именно так следовало называть мёртвого Вуэррэ до окропления погребального костра кровью любимого раба, долженствующего стать личным прислужником и выполнителем любых желаний погибшего воина в ином мире, где можно пировать и охотиться с богами, живущими в деревьях священных рощ и там, наверху, поймал их в одну ладонь и жадно выпил кровь, вылизав после руку и пальцы. Он плотоядно улыбнулся прямо в глаза Тох`ыму, но, столкнувшись с его взглядом, отпрянул, стараясь не пролить ни капли крови из плоской чаши.
Лишь под широкими плоскими ногтями остались кровавые полоски, но и их брат того-который-умер выгрызет после окропления веток и сучьев, на которых покоился нагой мертвец, завёрнутый с головой лишь в особый, сотканный обязательно старшей женой, погребальный, некрашеный, шерстяной плащ.
Ритуал взятия крови у будущего раба того-который-умер завершился.
Брат, осторожно ступая, подошёл к месту костровища и взял в рот преизрядный глоток крови, потом выплюнул его, стараясь разбрызнуть так, чтобы капли оросили как можно больше хвороста и пошёл налево по кругу, совершая те же действия с кровью.
Через достаточно долгое время блюдо под наблюдением всех мужчин, подростков и мальчиков опустело.
Воин - брат опустился на оба колена, символически протянул окровавленную каменную плоскую чашу мертвецу, а затем медленно, до почти абсолютной чистоты вылизал чашу.
Затем перевернул её три раза над телом мертвеца и поставил на землю подальше от будущего костра, в ногах того-который-умер, чтобы она - древняя святыня - не раскололась от жара пламени.
Тох`ыму завязали глаза тряпкой и провели, выворачивая связанные за спиной руки, вокруг места всесожжения также трижды, обойдя его в том же направлении, что и разбрызгивавший кровь брат умершего, чтобы закрепить союз между рабом, связанным своей кровью, с будущим хозяином.
Потом Тох`ыма, всё с той же повязкой на глазах, повалили на сучья и ветви, жадно ранящие обнажённое тело.
-Проклятая, вонючая тряпка сохраняет мне зрение - вот насмешка моей рабской, горькой судьбины, - подумал Тох`ым.
Вышел друид и заговорил нараспев слова, обращённые к милостивым богам, дабы приняли они душу - теперь уже можно было назвать имя, Вуэррэ, в своих небесных шатрах и пировали, и пели, и охотились бы с ним, а раб, лежащий на ветвях, стал бы по смерти своей ничтожной вечно живым, хорошим, исполнительным, сильным, хорошо готовящим еду, рабом хозяину своему.
Наконец, Тох`ыма, расцарапавшего о мелкие веточки даже лицо во многих местах, не говоря уже о теле с, по-прежнему, сильно кровоточащими глубокими ритуальными ранами, грубо сдёрнули с погребального костра и сняли повязку с глаз, поставив на ноги.
Друид вытянул руки ладонями к ранам и ссадинам, прошептал почти про себя несколько слов, обращаясь к крови, дабы свернулась она, и не истёк бы нужный пока племени раб кровью до смерти, и… Раны по его волхвованию тотчас подзатянулись и покрылись поблёскивающей кровавой коркой.
Необрезанных, то есть не ставших ещё мужчинами подростков и малых детей, прогнали к матерям, стоявшим далеко, повернувшись спиной к телу Вуэррэ уже долгое время.
Даже жёнам не позволено было хоть на миг обернуться во время ритуала разбрызгивания крови и положения раба с его последующим чудесным излечением.
Мужчины же начали танцевать вокруг зажжённого факелом с освящённым друидом огнём под предводительством вождя вокруг быстро разгоревшегося погребального костра под звуки рогов и бубна друида.
Запахло палёной шерстью и человеческой плотью…
… Северус после увиденного воочию вожделенного монастыря Святого Креста отправился на кухню. Рабы кухонные пока ещё спали, как и весь дом, за исключением брата и Нины - Нывх`э, а, значит, не глазели попусту на Господина дома, занимающегося рабским трудом - приготовлением пищи.
Шесть аппетитно пахнущих свежей выпечкой лепёшек жарились на двух сковородах, по три в каждой. Правда, лепёшки были значительно меньше, чем готовили рабы, зато умиляло их количество - аж цельных шесть штук! До пения вторых петухов они будут остывать, а потом Снейп жадно набьёт ими пузо, сейчас, кажется, прилипшее к спине, и запьёт кипячёной водой, чтобы без последствий всяких ненужных обошлось, а то сегодня дел невпроворот, в том числе и аппарация на дальнее расстояние - почти что на пол-Британии в длину.
-Эх, догадался ли старина Альбус заглянуть в мои комнаты, в гостиную, где лежит «История Хогвартса», раскрытая на том самом месте, где говорится о двух грёбанных магах. Ну и что бы сделал Дамблдор, даже, если бы увидел вдруг новую появившуюся запись? Бросился бы в Запретный Коридор, молясь Халяве?
Они ведь попали, правда, неизвестно, в каком качестве - то ли господ, то ли рабов, к этим недоумкам х`васынскх`, к Мордреду их в пасть, не выговоришь нормально, демоны их души побери!
Да не магов, а всего этого тупоумного народца, разумеется.
-Ишь, меня, как короля приняли, раболепствовали, травкой смачной, глючной угостили, девок невинных, по их утверждению, конечно, подложили… Всё, как в старые добрые семидесятые - травка, свободная любовь… Наследников, Дементор их поцелуй, захотели от великого волхва! Аж вспоминать тошно.
Но с другой стороны, без того, что я там понаделал, не бывать мне к рассвету в доме Папеньки, не стать мне Господином дома.
Нет, всё же с обезглавленным народом дело иметь гораздо проще.
Ну что может сделать самка эта брюхатая по смерти, как бишь его, а, Нуэрдрэ?
Только вынести на свет Мерлинов наследничка-молокососа и заявить во всеуслышанье: «Се, мол, вождь ваш, народ х`васынскх`!», а те бы уши поразвесили, да и повелись на придурь бабы… Но не такие они уж и дураки, хоть и славлю я их их так, а на молокососа, да в прямом смысле слова, он же, Крыса этот…
- Кто здесь?! Назовись!
Квотриус?.. Что делаешь здесь ты?
- Пришёл к тебе, дабы хоть посмотреть на тебя. Соскучился, Северу-ус, возлюбленный брат мой…
- Мы же, кажется, только что виделись, да и под дождём я был не один, если ты, конечно, помнишь, Квотриус.
Северус проговорил медленно, с издёвкой в голосе, словно наслаждаясь своими злыми словами. Да так оно и было - Снейпу приятно было доставить боль тому, из-за которого он сам получил изрядную порцию неудовлетворённости.
Ему было и неприятно, и некстати сейчас видеть брата, ночь с которым, обещавшая услады плоти, так и не состоялась, оставив лишь смутное, болезненное желание обладания красивым молодым телом. Ночь, от которой он ещё при свете солнца решил отказаться, оставшись опять в одуряющем одиночестве и мучаясь, по большей мере, гнусными воспоминаниями. Ночь, на которую он согласился…
- Так люблю ли я его на самом деле, нужны ли мне его сердечная и душевная привязанности или достаточно только плотского соития с красивым, упругим, таким… бывшем, желанным телом, и всего-то?Вовсе это не любовь, коли я гоню его от себя так просто. - проскочила непрошенная мысль.
- Я разумеется, помню всё, мой Северус. Позволь мне… поласкать тебя ртом… там, как тогда, в библиотеке, прошу о милости.
- Не стоит, Квотриус. Видишь, у меня жарятся хлебы? Они могут преизрядно подгореть, если мы с тобой… заиграемся. Лучше ступай к себе и постарайся заснуть - спи хоть до вечера, хоть до послезавтрашнего раннего подъёма. Идём же мы в долгожданный поход против варваров, ты и пленников, верно, наберёшь… себе.
Я всё равно буду сегодня весь день отсутствовать по делам различной степени важности, а вечером, после… ну да, неважно, я буду варить магическое зелье, которое поможет допрашивать пленных без пыток - они сами всё расскажут.
Это Сыворотка Правды с говорящим названием «Веритасерум».
- Зелье, заставляющее любого его принявшего, доверять слушателю и потому рассказывать даже сокровенные тайны? Неужели такое существует?..
- Ты не веришь мне, мне - опытному, в отличие от тебя, чародею и зельевару? - возмутился Северус.
- О, нет! Конечно же, верю, вот только диковинно слушать о таких чудесных напитках. Кажется, словно вышли они из легенды, брат мой.
А хлебы твои уже пригорают, пора снимать их с плиты и выкладывать на доску, чтобы их ещё спасти, а потом…
Ты ведь пройдёшь со мной в мою опочивальню, как хотел ещё час назад?
- Нет, Квотриус! - зло выплюнул Снейп.
Но Северус тотчас опомнился от своей несдержанности и обронил мягко и с кажущейся непосредственностью:
- Пойми, брат мой Квотриус, я не в состоянии сейчас думать ни о чём ином, кроме, как о делах, сегодня меня поджидающих. Вот, видишь, за разговором с тобой не усмотрел даже пищи своей насущной.
Северус говорил и одновременно перекладывал действительно слегка пригоревшие хлебы на промасленную поколениями кухонных рабов, видно, вывезенную из земли ромеев вместе с прочим скарбом, деревяшку.
- Прости, о, прости, брат мой возлюбленный Северу-ус, цветок мой солнечный, - «пропел» молодой человек.
Сейчас, сейчас я уйду, подари мне только одно лобзание твоё и больше не покажусь на глаза тебе, пока сам не позовёшь или не… придёшь. Не придёшь сам ко мне, дабы сойтись нам вместе и побыть немного времени, после же ждут тебя дела некие, о коих ты не возжелал рассказать брату твоему, ложе с тобою разделяюшему. Хоть и прискорбно мне весьма, что тайны имеешь ты от твоего, и только твоего Квотриуса, всеми помыслами принадлежащего тебе брата меньшего.
- Вот ведь неотвязный, и гордости у него ни на йоту нет, даже обычной мужской. Может, наплёл он о своих «подвигах» воинских, чтобы покрасоваться передо мною?Всё равно, не расскажу ему о своей аппарации, ради него же самого, чтобы не пугался до крайности возможности мгновенного перемемещения в пространстве. Он ведь ещё не обучен «премудрости» этой. - подумал с плохо скрываемым выражением усталости на лице Северус.
- Хорошо же, но ты сам поцелуй меня, и если сделаешь это хорошо, я отвечу тебе лобзанием, как ты того просишь.
- Ты позволяешь мне, полукро…
- Да, позволяю, иначе не стал бы говорить о поцелуях, а просто отослал бы тебя к себе в опочивальню. Кстати, проводил ли матерь ты до каморы? Не то дурно перенесла она Распятие, слишком дурно.
- Нет, я предоставил сделать это моей камерной рабыне Карре, что спала в коридоре под дверью в своих лохмотьях. Это рабская работа.
- Не любишь ты матерь свою?
- Теперь нет, я люблю тебя, а она… хотела она убить тебя, моё солнце, моего месяца ясноокого, любовь мою. Она согрешила против Господина своего, а ты сам знаешь правила её веры по отношению к Господам.
Она - грешница.
- А мы, мы с тобой, Квотриус, братья, разве мы не грешники, что совокуплялись плотски? Ведь мы должны просто, по-братски, любить друг друга, а не как мужеложцы.
Об этом и было мне вчера днём видение, от того я и отказал в близости тебе на сегодняшнюю ночь, но ты всё же ослушался и пришёл ко мне, моющемуся под дождём, нагой, чтобы соблазнить меня снова красотой своей. И, верно - почти добился ты своего, если бы не матерь твоя - мученица и страдалица.
- Жалеешь… ты, ты, против коего кару замыслила свершить она, её, рабыню свою неверную?! - воскликнул Квотриус изумлённо.
- Да представь себе, сожалею я о Распятии, но вынужден был наложить его на матерь твою, дабы при открывании глаз её после боли злой увидеть очертания монаст… Впрочем, это неинтересно тебе, и не стоит забивать башку, - перешёл Снейп на вульгарную латынь из-за смущения.
Квотриуса покоробило, но он продолжал, не обращая внимания на слова его возлюбленного, такого, оказывается, мягкосердечного и смущающегося этой своей черты характера, высокорожденного брата:
- Любовь, взаимная, разделённая, не может быть грешной, иначе боги поразили бы нас сразу, как только возгорелась она в сердцах и взыграла в плоти нашей, - уверенно произнёс молодой человек. - Позволь мне, о, Северу-ус, дать тебе толику удовольствия, да и мне это будет неимоверно приятно, теперь я знаю это.
Мне так понравилось ласкать ртом и языком твой прекрасный возбуждённый пенис, что я мечтаю повторить эту ласку вновь и вновь, снова, много раз. О, Северу-ус!
И Северус сдался - от подробного описания, сделанного братом, в нём, наконец-то, разгорелась искра желания той ласки, о которой умолял его Квотриус, и плоть его эрегировалась от одних лишь слов брата.
- Иди ко мне, сделай это прямо здесь и сейчас - я уже готов, - произнёс сломавшимся полушёпотом Северус.
Изменил ему даже голос.
И Квотриус подошёл к брату, обнял за шею, Северус склонил в страстном ожидании поцелуя голову, и губы младшего брата нашли его рот, язык Квотриуса обвёл очертания тонких губ Северуса.
Уже старший брат разомкнул уста для поцелуя, и его горячий язык вторгся в рот брата младшего, и повели они страстную игру языками, переплетая их и проникая друг другу в рот, выпивая слюну, проводя по зубам.
Самой же чудной и неописуемо возбуждающеё была ласка, пришедшая в голову Квотриусу и тут же подхваченная Северусом, когда по очереди подлезали они кончиком языка под корень языка другого, в самое чувствительное место во рту, там, где тонкие жилки привязывают язык к мякоти рта, источнику сладкой слюны, теребя это местечко, массируя его, вызывая выделение новой сладости.
Они обнаружили эту необычайную ласку и вовсю предавались ей, плотно прижавшись телами друг к другу.
Братья запускали пальцы в волосы один другого, их руки скользили по спине, постепенно опускаясь всё ниже. Наконец, они одновременно, не сговариваясь, сжали друг другу упругие ягодицы.
Северус, на мгновение прервав поцелуи, задрал тунику брата, обнажив его зад и проник указательным пальцем в расслабленный от страсти и поцелуев с объятиями анус Квотриуса, постепенно добавив и недостающие для полного счастья брата младшего два пальца, нащупавшие его простату и сжавшие её.
Тот шумно выдохнул ему в рот и тихо, протяжно застонал, на мгновение потерявшись, но после запустив кончик языка под корень языка Северуса и выпивая выделяющуяся мгновенно сладкую слюну, осушая рот брата старшего, любимого больше жизни с той самой душной, чёрной, безлунной ночи.
Безветренной, исполненной страстных стонов и криков Вероники, ночи, когда впервые, ещё в одиночестве, и не подозревая о счастье любви разделённой, ибо не знал Квотриус доселе таковой, кончил он дважды с именем гордого высокородного патриция, его сводного брата - чародея и Господина дома.
Но желал предложить он старшему брату, так продолжал Квотриус относиться к Господину дома, несмотря на его откровения, только подтвердившие свои возникшие ранее предположения, то, что обещал, едва прийдя в это совсем неподходящее для любовных игр, помещение. Но таковым было желание брата и Господина дома - не уходить в опочивальню Квотриуса, чистую, с чистыми, едва лишь забрызганными семенем, простынями, и не ему, грязному полукровке, оспаривать фантазию сию.
Младший брат прервал прекрасную, захватывающую, заставляющую забыть обо всём на свете ласку Северуса.
Пал на колени Квотриус перед возлюбленным братом и Господином своим, и ловкими движениями вскоре достал в руку сокровище, цены не имеющее, и облизнул головку, от чего брат старший коротко выкрикнул имя младшего брата, с такой страстью, что Квотриус мгновенно завладел всей драгоценностью и сделал несколько движений ртом, но Северус молчал теперь.
- Ах, стоик, мой стоик, почто сдерживаешь ты прекрасную, гармоничную музыку любви? - с удивлением и недопониманием думается мне.
Но я замучаю тебя сейчас любовью, и ты всё же потеряешь голову и будешь стонать и кричать, клянусь Амурусом, Стреляющим Метко и Венерой Светлокудрой - покровителями всех влюблённых!
Выпустить пенис брата изо рта…
-Начать облизывать его, как тогда, в библиотеке, рисуя языком замысловатые узоры на сокровище, лежащем у меня на ладони, бережно оттянутом от живота брата с прекрасным, гордым именем - Северус.
Но нет, только на первый взгляд суров и холоден брат мой. Да буду думать о тебе так, как о высокорожденном брате своём, и никак иначе!
На самом же деле пылок и неутомим, а как ласков!..
И ведь, по словам своим, которым безоговорочно доверяю я…
Был он… Ах, как прекрасно и легко даётся мне ласка сия!..
… при всей горячести своей и необузданности в любви, девственником…
Отчего же никто… там, в его времени…
О, боги, я тоже желаю подобного действа, но не осмелюсь просить брата…
… не понравился брату Северусу до того, чтобы снизошёл он с постамента каменного изваяния, каким показался он мне в начале, несокрушимым стоиком, непревзойдённым чародеем…
Да он и есть таков!..
- О-о! Северус! - вопиёт моя плоть. - Услышь непроизнесённую мольбу мою!
… только явившись в дом отца… моего, нет, пусть будет по-прежнему - нашего!
Как же не постиг мой возлюбленный брат прелести утех любовных, столь увлекательных и горячих, как сам Северус?
Неужли люди в… его времени так жестоковыйны, что не заметили ни женщина, ни мужчина неизъяснимой крастоы брата старшего?
Влага на его пенисе, чуть солоноватая…
Ну да, ведь жил он среди подобных себе чародеев и магов, а они, должно быть, все девственники и стоики, и занимает их лишь искусство владения волшебной палочкой, да знание наибольшего числа заклинаний и проклятий.
А теперь провести ладонью… вот так…
… Может, воюют они между собой на этих деревянных палочках, испускающих разноцветные лучи, доствляя друг другу боль неимоверную и подчиняя себе более слабых, создают себе легионы приспешников?
Наконец-то! Протяжный, почти животный стон Северуса…
А, вот я и замучал тебя игрой с твоим пенисом, теперь дело за малым, но самым приятным, сейчас, сейчас, вот уже прямо сейчас!
Я вновь, о, боги, почувствую вкус семени брата, неимоверно тягучего и горячего!
Вольётся оно в глотку мне бурным потоком!
Вобрать в себя кажущийся сейчас неимоверно огромным пенис Северуса…
Я же-ла-ю та-ко-го же… О-о, наслаждения!
Быстро, почти уверенно, хотя делаю я это всего четвёртый раз в жизни…
Брат мой явственно дрожит всем телом, дрожью экстаза… О, боги!
Испить горячее семя брата…
… Какой был мощный поток!..
Облизать головку уже опавшего члена в поисках последних капель…
О, чудо! Он снова поднялся, словно по волшебству…
Снова вобрать плоть возлюбленного Северуса в рот и глотку…
Теперь действовать быстро, уже не мучая его долгой любовной игрой, ибо сотрясается всё тело его ещё от первого излития семени…
Ах, как же это… любовно мне!
Трудиться над драгоценностью бесценной… О, восторг и умиление!..
Как же горяч и страстен ты, мой возлюбленный брат - чародей и стоик, как же необуздан ты в страсти своей неимоверной, немыслимой, воистину волшебной!
Ибо семя извергать так скоро может лишь маг…
Словно наполнен ты спермою ароматнейшей, как источник благословенный некий!
Сейчас… сейчас прольётся…
О, наслаждение небывалое! Вторая струя оказалась жиже, словно ышке бяха, но какая же она вкусная и ароматная…
… Не допуская потери ни капли…
Вот он закричал, Северус, громко имя моё, недостойного полукровки!
С тем же криком и струя спермы резко закончилась… Как жаль…
Но я на небесах от счастья - в минуту высшего наслаждения не забыл Господин и брат мой Северус обо мне!
И во тьме предрассветной запели третьи петухи, и тотчас явились кухонные рабы, застав Квотриуса бережно облизывающим головку пениса Господина дома, и потупили рабы глаза свои, развернулись и бежали прочь, в свою камору…
… Но какой же раб не любит позлословить о Господине дома и его сводном брате - свободном домочадце, Господине Квотриусе, сводном брате их, всё же, родственнике ближайшем рабов кухонных, самых грязных в доме?
По пути нечестивцы заглянули в женские каморы, не обойдя даже старух, и пересказали уже давно проснувшимся и расчёсывающимся женщинам об увиденном на кухне. Те подивились, но пообещали мужчинам - поварам молчать о том, что узнали они о Господах.
И лишь Нина странно так посмотрела на довольных принесённой новостью мужчин, а потом вдруг охнула, схватилась за сердце и повалилась на земляной пол.
Глава 17.
Дамблдор прошёл маленькую прихожую с вешалкой на трёх орлиных лапах. На ней, где-то в складках чёрных мантий разного фасона и из разных материалов висел плащ Пожирателя, а на крючке болталась никогда почти не надеваемая маска производства неведомых мастеров пропавшего Тома. Потом Альбус зашёл на кухоньку, в которой его мальчик Северус сам варил себе кофе по ночам перед патрулированием коридоров Хогвартса. Кофе требовался и по утрам, после короткого, обычно четырёхчасового сна, чтобы прийти в себя, и обычные заклинания давались бы легче измученному хроническим недосыпанием мозгу и телу. Делал себе Северус, его мальчик, и молочные коктейли с молотым в старинной, медной кофемолке миндалём, которыми так любил лакомиться после ланча.
Альбус вошёл в гостиную и почувствовал себя чужаком в этой уютно, но без какой-либо роскоши, с аристократическим вкусом обставленной комнате.
- Где могла бы лежать книга? Здесь? Да, на столике лежит какая-то толстая книга, похожая…
Окончательно смущённый пребыванием в апартаментах своего мальчика в отсутствии хозяина, да ещё и без приглашения, Дамблдор посмотрел на заглавие книги. «Энциклопедия темономагических заклятий и порч», - гласило оно.
- Нет, не то, не то. А где же ж та, заветная магическая «История Хогвартса»? Где же ж ей место быть, да меня поджидать, тугодума эдакого? В библиотеке - самом уютном же уголке апартаментов? Обычно именно в ней же мы сиживали за стаканчиком бордо с задушевными разговорами.
Ведь Севочка ж для меня - прежде всего мой мальчик, друг, которого только я ж, кажется, на всей земле понимаю и стараюсь разбавить его же ж так и не прошедшее после страшных семнадцати лет одиночество.
Да, ещё же он любит хорошенько выпить и послушать пошлые анекдоты Ремуса Люпина ж, на которые тот же мастер. Да вот только я ж не любитель такого развлечения, как анекдоты вообще, не говоря уже о скабрезностях.
И что же Севочка, при его-то интеллекте и увлечениях Высокой Алхимией и Тёмными Искусствами, в которых он разбирается много лучше того же ж мистера Люпина, нашёл в пошлостях да попойках?
Загадочная душа у моего мальчика, Севочки, настоящие потёмки, а глаза же у него, даже во время какого-нибудь спора со мной, мёртвые. И я ж уверен, что и, смеясь над анекдотами, в пьяном угаре ещё больше меркнут его глаза…
А всё же ж от того, что с детства не было друзей, в отрочестве же и юности ж не было любви никакой…
Вот только спрашивать его, моего мальчика, об ентом чувстве - испытывал ли он же его к кому-нибудь? - не нужно - сразу ершиться начинает, да называть самое светлое чувство в жизни хоть мага, хоть маггла, все же ж мы люди, «соплями в сахаре».
Неужто раз любил со всей пылкостью же и страстностью, на которую способен, и… обжёгся в пламени горячем?А ведь он же ж горяч, малчик мой, вот только в злоязычие енту свою горячность переводит, ну, навроде, как сжигает
Изменила ж ему когда в юности далёкой любимая или же вовсе не была благосклонна к ухаживаниям?
А если ж он вообще не любил никогда и не знает же ж этого прекрасного -ой вей мир, где же ты, молодость моя?! - чувства вовсе?
Господин Директор усиленно бубнил себе под нос, смеша сам себя этими бесконечными «же ж», чтобы не так одиноко было в вот уже тринадцатое утро отсутствия его исчезнувшего - вот как был! - мальчика Северуса, в пустых, холодных, непротопленных комнатах в подземельях, где при хозяине зажжён был каждый камин в любое время дня и ночи.
-Промозгло здесь и сыровато, и уюта нет без огня.
А уж потёмки ж какие!
Протопить, что ли, комнаты, чтобы казалось, будто мальчик мой Севочка только на несколько ж часиков отлучился, а не пропал же ж среди дикарей или «цивилизованных», но жуть каких развратных римлян?
Старик Альбус метался по комнатам, самолично забрасывая сосновые ароматные дрова в пять каминов - два в большой гостиной, один - в библиотеке. Четвёртый - в кабинете, где Северус варил зелья для себя, исследовательской работы и по просьбе педагогического состава Хогвартса, да что-нибудь особо сложное по заказу мадам Пофри и писал статьи в алхимические журналы. Последний камин был в спальне - самом спартанском помещении в апартаментах, основную часть которого занимала отнюдь не спартанская кровать под балдахином насыщенного синего цвета - фамильного колора графов Снейп.
После зажжения дров, весело потрескивающих и выделяющих капельки и целые ручейки смолы, в комнатах стало значительно повеселее, но вот старец устал, подумав, что наделал глупостей, выполняя работу домашнего эльфа.
- Кстати, где же ж Линки - личный домашний эльф моего мальчика Севочки, привезённый им из родового замка?
Старик зашёл за стеллаж с тенелюбивыми папоротниками всех сортов, пышно разросшихся в красивых, стильных горшках - его мальчик очень любит комнатные растения, но, так как живёт в подземельях, приходится обходиться папоротниками множества сортов, один роскошнее и пышнее другого, болотным сфагнумом, разросшимся в целых керамических лотках красивыми, живописными холмиками, и фиалками всех оттенков, радующими глаз, которая - разноцветными пушистыми листьями, другая - напротив, глянцевитостью переливающихся в пламени каминов листочками правильных, все как один, очертаний, третья - многоцветьем, четвёртая - махровостью лепестков редкого оттенка розоватых цветочков и так до бесконечности, и плюхнулся в покойное кресло перед столом, на котором вновь лежала другая, приоткрытая в самом начале некая толстая книга.
Приоткрытая в самом начале магическая «История Хогвартса»…
- Нашёл! Нашёл я тебя, родимую! Да как дуриком нашёл же ж! Ну, почитаем-с, что тут у нас… теперь понаписано ж.
Так-с, гвасинг, эх, не пойму я, кто ж енто, а мой мальчик наверняка знает даже язык этого родового союза бриттов.
Вот, значицца, к кому же ж и в какую даль занесло наших поединщиков - мистера Поттера и мистера Реддла, а попросту, Гарри и Тома!
Они же ж там, наверное, навроде богов сейчас, вернее, будем надеяться, что сила любви мальчика Гарри возобладала над силой ненависти - разрушительнейшего из чувств - Тома, и Гарри даже в том времени сумел победить Лордушку.
Но всё же царствовать среди дикарей, принимать их грубое идолопочитание, ведь, наверняка, его и кормят, и поят за волшебство, которое, ведь он не дурачок, наш Герой, наверняка продемонстрировал варварам, это… как-то…
Словом, я на самом деле не хотел бы оставаться там долго, в грязи, антисанитарии и вони костров и потных тел дикарей, ведь они же ж никогда не моются… Брр.
А меж тем наш Герой Гарольд Джеймс Поттер, вместо того, чтобы ускользать от внимания прессы и поклонников ж вот уже же четыре года, там, в этой самой грязи, раболепстве и дикости. И ведь тоже ж, как и мой мальчик, Севочка, не может вернуться сюда, к нам, чтобы все маги мира отпразновали долгожданную, окончательную победу над величайшим злом нашей эпо…
Эх, я ведь говорил те же ж слова после победы над телом убитого мной Геллерта…
О, Геллерт Гриндевальд, почему отказался ты от нашей первой, такой крепкой любви в пользу повелеваний и, как следствие, ненависти! Милый мой, такой жестокий Геллерт, разбивший мне сердце на всю оставшуюся жизнь…
Ведь никого, кроме тебя, не любил я после так горячо и преданно, хоть были в моей жизни мужчины и покрасивее тебя, но… не шли те кратковременные романы ни в какое сравнение с нашим с тобой. Были, были покрасивше, но не такие чуткие, чувствительные, чувственные ж, словом, всё не те…
Хватит же «сопли в сахаре» распускать. Что уж было, того ж не вернуть, как и нас двоих, в один миг потерявших невинность в объятиях друг друга… И всё же ж, каким ласковым и пылким ты был тогда, мой Геллерт!
Ладнось, вернёмся к нашим баранам. Значицца, победитель окружён благоговением этих, как их, а, вот, «гвасинг», но убит ли побеждённый или и там перевербовывает себе с помощью Непростительных и Тёмных Искусств с легиллименцией вкупе легионы сторонников? Вдруг недобитый Волдеморт втёрся в доверие римлян и тогда…
Ведь варвары, хоть и многочисленны, но, как написано в этой самой подновлённой «Истории Хогвартса», родовой союз этих, на букву «г», распался под натиском не других племён или родовых союзов бриттов, а непосредственно римлян…
Вот, читаем-с:
«Лета от Рождества Господа нашего Иисуса Христа четыреста двадцать пятого убил сам собе ради волхвования кудесника некого заради предательского дела што учинил над ним вождь роды гвасинг и распадоше ся роды тех варваров на племена и роды мелкия в коих власть имаше племенныя да родовыя мелкия те вожди полмесяца с того во дни безымянны легионеры Кесаря… ".
- Чегой-то я не «понимаше». Ах, да, знаков препинания же не знали, кроме точки, да и ту же ж редко ставили.
Значицца, предложение заканчивается на «мелкия те вожди» ж, а следующее ж начинается, вероятно, уже с войны, начавшейся через полмесяца после самоубийства, непонятного, правда, главного вождя ентих «гвасинг». И что енто за безымянные дни, помню вот, календы были у римлян, ещё какие-то с девяткой связанные дни, да, вот иды ещё были, точно помню, а про безымянные енто авторы как-то погорячились… Ну как дни месяца могут быть безы?.. Так, енто я уже ж говорил.
Дальше, дальше!
«… легионеры Кесаря под водительством военачальнице Снепиуса Малефиция… "
- О, Мерлиновы ж яйца! Ой, прости, Мерлинушка!
Вот, не прочитал сразу, а теперь чуть удар же ж не хватил! Это ж тот самый легендарный переселенец с Апеннинского полуострова на Альбион, основатель британского рода магов Снепиусов - Снеп - Снейп, Севочкин прародитель!
Но… мой мальчик Северус сомневался ещё, когда рассказывал мне историю своей семьи, что Малефиций был магом, иначе бы он оградил своё большое поместье, располагавшееся не так уж и далеко тот самого Рима, от полчищ галлов, германцев, гуннов и кого-то там ещё, обычным же ж куполом ненаходимости.
Не стал бы он тогда бросать возделанные земли своих предков - патрициев, расположенные в таком… э… скажем, престижном месте и не проделал бы трудное и опасное путешествие через земли Рима, уже не подчиняющуюся Кесарю Галлию и, главное, преодолел Канал. А в Британии, сиречь в Альбионе стал большим, да, но всего лишь военачальником, кочующим по всей стране со своими и чужими, данными в придачу легионерами и вечно сражающимся то с пиктами, то с бриттами, не имея более своей земли, а лишь домашних рабов и какой-то скарб, вывезенный из Рима. А рабов он тоже бросил на плантациях винограда и пшеничных полях, видимо, набрал себе новых уже здесь, на Альбионе, из пленников варваров, да тех же ентих, на букву «г». Да мало ли там бриттов было? Знай, разделяй и властвуй, как говорил великий проныра маг Макиавелли, как говорит молодёжь, «скашивавший» под простого маггла и политикана.
Итак, что же ж дальше?..
«… военачальнице Снепиуса Малефиция воеваше лесных варваров и убиваше мущин воинствоваше жёнок да чад малых ихних не видаше никако же после воеваше и истребляше ворогов со двух роды гвасинг обложеше их данью непомерною да набраше гораздо полонинников кои сами без пристрастия коего бо сказываше местообретание иные племена и роды… "
- Как будто их поили Веритасерумом, а ведь его умеет варить не Гарри, а Том - знаток зельеварения и алхимии и - да!!! - Северус!
Так, дальше, дальше что было?!
«… племена и роды народца гвасинг.
Во первое же племя пришед же два волхва ко легионерам тем воеваше землю их гвасинг и бе сказания перваго о словно бы житии во свободе и времени инаком и смутно слышати речь тую бо рабе быхом долгия четыре лета бе заморен же кудесник сей непосильным трудом один же изо головных во походе супротив народца гвасинг бе иной кудесник от Снепиуса Малефиция старшой сыне и хоробр бе он во сражениях с варварами меч длинен и тонок имаше невиданный… "
- Ой, мальчик мой, Севочка, значицца ты же ж живой и невредимый сейчас, а старик-то твой по тебе ночью рыдал аж, как по усопшему, вот ведь малодушие какое!
Ну, что там ещё? Какие-то странные волшебники - рабы.
И почему речь идёт только о рассказе одного из магов - рабов? А где же ж второй?
Верно же ж енто они всю магию порастеряли и стали вместо царьков рабами.
Вот ведь Северус, мой мальчик, магию-то не потерял! Да и помнит он, наверняка, всё о жизни своей, а не страдает же амнезией.
От чудеса в решете, Мордред меня побери!
Ладно, все ответы и информация - в книге, буду же и дальше ж читать.
«Того же лета месяца апреля саксы теи построише крепость из древа по граничии со землями диких пиктов и название даше крепости тоей Хогвартес заложише же теи саксы Хогвартес на болоте в низине близ большого езера и реком же словно святаго бора пиктов три месяца не прошед открыше бо под крепостию тоей трясина и поглотише его безо следа вкупе со вождём саксы теи и дружиной евойной в крепости тоей обреташеся так скоро погрузишеся сей древесный Хогвартес в топь саксы же теи бе неразумны и построише лета того другу крепость тако же быхом перва и бе крепость та лёгока малая да тоже из древа но даже не успеше живати в неи ибо в одночасье крепость утопше… "
- Так, так, так-с. Тут явно нужно разобраться поплотнее ж.
Значицца, весной, как снег сошёл, построили они легковозводимую констрикцию, такскаать, сиречь из дерева, но не простоял замок, ну, или крепость, хотя - какая крепость может быть на болоте? - и трёх месяцев, а потонул «в топи». Ну, енто ж понятно, болото оттаяло и - фюить! - замка как не бывало. От дурни, эти свинопасы, нет, чтобы Хогвартс на скале построить, как норманны, где он до сих пор и стоит! И от каких же дурынд мы все, значицца, происходим! От бриттов, которых все римляне «воеваше» и данью обкладывали, словно горсть орешков насыпали, да от вообще уж придурков - простите, прародители! - но уж больно дураками вы в хронике засветились.
И совсем уж непроходимая тупость у ентих наших прародителей - построить второй замок, насколько ж я понял, поменьше, но на месте ж первого. И что же ж они к месту-то так прицепились?
А Запретный лес, значицца, ещё пиктами почитался как священный…
Интересно всё енто, познавательно, конечно, но где же дальше-то про кудесников - рабов, да моего умненького мальчика Севочку?
Дамблдор прочитал ещё несколько страниц и дошёл уже до правления норманнского короля Вильгельма Второго, активно притеснявшего, без разницы, и бриттов, и саксов с англами, и ютов.
Пикты обретались в Хайлэнде, на горах, а о римлянах уже не было ни слова - их эпоха миновала навсегда, и они ассимилировались среди других народов Британии.
Старый маг был в недоумениии - он хотел узнать, как и когда вся весёлая троица магов вернётся в настоящее время.
Но никаких больше записей о магах Альбус, кроме основания Хогвартса, в «Истории», к своему вящему сожалению, не нашёл.
- Интересно, ведь я перевернул открытую моим мальчиком, Севочкой, страницу, которую он читал, вот, даже «гвасинг» подчёркнуто, а почему? Северус не успел дочитать дальше про своего дальнего родича и двух магов - рабов? Не верю ж.
Значицца, кроме подчёркнутого первого абзаца в «Истории Хогвартса» на тот момент дальше шла запись, видимо, о глупом болотном замке, которая, может же, и заинтересовала моего мальчика, Северуса, но не более ж того. Может, он же ж имел в планах, зная древнегерманский, попасть к саксам и сказать им, где строить замок - не на болоте ж, где он утонет вместе с вождём и дружиной, а на скале? Но, видно, не успел вовремя-то доложиться перед саксонским начальством, али они его не послушали. Скорее, первое, застрял Северус у прародителей своих почему-то.
Теперь же ж это неважно. Гораздо важнее то, что он жив и отправляется вместе с «отцом» и, верно, «младшими братьями», раз в книге он записан, как старший сын Снепиуса Малефиция, в поход для освобождения из рабства попавших в беду четыре года назад, в Битве за Хогвартс пропавших, как он вычитал, именно во времени, магов-соперников.
Верно же ж, Севочка сейчас - старший в роду, такскаать, наследник же. Но не может же ж он там жениться и стать прародителем и первым же ж магом в роду Снепиусов! Это же ж абсолютно недопустимо, исходя ж из теории линейности времени.
Значицца, кто-то из его «младших братьев» станет магом или уже стал, но как? Ведь магами не становятся, а рождаются. В любом случае, «брат», верно ж, уже женат и имеет наследника, который и станет следующим Снепиусом, уж наверняка магом.
Надо же ж забрать енту книгу с собой и заглядывать в неё почаще.
Нет, оставлю же её, как была, на столе, а сам же ж буду приходить каждое утро, звать Линки, чтобы тот зажигал камины и… ждать, ждать изо всей силы появления вот здесь, прямо у кресла, хоть же ж, это и глупо, но так было бы приятно старику, Северуса, моего мальчика.
- Эй, Линки! Хватит прятаться по углам да щелям! Выдь из укрывища!
Появился одетый в вышитую самолично, чистую наволочку весело оскалившийся, что означало широчайшую улыбку, домашний эльф, с которым Северус расстался… так надолго - на целых тринадцать дней и ночей! - впервые в жизни. Вообще-то Снейп обычно аппарировал к себе в замок только на полтора - два месяца, в общей сложности, считая все каникулы вместе. А так… Бывал наездами.
- Что прикажете, мастер Альбус Дамблдор, сэр?
- Я зажёг камины, так проследи же ж, чтобы, не дай Мерлин, ни одна искорка из них на пол не выскочила. Завтра же приду опять, так запасись дровами, чтобы снова зажечь их в каминах. В комнатах Северуса, Хозяина твоего, очень неуютно, а надо уже ждать же ж его возвращения обратно, к тебе и ко мне…
… - А как же брат? Он, наверняка, после всего, что проделывал с моим членом, чрезвычайно возбуждён. Интересно, попросит ли он об ответной «услуге»? - подумал Северус, удовлетворённый чрезмерно.
Думал он всегда на родном английском, а говорил, как все, на латыни, кроме тех случаев, когда оказывался один. Под этим «один» подразумевается, конечно, какой-нибудь выход в город в сопровождении рабов.
Вот и минуту назад эти «люди-без-души» видели их с Квотриусом в весьма пикантной ситуации и, конечно же, раструбили об увиденном на кухне всем рабам, может, даже и женщинам. А рабы в одиночестве направлялись на торжище, были в свите домочадцев, снующих по городу по своим делам и оставляющих сопровождение в специальных местах - «стойбищах» для рабов, вот, как около терм…
-… О, термы! Поскорее бы уже наступило утро и после рынка можно было бы отправиться туда…
Но рабы различных господ общаются друг с другом, кто на родном языке, а представители разных племён и народцев - на ломаной латыни. Значит, известие о связи двух братьев из дома Снепиусов разнесётся по городу уже сегодня, а потом, словно бумеранг, вернётся обратно в дом, Господином которого был Северус, но при этом слух этот обрастёт такими подробностями, что страшно даже представить.
Вот тогда-то и пригодится Веритасерум, который Снейп с братом, чтобы тот посмотрел на действие напитка «из легенды» своими глазами, применит к нескольким рабам и, особенно, болтливым, как все женщины, рабыням, просто на выбор, да послушал бы Квотриус, как о них злословит вся эта шваль.
- Северу-ус! Позволь мне просить тебя…
- Ну вот, всё, как я и ожидал, - со спокойным удовольствием подумал Снейп. - Конечно, я сделаю для Квотриуса всё, что он пожелает, ведь он заслужил это полностью и… до конца.
- Проси, Квотриус, не стесняйся. Ну же, я слушаю тебя.
- Не помешает немного поломаться перед юношей,
Северусу неизвестно почему и зачем понадобилось это.
… А всё, видимо, из-за того, что он так и не разрешил для себя загадку, волнующую его сейчас, как и час назад, до… того, что было, несмотря на… то, что было - любит ли он Квотриуса сердцем и душой, или же всё, что между ними происходит - со стороны его, Сева, лишь желание телесное, которое Северус изо всех сил в своём, «настоящем» времени так упорно игнорировал.
Вот ведь даже Люциус, и тот имел какие-то виды на него, Сева, задаривал подарками, как женщину, подарил даже маггловские дорогущие, наручные часы…
Но это всё не то, ведь хотел Снейп любви настоящей, понятное дело, единственной на всю жизнь.
С лордом Малфоем, откровенно расточавшем свои многочисленные, словно бьющие, как из некоего, простите, источника, «любови» всему высшему свету магической Британии, не брезгуя и представителями второго острова, о такой любви не могло идти и речи. Так, игрушка на несколько месяцев - вот, что значил Северус для Люциуса, по крайней мере в собственном понимании. Потому и не обращал на ухаживания «белого павлина» Люциуса должного внимания, как хотелось бы тому.
А так хотелось хоть и кратковременной, но настоящей любви, разделённой, одной на двоих. Кратковременной потому, что ему, графу Снейп, не место в этом времени, и, к тому же он, Сев, делает из неразвращённого молодого человека законченного гея.
А как же продолжение рода? Ведь это вопрос и его, Сева, жизни или небытия.
Как же, как же убраться отсюда, из этого времени поскорее в своё и обнаружить и старину Дамблдора, и, как оказалось, трусливую Минерву, грозно взглянув на неё, но не осуждая слабую женщину вслух, и, конечно, Ремуса.
Утопить в компании с ним горе расставания навеки с Квотриусом - всё же, да, его единственной любовью, странной и прихотливой, как эти не по-июньски тёмные и душные ночи без сна, любовью к молодому, прекрасному мужчине, утопить в море огневиски и коньяка, чтобы отяжелела и закружилась голова и смазались бы перед внутренним взором черты лица его заботливого любовника, нет, всё же возлюбленного… Да, возлюбленного! Возлюбленого сердца своего!
- Северу-ус, помоги мне… прошу нижайше о милости, освободиться от семени, меня переполняющего, ибо возбуждён я сверх меры. Хоть один раз сделай это своей прекрасной рукой с такими длинными, тонкими пальцами, привыкшими держать стилос или волшебную лёгкую палочку.
- Конечно, возлюбленный мой брат, я и сам хотел предложить тебе это. Да ты весь дрожишь, как осиновый лист в безветренную погоду. Погоди-ка, вот он, о, какой горячий и тугой, красивый.
Северус приподнял тунику брата, взглянул на его действительно красивый длинный, тоньше, чем у самого Снейпа, член и… внезапно опустился на одно колено, обхватив сначала руками, а потом и ртом, эту красоту - ему захотелось сделать минет брату и попробовать на вкус его сперму.
Он старался действовать быстро потому, что знал - Квотриусу больно от затяжной эрекции, но сам процесс движений ртом, любовной ласки языком напряжённого ствола так захватил его, что он забыл о времени, забыл вообще обо всём на свете, желая доставить брату наиболее изысканное удовольствие.
Северус втягивал пенис брата на всю длину, так, что тот упирался в мягкие стенки глотки, затем выпускал изо рта, и облизывал, проводя по стволу, не касаясь головки, изящные виньетки и кривые, затем уделял внимание головке пениса брата, отчего Квотриус выгибался дугой и хрипло стонал.
В голову Северуса пришла интересная мысль, и он тут же реализовал её, как и в начале их взаимных ласк, проснув руку в межиножие и скользнув пальцем вглубь расслабленного в ожидании оргазма ануса Квотриуса, затем добавил сразу ещё два пальца и согнул все три внутри тела брата.
Квотриус дрожал всё сильнее, предчувствуя страстную, сильную, уносящую в Эмпиреи ласку простаты, и она не замедлила себя ждать. Для начала Северус помассировал её слегка, покатав «орешек» между пальцами и не забывая то втягивать пенис брата, то выпускать его изо рта, нарочито медленно, чтобы оттянуть семяизвержение, лаская пенис по всей его длине и медленно посасывая головку.
Квотриус оказался между двумя очагами неведомого прежде наслаждения, он стонал, вскрикивал, протяжно кричал: «Се-э-ве-э-ру-у-ус-с!», возбуждая того до невозможности самому терпеть желание быть обладаемым.
Северус всеми силами загнал собственное вновь возникшее желание на задворки мозга и поставил на него блок высочайшей, третьей степени защиты.
Тотчас страстное вожделение поутихло, и он мог начать методично массировать свободным пальцем сжатую и потираемую простату Квотриуса, зная теперь, что разрядка близка, а потому взяв в рот член брата и усиленно действуя и ртом, и захватывая большие порции воздуха носом, языком проводя по напряжённому донельзя стволу, при этом активно массируя и играя простатой брата уже всеми тремя пальцами.
Колени Квотриуса начали подгибаться, и он согнулся, вцепившись в пылу невероятных страсти и удовольствия в плечи Северуса, сжав их довольно чувствительно сильными руками и, таким образом, найдя место опоры.
Он так то протяжно, то коротко вскрикивал и стонал, иногда выкрикивая имя возлюбленного брата, что стал сипеть, шумно дыша, и… выплеснулся со стоном, превоходящим все предыдущие, в горло возлюбленного брата. Так обилен был поток его спермы, что Северус, не успев расслабить глотку, сначала подавился им и закашлялся, держа семя во рту, но потом понял, как проглотить такое огромное количество эякулята, расслабив глотку.
Одновременно с глотанием и последними движениями ртом он сильно сжал простату меж двух пальцев, а третьим теребил напрягшийся от оргазма «орешек».
Квотриус снова закричал, срывая голос, резко, коротко и страстно, и такая неизъяснимая, всепоглощающая любовь выразилась этим простым криком страсти, что Северус, выпив всю сперму брата, одновременно вынул пальцы из промежности Квотриуса, опасаясь за целостность его рассудка, и всё кончилось, словно по мановению волшебной палочки. Но кончилось мирно лишь для Снейпа.
Квотриус разжал руки и рухнул на утоптанный земляной пол кухни, к счастью, не ударившись о край чугунной, массивной плиты, и был он без сознания, что действительно сильно встревожило Северуса. Неужели он довёл возлюбленного своими ласками до почти бездыханного состояния?
Вынул волшебую палочку старший брат, произнеся повелительно:
- Enervate!
Но Квотриус лежал, словно мертвец, как несколько, да, всего, пару часов тому, его мать, бледный, с сомкнутыми очами и расслабленным, как у всех людей в обмороке, прекрасным в нетронутости, чистоте и целомудрии, даже видимой невинности - и это после такого разврата! - лицом.
Тогда Северус ещё несколько раз повторил заклинание, но всё было безрезультатно. Видимо, обморок Квотриуса был очень глубоким.
- Так оживи себя сам, о, брат мой - чародей!
И Северус взял тяжёлую сейчас, неловкую руку брата, с трудом зажал в его кулаке волшебную палочку, и… рука начала теплеть, наливаться силой, словно наделённая магией отдельно от остального тела. Да так оно и было - рука ожила. Северус направил руку Квотриуса с палочкой ему в грудь, прямо в сердце и, вложив всю силу любви в одно короткое слово, произнёс нежно, словно лаская брата:
- Enervate!
Лучистое золотое сияние окутало тело Квотриуса, и он открыл прекрасные, искрящиеся любовью глаза, тихо, очень тихо сказав Северусу:
- Брат мой возлюбленный, ты, кто унёс душу мою к богам пресветлым, а потом вернул обратно, в тело, благодарю тебя превелико, ибо доставил ты мне столько счастья и удовольствия предивного действиями своими, что и сказать не можно.
- Так не говори, я хотел отблагодарить тебя и, кажется, мне это удалось.
Как ты сейчас, здрав ли ты?
- О, вполне! Сейчас весь мир люблю я, что же до тебя…
- Прошу, помолчи немного, тебе вредно после обморока много говорить. Сейчас, драгоценный мой, радость моя, я оправлю тунику твою. О, у тебя даже пояс многоцветный почти развязался…
Северус решил попытаться унести из такого, только теперь заметил он, неподобающего Господам места Квотриуса и сказал:
- Обхвати меня за шею, да посильнее, унесу тебя я в опочивальню твою, где мог бы ты отдохнуть после моей, прости, слишком изощрённой ласки и, может быть, лучше бы, даже поспать. Трапезничать вы всей семьёй будете сегодня поздно - мы же не допустили кухонных рабов до их обычной работы.
- Они видели нас? Нас, вместе?
- Не переживай, - сказал Северус срепя сердце. - Они, хоть и видели нас, да, но это же - всего лишь кухонные рабы. Да кто поверит им?
- Прости, молю за глупость, но стыдлив я.
- Не беспокойся, я тоже стыдлив, однако вот и не переживаю вовсе.
-У меня просто не хватает времени для стыда. А ведь мне тоже как-то… неприятно это. В душе какой-то осадок, словно мы не любили друг друга, а доставили горе кому-то любовью своею.
- Поем сейчас быстренько хлебов с водой и пойду по своим делам, на весь день.
Вечером научу тебя варить Веритасерум…
- О-о, ты позволишь мне смотреть за твоими действиями, брат мой - чародей?
- Теперь ты же и сам чародей, почувствовал ты магию, проистекающую из волшебной палочки, будучи без сознания. Так что оба мы в равной степени поспособствовали выходу твоему из обморока, поверь мне.
Будешь не только наблюдать ты за приготовлением Сыворотки Правды, но и участвовать в процессе подготовки… составных частей зелья. Это тонкая, но рутинная работа, а за магическими составляющми варки будешь смотреть ты и запоминать мои заклинания и движения. Ведь отличная память у тебя и огромные, неизрасходованные запасы магической… силы.
Но сначала - отдых, потом плотно поесть несколько раз на дню, да, сегодня тебе понадобится много пищи, чтобы восстановиться после наших любовных игр, а потом и я возвернусь из стра… Неважно.
Итак, цепляйся сильнее, будто обнимаешь меня крепко, вот так, умница, а теперь… ох! - Северус встал.
Он с тяжёлой ношей на шее и медленно, покачиваясь, прошёл через весь пол-дома и положил Квотриуса на ложе, осторожно и бережно подложив ему под ушибленный затылок подголовный валик.
Младший брат, ещё обхватив Северуса, начал слабеть и посапывать, но нужно было добраться до опочивальни, и тут он сразу провалился в глубочайший, крепкий сон с радостными, цветными сновидениями.
- Господин! - послышался шёпот сзади.
Северус мгновенно выхватил палочку и наставил её на источник звука, находящийся в самом тёмном углу спальни.
- Выйти из сумрака! Быстро, не то Распну!
- О, Господин, сжалься над бедной старой твоей рабыней Кох`вэ, ибо принесла я домочадцу и брату твоему Квотриусу плохую весть.
- Говори, Кох`вэ, да поскорее. Квотриус спит сейчас, он устал.
- Рабыня твоя, Господин, по прозвищу крестненскому, Нина, а по зовимому имени…
- Я знаю его. Говори, что с ней?
- Нывх`э умерла мгновенно сегодня утром.
Глава 18
- Бабонька помэрла, - с какой-то лёгкостью подумал Снейп
С его плеч словно свалилась гора проблем и неприятностей, объединённых общим именем - Нина. Так вот, что угнетало его, когда рабы увидели Квотриуса, уже почти закончившего делать ему минет. Вернее, кто. И этой «кто» не стало вот так вдруг и сразу, после получения от неё столь необходимой информации.
- Теперь никто не будет промывать мозги моему Квотриусу и пытаться меня убить. Теперь можно спокойно попотчеваться горячим супчиком и вяленой говядиной с хлебами, изготовленными рабами для всех домочадцев, а не месить тесто самому. Вот это жизнь!
Но, как назло, а, может, и к лучшему - быстрейшему возвращению домой - мы отбываем завтра с двумя легионами под предводительством Папеньки…
Но с Квотриусом мы обязательно поедем в одной квадриге, если он согласится стать возничим… Хотя вряд ли всадник возьмёт поводья в руки. Но, всё равно, весь поход он будет ещё со мной, - утешил сам себя Северус.
А потом, потом… расставание навсегда, но как же так?! Я ведь не научил его пользоваться палочкой, а это необходимо уметь каждому магу!
Значит, мне нужно будет подзадержаться в этом времени, уже никого и ничего не боясь, привезти найденного победителя в этот дом и попридержать и его здесь, пока… да, пока Квотриус не овладеет простейшими заклинаниями, облегчающими жизнь волшебника по сравнению с жизнью, вернее, существованием маггла.
А ещё придётся прибегнуть к походно-полевому обучению Квотриуса, например, Аваде. Можно будет даже попробовать дать ему палочку, чтобы он посражался с ней.
Нет, я, конечно, слишком дорожу для этого волшебным оружием.
Пока Северус обдумывал услышанное, Кох`вэ неподвижно стояла перед Господином, боясь лишний раз вздохнуть, не то, что заплакать, ведь Нывх`э была её подругой.
Ещё окружённая роскошью и красивыми нарядами матроны, Госпожа наложница сделала Кох`вэ своей камерной рабыней, а это - великая честь, и, практически, ничегонеделание.
Кох`вэ удосужилась быть не только камерной рабыней и подругой почти что матроны Нывх`э, но и её наперсницей, знающей, каков сегодня Господин был с нею ночью - ласков ли или жаден до плоти; какие наряды предпочитает Нывх`э; из какой ткани; какого цвета.
Знала она многое о жизни сына Нывх`э единородного - наследника и будущего Господина дома Квотриуса.
И тут… явился этот чародей - старший брат от законной жены Вероники Гонории, показавший несколько интересных фокусов Господину дома Малефицию, да поразивший его самого столь жестокой мукой - Распятием. Об этой злой муке позднее рассказывала Нывх`э уже в каморе для рабынь, куда переселил её новый Господин дома - нечестивый колдун Северус, из личной опочивальни. А ведь украшена она шелками иноземными! Кох`вэ по поручению Госпожи, подруги и наперсницы покупала их у смуглых большеглазых, с томной поволокой в больших, накрашенных чёрным, очах, купцов с длинными, вьющимимся, намасленными волосами и бородами.
Кох`вэ вспомнила убранство опочивальни Госпожи Нывх`э, созданное собственными руками и чуть не заплакала - не жить больше Нывх`э посреди шелков. А Госпоже очень по нраву пришлась работа Кох`вэ, и её стали ещё меньше загружать работой. Госпожа наложница оставила Кох`вэ только самое сложное - создание почти каждый день новой причёски Госпоже с использованием шиньонов и цельных париков из выбеленных длинных волос рабынь, да отбеливание волос самой Нывх`э.
Для остальных же поручений использовалась вторая камерная рабыня - молоденькая Вуарх`э, весьма взбалмошная и избаловавшаяся особа, хоть она и занималась одеванием и раздеванием Госпожи, и уборкой в опочивальне - покойная Нывх`э очень любила чистоту и порядок - и покрыванием ложа перед ночью. Но постель Госпожи согревала, по-прежнему, Кох`вэ, выслушивая сначала торопливый, а потом сонный рассказ о том, каким был Малефиций, звавший Госпожу наложницу почти каждую ночь, когда не развлекался с другими рабынями, зачиная им детей.
Лишь под утро приходила Госпожа Нывх`э, зацелованная, с синяками на шее, груди и запястьях, усталая, но счастливая.
Любила Госпожа Нывх`э своего Господина и за дорогие подарки, и попросту - за любовь великую, которую он не уставал ей доказывать всею немеряной мужскою силой своею. Любил и Малефиций свою наложницу, прекрасную собой, которую не знали иные мужчины, любил по-своему, по-солдатски, но крепко.
Наконец, исполнилась тревожного духа Кох`вэ из-за долгого молчания нечестивого Господина, склонившего сводного брата своего, сына Нывх`э, к кровосмешению - великому греху, как считали уэскх`ке, и бывшая Госпожа неведомой христианской веры.
Больше всего и хотела Кох`вэ, и боялась узнать распоряжение нечестивого Господина Северуса о судьбе тела умершей бывшей Госпожи, в последние же дни - неутомимой ткачихи, так и не доделавшей пояс к праздничной шерстяной тунике сына своего. Нина рассказывала, что из всех рабов даже Кырдро, послушного, но слишком любопытного раба, так и не наказали, хотя, по его словам, Господин Северус и разозлился на него, обещая приказать пикту - надсмотрщику Таррве, заняться Кырдро вплотную. Так не высекли Кырдро, и, уж тем более, не Распяли, как это умеет делать Господин нечестивый.
А вот Нывх`э, прекрасную, кротчайшую Нывх`э, Господин нечестивый наказывал дважды сам, с помощью свой деревянной палочки насылая на женщину страшное Распятие, о котором Нывх`э говорила, что никогда не представляла себе боль такой ужасной.
Нужели нечестивый Господин соизволит выбросить тело Нывх`э на городскую свалку или, ещё хуже, прикажет закопать в землю, а не провести обряд уэкх`ке очищения огнём на погребальном костре?!
Дольше Кох`вэ молчать не могла и, собрав всю волю в кулак, спросила:
- О, Господин Северус, что прикажешь делать с телом Нины - Нывх`э?
- А? Что? А, с телом этой шлюхи?
Сегодня я отпускаю всех женщин уэскх`ке по их кочёвкам, вот пусть в телегу и положат с собой ещё одну, слишком надоедливую товарку, и делайте с её телом, что хотите, хоть сожрите его, вы - варвары, дикари!
А теперь сообщи своим соплеменницам радостную весть - с пением первых петухов они вновь обрели долгожданную свободу, такова моя воля.
Убирайся, женщина, ты мешаешь спать моему брату Квотриусу, а он, как я уже сказал, - грозно понизил голос Снейп, - очень устал и нуждается в полноценном отдыхе и светлых объятиях Морфеуса.
- О, Господин Северус, молю - разбуди сына единородного Нывх`э, дай ему попрощаться с телом матери! Он за это будет любить тебя ещё крепче, - зачем-то добавила женщина, чем несказанно разгневала Господина.
- Убирайся, сукина дочь! Квотриус сегодня пол-ночи убил на чужую ему теперь, бестолковую женщину, но он прощался с ней живой. Какой толк видеть мертвеца?!
Думаешь, я жесток? Проверь сама - разбуди Квотриуса и позови его оплакивать мертвое тело, а я пошёл!
- Благодарю тебя, Господине… нечестивый колдун,
Последние слова Кох`вэ произнесла, разумеется, очень тихим шёпотом.
Но нечестивец - да поразят его боги, живущие в священных рощах! - услышал и обернулся, да так резко, что длинные иссиня-чёрные волосы его мотнулись из стороны в сторону, прядь ударила его по бледной щеке, и он сверкнул глазищами.
- Что. Ты. Сказала? Кто научил тебя этим словам, тебя, ни разу со мной не встречавшуюся?!
Он подбежал к ложу Квотриуса, сдёрнул с него шёлковое покрывало и закричал:
- Квотриус! Просыпайся! Скорее! В моём доме - мятеж!
Молодой человек страстно застонал и в полусне обнял руками склонившегося Северуса за шею, лепеча спросонья:
- Ну что ты, возлюбленный брат мой? Какой мятеж?
- Эта рабыня, - Снейп указал на сжавшуюся в комочек Кох`вэ, не знающую, куда деваться, - она назвала меня при мне, правда шёпотом, но я о-оч-чень хорошо слышу, так вот, она посмела назвать своего Господина…
- Не Господин ты мне больше, нечестивец! Я - свободная женщина уэскх`ке и могу называть тебя так, как захочу! Первые петухи уже пропели, и нам пора в путь.
Квотриус, одумайся! Кому в руки ты отдал честь свою мужскую?! Твоя бедная матерь не выдержала издевательств этого изверга и умерла, став уже свободной, от разрыва сердца, узнав, как любишься ты с этим нечестивым колдуном, бывшим Господином нашим, сводным братом твоим!
Квотриус от такой наглости рабыни окончательно проснулся и посмотрел на высокорожденного брата.
Тот стоял, переплетя странно руки на груди и выставив немного вперёд левую ногу, при этом он с видом Божественного Кесаря снисходительно смотрел то на рабыню, то на Квотриуса, словно ожидая от младшего брата каких-то решительных действий.
И Квотриус встал в неподпоясанной тунике, свободными, мягким складками обрисовывающей его тело воина и атлета.
- Она перестала быть матерью мне сегодня ночью, когда призналалась, что дважды - дважды! - намеревалась убить Господина своего только за то, что возлюбил он меня любовью великою!
И не тебе, грязная рабыня…
- Я не рабыня больше!
В исступлении, словно предчувствуя страшную беду, закричала бедная женщина, цепляясь за слова Господина дома о свободе, такой долгожданной.
- Ты и все женщины уэскх`ке познали вкус свободы на целую ночь и несколько утренних часов, и не наша с Квотриусом вина, что покойница была такой спесивой ханжой, прелюбодейкой и убийцей, к счастью для меня, неудачливой, - парировал Снейп, не меняя позы.
В руке его неведомо откуда появилась волшебная палочка, разумеется, как и всегда, из рукава сюртука, но об этом знал только Квотриус.
- С пением петухов все женщины уэскх`ке снова станут рабынями, такова моя воля. Вы все слишком наглы и спесивы, уэскх`ке, поэтому я наказваю вас вечным рабством.
Негоже хоть свободным варварам, хоть рабам, и тем более, рабам, злословить высокородного патриция и того, в ком течёт патрицианская кровь, осуждать их действия, образ жизни и поступки.
Не является это уделом дикарей и рабов, так что помолчи, грязная рабыня, да послушай, как распорядится о теле женщины, его родившей, сын её единородный.
Как он скажет, так я и распоряжусь, даю слово патриция.
- Пока не запели петухи, а мать моя умерла свободной, прикажи, о, возлюбленный Господин и брат мой, вывезти тело матери моей на какой-нибудь луг и устроить ей погребальный костёр, чтобы очистилось её тело от скверны. Она рассказывала мне, что так хоронят своих мертвецов уэсге.
- Да будет по слову твоему, возлюбленный мой брат Квотриус, ибо я дал слово, но помни - это решение полностью на твоей совести.
Ведь матерь твоя стала христианкой, а они соделывают каменные или деревянные гробы и закапывают с молитвами погребальными мертвецов в гробах тех в землю.
Вряд ли твоей матери понравилось бы всесожжение по обряду язычников, то есть, таких, как варвары и некрещённые ромеи, как мы с тобой или эта жалкая рабыня, ну, пусть, пока, свободная дикарка, но уже не позднее, чем через полчаса, а то и меньше, снова станущая рабыней.
Подпояшься, Квотриус, вот твой пояс, он соскользнул с шёлка ложа, и прикажи сделать по-своему, ибо ты, а не я - сын своей матери. Скажал я уже, что станется с телом матери твоей по слову твоему, сего обещания своего держусь я и поныне. Не смущайся так, ведь это Господь Бог Иисус Христос, Распятый Раб призвал душу Нины в мгновение одно, ты же ни в чём не виновен.
- Смутил ты меня, возлюбленный Господин и брат мой рассказом об обычаях христиан. Не знаю теперь, как и поступить - соделать гроб деревянный и закопать его на окраине леса или устроить очищение огнём тела покойной по обычаю уэсге?
Скажи же, возлюбленный мой… брат Северус, как бы ты поступил на моём месте, ведь молод ещё я и неискушён в знании религии, выбранной Ни… Нывгэ? Ты же знаешь о религии Распятого Раба, кажется, всё.
- Нет, не всё, ибо верую я в иное потому, что маг, а магам положено верить своим святым, а не христианскому Богу и его приспешникам - апостолам и мученикам, но действительно знаю больше тебя.
Так, я знаю, что на могиле христиане ставят в ногах покойного на погребальный холмик крест - изображение и символ мученичества их доброго Бога.
Но, всё же, решайся уже скорее, ибо, если ты выбираешь обряд уэскх`ке, то надо торопиться - рабам любых бриттских народов не положено очищение огнём, их тела выбрасывают в овраги и леса непроходимые на поживу диким зверям.
- Выбираю я обряд христианский. Таково еси окончательное решение моё.
Изволь, брат и Господин мой, распорядиться надсмотрщику над рабами домочадцу твоему Таррве, чтобы из тела граба рабы выдолбили бы колоду и приготовили крышку…
- А женщины соткали бы саван - небелёную домотканую широкую и длинную материю, в которую христиане… этого времени хоронят своих мертвецов, да обмыли бы женщины тело усопшей, да завернули бы в саван, пока оно не закоченело, а мужчины снесли бы его в сарай для мётел и лопат, чтобы не пропах дом трупными испарениями.
И не позднее третьих суток по смерти должна быть похоронена Нывх`э там, где ты сказал, ибо нет в Сибелиуме специально отведённого места для похорон христиан, насколько мне известно. А у них принято хоронить мертвецов на отшибе, подальше от домов своих, кучно, и называют они это место - кладбище.
- Нет, о, жестокий нечестивец, не гнить телу пресветлой Госпожи моей в земле, где черви съедят плоть её! Можешь наказать меня, но нарушил ты собственное слово, данное сыну единородному Нывх`э - сделать, как скажет он. По слову же его клялся ты дважды соделать погребение Нывх`э!
Он же выбрал очищение огнём, а совратил ты его на какое-то христианское погребение, которое сам, должно быть, и выдумал, ибо не знаю я народа столь жестокого, чтобы отдавали тело своих мёртвых в жёсткую землю, по которой мы ходим, чтобы черви источили прекрасную плоть Ныв…
В наступивших рассветных сумерках запели петухи.
- Что скажешь, брат мой возлюбленный Квотриус?
- Умоляю тебя, высокоро…
- Говори короче, называй меня пока, как зовёшь по ночам, Квотриус.
- Брат мой возлюленный Северус, позволь мне взять в пальцы волшебную твою палочку и наслать заклинание Распятия на эту недостойную рабыню.
- Ты не сможешь, брат мой, ибо для наложения этого заклинания, одного из трёх Непростительных… там, нужно очень сильно возжелать мучений будущей жертвы. Только тогда жертва действительно их испытает, это слишком сложно для тебя. Сие же было бы первым заклинанием твоим, соделанным в полности разума своего. Не позорься, не дам я тебе оружия страшного сего.
Ты же мягкосердечен и добр.
- Нет, Северус! Я хочу, желаю, жажду поквитаться со старухой за те слова, что она смела произносить тебе в лицо! У меня получится, вот увидишь!
- На! Бери.
Снейп отозвался вдруг с деланным равнодушием.
Он заранее был уверен в провале намерений брата - ведь надо хотеть не только на словах, но и каждой клеточкой тела чувствовать, как тебя переполняет ненависть к жертве, а у Квотриуса вряд ли сейчас кипит от гнева кровь.
- Crucio!
И отточенный пасс, словно Квотриус учился у самого Тёмного Лорда.
И вот Кох`вэ упала и забилась в ужасных судорогах, вместо криков выпуская изо рта клочья пены. Вот пена порозовела, и стали встречаться в ней красные, кровавые нити.
- Ты убьёшь её! Прекрати, Квотриус! Скажи: «Закончить волшебство!».
- Finite incantatem! Правильно, Северус?!
- Сам посмотри.
Кох`вэ охала, стараясь приподняться с пола, на котором ещё виднелись очертания кровавой лужи, растёкшейся из ссадин на затылке Нины.
Северусу внезапно стало не по себе от собственной жестокости, да, оказывается, и жестокости брата, такого ласкового и податливого, как воск, каким он был в тот час, когда пропели вторые петухи.
Но Квотриус оказался безжалостным, когда запели они в этот раз, ибо защищал он честь возлюбленного своего, оскорблённого грязной рабыней, узнавшей, что она свободна, лишь за полчаса до вечной кабалы, будущей длиться до самой её смерти, когда тело выбросят подальше от жилищ граждан, на городскую свалку.
Кох`вэ, наконец, поднялась с пола с грацией, присущей дикарям, подражающим в своих танцах движениям лесных зверей и птиц небесных, и сказала, с трудом, но всё же, низко поклонившись:
- О Господин мой Северус, будь милостив, не прикажи привязать меня к столбу нагой и избить прутьями.
- Не бойся, Кох`вэ, не прикажу проделать над тобой такое. Теперь ты знаешь, что и Квотриус - чародей и «нечестивец», как ты говорила обо мне, но ты выдержала боль большую, нежели дало бы тебе сечение розгами, ибо эта боль - от волхвования, а не от человека и силы его удара. Боль, кою претерпела ты, зависит лишь от ненависти насылающего её с помощью орудия сего деревянного.
Северус показал на волшебную палочку, по инерции направляемую Квотриусом на Кох`вэ.
Это ведь была его, Сева, именная волшебная палочка из дерева бука с волосом вейлы внутри. Палочка, прошедшая, кажется, через всё - и спасающие друзей от врагов во время войн Сногсшибатели; и все три Непростительных; и исцеляющие заклинания, останавливающие кровь; уничтожающие последствия ожогов как на уроках, так и на войнах после магического взрыва; возвращающие зрение и слух, память пострадавшим ученикам и преподавателям, даже контуженным Аурорам в последнюю войну; и почти весь арсенал заклинаний и проклятий Тёмных Искусств, тоже ещё как пригодившийся в Войне против Пожирателей Смерти.
Всё же придётся расстаться с ней… так слушающейся младшего брата. Надо, чтобы Квотриус передал её своему всё же будущему сыну, к которому перейдут магические способности отца. Это будет, когда Квотриус забудет их роман с исчезнувшим безвозвратно и на века вперёд Северусом, когда остепенится и женится на худородной или переспелой патрицианке, чтобы быть роду графов Снейп, чтобы однажды туманным, мглистым, непогожим январским утром родиться самому Северусу.
А покуда их роман только в самом начале, и враги - маги так и не найдены, придётся уже вскоре, в боевом походе всё чаще передавать её, заслуженную, боевую палочку, наводившую ужас на врагов Северуса Ориуса Снейпа, в руки Снепиуса Квотриуса Малефиция, чтобы осваивал он семимильными шагами науку волшебства.
А самому снова, как в одиннадцать лет, едва получив письмо из Хогвартса, оказаться в лавке Олливандера, чтобы совсем уже дряхлый старик развеселился бы на незамысловатое, немногословное, но забавное пояснение Северуса: «Ученики - старшекурсники во время лекции стащили и припрятали. Ну не поить же мне их всех поголовно Веритасерумом? Это, знаете ли, противозаконно. А какой из меня волшебник без палочки? Да, нужна срочно.» Тогда мистер Олливандер забегал бы по магазину и подсобке, отбирая по только ему одному понятному критерию новую палочку для него, Сева.
Какой же она окажется? Двойником нынешней или чем-то совсем иным?.. Северус же меняется здесь усиленно, стараясь подладиться под грубую реальность и ещё… из-за любви, которую он испытывает к младшему «брату», любви взаимной, разделённой, любви неправильной, изломающей их судьбы навсегда.
Ведь если воспоминания об ощущениях и притупятся, то память о любви, как таковой, останется и в сердце семьянина Квотриуса, и у одинокого на всю ещё такую долгую несчастливую, одинокую жизнь Северуса, любви первой для каждого из них.
- Северу-ус!
Когда опечаленная вечным рабством, произошедшим из-за её неосторожных слов, с разрешения Господ покинула комнату Кох`вэ, молодой человек грустно окликнул старшего брата …
… Она шла по коридору в камору для рабынь, уже завтракающих жидкой кашицей из ячменя с бараньим жиром - какая же неосторожность была в её словах, вылившихся из самого сердца, из нутра её!
Не догадывалась она, что ранит Господина своего бывшего так больно, что он отменит своё действительно благородное решение отпустить всех, вот только почему именно женщин? - гордого народа уэскх`ке на заслуженную свободу.
На свободу… Кому-то показалась бы она сладкой на местах уже строящихся зимовок.
Но ведь кому-то пришлось бы вернуться к старому пепелищу, на котором сгорели тела убитых, а остальные соплеменники угнаны в рабство…
И неважно, кем - римлянами ли за неповиновение и отказ в дани или чужаками, охочими до рабов и многочисленного скота племени. Самым страшным злом для народа уэскх`ке - мстительными соседями.
Она зябко повела плечами, представляя себе такой ужас - вернуться, а на кочёвке, с трудом найденной - ни души, и даже трусливые рабы много лет тому, а, может, всего несколько месяцев, как, разбежались обратно в свои племена, и чествовали их там, как славных победителей…
А теперь вот всем уэскх`ке Господина Северуса Снепиуса из-за её страстных, правдивых, но невоздержанных слов, да всего одного слова: «Нечестивый», - оставаться рабами и рабынями на веки вечные.
Кох`вэ решила рассказать женщинам только о жестокости Господина Квотриуса, которую, наверняка, как и способность колдовать передал ему нечестивый Господин Северус - его любовник вопреки всем законам людским.
Решила она не рассказывать о нескольких часах свободы женщин уэскх`ке, иначе отттаскали бы они её за волосы, да пригласили бы мужчин своего народа, чтобы надругались те по очереди над бедной Кох`вэ, а ведь она уже стара и могла не вынести такого поругания, да и помереть под насильниками.
- О нечестивый Господин дома Северус! Ведь только Нелюди совокупляются, как животные - сын с матерью или брат с сестрой, но на то ж они и Нелюди, но даже среди них редко встретишь пару двух мужчин, пусть и не близких родичей, совокупляющихся. Да так, что знают и слышат все в округе. Никого не стыдятся - ни высокорожденных патрициев старших Господ, ни свободных домочадцев своих.
А тут - один - сам высокородный патриций, во втором, верно, играет кровь отца - ромея. Да уж, а кого стыдиться им? Ведь всем рабам известно от стольника Выфху и, особенно, от виночерпия Наэмнэ, что за трапезой старшие Господа - супруги не только лижутся при своём неженатом сыне, но иногда и начинают совокупляться.
Тогда он, правда уходит.
Самое же странное, так это, что Господин дома в первую же общую трапезу отказался от юной ещё, но многоопытной любимицы Господина Малефиция рабыни дальних х`васынскх` Х`оэрру и устроил упившимся вином, похабничающим родителям настоящий скандал за их начавшуюся было оргию, да ещё и отказался с тех пор трапезничать с семьёй и домочадцами, в том числе и с целомудренным, днём, конечно, младшим братом. А вот по ночам развратничает с ним, да как!
А какой был юноша! Собою пригожий, вылитый уэскх`ке, только с отцовским большим носом, как у всех ромеев, целомудренный - знал он только подаренную отцом старуху - пиктку Карру, уж такую страшную и разожравшуюся на хозяйских харчах от безделья, что смотреть на неё тошно, а не, что совокупляться с такой грымзой.
А ведь Квотриус не жаловался, верно, отцу, иначе бы подарил Малефиций сыну, избранному, чтобы стать Господином дома, новую, помоложе и покрасивее, из наших, к примеру.
Вот бы честь народу была великая! Сам Господин избрал бы для утех плотских одну из нас, уэскх`ке!..
- Северу-ус! - повторил младший брат.
Он видел, что брат старший замер и с каким-то печальным выражением смотрит в окно, на снова накрапывающий из небольшой тучки дождь.
- Северус, сделал я что-то не так? Скажи, ответь, не молчи же, молю!
Ответом его был глубокий вздох, вырвавшийся, кажется, прямо из души Северуса.
Хотел пасть на колени Квотриус и облобызать сандалии неведомо, как, но обиженного им брата, но вовремя вспомнил, что не раз заставлял его Северус чуть ли не силком подыматься с колен и не «унижаться», как он называл обычную церемонию раскаяния или благодарности, в зависимости от ситуации.
К радости своей Квотриус не успел «унизиться» перед братом, а зашёл со стороны окна, закрывая его собою и… поцеловал старшего брата, с силой прижав его стройное тело к своему, полному мускулов, без единой жиринки, но довольно широкое в плечах и с кажущимися грубыми по сравнению с точёными конечностями брата руками и ногами воина - родовитого всадника.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги