Звёздные Войны. Изгой-Один. Истории

ГЛАВА 3

Бодхи надеялся, что его страдания скоро закончатся. Надеялся, что Со Геррера услышит его и освободит, о саднящих болячках на ногах позаботятся, руки развяжут, а с головы снимут этот грубый отвратительный мешок и пилот снова сможет видеть, слышать и дышать.

Если в это не верить, то так и свихнуться недолго.

Он шагал с повстанцами почти весь день. О времени Бодхи судил только по проблескам солнечного света, пробивавшимся сквозь мешок. Пустыня закончилась, и конвоиры завели его в какое-то укрытие — постройку или пещеру, где слабое тепло солнца более не ощущалось. Теперь перебежчик стоял на коленях на шероховатом каменном полу и ждал. Рядом без конца сновали какие-то тени, в отдалении слышались шаги, в соседних помещениях раздавались голоса. Бодхи не пытался говорить. Во рту пересохло.

Гален Эрсо описывал повстанцев совсем не такими: галантные мужчины и женщины со справедливостью в сердцах, которые противостоят всем тем ужасам, что повидал на своем веку Бодхи, делам, к которым и он приложил свою руку. Нет, то были мятежники, о которых постоянно предостерегала Империя: убийцы, преступники и террористы, прикрывающие свои неприглядные действия мнимым патриотизмом. Те, которые ради даже крошечной победы не задумываясь разбомбят космопорт и положат при этом кучу народу.

Наверное, Со Геррера не такой. Он не мог быть таким.

— Ложь!

По комнате эхом разнесся хриплый вопль. Голос словно принадлежал призраку. Его сопровождал ритмичный металлический лязг, напоминавший звук работающего поршня.

— Обман!

Сколько ярости было в этих выкриках…

— Давайте взглянем.

Приказ, исходивший из самой жуткой бездны.

Бодхи продолжал прислушиваться к шарканью и громыханию. Наклонив голову, он пытался разглядеть хоть что-нибудь, но видел за тканью мешка лишь смутные силуэты.

Бодхи Рук. Пилот грузового транспорта.

Чьи-то пальцы неожиданно схватили его и рывком поставили на ноги. Парень так и повалился бы наземь, не сожми незнакомые руки его плечи, словно тиски.

— Местный, — хмыкнул призрак. — Есть что добавить?

У него было вот это, — еще один голос, говоривший на другом языке. Бодхи определил, что это был тот тогнат с респиратором. — Голочип. Незашифрованный. Нашли у него в ботинке, когда схватили.

Бодхи рванулся вперед. Он не пытался бежать, просто хотел привлечь внимание.

— Я все слышу! И понял, что вы задумали. Вы хотели меня запугать, и я напуган. Но никто меня не хватал. Я пришел сюда сам. — Парень не знал, разбирают ли они его слова сквозь мешок. — Я сбежал! — выпалил он ртом, полным ниток. — Я дезертир!

— Ложь! — повторил призрак. — Каждый день новая ложь.

— Ложь?! — Пилот уже практически кричал, отчаянно втягивая воздух сквозь грубую ткань, чтобы распалить свою ярость. — Стал бы я рисковать всем ради обмана? Время на исходе! Мне нужно поговорить с Со Геррерой, пока не стало слишком…

Кто-то ухватился за мешок и сорвал его, а потом натянул рабочие очки пилота обратно ему на лоб.

Бодхи снова мог видеть. Хотя тут же едва не пожалел об этом.

Он оказался посреди комнаты. Не в пещере, а скорее в вырубленном в древних камнях зале, который с натяжкой можно было назвать жилым помещением. Рядом расположились три его конвоира, а прямо перед ним стоял незнакомый мужчина. Бодхи предположил, что это и был призрак с глухим, хриплым голосом, чьи всклокоченные волосы уже подернулись сединой, а лицо покрывали зарубцевавшиеся шрамы. Он опирался на металлическую трость, которая поддерживала вес тела, непосильный для его искусственных ног.

— Со Геррера? — спросил пилот.

В этот раз никто не хмыкал.

Со сжал голочип двумя пальцами. Бодхи закивал:

— Это вам. — Он без остановки что-то бормотал, против чего-то протестовал, не в силах остановить поток слов. — И ничего они у меня не находили, я сам отдал его! Сам. Гален Эрсо. Он сказал разыскать вас.

Со Геррера отложил трость и схватил кислородную маску, прикрепленную к бронированной пластине на груди. Не сводя глаз с пилота, он прижал маску к лицу, сделал пару вдохов и вернул ее на место.

«Пожалуйста, поверьте мне», — мысленно взмолился Бодхи. Или он сказал это вслух? Парень уже ни в чем не был уверен.

«Это же ради вас. Я хотел поступить правильно».

Со повернул голову и кивнул тогнату:

— Бор-Галлет.

— Бор-Галлет? — непонимающе переспросил пилот.

Проклятая ткань снова оцарапала ему лоб, нос и губы, кто-то оттащил его назад, прочь от Герреры — прочь от человека, которого он должен был найти, прочь от спасения, защиты и искупления.

— Меня прислал Гален Эрсо! — кричал Бодхи сквозь мешок. — Он сказал разыскать вас!

Дезертир повторял это снова и снова, да только без толку.

Директору по разработке перспективного вооружения первой Галактической Империи Орсону Креннику никогда не оказывали должных почестей.

И дело было не в каком-нибудь злом роке или слабости. Орсон не спорил, что ему далеко до научного таланта уровня Галена Эрсо. Однако даже самые высокомерные ученые под его началом признавали, что при поддержке Кренника гении добивались гораздо больших успехов. Ведь именно он два десятка лет руководил тысячей блестящих умов, как маэстро, дирижирующий оркестром. Именно он направил энергию миллионов ученых, инженеров, стратегов и рабочих на создание шедевра, постоянно играя при этом в политические игры с Правящим советом Императора и ублажая мелочных завистников среди адмиралов и Объединенного командования.

Орсон Кренник создал «Звезду Смерти» — величайшее технологическое достижение в галактической истории, произведение инженерного искусства, которое могло затмить собой превращение Корусанта в единый город или изобретение гиперпривода. Это была исключительно его заслуга. И если это экстраординарное и всепоглощающее предприятие сделало директора уязвимым, то была не его вина.

Настоящей причиной всех его неудач был один-единственный человек — тот самый, что вызвал его на борт звездного разрушителя «Исполнительница».

Гранд-мофф Уилхафф Таркин был головной болью Кренника. Пока Орсон творил, Таркин всеми силами пытался присвоить себе лавры победителя и лишить директора внимания Императора.

Первое, что увидел Кренник, поднявшись на капитанский мостик, была спина пожилого губернатора. За гостем выстроилась личная охрана, однако должного устрашающего эффекта это не произвело, потому что Таркин не отрывался от обзорного иллюминатора, сквозь который открывался впечатляющий вид на необъятную боевую станцию под названием «Звезда Смерти».

На сегодняшний день была запланирована установка основной орудийной системы. Шесть тысяч съемных двигателей передвигали колоссальную тарелку над сферической поверхностью станции к месту, где ожидали бригады дроидов, техников и механиков, призванные зафиксировать диск, как только он займет положенное место. Операции предшествовали месяцы подготовки, и многие системы питания «Звезды Смерти» были отключены во избежание случайных выбросов энергии. Кренник сейчас должен был быть там, ходить в герметичном скафандре по временно лишенным воздуха коридорам боевой станции, наблюдать и руководить последними этапами.

— Весть об утечке информации на Джеде весьма прискорбна, директор Кренник, — небрежно заметил субтильный Таркин и наконец повернулся. Гранд-мофф не удостоил вниманием сопровождавших гостя штурмовиков смерти, однако окинул неприязненным взглядом кайму его эффектного белого плаща.

— Боюсь, я не совсем вас понимаю, — соврал Орсон, сделав вид, что озадачен.

«Думаешь, я дурак, Таркин? — размышлял он тем временем. — Думаешь, среди твоих лакеев нет тех, кто сообщает мне все то же, что и тебе?»

Но если губернатор держит его за дурака, лучше подыграть.

Таркин продолжил:

— После стольких проблем и отсрочек… теперь еще и это. По городу гуляют слухи. Похоже, вы упустили довольно болтливого пилота грузовоза.

— И что же такое мог знать пилот, о чем нам стоит волноваться? — поинтересовался Кренник как можно беззаботнее. — Недавно вы сами признали, что вся эта секретность лишь препятствует нашему прогрессу. Естественно, слухи неизбежны…

— Беспокоят не слухи. Беспокойство вызывают факты. Если Сенат узнает о нашем проекте, — Таркин говорил с подчеркнутым презрением, — бесчисленные системы примкнут к Восстанию.

Кренник запальчиво возразил:

— Когда работы над боевой станцией будут завершены, губернатор, Сенат уже не доставит нам беспокойства.

Тонкие губы Таркина походили на расселину на его каменном лице.

— Это самое «когда» уже наступило, директор Кренник. Император не потерпит новых проволочек. Благодаря вам время теперь на стороне Восстания.

«Как будто ты — глас самого Императора».

— Полагаю, — продолжил гранд-мофф, — мы решим обе проблемы разом, испытав оружие прямо сейчас. Провал вам придется объяснять куда менее терпеливой аудитории.

Для Кренника это стало полной неожиданностью. Он не предполагал, что беседа примет подобный оборот.

«Испытать прямо сейчас? Жди подвоха. Таркин пальцем о палец не ударит, если это не принесет ему выгоды».

Однако старый губернатор дожидался ответа. Неуверенность Орсона в своем детище тоже обернется против него.

— Провал исключен, — заявил директор. — От Джеды камня на камне не останется.

В иной ситуации он бы произнес эти слова с триумфом и восхищением. Боевая станция полноценно введена в строй — о чем еще можно мечтать? Но Таркину удалось испортить и этот момент.

Гранд-мофф потерял к собеседнику всякий интерес и отвернулся, дав тем самым понять, что аудиенция закончена.

По возвращении на борт «Звезды Смерти» Кренник устроил обход просторных коридоров, пронизывающих колоссальную станцию, инспектируя результаты проделанной за день работы. Черные полы были натерты до зеркального блеска, и отраженная от них белая форма директора сияла, как путеводная звезда. Он демонстративно опросил инженеров и дроидов, самолично проверил кабели на наличие микротрещин, но прекрасно понимал, что вряд ли обнаружит что-то, не попавшее в ежедневные отчеты. Нет, просто ходьба и бурная деятельность помогали ему сосредоточиться и развеять досаду. Встреча на борту «Исполнительницы» оставила много вопросов, и с каждым энергичным шагом Кренник анализировал и выявлял, что было на кону и каких последствий стоило ожидать.

«Четко сформулируй проблему, словно для новой команды разработчиков, и реши ее».

Таркин считает, что станция не готова к испытаниям и главное орудие не сработает?

Неудачный выстрел по Джеде — это существенный риск. Но это станет унижением не только для Кренника, но и для самого Уилхаффа. Впрочем, до директора доходили слухи, что гранд-мофф был вхож в ближайшее окружение самого Дарта Вейдера, правой руки Императора.

Не рассчитывает ли Таркин использовать Вейдера как щит?

«Губернатор — крайне самоуверенный и высокомерный человек. Публично провалить испытания и переложить ответственность за это на чужие плечи — как раз в его духе».

Но тогда возникает другой вопрос: а с чего гранд-мофф вообще решил, что испытания провалятся? Он открыто насмехался всякий раз, когда Кренник докладывал о возникших технологических трудностях, принижал его способности. Возможно, презрение ослепило Таркина, и он ни на йоту не сомневается в легком успехе. Однако даже он не настолько глуп, чтобы попытаться воплотить настолько рискованный план, не подстраховавшись.

Было ли простым совпадением, что вызов на борт «Исполнительницы» в точности совпал по времени с установкой орудийной системы?

Зайдет ли Таркин так далеко, что решится на саботаж?

Кренник остановился, развернулся и взглянул на внешние палубы, где уже закрепили массивную тарелку. От ярости сердце застучало чаще, а кровь вскипела. Он вызвал служебный турболифт и жестом приказал пассажирам покинуть его. Только оказавшись у силового поля, блокирующего пока безвоздушный коридор, директор немного успокоился. За мерцающим полем, как обычно, бдительно несли вахту два штурмовика, экипированные кислородными баллонами.

Конечно, для диверсанта существовали сотни иных способов попасть на строительные площадки станции.

Предателем мог оказаться даже один из собственных штурмовиков директора. Но безмятежность вида несколько охладила пыл Орсона.

Возможность саботажа тревожила, но и к такой ситуации можно приспособиться. Кренник выйдет на свои контакты среди приближенных Таркина и справится — если вообще есть, о чем справляться, — что им известно.

Тем временем, через день, максимум два, имперские войска эвакуируются с Джеды. А пока он прикажет провести все возможные проверки каждой фокусирующей линзы, каждого кайбер-кристалла и каждого проводящего контура орудийной системы. Если саботаж имел место, его подчиненные это выяснят.

На боевой станции ничто не укроется от Орсона. Только он да, пожалуй, еще один человек могли по достоинству оценить все величие этого разрушительного изобретения.

Эти мысли успокоили Кренника. Он закончил обход и вернулся в свои просторные элегантные апартаменты — здесь, а не на какой бы то ни было луне или планете, был его дом. Севший за свой стол директор стал отдавать приказы и читать отчеты, потягивая вино. К нему вернулась уверенность в своих силах. Строительство «Звезды Смерти» скоро завершится: каждый лист обшивки идеально подогнан, каждый переключатель работает как часы. Испытания над Джедой обернутся не провалом, а триумфом, и он станет свидетелем того, как Галактика содрогнется от благоговейного шока и трепета.

Никто, и уж точно не Уилхафф Таркин, не лишит его этого удовольствия.

Во сне Джин было лет пять, а может, четыре или шесть — все происходило очень давно. Она лежала в самой удобной в своей жизни постели. Девочка прижимала любимую игрушку и лучшего друга Бини так близко к лицу, что его мех стал влажным от ее дыхания. Крепко стиснув любимца, она слушала.

На какие бы зверства они ни решились, у них нет ни структуры, ни организации. В том, что твои враги — анархисты, есть определенные плюсы.

Джин не понимала смысла слов, и ей это не нравилось. Иногда лежать в темноте, которой она совсем не боялась, и слушать разговоры взрослых было невероятно захватывающе, но сегодня все было иначе. Они говорили о войне.

— Даже сепаратистам не нужны разрушения ради разрушений, — вступил мамин голос. — А если они зашли настолько далеко, как создание новой блистательной Империи поможет с ними разобраться? Речь идет о…

— Речь идет о крайне деликатном периоде нашей истории, — снова раздался первый голос.

Джин перевернулась и заглянула в приоткрытую дверь. Мама была в своей красивой накидке, папа — в серой форме, а его друг — в белом. Они окружили десертный столик, а человек в белом, разливая напитки по бокалам, говорил:

— Если народ верит в Империю, военная победа над сепаратистскими пособниками и недовольными неизбежна. Если же потерять веру… — Мама хотела перебить его, но гость жестом остановил ее. — Взять тот же Малпаз. Конечно, Корусанта подобное не коснется, но все мы чувствуем вину, наслаждаясь прекрасной едой, пока во Внешнем Кольце терроризм расцветает пышным цветом.

Мама рассмеялась, но как-то не по-настоящему. Такой приглушенный смех раздавался, когда ей на самом деле совсем не было весело.

Папа глянул в сторону детской и понял, что дочка их слушает.

Мама снова заговорила, а отец поднялся и направился в комнату Джин. Девчушка подобрала колени и вся сжалась. Ей хотелось спрятаться. Она не хотела, чтобы папа закрыл дверь. И не потому, что Джин боялась темноты — она ее не боялась! — а потому, что ей хотелось слушать дальше, она это заслужила.

Отец не стал закрывать дверь. Вместо этого он вошел в детскую и присел на краешек кровати. Джин почувствовала, как под его тяжестью просел матрас.

— Что случилось, Джин? Ты как будто напугана, — заметил папа и поправил прядь ее волос. От Галена пахло его формой — каким-то резким кислым очистителем. — Я всегда буду защищать тебя, — прошептал он.

Внезапно сон изменился.

Нависший над ней папа превратился в смутную тень. Джин оказалась в пещере одна-одинешенька. Она захлопнула за собой люк, заперев себя в полной темноте. Тело мамы лежало в грязи у фермы, и у Джин ничего не осталось. Теперь даже песенка не срывалась с ее губ — наглотавшись дыма, золы и пыли, она вообще не могла издать ни звука.

— Почему в Галактике воюют? — спросила Джин, снова очутившись в своей постели. Ужасы ее будущего отступили.

Папа, словно впервые задумавшись над этим, ответил не сразу:

— Это хороший вопрос, — признал он. — Мой друг Орсон считает, некоторые обитатели Галактики воюют, потому что их разозлили. Но я думаю…

Он прикрыл глаза. Из соседней комнаты снова донеслись голоса.

— Я думаю, чаще всего они просто несчастны и никак не решат, как сделать жизнь лучше.

Джин смотрела на отца, пытаясь понять, что он обо всем этом думает.

— Может, они сначала должны решить перестать воевать?

Папа взглянул на дочь тепло и ласково. Похоже, Джин приятно его удивила:

— Звездочка, оставайся такой же всегда. Никогда не меняйся.

Он наклонился и поцеловал ее в лоб. Девчушка обняла Галена, прижавшись к его отглаженной, кисло пахнущей форме.

— Хорошо, — пообещала она и добавила тише: — Я люблю тебя, папа. Ты — хороший человек.

В ответ отец обнял Джин, одновременно и в ее спальне в столице, и на Ла'му. Через его плечо она взглянула на дверь детской. Мама стояла в гостиной и смотрела на них. Ее улыбка была невероятно нежной. А позади стоял человек в белом. Руки, обнимавшие плечи Джин, вдруг стали тонкими и жесткими, как натянутые струны. Теперь прямо перед ней была мама. Она надевала свой кулон с кристаллом ей на шею.

Люк открылся, и в него заглянул Со Геррера.

Джин проснулась. Сон, в котором она была ребенком и лежала в удобной постели в их прежней квартире на Корусанте, улетучился. Ее отца, матери и Вини давно не стало. Бини пал первой жертвой в ее личной войне — бедняга так и не добрался до Ла'му.

Люк был сломан раз и навсегда.

U-транспортник затрясся. В темноте пассажирского отсека Джин нащупала на груди кристалл маминого кулона.

[Последующих документов не обнаружено]