Звездный крен: Стихи 1926-1928.

Так часто в тишине ночной

Росло крылатое движенье –

Небесное отображенье

Угрюмой горечи земной.

И сердце чуткое мое

Воздушные вбирало волны

И подымало острие

Преемником певучих молний.

И ты, вдыхая воздух талый,

В весенней звонкой вышине,

Вот так же к Пушкину слетала,

Как и слетаешь ты ко мне.

И помнишь всё еще, быть может,

Сквозные лепестки свечей,

И гулкий зал, такой не схожий

С дешевой комнатой моей.

И вот всплывает профиль смуглый

В воспоминаниях твоих…

– И, робкий исправляя стих,

Мой черновик бросаешь в уголь.

Горит душа, как легкий пламень

Над освященным бытием,

И ночью на плече моем

Трепещет светлыми крылами.

Днем, в суете и возбужденьи,

Вдруг останавливаясь, жду

Благословенную чреду

Молниеносных пробуждений.

…И всё прекраснее и строже,

– У сердца радостный Сизиф –

Иная жизнь опять тревожит,

Мой вещий дух преобразив.

И бьется, путы разрывая,

Земною горечью дыша,

Еще лукавая и злая,

Но пробужденная душа!..

Безумный век, безумный ураган!

Как можно жить, как может сердце биться?..

– И вот опять летит за океан

Звенящая распластанная птица.

И радио хрипит на площадях

Еще одно прославленное имя…

…Но ветер над домами городскими

Несет иных, легчайших крыльев взмах

Сквозь вечера и синие бульвары,

Над матовыми солнцами кино,

Туда, в простор, где звездные пожары

И пыль миров, распавшихся давно…

Лети, душа…

И, веки опуская,

В последний миг я видел, как легла

Из-за плеча на тротуар сквозная,

Большая тень раскрытого крыла…

…И вот пойми – есть в мире странный лад

Текущих рек и вьющегося ветра,

А у стиха медлительного метра

И паузы поют и говорят.

Но в музыке их вряд ли лучший звук,

Возникнувший из глубины вселенной,

Услышишь ты душой земной и тленной,

Не обожженной на огне разлук.

То не любовь, но чище, чем она, –

Прекрасная и кроткая надежда;

Весенний мир в раскрывшиеся вежды

Очей, с которых спала пелена…

…И чувствую – вот дни плывут, звеня,

Но падая, не ткнусь ногой о камень –

Прозрачными и легкими руками

Он оградит и сохранит меня…

Холодный дым, сиреневый и зыбкий,

Плывет с утра в студеном ноябре;

И я от крыш в хрустящем серебре,

И от тебя, и от твоей улыбки,

Вздохнув, свежо и остро опьянясь,

Хрустальный снег съедая с рукавицы,

Почувствую такую легкость птицы,

Такой восторг, такую синь и яснь…

– И вдруг пойму медлительно и странно,

Иную жизнь, плывущую вовне,

И то, что мир давно стал тесен мне,

А раз взлетев, – лететь не перестану…

О, счастье утлое мое!

Ладья в грохочущей стремнине…

Любви сладчайшее копье

Груди восторженной не минет.

И вот, в предчувствии тоски,

Великолепной и суровой,

Гудят горячие виски

Твоею ласковостью новой.

О, бедная любовь моя…

Быть может, жизнь обрушит вскоре

В твои цветущие края

Свое бушующее море.

И что останется тогда

В полуразрушенной вселенной

Скупым и скудным дням труда

От этой радости мгновенной?..

Развеет ветер легкий прах

В дневном, сияющем просторе.

И кто почувствует в словах

Такое призрачное горе?

– Я эту боль благословлю

Руки слабеющею дрожью.

Ты, компас, служишь кораблю

Путеводительною ложью.

Какая легкая любовь,

Какая нежная отрада…

– Так обвиваясь вкруг столбов,

Всползает плющ на стены сада.

…Я задыхаюсь так легко,

И так прекрасно умираю.

И вижу – вот недалеко

Дорога к найденному раю…

Не ты ль ведешь меня туда

И в руки дашь цветущий посох,

Когда, с небес упав, звезда

Росой заблещет на откосах.

И будут падать и сиять,

Сиять и падать неустанно,

Вокруг тебя, как кисея,

Колеблясь медленно и странно…

И я тогда любовь твою,

Такую легкую отраду,

Покорно в сердце раздвою –

Земного райскому не надо…

В последний раз коснусь земли

Ногой – и призрачно растаю.

И ты увидишь, как вдали

Звезда зажжется золотая…

– А на земле ученый гном,

Из-за стекла обсерваторий,

Расскажет миру о твоем

Блестящем и прекрасном горе.