Звездолеты погибшей империи

Глава 16 Когда нас в бой пошлет товарищ Велизарий

Андрея что–то толкнуло во сне. Он лежал, унимая сердцебиение, и постепенно понимал, что ему снилось: решетчатый мост, огонь маяка на фоне заката, бездонное небо, Миддельбург…

Миддельбург. Опять.

Он полежал еще пару минут и понял, что уснуть не удастся. Темнота в каюте была почти полной, только хаббл–детектор посвечивал над головой успокаивающим зеленым.

Надежнее корабля — только могила, вспомнил он старую присказку. Да. Истинно так.

Некоторое время он колебался — не стоит ли пойти в кают–компанию, заварить чайку. Нет, не сейчас. В кают–компании вполне могут быть люди, да и вообще — военный корабль никогда не спит. Только в каюте ты один.

Один…

Да, один. Если не считать Йоланки, которая на Ираклии, за треть Спирального моря отсюда. Только она, наверное, уже не в Миддельбурге, а в Апфельборне.

Андрей вернулся в кровать, лег на бок, накрылся одеялом.

Сейчас, конечно, не заснешь. Но хоть подумать можно. Никто не помешает.

Восемь лет назад он жил на планете Ираклий и занимался физикой пространства. Чем ближе к центру Галактики, тем интереснее. Если человечество заселило рукав Стрельца, то почему нельзя пройти и дальше, в рукав Лебедя? Или даже за него?.. Он лелеял эти мечты, прекрасно понимая, что они невыполнимы, пока идет война. Чертова война. Он так и сказал однажды в кружке коллег, в коридоре Имперского института пространства. Вполне могли просигналить кому надо и арестовать, но — пронесло…

Полное имя Йоланки было Иоланта. Ее род, венгерский, уходил корнями куда–то в глубокое земное Средневековье. Один из ее предков участвовал вместе с Жаном Бесстрашным в крестовом походе, который, правда, завершился разгромом при Никополе. Как раз тогда Андрей и стал интересоваться историей. Миддельбург… Там они познакомились, и там же почти все произошло.

Планета Ираклий обладает интересной особенностью: на ней нет континентов. Самый крупный остров имеет размер где–то с Мадагаскар. Миддельбург находится на одном из маленьких островов в субтропическом поясе — там, собственно говоря, почти по всей планете субтропики. Волшебный город. «Смутно возникающая громада полуготической, полусарацинской архитектуры, держащейся как бы чудом в воздухе, переливающейся в багряном свете солнца сотнями своих окон, минаретов и башенок и кажущейся призрачным созданием соединившихся вместе сильфов, фей, гениев и гномов…»

Эдгара По они с Йоланкой читали вместе. И путешествовали — тоже. Немного, правда. Всего две поездки…

Нет. Не две, а три. Последняя была как раз в Апфельборн.

Андрей почувствовал, что ему не хватает дыхания.

Не две поездки, а три. Три. Как будто это сейчас важно…

Два месяца мы были вместе. Два месяца. И уже восемь лет я не могу это забыть.

…Он протянул руку к клавише выключателя. Каюту залил желтоватый теплый свет.

…Два месяца. И восемь лет. С ума сойти.

И ведь если встретимся сейчас — будет чувство, что и не расставались.

Ах, Йоланка. Никогда ты не отличалась кругозором, зато отличалась упрямством. А ты злился. Дедушка у нее средневековый, подумаешь… Да, трещина в отношениях пошла довольно быстро. Чуть ли не сразу, если честно.

Он сам не заметил, как сел на кровати и так и сидел, опустив руки между колен.

Обрубку древесному понятно — что надо было тогда делать. Плюнуть на свой разум и на свои претензии. Согласиться. Принять. Пусть даже стать таким, как она. Пусть даже не лететь к звездам…

Не лететь к звездам?

Старший лейтенант Андрей Котов, первый навигатор линейного крейсера «Райнхард Шеер», поднял голову и усмехнулся.

Сон выветрился окончательно. Боль — та не ушла; но привыкать ли нам?..

Не было другого варианта. Не было. Некоторые вещи так же нельзя обойти, как нельзя обойти законы физики.

Он это всегда понимал. Всегда. Даже когда было очень больно.

И в результате Йоланка сейчас живет в своем уютном доме в Апфельборне одна. До сих пор одна, если верна информация полугодовой давности. А он вот крутится на орбите. В многослойной стальной коробке одного из самых мощных военных кораблей мира. У звезды Фламмарион, у крепости Пандемос, в самом центре Спирального моря.

Что–то давно сюда не приходили никакие вести. Не к добру…

Ясно, разумеется, было, что не только отдельный офицер, но даже целый корабль… и даже будь этот корабль такой громадиной, как «Шеер»… все равно в огромном массиве сил, собравшихся вокруг Пандемоса, это маленькая деталь. Щепка. И ведь странная ситуация, если честно — даже обер–офицерской шкурой она ощущается как странная. Что тут за стратегия, что за тактика? Огромная группировка просто висит в Пространстве, никуда не перемещаясь. Как будто у лука лопнула тетива. Именно так, помнится, сказал Рейхенау, обсуждая приказ генштаба о свертывании наступления. Ясно, что в метрополии неспокойно. Но что там происходит? Может, так и война кончится? Ох, не надеяться бы зря… Но все же: вдруг кончится?..

О катастрофе на Антиохии Андрей еще не знал.

И уж тем более он не знал, что прямо сейчас к Пандемосу, строжайше соблюдая коридоры, движутся два суперлинкора пока формально не воюющего Северного альянса: «Элефтериос Венизелос» и «Владимир Каппель».

Десять дней назад Эдмунд Гаррис сказал:

— Печальная миссия. Алексей, вы знаете, мне даже стыдно, что я вас в это втянул… Но если бы не вы — был бы кто–то другой. Потому что от принятых решений никуда не деться, и с решениями этими я вполне согласен… Впрочем, у вас есть возможность отказаться. Последняя.

— Нет, — сказал Алексей Торсон. — Я, знаете ли, не подросток.

— Хорошо, — сказал Гаррис. — Значит, подробности вам сейчас объяснит наш адмирал, а я… как это называется… освещу политический аспект, будь он неладен. Вы уже знаете, что в Византии сейчас гражданская война. Причем одна из сторон в этой войне ведет себя пока что умеренно, а вот вторая — очень опасная. И не только для самой Византии, как можно заподозрить. Аналитический отчет вам сейчас перешлют, там выжимка из всего, что мы знаем… только вот знаем–то маловато, — Гаррис усмехнулся. — Там есть языческая секта — тайная, закрытая… Поклонники бога Урана. До поры их никто не принимал всерьез, но сейчас, похоже, они хотят установить на планете Антиохия свою военную власть. Опираясь на генералов и гражданских администраторов, которые не то завербованы, не то еще черт знает как им подчинены… И в итоге там грядет страшная теократическая диктатура. Причем, судя по всему — агрессивная. Вряд ли они остановятся, подчинив только одну планету. И, к сожалению, именно у этой стороны сейчас больше всего военных сил. Их поддержали не только наземные войска, но и группа флотов «Центр», которой командует адмирал Ангел, очень способный флотоводец. Нам повезло в том, что его силы сейчас разделены. Сам Ангел с одним из флотов ушел к Антиохии, устанавливает там свою власть. Но большая часть его группы пока что остается в центральном секторе, в районе базы Пандемос. Причем приказ об объединении сил — в той или иной форме — может последовать в любой момент… Алексей, вы ведь понимаете, что это означает?

Алексей кивнул.

— Это означает, что мы решили нанести немедленный удар, — сказал он.

— Да, это так… Тут даже дипломатическая подготовка не понадобится. Разговаривать мы будем только с той стороной, которой потом сможем… все объяснить. Но силы у Пандемоса собраны серьезные. Шесть линейных крейсеров, несколько линкоров… Здесь я уже затрагиваю компетенцию наших военных коллег, — Гаррис двинул подбородком в сторону молчавшего адмирала Бертона. — Насколько я понял, корабли класса «Венизелос» для византийских опорных линкоров теоретически неуязвимы. Если, конечно, те не подойдут уж совсем вплотную… Но при таком неравенстве сил вам все равно нельзя рисковать. Поэтому нужна полная внезапность, — Гаррис посмотрел на Бертона, тот встал и подошел к экрану.

Перед ними засветилась кинематическая карта системы Фламмариона. Вокруг красного солнца ползли по орбитам восемь планет, из которых пятая — Таларктос — была выделена цветом, и вокруг нее крутилась голубая точка.

Крепость Пандемос. Их цель.

Эпицикл, подумал Алексей.

— Их основные силы сейчас занимают позицию в точке Лагранжа в стороне от планеты, — на карте зажегся треугольник. — Судя по всему, угрозы они не ждут. Главная задача — выйти на их соединение неожиданно. Чтобы хотя бы первые три–четыре корабля были… выведены из строя сразу же, до того, как они вообще поймут, в чем дело. Тут, конечно, понадобится очень тонкое управление огнем…

— Я не артиллерист, — напомнил Алексей.

Гаррис и Бертон одинаково улыбнулись.

— Если бы нам был нужен на роль командира артиллерист, мы бы его нашли, — сказал Бертон. — А нам был нужен навигатор. Умеющий прокладывать новые маршруты и привыкший обеспечивать выживание своего корабля. Разумеется, корректировать огонь вам лично не придется. Вам нужно вывести корабли на цель в нужный момент. Мы ведь в этом секторе раньше никогда не ходили, даже лоций толковых нет.

— Понятно… Но я ведь только командир линкора. А кто будет командовать всей эскадрой?

— Лично я, — сказал Бертон. — Но я пойду за вами. Не на «Венизелосе», а на небольшом корабле связи. Именно чтобы… не нависать над вами, — он усмехнулся. — К счастью, наша эскадра не так велика, чтобы управление было сложным.

— Понятно, — повторил Алексей. — Скажите, а что вы вкладываете в понятие «вывести корабли из строя»?

Бертон и Гаррис переглянулись.

— Они должны стать неспособными к боевым действиям, — холодно сказал Бертон. — Как мы этого добьемся, безразлично. Если удастся разрушить двигатели, сохранив жизнь экипажей — хорошо. Артиллеристы будут проинструктированы в этом духе. Но велика вероятность, что это не удастся. Мы же не на полигоне будем стрелять, к сожалению. Полное уничтожение кораблей совершенно не исключено. Кстати, нам будет угрожать то же самое… Это война. Мы будем стремиться свести потери к минимуму… но совсем без них не обойдемся. Как–то так.

Алексей кивнул. Конечно, а чего он ждал…

Эдмунд Гаррис встал с кресла и тоже подошел к экрану.

— Алексей, я не хочу, чтобы вы считали меня лицемером, — сказал он. — Меня действительно огорчает то, что приходится делать. Именно поэтому я и здесь. Чтобы принять на себя часть ответственности. Если мы хотим уменьшить общие потери, нам надо действовать жестко и точно. Не исключено, что подавление группировки на Пандемосе вообще окажется последним сражением этой войны. Уверен, что вы все понимаете…

— Я понимаю, — сказал Алексей.

Этот корабль напоминал Алексею китовую тушу. Черный даже на фоне темноты, громадный даже на фоне самых больших линкоров других типов, он умел поворачиваться с внезапной грацией. Конструкторы Северного альянса поработали на совесть.

У классического космического линкора орудия расположены только на носу и на корме, но не на бортах: весь корпус, кроме оконечностей, в бою прикрыт силовым полем, стрелять через которое невозможно. Долгое время этот факт определял всю тактику линейных сражений. Но в конструкцию кораблей серии «Венизелос» был введен совершенно новый элемент: синхронизатор, позволяющий вести огонь прямо через силовое поле, выключая его на момент залпа. У линкора появились ряды орудий в бортах — в точности как когда–то у морских парусных многопалубников, предназначенных для линейного боя в первозданном значении этих слов. И — дополнительные двигатели для маневра, чтобы корабль мог реализовать свою способность вести огонь в разные стороны. Впрочем, силовая защита тут была тоже усилена.

Все это обусловило огромный размер как самого корабля, так и экипажа. И огромную цену.

Теоретически «Венизелос» было невозможно сбить, если только он не столкнулся бы с авианосцем. И даже в этом случае шансов у него было много больше, чем у любого другого линкора. Но одно дело теория, и другое дело — Пространство…

…Алексей почти дремал, расслабившись в глубоком кресле посреди полусферической капитанской рубки. Здесь была полутьма, мягко подсвеченная дисплеями приборов. А снаружи не было, можно сказать, ничего. При сверхсветовом перемещении звезды не видны абсолютно, так что экраны оптического обзора молчат. Допплеровская слепота плюс гиперрелятивистские эффекты. Более совершенной тьмы просто не бывает.

Последние мгновения покоя…

Он посмотрел на хронометр. Через двадцать минут «Венизелос» и «Каппель» сойдут со сверхсвета, их бортовые ординаторы за какие–то секунды зафиксируют положение эскадры противника, и артиллеристы сразу же откроют огонь.

Через сто двадцать секунд после этого, в нескольких световых минутах отсюда, крейсер «Лейтенант Старбек» сойдет со сверхсвета в районе Пандемоса и откроет огонь прямо по крепости. Легкий намек на стратегию. Некоторое время византийцы не будут знать, какой из ударов, собственно, главный. Это собьет их с толку и, возможно, заставит нарушить строй, стремясь везде успеть.

А дальше все будет зависеть от маневра. И от удачи.

Макс фон Рейхенау пил кофе в своей каюте. Кофеварка у него была личная — маленькая роскошь, которую он позволил себе как командир. В кают–компании тоже, конечно, хорошо, но иногда и уединения все–таки хочется…

Время для кофе было — Макс взглянул на часы — формально неурочное. Но ведь на борту звездолета двадцатичетырехчасовой счет времени волей–неволей обращается в чистую условность.

И только сейчас, в одиночестве, он мог дать волю усталости…

Затем и кофе, собственно. Крепкий, черный как ночь.

Макс потер виски. Мужчине от войны уставать не полагается. Особенно — такому мужчине, который происходит из долгого рода профессиональных солдат. Но, наверное, это касается только нормальной войны. А не такой, где непонятно — кому ты вообще подчиняешься.

Макс вполне понимал Людвига фон Макензена — командующего флотом линейных крейсеров, фактически устранившегося сейчас от своих обязанностей. Обидно носить адмиральские погоны и чувствовать, что ничего полезного больше не можешь сделать. Потому Макензен и покинул свой флагманский корабль, перебравшись на Пандемос. Там он хоть мешать никому не будет…

Максу не понравились собственные мысли, он поморщился.

Уж не рвешься ли ты в адмиралы, парень?

Неприятный вопрос. Задать такой можно только самому себе.

Макс не страдал ненужной скромностью. Он служил на флоте уже пятнадцать лет, из них четыре — в должности командира корабля. Достаточно, чтобы освоить и тактику, и организацию. Он был уверен, что с небольшим соединением — справится.

Но что толку и в соединениях, и в адмиралах, когда рушится то, чему флот служит? Когда больше нет империи?

Насколько Макс знал, офицеры до сих пор не позволяли себе говорить на эту тему. Даже между собой. Любая информация рано или поздно растечется, любые разговоры распространятся. И тогда — недалеко до состояния, когда флот не сможет защитить даже сам себя.

Командующий группой «Центр» Тиберий Ангел отбыл с отрядом кораблей на Антиохию, откуда не подавал пока никаких вестей. Формально заменивший его Григорий Акрополит — всего лишь грамотный штабист, не пользующийся у экипажей никаким авторитетом. А более высокой власти сейчас просто нет. Ни командующего Объединенным флотом, ни Космического генерального штаба, ни императора. Они молчат, и целы ли вообще — неизвестно.

Допивая кофе, Макс с усмешкой вспомнил Андрея Котова, с которым в последнее время сблизился — может быть, как раз потому, что тот совсем не был «военной косточкой». Мечтатель. Трансгалактические путешествия ему подавай. И чтобы никакой войны… А ведь, если вспомнить историю, — продвижение в пространство шло рука об руку с войной всегда. От Александра Македонского до Кортеса и дальше. Что ни выдумывай, на что ни надейся, а люди во все эпохи — одни и те же. Мы воюем друг с другом, пока существует человечество, и воевали бы, наверное, даже с другими цивилизациями, если бы такие существовали.

Хотя помечтать, конечно, иногда очень хочется…

Каюту вдруг тряхнуло так, что чашка подпрыгнула на блюдце. Макс вскинулся и тут же почувствовал еще один удар, послабее.

«Боевая тревога. Все по местам. Боевая тревога. Все по местам…» — холодный голос штабной валькирии звучал из всех динамиков. Макс уже бежал по коридору в сторону центрального поста, пытаясь на ходу застегнуть китель. Строить предположения было рано.

В центральном посту его встретил дежурный капитан–лейтенант — напряженный, но спокойный.

— Защита активирована, критической угрозы кораблю нет… пока.

— А что есть? — это Макс говорил, уже забираясь в кресло.

— «Тирпиц» уничтожен, — невозмутимо доложил капитан–лейтенант. — У «Сушона» повреждена ходовая часть, он не может двигаться. У линкоров тоже потери. У нас задета броня по штирборту — плохо прицелились, луч прошел почти по касательной.

— Команда на ответный огонь?

— Отдана.

— Так… — Макс пробежал глазами по индикаторам статуса «Шеера». Огонь, видимо, откроют через минуту, когда завершится поворот. «Сушон» поврежден, но не погиб — надо же! Такое возможно, только если корабль получил удар в стационарном дрейфе, при выключенном силовом поле. Потому что когда поле включено — оно распределяет энергию удара по всему объему, и если уж поле прорвано, то корабль разрушается целиком… А раз нас поймали в дрейфе — значит, кому–то удалось использовать фактор внезапности в полный рост. Черт бы его побрал.

— Данные по противнику, — потребовал он.

— Два корабля с огромной массой, динамика вот, — капитан–лейтенант указал на экран. — Сигнатуры совершенно неизвестные.

— То есть?

— Это не гондванские корабли.

Один за другим зажглись огоньки на панели статуса орудий — носовая батарея открыла огонь.

Макс заметил, что «Хиппер», повернутый более выгодно, начал стрелять еще раньше. Еще через несколько секунд к делу присоединились «Шпее» и «Ланс» — к чужим кораблям от них потянулись огненные ниточки. Молодцы…

Но кто же эти чужие, Локи их забери?!

Некогда разбираться, некогда…

— Они как призраки, — сказал вдруг лейтенант–связист.

Макс с трудом подавил желание врезать ему по лицу.

— По местам, — распорядился он и коротко вдохнул. Предстояло то, чего он больше всего боялся.

И времени на раздумья — никакого.

Он прошел к адмиральскому пульту и взял микрофон экстренной связи.

— Флот линейных крейсеров! Слушай мою команду!

Алексей тоже почувствовал удар. Кто–то из линейных кораблей влепил «Венизелосу» пучок тяжелого света прямо в борт.

Такого пучка, наверное, хватило бы, чтобы выжечь до скального ложа город–миллионник. Но силовое поле включилось вовремя. Выдержало…

Алексей нажал на две клавиши, отдавая команды операторам маневровых двигателей. Сейчас «Венизелос» начнет свои грациозные развороты, и попасть в него станет очень трудно.

Своим артиллеристам, правда, тоже придется сложно. Но такая уж у них задача.

Алексей поморщился. Он с самого начала понимал, что одним внезапным налетом дело вряд ли ограничится: накрыть все цели сразу не удастся, и будет встречный бой. Но как же хотелось избежать этого…

Теперь осталось только следить за маневрами и надеяться, что артиллеристы справятся.

Макс фон Рейхенау тоже следил за маневрами. Вражеские корабли — оба — получили попадания, но продолжали двигаться так, словно ничего не произошло…

Нет, не совсем.

Макс взглянул на дежурного капитан–лейтенанта. Тот явно остолбенел. Не от внезапности атаки — тут–то как раз нет ничего необычного — а от динамики неведомых целей.

Артиллеристы «Шеера» просто не могли нормально прицелиться! Это что — корабль с массой линкора, с энергетикой линкора… и с инерцией, как у эсминца? Да не бывает же так!

Из какого–то тайника души высунул головку очень неприятный страх.

Что же это — в самом деле призраки, что ли?..

Самое удивительное — что «призраки» ни на секунду не прекращали огня. Как будто орудия были у них со всех сторон.

Спастись от этого можно было только контрманевром. Линейные крейсера (и линкоры тоже) его прилежно выполняли, но было ясно, что при таком раскладе защита — лишь вопрос времени. Сейчас артиллеристы той стороны приноровятся, внесут уточнения в рабочие программы…

И мы все пожалуем в гости к Тору, сказал Макс чуть ли не вслух.

Ну, пусть хоть недаром…

Он взял микрофон.

— Говорит флагман! Всем перенести огонь на правый «призрак»! Повторяю, на правый!

Следующие пять минут этого боя вспоминались потом участникам как сплошной бессвязный кошмар. Линейные крейсера теперь обстреливали «Венизелос», и только его. Такой интенсивности даже новейшая силовая защита могла не выдержать. Со своей стороны, командир «Каппеля» Ральф Муррей, оценив обстановку, тоже решил перенести весь огонь на один–единственный неприятельский корабль — как потом выяснилось, это был «Максимилиан фон Шпее». Все участники, кроме поврежденного «Сушона», бешено — на грани теоретически возможного — маневрировали, но ни у кого не было сомнений, что новые потери в кораблях последуют через считанные десятки секунд.

И тут на экранах возникла еще одна точка. Будто ниоткуда — взяла и зажглась. Маленький кораблик, движущийся прямо к эпицентру сражения.

Макс фон Рейхенау, конечно же, обратил на него внимание, но реагировать не счел нужным. Если там самоубийцы сидят — то и пусть самоубиваются, не до них…

В следующую секунду на всех каналах связи раздался голос.

— Внимание! Говорит император Велизарий Каподистрия. Повторяю, говорит император Велизарий Каподистрия. Я нахожусь на яхте, которую вы видите на экранах, в зоне огня с обеих сторон. Прошу прекратить бой и дать мне возможность начать переговоры.

Командир вражеского флагмана выглядел вполне заурядно. Круглое лицо, чуть курносый профиль, лоб с залысинами. Китель на нем был белый, со знаками различия, которых Макс не понимал.

— В каком вы звании? — поинтересовался он.

Чужой командир еле заметно улыбнулся.

— Контр–адмирал. Но это звание — временное.

— Как так?

— Так. У нас есть такая практика. А вы — капитан первого ранга?

— Фрегаттен–капитан, — поправил Макс.

Чужой командир кивнул.

— Итак, я контр–адмирал Алексей Торсон…

— Фрегаттен–капитан Макс фон Рейхенау. Благодарю за то, что вы прекратили огонь.

Торсон едва заметно пожал плечами. Совершенно невоенный жест.

— Не будем об этом. Как я понимаю, мы оба формально не являемся здесь главными. Но фактически ситуация в системе в данную минуту зависит именно от нас. Я… — он сглотнул, — обещаю, что наши корабли больше огня не откроют. По крайней мере, до предупреждения, что перемирие окончено.

Макс кивнул.

— Я ручаюсь в том же, хотя и не имею на это никакого права… Скажите, какого черта вы вообще на нас полезли? Всегда же был мир…

— Во–первых, я выполняю приказ, — сообщил Торсон. — Во–вторых, ваша сторона в гражданской войне была сочтена крайне опасной, и не только для Византии…

Торсон замолк, с явным удивлением глядя с экрана на собеседника.

Макс сообразил, что у него просто–напросто полезли на лоб глаза.

— Нет никакой «нашей стороны», — сказал он, с трудом сдерживаясь. — Я вообще не знаю, что происходит на Антиохии. И что там делает вице–адмирал Ангел, не знаю тоже, если уж на то пошло… Мы не участвовали в гражданской войне. Ни я лично, ни все наше соединение.

Торсон довольно долго молчал.

— Хорошо, что мы имеем возможность во всем этом разобраться, — сказал он. — Вы уверены, что человек, вышедший на связь — именно император?

— Уверен. Кроме внешнего сходства, он владеет всеми нашими кодами и шифрами. Я не могу представить, у кого еще может оказаться такая информация. Так что сомнений у меня нет.

— Хорошо, — сказал Торсон. — Мне вместе с полномочиями дали четкие указания: особа императора — неприкосновенна. Видимо, сейчас дело за техническими деталями… Я очень надеюсь, что мы договоримся.

— Да, — сказал Макс. — Но имейте в виду, что я с императором еще не беседовал. Мы только готовимся к стыковке.

— Я понимаю, — сказал Торсон со вздохом. — Не считайте нас чудовищами, пожалуйста. Мы подождем.

Император Велизарий был одет в черный мундир капитана цур люфт и держался скромно. От обычного капитана его отличал только маленький изумрудный знак ордена Константина Великого на груди. Да еще бородка. Мало кто в космофлоте носил бороды.

Встречавшие гостя офицеры «Шеера» отсалютовали и застыли. Велизарий прошелся вдоль их шеренги. Он не улыбался.

— Вольно, господа, — сказал он наконец. — Я понимаю, что вы ждете новостей, и прошу вас извинить меня. Прямо сейчас я хочу побеседовать только с одним человеком — с капитаном флагмана. Примете меня в своей каюте?..

Макс вышел вперед. На него вдруг надвинулось чувство чего–то необратимого.

— Прошу вас, ваша вечность, — сказал он.

— …Это точно?..

Устроившийся на диванчике Велизарий сочувственно кивнул.

— Мне по должности положено быть самым информированным человеком в империи. То, что я с этим плохо справляюсь — другой вопрос… Точно. По–видимому, все население Антиохии погибло.

Макс молчал. Когда они шли сюда, ему казалось, что он готов ко всему…

Увы. Это было ошибкой.

— Что же от нас осталось?..

Велизарий вздохнул.

— Остался Карфаген — тоже не целиком, но остался. Ираклий совершенно цел, около него так и не появился ни один вражеский корабль. Плюс периферийные системы. Не так мало.

Макс молчал. Велизарий заложил ногу за ногу, и вдруг стало ясно — чего ему стоит спокойствие.

— Вы можете меня упрекнуть в том, что я не вмешался раньше, — сказал он. — И этот упрек будет вполне справедливым. Понимаете, в чем дело: я не мог использовать свою волю императора, рискуя, что ее проигнорируют. Если бы произошло такое… любой прецедент, который стал бы известен… этот механизм власти просто исчез бы. Навсегда. И мы оказались бы в комнате кошмаров, от которой потерян ключ. То есть это я так рассуждал… Я считал, что лучше уж дать сторонам выступить, по возможности связав и ослабив друг друга — и только потом вмешаться, выбрав нужный момент… Мне… казалось, что потери до этого момента не должны стать слишком большими. Земная логика… Простите. У вас кто–то на Антиохии… остался?

— Да.

Велизарий замолчал надолго.

— За то, что я натворил, я отвечу перед богами, — сказал он наконец. — И я, безусловно, не смогу остаться императором после того, как все это кончится. Но пока что у нас у всех есть работа. И мой императорский титул — инструмент для этой работы, который я не намерен пока отбрасывать. Тем не менее я не считаю, что имею моральное право требовать от вас чего–то. — Он еще помолчал. — Мне нужна помощь. Мне нужно несколько человек, в которых я могу быть абсолютно уверен. И я не вправе никому эту роль навязать. Я примерно объяснил вам, в чем дело, если хотите — задавайте вопросы. Любые. Если вы хотите понять, доверять мне или нет.

Собеседник все–таки помедлил. Ничего ж себе. Император тратит лично на него, Макса Рейхенау, время, которое именно сейчас стоит дороже самого редкого металла. Да еще и предлагает задавать любые вопросы…

— Кто уничтожил Антиохию?

— Ураниты.

— Зачем?

— Чтобы скрыть следы своей деятельности.

— Вы хотите сказать, что их вообще не волнуют человеческие потери?

— Я хочу сказать, что они вообще не люди.

— Очень интересно… Но убить–то их можно?

— Можно, — серьезно ответил Велизарий. — И необходимо.

— Понятно… А как с людьми, которые их поддерживали?

— Некоторые из них просто не знали, что творят. А те, которые знали, сейчас по большей части мертвы.

— Удобно… Ваша вечность, но вы ведь знали, кто это. Почему же все–таки вы не вмешались раньше? До того, как… все началось?

— Потому что я боялся, — сказал император.

Макс посмотрел ему в глаза. В спокойные карие глаза.

— Вы ведь боялись не за себя, — сказал он.

Велизарий развел руками.

— Можно сказать и так. Не знаю, насколько это честно… Страх — подлая тварь, он легко маскируется. Да, конечно. Не за себя.

Макс промолчал. Огромная усталость, усугубленная огромной — пусть и невольной — виной… Как с этим живут?

Велизарий, кажется, понял, о чем он думает.

— Как я и предупредил, я хочу понять, насколько могу на вас полагаться…

— Вы — мой император, — сказал Макс.

Велизарий покачал головой.

— Нет, не то. Этого недостаточно… и прежде всего этого недостаточно для меня. Если вы со мной… это одно. Если нет — мы сейчас выйдем из этой каюты, и о разговоре больше никто не узнает. Служите Византии. Это тоже достойно. Я хочу дать вам выбор.

Макс пожал плечами.

— Я с вами, — сказал он. — С кем же мне еще быть?..

Велизарий смотрел на него очень пристально.

— Вы уверены?

— Да.

— Вы готовы принести мне вассальную присягу? Именно мне лично? Не как императору, а как главе дома Каподистрия?

Макс напрягся.

— Готов, — сказал он.

— Это точно император?

Адмирал Бертон выглядел очень уставшим. Алексею было жаль его. Такая ответственность… Они сидели в маленьком салончике на борту «Венизелоса», предназначенном как раз для таких совещаний. Вдвоем. На столике лежал планшет.

— Мы проверили изображение, — сказал Алексей. — Снимков Велизария в архиве достаточно. В пределах нашего разрешения — это он. И даже если это двойник, интересно же, во что с нами играют. Простите, не хотел вторгаться не в свое дело.

— Все в порядке, Алексей… Вы мне помогли. И помогаете… Значит, они предлагают встречу прямо на Пандемосе. Вы со мной пойдете?

Такого предложения Алексей не ожидал. Впрочем… Если подумать — предсказуемо.

— Если считаете целесообразным — конечно, пойду.

— Считаю. Только не забудьте передать Муррею руководство дивизией. Он нас подстрахует.

— Разумеется… А если мы убедимся, что это действительно переговоры, и у императора серьезные намерения? Тогда…

Джеймс Бертон глубоко вздохнул.

— Тогда я активирую канал связи лично с Мятлевым и вызову его сюда. Такая возможность предусмотрена.

— Дай–то бог, — искренне сказал Алексей. — Мы уже убили не меньше трех тысяч человек. Экипаж «Тирпица» плюс мелкие сбитые корабли. Может, этим и обойдется?..

— Алексей, — сказал Бертон. — Я тоже надеюсь, что кончится и обойдется, честное слово. Но прошу вас не забывать, что мы — на войне. На нас военная форма. Даже адмиральская, — он усмехнулся. — Поэтому, если можно, давайте надежды и сожаления… оставим до мира.

— Да, конечно, — Алексей вымученно улыбнулся. — Знаете что? Представьте, что вы ставите базу на незнакомой планете, и вам надо, например, фермы установить, чтобы положить на них платформу, и на ней — уже целевые сооружения. Это работа, по трудоемкости сравнимая с каким–нибудь сложным производством — ну, например, с заводом по сборке машин. Предположим, ферму снесло потоком, и нам приходится возиться, чтобы восстановить ее или заменить. Предположим, это случится даже дважды… Но поток мутной воды — или не воды, неважно — он не будет, например, специально искать в опоре уязвимую точку, чтобы разрушить ее поэффективнее. В этом смысле работа инженера очень легка. А вот если нам противостоит человек… Возвращаясь к аналогии с заводом по сборке… ну, скажем, тракторов: сотни готовых блоков, которые надо подвезти, организуя сложную логистику, дальше — конвейер, и готовые новенькие трактора с него сходят. Это сложная система, которая нуждается в настройке. А теперь представьте, что над заводом повис истребитель типа «деймос» и бьет по нему гразером, причем именно с задачей нарушить и логистику, и сборку. Каково придется директору завода? А ведь вы, военные, работаете в таких условиях всегда. Я это знал, конечно, из книг, но… — он развел руками. — Простите, адмирал. Заболтался.

— Вы все верно говорите, Алексей. Примерно так же объясняли и мне, еще на первом курсе… М-да. Жаль, что мы не дипломаты. А может, как раз это и хорошо. Шанс у нас есть, и его надо использовать.

Макс фон Рейхенау внимательно наблюдал за уникальным явлением — психологическим шоком в целом флоте.

Никакие проигранные сражения никогда не давали такого эффекта.

Если бы в походе не было абсолютно исключено употребление спиртного — офицеры бы перепились.

И, наверное, это было бы к лучшему…

Сообщений о самоубийствах пока было два. Тридцатипятилетний корветтен–капитан, командир батареи с «Хиппера», у которого на Антиохии осталась семья, — он просто застрелился из револьвера. И девятнадцатилетний мичман–артиллерист с «Максимилиана фон Шпее», который, находясь на посту, разрядил на себя контакты электрощита. Хорошо еще, изолировать контур догадался, чтобы не замкнуло на всю секцию.

Получив рапорт об этом, Макс выругался и вызвал к себе двух человек. Полковника Михаила Илиеску, главного врача флота. И — старшего лейтенанта Андрея Котова.

Илиеску сам выглядел не лучшим образом. Темные полукружия под глазами были так заметны, что Макс чуть не посоветовал ему надеть очки.

— Я знаю, зачем вы меня позвали, — сказал Илиеску, садясь. — Вы хотите прогноза, да? Диагноз–то и так ясен… Мы сейчас имеем легкую форму реактивного психоза почти у всего состава флота. Не исключая присутствующих. Даже у тех, кто внешне спокоен, я вижу очень такое характерное замедление реакций. Медикаментозное лечение в нашем случае исключается, именно из–за массовости. Нам просто лекарств не хватит… да и если бы даже хватало, это все равно было бы неприемлемо. М-да…

Макс посмотрел на Котова.

— Андрей, а вы как сейчас себя ощущаете?

Андрей подумал.

— Да пустота какая–то. Давящая пустота. Я хорошо понимаю людей, которым от этого, мягко говоря, тошно.

— Да уж, мягко говоря… Я ведь вас позвал именно потому, что вы не антиохиец. Если я правильно понимаю, лично вы никого не потеряли. Так?

Андрей кивнул.

Макс перевел взгляд на Илиеску. Тот поежился.

— Полковник, вы ведь уже знаете, что хотите сообщить, — сказал Макс совсем тихо. — Давайте. Уж чего пугаться теперь.

Илиеску вздохнул.

— Я знаю одно лекарство, — сказал он. — Это война. Немедленная боевая операция, причем против такого врага, которого ваши люди сами очень хотят уничтожить. Это заполнит мотивационный вакуум и приведет в действие еще несколько механизмов, которые… улучшат их состояние. Все остальное ненадежно.

Макс кивнул, отметив про себя, что Илиеску так и сказал: не «противник», а «враг». И это была не оговорка.

— Насколько быстро, по–вашему, к этому надо приступить?

Илиеску развел руками.

— Я не могу касаться стратегических вопросов. Но чем быстрее, тем лучше. Честно говоря, у меня мороз по коже идет, когда я думаю — что сейчас творится в каютах личного состава. Легкий стресс — на войне дело обычное, но когда на него накладывается еще и вот такое…

— Я понял, — сказал Макс. — Будем пока делать, что можем. — Он повернулся к Андрею. — Вот так… Боюсь, что ваши путешествия пока откладываются.

Андрей заставил себя улыбнуться.

— Я понимаю, — сказал он. — Если вам так удобнее — считайте меня добровольцем.

«Полетят корабли к далеким планетам, полетят через черный ад.

Наступает новая эра, детка — звездный джихад.

А ты думала, солнце будет светить вечно? Оно превратится в пар.

Аллах акбар, детка. Аллах акбар!«2

Андрей в который раз перечитывал эти строчки земного поэта, писавшего почти тысячу лет назад. В эпоху, когда космонавтика едва начиналась, а о межзвездных полетах можно было только мечтать.

Он очень смутно помнил, что такое «джихад». Ну да: священная война одной из земных авраамических религий.

…Ираклий цел. О боги. Ираклий цел. Император сказал, что там не погиб от войны ни один человек. Он знал, такая радость — эгоистична, но ничто другое его сейчас не волновало…

Что такое «джихад»?

Он приглушил свет в каюте и улегся на кровать, глядя вверх.

Священная война…

Ради какого–то мелкого демона из каменистой пустыни Синайского полуострова. Прозванного Богом. С большой буквы.

Детство человечества, да. А мы — далеко ушли от детства?

И что будет, когда станем взрослыми?

Ох, только бы война кончилась. Только бы кончилась. Если, конечно, ей вообще есть конец.

— Я не люблю говорить с позиции силы, — сказал Велизарий с экрана. — К сожалению, сейчас вы вынудили меня к этому сами. И я очень хочу закончить… форсированную часть нашего разговора, чтобы перейти к конструктивному. Простите за длинные слова… Вы меня понимаете?

Президент Мятлев на соседнем экране кивнул.

— Так вот, — сказал Велизарий. — В системе Ираклия сейчас готовится к старту группа флотов «Север» под командованием адмирала Тарханиата. В недавних сражениях они не участвовали. У них идеальное состояние матчасти и полные экипажи. Авианосцев у Тарханиата нет, зато классических линкоров у него пять штук. Это «белые катафракты», если вы слышали такое название. Их цель — Глория. Остановить их вы не сможете, даже если примете ответные меры прямо сейчас. Вам не позволит расстояние — вы слишком сильно рискнули, направив сюда главные силы вашего флота… А какие у вас на Глории средства системной обороны, я не знаю. Может быть, вы и уничтожите корабли Тарханиата. Допускаю. Но достанется вам точно. Никогда не видели тени вражеских линкоров над своей столицей?..

Мятлев молчал.

Велизарий тоже чуть помедлил.

— Я не хочу, чтобы это произошло, — сказал он. — Тарханиат останется дома, если я через семьдесят две минуты передам сигнал отмены. И я… от души надеюсь, что так оно и будет.

Мятлев — наблюдавшие за разговором офицеры не поверили своим глазам — нашел в себе силы улыбнуться.

— Семьдесят две минуты — это еще много… Значит, вы знали о вторжении? Расскажете когда–нибудь — как догадались?

— Когда–нибудь, — сказал Велизарий. — У вас бы все могло получиться, если бы не катастрофическая ситуация, которая сложилась совершенно внезапно. Правда, такого быстрого развития событий я не ожидал и сам… Когда я сюда шел на яхте, я не рассчитывал попасть прямо в сражение. Я хотел просто подчинить себе корабли, находящиеся в системе Пандемоса. Мирно подчинить. А все, что мне тут пришлось вытворять — это импровизация, скажу честно.

— Удачная импровизация, — признал Мятлев. — Ваша вечность, до меня только сейчас дошли сообщения о том, что произошло на Карфагене… И на Антиохии.

— Хотите выразить сочувствие?

— Да, хочу, — сказал Мятлев. — Мы действительно собирались присоединить часть ваших планет, но совсем не для того, чтобы уничтожать людей. Скорее наоборот.

— Я понимаю… Вопрос в том, собираетесь ли вы это сделать сейчас.

Вот тут Мятлев задумался.

— Знаете, я бы сначала задал встречный вопрос вам, — сказал он. — Вы уверены, что Византия выживет? При том, что от нее сейчас осталось?.. Простите.

— Уверен, — сказал Велизарий.

Мятлев моргнул.

— То есть у вас есть какие–то еще козыри в рукавах. Более серьезные, чем эскадра Тарханиата… Вернее — вы считаете, что они есть.

Велизарий кивнул.

— Именно так. А теперь давайте поговорим о более приятном. Насколько я понимаю, вы начали эту войну по двум причинам. Во–первых, вам нужна была серьезная война как таковая, чтобы оправдать структурную перестройку промышленности и, возможно, заодно решить какие–то внутренние проблемы. Классический сценарий… И во–вторых, вы хотели… хотите… присоединить несколько планет, чтобы завладеть ресурсами. Причем не в последнюю очередь — людскими. Тоже вполне понятное стремление… Но что вы скажете, если я предложу вам решить обе задачи без всякой войны с нами?

— Я вас внимательнейшим образом слушаю, — сказал Мятлев.

Велизарий вздохнул.

— Начнем с присоединения территорий. Если мы сейчас договоримся — империя, в моем лице, готова передать вам сектор Пандемоса. Это около десятка обитаемых планет — не миллиардников, но вполне обжитых. Что касается архипелага Неймана, то я предлагаю объявить его открытой зоной. Там сейчас все разрушено, и его повторное освоение Византии, в ее нынешнем состоянии, просто не потянуть. По крайней мере, в одиночку. Если вы туда вложитесь, можно будет обсуждать следующие шаги. По–моему, никакая война не дала бы вам больше, чем предлагаю сейчас я. Да вы больше и не сможете сразу ассимилировать, расширяться ведь тоже нужно с умом… Посмотрите на карты, свяжитесь со своими аналитиками. Думаю, они это все подтвердят.

Мятлев кивнул.

— Думаю, да. Подтвердят. Но ведь это не все ваши условия?

— Нет, не все. Мне нужно участие вашего флота в ударе по общему врагу. По Гондване. Точнее, по Токугаве — как вы знаете, это их столичная планета.

— М-м, — сказал Мятлев. — А какие у нас причины в этом участвовать?

Велизарий был невозмутим.

— Можете цинично рассматривать это как плату. Даже если вы потеряете какие–то из кораблей, такая плата все равно, я думаю, не будет слишком большой. Как обойтись с этой войной в пропагандистском плане — ваше дело. Если же вы лично хотите понять, зачем все это нужно — я скажу следующее. Социальная система Гондванской империи — одна из самых страшных, какие только были в истории человечества. Пока мы разговариваем, ваша разведка уже получила на эту тему подробные доклады. Все материалы там проверяемы, преувеличивать что–то не было нужды… Вас — да, и нас тоже — это могло не волновать, пока они были изолированы. Или даже пока они вели локальную войну на рубежах, как было почти все время. Но дело в том, что эпоха локальной войны кончилась. Управляющий центр Гондваны принял решение о наступлении галактического масштаба, с целью захвата уже не периферийных систем, а планет–миллиардников. Захвата или уничтожения… То, что случилось на Карфагене, было первым шагом этого наступления: надеюсь, вы понимаете, что такое доказательство не подделать. И это грозит всем. Не надо думать, что они сожрут Византию, а перед Альянсом остановятся. Не остановятся… Именно сейчас нам очень повезло: на нашу сторону перешел один из их лучших адмиралов, взяв с собой значительную часть своего флота. Это буквально чудо. Гондвана такого не ожидала, поэтому у нас — совершенно внезапно! — появилось перед ними преимущество. Стратегическое. Но оно продержится очень недолго…

Слушавшие разговор офицеры замерли.

Алексей напомнил себе, что президент и император видят сейчас друг друга лицом к лицу. Как будто сидят за столиком. Ему было страшно представить, сколько энергии стоило поддержание на дальней связи канала такой мощности. Он никогда о подобном даже не слышал.

Лицо Мятлева стало очень напряженным. Куда делась мягкость…

— Если я предоставлю вам корабли, вы готовы подписать протокол о передаче территорий сразу же, как только мы встретимся?

— Если вы передадите корабли прямо сейчас?.. — Велизарий сощурился. — Да. Готов. Безусловно, готов. Потому что к моменту нашей встречи все уже будет решено.

— Солдаты Византии! Вы все уже знаете, что произошло. Нас хотели уничтожить. И это почти удалось. Я не знаю, как мы будем жить дальше. Но я уверен в одном: мы выживем. Мы подумаем о будущем, когда кончится война. А сейчас мы должны сделать все, чтобы ее закончить. Я знаю: мы потеряли невероятно много. Но мы живы. И у нас есть корабли. И мы можем нацелить эти корабли на тех, кто виноват во всем, что с нами случилось. Воины! Вы идете со мной?

Лицо Велизария смотрело в этот момент со всех экранов, установленных в бесчисленных помещениях византийских кораблей.

И никакая система связи не передала бы прокатившийся после его слов по флоту вопль десятков тысяч глоток:

— Да здравствует император!!!