Звезды светят на потолке

Глава 46

«Приезжайте в больницу».

Раздался звонок телефона, дедушка поднял трубку, бабушка в тревоге стояла рядом, дедушка кивнул, положил трубку. Ботинки, куртка, поезжайте в больницу.

Дела плохи.

Воскресенье. Завтра первый учебный день после каникул, но она не пойдет в школу. Не будет молча сидеть за одной партой с Сюзанной (пересаживаться они не стали, не хотелось выяснять отношения — игнорировать проще). Не будет смеяться, сидя за главным столом в столовой, не будет с любопытством ждать, поздоровается ли с ней Якоб (который на вечеринке Сакке бормотал заплетающимся языком, что она хорошенькая — блин, чуть не забыла!).

Кто отсутствует? Йенна Вильсон.

— Нам сказали, что уже пора сидеть у постели, — говорит бабушка, помогая Йенне быстро собрать необходимые вещи.

Йенна старается не видеть своего отражения в зеркале ванной.

Все как в гостинице. И совсем не как в гостинице: до прогулок по городу, шопинга, ужинов в ресторане, музеев, радостного отдыха — как до соседней галактики.

Йенне и Бэ-Дэ выделили целую отдельную палату — палату для родственников, каждому по кровати, два столика и сколько угодно желтых одеял. Йенне нисколько не угодно. Она сидит на краю кровати, на жестких простынях.

— В общем, если что-то понадобится, только скажите, — говорит медсестра по имени Ингрид и приветливо улыбается Йенне, и та улыбается в ответ. Правда, сразу думает, что, наверное, зря.

Наверное, сейчас она не должна улыбаться.

Наверное, сейчас неподходящий момент.

Наверное, улыбаться сейчас просто ужасно, ведь мама лежит в соседней палате номер тринадцать, в двадцати метрах отсюда, и умирает.

Скоро произойдет то, что не должно происходить.

Йеннина мама умирает.

Вот чего все ждут. Вот почему у каждого своя кровать, желтое одеяло, и даже сока можно попросить, если захочешь. Можно красного, можно желтого.

Первый день мама не реагирует на Йенну и Бэ-Дэ. Она лежит, тяжело дышит, не спит, не умирает, она просто… не здесь.

На второй день мама чуть шевелится, открывает глаза — красивые, голубые, о которых Пер из центра социальной помощи говорил комплименты.

Мама плачет.

Йенна и Бэ-Дэ стоят возле маминой больничной койки, Йенна ближе всех, и мама рыдает, обнимая Рагнара. Кто-то — медсестра или бабушка — зовет больничного пастора.

— Лив, милая, — говорит пастор, подойдя к маминой кровати, касаясь ее пухлой руки. Потом отходит в сторону, словно подпуская Йенну и Бэ-Дэ, чтобы те утешили маму.

— Ты видишь, Лив? — произносит пастор с темным спокойствием в голосе. — Вся семья с тобой. Видишь Йенну? Она сидит совсем близко. Она с тобой, Лив.

Мамин взгляд блуждает по комнате, пытаясь за что-нибудь зацепиться, но ей трудно. Йенне тоже трудно, она кусает губу, впивается изо всех сил, чтобы не заплакать. Плакать нельзя, нельзя показывать, что расстроена, маме и так тяжело, будь сильной, Йенна, ты должна быть сильной!

«Я слабая! — хочется закричать Йенне. — Я ужасно слабая!»

Мама слабее. Ты должна справиться.

— Все, кого ты любишь, с тобой, — продолжает пастор. — Они сидят с тобой, Лив. Они никуда не уйдут.

И мама мотает головой, кивает, вздрагивает, плачет, Йенна не понимает, слышит ли мама вообще эти слова. За окном темно, пастор зажигает лампу, в палату входит медсестра, чтобы проверить, как идут дела, как все катится к чертям. Наконец рыдания стихают, дыхание становится спокойнее, Йенна держит ее за руку, мама закрывает глаза, кажется, успокаивается, снова засыпает. Таким же тяжелым сном, как прежде. Так же напряженно дыша.

— Ну вот, она спит, — говорит пастор, положив руку бабушке на плечо.

Дедушка со скрежетом отодвигает стул и бросается вон из палаты.

— Я так не могу! — шепчет он бабушке и убегает. Бабушка пытается остановить его, но не успевает.

— Альбин! — шипит она, и пастор гладит ее по руке и говорит, что дедушку надо отпустить: может быть, ему надо побыть одному, наверное, он скоро вернется.

Пастор раздражает Йенну. Кажется, он добрый, понимающий, но что он может знать обо всем этом? Что он знает о чувствах того, кто видит, как самый любимый человек просто исчезает? А ты ничего не можешь сделать. Ни черта. А он стоит и утверждает, что на свете есть Бог.

Да какой там бог!

Дедушка сидит у палаты номер тринадцать, на полу, сжавшись в комок, плачет. Медсестра Ингрид опускается рядом, протягивает стакан воды, обнимает за плечи, вздрагивающие от рыданий.

Йенна уходит в другую сторону.