Звучат лишь письмена

Старый спор

В 1846 году известный английский китаевед Джеймс Легг вынужден был из-за болезни покинуть Гонконг и возвратиться в Лондон. Как-то раз, когда он работал в своем кабинете, в дверь постучали:

— Войдите.

Перед Леггом предстал молодой человек, который передал ему письмо. В письме один из друзей Легга рекомендовал ему юношу, по профессии столяра-краснодеревщика, как человека начитанного, который совсем недавно самостоятельно занялся изучением китайского языка. Незнакомец поспешил представиться:

— Александр Уайли.

«Зачем столяру заниматься китайским языком?»— подумал Легг и спросил:

— Простите, что заставило вас взяться за этот язык?

Молодой человек смутился, но быстро ответил:

— Прошлой зимой я в одном старом книжном ларьке натолкнулся на книгу Премара[14] о китайском языке. Поскольку я знал латынь вполне достаточно, чтобы прочесть ее, я выучил все, что там есть. Я желал бы и дальше заниматься китайским.

Незнакомец заинтересовал Легга, и ему захотелось немедленно испытать его. На столе лежал китайский перевод «Нового завета».

— Мистер Уайли, не будете ли вы любезны прочитать для меня несколько строк из этой книги?

Уайли раскрыл книгу, не торопясь прочел столбец, затем второй, каждый раз давая приблизительный перевод прочитанных фраз. Произношение его было неточным, но он быстро схватывал нужное значение иероглифов и удачно переводил их всевозможные комбинации. Получить столь неплохие сведения о языке совершенно самостоятельно, пользуясь лишь устаревшим учебником! Легг был удивлен способностями и трудолюбием молодого человека.

В 1847 году но его рекомендации столяр-краснодеревщик из Шотландии и будущий известный английский ученый-китаевед Александр Уайли выехал в Китай в качестве управляющего бюро печати Лондонского миссионерского общества в Шанхае.

Александр Уайли заинтересовался забытыми языками и письменностями пародов Китая. Его внимание привлекла шестиязычная надпись на воротах Цзюйюнгуань, недалеко от Пекина, относящаяся к XIV веку. Когда-то эти ворота стояли на большой дороге из Пекина в Монголию. В 1345 году на внутренних стенах массивных ворот, украшенных пышным орнаментом и барельефными изображениями буддийских божеств, на шести языках были выгравированы священные буддийские тексты. Письмена пяти надписей оказались уже известными. Шестая была совершенно непонятна. Однако поскольку часть текста, высеченного на воротах, представляла собой дхарани — набор буддийских заклинательных формул, древнеиндийское звучание которых передавалось на всех языках приблизительно одинаково, можно было с полным основанием предположить, что и знаки неизвестного письма передают звучание этого же самого хорошо известного текста. Александр Уайли вместе с молодым французским китаеведом Эдуардом Шаванном принялись за расшифровку неизвестных письмен. Было установлено, что каждый знак таинственного письма передавал один слог санскритского слова. В результате исследователи определили приблизительное звучание нескольких десятков загадочных знаков.

Но сразу же возникло много новых вопросов, и среди них главный — кому принадлежало это письмо? Только ответив на этот вопрос, можно было попытаться восстановить древний язык этого народа и постигнуть природу загадочных письмен.

Александр Уайли, посвятивший много времени изучению маньчжурского языка[15], а также памятников письменности далеких предков маньчжур — чжурчжэней, предположил, что это было так называемое малое чжурчжэньское письмо, о создании которого упоминалось в древних китайских книгах. Мнение Александра Уайли, с которым он выступил в печати в 1870 году, было принято всеми учеными.

Но его предположению не суждена была долгая жизнь. И виновником этого оказался французский дипломат и ученый Габриэль Девериа.

Когда окрыленный дружеской поддержкой Легга Александр Уайли плыл в далекий Китай, сыну известного французского художника Ашиля Девериа едва исполнилось три года. Через десять лет Габриэль потерял отца, которого ему с тех пор заменил его старший брат, друг и наставник Теодуль Девериа, популярный знаток древнего Египта.

В 1860 году, в том году, когда Александр Уайли впервые за много лет покинул Шанхай, чтобы побывать у себя на родине, шестнадцатилетний Габриэль Девериа отправился учиться в Китай. Быстро овладев языком, Девериа вскоре стал блестящим переводчиком и автором многих научных работ о Китае. Как и Александр Уайли, он заинтересовался историей и языками малых народностей Китая. В 1882 году Габриэлю Девериа удалось отыскать памятник, который бесспорно был написан малым чжурчжэньским письмом. Но постойте! В чем же дело? Малое чжурчжэньское письмо совершенно не походило на таинственные письмена с ворот Цзюйюнгуаиь. Значит, предположение Уайли о том, что это малое чжурчжэньское письмо, неверно? Уайли и сам охотно признал это. Но тогда кому же все-таки принадлежало загадочное письмо?

Начались поиски. И вот в одном старинном китайском сочинении, посвященном описанию древних монет, Габриэль Девериа обнаружил изображение монеты с надписью, выполненной тем же письмом, что и неразгаданное письмо с ворот Цзюйюнгуаиь. В описании монеты сообщалось, что она была найдена в г. Лянчжоу[16] среди других монет, извлеченных из древних кувшинов, которые были выкопаны из земли. Среди монет этого древнего клада были монеты тангутского государства Западное Ся, территория которого некогда включала и город Лянчжоу. За сообщением о находке монет следовала приписка. прочитав ее, Девериа заволновался. И еще бы не волноваться! В книге говорилось, что в том же городе Лянчжоу, в храме Великого облака, имелась стела с древней памятной надписью, выполненной по-китайски и на том же языке и теми же письменами, которые были на монете и воротах Цзюйюнгуань. И, как рассказывалось в книге, из китайского текста явствовало, что стела была установлена в пятом месяце 1094 года тангутским государем Цянь-шунем, императором Западного Ся.

Девериа ликовал. Значит, загадочные письмена на воротах Цзюйюнгуань принадлежали тангутам! Но ученый должен быть осторожен. Следовало лично убедиться в правильности сообщения древнекитайской книги. 26 января 1896 года Девериа пишет письмо французскому послу в Китае Жерару, умоляя его добыть отпечатки с лянчжоуской надписи. Семь месяцев долгого ожидания. Наконец дрожащими руками он вскрывает драгоценный пакет. Достаточно одного взгляда, и все сомнения исчезают. Это то же самое письмо, которое обнаружил Александр Уайли на воротах Цзюйюнгуань. Отныне Габриэль Девериа с полным правом мог утверждать, что это письмо принадлежало тангутам и было в употреблении в тангутском государстве, которое в китайских летописях именовалось Си Ся. Вновь открытое письмо так и было им названо — письмо Си Ся.

В то же время, когда проводил свои изыскания Габриэль Девериа, англичанин Стивен Бушель обнаружил в коллекции Британского музея в Лондоне монету с незнакомым письмом, о существовании которого было известно по надписи на воротах Цзюйюнгуань. Зная о памятной надписи из Лянчжоу и располагая оттисками с нее, С. Бушель почти одновременно с Г. Девериа определил, что загадочное письмо на монете и воротах Цзюйюнгуань — тангутское. Именно то, что открытие Бушеля было сделано им самостоятельно и почти одновременно с открытием Г. Девериа, лишний раз подтверждало правильность выводов английского и французского ученых. Реальность существования письма Си Ся, письма, о котором было известно из китайских источников, но подлинное употребление которого в тангутском государстве оспаривалось еще рядом европейских ученых в начале XIX века, была доказана. Первые памятники, написанные этим письмом, были обнаружены. Впереди вырисовывалась увлекательная цель — проникнуть в тайну неизвестного письма.

«Лишь слову жизнь дана…». Но сколько напряженного труда, какая беззаветная преданность своему делу требуется от дешифровщика, чтобы вдруг ожили, зазвучали, заговорили древние письмена. Уже много веков тысячи историков и филологов, археологов и языковедов ведут неутомимую борьбу за восстановление прошлого человечества. Крепнет и мужает наука, закаляясь в этой борьбе. Каждая вновь раскрытая тайна, каждый отвоеванный у безвестности отрезок прошлого делают человечество богаче, мудрее и сильнее.

На рубеже XIX и XX веков ученые разных стран — А. Уайли, Э. Шаванн, Г. Девериа, С. Бушель приступили к воссозданию истории исчезнувшего и полузабытого тангутского государства. Сопоставляя китайский и тангутский тексты ляпчжоуской надписи и надписи на монетах, Дивериа и Бушель определили значения или звучание нескольких десятков знаков тангутского письма. Но находящийся в их руках материал был крайне скуден, и потому первые успехи были невелики.

Летом 1899 года Г. Девериа скончался. В речи, посвященной его памяти, знаменитый французский китаевед Эдуард Шаванн подчеркнул особую важность начатых им совместно с А. Уайли и С. Бушелем исследований. «Работа Девериа, — говорил он, — имеет значительную ценность. Она открывает новую главу в истории письменности… Эти письмена действительно взывают к тому, чтобы мы вновь открыли миру в ближайшем будущем народы, до сих пор малоизвестные; текстами чжурчжэньскими и си-ся не следует пренебрегать уже сегодня, и они не замедлят раскрыть свои секреты».

Однако известных науке памятников тангутского письма было недостаточно для его дешифровки. Только находка дополнительных материалов могла облегчить и ускорить работу. И такие материалы вскоре были найдены.

«Лотосовая сутра»

1 августа 1900 года войска восьми союзных держав: Англии, Франции, США, России, Германии, Японии, Австро-Венгрии и Италии, штурмом взяли Пекин, подавив антиимпериалистическое и антифеодальное движение китайского народа, так называемое восстание ихэтуаней, или боксеров, как его стали называть в европейской литературе. Правивший в то время в Китае маньчжурский двор покинул столицу.

В один из августовских дней сотрудники французского посольства М. Морис, Фернан Берто и Поль Пельо разбирали вороха брошенных бумаг и книг у пагоды Байта. Каково же было их изумление, когда среди этих старых книг и бумаг они нашли хорошо сохранившуюся рукопись, шесть книжек, написанных почти неизученным письмом Си Ся. Рукопись была превосходна. Золотом, красивым почерком, на черно-белых листах был написан текст какого-то неизвестного сочинения. Ценная находка была поделена между М. Морисом и Ф. Берто.

М. Морис со всей серьезностью оценил важность сделанной находки. Хороший специалист по Китаю, он по типу книги и приложенным к ней гравюрам предположил, что данное произведение относится к буддийским священным текстам, и вскоре утвердился во мнении, что перед ним написанный на тангутском языке текст так называемой «Лотосовой сутры»[17]. Он смело взялся за сопоставление китайского и тангутского текстов сутры. Успех был полный. Морису удалось установить чтение или значение около трехсот тангутских знаков. Он дал первые сведения по грамматике тангутского языка. М. Морис не поддержал мнения, высказанного Г. Девериа о фонетическом и слоговом характере тангутского письма, и предположил, что тангуты создали свое письмо по образцу китайского. Опубликованный им в 1904 году труд «Предварительный вклад в изучение письменности и языка Си Ся» явился бы подлинно новым словом в науке и открыл перед тангутоведением новые горизонты, если бы… Если бы не чрезмерная загруженность самого Мориса служебными делами, не позволившими ему довести работу до конца, и не ограниченный объем принадлежавших ему трех глав сутры. Не имея достаточного времени для окончания своей научной работы, М. Морис в 1912 году продал принадлежавшие ему три тома «Лотосовой сутры» Берлинской библиотеке, где они были тщательно изучены немецкими учеными Анной Бернхарди и Эрвином фон Цахом.

Ф. Берто, который и не помышлял о научных занятиях, хранил свои три тома просто как реликвию. После смерти Берто его вдова распродала главы рукописи разным лицам. Лишь по инициативе французской научной общественности парижский музей Гюме выкупил все три главы, принадлежавшие Берто.

Так в те годы, когда ордосские монголы рассказывали путешественникам красочные легенды о гибели Чингисхана от руки тангутской красавицы Гурбелджин, трудами ряда ученых было открыто и предварительно исследовано загадочное тангутское письмо. Был приподнят лишь краешек занавеса, за которым где-то в туманной дали скрывались разгадки легенд и тайны развалин ордосских городов и высохших каналов долины Эдзин-Гола. И хотя крупицы новых знаний были достоянием единиц, все человечество чуточку больше стало знать о себе. Начатый поиск продолжали ученые многих стран, передавая друг другу эстафету приобретенных знаний. Пусть эту эстафету несли разными дорогами и часто в одиночку, идя по уже хоженому пути, ее все-таки всегда несли вперед.

Когда в 1908 году П. Пельо знакомил в Ханое делегатов Первого конгресса по изучению Дальнего Востока с одной из глав данного ему Морисом текста «Лотосовой сутры», он и не подозревал, что уже в пути караван экспедиции Русского Географического общества, возглавляемый П. К. Козловым, которому предстояло сделать открытие, имевшее чрезвычайную важность для только что родившейся отрасли востоковедной науки — тангутоведения.