Александра Коллонтай. Валькирия революции

Глава первая. Привилегированная юность

Та, кто в будущем станет Александрой Коллонтай, родилась 19 марта 1872 года. Эта дата, о чем она впоследствии часто упоминала, была символичной, словно предвещавшей ее судьбу. Действительно, годом ранее, 18 марта 1871 года, торжествовала победу Парижская коммуна. И это еще не все, добавляла наша героиня, ибо ее родители узнали о том, что ей суждено появиться на свет, в час исчезновения Парижской коммуны. Это революционное событие, столь мимолетное, решительное и печальное для Маркса и его сторонников, в сознании Александры оказалось навеки неотделимо от ее собственной судьбы.

Однако подобное совпадение никак не сказалось на начальном этапе ее жизни, который был особенно благоприятным. Она родилась в красивом особняке в столице, как и полагалось ребенку из высшего общества. Ее отец, Михаил Алексеевич Домонтович, принадлежал к знатному малороссийскому дворянскому роду, который, как он любил повторять, «восходил к XII веку, а в XIII веке дал стране святого Довмонта, чьи останки покоятся в псковском монастыре»[1].

Предки Александры по материнской линии, не столь именитые, имели, однако, свои достоинства. Мать нашей героини, Александра Александровна Масалина, происходила, с одной стороны, из русской помещичьей семьи, а с другой — из финской. Согласно семейной легенде, ее дедушка-финн был так беден, что отправился босиком в столицу, где и заработал себе состояние. Тогда же он приобрел и завещал потомкам великолепную усадьбу Кууза, располагавшуюся на берегу одного финского озера. Александра Коллонтай всегда с гордостью упоминала о своих разноплеменных предках, в чьих жилах текла русская, финская, даже французская и немецкая кровь.

Мать А. М. Коллонтай А. А. Массалин-Мравинская. Не ранее 1872. [РГАСПИ. Ф. 134. Оп. 1. Д. 31. Л. 5]

Отец А. М. Коллонтай М. А. Домонтович. Не ранее 1872. [РГАСПИ. Ф. 134. Оп. 1. Д. 31. Л. 6]

Александра Масалина, мать Александры Коллонтай, была примечательна не только своим происхождением, но и романтической и необычной судьбой. Едва выйдя из отроческого возраста, она встретила в опере красивого офицера, который влюбился в нее, стал ухаживать и предложил ей руку и сердце. Это был Михаил Домонтович. Однако ее отец категорически возражал против этого союза, сочтя воздыхателя недостаточно состоятельным, а значит, и недостойным руки его дочери. Он воспользовался тем, что Домонтовича отправили воевать (тогда разгорелся конфликт между австрийцами и венграми), и навязал дочери в мужья выбранного им самим офицера польского происхождения Константина Мравинского, который был старше невесты.

Мать Александры Михайловны Коллонтай А. А. Массалин-Мравинская со старшими детьми А. К. Мравинским и А. К. Мравинской. Не позднее 1872. [РГАСПИ. Ф. 134. Оп. 1. Д. 31. Л. 4]

«Устроенный» брак поначалу казался удачным, в нем родилось трое детей — мальчик и две девочки. Но Александра и Михаил Домонтович не смирились с тем, что их разлучили. И когда Домонтович вернулся в Россию, покрыв себя славой, Александра взяла под мышку дочерей и ушла от мужа, оставив ему сына. Взбешенный Мравинский упорно противился разводу, которого требовала супруга. Каким же характером обладала эта Александра, будущая мать нашей героини! В Российской империи на разведенную женщину смотрели косо. Что и говорить о репутации женщины, оставившей мужа, сожительствующей с другим мужчиной и готовой вот-вот родить от него ребенка! Она превратилась в объект презрения всего общества. Домонтович обратился к Святейшему синоду с просьбой урегулировать их ситуацию, призвав на помощь своего семейного святого, и вместе с той, кто вскоре станет его женой, смиренно признал адюльтер в присутствии специальной комиссии. В итоге Святейший синод даровал им прощение, приняв во внимание, что Александра была на сносях. Домонтовичи вместе с тремя детьми (двумя дочерьми Мравинского и новорожденной) обосновались сначала в доме брата Михаила, а затем переехали в красивое здание близ кавалерийского училища.

Александра Коллонтай. Санкт-Петербург, 1878. [РГАСПИ. Ф. 134. Оп. 1. Д. 31. Л. 8]

Александра, которую в детстве называли уменьшительным именем Шура, была не только третьей дочерью, выращенной Домонтовичами, но также их третьим совместным ребенком, поскольку двое других родились раньше нее и умерли во младенчестве. Это объясняет, почему Александра Александровна окружила столь ревностной заботой своего позднего ребенка и почему это излишнее внимание часто становилось для Шуры тяжким бременем. Маленькая девочка взяла привычку укрываться от властной матери у своей гувернантки-англичанки миссис Хогдон. Особую близость она чувствовала к отцу, о котором позже скажет: «Человеком, оказавшим наибольшее влияние на мой ум, на мое становление, был мой отец».

Впрочем, ее родители были очень непохожи, хотя оба разделяли либеральные идеи и не отличались конформизмом по отношению к окружающей действительности. Ярким тому примером служила Александра Александровна, мама Шуры, которая после замужества решила заработать на своем имении в Куузе, где семья проводила лето. Она устроила предприятие, занимавшееся производством молочных продуктов, которые она продавала в Санкт-Петербурге. Это глубоко шокировало общество, к которому она принадлежала.

Пока супруга отдавалась хозяйственной деятельности, началась русско-турецкая война, опустошавшая Балканы, и Домонтович отправился на войну с традиционным врагом — Османской империей. После подписания Сан-Стефанского мира в 1878 году он остался в Болгарии в качестве советника, чтобы помочь этой ставшей независимой стране создать общественные институты. Он содействовал болгарам в обзаведении либеральной конституцией, что не соответствовало взглядам русского правительства. Отзыв Домонтовича в Россию год спустя положил конец такому либерализму, который сочли неуместным.

Детство Шуры прошло под знаком политики. Сначала она увлеченно слушала рассказы о русско-турецкой войне, разделяла восторженный панславизм русского общества, затем повидала вблизи независимую Болгарию, куда она отправилась к отцу. За год, проведенный в Софии, Шура завела знакомство, решительным образом повлиявшее на всю ее последующую жизнь, с девушкой одного с ней возраста — Зоей Шадурской. Зоя обладала крайне независимым характером, отличалась особенной живостью и стала для Шуры образцом для подражания. Дружба, завязавшаяся в течение того года, продлилась всю жизнь. Впоследствии Александра Коллонтай называла Зою, наряду с сыном, самым близким для себя человеком.

Шура интересовалась всем, что видела и слышала о событиях, связанных с ее отцом. Когда ей исполнилось десять лет, царь-освободитель был убит. Его смерть и то, что за нею последовало, произвели глубокое впечатление на ребенка. Ее родители, придерживавшиеся либеральных убеждений, тяжело переживали кончину монарха, подготовившего радикальную политическую реформу. Они сознавали, что тем самым смертельный удар нанесен их надеждам увидеть, как Россия вступает в конституционную эпоху. Однако убийство также непосредственно сказалось на их собственных жизнях. Мравинского, первого мужа Александры Домонтович, обвинили в сговоре с убийцами. Вмешавшийся по настоянию жены Домонтович сумел спасти его от Сибири, но не смог избавить от ссылки и лишения всех гражданских прав.

На девочку это событие наложило очень сильный отпечаток. Прежде всего изменился семейный климат, ибо ее мать, хоть и давно состоявшая в разводе, не могла удержаться от того, чтобы проявить участие к бывшему мужу и попытаться помочь ему всеми возможными способами. Она втягивала в это Домонтовича, и в какой-то момент между супругами возникла напряженность. В то же время Домонтовичи в силу своих отношений с Мравинским стали неблагонадежными в глазах петербургского общества, не забывшего к тому же об их добрачной связи и шокированного необычной деятельностью Александры Александровны. Ребенок не мог не ощущать атмосферу презрения и даже враждебности, царившую тогда вокруг его близких.

Затем жизнь пошла своим чередом. Шура подрастала, получала хорошее воспитание, увлекалась, как и ее отец, историей и легко овладевала несколькими языками: английским (в общении с гувернанткой), французским (языком высшего общества, на котором она говорила с матерью и сестрами), немецким (который тогда изучала) и финским (им она пользовалась в летнее время, проведенное в материнской усадьбе Куузе). Ее особенно тянуло к сестре Евгении, или просто Жене, которую мать подталкивала к получению образования, что для женщины в тогдашней России являлось редкой возможностью. Но весьма своенравная Женя желала посвятить себя пению и настояла на своем. Она познакомила Шуру с музыкой, что сильно сблизило двух сестер и вызвало у них общее желание противиться воле матери.

Когда Шура заявила, что хочет учиться в университете, она, как ранее Женя, столкнулась с противодействием матери, которая считала, что той следует получить необходимую квалификацию и заниматься с маленькими детьми, и твердила ей, что замужество и материнство — нормальный удел женщины. Как переменилась нонконформистка Александра! Более того, она настояла на том, чтобы одна из ее дочерей от первого брака сделала так называемую хорошую партию, выйдя замуж за кузена ее мужа, который был богат и знатен, но много старше новоиспеченной супруги. Этот брак, надеялась Александра Александровна, должен послужить примером для ее младшей дочери. Но Шура хотела самостоятельно решать, какой образ жизни вести и какой выбор делать. И вскоре она это продемонстрировала.

В пятнадцать лет она увлеклась братом одного из своих друзей — Ваней Драгомировым. Ваня был сыном друга генерала Домонтовича, также героя русско-турецкой войны. Надо полагать, дружба с детьми Драгомирова в семье Домонтовичей поощрялась. Эта идиллия длилась совсем недолго и кончилась трагически, поскольку после одного свидания, сопровождавшегося, согласно рассказу Александры, мимолетным поцелуем, юный Ваня покончил с собой. Выстрела из пистолета оказалось достаточно.

Причина самоубийства осталась неизвестна, но в жизни Шуры это событие произвело переворот. Ее родители, видя печаль дочери, предложили ей лошадь и пустили ее галопом до Куузы в надежде, что она таким образом сумеет развеяться. Позже, отметив про себя, что дочь по-прежнему безутешна, Александра отправила ее в путешествие в Стокгольм вместе с подругой. Их поездка длилась две недели. Идея оказалась прекрасной: путешествие и встречавшиеся по пути развлечения помогли Шуре справиться с отчаянием. Но она вернулась к своему плану получить образование, и мать не смела более ей перечить. Особый интерес Шура проявляла к истории и литературе, и благодаря связям и щедрости отца ей посчастливилось брать уроки у признанных знатоков этих предметов.

Домонтович представил дочь историку Константину Бестужеву-Рюмину, который заинтересовался ею. Для занятий литературой Михаил Алексеевич обратился к известному профессору Санкт-Петербургского университета Виктору Острогорскому, который давал Шуре частные уроки. Он читал ей лекции, предложил изучать творчество Толстого и Тургенева, так как Шура с самого начала призналась ему, что ее заветное желание — стать писателем. С тех пор у Шуры начались студенческие будни, которые перемежались веселым досугом — катанием на коньках, танцевальными вечерами. Во время одного из таких вечеров Александра пленила адъютанта императора, генерала Ивана Тутолмина, старше нее на четверть века. Он тотчас же попросил ее руки, но, несмотря на свой статус и достоинства, воздыхатель был отвергнут, хотя слыл в столице очень выгодной партией. Отказ Шуры, данный без оговорок и обиняков, вызвал недовольство матери и скандал в петербургском обществе. Какое легкомыслие, шептались в салонах, и какая невоспитанность! Шура оставалась глуха к критике. И вскоре повстречала человека, который пленил ее и изменил течение ее жизни.

Александра Коллонтай. 1888. [РГАСПИ. Ф. 134. Оп. 1. Д. 31. Л. 11]

Генерал Домонтович, отправляясь по службе в Грузию, решил взять с собой дочь, чтобы та развеялась. Там она познакомилась с Владимиром Коллонтаем, за которого впоследствии вышла замуж. Этот красивый юноша был немного старше нее и приходился ей кузеном. Он являлся единственным сыном Прасковьи Ильиничны Коллонтай, кузины генерала Домонтовича и вдовы одного поляка, который за участие в восстании 1863 года заплатил жизнью. Такая судьба, овеянная романтическим ореолом, не могла не прельстить Шуру. Она совершила несколько экскурсионных поездок вокруг Тифлиса в компании Владимира, познакомилась с его друзьями — одним словом, ее пребывание обернулось идиллией.

Муж А. М. Коллонтай В. Л. Коллонтай. Позднее 1893. [РГАСПИ. Ф. 134. Оп. 1. Д. 31. Л. 15]

Однако по возвращении в столицу Александра вступила в конфликт с родителями. Она объявила им, что хочет замуж за Коллонтая. Отец воспринял новость враждебно, поскольку находил, что избранник дочери плохо сочетается с ее интеллектуальными устремлениями. Мать же возражала по причине бедности жениха, которая обрекала Шуру на жизнь в нужде. Ее противодействие было настойчивым и сопровождалось оскорбительными выходками по отношению к Владимиру Коллонтаю. Чтобы отделаться от назойливого воздыхателя, Домонтовичи прибегли к весьма традиционному способу, отправив Александру за границу. В сопровождении одной из сводных сестер, Адели, она провела несколько недель в Германии и Франции. Но ни Париж, ни Берлин, хотя и являлись оживленными и чарующими городами, в которых Александра могла бы удовлетворить свое интеллектуальное любопытство и почувствовать вкус к жизни, не смогли заставить ее забыть о запланированном замужестве.

Отправка ее за границу в попытке дать ей возможность развеяться свидетельствовала о недостаточном знании ее своевольного характера. Противодействие родителей, напротив, лишь укрепило ее решимость. Она желала продемонстрировать свою независимость (возможно, даже больше, чем любовь) и в конечном итоге настояла на своем. Она вышла замуж за Владимира в 1893 году, в возрасте двадцати двух лет, навсегда став Александрой Коллонтай, хотя этот брак продлился недолго и впоследствии в ее жизни были другие мужчины.

Спустя всего год после замужества Александра родила сына Михаила — или просто Мишу. Она сразу же горячо полюбила его, проявляла к нему живой интерес и окружила нежной заботой и пристальным вниманием. В первое время она сделалась образцовой супругой и матерью, соответствовала чаяниям и представлениям Владимира. Он считал, что его жена должна посвящать ему все свое время, как делала она это по отношению к их ребенку, и что она должна быть довольна их совместной жизнью. Но Александре потребовалось немного времени, чтобы понять, что жизнь, всецело посвященная семье, ей невыносима, что она не может отречься от личной свободы. Совсем скоро она заявила своей конфидентке Зое: «Я ненавижу брак»; «Я хочу писать, а не вести эту тупую жизнь».

Зоя предупредила об этом Владимира, и тот, будучи сильно влюблен и уважая чувства жены, хотел показать, что он ее понимает. Он нанял новую прислугу, чтобы избавить супругу от материальных забот и предоставить ей свободное время для интеллектуальных занятий. Такой компромисс вовсе не стал решением нараставшей проблемы в отношениях между супругами, которую генерал Домонтович предвидел еще до заключения брака. Владимиру амбиции Александры и ее интерес к политике (ибо уже тогда она увлеклась социализмом и читала все, что ей удавалось найти по этой теме) казались милой прихотью и не вызывали у него ни малейшего интереса. Этот серьезный, квалифицированный инженер снисходительно относился к тому, что считал фантазиями избалованного ребенка, но был не в состоянии уделить этому хоть какое-то внимание. И он не отдавал себе отчета в том, какую опасность для их супружеской жизни представляло его благосклонное и великодушное отношение, которое, тем не менее, не соответствовало ожиданиям Александры.

Александра Коллонтай. 1893. [РГАСПИ. Ф. 134. Оп. 1. Д. 31. Л. 12]

К этому стоит добавить, что на личном фронте появился мужчина, потенциальный соперник — Александр Саткевич, друг Владимира и тоже инженер, который, в отличие от Владимира, интересовался интеллектуальным багажом Александры. Зная о ее ожиданиях, он поощрял ее к писательству и обсуждал с ней ее работы. Воодушевленная этой поддержкой, Шура посвятила себя написанию рассказа, который отправила на отзыв известному писателю Владимиру Короленко — издателю литературного журнала «Русское богатство». Для начинающей писательницы, никому неизвестной молодой женщины это был смелый поступок, и он не увенчался успехом. Короленко ее не слишком обнадежил. Однако упорный характер Александры проявился и на сей раз. Сдержанность Короленко не произвела на нее сильного впечатления, несмотря на влияние и авторитет, которыми пользовался писатель. Он нашел ее недостаточно талантливой для создания романтических произведений? Что ей до того! Она просто решила на какое-то время сменить деятельность, бросить рассказы и романы ради получения образования, чтобы сделать из этого сюжет для своих будущих произведений.

Какие перемены в жизни Александры! С тех пор она стала еще более открытой для политической деятельности, идейных споров и новых веяний. Одно событие, произошедшее в 1896 году, ускорило формирование у Александры политического сознания. Владимир Коллонтай собрался в Нарву для установки вентиляции на крупном текстильном предприятии, где были заняты двенадцать тысяч рабочих обоего пола. Александра решила сопровождать его в поездке в компании своей неразлучной подруги Зои. Поначалу женщины полагали, что это путешествие станет приятным времяпрепровождением. Они катались на лыжах, коньках и танцевали, пока инженеры представляли свои проекты. Но спустя два дня после прибытия Александра передумала и захотела посетить завод и жилые помещения рабочих. Она пришла в ужас при виде примитивных бараков, мира нищеты, описание которого ей порою встречалось в книгах, но она и представить себе не могла, что этот мир существует на самом деле. Впоследствии она скажет, что убожество, увиденное ею тогда, оказало определяющее влияние на ее развитие. Тогда же она пришла к выводу, что ее долг — поставить себя на службу обездоленному пролетариату и попытаться улучшить его положение.

По возвращении в столицу она в еще большей мере посвятила себя социальным вопросам. Часто принимала участие в различных дискуссиях, конференциях и помогала Передвижному музею учебных пособий, который обеспечивал учебными материалами рабочих, посещавших вечерние курсы. Александра занималась всем этим вместе с преданными друзьями: прежде всего с неразлучной подругой Зоей и Саткевичем, также ставшим ей другом. Отношения Александры с этими двумя столь близкими ей людьми обернулись так, как никто из них и представить себе не мог. После свадьбы чета Коллонтай поселилась в доме Домонтовичей. Поскольку он был огромен, у Александры возникла мысль предложить незанятую комнату Саткевичу, который до этого жил стесненно. Затем и Зоя, которую Александра одно время думала выдать замуж за Саткевича, получила приглашение присоединиться к друзьям в этом просторном жилище.

Таким образом, под крышей у Коллонтаев зародилась маленькая «коммуна», соответствовавшая интеллектуальным мечтаниям той эпохи. Здесь встречались многочисленные друзья, часто до рассвета велись жаркие споры, вдохновленные идеями Маркса, Чернышевского, Бакунина. Обсуждали будущее России и грезили о революции. Мысль о женитьбе Зои и Саткевича не получила развития, поскольку тот влюбился в Александру, которая, разочаровавшись в муже, не могла перед ним устоять. «Можно ли любить двух мужчин одновременно?» — вопрошала она подругу. Но совсем скоро ее стали возмущать рассуждения в категориях принадлежности одного человека другому, потому как она желала самостоятельно распоряжаться своей свободой. И все же Саткевич, которого она в своих письмах обозначала инициалами А. А., а Зоя называла «человеком, явившимся с планеты Марс» и «славным малым», навсегда занял важное место в ее жизни.

Владимир Коллонтай долго не знал об отношениях, лишивших его жены, но этот обман не мог длиться вечно. А тем более коммунальная жизнь, которая так плохо его скрывала. Зоя в конце концов уехала в 1898 году, и Александра решила оставить мужа, семью, столицу, чтобы пойти своим путем, принять судьбу, которую она для себя определила. Вот как она это объясняет в своей автобиографии: «Я все еще любила своего мужа, но счастливая жизнь домохозяйки и супруги стала для меня тюрьмой». И дальше добавляет: «Мне нужно было уехать. Порвать с человеком, которого я сама прежде выбрала, даже если (я это смутно чувствовала) я подвергну себя опасности потерять саму себя. Также следует сказать, что ни один мужчина, который был со мной близок, не оказывал определяющего влияния на мои желания, действия или видение мира. Напротив, большую часть времени именно я вела за собой. Я протаскивала свои представления о жизни, свою политическую линию, сформированную как самой жизнью, так и непрерывным чтением книг».

Прежде чем последовать за Александрой, порвавшей со своим прошлым, следует уделить внимание ее дружбе с другими людьми, повлиявшими на ее становление. Одна такая дружба завязалась еще в детстве. Речь идет о гувернантке Марии Ивановне Страховой — личности выдающейся, происходившей из семьи признанных интеллектуалов. Страхова объяснила своей воспитаннице в самом раннем возрасте, что необходимо радикально изменить русское общество и освободить женщин от подчиненного положения, на которое тогдашнее общество их обрекало. Мария Страхова давно занималась образованием рабочих, и именно она познакомила Александру с Передвижным музеем учебных пособий. Там Коллонтай познакомилась с одной из учениц Страховой — Еленой Стасовой, дочерью сановника и известным искусствоведом.

Общее фото семьи Домонтович с друзьями. Санкт-Петербургская губерния, усадьба Кууза, 1897. [РГАСПИ. Ф. 134. Оп. 1. Д. 31. Л. 1]

Стасовы принадлежали к наиболее изысканному интеллектуальному кругу, и Александру впечатлило дружелюбное отношение Елены, хотя они так и не стали близкими подругами. Елена Стасова рекомендовала ей книги для чтения, говорила с ней о социализме. Осторожная по натуре, она воздерживалась от разговоров о собственной политической деятельности, но приглашала Александру на тайные собрания. А иногда просила ее спрятать у себя дома агитационные листовки, которые распространяла на подступах к заводам, с призывами к участию в «дне рабочих» или стачке. В то время стачки были частым явлением в текстильной промышленности, где широко использовался женский труд. Участь женщин живо интересовала Александру, и именно этой проблеме она решила себя посвятить. Узнав, что данную тему ранее затронула на лондонском Международном конгрессе рабочих-социалистов и профсоюзов Клара Цеткин, которая воспользовалась случаем для популяризации книги Августа Бебеля «Женщина и социализм», Александра прочла этот труд и получила пищу для размышлений.

Однако прежде всего ее интересовали вопросы образования, способы внушения детям чувства свободы и независимости с целью превращения их в полезных членов общества. Оттолкнувшись от этой темы, она направила свою мысль в социально-политическое русло. Она полагала, что, сосредоточившись на формировании независимых личностей, родители и воспитатели способствуют появлению взрослых, осознающих неотложность всеобъемлющей реформы общества ради прогресса всего человечества.

Таким образом, Александра мысленно соединяла развитие человеческой личности с марксистским дискурсом движения к прогрессу. Используя эту общую тему в качестве ориентира, Александра старалась определить свое место в обществе и имевшиеся у нее средства, с помощью которых она могла внести свой вклад в развитие себе подобных. Коллонтай направила в журнал «Образование» статью на данную тему, которую сразу же приняли. Этот первый успех укрепил ее уверенность в том, что она должна писать и может своими текстами принести пользу себе подобным. В то же время, уверившись в своем писательском призвании, Александра вынуждена была констатировать (и все обсуждения, в которых она участвовала в течение двух последних лет, подтверждали опасения) недостаток у себя знаний, а следовательно, невозможность взяться за реализацию каких-либо писательских планов без серьезной подготовки.

Осознание недостатка знаний вернуло Александру к старой навязчивой идее: ей следовало учиться. Тяга к знаниям побудила ее полностью порвать с жизнью, которую она вела. Она убедилась, что личная независимость — это первое условие ее вхождения в мир знаний. И она знала, как ей нужно действовать. Она объявила родителям о разрыве с Коллонтаем и своем отъезде в Цюрих с целью серьезного изучения трудов Маркса. Она доверила им Мишу, в сопровождении гувернантки, возложив на них задачу по воспитанию внука.

Почему же был выбран Цюрих? Прежде всего потому, что Александра открыла для себя и горячо обсуждала с друзьями одно произведение, посвященное «рабочему вопросу». Оно принадлежало Генриху Геркнеру — экономисту-марксисту, преподававшему в Цюрихском университете. Кроме того, Цюрихский университет славился своим либерализмом, принимая студентов, которых не допускали к университетскому образованию в родной стране. Для русских студентов Цюрих служил несравненным полюсом притяжения, и они устремлялись туда в большом количестве.

Александре при поступлении было двадцать шесть лет. Она никого не знала ни в Цюрихе, ни в Швейцарии, ни в университете, но располагала материальными средствами, позволявшими ей неплохо жить. Действительно, отец обеспечивал ей финансовую поддержку, которая освобождала ее от всех ежедневных забот. Она также знала, что Миша в безопасности и окружен заботой любящих его бабушки и дедушки. К этой живительной уверенности добавлялась моральная поддержка самых близких друзей: Зои, обещавшей быть рядом с ее сыном, Саткевича, «славного малого», прежде (а может быть, все еще?) очень ей близкого и вдохновившего ее следовать по пути, подсказанному ей внутренним голосом. Наконец, она извлекла пользу из подспудной договоренности с Владимиром Коллонтаем, согласно которой он, брошенный и едва ли счастливый, тем не менее, избавил ее от упреков и шантажа, благодаря чему их расставание не приняло драматический оборот. Для Александры, для Миши, чье благополучие служило необходимым условием ее внутреннего спокойствия, этот безболезненный разрыв стал ценным даром. Она смогла отправиться в Цюрих с легким сердцем.

Ей также посчастливилось быть крайне благосклонно принятой профессором Геркнером, который включил ее в состав своей семинарской группы. Он уделил время своей новой ученице, наметив для нее список литературы и сориентировав в выборе темы для исследования. Доброжелательность профессора укрепила уверенность Александры в том, что она правильно сделала, начав новую жизнь. Очевидно, все ей благоприятствовало и легко давалось. Однако Александра не была создана для легкой жизни.

Расставание с Мишей оказалось более болезненным, чем она себе представляла, когда принимала такое решение. Едва покинув столицу, она осознала, что страдает, причем настолько сильно, что несколько раз сходила с поезда, увозившего ее в Цюрих, чтобы вернуться к сыну в Куузу. Но, добравшись до Цюриха, Александра взяла себя в руки. Следуя совету своего профессора, она решила сосредоточиться на проблемах знакомой ей Финляндии. И приступила к работе. Вскоре, однако, ей пришлось прерваться, ибо внезапно, возможно, под влиянием потрясений в жизни страны и ее близких, у Александры обнаружились проблемы с нервами — не начиналась ли у нее депрессия? На факультете ей посоветовали поехать поправить здоровье на солнце. Она повиновалась, позволила себе ненадолго остановиться в Италии, затем отправилась в Берлин, чтобы получить консультацию у именитых врачей, которые диагностировали у нее всего лишь (стоит ли этому удивляться?) тоску по России и по семье. Положившись на их рекомендации, Александра возвратилась к родителям спустя год после отъезда. Для них, для Миши ее возвращение стало огромной радостью, и прием ей оказали соответствующий. Преданный «славный малый» тоже был тут как тут, готовый откликнуться на любые ее желания и даже предвосхитить их. Что до Владимира, брошенного мужа, то он сообщил, что вопрос о возвращении к совместному проживанию не стоит и разрыв между ними окончателен.

Проведя несколько месяцев в кругу близких, в том числе какое-то время в усадьбе Кууза, и успокоив тем самым расшатанные нервы, Александра с новыми силами вернулась в Цюрих к своим занятиям. Однако ее бескомпромиссная натура в очередной раз осложнила положение. Разумеется, своего профессора, именитого ученого, она уважала. Но, вновь начав посещать семинарские занятия, была вынуждена констатировать, что образ мыслей учителя, которого она ранее сама выбрала, более не соответствует ее ожиданиям.

Социалисты в то время делились на фракции. Реформисты и радикальные марксисты безудержно ругались друг с другом. И, к своей великой досаде, Александра обнаружила, что профессор Геркнер изменил взгляды на крупный конфликт в среде социалистов и двинулся в направлении, противоположном тому, которое выбрала она сама. Социалисты были непримиримы. Немец Бернштейн непрестанно критиковал то, что считалось сердцевиной ортодоксальной марксистской теории — Эрфуртскую программу Маркса и Каутского. Их убежденности в том, что пауперизация пролетариата непременно ведет к революционным изменениям, Бернштейн противопоставлял тезис о том, что положение рабочих меняется, зарплата и условия жизни постепенно улучшаются, а это открывает возможность для мирного перехода к социализму. Конечно, рассуждения Бернштейна основывались в первую очередь на наблюдении за положением рабочих в Германии, самой передовой стране Европы, однако его риторика привлекла внимание всех социалистических партий и движений и вызвала в них споры.

Так произошло и в России, где социалисты живо заинтересовались этим вопросом и их мнения разделились. Лидеры Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП) Георгий Плеханов, Павел Аксельрод, Вера Засулич, Владимир Ленин подвергли резким нападкам мысль о том, что мирное поступательное развитие позволит избежать революционного насилия. Плеханов обвинял Бернштейна в том, что тот взял за основу популистские тезисы, которые, напоминал он, уже не раз приводили социализм к провалу. Большинство русских марксистов воспротивились реформизму Бернштейна. Но Александра Коллонтай с горечью признала, что ее учитель думал точно так же, как Бернштейн, тогда как сама она, рассматривая Финляндию, объект своего исследования, в свете радикальных представлений Маркса, стремилась показать, что в этой части Российской империи, населенной преимущественно крестьянами (чей революционный потенциал Маркс отрицал по причине их привязанности к собственности), крестьянство, тем не менее, являлось революционным классом.

Осознавая, что сомнения отдаляют от него мятежную ученицу, профессор Геркнер предложил ей обратить внимание на английских социалистов, особенно на Беатрис и Сидни Вебб, и даже организовал встречу с ними. Несмотря на оказанный ей теплый прием, Александра призналась своим друзьям, что собеседники, рекомендованные ей учителем, произвели на нее жалкое впечатление. Все сказанное ими, напротив, подталкивало ее в сторону тех социалистов, которые непримиримо боролись с реформизмом.

Роза Люксембург, с которой она познакомилась тогда же, поразила ее силой убежденности, мощью своей личности и произвела на Александру глубокое впечатление. К тому же во многом обе женщины были схожи. Как и Роза Люксембург, Александра проявляла неуступчивость в противостоянии с другими марксистами, яростно нападая на уважаемых деятелей. Однажды это случилось с Петром Струве — теоретиком марксизма, которого она встретила на одном из вечеров, организованных в столице отцом Елены Стасовой с целью сбора средств для помощи рабочим. Струве расхваливал Бернштейна. Она напала на оратора без оглядки на моральный авторитет, которым тот пользовался в России и среди социалистов во всем мире. Резкость ее речи изумила всех собравшихся и неприятно потрясла многих из них.

Однако цюрихский период в жизни Коллонтай близился к завершению, ибо ее родители друг за другом ушли в мир иной. Их смерть привела ее в отчаяние, особенно кончина отца, с которым она была так близка и который всегда поддерживал ее морально и материально. Более того, Миша, которого бабушка с дедушкой холили и лелеяли, чувствовал себя осиротевшим. Александре пришлось взять на себя заботу о сыне, распорядиться его судьбой, тогда как ранее эта ответственность лежала на Домонтовичах.

Печаль Александры усугублялась проблемой, о которой она до этого и подумать не могла: отношения с Владимиром Коллонтаем приняли новый оборот. Прежде Владимир довольствовался самим фактом их расставания и не требовал от нее практических шагов. Но в тот самый момент, когда ей пришлось в одиночку обустраивать жизнь своего ребенка, муж объявил ей о желании развестись. Развод в царской России был делом непростым, и ранее Александра никогда не считала его целесообразным, коль скоро в ее жизни Владимира больше нет. Но тот, встретив молодую женщину, которая привязалась к Мише (и эта привязанность оказалась взаимной), хотел вновь жениться. Ему понадобилось разрешение Святейшего синода на развод, что требовало малоприятных и длительных хлопот. Это вовсе не устраивало Александру, но ей пришлось смириться. Можно вообразить, что преданность и знаки внимания со стороны Саткевича помогли ей пережить это трудное время, хотя гибель почти всей их переписки исключает всякую возможность узнать что-либо наверняка об их отношениях в тот период.

После смерти матери Александра сделала открытие, перевернувшее всю ее жизнь. Та завещала Куузу детям от своего первого брака, тем самым лишив Александру доступа к усадьбе, которую она так любила. Она не понимала причины такого решения, которое и правда труднообъяснимо. Зато отец завещал ей прекрасное имение в Черниговской губернии, что гарантировало ей солидный доход, но и возлагало на нее тяжкое бремя по управлению хозяйством.

Отныне Александра была вольна организовать свою жизнь и жизнь сына по собственному усмотрению. Благодаря отцу у нее имелось достаточно материальных средств. Она тотчас же покинула семейный особняк и вместе с Зоей Шадурской обосновалась в другом, более скромном жилище, где Мише предстояло жить окруженному заботой Зои и гувернантки, а также, по крайней мере поначалу, «славного малого», который обеспечивал эпизодическое присутствие мужчины в жизни ребенка.

Смерть родителей, утрата Куузы, обустройство новой жизни для Миши — все это перевернуло в жизни Александры страницу ее первой молодости — такой счастливой и беззаботной.