Анархо

Глава 9. Рубикон

Идеальная ночь. Прекрасная в своей, созвучной самому внутреннему естеству, вибрации, поглощающей разум слегка давящим на слух придорожным шумом. Совсем не таким, как последнюю неделю, когда под окнами тяжёлые катки впрессовывали горячий асфальт в загодя обгрызенное полотно. Каждую ночь, с полуночи и почти до самого утра… Сейчас всё по-другому.

Микроавтобус Вовы Шарика почти неслышно шелестит резиной протектора по федеральной трассе, несясь наперерез заказному фанатскому басу. Снова выезд, как раз кстати. Встреча с дружественным околофутбольной легионом, товарищеский рукопашный схлёст, а после протяжные и шумные посиделки. А, заодно, хорошее алиби. Автобус тронулся с места ещё за несколько минут до того, как небольшое помещение в жилом многоквартирном доме озарилось весёлым пламенем. Это было прекрасно… Так, как и должно было быть.

Картинки стройным диафильмом снова и снова выстраивались у Лидса в памяти. Прокручивались, чуть услужливо притормаживая, то одним слайдом, то другим. Вот друзья, как и в прошлый раз, вчетвером, нерушимым квадом, идут к месту, несмотря на тьму, скрывая лица полумасками.

Вот Бэкхем отделяется, заворачивает за угол, ныряя во двор, чтобы через минуту скользнуть в нужный подъезд, заблокировать второй выход. Вот оставшаяся троица скользит вдоль тыльной стороны дома, не таясь, встаёт на крыльцо бывшей ветаптеки. Теперь здесь продают совсем не ошейники, средства от паразитов и корма для братьев наших меньших. Машины подъезжают, курьеры берут товар и укатывают в разные концы города, раскладывать яд новой эры по неприметным щелям. Заявления местных жителей во все инстанции, уже год как, служат, в лучшем случае, для заворачивания рыбы. Никто не хочет менять текущий порядок вещей, ведь он всех устраивает… Всем нужны деньги. И вовсе неважно, чем именно фантики федерального банка могут провоняться.

Картинки ускоряют свой бег. Вот Барбер гулко стучит в металлопластиковую укреплённую с внутренней стороны решёткой дверь. Этот «магазин» трудится круглосуточно, но небольшое окошко открывается с ленным запозданием. Заспанные глаза не сразу замечают маски. Но даже когда крепкие пальцы вгрызаются в жёсткие мужские волосы — испуга нет, лишь удивление.

— Вы хоть знаете, под чьей это место крышей?! — успевает вымолвить опоясанный свиной щетиной рот, прежде чем сталь кастета разукрашивает его бордово-алым.

Чернявая голова проталкивается внутрь, и вслед летят, задиристо размахивая огненными хвостами, «коктейли Молотова». Тонкие водочные бутылки с длинным горлышком услужливо разлетаются на куски, сразу после первого и последнего поцелуя с твердью прочной половой плитки. Жидкий огонь растекается столь весело. Вспыхивает в одном месте и озорно плюётся мелкими каплями в стороны, будто в желании поделиться с миром неимоверным счастьем рождения.

После неудачных попыток сбежать через подъезд, слегка поцелованный пламенем продавец распахивает зарешёченную дверь, захлёбываясь кашлем, валится на ступени. Желание жить убивает страх и смятение, но о них нужно напомнить. Молодые ноги тяжёлыми ударами вбивают чернявую голову в землю, ровно до тех пор, пока обтянутое чуть оплавившимся в паре мест спортивным костюмом тело не перестаёт сопротивляться, оставаясь лежать изуродованной куклой. Жуткое и завораживающее зрелище, особенно в отблесках живого первобытного пламени… Эта картинка заставила Лидса злобно улыбнуться. Одними лишь уголками рта, но искренне, протяжно, по-настоящему.

Теперь главным стало догнать общий автобус. Но это лишь дело техники. Не успеют к одной остановке, значит, обгонят по пути к другой. Можно было бы просто подрезать бас на трассе и пересесть, но тогда у водителя непременно возникнут вопросы. А лишние вопросы, тем более, когда речь идёт об алиби, никому не нужны.

— Миша, — отвлёк Барбер, от завораживающего своей кровавой идеальностью калейдоскопа, и кивнул в сторону Бэкхема, сонливо упёршегося лбом в гладь стекла.

Лидс нехотя вытряс из головы осколки так славно сложившейся мозаики, глянул на считающего столбы младшего товарища, плавно перетёк через проход, подсел рядом.

— Слава, ты это… — слова рождались в муках и срывались с губ свинцовыми чушками.

— Это, в смысле: «Прости, я вёл себя, как кретин?» — помог Бэкхем слепить звенья в единую стройную цепь, пусть и не отличающуюся изысканностью вязи.

— Вроде того, — согласился Лидс. — Я не со зла. Ты же знаешь…

— Знаю.

— Я же брат, всё-таки. А ты, да и я, да и все мы — так себе женихи. А она глупая. Малая же ещё…

— Да, она поумнее нас с тобой будет, — хмыкнул Славик. — Давай замнём тему? Всё равно мы не до чего не договоримся. Разрешения просить я у тебя не стану — много чести. Да и Оля в благословении твоём не нуждается. Так что, пустозвон это всё.

— Да… — чуть покривил Лидс губами. — Пустозвон. Мир? — протянул раскрытую, всё ещё немного отдающую бензином ладонь.

— Мир, — равнодушно пожал её Бэкхем. — Если бы война была — пошёл бы я с тобой гадюшник этот жечь? Я бы лучше тебе ноги-руки переломал и дело с концом.

— Пупок бы надорвал! — усмехнулся Лидс, слегка толкнув товарища.

— Это ты бы надорвал, когда бы пятый угол искал.

— Пижон!

— Ханжа!

— Дебилы… — пробурчал под нос Барбер и отвернулся к окну, за которым, чуть присвистывая, летала ночная мгла, лишь изредка и ненадолго пугливо огибающая фары проезжающих навстречу машин.

Вскоре впереди замаячили огни небольшого автовокзальчика. Камерного, по-деревенски скромного. Посреди небольшой площади укоренилось само вокзальное здание. Справа пристроился кубик круглосуточного кафе. Слева же вальяжно раскинулся рыночек, пустующей в ночной час гусеницей прилавков.

«Пивовозка» Шарика сиротливо завернула за закусочную, смиренно погасила фары.

— Точно не пойдёшь? — уже не в первый раз пытал Шарика Бэкхем.

— Да, работа же! — кривился водитель. — Послезавтра в пять утра на склад-базу, а потом кеги да ящики развозить. Какой выезд…

— А то, тачку бы тут оставил, а на обратном пути подобрал.

— Да, ну?! А угонит кто? В такой глуши «ищи-свищи» потом. Да и палево… Я к тетке поеду, переночую. Тут сто километров до неё. А днем домой. Вроде бы как, алиби…

— Ладно, — прервал его Барбер, — пойдём мы. Спасибо, брат. Послезавтра свидимся.

— Удачи! — поочередно пожал всем руки Шарик, перед тем как компания тихо выгрузилась на свежий воздух.

У закусочной несколько ультрас, наряженные клубной атрибутикой, словно новогодние ёлки, тщательно пережёвывали чебуреки, запивая недорогим пивом. Основная же масса клубилась у автобуса. Курила, гоготала, иногда крякала дудками. Троица центровых «Анархо» влилась в общее скопление так же естественно, как малая речушка несёт свои воды безбрежному морю. Особая энергетика выезда вмиг выветрила из головы все сторонние думы. Теперь только дорога, вера в клубные цвета, и ещё полсотни таких же, как и ты сам.

Автобус гундосо просигналил и пассажиры ленивой вереницей потянулись обратно в двухярусное чрево. На втором «этаже», как повелось, устроили себе насест ультрас. В люки удобно высовывать развивающиеся на ветру командные флаги, а окна затягивать баннерами. Первый же этаж был для тех, кто выражал преданность не только и не столько на стадионе, сколько вне его пределов.

Пёстрый верх сильно отличался от сдержанного низа. Никакой атрибутики, за исключением редких клубных шарфов. Никаких дудок и воплей, гораздо меньше спиртного.

— Физкультпривет, хулиганы! — приветствовал присутствующих Барбер, попутно пожимая крепкие ладони, пробираясь в конец салона, откуда радостно, но вяло, махал сонный Златан.

— Тут пара мест есть, — здороваясь, объявил лидер «Forward fly crew». — Так что, кому-то придётся к кому-нибудь примоститься.

— Я к нашим пойду, — махнул Бэкхем в сторону нескольких парней из «Анархо», расположившихся ближе к водителю. — У них, вижу, пивко, да картишки…

— Портки свои не проиграй! — кинул ему вслед Лидс, и устало упал в кресло.

— Чего так долго? — потирая заспанные глаза, начал нудить Златан. — Сказали — на выезде из города подскочите, если не успеете.

— Ну, а подскочили на выезде из области, — пожал Барбер плечами. — Проблема что ли?

— Да, без проблем. А что за задержка-то?

— Да, квартиру заказчику сдавали, — мельком глянул Барбер на, уже было открывшего рот, Лидса. — Долго мозги трахал. Там плохо промазали, сям…

— Лидс, — удивился Златан, — а ты тоже с ними что ли работаешь? Что, со шмотья денежек не хватает?

— Их всегда не хватает, — пространно отозвался Лидс, сложил руки на груди и закрыл глаза.

— Что догнали — хорошо, — доносилось из темноты. — Только я уж подумал, что соскочили с выезда. В общем, я места ваши на «забивоне» пообещал.

— Да, пофиг! — буркнул Барбер. — Тем более, Михе сейчас башку подставлять не желательно. А мне всё равно. Это же так, баловство «договорное».

— Что, соскучился по уличному месилову, да вязалову?

— Ну, тогда интереснее было. А сейчас, цивилизация, мать её… Могу я тебя кое о чём попросить? — резко перевёл Барбер тему. — Если что, мы вместе со всеми в бас загрузились.

— «Если что» — это жена или мусора? — как-то безучастно, сквозь зевок, уточнил Златан.

— И то и другое… — отшутился Барбер. — И что хуже — неизвестно!

Ночь пролетела, словно краткий миг. Лидсу казалось, будто только-только закрыл глаза, только-только сквозь сонную дымку пробивалась негромкая беседа Барбера со Златаном, и вот уже упругий палец пытается заползти под ребро.

— Сдурел?! — спросонья отмахнулся Лидс, на силу разлепив непокорные веки.

— Пошли! — снова больно ткнул в бок Барбер. — Или тут с «шарфистами» прохлаждаться будешь? Пойдём, посмотрим. Тем более, в составе четверо наших.

Утренняя прохлада вползала в лёгкие и, казалось, оставляла на выдохе едва ощутимые нотки хвои и свежей чуть примятой травы. Автобус сонно стоял у съезда в придорожный смешанный лесок. Лиственные деревья соседствовали с разлапистыми соснами, создавая единый, чуть смазанный в текстурных очертаниях, массив. Прямо по хрустальным бусинкам росы, по направлению к посадке, спешили тридцать пар молодых ног. Руки же, прямо по пути, облачались в обмотку эластичных бинтов. Некоторые, не мудрствуя лукаво, вползали в текстильные изгибы строительных перчаток.

Хотелось пить и чего-нибудь перекусить. В животе тоскливо поскуливало. Но всё это могло подождать. Даже не будучи активным участником рукопашной встречи, Лидса начало мало-помалу захлёстывать волнами того самого сладкого наркотика, к которому организм самостоятельно приучает разум. Адреналин вливался в кровь мелкими инъекциями, с каждым шагом наращивая дозу. Ноги сами по себе пружинили, подталкивали тело ввысь, принимали его массу мягко и снова отправляли на пару сантиметров ближе к небу.

— А что он там делает?! — с недоумением кивнул Лидс на Бэкхема, в числе прочих уже обмотавшего кулаки и заблаговременно закусившего капу.

— Да один из златановских ночью так нажрался, что сейчас подыхает лежит, — хохотнул Барбер. — Вот наш Славик и затесался. Завидно?

— Не без того… — признался Лидс, стараясь лавировать меж то и дело стремящихся выколоть глаз веток. — Вон они! — прошептал себе под нос, завидев что-то белое, маячащее метрах в тридцати впереди среди деревьев.

Оппоненты уже ждали. Выстроились в боевой порядок на небольшой опушке, будто изначально предназначенной для такого рода развлечений. Округлая, метров двадцать в диаметре. Словно ринг восточного образца. Всё идеально. Всё так хорошо, что хотелось сорвать дорогую ветровку от «Henry Lloyd» и броситься на противника. Втаптывать чужие лица в траву, крушить хрящи, уходить от ударов и проверять на прочность рёбра. Хотелось идти в бой… Но это не накрытие. Это цивилизованный забивон. Чистые руки, равное количество бойцов, «fair play» — то, что стали называть «Русским стилем». Четная борьба. Уважение к противнику. Контролируемая ярость.

Дыхание участилось, пытаясь угнаться за разгоняющимся пульсом. В глазах чуть помутнело и растерявшие чёткость две волны хлынули друг на друга. Чёрная и белая. Гости, облачённые в смольные одноразовые футболки и хозяева в белоснежных, которые также придётся отправить в мусорные корзины уже через час, а, может, и раньше, перепачканные зеленью травы, разводами размякшей осенней почвы и горячей человеческой крови.

По три ряда расплывчатых фигур с каждой стороны. Центр гостей выпирает пивным животом и вырезается в ряды противника. Фланг чуть растягивается и обнимает радушных хозяев, отправляя всё новые и новые тела навзничь. У «белых» большое фанатское движение. Примерно с десяток фирм объединяют более тысячи ультрас, среди которых около половины — футбольные хулиганы. Но количество не означает качество. Это видно по схватке. В составе гостей случайная выборка «Citizens», «Forward fly crew» и «Анархо». У хозяев — боевая элита всего легиона. Но чего она стоит видно по тому, как быстро белые майки покрываются кровью своих хозяев, сколь скоро теряют товарный вид, оказываясь на земле. Вот что значит плохая селекция. Вот что значит «проходимцы» в одной шеренге с бойцами.

Все заканчивается быстро. Столь ожидаемое поверженными «Стоим!», звучит уже через пару минут после выхода гостей на этот благословенный лесной ринг. И вот уже ярость в глазах сменяется участием, а жаркая злоба духом товарищества. Поврежденным оппонентам помогают подняться на ноги, уважительно аплодируют, в честь молодой и жаркой доблести. Кому то предлагают воды — смыть кровь, кому-то пойти к автобусу, махнуться «розами». Заветное слово истребляет дух вражды. Испепеляет вспыхивающую с первым ударом ненависть. Это и есть русский околофутбольной стиль. Это и есть стирание грани, между кровожадностью победы и упорным благородством поражения.

«Чёрные майки» тянутся в ещё не успевший остудить двигатель автобус и едут на матч уже победителями. На околофутбольном поле разгромный счёт в пользу гостей. Теперь дело за теми, кто защищает цвета команды в прямоугольнике стриженного газона. За теми, кто получает огромные деньги, дабы делать людей на трибунах и у экранов телевизоров чуточку счастливее.

Гостевой фансектор, то покачивался из стороны в сторону, в такт распевным мелодиям, то мелко подпрыгивал в едином порыве, то перекрикивался с фанатами хозяев поля. Лёгкость и понятность происходящего выветривала из мыслей всё, что только могло отягощать замученную сомнениями душу и изъеденное сожалением сердце. Лишь когда сектор кратко затихал, в сознание ядовитой дрянью вползало тягостное видение. Казалось, стоит чуть скосить голову и вот он — брат, стоит рядом… Всё такой же пышущий жизнью, с искорками восторга в глазах, столь юный и охочий до пылающего ярким красками будущего. Благо, сектор затихал ненадолго. Ведь не молчания же ждали столько времени?!

Два часа унизительного ожидания в автобусе… Гостей футбольного праздника долго мурыжили, пока конвой «космонавтов» не соизволил препроводить приезжих фанатов на трибуну и намертво запереть в загоне живой серо-чёрной изгороди. На трёх обычных «пепсов» один «космонавт». И так несколько раз. Не такая уж и прочная преграда. Тридцать подготовленных и размявшихся в утреннем дружеском договорняке хулиганов легко сомнут провонявшихся ощущением собственной неуязвимости «серых». Но, кому это нужно? С сегодняшними оппонентами все вопросы уже решены. Цивилизованно, по-товарищески, как и полагается не враждующим мобам. Здесь нет врагов. Теперь только футбол и только победа!

Гости пропускают первыми. Голкипер отбивает мяч, словно из пушки посланный хозяйским полузащитником. Но отбивает перед собой, и юркий форвард хозяев оказывается проворнее долговязых защитников. Тридцать пятая минута. Мяч в «сочке». Счёт открыт. Весь стадион ликует. Весь, кроме гостевого сектора. Впрочем, минутному негодованию нестерпимо далеко до уныния.

Ультрас заводят разномастные кричалки. Подхватывают хулиганы. Подхватывают немногочисленные «кузьмичи». В перерыве матча песни из динамиков и никому не нужные объявления пытаются перекричать фанатское многоголосье.

Песнопениям не помеха свисток судьи к началу второго тайма. Их прерывает лишь ответный гол. Чернокожий легионер гостей поля, ласково прозванный фанатами «наш уголёк», прорывается по флангу. Быстроногого, но тщедушного нападающего роняют на уже местами выгрызенный бутсами газон. Рефери назначает штрафной и вот у мяча ветеран команды — тридцатипятилетний белорус. Он слегка медлит, берет разбег и… Ещё до удара, метрах в двадцати впереди, к штрафной спринтует рослый центрфорвард. Уверенно расталкивает всех попадающихся на пути и мяч, проплывший над головами по горбатой параболе, ложится прямиком на грудь, а после и на ударную ногу. Кожаный снаряд пробивает вратарские руки и отчаянно пытается порвать сетку ворот. Гол, достойный учебников. Гол, достойный истории.

Сектор ярко взрывается радостными воплями, а градус поддержки любимой команды взмывает всё выше и выше. Флаги развиваются яростней, хоровое пение громче, хлопки в ладоши чётче и выверенней, словно и не сотни рук одновременно отхлопывают знакомые всем простые ритмы. Барабанщик задаёт темп, всё радостнее и быстрее вбивая колотушку в пластик громоздкой бас-бочки.

Время матча близится к концу. Ничья на выезде с не самым простым соперником — результат вполне достойный. Всё почти идеально — так же неплохо, как и началось… Горящий наркосклад ласкал взгляд чуть меньше суток назад. Потом уверенная победа в неприметной лесопосадке. Теперь его услаждает достаточно выразительная игра и счастливые лица друзей. Энергетика маленького праздника обрывается в один миг.

Корявый, достойный лишь едва научившегося ходить спиногрыза, пас у своей штрафной находит ноги форварда соперников. Примитивный финт оставляет за спиной неповоротливого, словно гиппопотам, защитника и «отлавливающий ворон» вратарь понуро провожает прилетающий мимо мяч. Гостевой сектор в скорбном молчании, остальной стадион в торжестве победного ликования, все сто двадцать секунд до финального свистка.

Довольные трибуны пустеют. Понурые гости, словно скот, под надзором пастухов-ОМОНовцев, отправляются в загон автобуса. Обратная дорога кажется до невозможности тягучей. Вместо песен и беззаботного трёпа, смурные разговоры.

Родной город встретил мелкой холодной моросью и порывами пронизывающего ветра. Ультрас, со свёрнутыми флагами на плечах, расползались от мерно выплёвывающего пассажиров автобуса. Хулиганы ёжились, втягивая головы в отвороты воротников, скоро прощались и тоже разбредались по домам.

Бэкхем вызвал такси. Барбер поплёлся ждать бессонный троллейбус. А Лидс пешком пытался проутюжить промокшие улицы. Несносно хотелось горячего. Вспоминалась домашняя еда. Мать, хоть и редко, но баловала борщом с клёцками. Всегда готовила такой густой, а сама любила пожиже. Потому, в её тарелке бывал суп, а у Лидса скорее капустная каша. Но, всё же, до чего хотелось именно такого, не идеального, чуть переваренного, привычного…

В небольшой столовой, умостившейся в торце жилой свечки, куцый персонал из кассирши, да потерянной официантки, отсчитывал минуты до того момента, как минутная стрелка подтянется к наивысшей точке, а часовая упрётся в десятку и двери третьесортного заведеньица можно будет закрыть на ключ. Из посетителей наблюдался лишь одинокий мужичишка, посасывающий пиво из хорошо знакомого всем, рождённым в СССР, гранёного стакана.

— Борщ есть? — не заглядывая в укутанное в полиэтиленовый кокон меню, потревожил Лидс утонувшую в страстях «жёлтого журнала» кассиршу.

— Кухня закрыта. Ты бы ещё среди ночи пришёл… — не отвлекаясь от чтива, хмыкнула женщина, отягощённая сидячей работой и, очевидно, как следствие, лишним весом.

— Что, вообще ничего пожрать нету?

— В такое время сюда только водки пожрать приходят, — наконец оторвалась от журнала обладательница комичного кокошника. — Пирожки есть, — сжалилась она, кивнув на поднос с остатками выпечки. — С капустой остались.

— Ну, давайте с капустой тогда. И пиво. Безалкогольное есть?

— Такого не имеем, — почти с гордостью отозвалась буфетчица, выставив перед Лидсом пустую тарелку и кивнув на поднос, мол, самообслуживание.

— Ну, давайте какое есть… — сдался посетитель и, рассчитавшись, отправился за столик у самого окна.

Выпечка крошилась и проталкивалась в горло только хорошим глотком здешнего пресного пива. Розовые языки капусты скрывались непозволительно долго. Трапеза навевала скорбное уныние. Плохая еда, плохое пиво… Она словно ненавязчиво приучала к тому, что пресность жизни вписана в правила. Что это и есть норма. С тоски захотелось закурить. Почувствовать на губах мерзость табачного перегара.

Отложив малосъедобные пирожки, Лидс включил телефон. Почти на два дня аппарат был погружён в глубокий сон, и теперь выходить из него капризно отказывался, до неприличия долго вертя на экране логотип компании-производителя. За время телефонной летаргии позвонить пытались лишь однажды. Одинокая СМС канцелярски кратко гласила о том, что авторство неудачной попытки принадлежит сестре.

— Привет, — отозвалась Оля, после четырёх длинных гудков.

— Привет. Звонила?

— Звонила.

— Что хотела?

— Вы уже приехали?

— Приехали, — признался Лидс.

— Можно я к тебе приду?

— В гости?

— В гости.

— На ночь глядя?

— Очнись! — фыркнула сестра. — Десяти ещё нет.

— Я к одиннадцати дома буду. Приходи, если хочешь.

— Хочу… — почти по-детски, казалось, немного насупившись, пробубнила Оля.

За окном уже давно висела полночная темень и гулкая тишина, то и дело безжалостно рассекаемая рёвом проносящихся автомобилей. Тоненькое тельце лежало рядом, стараясь соблюдать хотя бы минимальную дистанцию, хотя на узкой для двоих кровати это было непросто. Девичье дыхание слышалось мерным, но если прислушаться, можно было услышать редкую сбивчивость. Это казалось столь непривычно и даже пугающе.

Сестра в свои шестнадцать уже успела превратиться из угловатого подростка в нежную в своей чистой красоте девушку, но ещё не успевшую обтереться о нещадную наждачку порочных улиц. Вот только Бэкхем… Мысли о нём с сестре душились в зародыше, как непростительный грех. Но их первый и последний вздох говорил о том, что они есть, а значит, есть и сам грех.

— У тебя всегда тут так? — прошептала Оля, будто боясь разбудить кого-то неведомого, чутко спящего, свернувшегося клубком у ног.

— Как «так»? — еле слышно шевельнул Лидс губами, принимая правила игры.

— Машины носятся.

— Нет. До этого КамАЗы да катки всю ночь дырчали. Видимо, хорошо уложили, если эти придурки гонки тут устраивать решили.

— Почему придурки?

— А, почему нет?

— Ну, у каждого свои увлечения. Ты морды бьёшь. А кто-то по ночам гоняет.

— Я никому спать не мешаю. У нас всё полюбовно.

— И у нас тоже… — умело повернула Оля русло беседы. — Мы со Славой…

— Да, ладно тебе! — щёлкнул её по носу брат. — Это ваше дело. Я уже говорил с ним.

— Я знаю. Просто мне нужно было самой тебе сказать. Хотя бы с опозданием.

— Будем считать, что сказала. Живите, как хотите…

— Слава — хороший парень.

— Я знаю, Оль. Я знаю… Ты для этого пришла?

— А это так важно?

— Не знаю.

— Вот и я не знаю…

Девушка привстала, слепо повертела головой, нащупала в сложённых на стуле джинсах пачку сигарет, осторожно на цыпочках подошла к окну.

— Опять куришь, — буркнул с кровати Лидс.

— Опять… — кивнула сестра, чиркнула дешёвой зажигалкой. — Мама совсем плохая, — вновь перевела она тему. — Каждый день «на рогах». Я уже не могу слушать, как она по ночам, шарахаясь, бродит с кухни в туалет, с туалета в кухню. Ложится под утро, а потом делает вид, что всё нормально.

— Не работает?

— Отпуск же был. Из-за Лёни ближе сдвинули. Но уже закончился. Теперь «за свой счёт». Всё гуляет…

— Всё горюет! — поправил брат, но в ответ получил лишь презрительный смешок.

— Горюет… Ей горевать всегда нравилось, даже когда не по чем было. Ей же все всегда хреновые казались. Одна она святая, да Лёня — д'Артаньян… Сопьётся она, к чертям. Ночью, как свинья, днём как тень. Не могу больше смотреть. Оттого к тебе пришла…

— Хочешь пожить?

— Не знаю, — пожала девушка худенькими плечами. — Хочу, чтобы всё нормально было. Может, поговоришь с ней?

— Не думаю, что это хорошая идея.

— А других нет. Я словно сквозь неё прохожу. Словно нет меня. Сначала раздражало, теперь пугает…

— Она меня ненавидит. И, как мне, кажется, уже давно…

— Не кажется. Но, всё-таки…

— Хорошо, — покорно согласился Лидс. — Я поговорю. Попытаюсь.

— Спасибо, — чуть слышно шепнула сестра, и умело стрельнула окурком в открытую форточку. — Кстати, в курсе — недалёко от нас бывшую ветаптеку сожгли?

— Нет, — легко соврал Лидс. — И что, сильно сожгли?

— Да, в хлам. А ещё типа какого-то, что там был, убили.

— Убили? — не поверил ушам брат.

— Ну, говорят в скорую вперёд копытами заносили, — даже с какими-то задорным ноткам почирикала Оля, запрыгивая обратно в кровать.

— Жуть… — промямлил Лидс, пытаясь собрать в кучу вмиг расцветшие мыслеобразы.

— Да, по фигу, — легко отмахнулась сестра, стягивая на себя одеяло. — Говорят, оттуда курьеры закладки развозили. Не поделили, наверное, что-то наркобарыги. Вот и полыхнуло.

— Скорее всего… Спи, — пробурчал Лидс и отвернулся к стенке, уже отчётливо понимая, что невидимый рубикон нежданно остался позади и жизнь по «fair play» укоренилась где-то там, где вминаемые в землю черепа казались прочнее, а кровь чудилась лишь маскарадным макияжем. Отныне всё серьёзно. Отныне, коли нежданный пик перевала пройден, путь ведёт лишь вниз.