Арктические походы Джона Франклина

VII. ПЕРВЫЕ НАХОДКИ. НЕДОУМЕНИЕ

Джемс Росс, Ричардсон, Рэ, Пеллен, Мур и Келлет в поисках пропавшей экспедиции Франклина не достигли никаких результатов. Прошло полных два года, и пропавшим за этот срок не только не удалось ничем помочь, но даже не удалось узнать, живы ли они еще и где они находятся. Неудача сделанных попыток не только огорчала, но и озлобляла людей против адмиралтейства, которое обвиняли в недостаточно умелом и энергичном ведении дела спасения. Масштаб поисковых и спасательных экспедиций был признан слишком незначительным. Адмиралтейству указывали, что жалеть средства при создавшемся положении вещей — преступно, что следовало привлечь к делу организаций помощи более широкие круги и заинтересовать людей большими премиями.

Вина адмиралтейства, не сумевшего сразу наладить организацию этого дела, не подлежит сомнению, причем в первую очередь следует считать недопустимой проявленную им расчетливость. Только в марте 1849 года адмиралтейство издало распоряжение, согласно которому установленная прежде исключительно для английских моряков премия в 20 000 фунтов стерлингов за открытие Северо-западного прохода должна была быть выдана представителю любой страны без различия национальности за спасение членов пропавшей экспедиции. В некоторых старых книгах по поводу этого постановления много говорится о щедрости британского адмиралтейства и о проявленном им человеколюбии. Конечно, ни то, ни другое не верно. Со стороны военно-морских кругов Англии не было проявлено доброй воли и широкой инициативы в той мере, в какой это было необходимо, наоборот, адмиралтейство действовало лишь потому, что было вынуждено к этому царившими в широких слоях общества и в печати возбуждением и возмущением пассивностью морских властей. Адмиралтейство стало мишенью для газет, против его бездеятельности и в защиту пропавших без вести горячо выступали на публичных собраниях. Только теперь решено было принять самые энергичные меры для спасения погибавших и для защиты собственной репутации. В адмиралтействе поняли, наконец, что неудача экспедиции и возможная гибель ее — прежде всего удар по авторитету британского флота.

Однако с момента выхода экспедиции Франклина прошло к этому времени уже почти четыре года, вероятно чреватых для нее всякими неприятностями. Необходимо было действовать сегодня же, так как завтра могло оказаться уже слишком поздно. Перед адмиралтейством стояла большая задача, за решение которой оно наконец энергично взялось. От экспедиций 1848 года, снаряженных очень основательно и руководимых опытнейшими полярниками, не было никаких вестей. Не оставалось другого выхода, как, одновременно с возобновлением попытки со своей стороны, пригласить к участию в деле спасения всех «без различия национальности и подданства». На этот трудный для себя шаг британское адмиралтейство пошло только перед лицом крайней необходимости. Однако, однажды решившись на это, адмиралтейство приняло все меры, чтобы опубликованное им постановление о премиях стало известным во всем мире. При этом широко использовались как пути дипломатического воздействия, так и оповещения в периодической печати.

Осенью 1849 года стало известно, что экспедиции предыдущего года не обнаружили никаких следов Франклина. Отрицательные результаты поездок Джеймса Росса и Ричардсона крайне раздражили общественное мнение, тем более, что от лодочной экспедиции Пеллена никто не ожидал получить положительные сведения. Ненахождение следов пребывания пропавшей экспедиции в местах, посещенных в 1848–1849 годах, позволяло все же сделать некоторые выводы о вероятном местонахождении людей Франклина. После тщательного анализа всех обстоятельств в адмиралтействе восторжествовало мнение, что план тройственной экспедиции 1848 года был все же построен правильно, и что отсутствие сведений о Франклине есть следствие невыполнения его. Насколько правильно было это мнение, будет видно из дальнейшего, но адмиралтейство решило сохранить прежний план для новой большой экспедиции, спешно снаряжаемой для отправки в арктическую Америку.

Больше четырех лет прошло с момента последней встречи Франклина с китоловами Даннетом и Мартином. Пессимистам казалось, что всякие надежды найти экспедицию Франклина тщетны, но в сущности было очень много оснований думать, что участники экспедиции 1845 года не только живы, но даже способны работать и производить наблюдения. Ведь экспедиция 1827 года под начальством Джона Росса провела во льдах арктической Америки четыре зимовки и благополучно вернулась обратно. Правда, беспокойство о судьбе ее было в то время тоже велико, ведь была выслана даже поисковая экспедиция Бака, но все окончилось счастливо, несмотря на то, что снаряжение Росса в общем значительно уступало оборудованию кораблей Франклина. Кроме того, север не настолько беден годными в пищу животными, чтобы нельзя было рассчитывать пополнить их мясом сократившиеся запасы. На острове Виктории встречаются стада диких оленей, почти повсюду много песцов и морской птицы. В море водятся тюлени, в реках — рыба. Наконец, если даже положение экспедиции в настоящий момент и очень трудное, то не означает же это, что должны были погибнуть непременно все до одного участники ее. Все эти соображения были очень основательны, адмиралтейство принимало их и потому не считало дело поисков безнадежным.

К тому же, время от времени, появлялись обманчивые слухи, заставлявшие воспрянуть духом тех, кто уже терял всякую надежду. Этого рода сведения часто приносились китоловами, крейсировавшими вдоль западного побережья Баффинова залива. В 1848 и 1849 годах многие китоловы вошли в сношения с местными эскимосами и слышали от них рассказы о будто бы встречавшихся им кораблях. Сообщалось, будто несколько кораблей зимуют в проливе Принца Регента, в Веллингтоновом канале и где-то за проливом Мельвиля. Разноречивость этих сведений заставляла усомниться в их правдивости. В 1849 году отправился на проверку слухов о кораблях Франклина Роберт Гудсир, брат ученого естествоиспытателя, врача с «Эребуса». На китобойном судне, управляемом капитаном Уильямом Пенни, совершил он поездку в Баффинов залив и пролив Ланкастера. Путешествие протекло вполне благополучно.

Гудсир неоднократно бывал свидетелем того, как возникали вздорные слухи, относящиеся к судьбе пропавшей экспедиции и распространяемые впоследствии эскимосами, делающими это безо всякого злого умысла. Многие известия, почерпнутые из этого неблагонадежного источника, передавались к тому же дальше несомненно в искаженном виде, так как объясняться с туземцами, не зная их языка, по меньшей мере затруднительно. Восемь месяцев провел Гудсир в отсутствии. Вернувшись домой, он целиком отдался охватившему его во время плавания чувству отчаяния. Опасности арктического похода поразили его, и тяжелая судьба его брата, самого Франклина и всех членов экспедиции казалась ему решенной.

Как известно, 1845 год был очень благоприятным в ледовом отношении, и потому можно было думать, что Франклину удалось сразу же пройти далеко на запад. Всем была памятна первая, знаменитая экспедиция Парри к острову Мельвиля. Почему бы Франклину не достигнуть тоже этого острова по проложенному Парри пути? Ведь снаряжение его экспедиции было несравненно лучше, чем в свое время у Парри, а инструкция требовала возможно энергичного продвижения в западном направлении. Джеймсу Россу не удалось собрать никаких сведений об экспедиции, очевидно, по той простой причине, что посещенные им места Франклин прошел, не задерживаясь в пути. Таковы были взгляды большинства, и подтверждения их искало адмиралтейство у признанных арктических авторитетов — Парри, Ричардсона, Бичи и Сэбина.

Парри утверждал, что в течение 1845–1846 годов Франклин употребил, вне всякого сомнения, все свои силы, чтобы проникнуть возможно далеко в западном или юго-западном направлении к Берингову проливу. При этом естественно предположить, что именно в первые годы ему удалось пройти довольно далеко вперед, но впоследствии оказалось, что на пути к проливу лежат непреодолимые препятствия и что возвращение назад не менее затруднено. Ричардсон, между прочим, категорически возражал против ходячего мнения, будто корабли Франклина погибли еще до входа в Ланкастеров пролив, доказывая совершенную неправдоподобность этого. Бичи смотрел на положение экспедиции пессимистично, больше всего опасаясь цынги, могущей погубить всех людей. На высказанные сомнения, сможет ли человек вообще выдержать пять зимовок подряд, отвечал Сэбин, личный друг Франклина. Он говорил, что «где могут жить эскимосы, там могут прожить и англичане. Отнюдь не невероятно, что англичане, прибывшие на остров Мельвиля весной 1849 года, окажутся живыми в 1850 году. Если же они уже в 1848 или 1849 году попали на Землю Бэнкса, то это дела не меняет, потому что там имеются те же или даже лучшие природные источники питания и топливо, и, кроме того, переправа на остров Мельвиля здесь не должна быть затруднительна». Это последнее мнение сыграло большую роль в истории полярных исследований того периода, вызвав серьезную, длительную дискуссию. Для судьбы Франклина оно имело большое значение прежде всего тем, что Сэбин высказался в пользу отправки новой экспедиции, считая ее отнюдь не бесполезной; во-вторых, тем, что он согласился с Парри, предлагая искать пропавших в районе островов Мельвиля и Бэнкса, и, наконец, тем, что, подняв вопрос о возможности для европейца существовать там, где живут только эскимосы, он вызвал к жизни ряд позднейших поисковых экспедиций.

Не следует думать, чтобы вопрос о местопребывании Франклина был таким образом окончательно решен, но так как не было возможности отправлять десятки экспедиций для исследования всех возможных заливов и островов, то решено было сконцентрировать все свое внимание в первую очередь на обследование окрестностей острова Мельвиля. Отсюда предполагалось отправить по всем направлениям многочисленные санные отряды, поручив им внимательно осмотреть все острова этого обширного архипелага. Из числа других путей, которые, как предполагалось, Франклин мог бы предпочесть для проникновения на запад, наиболее вероятным казался расположенный севернее Ланкастерова пролива пролив Джонса. Правда, в инструкции ясно говорилось, что следует избрать именно путь через Ланкастеров пролив, но, во-первых, можно было все-таки допустить, что он оказался в 1845 году непроходимым, и, во-вторых, обследование этого пролива казалось самому Франклину, как мы уже видели выше, весьма любопытной задачей. Все же большинство авторитетов и само адмиралтейство считали такой вариант пути экспедиции Франклина не слишком правдоподобным, и если в программу отправляемой экспедиции все же входило обследование этого пролива, то только в силу совсем других соображений. А именно — казалось более вероятным, что Франклин сделает попытку повернуть из пролива Бэрроу в северном направлении, избрав для итого канал Веллингтона. Состояние льдов, встреченное им на севере по выходе из канала, могло бы оказаться таковым, что экспедиции пришлось бы искать спасения через пролив Джонса, представляющего кратчайший путь в Баффинов залив.

Насколько серьезен был интерес к судьбе экспедиции Франклина в самых широких кругах населения Англии, видно уже из того, что в Палате общин был возбужден вопрос о том, чтобы все материалы, касающиеся этой экспедиции, были полностью сообщены Палате, дабы она могла принять деятельное участие в спасательных работах. Выступавший по этому вопросу оратор требовал, чтобы поиски были поставлены на самую широкую ногу и чтобы правительство действовало неотлагательно, «не теряя ни единого месяца, ни недели, ни дня, ни даже часа». В ответ на эту речь начальник адмиралтейства сообщил о немедленной отправке новой спасательной экспедиции. При этом он заметил, что цель экспедиции состоит исключительно в спасении людей, что расходы по ней, — как бы значительны они ни были, — не остановят дела, и что научные исследования в области навигации или естествознания не составляют ее задачи.

Все надежды возлагались только на снаряжаемую адмиралтейством экспедицию, потому что трудно было рассчитывать на помощь со стороны. Дело в том, что известие о назначенной премии было получено уже после выхода китобоев в море, а если бы они даже и узнали об этом по прибытии на рыболовные станции, то все равно не смогли бы отправиться на поиски, не имея с собой подходящего снаряжения. Кроме того, участие китобоев в спасательных операциях зависело не столько от них самих, сколько от их хозяев. Капитаны китобойных шхун и промышленники славились своей смелостью и преданностью взятому на себя делу. К несчастью этого нельзя сказать про владельцев фирм, сидящих у себя дома. Они считали все это предприятие делом безнадежным и, конечно, меньше всего старались содействовать ему, опасаясь за целость своих кораблей.

Итак, решено было повторить экспедицию Росса — Ричардсона — Мура, но масштаб ее должен был быть в несколько раз больше. Со стороны Ланкастерова пролива был направлен отряд из четырех кораблей под начальством капитана Горацио Остина, со стороны Берингова пролива — два корабля, руководимые капитаном Ричардом Коллинсоном и коммодором Мак-Клюром, тогда как со стороны суши действовала партия лейтенанта Пеллена. Похождения этой лодочной экспедиции уже вкратце описаны нами, о путешествиях Коллинсона и Мак-Клюра речь впереди, сейчас же остановимся на предприятии Остина и других экспедициях, пытавшихся подобно ему проникнуть в область американской Арктики со стороны Баффинова залива и пролива Ланкастера.

Остин стоял во главе отряда из четырех судов: двух больших парусников — «Решительного» и «Помощи» и двух винтовых пароходов — «Пионера» и «Неустрашимого». Снаряжение этих четырех кораблей обошлось в 114 513 фунтов стерлингов. Экипаж их состоял из 180 человек. Эта экспедиция считалась главной, и именно на нее возлагались самые большие надежды.

Совершенно независимо от этой экспедиции должна была действовать другая, отданная под начальство уже известного нам капитана-китолова Уильяма Пенни. Это предприятие было тоже правительственное, но отпущенные на него средства были несравненно меньше Остиновских. Все же Пенни удалось приобрести и снарядить два небольших крепких клипера, названных им «Леди Франклин» и «София», истратив на это дело всего лишь 15 170 фунтов. Пенни славился знанием полярного мореплавания, смелостью и решительностью характера, превышая в этом своих сотоварищей-китоловов. На промыслы он выходил первым, а возвращался из льдов чаще всего последним. Трудно было найти более подходящего человека для выполнения подобной задачи. Адмиралтейство сначала заинтересовалось представленным ему Пенни планом спасения экспедиции Франклина, а потом предложило самому Пенни взять на себя его выполнение. Оно исходило при этом из очевидной пользы, которая должна получиться от «соединения силы британского флота с опытностью и верным взглядом китолова». Думается, что в данной ситуации опытность и верный взгляд должны были играть главную роль.

Много было желавших принять участие в организуемых спасательных работах. Среди добровольцев были люди с большим опытом и знаниями. Были среди них и такие, что уже работали в Арктике и хорошо знали трудности полярных путешествий. Многие предлагали не только свои услуги, но рекомендовали разнообразные меры и представляли планы спасательных экспедиций. Наиболее опытным и почтенным среди всех этих людей был несомненно Джон Росс, неутомимый старик, горящий юношеским огнем и снедаемый честолюбием. Росс пытался доказать, что он, и никто больше, должен быть поставлен во главе нового предприятия по розыскам и спасению пропавшей экспедиции. Девять аргументов приводил он к этому, и среди них был тот, что он опытнее и старше всех, и тот, что в его распоряжении есть охотники-китоловы, которые согласятся работать только под его начальством. Он называл Франклина своим учеником и напоминал в своих представлениях адмиралтейству, что он обязался подать экспедиции своевременную помощь, имея на этот счет с Франклином особую договоренность. Еще в 1849 году Росс утверждал, что первая спасательная экспедиция непременно потерпит неудачу, предлагал продать корабли его племянника, знаменитые «Предприятие» и «Исследователь», а вместо этого отправить под его начальством новую экспедицию на совсем небольших судах. Правильность этого мнения подтвердилась много десятков лет позднее, когда — уже в двадцатом столетии — Руал Амундсен легко прошел через эти воды на своем крошечном суденышке — всемирно известной «Йоа». Британское адмиралтейство не доверяло Россу, несмотря на его опытность и правильность его предсказаний. Ему выражали сочувствие, но не принимали его предложений. Тогда озлобленный Росс обратился за содействием к Гудзоновской компании. Ради спасения Франклина, оказавшего ей в прежнее время столько услуг, компания поддержала проект новой экспедиции во главе с самим Россом. На ее средства и некоторые частные пожертвования Росс снарядил два маленьких корабля — «Феликс» и «Мэри» — и готовился к отплытию. Он был в самом благодушном настроении, так как достиг своего и не связал себя при этом никакими обязательствами с адмиралтейством, а мог действовать по своему усмотрению.

Чрезвычайно любопытна история возникновения американской поисковой экспедиции. Соединенные Штаты спокойно наблюдали за развертыванием спасательной деятельности в Англии, и мысль об отправке собственной экспедиции возникла здесь только после получения в мае 1849 года президентом республики письма от жены Франклина с просьбой о помощи. Леди Франклин проявила в деле организации помощи экспедиции своего мужа огромную энергию, возраставшую все больше, чем меньше надежды оставалось на спасение. На обращение свое к американскому президенту леди Франклин получила очень скорый официальный ответ, содержащий обещание отправить правительственную экспедицию на двух кораблях, по одному со стороны Берингова и со стороны Дэвисова пролива. Общество наук и Географическое общество в Лондоне отправили в Вашингтон благодарственный адрес, а в Америке тем временем решали, кому стать во главе задуманного предприятия. Наконец начальник был избран, а парламент взялся за обсуждение необходимых мероприятий. Мнения по поводу калибра судов, их типа и ряда других деталей далеко расходились, и среди непрекращающейся дискуссии было упущено время отправки экспедиции. Пришлось отказаться от нее на этот год и перенести на будущий. Зимой пришло второе послание от леди Франклин, напоминавшее о данном обещании и умолявшее о содействии. Вопрос был снова поднят на заседании конгресса и вызвал оживленные дебаты, в которых протекли еще два месяца. К этому времени возникло уже серьезное опасение, не повторится ли история предыдущего года, то есть не запоздает ли предполагаемая экспедиция со днем своего выхода. Нет сомнения, что экспедиция вообще не вышла бы, если бы богатый нью йоркский купец Генри Гриннель не выступил неожиданно с заявлением, что он, жертвуя большую часть своего состояния на дело организации экспедиции, принимает на себя всю ответственность за нее. Гриннель решил уподобиться упоминавшемуся виноторговцу Феликсу Буту и стать сразу знаменитым.

Отправленная им экспедиция носила его имя, а впоследствии на карте, подобно открытой Россом Бутии Феликс, появился новый остров, названный Землей Гриннеля.

Снаряженная на частные средства, эта экспедиция решением парламента была объявлена национальной американской. Нет сомнения, что с данного момента правительство Соединенных Штатов стало смотреть на это предприятие с точки зрения извлечения из него выгоды для себя. О таком подходе ясно говорят врученная экспедиции инструкция и самый образ ее действий. Начальником обеих бригантин — «Успеха» и «Спасения» — был назначен лейтенант Де-Хавен. Корабли были неплохо снабжены. Команда состояла из незнакомых с арктическими плаваниями, преимущественно молодых, но смелых и энергичных людей. Участник позднейшей экспедиции 1851 года, француз Белло, так отзывается об американцах: «Эти люди не знают опасности, они бравируют перед ней не столько, пожалуй, вследствие непонимания ее, сколько благодаря свойственной им смелости и самоуверенности; мне кажется, что о них можно сказать, что в их словаре не существует слова невозможно». Возвращаясь к снаряжению экспедиции Де-Хавена, отметим в заключение, что врученная ему инструкция, составленная в коротких, энергичных и определенных фразах, не имеющих ничего общего с канцелярским стилем английских инструкций, предусматривала посещение, в первую очередь, области, лежащей к западу от мыса Уокер и к северу от канала Веллингтона. Составители инструкции находились все еще под влиянием идеи о существовании области чистой воды в высоких широтах, потому что дальше указывается, что в этом случае начальнику предоставляется свобода выбора направления, но при условии, что во всех приметных местах он будет искать следы пропавшей экспедиции и всюду оставлять свидетельства собственного пребывания. Наконец, в инструкции особо подчеркивается, что экспедиции следует, по возможности, избегать зимовки во льдах. Уже из этих указаний видно, что в задачу американской экспедиции входили не только поиски экспедиции Франклина, но и географические открытия в пользу своего государства.

Леди Франклин добилась своего: Америка приняла участие в розысках ее мужа. Но выбор в качестве цели экспедиции Веллингтонова канала не нравился ей. Мучимая каким-то смутным чувством, она, вопреки логике фактов, обращала свой взгляд на не очень обширный район, лежащий прямо к югу от пролива Бэрроу, между ним и материком. Никто не хотел слышать о посылке экспедиции в эти места, так как считалось, что эта область прекрасно изучена в северной части еще Джеймсом Россом, объездившим весь остров Северный Соммерсет, а в южной — Рэ, посетившим полуостров Бутию. Леди Франклин не могла отрешиться от мысли, что участники экспедиции, вследствие недостатка в пище, отправились в сторону большого склада Парри, спасшего в свое время от голодной смерти Джона Росса и его товарищей. В то же время леди Франклин получила от некоего американского моряка, Паркера Сно, письмо, в котором он предлагал снарядить сухопутную экспедицию из трех отрядов к реке Большой рыбной, к Магнитному полюсу и к проливу Принца Регента. Сно был твердо убежден, что экспедиция должна была затеряться в местности, мало доступной как со стороны моря, так и с суши, так как иначе вся она, или по крайней мере часть ее, давно вернулась бы. С подобным же проектом выступил лейтенант Шерард Осборн, принявший впоследствии участие в экспедиции Остина. Замечательно то, что эти частные предложения имели в виду обследование совсем иного района, чем намеченный правительственными экспедициями. Тогда леди Франклин решила купить на свои собственные средства клипер под названием «Принц Альберт» и снарядила его для отправки в арктическую Америку. Она пригласила в качестве начальника коммодора Кодрингтона-Форсайта, которому передала свои пожелания относительно района поисков; среди участников этой экспедиции находился упомянутый Паркер Оно.

Итак, всего со стороны Баффинова залива было отправлено пять экспедиций на одиннадцати кораблях. Почти одновременно отплыли все они в сторону пролива Ланкастера. Первым был Пенни, покинувший берега Англии в середине апреля 1850 года; в течение мая выступили три прочих экспедиции, а последним — уже в июне — вышел Форсайт.

Десять кораблей было отправлено одновременно по одному пути; конечно, такой подход к решению задачи был неудачен. Вместо того, чтобы конкурировать друг с другом, следовало разослать корабли по разным направлениям, с тем, чтобы сразу охватить возможно большую площадь. Между тем, один только маленький «Принц Альберт» предполагал, пройдя вместе с прочими судами пролив Ланкастера, свернуть затем в сторону, к берегам Бутии Феликс.

Вскоре все английские корабли собрались в Мельвилевом заливе у западных берегов Гренландии. Несмотря на опытность Пенни и несмотря на силу кораблей Остина, они долго не могли пробиться сквозь тяжелые льды к западной стороне Баффинова залива. Только в первой половине августа льды немного разошлись, открыв кораблям доступ к западным проливам.

Заветной мечтой Пенни было обследовать северный пролив Джонса, и ко входу в него направил он свой корабль на полных парусах. За ним двинулась эскадра Остина, намеревавшаяся детально обследовать проливы Ланкастера и Бэрроу. Своему помощнику, Оммени, Остин поручил осмотреть северные берега этих проливов, а сам намеревался обследовать южные. Местом встречи был назначен остров Леопольда, избранный в качестве базы еще Джеймсом Poccoм. Пенни надеялся к этому времени уже пройти проливом Джонса и каналом Веллингтона и подойти с севера к месту свидания с эскадрой Остина. Джон Росс намеревался самостоятельно пройти к острову Мельвиля, а коммодор Форсайт, как было указано выше, предполагал пройти вместе с остальными до общей базы и свернуть затем к югу, через пролив Принца Регента. Собираясь покинуть Гренландское побережье, около мыса Йорк скопились все суда, избравшие началом своего пути на запад пролив Ланкастера, с тем, чтобы здесь окончательно договориться о совместном образе действий.

На борту корабля Росса находился переводчик-эскимос, принятый на службу еще в одном из гренландских поселений в области Дэвисова пролива. Необходимо отметить, что при попытках приобрести переводчиков, столь нужных для экспедиций, начальники их получили в Гренландии отказ местных жителей принять участие в спасательных работах. Поэтому Россу очень завидовали по поводу его удачи, также как и Пенни, сумевшему привлечь к себе одного датчанина — Петерсена, ведшего полуэскимосский образ жизни и отлично знавшего язык туземцев.

Эскимос Росса, по имени Адам Бек, пользовался самой лучшей репутацией и симпатиями среди участников всех экспедиций, и потому многие захотели присутствовать при прощании его со своими соплеменниками на мысе Йорк. Здесь впервые обратили внимание на неприятную важность, появившуюся при этом в манере Бека, а вечером того же дня все удивлялись ею непонятным речам и странным жестам, которые явно должны были выражать печаль. При этом Бек рисовал всюду, где мог, цифру 1846. С трудом удалось добиться от него толку, но то, что узнали из его уст, наполнило всех ужасом. Бек рассказал, что несколько дальше к северу, на Гренландском берегу, в 1846 году разбились два больших корабля, офицеры которых, судя по золотым околышам на шапках, по эполетам и другим признакам, принадлежали английскому военному флоту. Большая часть команды, по словам Бека, погибла при аварии, и только немногим удалось укрыться на берегу. Впоследствии, рассказал Бек, все люди были перебиты напавшей на них эскимосской ордой.

Это известие страшно взбудоражило всех и прежде всего самого Росса, слепо поверившего в слова своего любимца.

Старик страшно возмутился, когда кто-то осмелился высказать сомнения в правдивости речей эскимоса, возможно выдумавшего всю эту историю, чтобы избавиться от участия в неприятном походе на дикий запад. Однако, после здравого, спокойного рассуждения, к этому мнению склонилось большинство, и решено было проверить правдивость рассказа Бека. На эту проверку было потрачено несколько дорогих дней, а результатом ее оказалось, что все подробные рассказы Бека были чистейшей ложью. Последним убедился в этом старый Росс, которого Бек сумел, впрочем, скоро задобрить, чем вызвал во всех окружающих негодование. В результате возникли недоразумения, особенно значительные между Россом и капитаном Пенни, приведшие к открытой вражде. В этом конфликте Росс явно не на высоте, и его выходки против Пенни были самого мелочного характера. Вред от лживого рассказа эскимоса никак не компенсировался небольшой пользой, состоявшей в том, что посланные на проверку корабли обнаружили следы прошлогодней зимовки знакомого нам Соундерса на вспомогательном корабле «Северная Звезда». В месте зимовки осмотрели все» что могло указать на посещение его кораблями Франклина» перерыта была, вся почва около брошенных хижин и осмотрены трупы умерших во время зимовки людей, но все напрасно.

Тем временем Пенни наткнулся у входа в пролив Джонса на сплошной барьер льда, состоящий из глыб, твердых, как гранит. Он вынужден был отказаться от своего первоначального плана и повернул на юг, чтобы достигнуть Веллингтонова каната обычным путем через пролив Ланкастера. У входа в этот пролив он неожиданно встретил корабли подоспевшей американской экспедиции. Начальник ее сообщил, что его попытка проникнуть через срединный лед Баффинова залива не увенчалась успехом. В течение трех недель «Успех» и «Спасение» находились в ледовом плену. С трудом удалось им вырваться из него путем пропиливания ходов и подтягивания тросами. Корабли Пенни были первыми, которые им удалось догнать.

Вскоре Пенни и американцы достигли пролива Бэрроу. Погода стояла туманная, корабли легко терялись и потом с трудом находили друг друга. И вот случилось так, что из всех прибывших сюда судов корабли Пенни были первыми, которых встретил давно уже крейсирующий в этих водах капитан Соундерс: «Северная Звезда» тщетно старалась найти здесь следы экспедиции Джеймса Росса, чтобы передать ей свое поручение и продовольственный груз. От Пенни Соундерс узнал о действительном положении дел и был очень удивлен известием, что отыскиваемые им «Предприятие» и «Исследователь» не только давным давно вернулись на родину, но успели уже отправиться в новое путешествие к Берингову проливу. С величайшим неудовольствием выслушал он сообщение о том, что рейсу «Северной Звезды» в адмиралтействе не придают большого значения, предполагая, что этот корабль держится где-нибудь в районе острова Диско, у берегов Гренландии. Имевшийся у него на борту запас продовольствия Соундерс сложил на берегу маленького острова Уоллестона.

Первым достиг острова Леопольда Форсайт на «Принце Альберте». Оказалось, что оставленный здесь Джеймсом Россом продовольственный склад и построенный им дом находятся в полной сохранности. Дрожащей рукой открыл Форсайт обнаруженный медный цилиндр с бумагами, и чувство нетерпения и радости охватило его при виде приложенного к старым Россовским документам свежего листка. Разочарование наступило тут же, так как он оказался написанным рукой не члена Франклиновой экспедиции, а капитана Соундерса, пытавшегося сложить на острове Леопольда часть своих припасов.

Отсюда Форсайт повернул в сторону пролива Принца Регента. Пролив оказался забит льдом, только в середине его имелся узкий канал, по которому плыли разрозненные льдины. Форсайт достиг слепого конца этого канала и вынужден был повернуть обратно перед угрозой оказаться затертым во льдах. Он обогнул остров Северный Соммерсет и возобновил попытку проникнуть к югу, следуя вдоль западного его побережья проливом Пиля, но и тут он натолкнулся на ледяную стену. Считая выполнение своей задачи невозможным, Форсайт отказался от этой мысли и решил вернуться в Англию в этом же году. Предварительно он отправился к северному побережью пролива Бэрроу, к мысу Райли, за получением сведений о ходе прочих экспедиций.

25 августа Форсайт подошел к мысу Райли. Всеобщее внимание обратил на себя установленный весьма высокий флаг-шток и стоящий неподалеку корабль американской экспедиции. Лейтенант Де-Хавен сообщил экипажу «Принца Альберта» потрясающую новость: на мысу Райли открыты следы пребывания экспедиции Франклина. Команда бросилась к шлюпкам, чтобы самим удостовериться в правдивости этого известия. На берегу лежал свежий медный цилиндр, положенный капитаном «Помощи» Оммени, содержащий сообщение о произведенной находке: «23 августа 1850 года после высадки на мысу Райли были обнаружены следы лагеря и остатки различных предметов, по-видимому, указывающих на то, что в этом месте пребывал отряд матросов королевского флота…» Найдены были четыре круглых площадки, обнесенных валом, явно сооруженных человеческими руками и представляющих собой, очевидно, следы установленных палаток. Невдалеке от этих четырех площадок находилась пятая, несколько большего размера. Форсайт собрал все, что не было взято бывшим здесь два дня тому назад Оммени, и хотя это немногое состояло только из нескольких тряпок, куска веревочного трапа и костей, оставшихся от обеда сидевших у костра людей, он был рад находке, так как она могла все же служить доказательством пребывания здесь пропавшей экспедиции. Казалось несомненным, что только отряд экспедиции Франклина мог посетить мыс Райли, поскольку было известно, что после Парри никто этих мест не посещал, если не считать бродячих эскимосов.

Удовлетворенный сделанным открытием Форсайт повернул обратно, к берегам родной Англии. В том же быстром темпе — Форсайт за всю экспедицию ни разу не бросил якоря! — он проделал переход от пролива Бэрроу, через Баффинов залив и Атлантический океан и в первых числах октября 1850 года прибыл домой. Форсайт был первым, доставившим точные сведения о Франклине, и радость по этому поводу отодвинула на задний план факт невыполнения им взятой на себя задачи. Привезенные им реликвии были подвергнуты всестороннему изучению со стороны ученых и экспертов, которые сделали вывод, что они представляют собой несомненную принадлежность экспедиции Франклина. Достигнутый успех, как ни незначителен он был, пробудил новые надежды, казалось, что достаточно сделать еще одно небольшое усилие, и Франклин со своими товарищами будет спасен.

Капитан Оммени обследовал мыс Райли и южное побережье острова Бичи, где ему тоже удалось найти следы пребывания белых людей. Затем он повернул к назначенному месту сбора эскадры Остина — мысу Готэм. По пути его окружили льды, и он оказался плененным в течение двух недель. Следовавший с ним маленький американец — «Успех» избежал этой участи и остался у южной оконечности острова Бичи, где встретился со «Спасением». Обращает на себя внимание печальный факт, отмечаемый Элизой Кент Кейном, членом экспедиции Де-Хавена, что Оммени в оставленном им на мысу Райли документе ничего не упомянул об участии «Успеха» во всех работах по розыскам следов экспедиции, явно игнорируя это в ущерб правде. На этом примере видна нездоровая конкуренция между англичанами и американцами, диктуемая чувством национальной вражды, господствовавшей среди руководителей различных экспедиций.

Американцев повстречал проходивший мимо Пенни. Услыхав известие о произведенных находках, Пенни горячо воскликнул: «Как ищейка буду я рыскать по их следам», и направился к восточному берегу Веллингтонова канала. С огромной настойчивостью проталкивался он к своей цели сквозь нагромождения льдов и вскоре достиг мыса Спенсера.

Результаты произведенных Пенни и прочими экспедициями розысков описаны врачом с «Леди Франклин» Сюзерлендом:

«Август, 26. В час ночи корабли были готовы к отплытию, — запаслись водой и стали выжидать прояснения погоды.

«С тех пор, как мы услышали о найденных следах Франклина, наше внимание обращалось на все предметы сколько-нибудь необычного вида. Мы присматривались к мелким частицам земли на поверхности льда и к помету различных животных, как песец или медведь.

«Пенни и Стюарт вместе с экипажем и в сопровождении Гудсира и Петерсена отправились с кораблем к востоку и вскоре высадились на берегу к северу от мыса Спенсера с целью обследовать его. Мы следили за отрядом до тех пор, пока он не достиг этого мыса. Вечером они вернулись на корабли с каким-то грузом.

«В продолжение дня погода держалась большей частью совершенно тихая, небо было застлано густым покровом тумана, а к вечеру пошел сильный мягкий снег. Корабли стояли среди нагромождения льдин, покрытых лужами. На поверхности этих луж образовывалась ледяная корка, толщиной от одного до двух дюймов. Это был верный признак приближающейся зимы. Было ясно, что недалеко то время, когда нам придется устраиваться на зимовку, и мы задавались вопросом, дадут ли нам поиски пропавшей экспедиции результаты, которые позволили бы нам сделать это с чувством полного удовлетворения. Было тяжело и скучно думать, что самое хорошее время для исследований давно уже прошло, и что, несмотря на наши настойчивые старания, попытка перебраться через канал Веллингтона не увенчалась успехом. Судя по наружному виду льда в канале, мы едва ли могли ожидать, что скоро перейдем его-даже теперь, хотя капитан Парри 23-го этого месяца (август) 1819 года не находил к этому препятствий.

«В 6 часов вечера наш отряд вернулся и принес неопровержимые доказательства следов пропавшей экспедиции. Приблизительно в шести милях севернее мыса Спенсера обнаружили место, где когда-то находился лагерь. Был найден каменный барак, пол которого был красиво вымощен тонкими, гладкими камнями. Стена была около четырех футов высоты и окружала пространство диаметром около-двенадцати футов. В непосредственной связи с наружной стеной находились две стены около четырех футов, которые окружали пространство, служившее, вероятно, кухней, судя по наличию золы и других остатков стряпни. Многие предметы были принесены участниками вылазки на корабль. Там были жестянки из-под супа, причем некоторые из них употреблялись для варки; на многих жестянках сохранился ярлык «Патент Гольднер». На одной из них была написана фамилия «Г. М. Дональд».¹³ Большое число жестянок было сильно попорчено ржавчиной, особенно в тех местах, где краска была облуплена при откупорке, кстати сказать, производившейся во многих случаях очень грубо. Внутренняя полуда и наружная краска предохраняли жесть от ржавчины. Были также обнаружены дубовые куски, похожие на дощечки от маленьких бочек. На краевом куске от одного бочонка оказались нацарапаны слова: «смешанные пикули». Кроме того, были найдены дубовые щепки, получившиеся при обрубке неровностей досок, они были обожжены на концах, как будто находились в огне. Были еще обнаружены тоже немного обожженные птичьи кости, но совсем не было найдено костей крупных животных. Далее были подобраны части книги с некоторыми заметками на них и кусок газеты от сентября 1844 года. Найденные куски веревок оказались очень перетертыми, но по средней части пряжи можно было легко установить, что они принадлежали королевскому флоту. Наконец, были подняты рваные рукавицы, хлопчатобумажные мешки и чистая бумага. Все эти предметы находились под камнями, куда загнал их ветер. Стены барака были сделаны непроницаемыми для ветра, все отверстия оказались заткнутыми мхом или кусочками бумаги.

«Петерсен пришел к выводу, что барак был построен четыре года тому назад, судя по состоянию, в которое пришел каждый относящийся к нему предмет под влиянием погоды. В этом вопросе мнение Петерсена очень ценно, так как на него можно опираться, исходя из огромной опытности Петерсена в жизни за полярным кругом.

«Кроме всего этого, была обнаружена колея от саней и в двух шагах от нее следы бежавших людей. Заметили также на суше, в том самом месте, где стоял барак, кости китов, но следует думать, что они лежат здесь издавна.

«Такое скопление различных вещей и остатков, принадлежащих пропавшим кораблям, при полном отсутствии каких-либо документов вызвало различные соображения, породившие, в свою очередь, много вопросов. Только в одном никто не сомневался — в том, что отряды, принадлежавшие «Эребусу» и «Террору», останавливались здесь на продолжительное время; предполагали, что было это четыре года тому назад.

«Была открыта линия стоянок, параллельная восточному берегу канала, и возник взгляд, будто отряд, который их покинул, отступал со стороны севера, где, на небольшом расстоянии отсюда, по всей вероятности, погибли корабли. Однако факта, что на мысе Райли были найдены бычьи кости, вполне достаточно, чтобы опровергнуть это мнение. Хотя не было еще доказано, что пропавшие корабли избрали именно этот путь, все же нельзя отрицать, что линия, проходящая через эти три стоянки, где часть экипажа, по-видимому, высадилась, будучи продолжена, повела бы прямо к каналу Веллингтона. Это соображение поощряет поиски их в этом месте, тогда как ни остров Мельвиля, ни мыс Уокер не дают надежды на успех людям, ищущим там. Пенни решил тщательно обследовать берег на севере и юге от мыса Спенсера и, имея это в виду, отдал приказ не отходить от него ночью на далекое расстояние.

«27 августа. После большого снегопада прошлой ночью задул с юго-востока сильный ветер, который разрешился в шквал в тот момент, когда снег перестал итти и между тучами проглядывало солнце. Оно показалось только на несколько часов, от 8 до 11, после чего небо покрылось тяжелыми свинцовыми тучами, бросавшими густые тени на и так уже мрачный вид всего окружающего нас.

«В продолжение нескольких часов мы лавировали по направлению к южной стороне мыса Спенсера. Затем Пенни направился к «Феликсу» и к американским кораблям, стоящим неподалеку во льду. Он дал подробный отчет о вчерашнем происшествии командирам кораблей. Пенни пришвартовался и послал отряд на остров Бичи с тем, чтобы осмотреть его как можно внимательнее».

Итак, план Пенни был очень прост: он состоял в обследовании района между местом, где был обнаружен барак, и мысом Райли. Он исходил при этом из предположения, что здесь могут найтись еще другие свидетельства пребывания Франклина. Во время совещания трех начальников у острова Бичи, со стороны берега появился человек, по виду которого сразу можно было заметить, что он хочет сообщить какую-то необыкновенно важную весть. Он закричал: «Могилы, капитан Пенни, могилы! Франклинова зимняя квартира!» Начальники поспешно вскочили и вперемежку с матросами бросились, будто наперегонки, по льду к скалистым берегам острова. Они проворно перешли гребень известковых гор и вступили на плоский северо-восточный берег. И вот, вдруг люди очутились в центре того самого места, где всего лишь несколько лет тому назад кипела жизнь.

«Следы пропавших кораблей, — рассказывает Сюзерленд, — были найдены на большом пространстве: сотни жестянок, куски одежды, канаты, дрова поленьями и щепками, много кусков железа в месте, где стояла наковальня, и обрубок, подпиравший ее, бумага, исписанная и печатная, с числами «1844» и «1845», многочисленные колеи саней, углубления в песке, похожие на колодцы, и могилы трех человек, умерших на борту кораблей в январе и апреле 1846 года».

Это маленькое кладбище представляло собой печальную, но живописную картину. На удачно выбранном склоне холма с видом на далекий мыс Райли были сделаны три простые, безыскусственные могилы, сложенные из каменных плит и дубовых досок. Грубые руки глубоко чувствующих людей строили эти памятники и, может быть, потому на них не было не нужных украшений. Только неподалеку был маленький садик, заросший мхом, где разводились различные противоцынговые растения и где еще теперь, спустя четыре года, цвело несколько полярных маков и анемон. В головах каждой могилы лежала доска, на которой было написано имя и дата смерти. Двое умерших были с «Эребуса», один с «Террора». Надписи на могилах представляют собой первый письменный документ Франклиновой экспедиции. Из них видно, что здесь был разбит первый зимний лагерь и что в то время еще оба корабля были в целости и зимовали где-нибудь неподалеку.

При дальнейшем осмотре острова с противоположных сторон его были обнаружены высокие указательные столбы. Назначение их, должно быть, состояло в том, чтобы указывать зимой дорогу к лагерю участникам экспедиции, если бы они заблудились во время вьюги. Аналогичные меры предосторожности принимал много лет тому назад Парри во время его зимней стоянки на острове Мельвиля. Отряд, открывший место зимовки Франклина, назвал глубокий залив между островом Бичи и мысом Райли бухтой Эребуса и Террора, предполагая, что эти корабли должны были зимовать именно здесь. Неподалеку от этого места в пределах лагеря были обнаружены постройки обширного склада и мастерской, а также строение поменьше, служившее, по-видимому, для научных наблюдений. Что это здание было обсерваторией, на это ясно указывало расположение находившихся внутри камней, служивших опорой для астрономических и метеорологических инструментов. Очень интересной была находка нескольких кусков холста с надписью «Т-е-р-р-о-р». Почему-то порожние банки из-под мясных консервов были сложены правильными рядами, каждая из них была наполнена галькой. Некоторые из таких валов достигали двух футов высоты. Подсчитано было шестьсот или семьсот жестянок, но гораздо большее число их лежало разбросанными. Все они были вырыты и осмотрены членами поисковых экспедиций в надежде найти в них спрятанные бумаги. Были обнаружены большие куски парусины, Осборну попались оставленные для сушки рукавицы, кто-то нашел старый ключ, но нигде не было никаких следов официальной бумаги.

Поиски письменных документов продолжались в течение всего следующего дня, но все понапрасну. Был разобран и снова сложен большой каменный гурий, сооруженный руками Франклиновой команды на самой вершине острова. Под ним не нашли ничего, хотя перерыли при этом кругом всю почву. Все места, где можно было ожидать хоть с малой долей вероятности найти спрятанные документы, самым тщательным образом осматривались, и вся почва перекапывалась кирками и лопатами. Этим способом были осмотрены все внутренние помещения и земля вдоль внешних стен складов, мастерских и жилых домов, а также вся почва вокруг могил. Открыть могилы не решались из уважения к умершим. Между тем осмотр покойников мог бы помочь получить истинное представление о состоянии, в котором находились зимовщики в первый год путешествия. Это было возможно сделать, так как тела, погруженные в слой почвы, охваченный вечной мерзлотой, не должны были подвергнуться гниению. То, чего не решились сделать экспедиции 1850 года, было сделано позднее, и осмотр тел неопровержимо показал, что все трое умерли не от цынги. Таким образом подозрение, высказывавшееся очень многими, что Франклина могла навестить эта ужасная болезнь уже в первую зиму, оказалось неверным. Но в 1850 году даже этого еще не знали. Впрочем, Сюзерленд придерживается именно такого мнения. Соображения его по этому вопросу представляют большой интерес:

«Явилась мысль разрыть могилы, но так как к этому действительно уместному и важному шагу почувствовали отвращение, то предложение это не повторилось. Было бы очень интересно исследовать причину смерти. Весьма вероятно, что сделать это было бы нетрудно, потому что трупы, наверно, целиком заморозились и вполне сохранились в ледяном покрове. Как следует из надписи, могилы были вырыты и засыпаны в период самого сильного мороза, а следовательно трупы вполне затвердели. Если же впоследствии, во время оттепели, в них проник снег, то под влиянием низкой температуры почвы под поверхностью просачивающаяся вода замерзла бы и образовала настоящий ледяной ящик. Находясь даже всего лишь на глубине одного фута, этот ящик сопротивлялся бы действию солнца в продолжение целого лета.

«Очень мало вероятно, чтобы люди погибли от цынги. В самом деле, невозможно, чтобы эта болезнь Появилась в экспедиции в такой ранний период и оказалась роковой для первых заболевших в начале января. Если все же предположить, что это была цынга, то я думаю, что кратчайший срок, в который она может разрушить жизнь, если принять задерживающие ее развитие меры, не меньше трех месяцев. В этом случае цынга должна была появиться в конце сентября, то есть через два месяца после того, как Франклин передал китобоям письма, и уже через пять месяцев после того, как экспедиция покинула Англию».

«Прежняя таинственность продолжает окружать судьбу сэра Джона Франклина, — говорит дальше Сюзерленд. — Побережье острова, истоптанное ногами всех членов этой экспедиции, хранит память многочисленных посещений людей, прежде таких любимых, теперь неведомо куда пропавших. Как интересно было бы получить стереотип разговора того времени между веселыми товарищами, занятыми приятной и спокойной прогулкой. Не менее интересно было бы узнать планы начальников экспедиции и услышать их шутливую беседу под ясным куполом голубого неба, полного сверкающих звезд, при мимолетной игре северного сияния и при светлой луне во время длинной, но, надеюсь, не угрюмой зимы. Если бы могли говорить известняки, полные остатков животных, существовавших на земле в такое время, когда еще не жил человек, если бы могли рассказывать изумительные желтые попугаи, возвращающиеся из теплых стран вместе с летом и восхищавшие взоры многих членов пропавшей экспедиции, если бы все они были одарены способностью говорить— тогда мы имели бы перед собой толпу свидетелей, которые разогнали бы туман, легший на наш ум из-за отсутствия документов. Нам казалось очень странным, что место зимней стоянки было брошено и не было при этом оставлено никаких письменных доказательств пребывания здесь экспедиции или сообщений об избираемом ими дальнейшем пути. Может быть, они считали, что могилы будут достаточным доказательством их зимовки здесь, а что касается их пути после оставления стоянки, то возможно ведь, что они сами не знали его, так как он зависел целиком от состояния льдов в проливах Бэрроу к Веллингтона. Поэтому было невозможно оставлять документы, которые только ввели бы в заблуждение позднейшую экспедицию, посетившую эти места».

В связи со всеми сделанными здесь открытиями, Пенни отказался от своего предположения, что экспедиция Франклина отступала сюда со стороны предполагаемой на севере стоянки, убедившись, что следы ее к северу от мыса Спенсера указывают только на существование на берегу канала наблюдательного пункта. В тот же день Пенни отправил одну из своих лодок для изучения окрестностей мыса Райли, мыса Рикет и прохода Гасконь с поручением продолжать исследования также за мысом Рикет, если там будут обнаружены какие-нибудь следы.

«В 3 часа пополудни, — рассказывает Сюзерленд, — покинули мы корабли и направились к востоку, пока не достигли мыса Райли. Здесь мы высадились и нашли следы пропавшей экспедиции, а также бумаги, оставленные «Помощью», «Решительным», «Принцем Альбертом» и двумя американскими кораблями: «Успехом» и «Спасением». Осмотрев бумаги, мы продолжали свой путь вдоль берега, очень часто высаживаясь на сушу. Сразу за мысом Райли мы заметили трех белых зайцев, одного из которых удалось убить. Нашли также старые оленьи рога, но следов живого оленя или его помета нигде не было видно. Уже миновав проход Гасконь, мы заметили корабли «Решительный» и «Пионер». Мы направились им навстречу, так как это только немного отклоняло нас от нашего пути. Я уверен, что при виде лодки многие на борту кораблей подумали, что среди нас есть лица, принадлежащие к пропавшей экспедиции». Это объясняется тем, что только что прибывший на этих судах из Ланкастера капитан Остин, конечно, ничего не мог знать о совершившихся событиях, а относительно Пенни думал что он должен еще находиться в проливе Джонса. Поэтому естественно, что, заметив лодку с «Леди Франклин» и не видя поблизости кораблей, он не сразу распознал ее, а сидящих в ней людей принял за спутников Франклина.

«Мы поднялись на палубу, — продолжает Сюзерленд, — и рассказали капитану Остину о наших похождениях с тех пор, как мы расстались у мыса Йорк. После передачи этих сведений, которые были для них полны интереса, мы покинули «Решительного» и причалили к мысу Рикет. Тщательно обследовав его до пролива Гаскона, мы не нашли ни малейших следов пропавшего экипажа и решили вернуться к кораблям. В 5 часов утра 28 августа мы прибыли в бухту Объединения. Это имя было дано бухте, расположенной между островом Бичи и мысом Спенсера в память дня, в который так много кораблей встретилось поблизости от места зимовки экспедиции сэра Джона Франклина».

Отсутствие каких бы то ни было письменных документов так и осталось загадкой. Можно привести много соображений, предположительно побудивших Франклина не оставлять письменных следов своего пребывания, но все они отпадают, если учесть, что обязанностью Франклина было оставить документ, содержащий историю экспедиции. Многие высказывали предположение, что Франклин не успел оставить записки, будучи вынужденным в спешном порядке покинуть место зимовки. Это соображение основывалось главным образом на том, что в лагере были найдены некоторые вещи, очевидно, сознательно брошенные, чтобы не тратить времени на их укладку. Тут же валялось не мало предметов, совершенно очевидно забытых, или не захваченных только случайно.

Участвовавший в поисках документов американец Элиза Кейн придерживается этого взгляда. Он пишет: «Я легко представляю себе ту поспешность, с которой были сломаны обсерватория и кузница и покинут лагерь. Вполне понятно, что на берегу остались брошенными штабеля жестянок, могущие, вообще говоря, понадобиться в экспедиции, но не представляющие собой большой ценности, совершенно также, как то, что остались позабытыми рукавицы, плащ и ключ. Отсутствие сведений в каменном гурии, по-моему, легко объясняется волнением, которое охватило людей в момент неожиданного освобождения из ледяных тисков, предвещавшего возобновление энергичной деятельности».

Как бы там ни было, но никому не удалось найти письменных свидетельств, оставленных Франклином, и потому вполне понятна разноголосица в мнениях, возникшая среди отдельных начальников в отношении избранного Франклином дальнейшего пути. Наиболее правильным казалось, конечно, придерживаться в основном имевшейся у Франклина инструкции, считая, что Франклин отклонился бы от данных в ней указаний только в крайнем случае. Один из биографов Франклина, давший тщательное описание и анализ всех событий, связанных с судьбой его последней экспедиции, высказывал в 1854 году следующие соображения, основанные на данных 1850 года о вероятном ходе экспедиции за этот период времени:

«Эребус» и «Террор» могли при благоприятной погоде, господствовавшей летом 1845 года, уже в первой половине августа дойти до мыса Уокер с целью направиться отсюда но предусмотренному инструкцией пути для разрешения проблемы Северо-западного прохода. В течение ближайших дней Франклин мог убедиться, что непроходимые льды стоят на прямом пути к Берингову проливу. Казалось бы, лучше всего было теперь направиться к острову Мельвиля, но такой образ действия явно противоречил бы инструкции, и Франклин взял бы на себя большую ответственность, если бы стал действовать, не считаясь с предостережениями. Поэтому ему не оставалось ничего другого, как направиться к северу, и вот, возможно, уже в конце августа, он прибыл в залив, названный позднее бухтой Эребуса и Террора. У него оставалось еще достаточно времени, чтобы поспеть к 29 августа— дню начала международных магнитных наблюдений, и построить на мысу Райли магнитный павильон, следы которого были обнаружены в 1850 году Оммени. В виду того, что тем временем навигационный период подходил к концу, у Франклина, очевидно, не оставалось другого выхода, как, в соответствии с инструкцией, отложить путешествие по каналу Веллингтона на следующий год и остановиться на зимовку на острове Бичи. Оставшееся в его распоряжения время Франклин посвятил, возможно, подробному обследованию побережий предстоявшего ему пути. Дом, обнаруженный Пенни на возвышенности, служил, по-видимому, для наблюдений над каналом Веллингтона, а американскому экипажу удалось проследить следы санных полозьев на далекое расстояние. Нет сомнения, что Франклин и его товарищи горячо стремились с наступлением весны и после вскрытия льда к возобновлению прерванного плавания. Не исключена возможность того, что уже в очень раннее время (как иногда бывает в этих странах) случился благоприятный поворот в состоянии погоды, заставивший начальника принять решение моментально сняться с места. Такое же случайное изменение в состоянии погоды в обратную сторону могло закрыть выход к может быть уже давно видневшемуся в северной части Веллингтонова канала открытому морю. И вот возникает вопрос: неужели в такой момент неожиданного избавления от тягот утомительной зимовки позабыли, как важно было оставить на месте сообщение об уже совершенных открытиях и наблюдениях и о видах на будущее?» — На этот проклятый вопрос ответа не было. Однако, что касается приведенного анализа, то по сегодняшний день он кажется правильным, по крайней мере до сих пор нет никаких данных, чтобы предполагать иное развитие событий в первые годы деятельности экспедиции.

Для поисковых экспедиций не оставалось, таким образом, другого выхода, как действовать каждый по своему собственному усмотрению. Тем временем приближалась осень. Огромными стаями собирались перелетные птицы и тянулись на юг. Необходимо было очень спешить, чтобы успеть достигнуть чего-либо, пора было думать о подыскании для судов зимней гавани. 7 сентября погода позволила кораблям покинуть остров Бичи и направиться по избранным ими путям.

Капитан Остин поплыл к мысу Готэм для соединения с капитаном Оммени, с которым он не виделся с мыса Йорка в Баффиновом заливе, то есть около трех недель. Пенни снова направился к Веллингтонову каналу, надеясь найти в северо-западном направлении выход к предполагавшемуся чистому морю. За ним последовал после некоторого колебания Джон Росс на «Феликсе», оставив другой свой корабль в бухте Объединения. Богато снабженная припасами «Мэри» должна была служить прибежищем для команды которого-нибудь из кораблей, легко могущих погибнуть в результате сжатия, при столкновении с льдами или от удара о подводный камень. Эта мера предосторожности была очень разумна, тем более, что за истекшее время более или менее серьезные аварии уж случались неоднократно, а впереди была трудная зимовка. Де-Хавен не долго оставался на острове Бичи, принимая участие в розысках документов; он покинул берега острова значительно раньше всех остальных, направившись уже 28 анкета к Веллингтонову каналу. Американец действовал в согласии с полученной им инструкцией, требовавшей в первую очередь открытия свободного от льда полярного моря. Но канал оказался забит льдом, и Де-Хавен вынужден был отступить.

На обратном пути он повстречал Пенни, устремившегося туда же с целью отыскать пропавших людей. Взобравшись на высокий холм на мысу Спенсера у входа в Веллингтонов канал, Пенни увидел вдали манящее синее море. Он громко закричал: «Вода, вода, широкая вода. Сколько я вижу, на северо-западе сплошь вода!»

Добраться до этой воды нечего было и думать. Широкие поля тяжелого пака преграждали к ней путь. Впрочем, если в те времена вид полосы воды на далеком севере мог возбуждать радостные мечтания о беспрепятственном плавании в приполярном море, то сейчас никто не отдался бы безрассудным надеждам, зная, что чистая вода встречается в столь высоких широтах только в виде более или менее обширных Польшей. Пенни вынужден был вместе с Де-Хавеном вернуться к эскадре, стоявшей у мыса Готэм.

Осень 1850 года была богата бурями, часто доставлявшими кораблям большие неприятности. Нередко случалось, что сдавленное льдами судно кренилось на сторону, треща но всем швам, и освобождалось из тисков только тогда, когда большая часть груза оказывалась уже выброшенной на лед. Тогда команда спешно грузила все свои припасы обратно в трюмы и оставалась на судне в ожидании новых встреч со льдами. Однажды корабли Остина «Решительный» и «Пионер» были подхвачены течением из Веллингтонова канала в пролив Ланкастера и чуть было не повторили невольный дрейф Джеймса Росса. Освободиться из этого плена удалось только с помощью «Пионера», в критический момент пустившего в ход свою машину и с «Решительным» на буксире выбравшегося по узкому каналу на чистую воду.

10 сентября все корабли снова оказались в одном месте. Время было настолько позднее, что необходимо было договориться относительно места зимовки и образа действий различных экспедиций зимой и в будущем году. Капитан Остин передал Пенни и Де-Хавену циркуляр, в котором говорилось о необходимости строго согласовать планы всех экспедиций, чтобы путем совместной работы добиться максимального результата, избегая вместе с тем ненужных встреч различных отрядов в одних и тех же районах.

Ответ Де-Хавена был неожидан. Ссылаясь на полученную им от своего государства инструкцию, он сообщил о своем решении немедленно покинуть место поисков и вернуться на родину. Основание для этого он находил в том. что в нынешнем году нечего надеяться провести какие-либо работы, а для возобновления работ в следующем году настоящее местонахождение кораблей экспедиции не представляется выгодным. Многие из американцев очень болезненно воспринимали такое решение начальства и даже предлагали свои услуги англичанам, с тем, чтобы взамен их на американские корабли перебрались те из английских матросов и офицеров, кто не может или не хочет оставаться на зимовку. Однако все подобного рода перемены в составе были воспрещены, и строптивым энтузиастам Арктики пришлось подчиниться. На решение Де-Хавена, который прежде чем окончательно на нем остановиться, советовался с командиром своего второго корабля, несомненно повлияло еще одно обстоятельство. Дело в том, что трудно было бы зимовать американским кораблям в непосредственном соседстве с англичанами из-за резкой разницы в качестве и особенностях их снаряжения. «Только что я посетил «Решительный», — говорит Кейн. — Я не могу здесь выразить, насколько резко отличаются их превосходная организация и продовольственные запасы для зимовки от того, что имеет наша маленькая: экспедиция».

Царившее в среде остающихся огорчение по поводу решения американцев, к которым все относились в то время весьма дружелюбно, было очень велико, но оно стало еще сильнее, когда несколько дней спустя «Успех» и «Спасение» ушли, не простившись и не захватив с собой груды писем, заготовленных англичанами для отправки на родину. И все же, в то время никто еще не предчувствовал, что эти небольшие недоразумения вскоре выродятся в враждебные отношения.

Среди английских руководителей самым энергичным, способным и знакомым с условиями плавания во льдах был бесспорно Пенни. Он всегда умел найти какой-то выход, умел во-время избегнуть опасного положения и не терял бодрого настроения. Он обладал не только большой отвагой, столь необходимой в такого рода предприятиях, но и неоценимым качеством огромной подвижности, идущей в ногу с достаточной осмотрительностью. Неутомимость Пенни и его умение оказали всем экспедициям огромную пользу, так как он умел помочь не только советом, но и делом, и являл собой лучший пример для остальных.

После ряда рейсов в различных направлениях Пенни вынужден был остановиться для выбора места зимовки. Попытки найти подходящие для стоянки места в канале Веллингтона не увенчались успехом. В конце концов Пенни и сопровождавший его Росс остановились в бухте Помощи, в двадцати милях от места, где остались зимовать корабли Остина.

Наступила зима. Корабли были превращены в дома. Сверху их покрыли крышей, с боков обложили двухфутовым слоем снега. В этих импровизированных бараках люди жили даже с известным комфортом. В долгую зимнюю ночь они старались возможно больше работать и развлекаться. Излюбленными занятиями были театр и лепка фигур из снега, б октября Джон Росс выпустил пару голубей, прибытие которых в Англию должно было означать, что корабли стали на зимовку. Один из голубей спустя пять дней действительно прибыл на место, блестяще исполнив, таким образом, возложенное на него поручение. По примеру Джеймса Росса, экспедиции 1850–1851 годов занимались ловлей белых песцов и выпускали их снова на волю с оловянными ошейниками. Кроме того, было выпущено большое количество маленьких воздушных шаров с прикрепленными к ним записками, содержащими все сведения, могущие оказаться полезными членам пропавшей экспедиции. Испытание этих шаров, проведенное в свое время в Англии, показало, что ветер может унести их на очень далекие расстояния, так как записки находились впоследствии по всей территории страны.

О возвращением дневного света начали успешно готовиться к предстоящим санным экскурсиям, задуманным, надо сказать, в очень большом масштабе. Со стороны большой экспедиции Остина были отправлены три санных партии. Первый отряд под начальством капитана Оммени, с семью санями и 52 человеками команды, отправился на исследование местности, лежащей к югу и юго-западу от мыса Уокер; второй отряд с лейтенантом Альдрихом во главе, состоявший из 16 человек с двумя санями, вышел на обследование одного из ближних северных каналов; третий отряд, возглавлявшийся лейтенантом Мак-Клинтоком, с пятью санями и 36 человеками, отправился в далекий путь на остров Мельвиля. Пенни остался верен каналу Веллингтона и предпринял обследование обоих его берегов.

15 апреля все три экспедиции выступили в поход. Оммени разбил свой отряд на три партии, из которых одна обследовала пролив Пиля, лежащий между островами Северный Соммерсет и Землей принца Уэльского, а два другие отправились осматривать северо-западное побережье этой земли. Замечательное открытие Оммени состояло в обнаружении остатков, к сожалению, не Франклиновой экспедиции, но зато хижин эскимосов, брошенных несколько веков тому назад! Этот изумительный факт свидетельствует, по-видимому, о том, что в те отдаленные времена климат в этих местах должен был быть значительно благоприятнее, чем в настоящее время.

Оммени обогнул северо-западную оконечность Земли принца Уэльского и обнаружил большую бухту, глубоко вдающуюся внутрь острова и названную впоследствии его именем. Никаких следов пребывания европейцев здесь не оказалось. 28 мая он достиг крайней своей точки и отправился в обратный путь. К тому времени он остался с одними санями, так как прочие ему пришлось отослать домой еще раньше с людьми, которые из-за отморожений не были в состоянии итти дальше.

Осборн проник еще глубже Оммени и обнаружил здесь широкий пролив, названный впоследствии каналом Мак-Клинтока, но по мнению самого Осборна представлявший собой большую бухту, подобную первой. Нельзя ставить Осборну в вину, что он сам недооценил сделанного им открытия, так как он не имел возможности проследить побережье мнимой бухты.

Подобную же ошибку совершил Броун, начальник санной партии, отправившейся на обследование пролива Пиля. Он обнаружил в западной части этого пролива большую бухту, названную его именем, и заключил по аналогии, что пролив Пиля должен быть замкнут также в южной и восточной частях, то есть представляет собой не что иное, как залив. В этом своем убеждении Броун утвердился еще более, сделав несколько измерений глубин моря, оказавшегося очень мелким и покрытым льдом необычайной мощности. Кроме того, в проливе Пиля не удалось заметить существования морского течения, свойственного настоящим проливам. Броун и Оммени ошиблись в своем заключении, несмотря на кажущуюся убедительность сделанных ими наблюдений. В результате этой ошибки позднейшие экспедиции, отправившиеся на поиски Франклина, считали для себя излишним производить здесь осмотр берегов или пытаться проникнуть по проливу Пиля на юг. Полное отсутствие следов пребывания пропавшей экспедиции на побережьях этого пролива окончательно убедило начальников санных отрядов в невероятности избрания Франклином для своих кораблей именно этого пути.

Лейтенант Альдрих совершил одно только, сравнительно небольшое, путешествие к западному побережью острова Бэзерст. Он надеялся напасть там на следы Франклина, исходя из соображения, что Франклин мог легко повернуть в юго-западном направлении от канала Веллингтона в случае, если бы на пути к северу он потерпел неудачу. После двухмесячной отлучки Альдрих вернулся ни с чем домой.

Мак-Клинток взял на себя наиболее сложную и трудную задачу посещения и обследования острова Мельвиля. Необходимо напомнить, что официальная инструкция не советовала Франклину отклоняться в эту сторону. Все же казалось вполне вероятным, что Франклин избрал этот остров в качестве своего убежища. К этому его могли вынудить различные непредвиденные обстоятельства. Кроме того, принималось во внимание, что Франклин, согласно высказанному Джоном Россом мнению, ожидает на этом острове обещанной ему помощи.

Ввиду отдаленности намеченной цели, Мак-Клинток заложил еще осенью предыдущего года продовольственные депо, а раннею весной обновил продовольственные склады, разрушенные медведями. Следует отметить, что именно Мак-Клинток был душой всех санных предприятий экспедиции Остина, и его слово было решающим в вопросах организации отрядов вплоть до мелочей.

Благополучно достигнув восточной оконечности острова, Мак-Клинток отослал подсобные сани обратно, лейтенанта Бредфорда направил вдоль северо-восточного побережья, а сам двинулся на обследование южного. Здесь он побывал в местах, впервые посещенных Парри и с тех пор не видевших никого. Он дошел до мыса Дундас и с вершины высокой скалы увидел на юге далекое побережье Земли Бэнкса, открытой Парри, а на западе расстилалось необозримое море, покрытое льдом. На этом мысу Мак-Клинток надеялся обнаружить записку, оставленную Франклином, благополучно завершившим свой переход к северу от острова Парри и Мельвиля и завернувшим сюда с целью сообщить о себе. Но это необоснованное предположение, конечно, не могло оправдаться, ввиду ледовитого характера узких проливов, составляющих этот путь.

Не добившись ничего, Мак-Клинток повернул обратно. Близ юго-восточной оконечности острова Бэзерст Мак-Клинток встретился с возвращавшимся Бредфордом, обследовавшим все северо-восточное побережье острова Мельвиля с таким же результатом, как и его начальник. 4 июля оба отряда возвратились к своим кораблям.

Таким образом, санные поездки экспедиции Остина не оправдали возлагавшихся на них надежд.

Что касается Пенни, то его санные поездки вдоль берегов Веллингтонова канала также были не особенно удачны. Два отряда работало вдоль восточного побережья канала, сам Пенни обследовал западный берег его, а четвертый отряд обошел южное побережье острова Северный Дэвон. Все же ему удалось сделать интересное открытие, значение которого Пенни, однако, со свойственной ему самоуверенностью, очень переоценил. Продвигаясь к северу, Пенни неожиданно увидел впереди чистую воду, причем ряд других наблюдений указывал, что здесь, на самом крайнем севере, как будто жизнь становится богаче, чем в местах, расположенных несколько южнее. Обрадованный Пенни окончательно утвердился в своем убеждении, что свободное от льда, открытое полярное море реально существует, и поспешил на санях обратно за лодкой. Точь-в-точь в такое же положение попал несколькими десятками лет позднее Пайер, неожиданно повстречавший у северной оконечности открытой им Земли Франца-Иосифа огромную полынью, над которой кружились несметные стаи птиц. Что это была только полынья, а не свободное от льда море, Пайер убедился лишь после того, как увидел с вершины высокой горы окаймлявший воду ледяной барьер. Джон Росс помог Пенни обзавестись лодкой, но к тому времени, как он вернулся к месту, где раньше была чистая вода, вместо нее оказалось нагромождение плавучих льдин, и воспользоваться лодкой так и не пришлось.

Таким образом, ни одна из зимних экскурсий, совершенных членами экспедиций Остина и Пенни, равно как и небольшая вылазка Джона Росса на остров Корнуэльс, не дала желанного результата. Нет сомнений, что Мак-Клинток и Оммени провели свои походы очень энергично и умело, но выводы, к которым они пришли, были весьма печальны. Несколько иначе обстояло дело в санных партиях, руководимых Пенни. Несмотря на неоднократные неудачи и вынужденные возвращения в начале похода, неутомимый начальник экспедиции считал свои исследования далеко не безуспешными, поскольку ему удалось обнаружить зимой в самых высоких широтах участки чистой воды. Энергия Пенни и его жизнерадостность и оптимизм целиком усвоились всей его командой, жаждавшей продолжения исследований и не боявшейся никаких трудностей.

Совсем не те настроения господствовали в среде членов Остиновской экспедиции. Сам Остин, в полную противоположность Пенни, в течение всей зимы ни разу не покинул своего корабля. Подчиненные его видели плохой пример в начальнике, просидевшем всю экспедицию в своей каюте и только распоряжавшемся посылкой людей в санные экскурсии. Впрочем, хотя число участников этих трудных, но вместе с тем сохраняющих бодрость мероприятий в Остиновской экспедиции достигало 105 человек, но в то же время не менее 75 человек оставалось постоянно на борту судна, не зная, чем убить время. Как резко отличалось от этой картины положение, бывшее в экспедиции Пенни, где в течение зимы случалось, что на корабле оставался всего лишь один человек, тогда как все остальные находились на работе по-обследованию далеких и близких окрестностей его! Поэтому люди с «Леди Франклин» и «Софии» бодро смотрели вперед и, не испытывая страха перед возможной второй зимовкой, больше веет интересовались планами будущих исследований, тогда как экипаж кораблей Остиновской эскадры совсем приуныл, и среди людей появились симптомы заболевания цынгой. Сам Остин упал духом и, видя вокруг себя печальные лица людей, измученных отчасти трудностями бесплодных поисков, отчасти безделием, пришел к выводу, что остаться на вторую зимовку — означало погубить экспедицию. У него выработался взгляд, что человек совершенно неспособен переносить арктический климат, взгляд заведомо неправильный, объяснявшийся тем, что Остин «не испытал влияния этого климата на себе, а только наблюдал за ним с высоты палубы своего корабля».

Наступила весна, и начальники обеих партий встретились друг с другом, с тем, чтобы поделиться своими планами действий. Различие в настроениях должно было, конечно, вызвать резкое расхождение во взглядах, а различие во взглядах сразу создало напряженную атмосферу в отношениях, в которой трудно было до чего-нибудь договориться. Пенни был полон энтузиазма и уверенности, что в наступающее лето ему удастся разгадать судьбу Франклина, отправившегося, по его мнению, в направлении к открытому морю, начинающемуся там, где кончается канал Веллингтона. Настойчивость и вера в свои силы, в такой степени свойственные капитану-китолову, чрезвычайно нужные качества, но надежды Пенни, как оказалось впоследствии, мало себя оправдали. По всей вероятности Пенни рассуждал и действовал бы несколько иначе, если бы в свое время знал, что Франклин относился отрицательно к проблеме существования на севере открытого моря. К сожалению об этом взгляде Франклина стало известно значительно позднее, лишь после того, как с большим опозданием был опубликован дневник Фицджемса, переданный им и доставленный в Европу еще осенью 1845 года.

Остин не только не разделял энтузиазма Пенни, но несомненно завидовал его популярности как среди членов его экспедиции, так и своей собственной. Понимая, что сам он во избежание гибели непременно должен будет вернуться в Англию, Остин боялся, что Пенни добьется тем временем известного успеха, что поставит его в очень невыгодное положение по сравнению с китобоем. Поэтому Остин обрадовался, когда Пенни заявил ему, что возобновить попытку проникнуть вглубь Веллингтонова канала он сможет только, если получит в помощь один из пароходов Остиновской эскадры. На просьбу Пенни Остин дал уклончивый ответ, но в такой форме, что понять неодобрительный смысл его было нетрудно. По-видимому Остин, побуждаемый мелочным чувством зависти и оскорбленного тщеславия, твердо решил, во вред делу спасения Франклина и его спутников, заняться подготовкой к реабилитации себя перед лицом своих будущих обвинителей в Лондоне. Он готов был пойти на конфликт с Пенни, лишь бы не дать ему опередить себя. Поняв смысл ответа Остина, Пенни страшно возмутился и прямо, без обиняков, изложил ему свой взгляд на вещи. Китобой был человеком дела и не умел хитрить или вести дипломатическую беседу. В резкой форме ответил он Остину, хлопнул дверью и ушел. Этим он делу, конечно, не помог. Но еще больше навредил себе Пенни, когда в последующих переговорах он каждый раз прямо высказывал свое негодование, нисколько не задумываясь над своими словами. Впоследствии его опрометчивые высказывания доставили ему много неприятностей.

Тогда Остин решился повторить свой отказ в помощи Пенни в более определенной форме и объявил ему о своем возвращении на родину. Джон Росс тоже начал приготовления к обратному походу. Увидев себя всеми покинутым, Пенни решил вернуться, с тем, однако, чтобы добиться от британского адмиралтейства получения сильного парохода и, по возможности еще в этом году, возобновить попытку форсирования льдов канала Веллингтона.

Тем временем Остин, отказавший в содействии своему мнимому конкуренту, втихомолку сам подготовлял поход на север. Уже миновав Ланкастеров пролив, он пересел с флагманского корабля на один из своих пароходов и, захватив с собой второй пароход, сделал попытку пройти проливом Джонса, повторив тем самым прошлогоднюю поездку Пенни. Тяжелые льды, встреченные им здесь, заставили Остина повернуть обратно. Любопытно, что эту попытку Остин сделал, имея с собой запас провианта всего лишь на несколько дней! Из этого можно сделать вывод, что либо Остин совершил эту поездку только для отвода глаз, либо его качества, как начальника экспедиции, были ниже всякой критики. Перед тем, как повернуть на юг, в сторону Дэвисова пролива, Остин велел направить свои пароходы прямо на север, вдоль западного побережья Гренландии. Здесь, в самом начале Смитова пролива, корабли затерло льдами. Восемь дней провели они в ледовом плену и, с трудом высвободившись из него, примкнули к остальным кораблям и направились вместе с ними домой.

Пенни, тем временем, на всех парусах мчался по океану, стараясь попасть в Лондон по возможности раньше Остина. Он спешил не столько ради того, чтобы оправдать себя перед адмиралтейством и возвести ответственность за неудачу экспедиции на своего врага, сколько для того, чтобы поскорее получить подходящий для своих целей пароход и успеть еще в текущем году провести с его помощью намеченный план действия в канале Веллингтона. Уже невдалеке от английских берегов Пенни повстречал шедший в нужном направлении пароход; он пересел на него и вскоре прибыл в Лондон.

Тяжелое разочарование встретило героического капитана в родной стране. Еще много раньше, сразу по прибытии с запада в залив Баффина, Пенни был необычайно удивлен и огорчен, не обнаружив в условленных местах никаких распоряжений адмиралтейства на 1851 год, которые могли бы помочь ему, как и всем прочим начальникам, ориентироваться в положении, сообразуясь с последними данными и пожеланиями высшей морской власти «Соединенного Королевства». После своего приезда в Англию он узнал, что адмиралтейство не сочло нужным дать соответствующие распоряжения на 1851 год, исходя из того, что экспедиции 1850 года были снаряжены на три года. Такой ясно неудовлетворительный ответ был дан еще в марте 1851 года на заседании парламента в ответ на запрос одного из депутатов. Теперь же Пенни, вместо готовности помочь ему, вместо признания состоятельности его планов и правильности его идей, встретил в адмиралтействе самую сухую сдержанность. Такое отношение было тем более поразительно, что общественное мнение превозносило Пенни и самым резким образом осуждало Остина, обвиняя его за отказ подать помощь в преступном нарушении долга. Адмиралтейство внимательно ознакомилось с представленными ему Пенни материалами по проделанному плаванию и нашло в них некоторые несогласия в фактах и отдельные противоречия, по-видимому, обусловленные тем, что Пенни не был мастером ясно излагать свои мысли, возможно страдавшие к тому же недостаточной определенностью. Наряду с этим адмиралтейству казалось, что ледяной барьер в нижней части Веллингтонова канала, виденный как Пенни, так и американцами, повидимому, непроходим и что помощь парохода в таких условиях тоже ничего не даст. Оба эти обстоятельства вызвали в адмиралтействе стремление отложить решение и подождать предстоявшего возвращения капитана Остина.

Однако, наряду с этим, было еще одно дело, решившее окончательно вопрос об отношениях адмиралтейства к капитану китоловного флота. Пенни был настолько прям в своих действиях, что он вручил адмиралтейству бывший при нем доклад Остина, в котором этот последний пространно сообщает о бывшем между ним и Пенни недоразумении. Адмиралтейские чиновники осудили не умеющего хитрить, откровенного человека, вменяя ему в преступление, возможно, пе очень тактичные и справедливые, но смелые нападки на никчемного начальника большой эскадры. Правда, образ действия Остина подвергся сильнейшим нападкам в печати, не щадившей нелестных эпитетов по его адресу. Не говоря уже о его трусливом поведении во время зимовки, о позорном отказе в помощи, о неудачности попыток пробиться сквозь льды там, где непроходимость их была уже доказана раньше, самый факт возвращения возглавляемой Остином эскадры с многолетним запасом продовольствия на борту кораблей — вызывал сильнейшее негодование против него.

Для того чтобы мнение свое по поводу образа действия Остина и Пенни должным образом обосновать, адмиралтейство создало расследовательскую комиссию из пяти человек. Двадцать два дня работала эта комиссия и успела за этот срок допросить тридцать человек. Результаты деятельности ее легко можно было предугадать. Капитан Остин почти во всех своих действиях был целиком оправдан, а в отношении капитана Пенни комиссия решила, что его действия должны быть осуждены, так как его намерение снова отправиться в экспедицию якобы возникло лишь после того, как он убедился, что неожиданное возвращение его и Остина вызвало общее недовольство. Заслуживает внимания, что среди противников Пенни оказался также Джон Росс, не желавший простить ему его враждебное отношение к своему любимцу, эскимосу-шарлатану, Адаму Беку. Росс с удивительным упрямством продолжал полагаться на слова Бека, утверждавшего, будто Франклин погиб со своими кораблями близ северных берегов Гренландии.

Дела Пенни находились, таким образом, вскоре после его возвращения в очень печальном состоянии, сам же он совершенно не умел себе помочь, так как, выступая, он почти каждый раз горячился, а слова его не всегда соответствовали сказанным раньше. Тем более поразительно, что идея опозоренного адмиралтейством Пенни была тем же адмиралтейством подхвачена и даже принята за основу плана действий новой экспедиции. Та же самая комиссия, что так несправедливо осудила Пенни, пришла к выводу, что необходимо в самом срочном порядке вторично снарядить суда Остиновской экспедиции и направить их как раз в северную часть канала Веллингтона, то есть туда, куда считал нужным пойти Пенни, тогда как от обследования" Мельвилева острова и окрестностей мыса Уокер, по мнению комиссии, следовало совсем отказаться. От услуг самого Пенни адмиралтейство однако отказалось.

Это положение дела сохранялось к общему неудовольствию до марта месяца 1852 года, когда в парламенте послышались голоса, требующие оправдания Пенни. Только после этого он был реабилитирован, но возвратиться к начатой им деятельности ему так и не удалось.

Таков был печальный конец экспедиций 1850 года, направившихся в арктическую Америку с восточной стороны. В заключение отметим лишь, что плавание американцев, покинувших бухту Объединения осенью 1850 года, прошла совсем не так благополучно, как можно было предполагать. Это путешествие богато опасностями и приключениями, красочно описанными в книге участника экспедиции, доктора Элизы Кейна. В последний раз мы видели корабли Де-Хавена проходившими на всех парусах мимо английской эскадры, удивлявшейся их неожиданному уходу. Недалеко прошли американцы. Ветер вдруг стих, и корабли были вынуждены остановиться. Нагрянувший мороз сковал море, и экспедиция вмерзла в образовавшийся лед. Де-Хавен с товарищами готовились уже было повторить дрейф Джеймса Росса, но корабли подхватило другое течение, понесшее их вглубь канала Веллингтона, прямо на север. Неожиданно для самих себя американцы снова попали в область, исследовать которую они так сильно хотели. И вот теперь, находясь в плену у льдов, они сделали новое открытие, увидев впереди себя в тучах тумана очертания берегов далекой земли. Они назвали этот остров Землей Гриннеля, но вскоре он скрылся с их глаз, так как подхваченные обратным течением «Успех» и «Спасение» повернули снова на юг. Они не избегли повторения дрейфа Джеймса Росса, так как в декабре месяце сильное течение пронесло их по тому же пути и выбросило вместе со льдом на широкий простор Баффинова залива. Много месяцев прошло, пока, наконец, лед, под влиянием южного шторма, не разошелся и не освободил корабли. Смелая, но неопытная команда — все до одного участники американской экспедиции впервые находились в полярном море — не падала духом, стараясь всячески развлекать себя и ни на минуту не прекращать научных наблюдений. Все же недостаточное снаряжение экспедиции не замедлило сказаться на здоровье команды, почти в полном составе болевшей цынгой. Несмотря на это, люди находили в себе достаточно сил для борьбы со стихией и превосходно держали себя в трудные минуты, когда, казалось, не избежать было гибели судна, трещавшего по всем швам под напором чудовищных льдин. Лучшим доказательством бодрости американской команды служит тот факт, что, когда весной 1851 года оба корабля вышли на чистую воду, они не подумали о возвращении домой, а после короткого отдыха у берегов Гренландии повернули снова в сторону Ланкастерова пролива, поставив себе задачей во что бы то ни стало повторить поход в канал Веллингтона. Но, несмотря на всю энергию и добрую волю американцев, этот поход им не удался, так как тяжелое состояние льдов в самом Баффиновом заливе помешало нм проникнуть даже ко входу в пролив Ланкастера. Во время этих попыток они неожиданно повстречали хорошо знакомого им «Принца Альберта». Как известно, этот корабль был послан леди Франклин в 1850 году одновременно со всеми остальными судами и единственный из них вернулся в Англию, не зазимовав во льдах. Командовавший им Форсайт не решил возложенной на него задачи, и потому в 1851 году «Принц Альберт» был снова отправлен, на этот раз во главе с Уильямом Кеннеди, в тот же район. Кеннеди удалось пройти там, где американцы тщетно пытались пробиться. Едва избежав опасности снова оказаться затертым во льдах, Де-Хавен вынужден был повернуть обратно и через Дэвисов пролив вышел в Атлантический океан.

Итак, американская экспедиция мало прибавила к достижениям английских предприятий 1850–1851 годов. Все, что удалось Де-Хавену и его спутникам, состояло в участии в поисках остатков экспедиции Франклина на мысу Райли и на острове Бичи и в открытии Гриннелевой Земли. Впрочем, земля эта была в том же году, но несколькими месяцами позднее, замечена и нанесена Пенни на карту под названием Земли принца Альберта. Пенни ничего не знал о приоритете Де-Хавена и, открыв землю, дал ей наименование по своему усмотрению, снабдив отдельными названиями ряд замеченных мысов и возвышенностей. Впоследствии возник между англичанами и американцами горячий спор о правах на новооткрытую землю, причем одни считали, что она должна быть названа именем принца Альберта, другие — что ей по праву принадлежит название Гриннелевой Земли. Как обычно случается в подобных спорах между людьми, представляющими конкурирующие между собой империалистические государства, и здесь были забыты не только правила элементарной вежливости, но пошли в ход доказательства и доводы в свою пользу, особенно с английской стороны, не соответствующие имевшему действительно место положению вещей. Таковы были не блестящие результаты деятельности грандиозной экспедиции Остина и отрядов Пенни, Джона Росса и прочих начальников.

Необходимо напомнить, что поисковые партии, шедшие со стороны Баффинова залива, составляли только часть тройственной экспедиции 1850 года. Встречи их с партией Неллена и с отрядом, двигавшимся со стороны Берингова пролива, таким образом, не произошло. Тем временем походы двух кораблей, проникших в воды арктической Америки последним путем, получили всемирную известность. В дальнейшем будет дано краткое описание этих экспедиций. Производившиеся ими исследования не прекращались в течение всего периода с 1850 по 1854–1855 годы.

Шел седьмой год со времени выхода в море экспедиции Франклина. Все, что дали поиски следов его, состояло в открытии места первой зимовки. Для дела спасения пропавших людей это единственное открытие само по себе не имело никакого практического значения. Отсутствие каких бы то ни было указаний относительно направления, избранного Франклином после подъема якорей весной 1846 года, поставило в совершенный тупик как присутствовавших при самом открытии, так и узнавшие впоследствии об этом британские морские власти.

Положение, и без того трудное, осложнялось еще тем, что в периодической печати постоянно появлялись различные сообщения, претендовавшие на достоверность, в которых говорилось о якобы виденных кораблях Франклиновской экспедиции, о найденных трупах или даже о спасении отдельных членов ее.

В создавшейся нервной обстановке даже самые неправдоподобные сообщения находили много людей, готовых верить им. Адмиралтейство должно было заботиться об успокоении умов и о выявлении правды. Многие ложные слухи возникали несомненно случайно, другие создавались умышленно газетными репортерами для своих бульварных листков. Владельцы мелких газеток бывали рады сенсации, сулившей им материальные выгоды. Разобраться в правильности всех слухов и сообщений было в то время задачей совсем не легкой, так как при отсутствии телеграфной связи проверка сведений на месте занимала чрезвычайно много времени и стоила очень дорого.

А сенсационные известия все продолжали поступать. Неожиданно появлялось сообщение, что участников пропавшей экспедиции видели в Сибири или на Камчатке, вслед за этим читатели газеты узнавали, что группа членов экспедиции прибыла на Гавайские острова. То и дело писали о будто бы найденных в море бутылках с сообщениями Франклина о постигшей экспедицию судьбе. При проверке всех этих слухов оказывалось, что все это было сплошным вымыслом.

В июле 1851 года английские газеты перепечатали письмо шкипера из Эбердина, помещенное незадолго до этого в одном из местных листков. Корабль этого шкипера застрял предыдущей осенью во льдах Ланкастерова пролива.

Вот краткое изложение этого странного рассказа. Оставшаяся на зимовку команда корабля выстроила на берегу снежную хижину. В феврале зимовщики столкнулись с эскимосами и на свой вопрос, не встречали ли те «предводителя-Франклина», получили утвердительный ответ. При этом эскимосы многозначительно указали на видневшиеся вдали горы и добавили: «люди Франклина отправились туда спать». Решено было отправиться вглубь страны проверить это сообщение. 27 марта группа английских матросов выступила в сопровождении эскимосов. Путь пролегал через дикую скалистую страну, люди невероятно страдали от морозов и усталости. Спустя десять дней они, наконец, достигли окруженной горами долины. Здесь взгляд их упал на черный шелковый лоскут, прикрепленный к воткнутой в землю палке. Они раскопали землю и обнаружили четыре замерзших, неразложившихся трупа. У покойников были длинные жесткие бороды, суровое выражение лиц. Кожа на руках и ногах была сморщена — было видно, что люди эти погибли от голода. Руки и груди их были татуированы различными эмблемами.

Корреспондент сделал из этого рассказа несомненный вывод, что это могли быть только участники Франклиновой экспедиции и что остальных членов ее, по всей вероятности, постигла такая же судьба.

Все это сообщение оказалось от начала до конца выдуманным. Точные даты, имена и прочие детали были искусно придуманы ради большей убедительности рассказа.

Однако не все сообщения подобного рода представляли собой мистификации. Весной 1852 года в Англию пришло известие о виденных двух кораблях, вмерзших в ледяную глыбу. Поднялось неописуемое волнение. Казалось несомненным, что эти корабли не что иное, как «Эребус» и «Террор». Адмиралтейством были приняты энергичные меры для выяснения этого дела, но окончательная разгадка пришла только через несколько лет. Факт же действительного существования двух вмерзших в- льдину кораблей подтвердился очень скоро.

Нет ничего удивительного, что это сообщение произвело сильное впечатление в общественных кругах Англии. Всем известен был знаменитый дрейф Джеймса Росса, и легко-было предположить, что Франклину пришлось бросить свои суда где-нибудь в проливе Ланкастера, откуда их вынесло течением к берегам Ньюфаундленда вместе со льдом.

Корабли, замеченные и рассмотренные в подзорную трубу с пассажирского судна, имели каждый по три мачты и были покрыты крышей, как принято на зимующих судах. Больший корабль был около 500–700, меньший — около 300–400 тонн водоизмещением. Один из них лежал на боку, а другой стоял прямо, и на нем можно было рассмотреть не только мачты, но и реи, брамстеньги и марсовые паруса.

Несмотря на все уговоры, капитан не захотел подойти к айсбергу на близкое расстояние, так что по истечении ¾ часа корабли были потеряны из виду. Трудно сказать подумал ли кто-нибудь в тот момент, что это могли быть суда Франклина, однако несомненно, что несколькими днями позднее эта мысль овладела экипажем и пассажирами корабля. Любопытно, что вскоре после этого еще один корабль заметил в море два покинутых аварийных судна. Впоследствии пришли к заключению, что это были те же самые корабли, успевшие к тому времени освободиться из ледяных оков.

Зимой 1851/52 года началась усиленная подготовка к новой большой экспедиции, которая должна была выйти в море весной. После возвращения эскадры Остина, кораблей Пенни и Джона Росса на месте розысков остался только один маленький «Принц Альберт». Вначале предполагали, что эта экспедиция тоже скоро вернется, но, судя по тому, что от возглавлявшего ее Кеннеди до самой зимы не было никаких сведений, было ясно, что он зазимовал во льдах.

Вместо ожидавшихся вестей от Кеннеди неожиданно было получено известие совсем с другой стороны. Доктор Рэ совершил чрезвычайно удачную поездку вдоль побережья Земли Уоллестона, то есть острова Виктории. Наконец этот неприступный остров, в течение трех лет подряд безуспешно штурмовавшийся Ричардсоном, самим Рэ и Пелленом, был взят! Но следов пропавшей экспедиции не оказалось и здесь. Легко представить себе ту огромную радость, которую испытывал Рэ, поборов дикое нагромождение льдов в проливе Дольфин и Юнион. Он смог сделать это только потому, что в то время года вместо бурных потоков воды стоял крепкий лед. Рэ прошел сотни миль и к великому своему огорчению не только нигде не обнаружил следов Франклина, но из расспросов местных эскимосов выяснил, что никто из них ничего не видел и не слышал о какой-либо экспедиции. На обратном пути Рэ сделал любопытную находку, но не придал ей того значения, которого она несомненно заслуживала. В заливе Паркера, на юго-восточном берегу Земли Уоллестона, он обнаружил обломок флагштока с кусками белой снасти, протканной красной шерстяной ниткой. Медные гвоздики, которыми снасть была прибита, были украшены значком широкого якоря. По этим признакам легко было установить, что флагшток принадлежал британскому адмиралтейскому кораблю. Рэ готов был признать, что это остаток флага с «Эребуса» или с «Террора», но думал, что попал он сюда вместе с течением из далекого пролива Бэрроу. Таким образом Рэ получил, правда смутное и неопределенное, но вместе с тем красноречивое указание, где следует искать следов Франклина, но он его не понял. Находясь уже на пути к материку, Рэ совершил удачную поездку на лодках вдоль берегов Земли Виктории и доказал, что она составляет одно целое с Землей Уоллестона. На этом он закончил свои работы.

Получение отчета о путешествии Рэ окончательно убедило — британское адмиралтейство в бесполезности искать экспедицию Франклина в южных частях американского Ледовитого моря. Действительно, к этому времени стараниями Мура, Келлета, Пеллена, Ричардсона и Рэ было обследовано все неверное побережье материка от Берингова пролива до устья реки Меднорудной, усилиями обоих Россов, Пенни, Де-Хавена, Форсайта, Остина и их помощников были осмотрены берега проливов Ланкастера, Бэрроу, Пиля, Принца Регента и южной части Веллингтонова канала, и нигде, кроме острова Бичи и прилегающего к нему района, не было обнаружено — следов Франклина. Непосещенной осталась собственно только область, прилегающая к полуострову Бутии, обследованию которой придавала некоторое значение чуть ли не одна только леди Франклин, вторично пославшая туда свой кораблик «Принц Альберт». Естественно, что при таком положении вещей все взоры обратились в сторону северной половины архипелага, в сторону воображаемого открытого моря, усмотренного Де-Хавеном и Пенни в северной части Веллингтонова канала.

Следы полозьев от саней Франклиновых отрядов шли вдоль берегов Веллингтонова канала и указывали на север. Но следы терялись, и никто не мог сказать, куда следует направить свои поиски кораблям, достигшим открытого полярного моря. Теперь задача поисков казалась гораздо сложнее, и пессимисты считали решение ее делом безнадежным. И действительно, южная, более или менее доступная часть американского архипелага считалась большинством достаточно обследованной, но достигнуто это было огромным трудом, и затрачено было на это много лет. В результате бесплодности поисков в южной части решено было бросить все силы на обследование приполюсной области, но огромная сложность этой задачи для всех была ясна. Наряду со скептиками были также и оптимисты, считавшие очевидное избрание Франклином северного пути само по себе доказательством счастливого окончания Франклиновой экспедиции. Они утверждали, что если Франклин действительно направился через более или менее свободное от льда полярное море, то следует ждать его прибытия совсем не там, где его иска пи до сих пор, а со стороны сибирских берегов. Наиболее ярый защитник этой теории, лейтенант Бедфорд Пим, утверждал, что нет ничего удивительного в том, что от Франклина столько лет нет никаких известий, так как вероятнее всего он, несколько задержавшись в пути из-за льдов полярного моря, достиг северных берегов восточной Сибири или недавно открытых островов, расположенных на некотором расстоянии от них. Пим настаивал на организации поисков и помощи Франклиновому предприятию именно в этом районе. Разработанный им план не смог быть, однако, осуществлен прежде всего потому, что царское правительство отклонило предложение оказать необходимое содействие, ограничившись одним только разрешением для Пима разъезжать по Сибири в любых направлениях. Только в 1853 году, то есть в период, когда Пим, отказавшись от осуществления своего плана, принял участие в другой экспедиции, нашлись возможности для организации подобного предприятия. Новая экспедиция, отправившаяся в этом году к северным берегам Сибири под начальством того же Кеннеди, вынуждена была вернуться с половины пути к Берингову проливу.