16

На следующее утро, придя в управление, Валландер узнал, что Лувен уже совещается с оперативниками, занятыми розыском убийцы Тенгблада. Он взял в автомате чашку кофе и из кабинета Лувена позвонил в Истад. Немного погодя Мартинссон снял трубку и спросил, как дела.

— Я сейчас сосредоточился на одном человеке, видимо русском, по фамилии Коноваленко, — ответил Валландер.

— Ты никак отыскал еще одного прибалта? — спросил Мартинссон.

— Пока неизвестно, настоящая ли это фамилия. И вправду ли он русский. Может, и швед.

— Альфред Ханссон, помнится, сказал, что человек, который снял дом, говорил с акцентом.

— Вот именно. Но я не уверен, что это был Коноваленко.

— Почему?

— Такое у меня ощущение. Все это дело переполнено ощущениями. И мне это отнюдь не нравится. Вдобавок Ханссон говорил, что тот человек был очень толстый. Внешность не сходится с описанием убийцы Тенгблада. Если это одно лицо.

— А как сюда вписывается африканец без пальца?

Валландер быстро рассказал о своем вчерашнем визите в «Аврору».

— Может, тут все же кое-что есть, — сказал Мартинссон. — Как я понимаю, ты пока задержишься в Стокгольме?

— Да. Задержаться необходимо. По крайней мере еще на день. В Истаде все спокойно?

— Роберт Окерблум через пастора Туресона спрашивал, когда можно похоронить жену.

— Но ведь, кажется, никаких препятствий нет?

— Бьёрк велел спросить у тебя.

— Вот ты и спросил. Как там погода?

— Как положено.

— В каком смысле?

— Апрельская. Капризная. И, увы, далеко не тепло.

— Ты не мог бы позвонить моему отцу и сказать, что я еще в Стокгольме?

— Последний раз, когда я ему звонил, он пригласил меня заехать. Но у меня не было времени.

— Позвони, а? Не в службу, а в дружбу.

— Конечно. Прямо сейчас и позвоню.

Валландер попрощался и сразу набрал номер дочери. Когда Линда сняла трубку, он понял, что она еще не вполне проснулась.

— Ты же хотел позвонить вчера, — сказала она.

— Заработался допоздна.

— Я могу встретиться с тобой в первой половине дня.

— Не получится. В ближайшие часы я буду чертовски занят.

— Ты что, не хочешь повидаться?

— Ты отлично знаешь, что хочу. Я позвоню попозже.

Валландер быстро положил трубку, потому что в кабинет тяжелой походкой вошел Лувен. Дочь наверняка обиделась. Почему, собственно, ему не хотелось, чтобы Лувен слышал его разговор с Линдой? Он и сам этого не понимал.

— Ну и вид у тебя, — сказал Лувен. — Ты что, ночь не спал?

— Наоборот, переспал, — уклончиво ответил Валландер, — а это ничуть не лучше. Как дела?

— Пока ничего нового. Но мы прорвемся.

— Есть вопрос, — сказал Валландер, но решил до поры до времени помалкивать о вчерашнем визите в «Аврору». — Коллеги в Истаде получили анонимное сообщение, что в убийстве Тенгблада, возможно, замешан русский по фамилии Коноваленко.

Лувен нахмурился:

— Думаешь, стоит отнестись к этому всерьез?

— Пожалуй. Тот, кто передал сообщение, как будто бы хорошо информирован.

— Вообще-то, — помолчав, сказал Лувен, — у нас хватает неприятностей с русскими преступниками, которые в последнее время валом валят в Швецию. И понятно, что с годами эта проблема вряд ли упростится. Поэтому мы попробовали составить что-то вроде картотеки. — Некоторое время он перебирал папки в шкафу, наконец нашел, что искал. — Вот, Рыков. Если в городе есть некий Коноваленко, Рыков должен его знать.

— Почему?

— По слухам, он превосходно информирован обо всем, что происходит среди иммигрантов. Давай съездим к нему. — Лувен протянул папку Валландеру: — Возьми почитай. Очень любопытно.

— Я могу и один съездить, — сказал Валландер. — Вдвоем совсем не обязательно.

Лувен пожал плечами:

— Мне же лучше. Что ни говори, в деле Тенгблада есть и другие зацепки, хотя следствие продвигается не быстро. Кстати, криминалисты считают, что вашу женщину в Сконе застрелили из того же оружия. Но вполне однозначно, конечно, утверждать нельзя. Предположительно из того же. С другой стороны, неизвестно, находилось ли это оружие в одних и тех же руках.


До Халлунды Валландер добрался только в первом часу. К тому времени он успел пообедать в каком-то мотеле, а заодно прочитал лувеновские материалы о человеке по имени Владимир Рыков. Отыскав в Халлунде нужный дом, он немного постоял, осмотрелся. И сразу же заметил, что почти никто из прохожих не говорит по-шведски.

Вот здесь зарождается будущее, подумал он. Ребенок, который здесь вырастет и, возможно, станет полицейским, накопит совсем иной опыт, чем я.

Он вошел в подъезд, нашел в списке жильцов имя «Рыков» и вызвал лифт.

Открыла ему женщина. Валландер тотчас заметил настороженность в ее глазах, хоть она и не знала еще, что он из полиции.

— Рыков, — сказал он, предъявив удостоверение. — У меня есть к нему несколько вопросов.

— О чем?

Говорит с акцентом. Вероятно, родом откуда-то из Восточной Европы.

— Об этом я поговорю с ним.

— Он мой муж.

— Он дома?

— Я скажу ему.

Женщина скрылась за дверью, вероятно в спальне. Валландер огляделся. Обстановка дорогая, а все же оставляет впечатление временности. Словно живущие здесь люди готовы в любую минуту сняться с места.

Дверь отворилась, вышел Владимир Рыков. Он был в халате, опять-таки явно дорогом. Волосы у него были спутаны, и Валландер подумал, что он, наверно, спал.

В Рыкове тоже чувствовалась настороженность.

Внезапно Валландер осознал, что наконец-то к чему-то приблизился. И это что-то сдвинет с мертвой точки следствие, начавшееся без малого две недели назад, когда Роберт Окерблум пришел к нему и сообщил о пропаже жены. Следствие, до сих пор тонувшее во множестве разрозненных путаных следов, которые пересекали друг друга, не давая ему продвинуться вперед.

Такое чувство он испытывал и в прежних делах. Чувство, что стоишь на пороге прорыва. И зачастую оно не обманывало.

— Я очень сожалею, что пришлось вас побеспокоить. Но у меня есть к вам несколько вопросов.

— О чем же?

Рыков так и не предложил ему сесть и говорил резко, неприязненно. Валландер решил перейти прямо к делу. Сел на стул и жестом попросил Рыкова и его жену сделать то же.

— Насколько мне известно, приехали вы сюда как иранский беженец, — начал Валландер, — и в семидесятые годы получили шведское гражданство. Впрочем, имя Владимир Рыков звучит отнюдь не по-ирански.

— Это мое личное дело.

Валландер пристально смотрел на него:

— Конечно. Но в определенных обстоятельствах вопрос с гражданством в нашей стране можно и пересмотреть. Например, если данные, на основе которых власти приняли решение, окажутся фальшивкой.

— Вы мне угрожаете?

— Вовсе нет. Чем вы занимаетесь?

— Я владелец туристического бюро.

— Название?

— «Рыков. Туристические услуги».

— С какими странами вы сотрудничаете?

— С разными.

— Например?

— Польша.

— А еще?

— Чехословакия.

— Дальше.

— Господи! Куда вы клоните?

— Ваше турбюро зарегистрировано в губернском управлении как частная фирма. Но, судя по данным налогового ведомства, последние два года вы не подавали декларации. Поскольку я предполагаю, что фальшивых деклараций вы не подаете, сей факт должен означать, что в последние годы ваше турбюро не функционировало.

Рыков оторопело смотрел на него.

— Мы живем на доходы прошлых удачных лет, — вмешалась его жена. — Нет такого закона, который требует постоянно работать.

— Совершенно верно, — согласился Валландер. — И все же большинство людей работает. По разным причинам.

Женщина закурила. Валландер видел, что она нервничает. Муж смотрел на нее неодобрительно. Она демонстративно встала и открыла окно. Удалось ей это не сразу, Валландер даже хотел помочь, но в конце концов она справилась с неподатливой рамой.

— У меня есть адвокат, который занимается всеми проблемами фирмы, — сказал Рыков, тоже явно нервничая.

Интересно, от злости или от страха? — подумал Валландер и продолжил:

— Давайте расставим точки над i. К Ирану вы имеете столь же отдаленное отношение, как и я. Вы родом из России. Лишить вас шведского гражданства невозможно. И я здесь вообще не по этому поводу. Вы русский, Рыков. И знаете, что происходит в иммигрантских кругах. В том числе и у ваших соотечественников, которые занимаются незаконными делами. Несколько дней назад в городе убили полицейского. Редкостная глупость, глупее просто быть не может. Нас это начинает злить, и сильно. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду.

Рыков как будто бы успокоился. Но Валландер заметил, что его жена по-прежнему нервничает, хоть и пытается скрыть беспокойство. То и дело она поглядывала на стену за его спиной.

Прежде чем сесть, он обратил внимание, что там висят часы.

Они чего-то ждут, подумал он, и не хотят, чтобы я оставался здесь.

— Я ищу некоего Коноваленко, — спокойно сказал Валландер. — Вы знаете такого?

— Нет, — ответил Рыков. — Первый раз слышу.

В ту же секунду Валландер понял три вещи. Во-первых, что Коноваленко существует. Во-вторых, что Рыков прекрасно знает, кто это. А в-третьих, ему очень не нравится, что полиция наводит о Коноваленко справки.

Итак, Рыков все отрицает. Но, задавая свой вопрос, Валландер как бы невзначай взглянул на его жену. В ее лице, в забегавших глазах он прочел ответ.

— Вы совершенно уверены? Я думал, Коноваленко — фамилия весьма распространенная.

— Я не знаю человека с такой фамилией. — Рыков повернулся к жене: — Мы ведь не знаем никаких Коноваленко?

Она покачала головой.

Как же, подумал Валландер. Вы прекрасно знаете этого Коноваленко. И через вас мы его разыщем.

— Жаль, что вы не знакомы с ним, — сказал Валландер.

Рыков удивленно посмотрел на него:

— Это все, что вы хотели узнать?

— Пока да, — ответил Валландер. — Но я уверен, это не последняя наша встреча. Мы ведь не остановимся, пока не поймаем убийцу полицейского.

— Мне об этом ничего неизвестно, — сказал Рыков. — Я, как и все, разумеется, очень сожалею о гибели молодого полицейского.

— Конечно. — Валландер встал. — Да, еще одно. Возможно, вы читали в газетах о женщине, убитой на юге Швеции неделю-другую назад. Или, может, по телевизору видели. Мы полагаем, что Коноваленко замешан и в этом преступлении.

На сей раз насторожился сам Валландер.

И даже не сразу понял почему.

Но секунду спустя сообразил, что насторожило его в Рыкове полное отсутствие реакции.

Он все время ждал именно этого, подумал Валландер, чувствуя, как забилось сердце. Чтобы не подать виду, он прошелся по комнате.

— Не возражаете, если я тут осмотрюсь?

— Пожалуйста, — ответил Рыков. — Таня, открой нашему посетителю все двери.

Валландер заглянул в комнаты. Но мысли его были заняты Рыковым.

Лувен и не догадывается, как он был прав, думал комиссар. В этой халлундской квартире есть след.

Он удивился собственному спокойствию. Нужно было немедля уйти отсюда, позвонить Лувену и вызвать опергруппу в полном составе. Взять Рыкова под перекрестный допрос и как следует прижать, пока он не признается в существовании Коноваленко и не расскажет, где тот находится.

Когда он заглянул в небольшую комнату, видимо предназначенную для гостей, она чем-то привлекла его внимание, но чем именно, он и сам не знал. Комната как комната. Кровать, письменный стол, плетеный стул, окно с синими шторами. На стене полка с безделушками и книгами. Валландер изо всех сил старался понять, что же такое он видит, не замечая. Запомнил подробности и отвернулся.

— Ну что ж, теперь я вас оставлю.

— Мы с полицией не ссоримся, — сказал Рыков.

— В таком случае беспокоиться вам не о чем, — ответил Валландер.

Он поехал обратно в город.

Вот теперь мы нанесем удар, думал он. Сейчас же расскажу Лувену и его людям всю эту примечательную историю. И мы заставим Рыкова или его жену заговорить.

Теперь-то мы их возьмем. Непременно возьмем.


Коноваленко едва не проворонил Танин сигнал. Поставив машину возле дома в Халлунде, он, как всегда, бросил взгляд на фасад. Они договорились, что, если по какой-то причине ему нельзя подниматься в квартиру, Таня оставит одно окно открытым. Окно было закрыто. Коноваленко пошёл к лифту и вдруг вспомнил, что забыл в машине пакет с двумя бутылками водки. Сходил за ним и машинально опять взглянул на фасад. Окно было распахнуто. Он вернулся в машину, сел за руль и стал ждать.

Когда из подъезда вышел Валландер, он тотчас смекнул, что едва не нарвался на полицию.

Таня подтвердила его подозрения. Это действительно был комиссар уголовной полиции, по фамилии Валландер. Вдобавок в его удостоверении Таня прочла, что он из Истада.

— Чего он хотел? — спросил Коноваленко.

— Спрашивал, не знаю ли я некоего Коноваленко, — сказал Рыков.

— Отлично! — воскликнул Коноваленко.

Таня и Рыков недоуменно уставились на него.

— Отлично! — повторил Коноваленко. — Кто мог рассказать ему обо мне? Если не вы? Только один человек — Виктор Мабаша. Через этого полицейского мы на него и выйдем.

Он велел Тане принести рюмки. Все трое выпили водки.

Коноваленко промолчал, но пил он за истадского полицейского. И был очень доволен собой.


Из Халлунды Валландер поехал прямо в гостиницу. И первым делом позвонил дочери.

— Мы можем встретиться? — спросил он.

— Сейчас? Я думала, ты работаешь.

— У меня есть час-другой. Если ты можешь.

— Где встретимся? Ты ведь плохо ориентируешься в Стокгольме.

— Я знаю, например, Центральный вокзал.

— Ну так что, встретимся там? Посредине большого зала? Через сорок пять минут?

— Договорились.

Положив трубку, Валландер спустился в холл.

— До вечера меня не будет, — сказал он администратору. — Если кто-нибудь спросит меня, лично или по телефону, скажете, что у меня срочное дело и связаться со мной нельзя.

— До которого часа?

— До поры до времени.

На Центральном вокзале, заметив Линду, он едва ее узнал. Волосы выкрашены в черный цвет, довольно короткая стрижка, яркий макияж. На ней был черный комбинезон, ярко-красный плащ и полусапожки на высоких каблуках. Валландер обратил внимание, что многие мужчины оглядываются на нее, и почему-то вдруг почувствовал досаду и смущение. Он назначил свидание собственной дочери. А навстречу ему шла молодая самоуверенная женщина. Давняя застенчивость исчезла без следа. Он обнял ее с ощущением, что совершает не вполне уместный поступок.

Линда сказала, что проголодалась. Пошел дождь, и они забежали в кафе на Васагатан, прямо напротив почтамта.

Она ела, а Валландер смотрел на нее и, когда она спросила, не хочет ли он тоже взять что-нибудь, покачал головой.

— Мама была здесь на прошлой неделе, — неожиданно сказала Линда. — Показывала своего нового поклонника. Ты его видел?

— Я больше полугода с ней не разговаривал.

— Мне он не понравился. По-моему, он больше интересовался мной, чем мамой.

— Вот как?

— Он, кажется, импортирует станки из Франции. Но говорил в основном о гольфе. Ты знаешь, что мама теперь играет в гольф?

— Нет, — удивился Валландер. — Не знаю.

Линда внимательно посмотрела на него, потом продолжила:

— И очень плохо, что не знаешь. Что ни говори, она пока самая важная женщина в твоей жизни. Она-то все про тебя знает. И про женщину из Латвии тоже.

Валландер обомлел. Он никогда не говорил с бывшей женой о Байбе Лиепе.

— Откуда ей это известно?

— Наверно, кто-то рассказал.

— Кто?

— Какая разница?

— Просто интересно.

Линда неожиданно сменила тему:

— Почему ты в Стокгольме? Ведь не затем же, чтоб повидаться со мной?

Валландер коротко рассказал о случившемся. В обратном порядке, до того дня две недели назад, когда отец объявил, что женится, а потом пришел Роберт Окерблум и сообщил, что у него пропала жена. Линда слушала внимательно, и впервые он почувствовал, что его дочь совсем взрослый человек. И в иных сферах жизни имеет куда больше опыта, чем он сам.

— Мне не с кем поговорить, — закончил он. — Если б хоть Рюдберг был жив. Помнишь его?

— Унылый такой, мрачный?

— Ну что ты, он был другой. Хотя иногда и казался суровым.

— Я помню его. Я надеялась, что ты никогда не станешь таким.

На сей раз тему сменил он:

— Что ты знаешь о ЮАР?

— Да не очень-то и много. Ну, например, что с чернокожими африканцами там обращаются почти как с рабами. И я, конечно, против этого. В народном университете у нас была встреча с одной негритянкой из ЮАР. Она такое рассказывала, что просто в голове не укладывается.

— В любом случае ты знаешь больше меня, — сказал Валландер. — В прошлом году, когда был в Латвии, я все время удивлялся, как умудрился дожить до сорока с лишним лет, ничего толком не зная о мире.

— Ты же не обращаешь внимания! Помню, лет в двенадцать-тринадцать я пыталась задавать вопросы. Но ни тебя, ни маму вообще не интересовало, что происходит за нашей калиткой. Только и разговору что о доме, о клумбах да о твоей работе. И ни о чем другом. Вы ведь поэтому и расстались?

— Ты так думаешь?

— Вы всю жизнь свели к проблеме тюльпанных луковиц и новых кранов в ванной. Вот о чем вы рассуждали, если вообще разговаривали между собой.

— А что дурного в разговорах о цветах?

— За своими клумбами вы не видели, что происходит вовне. — Она резко оборвала разговор и спросила: — Сколько у тебя времени?

— Час по крайней мере.

— Стало быть, фактически нет. Но можно повидаться попозже вечером, если хочешь.

Дождь перестал, они вышли на улицу.

— Не трудно ходить на таких высоких каблуках? — с сомнением спросил Валландер.

— Трудно. Но постепенно привыкаешь. Хочешь попробовать?

Валландер заметил, что ужасно рад ей. Внутри что-то расслабилось. Он провожал дочку взглядом, пока она, махнув на прощание рукой, не исчезла в метро.

И в эту самую минуту понял, что именно приметил днем в халлундскои квартире и никак не мог определить.

Теперь он знал, что это было.

Пепельница на полке! Совсем недавно он уже видел такую. Может, это и случайность. Но вряд ли.

Ему вспомнился вечер, когда он ужинал в истадской гостинице «Континенталь». Сперва сидел в баре. И на столе перед ним стояла стеклянная пепельница. Точь-в-точь такая же, как в гостевой комнате у Рыковых.

Коноваленко, подумал он.

Коноваленко побывал в «Континентале». Возможно, сидел за тем же столиком, что и я. И не устоял перед соблазном прихватить с собой тяжелую стеклянную пепельницу. Человеческая слабость, самая заурядная. Ему и в голову не могло прийти, что комиссар уголовной полиции из города Истад заглянет в небольшую комнату халлундской квартиры, где он временами ночует.

Валландер поднялся в свой номер, размышляя о том, что не такой уж он никудышный полицейский. Время пока не упущено. И он сумеет раскрыть бессмысленное и жестокое убийство женщины, заблудившейся на дорогах Крагехольма.

Затем он подытожил все, что знал. Луиза Окерблум и Клас Тенгблад убиты из одного оружия. Кроме того, Тенгблада застрелил человек, говоривший по-шведски с акцентом. На черного африканца, свидетеля убийства Луизы Окерблум, охотится человек, который тоже говорит с акцентом и предположительно зовется Коноваленко. Этот Коноваленко — знакомый Рыкова, хотя тот упорно отпирается. Судя по комплекции, Рыков вполне мог быть «Нурдстрёмом», которому Альфред Ханссон сдал дом. И в рыковской квартире есть пепельница, доказывающая, что кто-то из них бывал в Истаде. Немного, конечно, и, если б не пули, взаимосвязь выглядела бы весьма и весьма шатко. Но здесь ему поможет интуиция, теперь нужно положиться именно на нее. Если как следует прижать Рыкова, можно бы получить ответы, которые так необходимы.

В тот же вечер они с Линдой поужинали в ресторане рядом с гостиницей.

На сей раз Валландер чувствовал себя в ее обществе менее неуверенно. Спать он лег около часу ночи, думая о том, что давненько не проводил вечер так приятно.


Наутро около восьми, придя в управление, Валландер изложил изумленным оперативникам свои халлундские открытия и выводы. Поначалу он чувствовал, как его слова бьются о глухую стену недоверия, но желание схватить убийцу товарища оказалось сильнее, и мало-помалу настрой изменился. В конце концов все согласились с его выводами.

А затем события начали разворачиваться с огромной быстротой. Пока готовили захват, дом в Халлунде был взят под наблюдение. Молодой энергичный прокурор, не колеблясь, поддержал планы полиции схватить преступника.

Операция была намечена на два часа дня. Меж тем как Лувен и его коллеги прорабатывали детали, Валландер молча держался в стороне. Около десяти, в самый разгар суматохи, он прошел в кабинет Лувена и позвонил Бьёрку в Истад. Рассказал о захвате, намеченном на вторую половину дня, и о том, что убийство Луизы Окерблум, видимо, вот-вот будет раскрыто.

— Признаться, звучит все это просто невероятно, — сказал Бьёрк.

— Мы живем в невероятном мире.

— Как бы там ни было, ты здорово поработал. Я сообщу всем нашим, что происходит.

— Только без пресс-конференции, — сказал Валландер. — И пока ни слова Роберту Окерблуму.

— Конечно нет. Когда думаешь вернуться?

— Как только смогу. Что с погодой?

— Лучезарная. Похоже, все-таки пришла весна. Сведберг чихает как сумасшедший, от аллергии. А это, как ты знаешь, безошибочный признак весны.

Положив трубку, Валландер почувствовал легкую ностальгию. Но напряжение перед захватом было еще сильнее.

В одиннадцать Лувен собрал всех участников халлундской операции. Наблюдатели сообщали, что Владимир и Таня находятся в квартире. Есть ли там кто-нибудь еще, неизвестно.

Валландер внимательно слушал Лувена. Он понимал, что здесь, в Стокгольме, задержание происходит совсем не так, как у них в Истаде. Да и масштаб совершенно другой. Единственное, что ему вспомнилось, — это происшествие годичной давности, когда они брали наркомана, который забаррикадировался в летнем домике в Сандскугене.

Перед началом совещания Лувен спросил, хочет ли Валландер активно участвовать в операции.

— Да, — ответил он. — Если Коноваленко там, то в известном смысле он мой. По меньшей мере наполовину. Вдобавок мне очень хочется увидеть физиономию Рыкова.

В половине двенадцатого совещание закончилось.

— Неизвестно, что мы там застанем, — сказал Лувен. — Предположительно только двух людей, которым придется безропотно примириться с нашим появлением. Но может случиться и иначе.


Валландер пообедал в управлении, вместе с Лувеном.

— Ты никогда не задумывался, что у нас за работа? — неожиданно спросил Лувен.

— Каждый день об этом думаю, — ответил Валландер. — Наверное, как и большинство полицейских.

— Не знаю, — сказал Лувен. — Я знаю только, о чем думаю сам. И эти мысли меня угнетают. Здесь, в Стокгольме, мы практически теряем контроль. Не знаю, как обстоит в небольших округах вроде Истада. Но в нашем городе преступники, похоже, чувствуют себя весьма вольготно. По крайней мере что касается риска быть схваченным.

— У нас пока все под контролем, — сказал Валландер. — Хотя различия между округами быстро стираются. То, что происходит здесь, происходит и в Истаде.

— Многие здешние полицейские мечтают перевестись в провинцию. Думают, там легче.

— Но многие и рвутся к вам. Те, кому в провинции и маленьких городках чересчур уж спокойно.

— Я бы вряд ли стал меняться, — сказал Лувен.

— Да и я тоже, — согласился Валландер. — Я истадский полицейский. Или не полицейский вообще.

Разговор увял. После обеда Лувен заторопился куда-то по делам.

Валландер разыскал комнату отдыха и прилег на диван. Если вдуматься, с тех пор как Роберт Окерблум впервые побывал у него в кабинете, он ни разу толком не спал.

Дремал он всего несколько минут и проснулся как от толчка.

А потом лежал и думал о Байбе Лиепе.


Операция в Халлунде началась ровно в два. Валландер, Лувен и еще трое полицейских вошли в подъезд. Дважды позвонили в квартиру, но безрезультатно, и в конце концов вскрыли дверь ломиком. Группа захвата, вооруженная автоматами, держалась поблизости. У всех, кроме Валландера, в руках были пистолеты. Лувен заранее спросил, нужно ли ему оружие. Но Валландер отказался. Зато, как и все, с благодарностью облачился в бронежилет.

Они ворвались в квартиру, рассыпались по комнатам, и все кончилось, не успев начаться.

Квартира оказалась пуста. Людей там не было.

Полицейские недоуменно смотрели друг на друга. Потом Лувен достал мобильный телефон и связался с наружными наблюдателями.

— Квартира пуста, — сказал он. — Брать некого. Всем отбой. Вызовите криминалистов, пусть осмотрят квартиру.

— Должно быть, ночью сбежали, — сказал Валландер. — Или на рассвете.

— Мы их возьмем, — сказал Лувен. — Получаса не пройдет, как в розыск включится вся страна. — Он протянул Валландеру одноразовые перчатки. — Если захочешь поднять матрасы.

Пока Лувен разговаривал по мобильнику с управлением, Валландер прошел в маленькую комнату. Надел перчатки и осторожно взял с полки пепельницу. Он не ошибся. Точно такую же он видел несколько дней назад в баре, когда перебрал виски.

— Здесь наверняка есть отпечатки пальцев, — сказал он, вручая ее одному из криминалистов. — В нашей картотеке они вряд ли зарегистрированы. Но возможно, найдутся в картотеке Интерпола.

Техник спрятал пепельницу в пластиковый пакет.

Валландер подошел к окну, рассеянно скользнул взглядом по соседним домам и серому небу. Ненароком вспомнил, что именно это окно Таня открывала накануне, чтобы выгнать табачный дым, который раздражал Владимира. Валландер не мог сказать, угнетен ли он неудачей или раздосадован. Перешел в большую спальню, заглянул в шкафы. Одежда вроде как на месте, висит на плечиках. А вот нескольких сумок определенно недостает. Он сел на край кровати, рассеянно выдвинул ящик ночного столика. Ничего, кроме мотка бечевки да начатой пачки сигарет. Он запомнил, что Таня курит французские «Житан».

Нагнулся, глянул под кровать — пыльные тапки, и все. Обошел вокруг кровати и открыл другой ящик. Пусто. На столике была пепельница с множеством окурков и недоеденное шоколадное пирожное.

Валландер заметил, что окурки с фильтром. Взял один — «Кэмел».

И вот тут он задумался.

Вспомнил вчерашний день. Таня закурила. Владимир тотчас разозлился, и она открыла окно, причем с большим трудом.

Курильщики редко сердятся на своих собратьев. Особенно когда в комнате не накурено. Таня что же, курила разные сигареты? Едва ли. Значит, Владимир тоже курит.

Валландер задумчиво прошел в гостиную. Открыл то самое окно. Оно и на сей раз поддалось с трудом. Тогда он попробовал другое окно и стеклянную дверь на балкон. Открываются с легкостью.

Наморщив лоб, он остановился посреди комнаты. Почему она выбрала именно это окно? И почему его было так трудно открыть?

Эти вопросы вдруг приобрели огромную важность. И секунду спустя он понял, что ответ может быть только один.

Таня открыла тугое окно, потому что по некой причине нужно было открыть именно его. А раму заело просто оттого, что это окно открывали редко.

Валландер опять стал у злополучного окна и подумал, что как раз его хорошо видно из автомобиля на стоянке. Второе окно будет заслонено балконом. А балконную дверь со стоянки вообще не увидишь.

Он еще раз проверил свои выводы.

И все понял. Таня нервничала. Смотрела на часы у него за спиной. Потом открыла окно, подала кому-то на автостоянке сигнал, что в квартиру подниматься нельзя.

Коноваленко. Он был совсем рядом, подумал Валландер.

В промежутке между двумя телефонными звонками он рассказал Лувену о своих выводах.

— Наверно, ты прав, — сказал Лувен. — Хотя это мог быть и кто-то другой.

— Конечно. Мог быть и другой.

Они вернулись на Кунгсхольмен, оставив криминалистов в Халлунде, и едва успели открыть дверь лувеновского кабинета, как зазвонил телефон. В железном ящике криминалисты обнаружили несколько гранат со слезоточивым газом, того же типа, какие были брошены в сёдермальмской дискотеке.

— Все становится на свои места, — сказал Лувен. — Не пойму только, чем ему не угодила дискотека? Так или иначе, розыск по стране уже объявлен. Кроме того, задействуем газеты и телевидение.

— Тогда я завтра возвращаюсь в Истад, — решил Валландер. — А когда вы возьмете Коноваленко, мы на время позаимствуем его к себе в Сконе.

— Всегда ужасно досадно, когда операция оказывается бесплодной. Интересно, где они прячутся, — сказал Лувен.

Вопрос повис в воздухе. Валландер поехал в гостиницу и задумал нынче же вечером наведаться в «Аврору». Не мешает задать бритому бармену еще несколько вопросов.

Его не оставляло ощущение, что он близок к разгадке.

Загрузка...